Секреты людей, которые лечатся водой. Исцеляющая вода вместо таблеток и лекарств Блаво Рушель
1 (исцеляющий).
Таким образом, структурированная система трех функциональных векторов числителя искомой дроби формируется трихотомией «лево – центр – раво», в которой левый вектор (№ 3, носитель воздействующей функции) знаменует силы хаоса; правый (№ 1, носитель исцеляющей функции) – космические силы; средний, центральный (№ 2, носитель информативной функции) призван отвечать за гармонию, устремленную в позитивный верх. Причем второй вектор не только гармоничен сам по себе, но и являет собой гармонизирующее начало касательно всей структурированной системы числителя. Проще говоря, благодаря информативной функции примиряются полярно направленные относительно друг друга функции воздействующая и исцеляющая. В такой всеобщей гармонии сверхсистема, данная в числителе искомой дроби, выражается позитивно маркированным словом «верх». Что, кстати говоря, релевантно природе не только данного числителя, но и любого другого числителя, то есть числителя как такового. А в нашем случае еще и соотносим как презентант с ключевым понятием горы как природного знака абсолютного верха.
Знаменатель тоже, как и числитель, трихотомичен по самой своей сути. Это три известных в природе нашей планеты состояния воды: твердое, жидкое и газообразное, то есть лед, собственно вода и пар. Здесь имеет смысл обратиться к числовому эквиваленту, формирующему единство данной системы в трех ее экспликациях. Таким числовым эквивалентом станет режим температуры по Цельсию. Твердое состояние – лед – начинается от нуля градусов по Цельсию и ниже. Газообразное состояние – пар – начинается от ста градусов по Цельсию и выше. Таким образом, жидкое состояние (собственно вода) укладывается в строгие рамки от нуля до ста. Однако это вовсе не означает, что общим знаменателем искомой дроби станет именно число «сто». Здесь необходимо учитывать стремление каждого из двух крайних состояний воды (твердого и газообразного) к своего рода идеальности, начало которой для льда будет – 1 градус по Цельсию, а для пара + 101 градус по все тому же Цельсию. И тогда спектр бытия воды оказывается равен не числу 101, как казалось ранее, а числу 103. Данное число знаменует собой совершенно особое состояние водной стихии, синтезирующее в себе все три ее ипостаси. Это состояние – снег. Снег, паром взошедший, льдом снизошедший, в воду обращенный, чтобы вновь паром взойти.
Итак, в числителе дроби мы имеем абсолютный и идеальный верх, верх верха, если можно так выразиться. В знаменателе – проникающий от низа к верху и от верха к низу снег. Сама дробь, таким образом, со всей очевидностью поддается только одномуединственному исчислению в единичной (хотя и сущностно множественной) экспликации. Имя этой дроби – Гималаи .
Мессинг сразил нас вескостью своих доводов. Пусть мы (особенно я) и не все поняли в его построениях, но, во-первых, ипсилоны моего друга ни разу еще не были ошибочными и, во-вторых, в данном ипсилоне хотя бы что-то можно было понять, а поняв, нельзя было не согласиться с итогом. Итак, цель грядущей экспедиции была ясна: Гималаи, Тибет, Непал!
Еще одно указание на цель нашей экспедиции
В тот поистине судьбоносный вечер Петрович присоединился к нам, когда Настя перешла к чтению знаменателя. Петрович держал в руке один лист бумаги, но ему было достаточно и этого одного-единственного листочка, чтобы с некоторой дрожью в голосе сказать:
– Ребята, вы не поверите, но вот, что удалось выяснить по моим, скажем так, служебным каналам, касательно той воды типа «Боржоми». Предприятие на Обуховском шоссе имеет лицензию на производство этой воды. Там, в лицензии, так и написано: «Вода типа Боржоми». И это строго соответствует российскому законодательству. Вот только разливают они по бутылкам воду не с Кавказа, не из Грузии, а из одного источника под нашим Приозерском. Источник, кстати, тоже сертифицирован санитарной комиссией. Но дело не в этом. В каждую бутылку приозерской воды типа «Боржоми» производители добавляют… Внимание! Добавляют пятнадцать граммов специальной воды, существенно улучшающей вкусовые качества продукции. Теперь вопрос знатокам: откуда эта вода?
– Из Гималаев! – чуть ли не хором ответили мы.
– Ответ правильный, – заключил Петрович.
– Подождите, друзья мои, – вмешался Белоусов, – у меня сразу два вопроса, которые задам по очереди. Сначала первый вопрос: какой смысл производителям простой питьевой воды, не самой дорогой, не самой брендовой, как сейчас говорят, тащить ингредиент за тридевять земель, да и при этом еще никак не указывать на бутылке, что вода содержит капельку Тибета или что-то тому подобное, как принято в рекламе?
Петрович, конечно, ожидал этого вопроса, а потому был готов к ответу:
– В бизнесе, Александр Федорович, иногда случаются странные вещи. В ту же воду можно было добавлять капельку тех же кавказских вод, но эти капельки безумно дороги. Можно вообще обойтись без добавок, но тогда вода будет обычной и ничем не примечательной на вкус, а рынок все-таки требует увеличения покупательной способности через привязку потребителя к вкусовым качествам. Помните, Полька сказала, что это вкусная вода. Действительно, вкусная, хотя и не разрекламированная. Откуда брать оригинальную и недорогую вкусовую добавку? Каждый производитель воды ищет здесь свои пути. Наш нашел канал поставок в Непал. И пусть это не покажется странным, но сейчас поговорка «За морем телушка полушка да рубль перевоз» работает далеко не всегда.
Доводы Петровича убедили нас, но мы все ждали второго вопроса Белоусова. Ответ на него грозил нам возможностью вообще никуда не ехать.
– Тогда другой мой вопрос, – продолжил Бело– усов, – что мешает нам поехать завтра же на Обуховское шоссе да и попросить у производителей пару бутылок чистой гималайской воды, которая еще не разбавлена водой из Приозерска?
– Мешает то, – спокойно ответил Петрович, так как знал ответ и на этот вопрос заранее, – что вот уже больше месяца прошло с того момента, как поставки воды из Непала в интересующую нас фирму были прекращены. На данный момент магазины еще продают прежнюю продукцию с добавками гималайской воды, но сама эта вода на производственных складах фирмы уже отсутствует. Теперь вода для добавок закупается на севере Норвегии. Переориентация рынка импорта связана в данном случае всего лишь с оптимизацией бизнеса, только и всего. Проще говоря, агентами фирмы была найдена более дешевая, но не менее вкусная вода для добавок, поэтому наши производители отказались от услуг непальского поставщика, переключившись на Скандинавию. Полька же сегодня пила воду из старых запасов. Вот и все.
