Музыкальный приворот. По ту сторону отражения Джейн Анна

«Антошка, – печатала я ему, – представляешь, мне так везет на зачеты! Я ИХ ВСЕХ СДАЛА С ПЕРВОГО РАЗА УДИВИТЕЛЬНЫМ ОБРАЗОМ!»

«Катенька, я рад, что ты все сдала. Ты – большая молодец», – писал он мне в ответ. Правда, отвечал мне он редко – постоянно был чем-то занят. Иногда за день он присылал не больше двух посланий. Но я им очень радовалась.

«Но я не при чем, – набирала смс-сообщения я ему в ответ, – как будто бы за моей спиной стоит чудесный волшебник и машет волшебной палочкой =)».

«Тебе просто везет:) И я рад за тебя. У тебя все хорошо, солнце мое?» – спрашивал он у меня.

«Да, все отлично:)», – врала я самозабвенно, потому что меня пугал тот факт, что предполагаемый брат Антон – Кей больше не дает о себе знать. Но если, не дай бог, они один и тот же человек, тогда мне страшнее в три раза. Получается, что у кое-кого серьезное раздвоение личности.

«Тебе понравились фото?»

«Да, очень, я там так необычно выгляжу))))», – печатала я, улыбаясь сама себе.

«Ты так выглядишь для меня всегда – ты красавица».

«Еще раз спасибо за конфеты и за цветы – я просто в восторге от них! Это так романтично!»

«Я просто хотел тебя порадовать:) Мне так нравится смотреть на твою улыбку…» – нежно писал он, или мне казалось, что это нежно.

«А мне – знать, что ты рядом, – честно ответила я ему, – а еще меня называют теперь УК:):):)».

«Уголовный Кодекс?»

«Ага. Но теперь еще и Удачливая Катя))».

«Иногда мне кажется, что ты очень удачливая!» – отчего-то написал он.

«Почему?» – спросила я тут же.

«Потому что ты нашла меня, а я – тебя».

«Антон, а ты скоро приедешь? Я очень хочу с тобой встретиться…»

«В понедельник – раньше не получится. Жди меня, ладно?» – и Антон отправил мне кучу смайликов. А я смотрела то на подаренные им цветы-композицию, то на тот милый брелок и улыбалась. Сотовый Кея тоже всегда был при мне. Странно, если судить по подаркам братиков, получается, что Антон дарит безделушки, невероятно приятные сердцу, а Кей – вещь, без которой я никак не могу обойтись.

«Я и так жду… очень жду. Не забывай – ты ведь теперь мой парень…)».

«Я это прекрасно помню, дорогая», – когда мне пришла эта смс, на миг мне показалось, что ее прислал кто-то, невообразимо похожий на Кея, но остальные послания, последующие за этим, были написаны в стиле Антона. Да что же со мной происходит?

Я сдала все зачеты с первого раза, без единой пересдачи – такого у меня еще ни разу не было, да и у большинства моих одногруппников тоже – то ли мы были тупыми, то ли учиться было трудно. Сначала все веселились, глядя на мое недоуменное лицо и на новую удачную запись в зачетке, а потом некоторые девочки стали завидовать. Хорошо еще, не из нашей группы – она у нас была более-менее дружная.

– Радова, говорят, тебе сильно везет на зачеты, да? – спросила меня в пятницу перед сдачей последнего зачета девушка из соседней группы, с которой я очень редко пересекалась. Мы стояли в многолюдном коридоре напротив друг друга. Их группа сдавала что-то в соседнем кабинете.

– Везет, – сразу не понравился мне ее тон, – а что?

– И сколько это стоило? – Напрямик спросила она, постукивая носом «гриндерса» – девушка, кажется, была неформалкой. Нинка, кстати, и ей умудрилась как-то дать ласковое прозвище – «Гамадриловна». Так она назвала эту коротко стриженную девушку в брюках военного цвета еще на первом курсе.

– Что? – обалдела я.

Она презрительно поглядела на меня и сказала:

– Зачетка. Я думала, в нашем университете нельзя ее купить – оказалось, мне всего лишь казалось.

Когда кажется – тогда крестятся.

– Я не покупала себе зачетку, что ты несешь? – выкрикнула я, пораженная до глубины души. – Я всегда все сдавала сама!

– Тебе Журавль помогала всегда! Теперь ты ей, видимо, надоела, и она кинула тебя. А ты решила все купить. По тебе не скажешь, что ты миллионерша.

– Ты дура? – напрямик спросила я.

– Может, и дура, но ничего не покупаю.

