Оракулы перекрестков Шауров Эдуард
— Любишь полумрак? — Бен осторожно отодвинул край занавески.
Юные грабители были все еще там, сидели кружком на корточках, курили и оживленно болтали. Даже с высоты восьмого этажа Бен отчетливо видел наглые терпеливые макушки хищных щенков.
— Когда как, — сказала за спиной Марси. — Просто я спала до того, как на лестнице поднялся тарарам и мне пришлось втаскивать тебя в квартиру. Можешь раздвинуть шторы, если хочешь, лично мне полумрак не мешает.
— Нет, нет, — поспешно сказал Бен, отходя от окна, — мне тоже не мешает. Тем более, что ребятишки все еще там. Что-то мне не хочется привлекать их внимание.
— Да ты уж и так…
Марси быстро обогнула кровать и, потеснив Бена, выглянула наружу.
— Действительно сидят, — подтвердила она. — Интересно, чем ты им так насолил?
Бенджамиль хмыкнул:
— Маленьким ублюдкам понравились мои ботинки.
— Они вовсе не ублюдки, — укоризненно сказала Марси, задергивая штору. — Дурной мир лепит нас на дурной лад. Они отравлены миром, но они не ублюдки. Они еще слишком молоды, чтобы толкать их всех в одну таблетку. Знаешь, как называют старшие трэчеры молодежь?
Бен помотал головой.
— Спермой. — Марси отошла от окна. — Потому, что они пока лишь заготовки, а из заготовок может получиться, в сущности, все, что угодно.
Бенджамилю стало мучительно неловко, но в то же время на него накатила волна жгучего раздражения. Легко говорить умные слова и защищать этих краснозубых ангелков, когда они не гонятся за тобой с трубами.
— Это не я так говорю, — добавила девушка, явно почувствовав его состояние.
— А кто?
— Мишель.
— Что за Мишель?
— Это один мой друг.
— Тот, что достал книги? — скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Бен.
— Тот самый, — подтвердила Марси. — Иногда он говорит удивительные вещи. Даже странно, как до такого можно додуматься.
— И какой он, этот твой друг? — спросил Бен, теребя край шторы.
Он постарался сказать это совершенно равнодушно, как будто ему и дела не было до загадочных друзей Марси, но девушка опять, казалось, угадала его мысли.
— Да почти такой же, как ты, только старше! — заявила она, окатив Бенджамиля с ног до головы обезоруживающей улыбкой. — А ребята привязались к тебе только потому, что ты не местный. Вообще-то они днем даже чужих обычно не трогают, не то что местных. Здесь половина сектора принадлежит Халиду. Потому и район у нас относительно спокойный. Но чужие вроде как вне закона. — Марси виновато развела руками.
«Еще бы, — подумал Бенджамиль, — за своих Халид яйца отрежет… У меня что, на лбу написано, что я не местный?»
— Слушай, Марси, — сказал Бен обиженно. — У меня что, на лбу надпись: «Парень из аутсайда — можно грабить»?
Марьям пожала плечами:
— Можно и так сказать. Я, честно говоря, решила, что ты из белого буфа, что по делам приехал! В выходные сюда много корпи приезжает, но они обычно развлекаются в заведениях на самой окраине, а тебя к нам занесло, в серо-зеленый.
Бенджамиль искоса взглянул на ангела по имени Марси, и события минувшего дня и двух ночей вдруг представились ему чем-то неаппетитно-гнусным, вроде раздавленной улитки, чем-то таким, о чем совершенно не хочется рассказывать такой чудесной девушке с солнечной улыбкой.
— Я не развлекался, — вздохнув, сказал Бен. — Я был здесь по делам, заблудился и отстал от прыгуна. Теперь вот пытаюсь добраться до тубвея. Пока неудачно.
Марси грустно улыбнулась:
— Это заметно. А насчет надписи на лбу ты не обижайся. Мы переехали в черный буфер из белого, когда мне было двенадцать, и в течение следующих десяти лет мне то и дело напоминали про мой лоб. Честное слово.
Девушка вдруг как-то сникла, и Бенджамиль спросил первое, что пришло на ум:
— Марси, а ты всегда по воскресеньям спишь до полудня?
Марьям недоуменно уставилась на своего гостя.
