Секс – моя жизнь. Откровенная история суррогатного партнера Гарано Лорна

Глава 15

Как и многие другие, я покатывалась со смеху над серией «Сайнфелда», в которой Джерри показывает Джорджу свои приемы соблазнения. Мне это должно было показаться особенно забавным, потому что иногда окружающие думают, что я показываю разные хитрости, которые должны доставить удовольствие женщинам (или мужчинам).

Я ничего не показываю, и таких хитростей не существует. Движение, которое кого-нибудь, может быть, сводит с ума, другому покажется таким же соблазнительным, как потянуться за пультом от телевизора..

Главная хитрость, которую я раскрываю на своих занятиях и которая не раз доказывала свою эффективность, — это общение. Иногда это означает рассказать о проблеме, причины которой кроются очень глубоко в подсознании, а чаще всего необходимо просто объяснить, что доставляет тебе удовольствие, а что нет. Нам бывает непросто сообщить партнеру, что нам не нравятся его действия, и предложить альтернативу.

Нам кажется, что это заденет его, ранит его чувства, и поэтому так велик соблазн избежать обсуждения, которое поставит нас в неловкую ситуацию. Нам хочется думать, что достаточно только не говорить о проблеме — и она исчезнет. Но мы все знаем, что это никогда не срабатывает. Мы прячем проблему в подсознании, где она как открытая рана гноится и мутирует в комплексы, которые вряд ли казались бы нам такими серьезными, если бы мы вовремя вытащили их на поверхность..

Открытое и честное обсуждение того, что нам нравится в постели, а что нет, это первый шаг на пути к увлекательной сексуальной жизни. Мой опыт со многими клиентами доказывает это, но, пожалуй, самым ярким примером может стать Кевин, который обратился ко мне в середине восьмидесятых годов.

Кевину казалось, что у него импотенция. У него была девушка, Дайана, которую он любил, но тем не менее регулярно не мог добиться эрекции. Дайана начала беспокоиться, что он не находит ее привлекательной или просто устал от нее, и это привело его к психотерапевту. Он не понимал, почему ему не удавалось возбудиться при виде самой привлекательной девушки из всех, что он знал.

Он боялся, что с ним что-то не в порядке, что он просто плохой любовник, которому Дайана вскоре предпочтет кого-нибудь получше..

На первом же сеансе стало очевидным, что Кевин готов меняться. Он был серьезно настроен, хотел понять, в чем же заключается проблема, и сделать все возможное, чтобы ее решить. Он был недоволен собой, и это мешало рационально подходить к вопросу. Он знал, что самоуничижение не поможет, но не мог избавиться от неприятного чувства..

Я попросила Кевина рассказать, почему он ко мне обратился.

— Я не понимаю, я пытался подойти к этому со всех возможных точек зрения, — говорил он.

На нем были очки в тонкой оправе и штаны цвета хаки. Он снял очки и положил их на колено.

— Мне нравится моя девушка, она меня возбуждает, но все равно — как только мы начинаем заниматься сексом, эрекция пропадает.

В отличие от многих других клиентов, Кевин говорил о сексе без малейшего оттенка смущения. Некоторым бывает сложно произнести слова вроде «эрекция», но он произносил их таким же ровным тоном.

Я спросила, случалось ли что-нибудь подобное в прошлом.

— Никогда. И потом, Дайана первая девушка, в которую я действительно влюблен, — сказал он.

— Эрекция исчезает полностью или частично?

— Полностью. Как будто я вообще никогда не возбуждался.

Я спросила Кевина, есть ли какая-то повторяющаяся схема, когда они с Дайаной занимаются сексом; есть ли какие-нибудь предварительные ласки или они сразу начинают; какими приемами они пользуются и кто обычно становится инициатором.

— Когда мы только начали встречаться, я в большинстве случаев делал первый шаг, но потом я начал бояться провала, и все инициировала она, а теперь она тоже боится. Когда мы занимались, ну то есть пытались заниматься сексом, мы начинали с прелюдии, и нам обоим это нравилось. Французский поцелуй, прикосновения.

Потом она делает оральный секс или я. И тут возникает проблема..

— Вам обоим нравится оральный секс?

— Да, мне нравится делать его и нравится, когда мне делают, и у нее то же самое.

Я удивилась, что настроение меняется именно в тот момент. Наверное, следует внимательно присмотреться к тому, как Кевин будет реагировать на прикосновения ртом во время упражнения с гениталиями. Возможно, это подскажет нам обоим, откуда берется его проблема.

