Чертобой. Свои среди Чужих Шкенёв Сергей

— Не вижу разницы! Давайте тащите дверь!

Красотища-то какая! Меня осторожно и очень аккуратно приподняли, переложили на импровизированные носилки и потащили. Честное слово, гораздо лучше и удобнее стандартных санитарных, привязанных в несущейся по каменистой горной дороге армейской «таблетке».

— Не разворачивайте ногами вперед, ироды! — покрикивает Петрович. Судя по всему, он пользуется здесь немалым уважением, если не по должности, то по возрасту, во всяком случае. — Угол придерживайте!

Дверное полотно чуть наклоняется, чтобы удобнее было пройти в подъезд, потом слышится шарканье ног по ступенькам и поворачивает налево. Все правильно, я так и надеялся, что из-за узких лестниц хрущевки на второй этаж не понесут. А куда? Ясное дело, к пулеметчикам, лишний раз не напрягаясь. За спиной голос спустившегося сверху снайпера:

— Давайте его на диван.

Команду отдать просто, выполнить ее несколько сложнее — узкая прихожая трехкомнатной квартиры, да еще заставленная мебелью, не способствует. Вообще ничему не способствует, не только переноске человека в лежачем положении. Андрей остался справа сзади, но пока молчит. Ладно, и я тогда потерплю немного. Разве что застонать жалобно? Это можно — заодно будет хороший повод открыть глаза и осмотреться.

— Потерпи, браток. — У одного из передних носильщиков лицо аж побагровело от натуги, но во взгляде сочувствие. Хреново, лучше бы было злорадство по отношению к неудачнику. — Сейчас переложим, а там и сестричка подойдет.

М-да… хорошие вы ребята, только не повезло оказаться в ненужном месте в ненужное время. Если что, короткой очередью срежу обоих, а Андрей займется теми, кто пыхтит сзади. Сколько их там, четверо-пятеро? Жду условного знака.

— Поддержите голову! — беспокоится Петрович. — Еще чуток!

Сильный хлопок ладонью по сапогу застает врасплох не только меня — невольные санитары в удивлении раскрыли рты и выпустили из рук дверь, на которой лежу. Она падает так, что лязгнули зубы и от соприкосновения морды с твердой поверхностью перед глазами вспыхивают звезды. Да что же не везет-то как? Ну ничего, вот прямо сейчас и отыграюсь на обидчиках! Получи, гад… Кто следующий?

Стрелять не стал — не то чтобы пожалел, а так… Но автоматный ствол ткнулся левому носильщику в промежность настолько качественно, что даже померещился хруст скорлупы. Если она там была… Обратным движением бью в голень второго, и тут кто-то наваливается сзади, обхватив за шею руками, только не душит, а хрипит в ухо и слюнявит щеку. Пошел прочь, пра-а-а-тивный! Удар затылком в лицо, не мое, естественно… Полегчало.

И тишина.

— Хватай мешки, вокзал поехал!

Как есть, на четвереньках, оборачиваюсь на веселый голос Андрея. Зря — тут же прилетает по башке от левого, ударенного по яйцам. Бьет табуреткой, на мое счастье — с поролоновой сидушкой. Все мысли из многострадальной головы проваливаются куда-то в желудок, остается только одна — убью суку! Нет, не успел — противник падает на спину и тщетно пытается ухватить глоток воздуха посиневшими губами. Кто его? И чем? Рассуждать некогда, второй носильщик тянет руку к валяющемуся на диване ружью. Стоять, бараны!

— Ну ты как, пап? — Андрей протягивает охлаждающий пакет из найденной здесь же автомобильной аптечки. — Живой?

Хороший вопрос, только определенного ответа дать пока не могу. И надо было дураку так подставиться, а? Старею, наверное. Все, решено — закончится эта эпопея, пора уходить на покой. Буду разводить пчел с козами, ухаживать за садом, в огородике копаться… по бабам еще можно ходить, там голова не главное. Отращу бородищу до пупа, а то и ниже, чтоб за ремень заправлять, и объявлю себя духовным отцом всего Павловского района. Если покажется мало, то и Богородского. Нам, духовным отцам, простор надобен.

Резкий запах нашатыря прогоняет минутное наваждение. Надо же, так табуреткой нахлобучило, что всякая хрень в голову лезет!