— Ну, ты сама сказала, что спала, когда в подъезде начался тарарам.
— А! Это! — Девушка оживилась. — Я просто отсыпалась после спектакля.
— Спектакля?
— Ну постановки!
— Постановки?
— Бенни, ты хотя бы представляешь себе, что такое театр?! — воскликнула Марси.
Брови девушки-ангела приподнялись, глаза заблестели, по всему было видно, что разговор повернул в нужное русло.
— Не совсем, — сказал Бенджамиль, заражаясь флюидами веселости. — В смысле, помню что-то такое из школьной программы. Это вроде как визуальное искусство, вытесненное со сцены кинематографом, а потом телевидением.
— Сам ты вытесненный! — Сквозь смуглую кожу Марьям проступил румянец. — Говоришь «сцена», а сам не знаешь, что это такое!
После пяти минут страстных и путаных разъяснений Бенджамиль понял четыре вещи: что театр — это несравненно лучше, чем сериалы-лонгливеры по инфосети, что театр — это не совсем законно, что, как следствие, он располагается в каком-то подвальном помещении и что ему, Бенджамилю Френсису Мэю, до смерти хочется хотя бы разок побывать на спектакле.
— Я понял, — сказал Бен, прерывая поток Бернардов Шоу, Станиславских, Гальмингов и Шекспиров, — спектакль похож на старый фильм с коротким сюжетом. Я такие видел.
— Точно! — радостно подтвердила Марси. — Только спектакль всякий раз разный, а фильм, сколько ни смотри, один и тот же… Хочешь, я проведу тебя на выступление?!. Не сегодня и не завтра, конечно… А вот! Через две недели мы будем ставить «Отелло». Я попрошу Мишеля, он скажет Эрнесту, и для тебя сделают контрамарку. Хочешь?!
Произнеся имя Мишель, девушка вдруг вся погасла и погрустнела.
— Хочу, — отозвался Бен, не понявший и половины сказанного.
Его энтузиазм тоже пошел на спад, а в голову полезли неприятные мысли.
— Давай поедим, что ли, — сказал он, указывая на столик. — Там уже остыло все, наверное.
Красные бобы в острой подливке действительно остыли, но хуже от этого почему-то не стали. Бенджамиль ел, сидя в кресле. Каждый раз, цепляя вилкой мучнистые зерна, он подносил чашку к самому подбородку, стараясь не капнуть подливой на пол или на брюки. Марси уплетала бобы, расположившись на кровати. Ела она весело и беспечно, безо всяких предосторожностей, то внимательно рассматривала наколотый на вилку боб, то пускалась в длинные рассуждения, размахивая этим бобом во все стороны. Бен ел, поглядывал на девушку, и от всей души дивился тому, что платье с цветастыми шароварами и одеяло на постели до сих пор остаются чистыми.
Отправив в рот последнюю порцию, Бенджамиль через край допил подливку и поставил пустую чашку на столик.
— Назови число от одного до девяти, — попросила Марси, глядя в свою тарелку.
— Зачем?
— Я загадала желание. — Девушка прикрыла чашку ладонью. — Ну?
— Шесть, — наобум сказал Бен, и Марси просияла.
— Я так и думала! — С чрезвычайно довольным видом она принялась накалывать бобы на вилку. — Раз, два, три, четыре. Ах ты! Сломался. Амм. Пять, шесть. Амм.
— Неужели правда шесть? — Бен недоверчиво улыбнулся.
— Ровно шесть, и значит, мое желание сбудется.
Девушка поднялась, поставила тарелку на стол и подошла к окну.
— Шесть очень хорошее число, — сказала она, слегка отодвигая штору. — Цифра шесть обозначает дом.
— Сидят? — поинтересовался Бен.
— Сидят. — Девушка прижалась носом к стеклу.
— Ты бы отошла лучше, — попросил Бен.
Марси отошла, взяла с полки ракушку и принялась вертеть ее в ладонях.
— Марси.
— А?
— Почему ты мне помогла?
— Потому что не люблю убираться на площадке.
— Нет, серьезно.
Девушка нахмурилась:
— Ну, я не люблю, когда под моей дверью бьют хороших людей.
— Но ведь я мог оказаться плохим человеком, — упорствовал Бен, — таким же бандитом, как и они.