Цель определена!
– Так, значит, коллеги, – слово взял Мессинг, – нам предстоит путь в Непал, а потому…
Но Колька не дал деду договорить:
– Папа! Папа! Я с тобой! Я с вами! Я тоже… Я поеду! А мама, Настя и Полька будут ждать нас на берегу и будут махать платочками вслед, а потом встречать наш корабль!
– Нет, малыш, – Петрович старался быть твердым, – ты останешься дома и будешь отсюда помогать нам.
– Папа, но там могут быть всякие механизмы, чертежи разные, а ты не разберешься в них без меня, все сломаешь, а что не сломаешь, то потеряешь. Ну, папа, ну, пожалуйста, ну поехали вместе, а Полька пусть на берегу остается…
Тут пришел черед завопить Польке:
– Ты, Колька, сам сиди на берегу, а я поеду в Гималаи! Потому что там живет гималайский медведь, про которого я читала в книжке, а ты, Колька, кроме своих механизмов, ничего не знаешь, и встретишь гималайского медведя, и убежишь…
– А ты, Полька, вообще ничего не знаешь и все испортишь, – Колька вцепился в сестру и повалил ее на пол.
Только вмешательство Мессинга с его строгим голосом и крепкими руками установило временный паритет в сражении близнецов:
– Николай, ты мужчина, а потому должен уступить даме право решать столь важный вопрос, кому из вас ехать. Ты же, Полина, умнее Николая, а на этом основании не должна была вступать в бессмысленный спор с братом и уж тем более переходить к рукоприкладству.
Состав экспедиции
Колька пристыженно сопел. Полька же, гордо задрав голову, отошла в сторону, немного походила по комнате и уселась на колени к Белоусову, который, ладя малышку по голове, изрек:
– Как бы там ни было, а настало время определиться с составом и сроками экспедиции. Будут ли конкретные предложения?
Вопрос предназначался в первую очередь мне, а потому я, наконец, смог хоть как-то влиться в беседу, которую слушал с неизменным восторгом и гордостью за своих друзей: они так легко смогли определить место нашего путешествия! Я взял слово:
– Думаю, нам следует отправиться в путь через три дня. Так будет удобнее во всех смыслах: мы успеем нормально собраться и в то же время не потеряем драгоценных минут и часов. Вы же меня понимаете, коллеги?
– У меня же, – высказался Мессинг, – есть конкретное предложение по персоналиям летящих через три дня в Непал. Однако я не хотел бы навязывать вам, коллеги, свою точку зрения, а потому нижайше прошу высказаться тех, у кого, возможно, есть свои концепции кандидатур на данное посещение гималайских гор.
Мессинг замолчал, ожидая, что кто-то из нас выскажется со «своими концепциями». Когда же никто из нас ничего не ответил, то Мишель патетично представил свой список:
– Рушель Блаво, Александр Федорович Белоусов, мой зять Петрович и ваш покорный слуга. Возражения есть?
Колька продолжал сопеть, а вот три дамы, включая Польку, заверещали в одну ноту не столько о том, как каждой из них хотелось бы поехать, сколько о необходимости присутствия каждой из них в гималайской экспедиции. Поток женского сознания прекратил Белоусов:
– Сударыни, а вы хоть немного подумали о нас? Кто, простите меня, будет координировать нашу деятельность в Непале сообразно возникающим у нас информационным потребностям? Кто, как не Настя? Или, может быть, вы хотите, чтобы мы оказались отрезаны от современных потоков стеной гималайских гор?
– А кроме того, милые мои, – вмешался Мессинг, – помните о детях!
Тут возник до этого молчащий Колька:
– Да! Помните о детях! Возьмите меня с собой!
– И меня! – подхватила Полька.
Опасаясь очередного сражения близнецов со всем миром, Петрович поставил точку в споре:
– Колька и Полька остаются присматривать за мамой и Настей, чтобы те выходили на связь в строго назначенное время и не забывали при этом правильно питаться и отдыхать с пользой. Гулять их водите и спать вовремя укладывайте. Надеюсь на вас.
Магический кристалл Мессинга
Полька и Колька преисполнились гордостью от такой великой миссии и рванули в свои комнаты готовить подарки Петровичу в дорогу. Мессинг же удивил нас в очередной раз. Теперь, правда, не ипсилоном, а тем, что достал из небольшого чемоданчика. Нашим восхищенным глазам предстала малахитовая шкатулка, какая была нарисована на обложке книги Бажова, – зеленая и сверкающая. Жестом заправского фокусника Мишель раскрыл бажовский сундучок, и мы увидели небывалой красоты кристалл, в прозрачной структуре которого переливались все цвета радуги.
– Все вы знаете, – начал Мессинг, – сколь трудно в горах, а особенно в Гималаях, входить на связь по Интернету и по сотовому телефону. Все мы помним, какие трудности порою нас преследовали в Бирме и в Непале в наши предыдущие поездки. Я имею в виду в данном случае трудности, касающиеся именно коммуникации с остальным миром. Так вот, по специальным чертежам, которые мне помогал делать Колька, а правильней будет сказать, что это я помогал Кольке делать схему механизма, находящегося сейчас перед вами…
Здесь Мессинг, к плохо скрываемому возмущению публики, взял свою любимую паузу и стал глубокомысленно смотреть в окно, постукивая большим пальцем правой руки по пластиковому подоконнику. В какой-то момент Мишель закрыл глаза, и всем показалось, что он уснул. Первым не выдержал Петрович, который, несмотря на уже довольно давние родственные узы, продолжал называть тестя по имени:
– Мишель, простите за навязчивость, у меня к вам только один маленький вопрос. Вы рассказали нам историю происхождения этого прибора, но совсем забыли поведать о его назначении. Посему у нас с друзьями возникли некоторые сомнения в функциональности данного механизма. Так не соблаговолите ли вы, Мишель, если, конечно, вас не затруднит, все-таки продемонстрировать нам…
– Конечно, конечно, – прервал зятя Мессинг, – приношу свои извинения… Так вот, предлагаю вашему вниманию уникальный в своем роде прибор, позволяющий передавать информацию на довольно большие расстояния (до пяти тысяч километров!) независимо от степени наличия телеграфных и прочих столбов и антенн мобильной связи! В основе находящегося перед вами прибора тот самый объект, который всех нас интересует – вода!