– Извинись перед Катериной, – возникла из ниоткуда Татьяна – староста моей группы. После того как она попала по Нинкиной протекции в редакцию университетской газеты, одногруппница почему-то стала относиться ко мне, как к хорошей подруге. Кстати, не зря она рвалась так сильно в газету – Таня нашла свое простое человеческое счастье рядом с Сеточкиным. Танька активно начала подбивать клинья к этому странноватому парню. Уж не знаю, правда ли он ей понравился или ей импонировала его начавшаяся уже журналистская карьера, но она очень уж захотела встречаться с Сеточкиным. Парень же, тяжело переживавший то, что Нина больше не звонит и не встречается с ним, новые отношения принял, как истинный бальзам на душу. Когда об этом узнала Журавль, она полчаса хохотала как сумасшедшая и заявила: «Прикинь, какими обезьянами будут их будущие детки, а? Один заумный урод, да и вторая красотой не блещет».

– Извиниться? Не буду я извиняться! – не пожелала подчиниться Таниной воле Гамадриловна. – Это же надо – купила себе зачеты и экзамены тоже! Вы все, гламурные девки, такие. Ставите себя выше людей.

С этими словами девушка удалилась.

– Я не гламурная совсем, – удивленно поглядела я ей вслед. – Вот же больная на всю голову.

– Катя, не обращай на нее внимания, – махнула рукой Таня, – у нее просто проблемы с зачетами – целых три завалила. Она завидует. Ой, давай я тебе лучше 14-й билет расскажу, а? Я так боюсь, что этот зачет не сдам! Ведь сдаем заведующей кафедры…

Но Татьяна сдала его, впрочем, как и я. Не скажу, что в этот раз мне повезло – билет, который мне достался на зачете, я знала – читала и учила его буквально вчера. Преподавательница окинула меня заинтересованным взглядом и, уже расписываясь в зачетке после моего довольно-таки приличного ответа, спросила:

– Екатерина, а вы… будете поступать в аспирантуру после окончания университета?

– Нет, – ответила ей я. – Я никогда не хотела в аспирантуру.

– А жаль, жаль, – мило улыбнулась женщина, – у вас есть все данные. Я уверена, вы туда обязательно поступите. И если вы надумаете поступать – я готова взять вас к себе. Мои студенты никогда не защищают кандидатские меньше чем на «хорошо»! Подумайте об этом.

– Подумаю, Галина Семеновна, – растеряно отвечала я. Хорошо еще, никто не слышал наш разговор – профессор принимала нас всех по одному на кафедре.

Когда я уже выходила за дверь, еще одна препод, сидевшая за своим столом и писавшая что-то, подняла голову и спросила тихо у Галины Семеновны, думая, что я не слышу:

– Это та самая девочка? Надо бы не забыть ее фамилию – мне в следующем году, скорее всего, придется вести у их курс…

– Ра-до-ва, – по слогам проговорила профессор. – Екатерина. Кстати, несмотря на протекцию, толковая девочка… Она мне так билет рассказала хорошо…

Я вышла из кафедры с круглыми глазами. Что значит «та самая»? Я особенная? Какая протекция?

– Сдала? – подлетели ко мне одногруппники, за неимением лавочек сидевшие прямо на полу вдоль коридора.

Я кивнула.

– Между прочим, выучила.

– Молодца, УК, – улыбнулась мне Нинка, которая сдала этот зачет самой первой. – Поздравляю, теперь перед нами только экзамены и каникулы!

– Ага, – только и кивнула я ей, а затем была за руку потащена подругой в очередное кафе.

Экзаменов, за исключением курсовой работы, было всего три. Первый же из них принес мне кучу ощущений – даже не знаю, отрицательных или положительных, скорее удивительно-эмоциональных.

Преподаватель, который вел предмет «Международное право», отличался довольно-таки противным нравом. Чего еще можно ждать от человека, который является лучшим другом Натана Денисовича и разводит дома экзотических тараканов?

Василий Петрович с крайне обворожительной и говорящей фамилией Злоба относился к такой категории преподавателей, которые знали и умели очень многое, но преподавать ненавидели, да и плохо у них это дело выходило. Рыжий, лохматый, невысокий и вертлявый, он маленькой и крайне шустрой молнией метался туда-сюда по аудитории и торопливо и скучно рассказывал очередную лекцию. С коллегами он находился в научной конфронтации, постоянно критиковал политическую власть и обожал устраивать короткие, но кровавые расправы над студентами. К тому же он, отличаясь буйным нравом, манией величия и обостренным чувством справедливости, никогда не брал взяток, не разрешал списывать и не давал никаких послаблений – даже беременным студенткам. Говорят, однажды у него на каком-то экзамене едва не родила какая-то несчастная девушка, которую он терроризировал вопросами почти три часа, не веря, что девятый месяц вынашивания ребенка может как-то отразиться на успеваемости студентки.