Он и сам толком не знал, что хочет услышать. Но внутри все нарастало и нарастало ощущение чего-то огромного, значимого. Такого, от чего зависит вся жизнь в этой комнате, в этом городе, на этой планете.
— Не мог, — шепотом сказала Марси. — Я же почувствовала тебя через дверь.
— Как это?
— А вот так. — Марси вдруг быстро нагнулась, едва не коснувшись носом лица Бенджамиля. — Понимаешь, Бенни, я ти-эмпат. Только Мишель сказал, что об этом никому нельзя знать. Это большая тайна, Бенни, еще больше, чем театр. Понимаешь? Ни-ко-му! Я ведь могу на тебя рассчитывать?
Бен кивнул, холодок страха снова полз у него между лопаток.
— Постой, погоди. — Молодой человек бережно взял девушку за локти. — Что такое ти-эмпат? Как ты почувствовала меня через дверь? Почувствовала, какой я человек?
— Да, — ответила Марси, отводя глаза. — Шагов за десять — двадцать я чувствую чужие эмоции, а свои передаю метров на сорок. Я сидела на этой кровати, и мне хотелось прыгнуть в окно от страха. — Марси всхлипнула. — А вы, мужики, еще говорите, что ничего не боитесь.
— Ничего себе, — пробормотал Бен. — Ты ощущаешь то же, что и я? А я то же, что и ты? И ты меня не разыгрываешь?
Марси вдруг побледнела и сильно качнулась назад. Бенджамиль едва успел подхватить ее за талию и опустить на кровать. Все тело девушки напряглось, голова откинулась, сухие губы жадно втянули воздух. Раз, другой. «Господи! — подумал Бенджамиль сквозь отрешенный ватный ужас. — Да она же умирает!» Он поднялся на ослабевшие ноги и шагнул к аквариуму, намереваясь зачерпнуть ладонями воды, но пальцы Марси удержали его, поймав за рукав сорочки.
— Не надо, мне уже лучше, — прошептал девушка. — Сядь вот тут, рядом.
Перепуганный Бенджамиль покорно опустился на край кровати.
— Чувствуешь? — Марси поймала его руку и настойчиво прижала к своему животу. — Чувствуешь?
— Что? — спросил Бен одними губами.
— Его, нашего ребенка? Вот здесь. Чувствуешь?
И Бенджамиль почувствовал, как сквозь мышцы и кожу плоского живота молодой женщины ему в ладонь отчетливо уперлась маленькая пятка.
— Разве я тебя разыгрываю? — Серьезные раскосые глаза смотрели внимательно и пытливо, и только в уголках губ пряталась улыбка.
Бенджамиль соскочил с кровати и, засунув руки в карманы брюк, принялся ходить по комнате.
— Ну, Бен, не злись, пожалуйста, — елейным голосом пропела Марси, она уже как ни в чем не бывало сидела на кровати. — А то я начну злиться вслед за тобой. Я же чувствую, как ты злишься. Я совсем не хотела тебя обидеть, я нечаянно, и мне уже стыдно. Честное слово.
По всему было видно, что нисколько ей не стыдно. Сердито насупившись, Бенджамиль присел на корточки возле аквариума и постучал пальцами в стекло. Плавное движение рыбок разорвало свой рисунок.
— Правда, как настоящие? — Марси придвинулась сзади так, что ее колени коснулись его спины. — Их не надо кормить, и чистить аквариум не надо… — Девушка прерывисто вздохнула и, потянувшись вперед, постучала ногтем в выпуклую прозрачную стенку.
Они сидел на кровати, тесно прижавшись плечами и сблизив головы, словно таинственные заговорщики. На их колени лился все тот же смутно-лиловый свет. Было на удивление тихо и уютно, так тихо, что они невольно разговаривали шепотом.