На этом месте Настя даже вскрикнула. И действительно, как же так могло случиться, что за один этот вечер именно вода уже столько раз становилась для нас своего рода путеводным маяком, глотком живительной влаги в пустыне? Видимо, провидение было за нас. Забегая вперед, скажу, что провидение в итоге не позволило нам поехать именно в Непал…
Не стану вдаваться в тонкости устройства прибора, показанного Мессингом. Скажу одно: не все гениальное просто. Объяснение работы этого передатчика заняло бы много страниц. Ни к чему мучить вас, мои дорогие читатели, сложными формулами и расче– тами.
Как этот коммуникатор действует
Мишель при помощи Кольки продемонстрировал нам кристалл в действии. Колька отправился наверх. Дальнейшее было похоже на мистификацию, на фокус, но оснований не верить деду с внуком у нас не было. Когда Колька ушел, Мессинг склонился над кристаллом и отчетливо проговорил:
Кони злые измотаны поздним скитаньем под облаками.
Свет вечерний расстроен пределами снов в одиночестве.
Эти горы на Юге укрыты от томного взгляда другими горами
Полусотканных тайн уставшего в долгих скитаниях пророчества.
И пояснил:
– Это строфа из стихотворения Василия Дми– триевича Лебелянского, моего любимого поэта позапрошлого века, который, напомню, коллеги, не раз помогал нам своей поэзией в трудных ситуациях, коими были наполнены наши предыдущие путешествия. Колька знать этой строфы не может, потому что сам я обратил на нее внимание только сегодня утром, роясь в старых варшавских газетах. В собрании сочинений поэта этого стихотворения нет.
Спустя пару минут к нам спустился Колька, встал на стул и начал декламировать с выражением:
Кони злые измотаны поздним скитаньем под облаками.
Свет вечерний расстроен пределами снов в одиночестве.
Эти горы на Юге укрыты от томного взгляда другими горами
Полусотканных тайн уставшего в долгих скитаниях пророчества.
Слово берет Алексия
Что же, прибор действительно восхитил нас. Дело было за малым – заказать билеты в Катманду. Однако именно тогда – впервые за весь вечер – проявились уникальные способности Алексии Мессинг прогнозировать ситуацию.
– Ребята, – сказала Алексия, – слишком стройно у нас все получилось. И это меня не смущает. Смущает другое. Пока испытывался прибор, я вдруг ощутила, что вам не надо ехать в Непал… Точнее, надо ехать не в Непал…
Повисло молчание, даже Колька с Полькой, осознавая сложность момента, во все глаза смотрели на маму, не издавая ни звука. Алексия же продолжила:
– Вы можете не доверять моим предчувствиям, но когда папа наговаривал на кристалл гениальные стихи Василия Дмитриевича Лебелянского, я вдруг увидела карту гималайских гор. Потом кадр стал стремительно приближаться, увеличиваться, план из общего делался все более крупным, рисунок, укрупняясь, превращался в реальный ландшафт. И я поняла, что внутренний взгляд несет меня на южные отроги Гималаев, то есть не на территорию Непала, а на север Индии. Видение окончилось чудесным видом гладкой поверхности озера, в котором отражались мягкие, словно крем-брюле, облака…
– Нет оснований не верить в твое предчувствие, в твое видение, – заметил Мессинг. – А вы как считаете, коллеги?
Белоусов знакомит нас с интересным документом
Петрвич только пожал плечами, а Белоусов вынул из внутреннего кармана пиджака записную книжку и стал что-то в ней искать. Александр Федорович явно знал, что ищет, но от этого с каждой страницей нервничал все больше, боясь, что информация, которой он хотел поделиться, оказалась утрачена. Часто случается, что мы не можем отыскать ту или иную запись, в наличии которой были уверены. Наконец Белоусов облегченно вздохнул и сказал:
– Вот, послушайте. Эту запись я сделал, когда работал в Вевельсбургском архиве, и напрочь про нее забыл, пока сейчас Алексия не рассказала о своем видении. Это своего рода план-проспект задуманной экспедиции Аненербе, написанный, как представляется, самим Гиммлером, языку которого была в высокой степени свойственна образность, историчность, если угодно. Послушайте: «Когда волны трех морей лишатся способности достигать краями ночных светил, то конечным пунктом пусть станет место, куда пришел Никитин». Дорогие друзья, понятно ли вам, о каком Никитине идет речь?
Белоусов, конечно, знал ответ. Впрочем, я тоже знал, но спросил:
– Афанасий?
– Конечно, – кивнул Белоусов. – Думаю, что и гиммлеровское указание на волны трех морей являет собой прямую отсылку к известной книге русского купца Афанасия Никитина «Хождение за три моря».
– Только я не совсем понял, – заговорил Петро– вич, – что это Гиммлер хотел сказать, когда написал про способности волн достигать ночных светил?
– А вот это, коллеги, как раз просто, – ответил Мессинг. – Речь идет о том времени, когда нацистские войска потеряют всякую надежду захватить либо сохранить за собой три моря: Черное, Каспийское и Аральское. Утрата их, по Гиммлеру, должна была быть компенсирована захватом какой-то части Индии, то есть перенесением боевых действий на юг Евразии. Очевидно, что в планах Аненербе была посылка группы разведчиков на Индостан. Группа эта должна была подготовить почву для вторжения массивных сил немцев в Индию. И если следовать тем немногим документам, которыми мы располагаем, то разведчики прибыли туда, провели там определенную работу, но вскоре связь с ними была потеряна. Ход же войны очень быстро заставил немцев забыть о честолюбивых планах вторжения в Индию. И уж тем более было не до артефактов. Что ж, все пока что в нашу пользу. Ведь правда, коллеги, Гималаи – это же не только Непал, так ведь? Значит, летим в Индию, север которой является югом Гималайских гор.
– Для юга север, а для севера мы юг, – пропел Петрович строчку из своей любимой одесской песни.
Теперь, кажется, все окончательно вставало на места.
Мы отправляемся в экспедицию!
По общей договоренности в аэропорт мы выехали все вместе от особняка Петровича. Полька в день нашего отъезда написала стихотворение своим любимым четырехстопным хореем, ради чистоты размера даже поставив ударение в слове «папа» на первый слог:
Папа едет в Гималаи.
Папа там найдет письмо
От больших существ. Узнает,
Как им было нелегко
В этой очень страшной жизни
В дни минувшие. Потом
Им пришлось свой дом покинуть
И другой построить дом.