— Спасибо, Андрюш…

— Да не за что. Свои люди, сочтемся.

С большим трудом сосредотачиваюсь и осматриваюсь — трупов нет. Во всяком случае, те, что на виду, на них не похожи. Иначе зачем заматывать им рот скотчем и привязывать к батарее? Но по неровному полу из прихожей в комнату натекла большая темная лужа. Андрей пожал плечами:

— Снайпера пришлось… того. Так получилось.

Остальные живы. Самый старший (так вот ты какой, Петрович!) сидит на корточках у подоконника, руки стянуты за спиной, и петля от них наброшена на шею. Попробует дернуться — сам себя и задушит. Правильно, он единственный, кто может представлять опасность. Другие, как уже говорил, бараны. Здоровенные, сильные, но бараны, умеющие нажимать на спусковой крючок. У одного нос похож на баклажан. Не длиной, цветом. Не его ли я немного подрихтовал затылком? Ну извини, кто же просил падать на человека при таких нервных обстоятельствах? Да-да, все болезни от них, от нервов проклятых.

— Не развяжутся?

— Обижаешь, — ответил Андрей. — Фирма веников не вяжет.

Разговаривать некогда, все потом. В первую очередь — найти детей, причем живыми и невредимыми. Кажется, пленные это поняли и немного расслабились. Чувствуют, сволочи, что после встречи с сыновьями стану мягким и добрым, даже муху не смогу обидеть. Надейтесь! Надежда, она того… умирает последней. Никто не торопится? Если да, то могу организовать вне очереди.

Петрович смотрит внимательно. Мысли читает? Прищурился, будто хочет что-то сказать. Может, и хочет, но кто же разрешит?

ГЛАВА 17

Первый этаж пустой — железные двери крайних подъездов заварены намертво, а из среднего туда прорублены в стенах проходы, что позволяет осмотреть все быстро и без излишней беготни. В квартирах, приспособленных под казармы, тишина, только густой дух несвежих портянок въелся, кажется, даже в штукатурку, и бодрит не хуже нашатырного спирта. Во всяком случае, двигаемся в приличном темпе, затрачивая на каждую комнату не больше пяти-семи секунд. Иногда задерживаемся подобрать заинтересовавшие трофеи, отчего стали похожими на двух навьюченных поклажей ослов. Хотя понять нас смог бы любой — когда еще встретишь наградной «маузер» в приличном состоянии? Пусть он без патронов, зато с орденом Красного Знамени. Положу дома на почетную полочку — такое оружие достойно лучшей участи, чем валяться в этом гадюшнике.

По лестнице почти крадемся, хотя и твердо уверены в отсутствии кого-либо на втором этаже. Но лучше, если уверенность будет на двести процентов, так оно как-то надежнее. Поднялись — спокойно все, только многочисленные комнаты с распахнутыми в спешке дверями.

— Андрей, ты же говорил, будто тут женская общага была?

— Ну да, так и есть, а что?

— Почему тогда в хрущевке?

— Не знаю. А тебе не все ли равно?

— Заблудимся на хер. Понастроили лабиринтов, Фидии доморощенные.[7]

— А мне нравится, уютненько так… Вот здесь, кстати, жила знаменитая на весь район Инга Градова.

— Да? И чем же знаменита?

— Журналистка «Павловского пентхауза».

— Ну-у-у…

— И по совместительству — классная минетчица. Ее все знали.

— Я не знал, — уточняю на всякий случай.

— И я тоже. — Андрей со слишком подозрительной поспешностью отвел подозрения, чтобы поверить в его искренность.

— Ладно, Вергилий, веди.

— Не Сусанин?

— У того опыта меньше. И результат, как бы сказать…

— Так мы результат улучшим.

Кабинеты тоже пустые, все обитатели убежали к месту взрыва — нечто подобное было в Арзамасе, когда на станции грохнули вагоны со взрывчаткой. Сколько у нас времени еще будет? Час, а то и чуть больше, — наверняка. Пока осмотрятся, потом начнут разбираться, искать виновных, делать выводы, трындеть по теме и сверх нее… следом наступит очередь кого-нибудь из власть предержащих толкнуть речь. Без речи в любое время и в любую эпоху никуда — святое. Аплодисменты займут минут десять. Хорошо, успеваем.

