Сеть. Как устроен и как работает Интернет Блам Эндрю

Я почувствовал себя так, словно со мной играют, загадывают загадки, вроде тех, которые Google предлагает на собеседовании своим потенциальным сотрудникам. Что осталось недосказанным? Возможно, эти слова – какой-то код? Что я должен был увидеть? Мимо на небесно-голубом прогулочном велосипеде проехал какой-то человек с бородой.

– Думаю, нам пора войти внутрь! – объявил пресс-менеджер.

Ланч был очень вкусным. Я съел органически выращенного лосося, овощной салат и пудинг с арахисовым маслом на десерт. По приглашению пресс-атташе к нам присоединились еще несколько сотрудников, и пресс-менеджер попросил каждого из них рассказать, чем хороша жизнь в Дэлз и работа в Google («Давайте расскажем Эндрю, почему нам нравится работать в Google и жить в Дэлз!»).

Беттс, специалист в области хранения данных, был вторым по влиятельности руководителем одного из самых, по моему предположению, инновационных комплексов в мире, ключевого компонента одной из величайшей из когда-либо созданных компьютерных платформ. Но он был замкнут и явно предпочитал вообще ничего не говорить, чтобы случайно не выйти за узкие рамки, предписанные ему пиар-отделом. Итак, мы беседовали о погоде.

Я не мог придумать, как мне яснее выразить свое разочарование этими танцами с бубном. Разве это не миссия Google – делать информацию доступной? Разве вы не лучшие, не самые умные? Разве вы не больше всех других желаете поделиться тем, что знаете сами? Но я понимал, что молчание не было добровольным выбором моих собеседников. Это решение было больше, чем они сами. Порицать их за это было бы несправедливо. Моя розетка с ореховым маслом придала мне смелости, и я наконец пробормотал, что очень огорчен тем, что мне не дали возможность попасть внутрь дата-центра. Мне так хотелось взглянуть на него!

Ответ пресс-атташе последовал незамедлительно:

– Сенаторам и губернаторам тоже приходилось огорчаться по этому поводу!

Мимо прошел какой-то парень с подносом, надпись на его футболке гласила: «Люди, которые думают, что все знают, бесят тех из нас, кто действительно все знает».

Лишь отъезжая от кампуса, я начал по-настоящему ощущать, насколько я расстроен этим странным визитом – вероятно, самым странным из всех моих визитов в различные интернет-места. Google ничего мне не показал, кроме того, что есть вещи, которые мне нельзя было знать. Я спрашивал себя о том, справедливо ли я сужу моих хозяев: возможно, оруэлловская атмосфера была лишь побочным эффектом законного права Google хранить корпоративные секреты и защищать нашу же приватность. Я даже прочел на их корпоративном сайте небольшую заметку об этом. В ней говорилось:

Мы понимаем, что многим людям дата-центры могут казаться «черными ящиками», но у нас есть веские причины не раскрывать деталей работы наших комплексов, в которых расположены хранилища данных… С одной стороны, мы вкладываем большие ресурсы в то, чтобы сделать свои центры самыми быстрыми и эффективными в мире, и мы стремимся защитить свои инвестиции. Но еще важнее для нас безопасность и конфиденциальность информации, которую нам доверяют наши пользователи. Сохранность и приватность данных пользователей – наш главный приоритет и большая ответственность, особенно в свете того, что вы можете перейти к использованию продуктов от наших конкурентов за один клик мышки. Именно поэтому мы используем лучшие из известных технологий, чтобы гарантировать неизменную защищенность наших дата-центров и наших сервисов.

Знаменитая формулировка миссии Google гласит: «Организовать всю информацию в мире и сделать ее повсеместно доступной и полезной». И все же в случае с городом Дэлз корпорация зашла настолько далеко, что даже затерла спутниковый снимок дата-центра на Google Maps – изображение там не просто устарело, оно намеренно размыто. Я посетил десятки интернет-мест, и люди, которых я там встречал, всегда страстно хотели донести до меня, что Интернет – это не теневая, а удивительно открытая сфера, которая коренным образом зависит от сотрудничества и доступности информации. Разумеется, развитие Сети стимулируется коммерческой выгодой, но при этом должно сохраняться чувство социальной ответственности.