Хорошо, что у нас этот дядечка преподавал только полгода, но и за это время он успел потрепать нам нервы своими идиотскими шуточками, скучными лекциями и обещаниями «серьезно прошерстить студента на предмет усвоения моих бесценных лекций». На субботней консультации, кстати, он нам заявил еще вот что:

– Дорогие мои гремлины. Пардон – студиозусы, – нехотя поправился препод. – Нам предстоит с вами сдача одного из важнейших предметов курса. Я знаю, что мои требования высоки, я знаю, что мой предмет может показаться сложным. Но если вы желаете стать настоящими юристами, – поднял вверх указательный палец рыжеволосый мужчина, – вы обязаны пройти через мой экзамен. Правила оного. Кто будет списывать – два, кто будет разговаривать – два. Кто будет умничать, – при этом Злоба захихикал, – два! Вы все должны выучить, дорогие мои и любимые. Я буду ждать вас с нетерпением в понедельник!

Увы, вся группа понедельника ждала, как казни. Не то чтобы предмет был тяжелым – тяжелым был сам преподаватель.

На экзамен он решительно запустил первых шесть человек. Нинка оказалась в числе первой шестерки и с уверенным лицом человека, знающего все на свете, нахально уселась на первой парте. К моему огромному удивлению, в этой же шестерке оказался и Антон, как-то незаметно для меня пришедший на экзамен.

Последнее, что слышали мы, оставшиеся за дверью, было:

– Что мне нравится в Журавле – а странная у вас фамилия, девушка, глупая, птичья, – так это ее невообразимое нахальство, приправленное очарованием истинной блондинки. Не боитесь, что я вас на первой парте укушу?

– Совсем с ума сошел Злоба, – покачал кто-то из парней головой, когда дверь закрылась. Ниночку почитали за Ангелочеловека – я уже много раз это говорила.

– Повторять надо, а то «потопит» нас всех с экзаменом, – добавил его друг.

Я, как всегда, не успевшая выучить всех билетов – с большим трудом могла воспроизвести лишь треть из них, прислонилась к стене. Я жутко волновалась. Во-первых, за Ниночку, которую, кажется, Злоба невзлюбил, во-вторых, за себя, а в-третьих, за Антона. Он пропадал где-то неделю, и, наверное, ничего не учил, а теперь пошел сдавать одним из первых. Он в порядке?

Через два часа из аудитории, вокруг которой мы всей группой вновь сидели на полу, вылетела Алена. Кажется, у нее были красные глаза. Алена – отличница и учится не хуже Нинки, за что та, кстати, ее терпеть не может и обзывает Лысой – за не слишком густые волосы.

– Ален, ты что, плакала? – обступили ее со всех сторон девушки, сочувственно гладя по спине.

– Он… он ужасный! – воскликнула она и убежала прочь.

Как потом рассказала Нинка, вышедшая из аудитории следующей, Алена пала первой жертвой Злобы, и он, поиздевавшись, хотел поставить ей два, но потом передумал и влепил «тройку» в «отличную» зачетку, перечеркнув, тем самым, мечты о красном дипломе. Сама Журавль получила «хорошо» – на «отлично» наш международник смог вытянуть только сам себя. Или своего клона.

Это был первый раз, когда подружка получала такую отметку, и я уже по ее потемневшим темно-синим глазам видела, как она зла. С кротким видом рассказав одногруппникам о том, как ужасно принимал экзамен Василий Петрович (желающих узнать «ну как там на экзамене?» было очень много), девушка потянула меня в женский туалет. Хорошо, что он был пуст, потому как там Ниночка такое загнула про препода, что если бы ее услышали профессора из какой-нибудь Академии Нецензурных выражений, например, с факультета Грязных Непристойностей, ее бы сразу взяли в преподавательский состав.

– Проклятый, наглый, мерзкий, уродливый моральный бич с вывернутыми наизнанку тупыми мозгами, насквозь проеденными крысами-зомби, – завершила гневную тираду она и с размаху долбанула кулаком по подоконнику, а ногой пнула мусорное ведро – мусор из него живописной волной разлетелся по всему полу. – Чтобы его опарыши сожрали.

– Ниночка, не переживай ты так, – пыталась я успокоить этот цунами, – он козел, и все это знают.

– Он назвал меня блондинкой двадцать четыре раза! И столько же раз намекнул мне, что я дура! – заорала она вновь.

– Ты что, считала? – изумилась я, отходя к стеночке.

– Да! – швырнула мыло в окно девушка, – считала! Старый ублюдок! Я пойду к Альбине и, когда она выйдет из отпуска, заставлю наложить на него проклятие! Чтобы он сдох в какой-нибудь подворотне от завертывания мозгов в морской узел. Сволочь.