На третьем этаже сюрприз — из ближайшего кабинета с визгом и хохотом выскакивает девица не первой молодости, одетая только в кружевные чулки с поясом, да на голове что-то, отдаленно напоминающее милицейскую фуражку. Росточка невысокого, поэтому, столкнувшись с почти двухметровым Андреем, упирается впечатляющим бюстом ему в живот. Или, как показалось, немного ниже. Тут же отпрыгнула назад, заорав во всю мочь:

— Игорь Палыч!!!!

— Мусенька, ну чего ты там напугалась? — проворковал голосок из-за приоткрытой двери, и в коридор выкатился колобок. Знаете, классический такой папик — маленький, толстенький, лысенький… Штанов нет, а не то бы брюшко точно свисало через ремень в арбузной болезни, когда живот растет, но хвостик вянет. Зато есть белоснежная рубашка, широкий галстук, поддерживаемый старомодной заколкой с нехилым камешком, и белые же, но грязные носки с выглядывающими из дырок большими пальцами. Ногти на ногах подстригать нужно, дядя, если уж обгрызть не дотягиваешься!

Сын подвинул девицу в сторону и шагнул к пожилому ловеласу:

— Беременный? — Вопрос сопровождался сильным хлопком по выступающему пузу.

Вот это зря — у мужика нервы и так на пределе (обнаружить в придачу к пышной попке собственной секретарши еще и двух перемазанных как черти мордоворотов), а тут… Раздался звук, похожий на треск рвущейся материи, и находиться рядом стало мучительно и невыносимо. Андрея запах не остановил, хотя лицо скривилось в брезгливой гримасе, из-за свежих шрамов превратившись в маску страшного языческого божества. С тихим шелестом пошла шашка из ножен… угрожающе звякнула, влетев обратно.

Колобок собрал остатки самообладания:

— Вы кто и по какому праву? — Даже попытался расправить грудь, что вместе с вынужденно широко расставленными ногами смотрелось несколько комично. — Почему…

Закончить вопрос не успел — грязный сапог влетел в живот, вмяв его почти до позвоночника, а толстяка отшвырнуло обратно в кабинет.

— Убива… — Секретарша захлебнулась на полуслове, получив легкий тычок в солнечное сплетение, и упала на колени.

— Заткнись, — обернувшись в двери, посоветовал Андрей. — Я женщин не бью, но покалечить могу запросто.

Прошел дальше и с силой наступил колобку на горло:

— Дети где?

— Т… т… там… — Слабое движение подбородком куда-то вверх.

— Если обманул — вернусь и убью! Понял?

— П… п… понял.

Хорошо быть таким сообразительным. Вот я — тупой! Поэтому, опустившись на одно колено, перехватываю толстяку глотку. Теперь нож вытереть об рубашку и обратно за голенище… порядок.

— Зачем? — Андрей с недоумением смотрит на тело, все еще не верящее в случившееся, царапающее пол и не отпускающее утекающую жизнь.

— Лучше сейчас, в горячке боя.

— У нас бой?

— Разумеется. Разве не заметил?

— Но почему?

Вроде бы простой вопрос, а ответить сложно. И долго объяснять, что потом появится неисчислимое множество таких вот толстячков, требующих свой кусок пирога, потому что именно они больше всех боролись с проклятой тиранией и, соответственно, больше всех пострадали. Не лучше ли немного проредить «борцов» заранее? Тем более — пирога не будет. От пирогов харя трескается!

— Да не понравился он мне, вот и все.

Сын привычно пожал плечами, принимая объяснение, и, улыбнувшись, напомнил полузабытую песенку из мирного времени:

  • Хама может обуздать
  • Только сила грубая.
  • Или пуля. Но нельзя,
  • С детства заучил:
  • Гуманизьм… туда-сюда…
  • Человеколюбие…
  • Но человек бы восемь
  • Я бы лично замочил.[8]

— Ага, примерно так.

— Да я что, разве возражаю?

На всякий случай проверили остальные кабинеты — пустота, близкая к абсолютной. Заметно, что люди привыкли к дисциплине, но, скорее всего, даже краешком глаза не видели обычный армейский устав. Любой из них. Иначе не побросали бы здесь все и не сбежали организованной толпой глазеть на невиданное зрелище. Нехорошо получилось — вот ладно мы зашли, а если какие проходимцы с преступными намерениями? Вот так серебряные ложки и пропадают.