— Кевин, ты не виноват, никто не виноват. Мы будем делать упражнения и постараемся лучше понять, что вызывает затруднения, но уже сейчас очень поможет, если ты постараешься не винить себя ни в чем. Начнем с того, что ты будешь терпелив к самому себе и признаешь, что это не какая-то оплошность с твоей стороны.

Договорились?.

— Ладно, договорились, — с некоторой неохотой ответил Кевин.

Я объяснила, в чем суть «тактильного контакта», и спросила, готов ли он приступить.

Он поднялся. Он был невысок, около ста пятидесяти шести сантиметров, и держал себя в форме, но чуть-чуть полноват — над ремнем брюк нависла небольшая складка.

В спальне я сняла с себя блузку, брюки, белье и пригласила Кевина раздеться и лечь в кровать.

Мы начали с положения «ложечки» и ритмичного дыхания. Я попросила его лечь на бок, согнуть ноги и легла рядом, обхватив его рукой за пояс.

— Дыши как обычно, а я буду подстраиваться под тебя.

Он начал делать ровные спокойные вдохи. Я подражала его дыханию, и вскоре мы усвоили синхронный ритм вдохов и выдохов. Его живот расширялся и сжимался под моей рукой.

— Все отлично, Кевин, — произнесла я.

Вдох и выдох, вдох и выдох, так продолжалось несколько минут, когда я почувствовала, что его дыхание участилось и кожа потеплела.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила я Кевина, и он ответил, что все в порядке.

Я медленно поднялась и встала возле кровати. Я заметила, что Кевин возбудился.

— Эрекция на этом этапе упражнения означает, что ты расслаблен, и это лучшее, что могло сейчас произойти. Если ты готов, можешь перевернуться на живот и лечь на середину кровати. Главное — убедиться, что тебе удобно лежать, — сказала я.

Кевин медленно перевернулся и руками поправил свой отвердевший пенис.

Я опустилась на пол и взяла в руки его ступни. Когда я немного надавила пальцами, он захихикал.

— Тебе здесь щекотно? — спросила я.

— Извини.

— Все нормально, ничего страшного в этом нет. Как бы ты ни отреагировал — все это правильно. Я немного сильнее надавлю, чтобы не было щекотно, но это в любом случае естественная реакция.

Я нажала большими пальцами на его ступни и начала описывать круги.

Тело Кевина почти сразу же отзывалось на мои прикосновения. Когда я вела руками вверх по ногам, напряжение уходило под моими пальцами, а дыхание выравнивалось.

Я медленно положила ладони на ягодицы, которые были немного напряжены. Я попросила Кевина вдохнуть и сосредоточиться на моих руках. Он сделал глубокий вдох, и мышцы расслабились, когда он выдохнул.

Я продолжала идти вверх, пока не добралась до макушки.

Его глаза были закрыты, дыхание стало глубоким, и мне показалось, что он уснул.

— Кевин? — мягко спросила я.

Он вздрогнул.

— Как ты себя чувствуешь?

— Я немного задремал, это так расслабляет.

— Хорошо. Я рада, что ты расслабился. Я снова буду двигаться вниз.

Я медленно проделала весь путь от головы до пальцев ног.

Тогда я попросила его сделать глубокий вдох, когда он будет готов перевернуться на спину.

Его пенис стоял прямо, и эрекция сохранялась, когда мои руки касались его тела.

Тот факт, что у Кевина не возникало никаких проблем с эрекцией, пока он был со мной, заставил меня проявить более пристальный интерес к его отношениям с Дайаной. На следующих сеансах всплыли некоторые подробности. Эрекция возникала почти сразу, как только мы раздевались. Его пенис мог немного расслабиться, но возбуждение сохранялось всегда..

На четвертом сеансе мы перешли к упражнению с гениталиями, и все это время пенис Кевина был твердым. Он давал мне отчет о своих ощущениях после того, как я стимулировала его пенис руками и языком, и внезапно тайна того, почему ему удается поддерживать эрекцию со мной, но не с Дайаной, рассеялась. Это лишний раз напомнило мне о необходимости общаться с партнером..

Я задавала Кевину обычные вопросы о том, что понравилось ему больше всего.

— Ртом, абсолютно точно. Я и забыл, как сильно мне это нравится.