— Когда мы с мамой и сестрой переехали сюда из белого буфера, — рассказывала Марси, рисуя указательным пальцем затейливые узоры на одеяле, — я вообще была в жуткой депрессии, боялась выходить на улицу, боялась выходить в подъезд, боялась спать возле окна. Со временем ничего, привыкла. Люди здесь как люди, не хуже прочих. Потом Сью устроилась на фабрику Мориса Эйвитса. Она до сих пор считает, что ей здорово повезло. В белом буфере она училась в Путлицкой школе младших менеджеров, но после переезда бросила учебу. Будь Сью парнем, отца наверняка обязали бы оплатить оставшиеся три года. А так… По-моему, Сью сразу поняла, что ей ничего не светит. Мама никогда не умела распоряжаться деньгами, а после развода, мне кажется, немножко тронулась умом. — Марси покрутила пальцем у виска. — У нее все текло между пальцев. Деньги, что она получила при разводе, улетучились меньше чем за год, но она все равно хотела, чтобы ее дочь закончила приличную школу, и я, как дура, каждый день ездила по четыре часа в таблетке. Жуткая скука.
Бенджамиль вспомнил про Розану Табоне и грустно усмехнулся.
— Потом я стала учиться с пятого на десятое, больше бывать на улице, чем в школе, и в пятнадцать у меня появился парень.
Заметив, что Бенджамиль невольно напрягся, Марси покачала головой:
— Это было так давно, Бенни, точно в другой жизни. Его звали Рашид, и он был трэчер. А потом его убили, зарезали на улице.
— Ты любила его? — спросил Бен после небольшой паузы.
— Не знаю, — задумчиво ответила девушка. — Он был хороший, заботился обо мне. На его похоронах я впервые услышала чужие эмоции. Когда умирает кто-то из пульпы, провожать его приходят все трэчеры его банды. Они несли Рашида до катафалка кремационной службы, а потом пили круговую за упокой. Их было человек двести. Представляешь? В моей голове вдруг взорвались эмоции двух сотен парней из подворотни. Словно прорвало плотину. Меня просто сбило с ног, раздавило, расплющило, как козявку. Я была так напугана, что даже потеряла сознание. С тех самых пор я стала ти-эмпатом. Мишель сказал, что это была шоковая инициация…
— Мишель, Мишель. Уже десятый раз слышу про Мишеля, — сказал Бен, изо всех сил стараясь выглядеть беззаботным. — Интересно знать, что это за птица такая.
— Никакая не птица. — Марси поднялась с кровати, подошла к окну и выглянула во двор. — Мишель Поверфул действительно мой очень хороший друг. Через год после смерти мамы Сью умудрилась устроить меня к Эйвитсу. Я стояла возле конвейера и раз за разом последовательно нажимала четыре кнопки, согласно дурацкому закону этого… Как его?
— Киттеля, — подсказал Бен.
— Ну да! А железная лапа чего-то делала с заготовками. Я нажимала. Она делала. Я давила. А она делала. Чпок — вжик. Чпок — бряк. Чпок — шмяк. И так одиннадцать часов в день. А потом ночь в гостинице-улье. И круглые сутки вокруг усталость, злость, апатия. Потом неделя выходных, когда лишь на третий день начинаешь понемногу приходить в себя. И опять усталость, апатия, злость и жуткие ночи, пронизанные чужими снами. У меня не было душевных сил даже на то, чтобы уволиться. Еще полгода — и я бы сошла с ума или повесилась. Но тут появился он. В белом костюме, с лакированной тростью, он просто пришел и забрал меня от Мориса Эйвитса.
— Как забрал? — испуганно спросил Бен.
— Вот так! — Марси показала как. — Они уволили меня по инициативе предприятия и даже пособие выплатили.
— А потом?
— Потом Мишель свел нас с Эрнестом, и Эрни взял меня в подпольный театр. Вот так! У нас есть свой постановщик! Костюмы Эрни шьет на заказ в промкольце. Мы репетируем четыре раза в неделю и дважды в месяц даем спектакли! Правда, зрителей не очень много, в основном из «воротничка», чуток из белого буфера. Бывает, приезжают крупные шишки. А однажды, — Марси перешла на шепот, — нас смотрели очень большие люди из Сити. Эрнест следит за порядком, Ават режиссирует спектакли, а Мишель поставляет зрителей. Так и живем.
Марси повалилась на кровать и закинула руки за голову.
— Не знаю, что обо мне думает сестра. Ухожу днем — возвращаюсь вечером, ухожу вечером — возвращаюсь утром. Нигде не работаю, но на что-то живу. Скорее всего, она считает меня шлюхой. В последнее время все острее чувствую ее презрение… Иногда думаю: «Как хорошо, что она бывает дома только полторы недели в месяц».