Папа все о них узнает,
Победит он всех врагов.
Пусть скорей он прилетает
И подарки нам везет.
Последняя строчка оказалась не в рифму, но для автора она была важнее других. К тому же свои стихи Полька спела нам. Только спела не на мотив своих любимых «Крылатых качелей», а на мотив другой понравившейся ей песни, которую в фильме про Буратино пела Черепаха Тортилла. Я же тогда подумал, что даже в этой простой песенке в очередной раз проявились Полькины способности видеть будущее, чего не дано нам, взрослым.
А Колька по дороге в аэропорт рассматривал прихваченный отцом обычный, на первый взгляд, сотовый телефон – не самую дорогую модель. Соответствующие умельцы в свое время усовершенствовали пластмассовую трубку новыми опциями, которые Колька нам продемонстрировал: телефон умел определять направление ветра, составлять прогноз погоды на ближайшие восемь часов, вычислять расстояние до объекта, на который направлялся инфракрасный порт. Самое же, как мне показалось, важное – телефон был снабжен автоматическим переводчиком с хинди на русский. Я диву давался, как быстро Колька овладел премудростями пользования этим чудо-аппаратом. Иному взрослому не под силу так скоро сориетироваться в кнопках самой обычной модели сотового телефона, а тут – мальчишка хватал все на лету! Все-таки уникальные дети у Алексии и Петровича…
Начало наших приключений
Как только мы приземлились в аэропорту Дели, Петрович стал звонить Алексии, за которую очень волновался. Алексия поспешила поделиться указанием от Польки. Петрович включил телефон на громкую связь, и мы, ожидая багаж, услышали: «Полька час назад сказала мне буквально так: папа полезет на большую гору, где отведает волшебной водички, после чего станет как новенький…»
– И никаких ипсилонов не надо, – размышлял вслух Мессинг, пока мы ехали в автобусе от аэропорта в столицу Индии, – никаких ипсилонов не надо, чтобы понять это, если позволите, пророчество малышки. Путь наш отсюда будет лежать на север, так? С севера Индию украшают Гималаи. В горах, как известно, вода существует в виде снега. Я имею в виду так называемые «шапки» на горных вершинах. Бывают дожди. Впрочем, где их не бывает? В горах вода также содержится в разнообразных источниках: ключах и родниках…
– А какая разница, – прервал тестя Петрович, – между ключами и родниками?
Ключи, родники…
Мессинг задумался. В какой-то момент нам стало казаться, что до самого Дели мы так и не узнаем не только отличия родника от ключа, но и того, что Мишель хотел нам сказать о Полькином пожелании-пророчестве. За окнами автобуса неспешно проползали виды окраин индийской столицы, не радующие глаз из-за явной бедности строений и бредущих куда-то хмурых обитателей этих районов. Странный город. Странная страна. И Мессинг молчит. А только, казалось, разговорился. И влез же Петрович со своим вопросом, на который даже Ожегову с Ушаковым ответить не под силу. Произошедшее я бы назвал провокацией мессинговской паузы. Петрович явно наслаждался произведенным эффектом, а мы с Белоусовым томились ожиданием, боясь торопить мысль Мишеля. Наконец он заговорил:
– Милый зять, наш с тобой родной русский язык как раз и отличается повышенной, если сравнивать с другими языками, степенью синонимичности. В русском языке великое множество слов, которые при внимательном рассмотрении обозначают одни и те же явления и предметы, однако именно такие слова-синонимы украшают нашу речь, делают ее более многообразной, а как результат – более многозначной. Если бы я сказал, что в горах вода имеется только, например, в ключах, то ты бы, Петрович, представил себе лишь один зрительный образ. Но я добавил, что вода содержится еще и в родниках. И тогда в твоем не перегруженном образами сознании возникла еще как минимум одна ассоциация. Образов в итоге стало два. Именно к такого рода многообразию я и стремился, когда производил номинацию тех мест в горах, которые отличаются от прочих мест наличием интересующей нас субстанции, а именно – воды. Но твоими стараниями, Петрович, я сбился с красивой колеи своей плавной речи и не сказал главного – не назвал того хранилища воды в Гималаях, которое представляет для целей нашей экспедиции повышенный интерес. Я не назвал высокогорные озера.
Здесь Мессинг замолчал, демонстрируя тем самым свою обиду на Петровича, нарушившего, как казалось Мишелю, стройное и прекрасное речевое строение, долженствующее привести к своеобразному пуанту, экспликацией коего призвано было стать слово «озеро». Теперь оно наконец прозвучало, и можно было вздохнуть с облегчением, ожидая следующих выводов Мессинга, с которыми, впрочем, мой друг не спешил или, как он любит говорить, не торопился спешить.
Где это озеро, где этот ключ?..
Только когда мы вчетвером расположились в кафе в центр индийской столицы – нам надлежало перекусить и дождаться автобуса, который должен был отвезти нас на север, – только тогда Мишель продолжил:
– Все просто, коллеги, из обилия гималайских озер нам каким-то образом надобно выбрать одно. И в выборе этом нам никак нельзя ошибиться.
Очередную паузу Мессинга неделикатно нарушил Александр Федорович:
– Друзья мои, пока мы с вами в зоне действия сети – пока работает сотовая связь и Интернет, пока нет нужды прибегать к прибору Мессинга, нам следует связаться с Настей Ветровой. Только через нее мы сможем выйти на координаты искомого озера.
– Но каким образом она их узнает? – недоуменно спросил я.
– Настя, – отвечал Белоусов, – располагает куда как большей, чем ваш покорный слуга, информированностью о тех или иных документах, которые мы с ней обрабатывали в Вевельсбурге. Видите ли, дорогой мой Рушель, мое сознание в те вевельсбургские дни было строго направлено на поиск того, что нам тогда было необходимо; вернее, было необходимо вам в Бирме. Лишь в редких случаях, которые могли меня как-то заинтересовать, я делал заметки в блокнот. Так было, когда я увидел в записке Гиммлера фамилию «Никитин». А Настя – совсем другое дело. Она же, не забудем, профессиональная журналистка. Знакомо ли вам, друзья мои, понятие «журналистский подход» в аспекте любого рода обращения с информацией?