– Нина, пойдем, купим водички попить, ты успокоишься, ладно? – погладила я ее по голове, как ребенка, – Ты сильно нервничаешь.

Девушки покинули туалет, не заметив, как дверь одной из дальних кабинок открылась, и оттуда вышла слегка ошеломленная преподавательница с факультета экономики.

– Боже правый, – огляделась она, – вот это студентки. Ну и ну. Пожалуй, надо пересмотреть свои взгляды на преподавание. Проклятие… бр-р-р… Надо же. Может быть, – ее голос слегка задрожал, – поэтому после каждой сессии со мной случается гипертонический криз?

Катрина и Нинка только через год во время беседы со знакомыми девушками с экономического факультета узнали, что одна из самых жестких и требовательных преподавательниц «эконома» и по совместительству его декан вдруг стала настолько либеральной, что позволяла списывать в день экзамена прямо из учебников, а потом и вовсе стала рекомендовать иметь с собой ноутбуки или МР-3 плееры с электронными версиями рекомендованных ею книг.

– Кать, – тревожно посмотрела на меня Нинка, устроившись на подоконнике, – у нас проблема.

– Какая? – печально посмотрела я на лучшую подругу. Почему я сколько раз сдавала зачеты и экзамены, а постоянно волнуюсь так, что живот подводит.

– Злоба, чтобы он в аду сгорел, отбирает телефоны и сумки, – процедила сквозь зубы Нина. – Он пристально следит за тем, чтобы никто не списывал. И наушники, скорее всего, не пройдут. Если он увидит, что списываешь – выгонит.

В подтверждение ее слов дверь резко распахнулась и Витя Иванов, наш одногруппник, понуро вышел за дверь. Вслед парню неслось:

– Думаете, я не вижу ваших жалких списывательных потуг? У тебя что, на мозгу табличка «Ушел покурить»? Пересдача! Слышишь, Иванов, пересдача!

– Старый козел, – прошипел Витя и, подбадриваемый ребятами, ушел в курилку. Миниатюрный наушник его не спас. Василий Петрович каким-то загадочным образом учуял его.

– Злоба в своем репертуаре. Старый маразматик. – Проводила его взглядом счастливица Нинка. – Ладно, в общем, что будем делать? Как ты спишешь, Катька?

– Я не буду списывать. Я попробую рассказать сама. Я ведь учила, – отозвалась я. – В конце концов, действительно есть пересдача.

– Знаю я, как ты учила. Ты учила, твоя сумасшедшая анимешница-сестричка верещала про очередной кавай, братик на всей громкости играл в Контр Страйк, Томас пел под гитару вместе с очередными гостями, а к Леше прискакала скандалить очередная телка, – фыркнула Нинка.

– Нет, – возразила я, – к Леше никто не приходил. Его вообще не было.

– Значит, к Томасу в гости однозначно кто-то приперся.

– Вообще-то да, но они почти мне не мешали, – отозвалась я. Да, родителя и его гостей почти не было слышно, потому что они все выпили какого-то ядерного рома и всемером заснули на кухне. Утром пришел дядя и очень ругался. Его оры разбудили меня на час раньше, чем мне было необходимо вставать.

– Зачем я о тебе волнуюсь? Я не филиал Помощи сирым и убогим. А ты же УК, подружка. Думаю, сдашь, – и Нинка одобряюще подмигнула мне. Кстати, ее глаза вернули себе прежний цвет – явный признак того, что она успокоилась.

– Нин, иди домой, у вас же сегодня опять Семейный ужин, – отвечала я, будучи в курсе причуд дяди Вити. – Не беспокойся за меня, реветь не буду, как Алена, даже если не сдам.

– Беспонтово тебя оставить одну, – сказала мне Нинка, – ой, гляди, какой мальчик милый идет!

– Нина, иди домой, – пожалела я Келлу. Нинка все же очень ветреная.

– Я теперь не хочу домой, я хочу познакомиться с тем брюнетиком, – не сводила глаз она с рослого молодого человека. В результате я прогнала Журавлика из университета, и у меня было такое чувство, что Нинка ушла только потому, что этот парень тоже направился к выходу. Да уж, соперников у синеволосого ударника выше крыши.

За подругу я беспокоиться перестала, и теперь меня волновал Антон, сидевший в аудитории – он зашел во второй пятерке. Нинка, кстати, увидев его издали, только фыркнула, но ничего не сказала.