В коридоре Андрей потрогал свернувшуюся в позе эмбриона голую девицу. Сначала ногой, потом, не заметив должного эффекта, ущипнул за оттопыренную задницу. Примерно так же лошади кусаются. Может, чуть послабже, но они-то в кузнице молотобойцами не работают.

— Эй, подруга, просыпайся, новые клиенты пришли!

Секретарша сжалась еще сильнее, ожидая в лучшем случае двойного изнасилования, а в худшем — нож под ребро. Да, даже жалко разочаровывать… Вмешиваюсь:

— Муся, неприлично молчать, когда с тобой старшие разговаривают! — Комплимент, хотя и сомнительный — не намного она помладше меня будет.

— Марина я. — Девица открыла глаза и всхлипнула, пряча лицо в ладонях. — Это Игорь Палыч зовет… звал.

Бля-я-я… только не хватало для полного счастья женских слез. Сейчас окажется, что эта матрешка втрескалась в начальника, а я, негодяй, разрушил идиллию. Но плачет зря — почему-то считается, будто мужчины от плача теряются и становятся управляемыми, хоть веревки вей. У меня с точностью до наоборот — возникает желание заткнуть фонтан, лучше всего — ударом кулака. Ни разу, правда, не употреблял столь радикальных методов, удавалось сдержаться, но всегда готов научиться чему-нибудь новому. Натура любознательная…

— Хватит причитать! — прикрикиваю строго. — Не свет клином сошелся на твоем Игорь Палыче, найдешь мужа помоложе.

Успокаиваю, а сам не верю в подобное при нынешнем тотальном дефиците молодых и одновременно холостых мужчин. Но ответ Марины обескураживает:

— У меня их два, — и тут же уточняет: — Только первый не здесь живет, а на том берегу Оки. А приезжает редко.

— Ну ты, нимфоманка. — Андрей приносит из кабинета пиджак и бросает девице. — Прелести немного прикрой и показывай!

— Что? — удивляется она и сразу неизвестно отчего краснеет.

— Дура, детей показывай, а не то, о чем подумала. Это как раз хорошо видно.

— А чьих?

Кажется, покойный Игорь Палыч подбирал сотрудниц отнюдь не по интеллектуальным данным.

— Твоих, блин!

— Мои дома с бабушкой сидят.

Андрей потихоньку начал закипать. То ли Марина почувствовала это по выражению его лица, то ли по виду нацеленной точно в лоб двустволки… сообразила:

— Ах, ваши? Так они на пятом этаже. Представляете, еще вчера были на втором, но самый младший выпрыгнул из окна и убежал. Шустрый такой парнишка, не смогли догнать.

Час от часу не легче. Теперь что, придется Мишку по всему городу разыскивать? Это небезопасно, и в первую очередь — для самого города. Не буду наговаривать на сына, но его даже в угол нельзя ставить больше чем на пятнадцать минут — на шестнадцатой возможны диверсии и теракты против этого самого угла. Упрямый как осел — весь в меня, хотя и приемный.

— Веди к остальным.

— Прямо так? Дайте одеться.

— Некогда наряжаться, шевели булками.

— Ах, вы такой грубый! — Вот те на, девица ожила, осмелела и пытается строить глазки. — Ай!

Шлепок прикладом по мягкому месту придает нужное ускорение. Ну вот, давно бы так! И это… черт побери, как она умудряется идти так, что задница постоянно маячит перед глазами? Вроде и пиджак длинный, ниже колен опускается, а вот, поди ж ты! Впрочем, делает скорее по привычке, чем из какого-либо умысла — нас, циничных и зажравшихся волков, старой бараниной не соблазнить. Особенно такой, лежалой и очень сильно бывшей в употреблении. Чай, не голодный год, можно погурманствовать. И сына учу не гнаться за количеством, в первую очередь обращая внимание на качество. Второй свежести не бывает, я помню.

Четвертый этаж, там, где располагаются апартаменты членов Временного правительства. Роскошен. Сколько прошло времени, как грохнули Негодина? Чуть больше недели. А успели обосноваться капитально, с должным размахом и великолепием. А уют и вкус… так они к положенным по должности привилегиям не относятся. Но воняет и здесь. Сознательно копируют средневековый быт просвещенной Европы даже в запахах, или все дело в отсутствии канализации? Свиньи, неужели нельзя ночной горшок переставить из-под кровати в дальний угол и закрыть крышкой? Не понимаю. Азия-с… Скифы мы, с круглыми и добрыми глазами, куды уж нам понять.