Мы молчали, хотя знали, о чем идет речь, уважая привычку Белоусова. И Александр Федорович сам ответил на свой вопрос о журналистском подходе:
– Любой профессионал в сфере масс-медиа, получая ту или иную информацию, всегда отсеивает то, что ему не нужно. Но при этом все отсеянное оседает на задворках его сознания, чтобы в нужный момент, когда таковой настанет, выйти наружу к вящей пользе своей и чужой.
Настя рассказывает об озере Мертвых
Белоусов извинился и раскрыл свой ноутбук, на котором стал с завидной быстротой набирать послание для Насти. Когда письмо отправилось, Александр Федорович по своей привычке стал ждать ответа. И если обычай Белоусова задавать вопросы самому себе мною принимался безоговорочно хотя бы потому, что Александр Федорович тут же сам и отвечал на свои вопросы, то вот эта особенность ждать ответа у дисплея почему-то нервировала. Ну где гарантия того, что адресат именно сейчас включил электронную почту и заспешил с ответом? Однако в который раз мне пришлось убедиться, что мой друг знает, чего ждет, и знает, когда ждет. Через четверть часа мы читали Настин ответ:
Дорогие друзья!
Не составило труда вспомнить то, что вас интересует. С радостью смогла поднять с пыльного чердака моей вевельсбургской памяти один момент, который тогда – в дни пребывания в Вевельсбурге – был мною зафиксирован, но в силу недостаточной отрефлексированности напрочь забыт. Понадобился толчок, чтобы вспомнить. И вот этот толчок состоялся благодаря письму Александра Федоровича. Но ближе к делу, друзья! Среди многих документов Аненербе, которые я отсматривала или, как говорят работники архивов, отрабатывала, попался и такой, который, конечно, дословно привести не смогу, но хотя бы передам общее содержание, а точнее, то, что осталось в моей памяти от этого содержания. И между тем ручаюсь за аутентичность на уровне сугубо информативном. Итак, бумага направлялась в штаб Аненербе из Гессена, составителем значился некий профессор-гидролог, скрывавшийся под именем «Эдвард». Думаю, что наше с вами внимание должна привлечь уже его профессия – специалист по воде и всему, что связано с водой. Судя по всему Эдвард работал в Гессене, и при желании отыскать его следы вполне возможно. Но пока в этом нет необходимости. Если верить той бумаге, о которой я рассказываю вам, то Эдвард, как представляется, занимался экспертной оценкой прилагаемых к ней проб воды. Пробы эти доставлялись из Азии (помните: номинация «Чили») и довольно детально описывались. Сразу скажу: ни одна из описанных в бумаге проб воды не была чем-то примечательна – довольно-таки банальный набор, характерный для воды как таковой. Однако бросалось глаза, что все пробы были взяты исключительно из озер. В сводной таблице названия были зашифрованы числами, но к каждой непременно добавлялось слово «озеро». Например, «Озеро 8» или «Озеро 19». В общей сложности озер было около дюжины, но числа были самыми разными; самым большим было «145». Вероятно, эти числа соотносились с каким-то общим реестром, которого я тогда найти не смогла, да и, признаться, не искала. Самое же интересное было в финале: там говорилось, что экспедиция не прекращает своих поисков, а все ближе и ближе подходит к озеру под номером «88». Две восьмерки! Вот когда я сейчас вспомнила об этом числе, я сразу бросилась к телефону. В одной из петербургских газет работает мой давний товарищ, специалист по нумерологии, не раз приходивший мне на помощь, когда дело касалось чисел и их значений. И этот человек опять помог мне. Оказывается, числовая номинация гидронимов не была изобретением аненербевцев. Гидрологи всего мира давно, еще с XIX века используют ее в своей практике. По Азиатскому реестру, разработанному тогда англичанами-колонизаторами, две восьмерки означали некое озеро Мертвых. Только вот любого рода комментарии касательно этого озера (его местонахождения, специфики воды, площади, глубины) в специальной литературе отсутствуют, что связывается с недоступностью и даже спрятанностью этого озера где-то в горах. Итак, друзья, ищем озеро Мертвых! И пусть вам повезет! И последнее: все-таки Алексия справится здесь сама, я же завтра утром вылетаю в Германию. Думаю, вы согласитесь, что решать те или иные вопросы, связанные с Аненербе, лучше не по памяти, а в логове врага. Потому прошу Мессинга направлять действие кристаллического гидропередатчика не только на Кольку, но и при необходимости на меня.
Удачи вам на вашем непростом пути!
Ваша всегда
Настя Ветрова.– Теперь хоть ясно, что искать, – проворчал Петрович. – Только название мне не нравится: озеро Мертвых…
– Имена не выбирают, – глубокомысленно изрек Белоусов.
– А и правильно, что Настя едет в Вевельсбург, – заметил Мессинг. – Согласитесь, коллеги, там у нее куда больше шансов отыскать документы по той экспедиции 1943 года, нежели, скажем, в Санкт-Петербургской библиотеке Академии наук или в Архиве Пушкинского Дома.
Обратная связь через гидропередатчик– Постойте, господа, – мой вопрос возник неожиданно для меня самого. – Мы убедились в способности кристаллического гидропередатчика транслировать информацию от нас, благо шкатулка находится в нашем распоряжении. Но каким образом мы сможем получать ответы от Кольки или Насти?
– Я все предусмотрел! – заявил Мессинг безо всякой паузы. – Вашему вниманию в тот вечер в доме Петровича был продемонстрирован лишь один экземпляр передатчика – тот самый, который сейчас в моем рюкзаке. Мы же с Колькой помимо этого кристалла изготовили еще два. При их помощи на связь с нами смогут выходить и Колька из Петербурга, и Настя из Вевельсбурга. Я уже сбросил Насте эсэмэс, чтобы она взяла у Алексии один из двух оставшихся в России кристаллических гидропередатчиков.
Мы едем на север Индии Тем временем подошел автобус, которому предстояло везти нас на север Индии, к южным отрогам Гималайских гор, в глубине которых и пряталось от глаз простых смертных Мертвое озеро. Когда автобус уже тронулся, от Насти вдогонку пришла эсэмэска:Мертвое озеро охраняют брахманы.
Про брахманов
– Кто такие брахманы? – осведомился я у Мессинга, когда мы разместились в автобусе.