— Занятный человек, этот твой Мишель Поверфул, — сказал Бен. — Было бы интересно с ним познакомиться.
— Нет ничего проще, — отозвалась Марси и добавила, спохватившись: — Хотя теперь даже не знаю, просто или нет.
— Что так?
— Позавчера я получила от него записку, он не любит инфосеть. — Марси наморщила лоб, вспоминая. — «Моя миссия подошла к концу, и я вынужден попрощаться. Уверен, что ты сделаешь все правильно. Если тебе когда-нибудь понадобится моя помощь, я знаю, как тебя найти».
— Странное послание.
Марси кивнула головой.
Бенджамилю стало грустно и неловко. Делая вид, что наступила его очередь выглядывать во двор, он подошел к окну и отогнул край шторы. Теперь их было семеро. Они уже не сидели на корточках, они не курили и не болтали, они, вставши в кружок, играли в умный мяч. Бенджамиль вспомнил, как сам играл во внутреннем дворе школы, только тогда становились звездой, а теперь кругом.
— Сидят? — поинтересовалась Марси.
— Играют, — сообщил Бен. — Седьмой откуда-то появился.
Марьям подошла сзади и тоже выглянула в окно. Бенджамиля захлестнуло злое отчаянье.
— Марси, — сказал он, — у тебя есть дома увесистая палка или обрезок трубы?
— Может, лучше все-таки вызовем стопов? — предложила девушка.
При слове «стопы» Бенджамиль скривился, как от зубной боли.
— Нет уж, увольте, — пробормотал он. — Никаких мистеров Смитов.
— Знаешь! — Марси просияла. — А ведь я могу вывести тебя через помоечный ход!
— Какой такой помоечный ход? — улыбаясь, спросил Бен.
Марси с размаху хлопнула себя по лбу:
— Понимаешь, в нашем доме протянут старинный мусоропровод. Ну, такая толстенная труба. Ты, наверное, заметил ее в подъезде. (Бен покачал головой.) Так вот, мусоропровод сломался в незапамятные времена. Даже местные старушки не помнят, чтобы он работал. Все люки заварили. Но внизу, на первом этаже, есть комнатка, в которую должен валиться весь мусор, а из комнатки есть ход на улицу. Он с другой стороны дома, и ты сможешь свободно удрать. Помоечная комната заперта, но у меня есть ключ, вернее, я знаю, где лежит ключ. Еще девчонкой нашла его под кирпичом в стене и никому не сказала. Какая же я молодец!
— Не тараторь так, — попросил Бенджамиль. — А если шпана выставила часового в подъезде?
— Ерунда! В подъезде торчать скучно. Стяни мне панцирь, Сейтон! Дай копье! И на коней! — продекламировала Марси. — Подожди две минуты, я оденусь!
— И все-таки хорошо бы прихватить палку потяжелее, — крикнул Бенджамиль вслед девушке.
«Или нож», — подумал он, но представив, как входит в чей-то бок острый кусок железа и как горячая кровь брызгает прямо на его руку, сжимающую пластмассовую рукоятку, сразу отказался от этой мысли. Тем более, что не был уверен в том, что вообще сможет пустить нож в дело. Палка еще куда ни шло.
Возбужденный, переполненный злым азартом, от которого слегка дрожали пальцы рук, Бенджамиль натянул френч, еще раз выглянул в окно и принялся мерить шагами комнату, сосредоточенно глядя себе под ноги. Кресло — кровать — окно — столик, столик — окно — кресло — кровать. Что-то блеснуло в сером ворсе напольного покрытия. Бен остановился, приглядываясь. Кусочек желтого стекла? Край монетки? Таинственная сверкающая драгоценность застряла между жесткими ворсинками. Бенджамиль нагнулся и двумя пальцами вытащил из ворса маленькую золотую рыбку — верхнюю пуговицу от китайского платья Марси. Бенджамиь почесал макушку и в очередной раз сел на кровать. Относительный порядок в голове опять превратился в хаос… волна чуть вьющихся волос, смуглая кожа, внимательные, слегка раскосые глаза… Сон перемешался с явью. Бен покрутил головой, пытаясь отогнать наваждение. В этот момент в комнату заглянула Марси. На девушке был надет светло-зеленый плащ с пелериной, в руках она держала ножку от табурета.