Что интересно — везде множество пустых бутылок. Стоят на столах и под столами, грудами свалены в укромных закутках, выстроены ровными шеренгами на подоконниках, перекатываются под ногами посреди комнат. С чего такой праздник души и печени? Наверное, это традиции всех временных — успеть выжрать все спиртное и перещупать всех доступных баб, пока не заявились матросы с пулеметными лентами через грудь. Не меня же боятся? Бываю злым, да! Но не до такой степени, чтобы наводить ужас, подавляемый старыми коньяками в неимоверных количествах. А в городе, между прочим, полусухой закон с тайными самогонными фабриками. Эти же… страшно далеки они от народа.

По пути Марина дает пояснения. Забавная здесь картинка получается — трехкомнатные квартиры занимают министры сельского хозяйства, внутренних дел и присоединенных территорий (в одном лице) и Главный Государственный Казначей. Все с большой буквы — так на дверной табличке. Министр контроля над потреблением (чего, интересно?) и уполномоченный по защите прав человека тоже проживают в трешках, но проходных из-за пробитых в стенах проемов. Остальные, те, что без портфелей, скромно ютятся в двух- и однокомнатных.

— А где министр образования? — интересуется Андрей.

— Его у нас нет.

— Это плохо.

Подозреваю, что у сына в голове уже крутится коварный план уменьшения поголовья учителей в Дуброво. Нетушки, там хоть и интеллигент на интеллигенте, но не разрешу переселения, даже в самых благих целях. Пусть родная деревня останется центром, культурной столицей, так сказать, а на сторону нужно отправлять молодое поколение, у которого отсутствует комплекс неполноценности школьного преподавателя.

Мысли бегут дальше, становясь все масштабнее и масштабнее, но здравый смысл давит их безжалостно и быстро. Какие, к чертям собачьим, школы, если Павлово останется самостоятельным… э-э-э… государством? Ежели нет… Да на фига такой геморрой? Он даже моей хозяйственной жабе никуда не сдался. Со своими бы проблемами управиться — вон вегетарианцы до сих пор косо смотрят и что-то бормочут за спиной, не могут простить почти насильно скормленных им «зайчиков». При случае — продадут, не задумываясь, просто до сих пор никто не предложил подходящую цену.

Ладно, забудем об этом. Меня другое удивляет — в министерских апартаментах нет оружия. То есть вообще никакого, даже декоративных жестяных сабель на стенах. Икебану на специальной подставке встретили, а что-то огнестрельное и колюще-режущее отсутствует. Странно… боятся покушений? Так история знает случаи вполне успешного использования любых подручных предметов. Табакерок, например.[9] Педерасты, мать их… в смысле — пацифисты.

— Это что за изыски архитектуры? — Андрей строго посмотрел на Марину.

Та хлопала глазами, как будто в первый раз увидела решетку из толстой арматуры, перегораживающую вход на последний этаж. — И ключей, конечно, у тебя с собой нет?

Девица отрицательно развела руками, отчего распахнулся незастегнутый пиджак.

— Ну да, вижу, их и положить-то некуда. А где могут быть?

Три висячих замка, один больше другого, внушали уважение весом и размерами. Такие подручными средствами не возьмешь, только взрывать, или, как вариант, бежать домой за ножовкой по металлу.

— Связка обычно у министра внутренних дел в кармане была.

— Ага, сейчас все бросим и пойдем его искать. Должен быть еще комплект — поесть-то детям кто-нибудь приносил?

По мгновенно сжавшейся Марине стало понятно — нет, не приносили. Ну что же, у моего нежелания брать пленных появилась вполне уважительная причина. Похоже, сын испытывает те же самые чувства — зубы стиснуты, и медленно выдыхаемый сквозь них воздух напоминает шипение рассерженной змеи.

— С-с-суки… — Пинает прутья так, что лязг раздается на весь подъезд. — Ш-ш-шкуры сниму…

Лицо нашей проводницы становится бледнее стены, к которой она прислонилась. Потом, о чем-то вспомнив, робко предлагает:

— Давайте я поищу.

— Где?

— Там, внизу.

— Иди, только быстро.