А он, неожиданно для меня, сдал на «тройку» – и это его ничуть не огорчило. И не обрадовало. Казалось, ему было абсолютно все равно. Я не видела, когда он вышел из аудитории, потому как сидела на широченном подоконнике, подобрав ноги под себя, как турчанка, и сосредоточенно читала конспекты. Антон бесшумно подошел ко мне и, наклонившись, осторожно поцеловал меня в лоб. Я вздрогнула и едва не выронила конспект.

– Антош? – обрадовалась я, увидев его. – Я рада тебя видеть! Как ты сдал?

Он молча показал мне три пальца и уселся рядом со мной – близко-близко, так, что мы касались друг друга, и это было чертовски приятно.

– Я скучал по тебе, – сказал он негромко.

– Я тоже. Как прошла поездка? Нет, лучше расскажи, как ты сдал Злобу? А почему ты не подошел ко мне сразу? – засыпала я его вопросами, незаметно касаясь пальцами его ладони – ни горячей и не холодной… Это так сильно напомнило мне Кея, что я испуганно посмотрела на Антона.

– Нормально сдал. Мне попался нетрудный билет. Поездка тоже прошла нормально – я увиделся с отцом, как хотел, – коротко проинформировал меня обо всем молодой человек.

– Я очень рада за тебя, – честно сказала я, – ну так почему ты перед экзаменом ко мне не подошел?

– Ты же была со своей подругой, – тонкая усмешка Кея на его губах, или у меня шарики за ролики окончательно зашли от бесконечных подозрений?

– Я сказала Нинке, что ты мне нравишься, – обрадовала я парня.

– Что?

– Сказала, что ты мне нравишься. Она нас одобрила, – я улыбнулась.

– Что ты сказала? – все еще не мог поверить он.

– Так что ты мой парень официально и все такое. Если Нинка сказала «да», другие меня не волнуют. И она в принципе тоже. Она на то и подруга, чтобы понять, что с тобой мне хорошо. И Нинка, несмотря на то, что она такая… она всегда заботится обо мне и желает лучшего. Антош, я правда очень скучала, – и с этими словами я, забылась на миг, прижалась к его руке и положила голову на плечо. Он только улыбнулся.

– И ты не боишься, что о тебе подумают окружающие? Я не лучший выбор для парня, если честно, – тихо сказал он.

– Ни капли. Наверное, это неправильно – делать перед таким сложным экзаменом, но… Антон, я так скучала, – сглотнув, сказала я и впервые в жизни поцеловала парня сама, да еще и на виду у всех. На самом деле, на нас мало народа обращали внимания – почти все уткнулись в свои конспекты или внимательно слушали краткие пересказы билетов в вольной интерпретации друг друга.

Очень часто нам кажется, что когда мы делаем что-либо: красим ли губы, едим, целуем любимого человека – все смотрят на нас. На самом деле это не так: людям все равно, потому что в большинстве случаев каждого из нас прежде всего заботят лишь свои собственные проблемы. И сейчас почти никто не увидел этого сквозь пелену своих университетских забот, хотя, конечно, потом понемногу начали обращать и на нас внимание любопытные одногруппники, но и им больше всего хотелось не сплетничать, а просто сдать свой первый экзамен в этом семестре.

Я поцеловала этого чудика, хотя, поцеловала – громко сказано. Я, как дурочка-героиня из мультика, коснулась губами его щеки, провела ими до линии его губ, прижалась к ним, вот и все, а уж остальное сделал сам Антон, заставив моих несчастных бабочек вырваться на свободу и порхать над нами, кружась в каком-то оригинальном танце.

– Катя, – прошептал парень, – девочка…

Он медленно-медленно, но очень настойчиво целовал меня, одной рукой взяв за подбородок, а другой бережно обняв, а когда прекращал поцелуй и касался чуть влажными губами моих щек, или висков, или уголков глаз, я чувствовала, что его дыхание становится тяжелее. И у меня тоже.

Иногда мне казалось, что мои бабочки переплетаются с искрами разноцветных звезд Антона, а между ними плавно пульсируют красные сердечки. Какое же странное у меня воображение – видно, гены Томаса дают о себе знать.

Не спорю! Когда парень так умело целует тебя, положено вообще ни о чем не думать…

…а падать в пустоту…

Его ладонь, теперь кажущаяся мне горячей, осторожно переместилась с подбородка вниз на шею.

– Я люблю тебя, – с закрытыми глазами прошептал Антон, проводя губами вдоль моей скулы и не отпуская из объятий.

Катрину бросило в жар. Как будто бы это говорит Кей…

А если они – все же одно и то же лицо?

Нет, их двое.

В данный момент мне все равно. Рядом он, просто он, человек, которого я люблю, и мне хочется, чтобы это никогда не закончилось.

– И я, – почти неслышно сказала я парню, но он понял мои слова, и они вызвали у него новый приступ нежности. И это выражалось не в прикосновениях, а во взгляде. Антон смотрел на меня широко раскрытыми глазами, гладя большим пальцем по губам, а я – на него, понимая, что счастлива. И что не хочу отпускать его.

Мы синхронно закрыли глаза, и он склонился ко мне для нового поцелуя. Крепко прижал к себе обеими руками.

Мне кажется, я не смогу без него, без его голоса, его запаха, его дыхания. Я хочу вечно вот так обнимать этого человека, чувствуя его руки и прикосновения.

Все хорошее когда-нибудь кончается. У тебя еще впереди очаровательная встреча со Злобой.

Воспоминание о том, что у меня как бы еще и экзамен, меня отрезвило мгновенно. Я отстранилась от парня, до сих пор ощущая вкус его губ.

– Что? – открыл глаза он, тревожно глядя на меня.

– Экзамен, – шепотом произнесла я. – Мне надо готовиться, Антош.

– Ты не готова к нему? – спросил он.

– Не очень, – честно призналась я, – наверное, к пересдаче я точно все-все выучу. Ты молодец, Антон! Сдал зачеты досрочно, и экзамен сдал – я бы тоже от «тройки» не отказалась.

– Все будет хорошо, Катя, все будет хорошо, это всего лишь экзамены, – он обнял меня к изумлению нескольких наших одногруппниц, только что усевшихся на соседний подоконник. Ну и пусть смотрят, а потом сплетничают! Зато сейчас меня поддерживает тепло ставшего вдруг родным человека, и мне так приятно находиться в его объятиях, что кажется, даже страх уходит куда-то на второе место.

Ты лучше бы об экзамене думала, дура!

– Это не всего лишь, – вздохнула я, – ну почему у меня нет такой памяти, как у Нинки? Прочла один раз и запомнила на всю жизнь.

– Я уверен – ты обязательно получишь сегодня хорошую оценку, – закинул он ногу на ногу.

– Да?

– Да. Надо просто верить.

– Я верю. Но этот Злоба, ты же знаешь, какая он сволочь.

– Знаю. И не договориться с ним никак.

– Договориться? В смысле?

– Я имею в виду – не списать. Кать, давай сейчас ты подучишь те билеты, которые ты не знаешь? – неожиданно предложил он.

– Именно это я и делала.

Мы сидели вместе часа три. Я читала билеты, изредка прерываясь и тяжело вздыхая – в таком случае Антон успокаивал меня и спрашивал, что мне непонятно. Мне было понятно почти все – просто я не могла этого запомнить. Он старался объяснить и вообще очень помогал мне лишь своим одним присутствием.

А еще Антоша приносил мне то воды, то шоколад. В общем, был, как и всегда, заботлив.

– Слушай, а сколько ты потратил на подарок мне? – спросила я его, когда получила от него большую плитку горького шоколада.

– А что?

– Мой дядя сказал, что много. Я не хочу получать дорогие подарки, хорошо? Я понимаю, что это выглядит очень глупо, но я не смогу делать такие подарки тебе в ответ.

– Иногда я не могу тебя понять, и ты для меня – как инопланетянка, Катя, – улыбнулся он в ответ и добавил, – моя Катя.

– Правда, мне неловко. Кстати, не забудь прийти ко мне в гости – тебя ждут все мои родственнички, – со смехом сказала я.

– Не забуду, – согласился Тропинин.

А потом к нам бочком подползла староста группы, тоже еще не заходившая в аудиторию, временно превратившуюся в резиденцию студенческого ада.

– Катя, – с интересом косясь на меня и на Антона, сказала Таня, – никто не хочет идти следующим. Ты не желаешь?

– Не желаю, – мне тоже не хотелось оказаться лицом к лицу со Злобой так скоро, – я пока повторяю.

– Жа-а-алко, – протянула девушка.

– Иди, Катенька, – вдруг сказал мне на ухо Антон, когда любопытная староста отошла.

– Почему? – удивилась я.

– Он особенно сильно не любит последних студентов, иди сейчас, чтобы не оказаться в последней шестерке. – Парень встал и подал мне руку. – Не бойся – сегодня будет твой день.

Какой он самоуверенный. Я решила послушаться парня – вдруг Злоба и вправду решит слишком сильно отыграться на самых последних студентах – от него все чаще выходят с пересдачей.

– Таня, я пойду все же, – подошла я к одногруппницам, – можно?

– Ой, хорошо, что ты! – обрадовались они тут же. – Быстрее, быстрее иди! Злоба уже ждет. Удачи тебе!

– Спасибо, девочки, – ответила я с дрожью в голосе и открыла дверь, ожидая, что темнота студенческого ада меня ослепит, но, однако, этого не произошло, и меня встретил вездесущий солнечный свет, попадающий в средних размеров аудиторию через большие новые окна.

Я, настороженно глядя по сторонам, вошла в нее. Несмотря на обилие света, которого так не хватало в коридоре, казалось, здесь даже температура воздуха ниже, и всюду царит гнетущая атмосфера. Лица одногруппников были мрачны и унылы, и только лишь в одном месте все цвело и пахло – за преподавательским столом, где развалился «замечательный» учитель и просто хороший мужчина Василий Петрович. Когда я подошла к столу с зачетной книжкой, он как раз слушал девушку, прозванную Нинкой Мисс Ботаничка, подругу той самой Ольги, которая приворожила Толика. Она сидела и с печальным лицом рассказывала что-то о международном праве журналистов.

Злоба с нездоровым скепсисом слушал студентку, всем своим видом показывая, что своим монотонным рассказом она ему сильно надоела. Да и журналистов он терпеть не мог, и даже на какой-то лекции заявил, что «этим марателям бумаги вообще в правах отказать надо!»

– Здравствуйте, – тихо произнесла я.

– Новая жертва! – вместо приветствия сказал Василий Петрович. – Берите билетик, давайте зачетку. Не забудьте мне телефончик отдать, и сумочку поставьте на вон ту парту. Хорошо, билет номер шесть, идите и готовьтесь, Радова. И не смотрите на меня так испуганно – я не кусаюсь. Но гавкать могу, – и преподаватель засмеялся своей очередной глупой шутке. – Вторая парта, девушка, дальше не уходим.

Я опустилась на вторую парту на четвертом ряду – самом ближнем к стене и со вздохом изучила билет. Сердце екнуло – один из вопросов – «Специфика правосубъектности международных организаций» был мне совершенно незнаком, зато во втором – «Территория в международном праве. Виды правового режима территорий» я немного разбиралась – помнила теорию. И что теперь делать? Писать ответ только на тот вопрос, что я помню? Если я скажу Злобе, что смогу рассказать только один из ответов, то сомневаюсь, что он обаятельно улыбнется и скажет: «Ничего страшного!»

Наверное, сначала я напишу то, что знаю, а потом попробую на свой страх и риск отправить смс Нинке – вдруг препод уйдет или ему позвонят?

Увы и ах, ни уходить, ни звонить рыжий мужчина не собирался. Напротив, слушая очередного студента, он курсировал по аудитории и пристально наблюдал за всеми.

– Списывают только трусы, Кораблев, – ехидно говорил он, – даже и не думайте о том, чтобы достать сотовый телефон. Я знаю, что у вас есть второй. Госпожа Анисимова, если вы еще раз повернетесь в сторону парты господина Ежова, я выгоню вас обоих. Ого, как строчит госпожа Тайцева. У вас рука не железная? У меня бы давно отвалилась. Госпожа Радова, а что же вы так медленно пишите? Неужели не выучили?

Старый перечник. Естественно, я не выучила, иначе не сидела бы с таким растерянным лицом, став на ближайший час клоном уныния в твоем личном царстве, подобно остальным однокурсникам.

На второй вопрос я кое-что написала, но на первый так и не смогла ответить. Лишь задумчиво грызла ручку и удостоилась из-за этого вопроса от Василия Петровича: «Голодны?»

Через какое-то время я уже думала уйти вслед за Наташей Анисимовой, которая отказалась отвечать, вызвав бурю восторга у Злобы, но, наверное, мне помешала судьба. В тот момент, когда я хотела уже подняться, распахнулась дверь, и в аудиторию, в которую тут же умудрился заглянуть десяток любопытствующих студентов, вошел мой научный руководитель.

– Василий Петрович, – улыбнулся он обворожительно, – можно вас потревожить?

– Ты уже потревожил, – недружелюбно глянул на него Злоба. Молодых преподов он не любил. – Экзамен, вообще-то. Что случилось?

– Можно ли мне забрать заявление у моей студентки? – не переставая улыбаться, спросил тот.

– А в другой раз ты не мог ничего забрать у твоей студентки? – не стесняясь, называл молодого работника образования на «ты» его опытный коллега. – Тебе нужно это сделать именно во время моего экзамена?

– Прошу прощения, я срочно должен уехать и не могу ждать, – опустил глаза в пол мой руководитель.

– Ждать он не может. Забирай, – милостиво разрешил Злоба, – и быстрее, вдруг студиозусы под шумок спишут. Мое старое сердце этого не выдержит.

– Екатерина, я у вас хочу забрать то самое заявление, – подмигнул мне препод к моему безмерному удивлению, направился к моему столу.

Какое еще заявление? Хорошо, что я не сказала этого вслух, иначе Злоба, с любопытством крадущийся следом за коллегой, выгнал бы его взашей.

– Которое я просил тебя принести еще вчера, Катя, – сказал мой руководитель. Может быть, он пьяный? Нет, от него не пахнет. Или употребление наркотиков пробралось и в научно-преподавательские сферы? Не зря недавно одни шутники повесили на дверь кафедры Уголовного Права объявление о том, что весь ее преподавательский состав торгует «наилучшими сортами марихуаны» и готов за «символическую плату» продать ее учащимся «при предъявлении студенческого билета»… Подписано сие безобразие было якобы заведующим этой злосчастной кафедры. Особый пикантный вкус этой глупой истории добавил тот факт, что как раз мимо дверей кафедры проходил ректор со всеми своими заместителями и приглашенными на какое-то торжество ректорами почти всех остальных высших учебных заведений города. Наш глава университета, симпатичный мужчина, выглядевший намного моложе своих лет, который, как поговаривали, был очень богатым человеком, увидел сей ужас и пришел в негодование. И главный «распространитель наркотиков», то есть завкафедрой, имел с ним неприятный и продолжительный разговор.

Да, может, это была не шутка?

Скользнув глазами по моему бедно исписанному листку и по билету, молодой мужчина чуть улыбнулся и подмигнул мне. Это еще что за фокусы?

– А вот и заявление, спасибо! – сделал вид, что взял что-то со стола научный руководитель и, еще раз поблагодарив Злобу, убежал.

– Мальчишка, – проводил его нелестным комментарием Василий Петрович. – Пишем-пишем, дорогие, скоро и ваш черед будет общаться со мной тет-а-тет. Васильев, продолжайте свои россказни, – обратился он к отвечающему, которого бесцеремонно перебивал вот уже полчаса. – Поведайте мне про правовое положение беженцев, чтобы самому не стать их университетским собратом по несчастью.

– Это как? – не понял нервничающий Васильев.

– Вот так, – любезно начал объяснять ему преподаватель, – если вы мне сейчас не сдадите экзамен и на пересдачах тоже, то вас выгонят из нашего прелестного учебного заведения, именуемого «университет». Тогда вы и будете беженцем. Учебным. Но не бойтесь, дружелюбная армия не даст вам долго сохранять этот вульгарный статус.

Васильев начал что-то говорить, а я глубоко задумалась – зачем ко мне приходил научный руководитель и сделал вид, что забрал несуществующее заявление, о котором я слышу впервые в жизни? Что происходит?

Немного понятнее стало через полчаса, когда добрый Злоба (хороший оксюморон, да?) все еще мучил Васильева, напирая на то, что он ничего не учил. Парень же утверждал, что учил. Его оппонент как аргумент использовал мысли о том, что если бы у студента был бы мозг, то тогда бы он и выучил, но судя по ответам, мозга у него нет, а следовательно, и выучить он ничего не смог, а значит, наврал.

– Всем привет! – раздалось вдруг из открывшейся двери. – Вы собрались ради нас? Будете зрителями?

Мои измученные одногруппники и я подняли головы и увидели, как в аудиторию осмелились войти парни, человек десять, не меньше, в которых мы все без труда опознали членов университетской команды КВН «Великие раскольники».

– Вы чего это приперлись? – зверем уставился на них Злоба. – А ну вон отсюда немедленно, тут идет экзамен!

– Это аудитория 3-45? – спросил один из молодых людей, длинноволосый капитан команды.

– Нет, это космическая станция с точно таким же номером, – раздраженно отвечал ему обозленный препод, – мы приземлились здесь по приказу Высшего Космического Управления и имитируем учебный процесс.

– О, мой собрат с Марса! – распростер руки капитан команды, – вот я и нашел тебя! Давай обнимемся!

И парень, надвигаясь на Злобу, притворно и очень громко изобразил радость от неожиданной встречи. Вот же самоубийца! Хотя я слышала, что этот парень с журфака, а значит, не в юрисдикции препода по международному праву как-нибудь навредить главе местной кавээновской команды. Кстати, «Раскольники» славились не умением удачно шутить, а талантом придумывать странный и порой никому непонятный юмор.

– Отойди от меня, идиотина! – отпрыгнул от весельчака Василий Петрович. – Убирайтесь прочь! Не видите, аудитория занята?

– Но у нас здесь важная репетиция должна быть! – возразили парни. – Нам сказали идти именно сюда!

– Идите не сюда, а отсюда! – взревел мужчина. Я и одногруппники с великим интересом глядели на ребят. Неужели действительно не видят – идет экзамен…