Google был исключением. Меня в буквальном смысле «пустили на порог», но лишь формально. Это было не слишком завуалированное послание о том, что мне (а следовательно, и всем нам) нельзя доверить детали того, что происходит на их предприятии, в том месте, которому мы якобы доверили свои запросы, письма и даже идеи. Основные цвета их логотипа и его детская игривость больше не казались мне дружелюбными – они заставили меня почувствовать себя школьником. Это была компания, которая, вероятно, знает о нас больше других, и она оказалась самой закрытой, когда речь зашла о ней самой. Ирония этого факта заставила меня сделать остановку на моем пути.

По дороге в Дэлз я остановился у Бонневильской плотины, соединяющей берега реки Колумбия. Плотина и стоящая на ней внушительных размеров электростанция построены и все еще эксплуатируются Инженерным корпусом армии США. Свернув с трассы, я проехал через короткий туннель с большими железными воротами. Вооруженная сотрудница охраны спросила, есть ли у меня с собой огнестрельное оружие, и осмотрела мой багажник. Затем она приподняла в приветствии козырек своей бейсболки и предложила мне проехать внутрь.

В большом туристическом центре нашли себе место сувенирный магазин, экспозиция, посвященная строительству плотины и экологии реки, а также комната со стеклянными стенами, сквозь которые можно было наблюдать, как лосось поднимается по рыбоводному каналу вверх по течению, направляясь на нерест. Это была классическая американская придорожная достопримечательность, синтез большого правительственного проекта и великого ландшафта, технологического триумфа и экологической трагедии, связанных между собой сложными узами и приправленных некоторой долей китча. Для меня как любителя всяческой инфраструктуры и (в меньшей степени) как любителя наблюдать за рыбой плотина была отличным поводом для остановки.

Я не мог не сравнить плотину с дата-центром Google. Первая находилась во владении правительства, второй принадлежал публичной корпорации, и оба были выдающимися достижениями американского инженерного гения. Они были функционально связаны друг с другом: именно Бонневильское управление энергетики отчасти способствовало появлению Google в этом регионе. Но плотина была воплощением гостеприимства, а дата-центр был наглухо заперт. Почему бы Google тоже не открыть центр для посетителей с сувенирным магазином и видом на галерею серверов? Думаю, подобная достопримечательность – место, где можно узнать, что происходит позади белой странички Google, – привлекла бы много туристов. Но пока все было ровно наоборот. Дата-центр был замкнут и засекречен.

Посещая различные интернет-места, я часто чувствовал себя первопроходцем, первым туристом. Но на плотине я почувствовал, что это, возможно, лишь временно, что за мной придут и другие. В этих зданиях хранятся такие большие фрагменты наших собственных личностей, что Google будет сложно отстоять свою позицию. Я отправился на поиски Интернета, чтобы узнать что-то новое. Google не дал мне почти никаких новых знаний. Уезжая, я старался не думать о том, что именно Google знает обо мне.

У меня было еще одно дело в этих краях. Google не был единственным интернет-гигантом, обосновавшимся в регионе. К северу находился городок Куинси, где располагались крупные дата-центры Microsoft, Yahoo! Ask.com и других компаний. А всего в ста милях строго на юг от Дэлз, в настоящей глуши, стоял город Прайнвилл. Именно в Прайнвилле решила с нуля построить свой первый дата-центр компания Facebook, и масштабы его уж точно не должны были уступать масштабам гугловского хранилища в Дэлз. Сам по себе этот факт был еще одним доказательством того, что восточный Орегон идеально подходит для хранения данных: всего через четыре года после Google сюда пришел Facebook.