— Да мигом…

Убежала, смешно шлепая по ступенькам ногами сорок третьего размера. Можно чуть успокоиться, присесть, перевести дух. Откинулся на решетку, закрыл глаза и собрался было сладко потянуться и зевнуть, но неожиданная мысль заставила застыть:

— Андрюш, я похож на осла?

— Внешне?

— Нет, умственно.

— Вроде не очень, а что?

— Эта чучундра пленных развяжет!

Немая сцена, достойная пера Николая Васильевича Гоголя. Сейчас бы закрыть занавес, но, к сожалению, это не театр, а у выхода вместо поклонников с цветами ожидает ОН — большой, толстый, откормленный неудачниками песец. Не звали, но пришел.

— Отобьемся! — Сын мгновенно подхватывается и бросается вниз.

— Конечно! — соглашаюсь я и заканчиваю фразу двумя пролетами ниже. — А потом прилетит дед Мазай в голубом вертолете и высадит на крышу кавалерию из-за холмов. И нас захватит обратным рейсом.

Первый этаж встречает сквозняками, вонью портянок и пулеметной очередью. Здравствуйте! Кажется, приветствие произнес вслух. Да что там произнес — проорал так, что заглушил Марину, при виде нас завизжавшую не хуже Витаса в китайском мультике. Правда, и не лучше.

У Петровича реакция немного другая — коротко кивает, не изображая при этом радость от встречи, и продолжает садить из ДШКМ[10] во что-то на площади перед домом. Кажется, что азарт пулеметчика передался самому пулемету — еще немного, и он заржет, как конь, и бросится в атаку, высекая искры концами треноги. По возвращающимся своим херачит, что ли? Нет, скорее поверю в Новодворскую, вступающую в комсомол, чем в такую быструю смену убеждений. Чай, не Гражданская война, где в течение недели можно было помахать шашкой и за красных, и за белых, и за зеленых. Что, не верите в последних? Зря — между прочим, тогдашние зеленые не чета нынешним пидорам.

— Кто разрешил развязывать? — Шлепком ладони по заднице Андрей отогнал Марину, пытавшуюся перерезать скотч на руках очередного пленника осколком разбитой бутылки. — Прибью заразу!

Феерическая картина — грохот выстрелов, звон гильз на полу, злой детина, мечущий молнии из глаз… и голозадая валькирия, летящая из одного угла комнаты в другой. Хоть пиши полотно маслом — «Перун, заглянувший на огонек в Асгард», жаль не умею. Так, а кто будет в роли злокозненного Локи? Блямс… это осыпалось стекло в соседнем окошке. Вот и доброволец явился, только на Джима Кэрри не очень-то похож — в решетку вцепился крупный твареныш и пробует на зуб толстые прутья. Откуда звери в городе?

Бабах! Руки действуют независимо от головы, забитой ненужными мыслями, и незваного гостя выстрелом в упор разрывает пополам. Забавно, нижняя часть улетает, а верхняя так и остается висеть. И на что надеялся своей безумной атакой? Внутрь все равно не попасть, а мы в этой крепости сможем отбиваться бесконечно долго, во всяком случае боеприпасов хватит на неделю. Смерть от голода тоже не грозит, не в первый раз питаться шашлыками из зверьков. Невкусно, но питательно.

Петрович что-то кричит, повернув голову, но не слышу. Да пошел он на фиг. Мне больше делать нечего, как языком трепать… перебьется. Лучше выберу место для стрельбы, растолкав привязанных под подоконником местных бойцов. А ничего так, и коробку с патронами есть где поставить. Удобно. Когда-то приходилось жить в квартирах такой планировки — окна узкие, сантиметров шестьдесят, зато в каждой комнате их по две штуки. Чем не бойницы? Первое до половины заложено мешками с песком, только пулеметный ствол с набалдашником компенсатора поверху торчит, у меня обзор хороший. Вид, правда, не очень…

Угу, мало кому понравится зрелище нескольких сотен зубастых тварей, умильно поглядывающих на пятиэтажку. Время от времени самые нетерпеливые срываются в самоубийственный бросок, но остальные просто сидят и чего-то ждут. Чего, интересно? Неужели того, что мы резко потолстеем и раннего ужина хватит на всех? Фигушки, из принципа похудею, пусть костями подавятся.

ДШК смолк, и я взглянул на Петровича.