— Пошли, — решительно сказала Марси. — Сейчас или никогда!
Похоже, ей самой понравилось, как она это сказала.
Бенджамиль следом за девушкой вышел из спальни. В прихожей возле входной двери Марси вручила ему импровизированное оружие. Ножка оказалась довольно увесистой. Конусообразно сужающийся к основанию тавр из светлого металла с пластмассовой нахлобучкой на конце удобно лег в ладонь.
— Пока держи наготове, потом спрячешь в рукав, — деловито распорядилась Марси.
Она внимательно осмотрела Бенджамиля с ног до головы, словно бы проверяя его экипировку, потом задумчиво спросила:
— И все-таки интересно было бы знать, отчего они на тебя так взъелись? О чем вы говорили?
— Да почти ни о чем. — Бен пожал плечами. — Сначала они спросили, сколько времени, потом похвалили мою прическу, потом сказали, что хотят забрать мои ботинки.
— Так и сказали? — усомнилась Марьям.
— Ну да! Тот, в длинном сюртуке, сказал: «Натопы хафай, отпуда мне». А я сказал им, что у меня здесь друзья и что ботинки я им не отдам.
— На трэче сказал?!
— Ну да.
— Ты трэч понимаешь?
— Естественно. Я же переводчик.
— Во дела! — сказала Марси почти весело. — Теперь я понимаю, отчего они за тобой гнались и почему они до сих пор караулят тебя во дворе.
— Отчего? — спросил недоумевающий Бен.
— Все просто! Они приняли тебя за крысу, за стоповского шпиона, — объяснила Марси, — потому что у тебя карманов много.
Она взялась за накладной карман френча и резко дернула вниз. Карман оторвался наполовину и повис на нитках.
— Ты чего?! — Ошарашенный Бенджамиль отступил на шаг. — Что это значит?
— Это значит, что карманы с куртки надо спороть! — терпеливо объясняла Марси, пытаясь ухватиться за второй карман.
— Зачем?! — возопил Бен, пытаясь уберечь свою одежду.
— Затем, что ты говорил на трэче, а одет как циви. Трэчеры карманов на куртках не носят, накладные отрывают, а врезные зашивают. А ты трэкать умеешь, но одет не по моде. Значит, ты кто?
— Крыса? — догадался Бенджамиль.
— Крыса, — подтвердила Марси, дорывая надорванный карман.
— Но ведь агент, работающий на стопов, не прокололся бы на подобной ерунде, — задумчиво сказал Бен.
— Ага! — Марси радостно оборвала второй карман и бросила на пол. — Только они логическими рассуждениями себя затруднять не привыкли. Крысу нужно сначала прибить, а уж потом разбираться.
С нагрудным карманом пришлось повозиться. Но наконец оторвали и его. Марси обобрала торчащие нитки, еще раз оглядела Бенджамиля и сказала:
— Теперь ты выглядишь почти как местный, только на трэче лучше ничего не говори. Ты готов?
Бен кивнул.
— Тогда вперед?!
Девушка нажала рукой на панель замка, и Бенджамиль, крепко сжав в кулаке ножку от табурета, шагнул в полутемный подъезд.
Глава 12
На самой границе серо-зеленого сектора Бенджамиль в сотый раз сказал Марси, что ей пора возвращаться. Девушка вздохнула и согласилась. Они остановились в пустынном дворе между несколькими старыми тополями и проржавевшим остовом детских качелей.
— Детали твоей кухонной мебели, — сказал Бен, вытягивая металлическую ножку из рукава френча.
— Хлам. — Марси равнодушно потрогала ножку пальцем. — Она не откручивалась, и я наступила на нее ногой, сиденье треснуло… в общем, теперь это можно выбросить.
— Что ж, она честно исполнила свой долг. — Бен попытался улыбнуться.
— Давай постоим так парочку минут, — попросила девушка.
Бенджамиль кивнул. Они помолчали немножко, потом Марси призналась:
— Жутко не хочется с тобой расставаться.
— А кто сказал, что мы расстаемся? — Бенджамиль сглотнул комок. — Мы увидимся. Очень скоро увидимся. Аутсайд — это ведь не Сибирь и не Америка, подумаешь…
— Я знаю, что увидимся, — подтвердила Марси. — Не очень скоро, но зато непременно.