Меня удивил его ответ, ведь, насколько я помнила, у них с Дайаной был оральный секс, и именно тогда он обычно терял эрекцию.

— Дайане не нравится оральный секс? — предположила я.

— Нравится, но мне больно.

— Когда тебе больно?

— Ее зубы задевают пенис.

— Ты говорил ей об этом?

— Нет, не смог бы.

— Почему?

— Не хочу обидеть ее.

— Кевин, для этого не обязательно обижать. Ведь ты же хотел бы, чтобы она сообщила тебе, если что-то пойдет не так?

— Да, но… Что, если она подумает, что я ее критикую?

— Я, конечно, не могу предсказать, как она отреагирует, но существуют способы сказать так, чтобы это не выглядело как личное оскорбление.

Я спросила Кевина, как Дайана относится к откровенным беседам о сексе.

— Нормально. Она очень хочет понять, что у нас происходит не так. Она много шутит про это и не стесняется ничего. Она была рада, когда я сказал, что собираюсь пройти терапию, потому что ей хочется снова заниматься сексом.

— Значит, есть, от чего отталкиваться.

Я села рядом с Кевином на кровати и поделилась с ним коммуникативными приемами, которые мне кажутся самыми эффективными.

— Начни с того, что ты ее любишь, она кажется тебе привлекательной, и ты хочешь, чтобы секс удовлетворял вас обоих, и поэтому начал этот разговор. Если она поймет, чего ты добиваешься, то, скорее всего, захочет тебе в этом помочь.

Кевин внимательно слушал.

— Используй местоимение «я». Никаких обвинений, никакой ругани. Ты должен сказать что-то вроде: «Мне очень нравится оральный секс с тобой, но когда ты касаешься зубами, мне больно, и из-за этого я теряю эрекцию».

— Вдруг она смутится?

— Напомни, что ты тоже захочешь знать, если будешь делать что-то, что не нравится ей. Предоставь ей те же возможности, что она предоставляет тебе.

— Может быть, я тоже делаю что-то не так? — произнес Кевин.

— Единственный способ выяснить это — поговорить откровенно. Дай ей понять, что ты открыт для общения. Твои предпочтения могут измениться так же, как и ее. Вы должны научиться говорить друг с другом, если хотите состариться вместе.

Впервые за все это время Кевин вспыхнул и отвел глаза.

— О чем ты думаешь?

— Это глупость.

Когда я спросила, почему ему так кажется, он ответил, что, оказывается, решение проблемы лежало на поверхности все это время.

— Может быть, оно кажется простым, но немногие из нас знают, как говорить о сексе.

— Просто… просто я думал почему-то, что лучше это не обсуждать.

— Тебе просто нужно было напомнить себе, что у вас есть на это полное право. Никакого волшебства. Это просто прием, которому нужно научиться. Ты попробуешь сегодня поговорить с Дайаной?

— Не знаю. Кажется, что это легко, но меня пугает одна мысль о том, чтобы сказать ей это.

Кевин и я проиграли несколько сценариев того, как может развиваться этот разговор. Он был готов учиться и быстро привыкал говорить о том, что его беспокоит, не прибегая к осуждению.

У нас с Кевином оставалось в запасе еще два сеанса. На последнем он сказал, что наконец нашел в себе силы поговорить с Дайаной.

— Она была так рада, когда я все ей сказал. Она хотела бы даже, чтобы это произошло раньше, — очень довольный, говорил он.

Впервые за несколько месяцев у них был секс.

Я была рада тому, что Кевин теперь мог заниматься сексом со своей девушкой, но еще большую радость у меня вызывал тот факт, что он нашел в себе силы откровенно заговорить с ней о сексе, положив начало долгой и успешной сексуальной жизни. Он раскрыл секрет, известный всем хорошим любовникам.

Глава 16

Началась обратная реакция. В 1986 году второй срок Рональда Рейгана был в самом разгаре, и правые тенденции были еще ощутимее. Результаты, которых удалось добиться с помощью сексуальной революции и других социальных явлений, были под угрозой из-за консервативных политических сил и религиозных объединений.

Казалось, что время идет вспять и мы снова возвращаемся к прошлой эпохе, когда во всем винили распущенность, а разговоры о сексе всячески подавлялись..

Что касается СПИДа, то Рейган безмолвствовал до 1987 года, когда погибли уже тысячи человек. Правые активисты и организация «Моральное большинство» использовали страшное заболевание как политическое орудие, направленное на гомосексуалистов, которые всегда ставились козлами отпущения. Рупорами народного мнения стали церковные кафедры и государственные телеканалы, к которым имели доступ правительственные чиновники.