— А толку? — ответил он на невысказанный вопрос. — Думаешь, сзади их меньше собралось?

— И чего предлагаешь?

— Ничего. Ты командир, вот тебе и думать.

— Почему я?

— Ну-у-у… в другое время, уж извини, с удовольствием бы перерезал глотку, но сейчас несколько иные обстоятельства…

Андрей, опуская ружье, усмехнулся:

— А ты, дяденька, добрый очень.

— Зато честный.

— Всегда?

— Нет, только сегодня.

— Тогда скажи мне, честный человек, где ключи от пятого этажа?

— Эти? — Петрович показал на вколоченный в дверной косяк гвоздь с висящей на нем связкой. — Там, правда, уже нет никого.

ГЛАВА 18

— Ни фига себе шарахнуло! — Лена перевела взгляд с пыльного облака, поднявшегося над городом, на лаз подземного хода. — Еще два десятка бойцов можно вычеркивать из списков личного состава.

Одноухий зверь, которому из-за недавней контузии разрешили остаться рядом с грозной начальницей, лизнул сапог и печально вздохнул, подтверждая прискорбный факт. И вид при этом имел настолько пришибленный, что девушка не удержалась и погладила бедолагу по макушке. Тот замер, опасливо поглядывая на сидевшего неподалеку Василия, но, получив одобряющий кивок, изобразил на морде довольную улыбку.

А Васька церемонно поклонился:

«Поздравляю, сударыня! По нашим обычаям вы только что ввели данную особь в состав своей семьи».

— Чего?

«Не переживай, там, во-первых, испытательный срок не меньше двадцати земных лет, а во-вторых, принятие в семью должны утвердить три командира равного мне ранга. Я-то согласие даю, а вот остальные…»

— Черт с ним, утверждением. Лучше скажи — кем там я его приняла?

— Мужем! — заржал Санек, за что тут же получил подзатыльник.

«Все не так страшно — всего лишь младшим родственником на правах двоюродного брата. Но обязательно с соответствующими обязанностями с его стороны».

— Какими?

«Сама и определишь».

Лена мстительно улыбнулась, бросив на одноухого оценивающий взгляд, а ее младший брат уже начал строить грандиозные планы переглаживания всего доступного воинства. Глаза разгорелись, а в мыслях было такое…

«Даже не думай!» — предостерег Василий.

— А чего такого-то?

«Ничего, конечно, но две крупные стаи уже получили сигнал о начале ритуала приема в семью и движутся сюда со скоростью… Короче — у тебя есть пятнадцать минут, чтобы забраться вон на то дерево и сидеть там тихо-тихо».

— Какой еще ритуал? — возмутился Саня. — У искусственно выведенных инопланетных чудовищ не должно быть никаких ритуалов. Тем более какая семья, если вы все из яйца вылупились?

«Это не яйца, а десантные капсулы, — терпеливо пояснил зверь. — А так мы вполне живородящие, теплокровные и млекопитающие. Да, выведены искусственно… но должны же оставаться всякие рудименты и атавизмы? Вот и просыпается генетическая память потихоньку. Так что ничто человеческое нам не чуждо».

— Точно-точно, все человеческое вам съедобно.

— Не умничай. — Лена взяла младшего брата за плечи и развернула в направлении дерева. — Через пять минут ты уже там.

Санек пробормотал под нос что-то злое, наверняка про дискриминацию по возрастному признаку, и ушел, на прощание пригрозив одноухому зверьку кулаком. Тот привстал на задних лапах и виновато развел передними — извини, мол, но я тут совершенно ни при чем, это все начальство придумало, понимаешь. Саня понимал, но продублировал угрозу другим кулаком, обещая новому родственнику массу не менее новых впечатлений.

А Васька тем временем развил бурную деятельность — выстроил подчиненных (что получилось на удивление быстро) и принялся отрабатывать с ними прохождение торжественным маршем. На возражения Лены отвечал коротко:

«Это будет круто».

В том, что это действительно так, девушка убедилась лично минут через двадцать — проломившаяся через кусты неорганизованная масса тваренышей застыла на месте, завороженная невиданным зрелищем парадного строя. Строгая дисциплина производила поистине гипнотическое действие, а на мордах прибывших командиров, опознаваемых по большому росту, застыло удивление пополам со жгучей, но белой завистью. Подходить ближе они не стали.