За городской чертой Дэлз двухполосная дорога внезапно резко пошла на подъем, прочь от долины реки Колумбия, к высокому плато центрального Орегона. На ней неровными полосами лежал снег, хрустевший под моими шинами. Через дорогу, словно пластиковые пакеты через городскую мостовую, то и дело перелетали настоящие перекати-поле. Неизменные опоры высоковольтных линий Бонневильского управления энергетики маршировали по зеленой полыни, словно колонны гигантских солдат. До Прайнвилла было сто с лишним миль. Что означало это расстояние? Почему Facebook не подыскал себе место в Дэлз? Или в Куинси? На карте эти местечки казались соседями. Когда представляешь далекое место, куда заглядывают немногие, легко представить себе его единым. Но медленно накручивая мили под огромным куполом небес, проезжая через небольшие городки и пустые перекрестки, начинаешь понимать, что у каждого места есть свой характер, своя история и жители со своим прошлым. «Интернет-облако» и все части этого «облака» превращались в настоящие, конкретные физические места, в материальную реальность, единственной странностью которой была мгновенная скорость, с которой мы изо дня в день обращаемся к ней.

Я недолго наслаждался поразительным простором этого ландшафта, как меня уже отвлек передний план: красная полоса свежевскопанной земли, в которую через каждые несколько сотен ярдов были воткнуты белые пластиковые шесты с оранжевыми верхушками. В конце концов я решил остановиться и поближе взглянуть на один из шестов. На нем была надпись: «Осторожно! Под землей оптоволоконный кабель. Не копать! Level 3 Communications».

Базирующаяся в Денвере корпорация Level 3 Commu-nications работает с крупнейшими глобальными магистральными сетями. Один из ее длинных маршрутов пролегает здесь, в этой глуши. Скорее всего, в этом кабеле было несколько сотен нитей оптоволокна, хотя, по всей вероятности, лишь небольшая часть из них была «освещена» сигналами, в то время как оставшиеся «тусклые» нити ждали своего часа. По одному оптоволокну можно передать терабайты данных. Но меня восхищали отнюдь не величина этой цифры (триллион битов!) и не географический охват Level 3. Это был стоп-кадр: мгновенное присутствие всех этих частей в одной конкретной точке. Когда ты щелкаешь мышкой по небольшому фото, предназначенному для предварительного просмотра, и ждешь загрузки большой картинки, редкие световые импульсы за бесконечно малую долю секунды проходят вдоль обочины трассы US-197, рядом с кружочком на карте, подписанным «Мопин, Орегон». Сложно сказать, по какой именно стороне дороге и в какой именно момент они пройдут. Достаточно помнить, что между «тут» и «там» всегда есть точка у дороги, обозначенная небольшим оранжево-белым столбиком. Путь непрерывен и реален.

Через несколько миль я добрался до перевала и тут же сорвал джекпот интернет-туриста: прямо передо мной была станция регенерации сигнала, в которой стояло оборудование, усиливающее световые сигналы, путешествующие через всю страну. Участок размером с два теннисных корта, на котором уместились посыпанная гравием парковка и три небольших здания, был обнесен колючей проволокой. Когда я вышел, чтобы взглянуть на объект поближе, на меня обрушился ветер пустыни, громко захлопнувший дверь машины. Два здания имели стальные стены и походили на грузовые контейнеры. Третье было бетонным и отштукатуренным, имело множество дверей и напоминало камеру хранения. Между ними стоял топливный бак размером с диван. На ограждении висел белый знак с черными буквами: «Посторонним вход воспрещен. Level 3. В случае чрезвычайной ситуации звонить по телефону…» Учитывая, что вокруг было пусто, сигналы здесь не хранились – все это сооружение просто принимало их и посылало дальше с помощью стоек установленного внутри оборудования. Это был своего рода пит-стоп, необходимый фотонам на их скоростном пути по оптоволокну.