– Изначально, – отвечал Мессинг, энциклопедическим знаниям которого мог позавидовать даже Google, – брахман с ударением на первом слоге – это молитвенная формула в индуизме, вербальная экспликация высшего универсального принципа. Позднее так стали называть верховного бога-творца. Но нас, Рушель, в предложенном контексте интересует другое значение этого слова – уже как раз с ударением на втором слоге. Подобно тому, как в русском языке слова «замок» и «замо2к» различаются только ударением, так и в хинди различаются «брахман» и «брахман». О первом я уже сказал – это корневое, исконное слово для индуизма. Слово же «брахман», коллега, вторично по отношению к «брахман» и означает оно…
Мессинг взял паузу. Нас выручил Белоусов, сидевший в автобусе через проход от нас и слушавший разговор:
– Брахман в индуизме, дорогой Рушель, это…
– Я сам скажу! – закричал Мессинг так, что даже водитель обернулся на нас и строго посмотрел.
Здесь, конечно, мы все, включая Мишеля засмеялись, а Белоусов пафосно резюмировал:
– Опыт показывает, что лучшее средство борьбы с паузами Мишеля Мессинга – заполнение этих пауз тем, что он хочет сказать сам.
– И все-таки, – не выдержал я, – кто такие эти брахманы, что охраняют Мертвое озеро?
– Это, – безо всякого промедления отвечал Мишель, – жрецы, обслуживающие в индуизме культ творца мира Брахмы. То есть, коллеги, интересующее нас Мертвое озеро было долгие годы недоступно для европейцев, потому что его берегли жрецы. Но у нас с вами есть одно преимущество, о котором наши возможные противники даже и не догадываются.
– Вы, Мишель, имеете в виду документально зафиксированный опыт Аненербе, который уже завтра начнет осваивать Настя? – спросил Белоусов.
– Отнюдь, мой друг, – ответил Мессинг. – Сейчас я говорю о преимуществе иного рода. Брахманам помогает Брахма, а нам помогают дети – наши золотые Колька и Полька!
– Что с того, Мишель? – риторика Петровича сбила весь пафос с вывода Мессинга. – Самые обыкновенные дети.
– Категорически не согласен! – чуть не прокричал Мессинг. – Дети эти необычные, в чем все мы могли убедиться не раз. Понимаете, коллеги, Полька и Колька, эти трехсполовинойлетние близнецы, мои любимые внучата и по совместительству дети нашего носителя обыденного сознания, скептика Петровича, дети как минимум неординарные и, уж точно, уникальные. Не хотел употреблять это слово, но скажу: Колька и Полька – индиго. Так теперь называют тех, кого раньше называли вундеркиндами. Разница, пожалуй, лишь в том, что способности прежних вундеркиндов обыватели объясняли с позиций материализма, тогда как дар детей-индиго они склонны связывать то с вмешательством внеземных цивилизаций, то с влиянием давно минувших дней.
– Мишель, – возразил Петрович, – я немного уточню свою мысль. Колька и Полька, конечно, необыкновенные дети, но в той степени, в какой все дети необыкновенные.
Колька и Полька – брахманы
– Так я же и говорю: с нами дети – и в этом наша сила! И все-таки дети непростые. Позволю себе заявить, коллеги, что за такими, как Полька и Колька, будущее не только нашей страны, но и всей нашей планеты, всей, прошу простить высокий слог, земной цивилизации. И будущее это начинается сейчас, в данную минуту. Все вы знаете мои ипсилоны. Смею полагать, вы не раз убеждались в их точности и в сложности их построения, требующего от меня максимальной самоотдачи и привлечения великого множества знаний, которые я скопил за долгую жизнь. В нашей семье ипсилоны умеет строить и Алексия, которую я обучил этому непростому искусству не за один месяц. Так вот, когда я стал показывать внучатам построение ипсилонов, то Колька и Полька уже в процессе первого занятия мягко заметили мне: «Ты, деда, зря так стараешься. Разве вывода твоей дроби так не видно?» Самолюбие мое, коллеги, было уязвлено до самой сути! «Что же, – сказал я внукам, – тогда скажите-ка мне, любезные, каков ипсилон летучей мыши?» Помните, это ипсилон я строил в Гималаях, опираясь на едва ли не всю известную в наши дни мифологическою традицию. И что бы вы думали? Колька с Полькой в один голос ответили тут же: «Пещера». Так ведь оно и было! «А каков, – не сдавался я, – ипсилон музыки исцеляющей?» Оба малыша засмеялись, переглянулись, а Полька ответила: «Это крестный – Александр Федорович Белоусов». И этот ответ был верен. Больше тестировать внуков смысла не было, потому что мне – самому Мишелю Мессингу – пришлось признать свое поражение перед собственными внуками…
– А не может такого быть, – спросил тестя Петрович, – что дети разыграли вас? Нашли где-то ваши ипсилоны, заучили тему и результат, а потом удивляли своими познаниями.
– Исключено, – отвечал Мессинг, – ведь было это, когда Колька с Полькой еще не умели читать.
Аргумент был железный. Я, в отличие от Петровича, верил Мессингу, точнее сказать, разделял его веру в наших золотых близнецов, потому что сам не раз убеждался в уникальных способностях Польки и Кольки. Кроме того, я припомнил об одной вещи:
– Я, господа, хочу поделиться с вами информацией. В нашей семье из поколения в поколение передается несколько, что называется, реликвий. Большая их часть осталась от моего предка Хесуса Хайме Блаво, жившего много веков назад в Андорре и получившего свыше дар помогать людям. И одна из этих реликвий представляет собой рисунок. Самый, казалось бы, обычный рисунок, на котором масляными красками изображен ребенок. Он мягко улыбается, глаза светятся неземным счастьем. На голове ребенка прозрачный обруч, в центре которого сверкает невиданной красоты и яркости звезда. Надпись на рисунке гласит: «Человек будущего – дитя синей звезды». Я рассказал это к тому, чтобы мы с вами осознали все-таки значение детей в нашем общем деле. И самое главное: ребенок на картинке, доставшейся мне от Хесуса Хайме, похож как две капли воды на Кольку и Польку. Давно заметил это сходство, но почему-то не придавал ему значения, полагая, как и Петрович, что все дети похожи в своей уникальности. Теперь же считаю нужным рассказать об этом вам, друзья.
В преддверии восхождения
Поздней ночью автобус привез нас в гостиницу, расположенную в предгорье Гималаев. Цель была близка, но вначале предстояло выспаться, что мы и попытались сделать. И спалось на севере Индии хорошо до той минуты, пока в двери наших номеров почти одновременно не стал ломиться Белоусов, который, кажется, так и не ложился:
– Друзья, мои! – кричал Александр Федорович. – Настя написала из Вевельсбурга!