Оттуда изливались бесконечные потоки убийственной критики в адрес жертв заболевания. «Несчастные гомосексуалисты — они объявили войну законам природы, и вот природа требует страшного воздаяния», — заявил Патрик Бьюкенен, отвечающий при Рейгане за связи с общественностью, в «Нью-Йорк Пост» в 1986 году.

Пришло время обвинить во всем репродуктивные права, сексуальные меньшинства и женщин; началось отступление..

Возможно, это наивное суждение, но иногда мне казалось, что, если бы они прекратили на время свои злобные нападки и просто выслушали одного из тысячи жертв заболевания, которых они поливали грязью, им стало бы очевидно, что они обращаются к живым людям, а не сонму безликих бесов. Если бы они, например, узнали моего прекрасного друга, Стивена Брауна, они наверняка изменили бы точку зрения..

В начале восьмидесятых мы со Стивеном стали постоянными сотрудниками отделения подготовки Центра по предоставлению сексуальной информации Сан-Франциско. Дважды в год мы проводили занятия с новой командой волонтеров, благодаря которым организация процветала.

Зимой 1986 года мы готовили группу из пятидесяти человек. В первый день Стивен, я и еще несколько учителей попеременно работали с волонтерами, задавая вопросы и предлагая несколько разных вариантов развития диалога, с которыми они могут столкнуться, отвечая на звонки. Когда пришло время сделать перерыв на обед, на город неожиданно обрушился дождь, ни у меня, ни у Стивена не оказалось с собой зонта.

Мы накрылись куртками и пошли в китайский ресторан в паре кварталов от здания Центра. На полпути мы пустились бегом, а когда распахнули двери ресторана и в лицо нам ударил теплый воздух, хохотали вдвоем, как школьники..

Мы сели на красные виниловые диваны, и официантка поставила между нами дымящийся чайник чая. Стивен налил нам по чашке. Я сомкнула пальцы на кружке, чтобы согреть руки. Из кухни доносилось шипение масла на сковороде и аппетитный запах перца и чеснока. Я поняла, что страшно хочу есть. Мы сделали заказ и пили чай в ожидании обеда..

— Хорошая группа в этом году, — сказала я.

— Да, с каждым годом приходят все более подготовленные люди.

— Помнишь, когда мы только начинали в семидесятых? Как мало мы знали о некоторых вещах.

Стивен не ответил. Он кончиками пальцев покрутил чашку, повертел в руках вилку. Потом взглянул мне в глаза.

— Шерил, мне нужно кое-что тебе сказать.

Он внезапно стал совершенно серьезен, и я испугалась.

— Я сдал анализы, — сказал он.

«Только не это!» — пронеслось у меня в голове.

Нам принесли яичный рулет. Мы взглянули в тарелки и снова друг на друга.

— Я ВИЧ-инфицирован.

— О, Стивен… — произнесла я и ощутила пустоту в животе.

Сколько ему осталось жить? Зловещая мысль. Он сказал, что ВИЧ-инфицирован, я же услышала, что он скоро умрет. Я представила, как желтеет и искажается его красивое лицо.

— Стивен, я…

— Шерил, все в порядке. По правде сказать, я не удивился, когда узнал.

У Стивена было много партнеров. Возможно, мне тоже не стоило удивляться, но я просто сидела напротив него и не могла произнести ни слова.

— Я пытаюсь выяснить, что еще можно сделать, чтобы болезнь не развивалась. Я буду бороться, пока смогу, и я не одинок, — сказал он.

Я сжала его руку.

— Нет, не одинок. Совсем не одинок.

Когда в тот день мы вернулись в Центр, я поразилась тому, как он вновь, не колеблясь, погрузился в работу. Он задорно шутил, вел занятие как всегда живо и динамично, и я бы ни за что не подумала, что что-то не так. Стивен стоял перед лицом безжалостной болезни, но он готов был встретить ее с присутствием духа, и именно за это я и столько других людей были влюблены в него..

Верный своему слову, Стивен старался как можно лучше изучить проблему ВИЧ и СПИДа. Он занимался этим сам и просвещал друзей, объясняя, какие меры следует принимать после того, как диагноз известен. До результатов анализа он был завсегдатаем купален, куда гомосексуалисты приходили за случайным сексом. Не так много людей все еще отваживались на это, и, кроме того, появились волонтеры, которые следили, чтобы секс был безопасным.