«Им стыдно. У нас армия».

— А у них?

«Сброд, толпа, банда, сборище. Выбирай подходящий термин сама».

Звери первого призыва, старослужащие, так сказать, придерживались аналогичного мнения и снисходительно поглядывали на диких сородичей. Смотрите, оборванцы, и понимайте, что значит настоящая Старая Гвардия! Это вам не головастиков в лужах ловить — это настоящая служба!

— И долго так будут стоять?

«Не знаю, сам не ожидал настолько сильного эффекта».

— А что делать?

«Позови».

— Каким образом, если они русского языка не понимают? — Лена сердито тряхнула головой и, присев на одно колено, вытянула вперед правую руку: — Цып-цып-цып-цып…

Ответная реакция стала для нее полной неожиданностью — командиры стай распластались по земле, закрыли морды передними лапами и медленно поползли, отталкиваясь задними. Их подчиненные безмолвствовали.

— Чего это, Вась?

«Погоди… а, вспомнил! Ты сделала жест Верховного Вождя, принимающего присягу у обреченных на Последний Подвиг. Выбранные не имеют права отказаться».

— Сработает программа?

«Знаешь… — В мысленном голосе Васьки звучало сомнение. — Вы, то есть мы, люди, можем сломать все, что угодно. И программу в первую очередь».

— Хочешь сказать…

«Ну да. Не знаю каким образом, но твои команды получили наивысший приоритет, стирая в мозгах бедных зверушек абсолютно все, им мешающее. Харизма, наверное, такая».

— У меня лицо.

«Не в том смысле».

— В любом. И попрошу впредь воздержаться от оскорблений!

Вася промолчал, пребывая в глубокой задумчивости. Только что на его глазах развеялся миф о всемогуществе программы, заложенной неведомыми Хозяевами. Собственный пример не показатель, там произошел прямой контакт разумов, практически слияние, а здесь нечто непонятное и не поддающееся объяснению. Наверное, вместе с мифом рушились и планы создания на Земле послушной и агрессивной армии. Но кто же им доктор? Им, то есть кукловодам, пытающимся дергать за веревочки. Надо признаться, что до последнего времени это вполне удавалось. Кто знает, как бы оно было дальше, не появись однажды русая девушка с флейтой и заплетенной в длинную косу жемчужной нитью. Случайность, чудо, счастливое стечение обстоятельств?

А командиры двух прибывших стай подобной философией головы не забивали. Ну чего может быть непонятного, если вместо невразумительных команд, отдаваемых засевшей в мозгах частичкой чужой воли, появилась настоящая цель в жизни? Учеба, тренировки, маневры, погони, штурмы… только Верховный Вождь может определить, достойно ли это занятие настоящего эйнеро или нет. Требует совершить Последний Подвиг? Нет выше чести для воина! Прикажи, Великий, и любой с радостью отдаст жизнь! Так было всегда, и так будет, покуда светят вечные звезды и дух Старшей Матери улыбается с небес каждому эйнеро. Не ее ли живое воплощение стоит вон там и говорит что-то ласковое и доброжелательное?

— Вася, скажи им! — Лена с легкой паникой наблюдала за подползающими тваренышами. — Сейчас перепачкаются как свиньи, а мне их гладить потом.

«Этих не обязательно. Даже наоборот, ни в коем случае нельзя гладить».

— Почему?

«Насколько я понял из их мыслей, ты теперь Верховный Вождь, в которого воплотился дух Старшей Матери. Поэтому, если примешь в семью, не сможешь посылать родственников на убой, в смысле, выполнить Последний Подвиг. Все термины, кстати, пишутся с большой буквы».

Страницы: «« ... 910111213141516 »»

Читать бесплатно другие книги:

«Рыба гниет с головы» – эта народная мудрость выстрадана всей историей России, от Рюрика до наших дн...
В книге рассказывается о жизни и подвигах иеросхимонаха Алексия, около 40 лет прожившего в горах Кав...
Сенсационное расследование трагедии 1937 года. Захватывающий триллер, проливающий свет на самые темн...
Иронично-трагичный «роман воспитания» молодой немецкой писательницы рассказывает о трех днях из жизн...
Архитектор и преподаватель «Стрелки» размышляет о советской модернистской архитектуре спальных район...
Увлекательное «практическое руководство пользователя мозга», основанное на передовых исследованиях!З...