Девушка улыбнулась, хотя в уголках ее глаз набухали слезинки.
— Я позвоню тебе завтра или лучше сегодня вечером. Какой у тебя номер?
Бенджамиль растерянно коснулся пластыря на ухе, и Марси всплеснула руками:
— Вот дуреха! Тогда запомни мой номер. Или нет, давай я запишу!
Она быстро огляделась по сторонам и, не найдя ничего подходящего, засунула руки в карманы плаща. Лицо ее просияло:
— Есть!
Она извлекла из плаща маленькую, размером чуть больше ладони, книгу в твердом, расслоенном на углах переплете. Развернув книгу, она ловким движением аккуратно и безжалостно вырвала один из первых листков. Маленьким косметическим карандашом для губ Марси написала на нем несколько цифр, свернула страницу в четыре раза и протянула Мэю.
— Карандаш стойкий, он не сотрется и не размажется, — очень серьезно сказала девушка. — Только, пожалуйста, не потеряй.
Бенджамиль бережно спрятал листок в карман брюк.
— Слушай, — сказал он осторожно. — Когда я был без сознания, мне снился сон…
— И что же ты видел? — Глаза девушки блеснули из-под ресниц.
— Тебя, — пробормотал Бенджамиль. — Это трудно объяснить… У меня такое странное чувство, будто я знаю тебя давным-давно и будто мы близки, очень близки.
— У меня такое же чувство, — сказала Марси. — Я даже уверена в том, что знаю тебя.
— Откуда? — изумился Бенджамиль.
— Я тоже видела тебя во сне.
Бенджамиль открыл было рот, чтобы задать вертевшийся на языке вопрос, но Марси вдруг вскинула руку, указывая на дерево.
— Смотри! — воскликнула она. — Мусорная птичка! Какая красивая! Я их с детства не видела.
Бенджамиль, умолкнув на полуслове, повернулся в указанном направлении. На ветке тополя действительно сидел воробей, крупный, гладкий, совершенно необычный воробей с ярко-красной грудкой. «Наверное, старая модификация», — удивленно подумал Бен.
— Это хороший знак! — убежденно сказала Марси. — Мусорная птичка приносит счастье.
Девушка поймала руками отвороты Бенова френча и вытянулась вверх. На несколько секунд ее губы нежно и страстно прижались к губам Бенджамиля. Потом она отпрянула, развернулась и быстро пошла прочь. Некоторое время Бенджамиль смотрел вслед удаляющейся фигурке, потом вздохнул, нащупал в правом кармане листочек с номером телефона и зашагал туда, где, по разъяснениям Марси, находилась станция тубвея.
Чем ближе к Сити, тем уже сектор. Теперь Бенджамиль знал, что действующая трасса тубвея проходит по границе зелено-лимонного с лимонно-розовым. Незадачливому путешественнику предстояло пересечь десять, ну, может быть, двенадцать кварталов, чтобы наконец увидеть опоры вожделенной трубы. И он размеренно шагал вперед по неширокой сегментарной улице, целиком поглощенный мыслями о Марси.
Иногда он выныривал из состояния легкой прострации и строго говорил себе: «Осторожнее, Бен, ты еще не дома! Смотри в оба, Бен». Пару раз он спрашивал дорогу у случайных прохожих, которых становилось все больше, и каждый раз с облегчением убеждался, что идет в верном направлении.
Он собирался перейти на правую сторону улицы, когда прямо перед ним, шаркнув шинами, остановился подержанный желтый электромобиль марки «граунд» с открытым верхом. Водитель — крупный, обритый наголо мужчина в расстегнутой куртке и раскрытой на груди полосатой рубашке — помахал рукой, пытаясь привлечь внимание Бена. Лицо здоровяка лучилось приветливой улыбкой, светлые пуговки глаз глядели внимательно и добродушно.
— Здорово, приятель! Как поживаешь? — Мужчина вытащил из нагрудного кармана пачку сигарет. — Куда направляешься?
— На станцию, — механически ответил Бен. — А мы с вами знакомы?
— А то как же! — жизнерадостно отозвался мужчина, прикуривая от встроенной в коробку зажигалки. — Сегодня утром виделись.