Стивен записался в команду добровольцев, которая патрулировала купальни Сатро. Он принимал лекарства, старался вести здоровый образ жизни и сохранять позитивный настрой. Он по-прежнему был суррогатным партнером, и был достаточно порядочен, чтобы прямо рассказывать клиентам о своем заболевании и принимать необходимые меры безопасности..

У меня часто появлялось ощущение, что я вынуждена беспомощно наблюдать, как с трудом отвоеванные в шестидесятых и семидесятых позиции становятся объектом осуждения в новую эпоху. Единственное, что я могла сделать, это рассказывать — публично. Я должна была хотя бы попытаться объяснить свою точку зрения, чтобы перекричать пронзительные голоса вернувшихся из небытия пуритан и ханжей, специально обученных потрясать указующим перстом.

В прошлом я уже давала интервью местным телеканалам и печатным изданиям. Я хотела, чтобы люди поняли, в чем заключается работа суррогатного партнера, и стремилась внести свой скромный вклад в процесс, который срывал с вопросов пола покров тайны и делал их предметом открытого обсуждения. В восьмидесятых это приобрело новое значение..

Мы со Стивеном уже не в первый раз совершали публичные выступления. «Шоу Стивена и Шерил» — так мы себя назвали, впервые появившись вместе в середине восьмидесятых в программе местного телеканала «Люди говорят». Обычно продюсеры, связываясь с одним из нас, спрашивали, можем ли мы представить их другим суррогатным партнерам.

Некоторые из них серьезно относились к нашей работе, другие стремились только к тому, чтобы сделать материал достаточно скандальным. Мы каждый раз рисковали, и я не знала, как научиться делать надежные ставки. Стоило ли смириться с неудачными попытками ради конечного результата — открытой честной беседы.

Или же мои выступления способствовали созданию еще одного вредного мифа?.

«Шоу Стивена и Шерил» увидела вся страна, когда в 1989 году нас пригласили на интервью «Шоу Ларри Кинга», которое шло в прямом эфире. Это была одна из немногих программ на национальном телевидении, которая затронула тему суррогатной терапии, и я нервничала. Ларри Кинг был легендарным телеведущим, и я боялась, что мои родители увидят шоу.

Они с трудом представляли себе, чем я зарабатываю на жизнь, и не имели ни малейшего желания выяснять подробности. Они знали, что это связано с сексом, а это ничего хорошего не предвещало..

Продюсеры назначили съемки в Лос-Анджелесе, поэтому нам не пришлось лететь в Вашингтон, где располагалась штаб-квартира программы. В отличие от других шоу, в которых я участвовала, мне не нужно было приходить в полной боевой готовности. Как только мы со Стивеном приехали в студию, нас отправили к гримерам.

Когда они поработали над нами, мне казалось, что с таким слоем косметики я буду похожа на клоуна..

— Не волнуйся, на экране будешь выглядеть отлично, — заверила меня гример.

Я еще раз взглянула в зеркало и от всей души понадеялась, что она права. Мне казалось, что у меня на лице маска. Ассистент отвел меня на площадку, где меня уже ждал Стивен. Он узнал свой диагноз почти два года назад, но по-прежнему прекрасно выглядел. Доктора удивлялись тому, как хорошо он справляется, а я испытывала только бесконечную признательность судьбе..

— Слушай, последний раз в этом кресле сидел Брюс Уиллис, — игриво сообщил мне Стивен.

— Неужели?! А кто сидел здесь? — спросила я одного из ассистентов, показывая на мое кресло.

— Жа Жа Габор, — ответил он.

— Вот это да! Последний раз здесь сидела задница Жа Жа. Как тебе такая новость? — сказала я Стивену.

— Брюс и Жа Жа, Стивен и Шерил. Это судьба, — произнес он.

Мы смеялись, пока звукооператор не надел на нас микрофоны.

На нас были направлены три камеры, и продюсер объяснил, что красная лампочка показывает, какая из них в данный момент записывает, и именно туда нам нужно будет смотреть во время шоу. Я сделала несколько глубоких вдохов и сказала себе, что нужно быть спокойной и уверенной. На экране появилось лицо Ларри, и через несколько минут мы были в прямом эфире.