Видимо, Белоусов не только не ложился, но и не отключал Интернет, пока тот еще работал. Впрочем, новость стоила того, чтобы проснуться в несусветную рань. Все мы ринулись в номер Александра Федоровича и приникли к экрану ноутбука:
Дорогие мои!
Я прибыла в замок Вевельсбург три часа назад и сразу же ринулась в архив. Я нашла!!! Может быть, потому, что помнила, где искать. Итак, друзья, передо мной архив посланий той самой экспедиции 1943 года, о которой мы с вами говорили. Беда только в том, что все это изобилие может так и остаться мертвыми письменами – шифры чрезвычайно сложны. Однако я прилагаю все усилия к расшифровке, которая в каждой из бумаг своя. Самую первую мы с Алексией расшифровали общими усилиями, связавшись друг с другом ночью по скайпу. Честно говоря, если бы не Полька с Колькой, мы вряд ли так быстро нашли ключ. Думаю, что и в дальнейшем они нам помогут. Опущу подробности, зная, что вы ждете информации. Действительно, хронологически это была самая первая шифрограмма. И послана она была из предгорья Гималаев. Мне даже кажется, что это как раз то место, где сейчас находитесь вы, потому что, если верить карте, иного подступа со стороны Дели к южным отрогам Гималайских гор фактически нет. Так вот, экспедиция Аненербе состояла из трех человек. Все шифрограммы поступали не прямо в Вевельсбург, а сначала в Гессен, где в университете существовал целый сектор по изучению природы воды. Кажется, как раз руководил им – этим сектором – тот самый Эдвард. Однако этот факт еще требует проверки. Только после Гессена шифрограммы поступали в Вевельсбург и попадали прямо к Гиммлеру, который сам курировал экспедицию. Кстати, кодовое название ее – «Афанасий Никитин». Так что мы не ошиблись в выборе страны. Вернее, не ошиблась прекрасная память Александра Федоровича. Первая шифрограмма, над которой больше часа бились четыре головы нынешней ночью – головы Алексии, Кольки, Польки и моя, – свелась к следующей информации, витиевато закамуфлированной, но в итоге вполне однозначной: на подступх к Гималаям аненербевцев встретил брахман, предложивший им свои услуги. Вдобавок к этой информации говорилось, что экспедиция согласилась принять эти услуги. Вот пока и все, но, согласитесь, это не так уж и мало. Я продолжаю работать над архивом «Афанасия Никитина» и от всей души желаю вам удачи!
Пусть все всегда будет хорошо!
Всегда ваша Настя Ветрова.Я посмотрел на своих друзей – их лица сияли радостью: «Мы на правильном пути! Мы не ошиблись!» Как приятно осознавать это! Признаюсь, мне все время казалось, что в выборе нашего маршрута кроется какая-то неточность, ошибка; что мы идем не туда. Однако теперь сомнения были развеяны, а это означало, что нам немедленно следовало отправляться дальше. Визит брахмана
И тут в дверь номера Белоусова робко постучали. Петрович машинально закрыл ноутбук, пока Белоусов возился с непростым замком, доставшимся отелю, видимо, от англичан-колонизаторов. Когда же дверь отворилась, нашим глазам предстал самый настоящий брахман. Вы когда-нибудь видели брахмана? Я прежде – нет и даже не знал о них. Однако когда в дверном проеме показался этот человек, я почему-то сразу понял, что это именно брахман, а не кто-нибудь другой. Мессинг шепнул мне на ухо:
– Это брахман.
«И чего же он, интересно, хочет от нас? Говорит ли он по-английски? А может, он говорит по-русски? Интересно, брахман, пришедший в 43-м к аненербевцам, говорил по-немецки? Какие странные мысли…» Пока я задавался этими вопросами, мудрый Петрович достал из внутреннего кармана куртки телефон, с которым возился Колька по дороге в аэропорт. Ну конечно! Коммуникативных проблем с туземцами у нас не будет, ведь творение неизвестного народного умельца способно переводить с хинди на русский и обратно в режиме синхрона! Брахман что-то залопотал на незнакомом языке, а из телефона Петровича мы услышали:
– Господа, меня зовут Ахвана. Рад приветствовать вас в Гималаях! Много слышал о вас, о ваших прежних открытиях и экспедициях! Я готов исполнить свою миссию, которая была завещана предками мне и всем представителям моего рода– сопровождать белых людей в горы.
– О каком роде и о каких, простите меня, предках идет речь? – спросил через телефон Мессинг.
– У меня нет тайн от вас, господа, – отвечал Ахвана. – Наш род именует себя Хранителями. Из поколения в поколение, от отца к сыну передается мудрость движения по горам. Миссия же наша – в открытости миру. А потому из века в век прибывающие сюда путешественники пользуются услугами представителей моего рода.
Совпадения? Провокация?Петрович предложил Ахване войти в номер. Белоусов последовал за ними, а Мессинг придержал меня за рукав, попросив тем самым остаться в коридоре. Когда дверь номера закрылась, Мишель шепотом сказал:
– Не кажется ли вам, Рушель, все это странным? Утром мы получаем письмо от Насти, где рассказывается, что экспедицию Аненербе встретил брахман, вызвавшийся быть проводником, и тотчас брахман является к нам, предлагая такие же услуги. Я, признаться, опасаюсь, ибо не знаю, что стало с теми немцами и с тем брахманом, который их сопровождал здесь больше чем полвека назад. Как поступить?
– Я думаю, Мишель, – тоже шепотом отвечал я, – нам стоит в данном вопросе положиться на Петровича. Пусть ваш зять старыми добрыми методами советской разведки раскусит Ахвану, вытащит из него все самое сокровенное. Полагаю, Петрович сейчас именно этим и занимается при помощи нашего волшебного теле– фона.
Ахвана из рода ХранителейМессинг кивнул в знак согласия, и мы проследовали в номер. Белоусов, Ахвана и Петрович сидели в креслах, которых в номере Александра Федоровича и было всего три. Поэтому нам с Мессингом пришлось примоститься на край обширной кровати.
– Ахвана, вы сказали, – обратился к брахману через телефон Петрович, – что ваш род называется Хранителями. Я правильно понял?
– Да, совершенно верно. С незапамятных времен род, к которому я имею честь принадлежать, именуется родом Хранителей.
– Следуя этимологии слова «Хранители», – продолжал Петрович, – вы должны что-то хранить, не так ли? Не могли бы вы сказать, что именно?
– Ничего материального мы не храним и не хранили. Миссия наша в другом – хранить жизни прибывающих сюда путешественников.