Прямо через дорогу находилось сооружение, которое можно было бы назвать реализацией этой же идеи в предыдущем поколении: система УКВ-передатчиков компании AT&T, способная пережить ядерное нападение. Это было большое, похожее на бункер, мрачное здание с длинными и тонкими антеннами. Оно производило гнетущее впечатление. А комплекс домиков Level 3 скорее напоминал хозяйственные постройки, которые обычно располагаются позади заправочных станций. Я вспомнил, что уже сталкивался с подобным контрастом в Корнуолле, где грубый бункер British Telecom резко контрастировал с более скромным зданием Global Crossing. Я подумал о бетонных зданиях Эшберна и о гофрированных железных ангарах Амстердама. У Интернета не было генерального плана, и, с архитектурной точки зрения, его не касалась рука мастера. У него не было такого человека, как Изамбард Кингдом Брюнель – инженера Викторианской эпохи, построившего вокзал Паддингтон и кабельное судно «Грейт Истерн», который умел бы мыслить грандиозно, совмещать все части друг с другом и тем самым соединять их в некое технологическое совершенство.

Промежуточные точки Интернета, подобные той, на которую я сейчас смотрел, пытались затеряться в пространстве. Путешествию данных не уделялось внимания – оно притворялось несуществующим. Но оно совершенно точно существовало. Я взобрался на крышу машины для лучшего обзора – самое большее, что я мог сделать, чтобы приблизиться к этому огромному небу. Вокруг, насколько хватало глаз, не было ни людей, ни машин, ни других домов. Ветер был слишком сильным, чтобы я мог различить жужжание даже очень далеких автомобилей.

До Прайнвилла оставалось еще семьдесят пять миль. Если от Портленда до Дэлз рукой подать, то Прайнвилл спрятан в глуши Орегона, вдали от федеральных автострад, в уголке настолько далеком, что он был заселен одним из последних в Америке – лишь тогда, когда переселенцы заметили крупицы золота, застрявшие в копытах заблудившегося, а потом найденного скота. Прайнвилл до сих пор остается ковбойским городком, родным домом ежегодного фестиваля «Табунщики Крукид-ривер» – крупного праздника родео. Люди в здешних местах всегда умели бороться за место под солнцем, вплоть до того, что, когда в XIX веке железнодорожная магистраль прошла мимо Прайнвилла, город за свой счет построил свою собственную ветку – такая «средняя миля» эпохи промышленной революции пришлась бы по душе Нолану Янгу. Железная дорога города Прайнвилл (со слоганом «Врата в Центральный Орегон») все еще эксплуатируется, являя собой последний в стране пример путей, находящихся в муниципальной собственности.

Но самое большое испытание выпало на долю Прайнвилла недавно, когда его крупнейший работодатель, производитель шин Les Schwab Tire Centers, ушел в Бэнд, расположенный в тридцати милях отсюда процветающий горнолыжный курорт, гордящийся сразу девятью кофейнями Starbucks и большим супермаркетом Whole Foods[43]. И тогда Прайнвилл стал бороться за то, чтобы привлечь сюда Facebook, используя в качестве приманки налоговые льготы, которые должны были позволить компании сэкономить 2,8 миллиона долларов в год, если она разместит свой дата-центр в промышленной зоне на окраине города. И если компания Google всеми силами старалась поддерживать в Дэлз секретность, то Facebook прибыла в Прайнвилл под звон фанфар. Проезжая по Мейн-стрит, вдоль которой стояли здания 1950-х годов, я заметил в окне одного из магазинов значок «Добро пожаловать, Facebook».

Дата-центр был расположен на возвышающемся над городом крутом холме, с которого открывается вид на реку Крукид-ривер. По обеим сторонам дороги выстроились ряды бело-оранжевых знаков, предупреждавших о проложенном под ними кабеле и, подобно хлебным крошкам, рассыпанным Мальчиком-с-пальчик, указывавших путь к дверям хранилища данных. Меня сразу поразили его колоссальные размеры – оно было длинным и низким, словно салон по продаже грузовиков у обочины автострады. Оно было к тому же на удивление красивым – визуально гораздо более привлекательным, чем любой другой кусочек Интернета, который мне доводилось видеть, и оно стояло на самой вершине холма, подобно греческому храму. По сравнению со зданиями Google с их погрузочными платформами и торчащими со всех сторон пристройками комплекс Facebook с его четкими и какими-то человечными формами полыни казался чрезвычайно рациональным. Он стоял в одиночестве на поросшем полынью холме, среди пустынного пейзажа – аккуратные бетонные плиты, увенчанные надстройкой из гофрированной стали.

В момент моего визита комплекс все еще строился – пока что была закончена лишь первая большая серверная. От задней части здания отходили еще три пристройки, делавшие его похожим на сороконожку, которая отращивает новые части тела, причем желтые панели скелета последней из них все еще были открыты. Общая площадь всех четырех частей должна была равняться 300 000 квадратных футов, что примерно соответствует общей площади десятиэтажного офисного здания. В ближайшее время предполагалось начало строительства еще одного здания такого же размера; кроме того, на участке было достаточно места для строительства третьего. На другом конце страны, в Форест-Сити, штат Северная Каролина, Facebook также начала строительство здания-близнеца по этому же проекту, и оно также оказалось всего в пятидесяти милях от принадлежавшего Google крупного дата-центра в Ленойре, в той же Северной Каролине.

До посещения этих больших комплексов я был склонен считать, что хранилища данных – это худшая разновидность завода, черное пятно на девственном пейзаже. Но оказавшись в Прайнвилле, я увидел, что этот городок – и без того индустриальный центр, окруженный развитой гидроэлектрической инфраструктурой и буквально усыпанный предприятиями лесной промышленности. Идея о том, что какое-то хранилище данных испортит окрестные пейзажи, казалась совершенно абсурдной. Прайнвилл давно был городом заводов, в настоящий момент больше всего нуждавшимся в новых индустриальных проектах. Что меня удивляло, так это то, как дата-центр вообще оказался в этой глуши. Это огромное здание, стоящее среди поросшего бурьяном пустыря, было грандиозным монументом сетевого мира. Нечто подобное можно было найти в Виргинии или Сан-Хосе, и в этом не было ничего удивительного – но удивляла логика сети, которая привела этот гигантский жесткий диск в глушь штата Орегон.

Внутри я обнаружил Кена Пэтчетта, откинувшегося на спинку новехонького и дорогого кресла на колесиках, с которого еще даже не были сняты заводские наклейки. Он сидел за своим столом в солнечном открытом офисе с белыми наушниками от айфона в ушах и участвовал в телефонной конференции, которая уже подходила к концу. Прежде чем переехать в Прайнвилл, чтобы приступить к руководству местным дата-центром, он делал эту же работу в Дэлз, но мне было сложно представить его в Google.

– У моей собаки было больше доступа ко мне, чем у моей семьи! – смеется Пэтчетт.

В отличие от игравших со мной в молчанку гуглороботов, Пэтчетт говорит все, что считает нужным. Он выраженный экстраверт с громким голосом и живым чувством юмора. В нем шесть футов четыре дюйма роста, и когда он надевает каску, чтобы показать мне недостроенные части здания, то становится похож на одного из тех рабочих-монтажников, которые все еще возятся с металлоконструкциями на стройплощадке. Он и правда настоящий монтажник: его функция в Facebook заключается не в том, чтобы обрабатывать информацию (или, по крайней мере, не только в этом), а в том, чтобы обеспечить надлежащее функционирование этой громадной машины.

Пэтчетт родился в семье кадрового офицера и вырос на военной базе, а потом жил с бабушкой и дедушкой на их ферме в Нью-Мексико и перед тем, как отправиться в школу, помогал им доить коров. Он хотел быть монтажником или полицейским, но бросил колледж, потому что не смог больше играть в футбол. Он путешествовал по стране, подрабатывая обслуживанием и ремонтом оборудования на лесопилках.

– Если вы хотите поговорить о щепе, то я как раз тот парень, с которым можно поговорить о щепе, – смеется он. – И если у вас плохая щепа, я могу рассказать, как сделать ее хорошей.

Он даже как-то раз оказался в Прайнвилле, где устанавливал дробилку на городской лесопилке по заказу городской администрации. В двадцать четыре года он уже был отцом четверых детей, и он решил заняться компьютерами, чтобы больше зарабатывать. В 1998 году, выполняя заказ в Сиэтле, он узнал о контрактной позиции в дата-центре Microsoft, на которой платили 16 долларов в час. Приехав на место, он понял, что когда-то участвовал в строительстве этого здания в качестве металлурга:

– Я вошел и понял: эй, да я здесь уже был! Потом мимо меня проковылял какой-то малый, и я решил, что это уборщик. А потом он появился снова, и оказалось, что это тот самый парень, который должен проводить интервью со мной.

Пэтчетт закончил в разное время несколько технических курсов, но парень, просмотрев его бумаги, спросил: «И что все это значит? Почему я должен взять вас на работу?» Это было для Пэтчетта уроком:

– Я ничего не знаю. Я знаю довольно, чтобы как-то разобраться в жизни, но чему я научился на всех этих курсах, так это тому, что в принципе я знаю недостаточно.

Через месяц его наняла Compaq, которой нужен был управляющий дата-центром.

– Ну, я начал как настоящий хороший менеджер: пришел туда, покрасил стены в кабинете и поставил искусственные цветы.

Microsoft включила его в команду, занимавшуюся глобальными сетями, и он отпраздновал смену тысячелетий, сидя на крыше здания AT&T в Сиэтле со спутниковым телефоном в руке – а вдруг конец света все-таки настанет. Через несколько лет он перешел в Google и начал с управления хранилищем данных в Дэлз, но вскоре получил повышение и отправился строить дата-центры в Гонконге, Малайзии и Китае. Он находился в Пекине в тот день, когда Google ушла из Китая[44].

– Мы оставили там какие-то ящики, но они ничего не делают – только мигают огоньками, – заверил меня Пэтчетт.

Когда речь зашла о Facebook, я сказал Пэтчетту, что меня очень интересует, почему это здание находится именно здесь, в какой-то глухомани, но он перебил меня:

– Разве можно отказать целому городскому сообществу только потому, что у них здесь нет какой-то одной вещи? – Он покачал головой. – Разве можно сказать: да пошли они, если у них нет хлеба, пусть едят свои пирожные?

Было бы наивно полагать, что Facebook пришла в Прайнвилл лишь ради местного сообщества, и, вообще говоря, место было выбрано задолго до того, как Пэтчетт пришел в Facebook. Но теперь, когда компания была здесь, он твердо решил, что Facebook должна стать частью Прайнвилла. Наводить мосты между людьми – это в духе Facebook, возможно, иногда даже больше мостов, чем им было нужно. Это распространялось и на дата-центр.

– Мы здесь не для того, чтобы менять местную культуру, а для того, чтобы интегрироваться и стать ее частью, – заявил Пэтчетт.

В какой-то степени это было целенаправленным пиар-ходом, позволявшим избежать повторения ошибок, которые Google совершила в Дэлз, и плохих отзывов в прессе. В то время как Google все держала в строжайшей тайне, грозя судом любому, кто осмеливался произнести ее имя, Facebook намеревалась распахнуть свои объятия местному сообществу. Но это намерение было облечено в более общие слова об открытости технологий. На пресс-конференции, прошедшей вскоре после моего визита в Прайнвилл, Facebook объявила о запуске проекта Open Compute, в рамках которого опубликовала схемы всего дата-центра – от материнских плат до систем охлаждения, призвав другие компании также сделать первый шаг в правильном направлении. «Хватит относиться к хранилищам данных как к бойцовским клубам», – заявил директор по инфраструктуре Facebook. Однако на различие между Google и Facebook можно было посмотреть и под другим углом: Facebook рисковал нашей приватностью, в то время как Google горячо ее защищал. Но по крайней мере Пэтчетт с радостью показывал мне дата-центр Facebook.

– Это не имеет никакого отношения к «облакам». Тут важен только холод.

Мы начали осмотр с коридора со стеклянными стенами, обставленного современной мебелью ярких цветов и увешанного фотографиями старого Прайнвилла. Facebook специально нанял арт-консультанта, чтобы тот порыскал по городу и нашел изображения, которыми можно было бы украсить офис. (Мне это показалось вполне разумным: если собираешься ухлопать полмиллиарда на жесткие диски, почему бы не накинуть еще пару тысяч на искусство?) Пэтчетт обратил мое внимание на одну из фотографий:

– Посмотри-ка на этих людей – с такой дамочкой шутки плохи! А эти шляпы? Ни одной одинаковой, – прокомментировал он. – У каждого свой стиль. – Он подмигнул: типичная шутка «от Facebook».

Мы миновали переговорные комнаты, каждая из которых была названа именем одного из местных сортов пива, и вошли в длинный и широкий холл с сетчатым потолком, напоминавшим склад в магазине IKEA. По мере нашего продвижения у нас над головами зажигались лампы. Электронный пропуск Пэтчетта позволил открыть еще одну дверь и оказаться в первой комнате дата-центра, который все еще находился в процессе подключения. Комната была просторной и ярко освещенной, как танцевальный зал в отеле, совершенно новой и еще не загроможденной оборудованием. По обеим сторонам от центрального коридора ответвлялись узкие проходы, образованные стойками с черными серверами. Их масштаб и форма, бетонный пол, на котором они стояли, – все это напоминало библиотечное хранилище в подвале. Но вместо книг тут хранились тысячи дрожащих синих огоньков. За каждым огоньком скрывался жесткий диск емкостью в один терабайт; в комнате помещались десятки тысяч таких дисков; в здании было еще три комнаты такого же размера. Я никогда прежде не видел так много данных в одном месте – это был просто какой-то Большой Каньон данных. И это были важные данные, не какие-нибудь сухие базы банков или правительственных ведомств. Где-то внутри была скрыта информация, которая была хотя бы отчасти моей, способной вызвать столько эмоций, сколько было не под силу почти никаким другим данным. Но даже это знание все еще казалось абстрактным. Я знал Facebook в качестве страницы на своем экране, в качестве удивительно интересного способа обмена личными новостями – о рождении детей, о смене работы, о страхах, связанных со здоровьем, о путешествиях и первом дне в школе, – которые вдруг перемежались щемящими душу записями о чьей-то кончине. И все же у меня не могло не перехватить дыхание от очевидности того, что физически присутствовало передо мной: это была просто комната. Холодная и пустая. Все в ней казалось таким механическим. Так что же я доверил машинам – в частности, этим машинам?

– Если убрать слово «облако», знаете что останется? – спросил Пэтчетт. – Вот это. Это и есть «облако». Это и другие подобные здания по всему миру создают «облако». «Облако» – это здание. Оно работает как завод. Приходят биты, им делают массаж, правильно их переодевают, затем упаковывают и отсылают. Но все, что ты видишь в этом помещении, имеет лишь одну задачу: непрерывно поддерживать жизнь серверов.

Для минимизации потребления энергии температура в дата-центре поддерживается с помощью испарительных охлаждающих устройств, а не обычных кондиционеров. Холодный воздух снаружи попадает внутрь через настраиваемые жалюзи под крышей, в нем распыляется деионизированная вода, а вентиляторы пригнетают кондиционированный воздух к полу дата-центра.

– Если выключить вентиляторы и прекратить поступление воздуха, тут будет самое настоящее облако, чувак, – объявляет Пэтчетт. – Это я рассеял здесь туман.

Учитывая, что климат Прайнвилла сухой и холодный, большую часть года охлаждение ничего не стоит. Мы стояли под широким отверстием в потолке, настолько большим, что помещение почти можно было назвать атриумом. Сверху лился дневной свет.

– Если, стоя здесь, посмотреть прямо вверх, можно увидеть вентиляторы, – говорит Пэтчетт. – Поток воздуха врезается о бетонный пол и отражается в разные стороны. Все это здание – как река Миссисипи. Сюда «впадает» очень много воздуха, но «течение» очень медленное.

Мы выходим с другой стороны огромной комнаты и оказываемся в еще одном просторном холле.

– Тут моя персональная кладовая, здесь я храню все, что мне не особо нужно, – говорит Пэтчетт. – А здесь туалет, о существовании которого я и понятия не имел, пока на его дверь не повесили знак.

За следующей дверью оказывается вторая большая серверная дата-центра, сравнимая по площади с той, из которой мы только что вышли. За этой комнатой со временем появятся еще две такие же: фазы A, B, C и D, подготовленные для расширения. Каждый день на грузовиках доставляется новое оборудование.

– Мы жужжим над ним, как маленькие серверные феи, и к утру – у-и-и-и – сияющие огоньки уже расставлены в нужном порядке и радуют глаз! – делится Пэтчетт. – Но вы должны понимать, как выглядит ваша кривая роста. Вы должны убедиться, что не построите слишком много. Вы должны на 10 % опережать спрос, хотя на самом деле всегда на 10 % отстаете. Но я лучше буду на 10 % отставать, чем позволю простаивать дата-центру стоимостью полмиллиарда долларов.

Эти слова напомнили мне о том, что у Пэтчетта в руках были ключи от самого крупного объекта на магистрали Facebook. Социальная сеть недавно получила полтора миллиарда долларов в результате вызвавших много вопросов частных инвестиций, организованных банком Goldman Sachs. Значительная часть этих денег ушла на содержимое кузовов грузовиков, с пыхтением поднимавшихся на этот холм. Но у Пэтчетта было достаточно опыта, чтобы не терять бдительности:

– Интернет – ненадежная штука, – говорит он. – Это дамочка с норовом! Поэтому не трать все, что у тебя есть, сразу – ты можешь никогда не воспользоваться тем, что купил (а можешь и воспользоваться). Знаешь, почему Google понастроил этих монструозных дата-центров, которые теперь пустуют? Потому что это офигительно круто!

После ланча мы забираемся в большой пикап Пэтчетта и едем по хлябистой дороге через лес. Над нами тянется дополнительная линия электропередачи, которую Facebook построила в стороне от главного сегмента сети, – единовременное вложение, которое со временем многократно окупит себя. На широком участке дороги я вижу, как основные линии уходят на северо-восток – к Далласу, в Портленд, Сиэтл и дальше через океан в Азию. Мы вылезаем из грузовика у края крутого обрыва, с высоты оглядываем Прайнвилл и устремляем свой взор к горам Очоко. Прямо под нами виднеются старая лесопилка и новая теплоэлектростанция, построенная с десяток лет назад, но так и не введенная в эксплуатацию.

– Мне кажется, раз уж ты здесь, нужно думать о том, что важно для местных, – говорит Пэтчетт. – Вполне возможно, что когда мы совсем вырастем и будем готовы заняться чем-то еще, то мы поможем включить эту штуку и произвести еще 20 мегаватт электроэнергии.

Это не то чтобы реальный план – это просто мечта. На самом деле Facebook уже попал в немилость у Greenpeace, потому что слишком активно использовал уголь. Но для Пэтчетта все связано с более широким видением будущего дата-центров и Америки вообще.

– Если мы потеряем сельскую Америку, мы потеряем свою инфраструктуру и свой хлеб насущный. Наш долг – обеспечить энергией всех, а не только городскую Америку. Двадцать процентов людей, живущих на восьмидесяти процентах земли, не могут быть брошены на произвол судьбы. Городская Америка не может существовать без того, что дает ей сельская Америка. И наоборот. Это партнерство.

Если говорить об Орегоне, который всегда поставлял по всей стране древесину и говядину, то теперь он, помимо прочего, также хранит данные. Интернет не распределен равномерно. Он есть не везде, и места, в которых его нет, страдают от этого.

Мы забрались в пикап и, подпрыгивая на ухабах, поехали обратно к дата-центру. Он возник перед нами на выезде из леса как стоящий у берега авианосец. Пэтчетт, ведя пикап по изрытой колеями дороге, одновременно возился со своим айфоном.

– Я только что получил письмо. Тестирование завершено. Теперь мы в Интернете. Прямой эфир!