Кинг задавал разумные вопросы и давал нам время на полноценный ответ. Только один из тех, кто звонил в студию, был настроен враждебно. Когда все закончилось, мы со Стивеном вышли с ощущением того, что нам была предоставлена прекрасная возможность объяснить, чем мы занимаемся и почему это так важно..

Когда я приехала домой, я посмотрела запись шоу, которую сделал Майкл. Гример был прав — на экране я действительно хорошо выглядела.

Несколько дней спустя я позвонила домой, чтобы проверить, видели ли программу родители. «Случилось именно то, чего я боялась. Друг моего отца узнал меня и позвонил папе. «Боб, — сказал он, — это не твоя дочь на «Шоу Ларри Кинга?» «Началось», — подумала я, когда отец сказал, что смотрел интервью. К моему удивлению он произнес:.

— Так вот чем ты занимаешься.

— Да, пап. Я даю людям достоверную информацию о сексе и помогаю им решить проблемы, связанные с этим, — ответила я.

Неожиданно спокойную реакцию отца я могла объяснить несколькими причинами. Конечно, он стал гораздо мягче с годами, но я чувствовала, что сыграло роль и что-то другое. Я думаю, он пришел к выводу, что хочет поддерживать со мной контакт, а это означало, что ему придется принять меня такой, какая я есть.

Отец, с которым я выросла, был бы в ужасе от моего разоблачения на национальном телевидении. Я не хотела заставлять его признаваться в этом, но, возможно, он даже увидел ценность моей профессии. Когда Кинг спросил меня, как моя работа помогает людям, то я ответила, что мало кто из нас получал в детстве достоверную информацию о сексе, наше представление об этом формировалось разговорами друзей, фильмами, книгами или порнографией — а это очень ненадежные источники.

Неудивительно, что люди смущены таким количеством ложных сведений. Я объяснила, что одна из моих задач — рассказывать людям о сексе, чтобы они не строили иллюзий в отношении себя или своего партнера. Поколению моего отца, который вырос в тридцатые годы, и мне — выросшей в пятидесятые — не хватало полового воспитания.

Мы оба взрослели в эпоху, когда разговоры о сексе были под запретом. Я пытаюсь делиться своими знаниями, чтобы более поздние поколения не вступили во взрослую жизнь, находясь в информационном вакууме. Возможно, моему отцу даже показалось, что моя работа не бесполезна. Как бы то ни было, он закончил наш разговор словами: «В следующий раз, когда будешь выступать по телевизору, дай нам знать»..

Моя мать не подавала вида, пока я четыре месяца спустя не приехала в очередной раз домой. Несколькими годами ранее папа с мамой переехали из Массачусетса в Нью-Хэмпшир. Я приехала ранним летом. Стояла такая жара, что я проводила почти все время в доме, где, наоборот, был полярный холод из-за кондиционера, втиснутого в окно гостиной.

Я надеялась, что моя мать рано или поздно заговорит о шоу, но к концу третьего дня поняла, что если я надеюсь на какое-то обсуждение, то начать должна первой. Я гордилась тем, как мне удалось подать себя на интервью, и мне казалось, что нам со Стивеном удалось дать правдивое описание нашей работы. Вечером, когда она смотрела по телевизору новости, я села рядом с ней на диван.

Я спросила, смотрела ли она с папой Ларри Кинга, хотя была уверена, что смотрела. Она кивнула и немного выпрямила спину. У меня мелькнула мысль на этом все и закончить, но я продолжала. Я собиралась объяснить маме, в чем смысл моей работы. Если я была готова признать и защищать мою профессию перед всей Америкой, то могла сделать это и для своей матери..

— Я рада, что ты видела программу, — сказала я, надеясь, возможно, и без всякого на то основания, что наш разговор пройдет мирно.

Мама не ответила.

— Я думаю, мне хорошо удалось объяснить, в чем суть моей работы.

Я хотела, чтобы мама согласилась или не согласилась, или предложила мне заткнуться, или просто хоть что-то произнесла. Вместо этого она посмотрела на меня с непроницаемым лицом.

— Я хочу помочь людям не стесняться и не стыдиться своей сексуальности. Наша культура не позволяет откровенно это обсуждать. Мы едва можем говорить на подобные темы, родители не знают, как начинать разговор об этом со своими детьми. Нет ничего лучше, чем помогать людям чувствовать себя свободнее и давать им информацию, которой не было у меня в детстве..

Я прервала себя, потому что не хотела, чтобы это выглядело как упрек в ее адрес. Я устала ссориться со своей мамой.