– Он лжет, – шепнул мне Мессинг. – Напомню вам, коллега, что сглатывание слюны – один из самых ярких показателей того, что человек заведомо знает, что лжет. А наш брахман, пока произносил эту фразу, сглотнул трижды.
Я вспомнил, что физиогономистика в сочетании с жестологией – еще один конек Мессинга, а потому не стал возражать. Тем более что и Петрович глазами дал нам понять, что не верит словам Ахваны. Что было делать? Отказаться от услуг проводника? Но кажется, мы были поставлены в такие условия, когда отказ невозможен – самим нам в горах дороги не найти, а потому проводник все равно был нужен. Беседа же Петровича с брахманом продолжалась еще около получаса, и в ответах Ахваны было все больше сглатываемой слюны и все меньше информации. Меня не покидало ощущение, что Ахвана поставил внутренний барьер перед Петровичем. Наконец и самому Петровичу стало понятно, что «расколоть» индуса-проводника сегодня вряд ли удастся, а это означало только то, что нам следовало быть осторожными в дальнейшем общении даже друг с другом. Однако пора было собираться в путь, что мы и начали делать, разойдясь по своим номерам. Ахвана сказал, что ровно через час будет ждать нас внизу.
Белоусов решает отколоться от насКогда по прошествии часа я спустился в холл горного отеля, то среди собравшихся не увидел Белоусова, который обыкновенно не только не опаздывал, но всегда приходил на встречи гораздо раньше назначенного срока. Недоумевали и Мессинг с Петровичем, успевшие за годы знакомства изучить привычки нашего друга-долгожителя. Мы расположились в плетеных стульях и стали ждать. Наконец на лестнице показался силуэт Белоусова. Но что это? Александр Федорович в немыслимой расцветки обломовском халате и своем любимом малиновом колпаке, который он надевал в последние годы только в домашней обстановке. И вещей при нем не было никаких! А на ногах – тапочки с помпончиками! Чушь какая-то… Он остается здесь?
– Друзья мои, – пряча взгляд, произнес Бело– усов, – вот только собрался в путь, как стало мне нехорошо… В моем возрасте, знаете ли… Давление… Головокружение… Сердцебиение…
Никогда еще не слышал я, чтобы Александр Федорович так мямлил. Что произошло? Он не идет с нами? Бросает нас? Вот тебе раз!..
– К сожалению, дорогие мои, – продолжал Белоусов, – не могу составить вам компанию, поскольку в таком состоянии не могу быть полезен, а буду только обузой. Давление, знаете ли… Сердцебиение…
Тем временем Ахвана заговорил. И из трубки Петровича мы услышали:
– Да этот человек здоровее всех нас вместе взятых! Он не болен! Я умею распознавать недуги и здесь не вижу никаких отклонений от нормы.
Думаю, что брахман тогда сказал то, о чем думали мы все, но как-то стеснялись высказать вслух, боясь обидеть Белоусова. Впрочем, на слова Ахваны Александр Федорович не обиделся, а только покраснел, опустил голову, направив взгляд на помпончики тапок, отчего кисточка малинового колпака грустно свесилась перед самым носом ученого, сливаясь с цветом всего его лица.
– Да, – только и сказал сначала Александр Фе– дорович. Но потом, помолчав, продолжил, – я не болен, я солгал вам, простите…
Сейчас Белоусов был похож на нерадивого школьника, который прогулял урок, придумал нелепую и якобы уважительную причину пропуска, но был выведен на чистую воду педагогом и теперь готовился провалиться от стыда сквозь землю. Мы укоризненно смотрели на лгуна и ждали дальнейших объяснений, которые очень скоро последовали:
– Я это… того… Это не давление… не головокружение… Я ночью, пока ждал от Насти письма, тут вот прогуливался по аллее… это… прогуливался… звезды тут… Луна вот… И мы встретились с ней…
– С кем – с ней? – Мессинг ненавидел пауз в чужой речи, а потому перебил Белоусова, если можно, конечно назвать этим словом – «перебил» – попытку поторопить хоть чуть речь нашего друга.
– Я встретил ее! – продолжал Белоусов. – О, в свете луны она была так прекрасна! Так божественна!
– Кого – ее? – опять не выдержал Мессинг.
– Волшебную индианку, – только и сказал Александр Федорович и без сил присел в плетеное кресло.
– Только этого нам не хватало, – проворчал Петрович. – И что теперь делать? Идти без Белоусова? Втроем, ну, то есть вчетвером, с этим?
– А есть варианты? – вопросом на вопрос ответил Мессинг.
Да, вариантов, как кажется, действительно, не было. В таком своем состоянии наш новоиспеченный Казанова стал бы для всех обузой – он ежеминутно страдал бы от своей любви, от разлуки. И дело тогда, действительно, дошло бы до сердцебиения и головокружения. Пусть уж остается…
– Я, друзья, – вдруг неожиданно снова заговорил наш Дон Жуан, – сам от себя не ждал такого пыла. Ведь я, согласитесь, не мальчик…
– Да уж, – скептически пробурчал Петрович.
– Да, друзья, не мальчик. Но, простите, муж! – Белоусов все более воодушевлялся в своей патетике влюбленного. – Нынче вечером моя Коломба будет ждать меня у старого фонтана в глубине парка!
Вот ведь, Коломба… И почему Коломба? Имя, прямо скажем, не самое индийское. Нашел тоже время для любовных свиданий у фонтана…
– Хорошо, – примирительным тоном проговорил Мессинг, – оставайтесь, Александр Федорович, со своей Коломбой, а мы пойдем навстречу приключениям.
Белоусов обиженно надул губы – было видно, что ему тоже хочется навстречу приключениям.
– Пусть остается, – категорично сказал Петрович. – Справимся и без вас.
Последняя фраза Петровича, казалось, еще больше обидела Белоусова. И, потупясь, Александр Федорович стал подниматься по лестнице. Мы же стояли внизу и смотрели, как его немыслимый халат и малиновый колпак скрываются за поворотом. Однако когда мы уже собирались выйти наружу, Белоусов окликнул нас:
– Друзья! Удачи! И простите меня, но иначе я поступить не мог…
– Бог простит, – пробурчал Петрович.
Мессинг же успокоил пожилого Ромео:
– Мы не сердимся, Александр Федорович, а даже немного завидуем вам. Пусть все у вас будет хорошо!Секрет 3 Неделя постижения философии воды
День первый
Читать бесплатно другие книги:
