Чертобой. Свои среди Чужих Шкенёв Сергей
Дорога, если ее действительно можно было назвать дорогой, выглядела не лучшим образом. Так, узкая тропка между заросшим оврагом и краем молодой березовой рощи. Приходилось то и дело перелезать через упавшие деревья, обходить глубокие промоины, зато на целый километр короче. Поэтому девушка не обращала внимания на Санькино ворчание. Молод еще, старшим-то указывать.
Впрочем, недовольство брата улетучилось так же быстро, как и появилось. Вдалеке послышались редкие выстрелы ружей и гулкие удары по железу, будто кто-то пытался выбить тараном крепостные ворота. Только вот до ближайшего укрепления, достойного штурма, было довольно далеко. Значит? Черт возьми, да что же это значит?
— Санек, признавайся, твоя идея работает?
— Скажите, корнет, вы — женщина? — передразнил Сашка фразой из старинного фильма. Но потом неохотно признался: — А чего такого-то? Взяли бревнышко да и долбят себе по «уазику». Они бы и сами додумались.
— Сейчас вскроют машину, как консервную банку, да и сожрут наших мальчишек.
— Не сожрут, — несколько неуверенно произнес младший брат и в задумчивости почесал затылок. — А может, и не сумеют открыть…
— Ты даже точно не знаешь?
— Я же только учусь ими управлять… Да вот, сама посмотри!
Открывшаяся с опушки леса картина являла собой вид совершенно сюрреалистический. Жуткие зубастые твари с бревном наперевес бросались на «буханку», падали, сбиваемые выстрелами обороняющихся, но упорно шли вперед. А точнее — в корму «уазику». Бум!!! Сильный удар вогнул одну из створок двери внутрь, а из разбитого окошка вылетели два снопа пламени, хорошо видимые даже издалека. Бум!!! Вдруг машина взревела двигателем и рванула с места прямо. Все равно больше некуда — слева и справа болотистые низины, непроходимые даже для трактора.
— Куда это они? — удивился Санек, наблюдая, как «уазик», отчаянно подпрыгивая на толстых ветках, перебирается через поваленное на дорогу дерево.
— А эти… эти придурки куда смотрели?
«А туда же и смотрели, — ответил Васька. Зверь выглядел несколько удивленным, он даже присел на задние лапы и чисто человеческим жестом почесал когтем между ушей. — Ну какой, даже самый извращенный, инопланетный разум способен догадаться, что вы в России делали такие машины, вместо того чтобы строить дороги?»
— Ты Родину не тронь негуманоидными грязными лапами! — обиделся Санька за страну.
«Да я, между прочим, тоже здесь родился!»
— Ну и что?
«Значит, я тоже русский!»
— Фигу вот тебе! — Сашка показал, которую именно. — Интервент!
«А докажу, — уперся Василий. — Водка есть?»
— Какая еще водка? — вмешалась Лена. — А ну, прекратить споры, шовинисты юные. Увижу кого с рюмкой — прибью сама.
«Да я же так… теоретически». — Зверь сразу прижал уши и пошел на попятную.
— Теоретики, блин. Своих смотреть будешь?
«Да какие они мне свои? — Васька поглядел на тваренышей, утаскивающих раненых в лес. И повторил за Санькой: — Интервенты негуманоидные».
— Не будь этим… — Лена поискала, но так и не нашла нужного слова. — Ну, этим… ты понял?
«Понял, чо!» — откликнулся зверь и неторопливой припрыжкой двинулся к бывшим сородичам.
Со стороны хорошо стала заметна разница между ним и обычными, дикими тваренышами. Белая шкура и так выделялась ярким пятном среди общей серости, так еще и рост… Если обычный зубастик только головой дотягивался взрослому человеку до колена, то Василий был крупнее по меньшей мере втрое. То ли врожденное, то ли постоянная близость к людям так подействовала — выглядел как слон среди многочисленных мосек. Да и дикари тяготились присутствием такого громадного командира — вжимались в землю, стараясь стать как можно незаметнее, и обходили по широкой дуге. К чему, кстати, простимулировали несколько шлепков начальственной лапы по недостаточно почтительным мордам.
— Приход Большого Белого Бваны в племя имени Патриции Лумумбы-Каас, — хихикнул Санек, совершенно не сознавая торжественности момента. За что и поплатился.
— Подчиненных можно и нужно наказывать! — строго произнесла старшая сестра, отвешивая подзатыльник. — Так папа говорил! Но смеяться над ними — ни в коем случае! Если первое дает лишь здоровое озлобление, вымещаемое на противнике, то второе — подрывает веру в свои силы и, следовательно, боеготовность.
— И что теперь? Целоваться с ними, что ли?
— Зачем? Дай пинка и посылай в бой.
— С кем?
— Разве не с кем? Наших ребят в Павлово увезли!
— Хм… тогда мы идем в Павлово. Знаешь, это даже интересно, с целым княжеством воевать. Как древний богатырь. Как его там? Добрыня Никитич, вот!
— Ага, поручик Дубровский, блин…
— А это кто, тоже великий полководец?
— Ну да, что-то вроде Аники-воина.
— То-то же. — Сашка гордо вскинул голову и похлопал по прикладу трофейного ружья. — Мы им еще покажем настоящую козью морду. Вот только доберемся.
А состояние Павловского княжества в данный момент можно было описать классической фразой — пожар в публичном доме во время наводнения, да еще усугубленного чумой. Нападение двоих неизвестных (хотя выжившие уверяли, что тех было не меньше батальона) нанесло значительный ущерб. Кроме самого Великого Князя Михаила Сергеевича Негодина, погиб и его воевода, он же — сотник. Большего же начальства тут отроду не водилось. Разве что кто-то из приближенных остался в резиденции на другой стороне Оки, но после пожара, сгубившего дебаркадер и все лодки, связи с ними не было. Они, скорее всего, и не подозревали о постигшем княжество несчастье, празднуя временное отсутствие босса. Да и сколько их там могло быть? Человек пять охранников да десятка два дворовой прислуги. Не бойцы, однозначно.
Остальное войско, как назло, было послано примучивать вольные деревни. Это и позволило злоумышленникам практически безнаказанно резвиться на пристани. Мало того, позволило угнать персональный корабль Михаила Сергеевича. Оно, конечно, покойнику речной толкач ни к чему, но судно являлось одним из символов власти, сродни скипетру и державе.
Негативный отбор, точнее сказать — уничтожение сотником возможных конкурентов, привел к тому, что выпавшие бразды правления некому было принять. Одним лень, вторые боялись, третьи не умели. Так образовалось Временное правительство числом в двенадцать человек, озабоченное извечным вопросом всех временных — кому бы подороже отдаться? Да только некому. В том смысле, что нет рядом сильного соседа, а слабым насолили так… намыленная веревка покажется более подходящим вариантом.
Подумывали послать гонцов в Шумиловскую дивизию, с теми, кажется, явных конфликтов не случалось, но решили дождаться возвращения ушедших в поход отрядов. Но надеясь втайне, что не вернется хотя бы половина. А с оставшимися поделить власть уж как-нибудь получится. Единственное, в чем отступили от давних традиций — не стали объявлять покойного Негодина свергнутым тираном. Зачем торопиться? Мало ли как оно потом обернется? Научены!
В таких растрепанных чувствах застал город вернувшийся с победой, добычей и пленными Евгений Иванович Баталин. Работавший до Нашествия экскаваторщиком на Богородском кирпичном заводе, при новой власти он сделал неплохую карьеру — сначала обычный дружинник, потом десятник, а вот сейчас волей и прихотью Временного правительства — министр обороны. Генеральские погоны получил позднее, через четыре часа после назначения на должность.
И первым же приказом — объявление чрезвычайного, а потом и осадного, положения. Народ, мобилизованный на рытье окопов вокруг Павлова, привычно ворчал, но несколько показательных расстрелов быстро привели недовольных в чувство. Если там, за стеной, нападение тваренышей на трудовую армию удавалось отбивать, хотя и с потерями, то у трибунала разговор короткий. Как автоматная очередь…
Земляные работы проводились ровно три дня, пока с реки не началась заполошная стрельба. Чертобой… они пришли.
ГЛАВА 13
— Ну вот придем мы туда и что скажем? — Андрей сосредоточенно намазывал на хлеб толстый слой горчицы, способный вышибить слезу даже из статуи сфинкса. — Дальше-то что?
— И действуем по обстановке. — Я снял зубами с шампура хорошо прожаренный кусочек мяса и неторопливо прожевал. — Все как обычно.
— Естественно, — согласился сын. — Действовать против обстановки гораздо сложнее.
— Не играй словами, все же понимаешь…
— Угу. Только не понимаю одного — зачем это нам?
— Не стоит думать только о себе. Эгоизм, конечно, штука хорошая, но в разумных пределах.
— И что, предлагаешь полюбить весь мир? У меня здоровья не хватит.
— Добавим.
Никитин, совершенно не понимавший, о чем идет речь, охотно уцепился за последнее слово и поднял стакан с красным вином:
— Добавим обязательно. Как там в песне? «Выпьем за Родину, выпьем за Сталина, выпьем и снова нальем!»
Отчего же не выпить под хороший тост? Обязательно нужно выпить, тем более в приличной компании. Мы сидели за накрытым столом прямо на песчаном пляже пустынного островка посреди Волги и отмечали окончание небольшой, но очень прибыльной операции. Шашлык и вино являлись ее результатом, не самым главным, но самым приятным. Что еще нужно для хорошего настроения? Вечер, солнце садится, теплый южный ветерок гарантирует отсутствие комаров, угли подернулись серым пеплом… Только иногда шипят и вспыхивают от падающих на них капель жира. Идиллия. Будто нет на земле никаких забот и печалей, и кажется, что придет сейчас прямо по воде сын плотника, и улыбнется понимающе, и сядет рядом, приняв из рук стакан с чуть терпким вином урожая последнего мирного года.
Андрей был более прозаичен. Не обращая внимания на красивости, он откинулся на спинку пластикового стула, отсалютовал Никитину полупустой бутылкой и поинтересовался:
— А ты, Иваныч, сталинист?
— Конечно, — даже удивился тот. — А ты разве нет?
— Почему нет? Даже более чем… А вот тебе это зачем?
Владимир Иванович поправил висящую на косынке руку, поморщился от боли и, немного подумав, ответил:
— А был выбор? Так уж получилось, что в последние годы перед Нашествием общество в стране разделилось на три части: первая — сталинисты, пусть даже и не осознающие себя таковыми, вторая — те, кому все по херу…
— И еще?
— Вот третья — педерасты, самая многочисленная. То самое чудище, что огромно, озорно, стозевно и лаяй. Лаяли, да…
Я слушал их разговор краешком уха, но сам не вмешивался — в пору еще не почившего в бозе Интернета приходилось принимать участие и в более оживленных форумных баталиях. А что до сталинизма… тут Никитин целиком и полностью прав, за одним только исключением — вторая группа была не совсем равнодушна, она всеми силами стремилась войти в третью. А в идеале — заменить ее. Но таких, слава богу, сейчас практически не осталось, во всяком случае, во время наших вчерашних и позавчерашних заходов в уцелевшие деревни их встречать не приходилось. Выжили нормальные люди, те, кто привык работать сам и заставлять работать других собственным примером. Может, были не такие, но не выделялись на общем положительном фоне. Наверное, приспособились к новым условиям, что внушало надежду на исправление или, по максимуму, на перевоспитание. Их дети уже будут другими, если останутся живы.
Вот как раз решением этой проблемы мы и занимались. Нет, не носились по всей Волге, вытирая каждый сопливый носик батистовым кружевным платочком, совсем нет. Мы просто торговали хлебом, выменивая его на что-нибудь нужное нам и ненужное им, преимущественно инструмент и кое-какое оборудование. Тут совсем кстати пришлась купленная за недорого на судоремонтном заводе в Работках небольшая баржа. А также, кроме коммерции, рассказывали людям о земле обетованной под названием Дуброво, где находится центр зарождения новой цивилизации. Ага, пупок практически… Где работающий человек сможет прокормить семью, а дети будут учиться в настоящей школе по настоящим учебникам.
Зерна надежды дали неожиданно дружные всходы, чего, честно признаться, я сам не ожидал. Во всяком случае, такого быстрого отклика на предложение переселиться. Видимо, достаточно вкусили прелестей вольной жизни, чтобы наесться свободой досыта. До такой степени, что согласились на переезд, несмотря на то что всех честно предупредили — халявы нет и не будет. Предпочтение отдавалось семьям, но и одиночки с головой и с руками попадали в список, составляемый Андреем, на которого свалили все бумажные обязанности. Будущие жители Дуброво получали немного муки в качестве премии за смелость и неделю на сборы и раздумья.
Да, вернемся сюда через семь дней. Думаю, что этого времени хватит, чтобы принятое решение осело в головах попрочнее, а также выветрился ненужный энтузиазм. Ни к чему он, совсем ни к чему. Лучше пусть сомневающиеся передумают сейчас, чем потом будут шипеть в спину, напрашиваясь на удар в морду. И это тоже проходили, даже в более глобальных масштабах — целые страны тащили за собой в светлое будущее. И что получили в ответ? Да, у стран та же самая градация, что и у общества, разве только вторая категория почти отсутствует, а третья составляет подавляющее большинство.
Невыясненным оставался один-единственный вопрос — каким образом мы поведем народ на новое место жительства? Моисею было легче — впереди сорок лет, вокруг пустыня, а египтяне только сзади. Нас же твареныши поджидают со всех сторон. Мы, собственно, и собирались обсудить эту проблему, только собеседников отчего-то потянуло на политику. Неужели сытость так пагубно подействовала? Вполне может быть — на голодный желудок подобной хренью не заморачиваешься.
Тем временем Владимир Иванович продолжал философствовать, рисуя шампуром в воздухе восклицательные знаки, и сейчас напоминал институтского преподавателя марксизма-ленинизма, обмывающего с друзьями защищенную диссертацию. А если бы еще бородку с лысиной, так и сам основоположник, где-нибудь в Разливе.
— Вот ты, Андрей, спрашиваешь. — Никитин зачем-то отставил шампур на вытянутую руку и полюбовался им. — Да, спрашиваешь…
— Я?
— Ну, или хотел спросить про репрессии.
— А будут?
— Обязательно. Это же не погромы, без которых можно с трудом, но обойтись, а дело очень серьезное и ответственное. Не буду упоминать теорию ротации элиты и необходимости не менее регулярных кровопусканий для нее. Об этом достаточно много писали, говорили многие и признавали полезность. Но! Но давай посмотрим на проблему с другой стороны, с позиции кухонного политика, так сказать.
— Кого? — не понял Андрей.
— Ну да, ты же не застал, а вот твой отец… — Владимир Иванович кивнул в мою сторону. — Он хорошо помнит времена, когда на кухнях перемывали косточки политикам, местным властям. Позднее — олигархам. И вздыхали грустно — расстрелять бы гадов! В принципе, словами все и заканчивалось, даже на самом высоком уровне. Обещали мочить в сортире… и обманули. Так что сталинизм, Андрюша, это не политическая теория, а в первую очередь ответственность за свои обещания и поступки. В том числе и собственной головой, вот как вы.
Я только хмыкнул и поставил пустой стакан на пластмассовый стол. Походной мебелью, как и запасами неплохого вина, мы разжились на базе отдыха «Татинец». Да… лихо Иваныч завернул. Но, в общем-то, он прав. Каждый порядочный человек, если он не порядочная сволочь, обязан отвечать за слова и действия. Не по понятиям, как у урок, а по совести. При ее отсутствии — по всей строгости… и так далее. И если это называется сталинизмом, то пусть будет сталинизм. Я согласен.
— Значит… — Андрей интонацией выделил вопрос, — строим коммунизм?
— Возможно, — согласился Никитин. — Советская власть плюс электрификация всей страны… Нечто подобное, без электрификации, конечно, мы сейчас наблюдаем практически во всех выживших деревнях и городских анклавах. Но это военный коммунизм, который неизбежно перейдет, ну, или скатится, к феодализму.
— Как так?
Владимир Иванович пожал плечами:
— Право сильного. Думаешь, в вашем Дуброво не получилось бы образцово-показательное баронство? Еще как бы получилось, особенно при населении, на восемьдесят процентов состоящем из бывшей интеллигенции. Даже скажу — люмпен-интеллигенции. Понимаешь, натура-то осталась прежней — наступивший на горло сапог обязательно должен быть облизан. Вот когда давление ослабнет, укусят непременно, такова порода.
— Да и хрен с ними.
— Совершенно не согласен.
— Почему же?
— Могил не хватит — горбатых выпрямлять. Их такими воспитали. Не думаешь же ты, что интель сразу таким и рождается?
— Нет, конечно.
— Вот! Ничто человеческое им не чуждо, и при должной дрессировке вполне можно получить приличных и вменяемых подданных. Да-да, не смотри так удивленно, я точно уверен, что именно монархия нужна в данном конкретном случае. Причем абсолютная, с эшафотами и строем барабанщиков перед ними.
— Иваныч, — Андрей фыркнул и насмешливо прищурился. — Опыт общения с Павловским княжеством ни о чем тебе не говорит?
— Не сравнивай! Там дешевый балаган, пытающийся стать комедией дель арте, но не более. Какая, в задницу, монархия в бандитской группировке? А вот мы, то есть вы… то есть он, — Никитин опять кивнул в мою сторону, — совсем другое дело. И так будет, потому что иного выхода нет.
Хм… определенно товарищу напекло голову, не иначе — вино-то слабенькое. Вот только несколько дней назад собирался стреляться, а сегодня предлагает империю построить. Ну, пусть не империю, пусть что-нибудь меньшее по масштабам… но мое мнение можно было узнать? Реставраторы хреновы. Или основание новой династии реставрацией уже не считается? Вполне возможно — никогда не интересовался этим вопросом.
Замечательно! Так и представляю себе жителей Дуброво в красных кафтанах, с песней про Марусю марширующих на Изюмский шлях. Ага, с бердышами и фузеями на плече. А Павлово будет нашей Кемской волостью. Бред полный. Или я с годами стал терять чувство юмора?
— Иваныч, — вопросительно смотрю на Никитина. — И как ты это себе представляешь?
— Вселенский Собор, традиционно.
— Да ну? И волшебник в голубом вертолете будет катать по всей России за этими, как их там… депутатами?
— Зачем? Если вспомнить труды некоторых философов прошлого, то человек сам по себе является вселенной. Так что меня и Андрея вполне хватит на выборы тебя в цари. Не будешь же именоваться пошлым королевским титулом?
— Постой, а мой голос не учитывается?
— Нельзя, ты лицо заинтересованное. Андрей, голосуем?
— За.
— Аналогично. Так что поздравляю Ваше Величество с единогласным избранием.
— Тьфу на вас обоих. Ладно, хорош шутить, давайте вернемся к нашей проблеме. Какие предложения по дальнейшим действиям?
У Андрея с лица сразу пропала глумливая улыбка:
— Брать город надо, пап. Тут и думать нечего.
— Подожди, минут десять назад ты был против, не так ли?
— Я и сейчас против, — сын криво ухмыльнулся. — Но брать все равно надо, хотя бы из врожденной хозяйственности.
— При чем тут хозяйственность? Обычное чувство самосохранения. Или, думаешь, место господина Негодина будет долго пустовать? Как бы не так, наверняка нашелся кто-то шустрый. И что мы получаем в итоге?
— Что?
— Те же яйца, только в профиль. То есть постоянный источник беспокойства. А если учесть их экономические и военные возможности… Год-два продержимся самостоятельно, потом сожрут. Поэтому и предлагаю нанести упреждающий удар.
— Втроем? — Андрей покосился на Никитина. — Два с половиной человека?
— Ну почему же? Наших вегетарианцев под ружье поставим.
— Смеешься? Да они скорее дадут в жо… хм… в монастырь буддистский уйдут, чем в людей стрелять будут, а если и будут, то, скорее всего, нам в спину. Причем вероятность этого варианта — процентов восемьдесят.
— Пари заключать не буду. Посмотрим, кто прав.
— Смотри внимательней!
— А я что делаю? — Андрей, стоявший с шестом на носу «РТ-300», оглянулся и укоризненно покачал головой: — Неужели ты думаешь, что здесь все заминировано?
Думаю… да ничего я не думаю, просто предполагаю худший вариант. Согласен, минам в Павлово взяться неоткуда, но что помешает утопить на фарватере баржу с песком? Притащить и утопить. Где возьмут? Да ладно, крупнокалиберных пулеметов в мирном провинциальном городке тоже не должно было быть. Но они есть.
Или, как самое поганое, перегородят Оку плотами, поставленными на якорь. Понятно, что, даже протаранив это препятствие, ко дну не пойдем, скорость не та, но станем прекрасной мишенью. Сколько там толщина борта? Миллиметров десять-пятнадцать, не больше. Если не перепилят пополам первой же очередью, то все равно дуршлаг сделают качественный. Я бы, во всяком случае, так и поступил.
Мы вышли к городу днем, надеясь на обыкновенное везение и собственную необыкновенную наглость. Утром или ночью было бы не так видно идущий вверх по течению кораблик, но стук дизелей в полной тишине так далеко разносится над водой, что даже спящие часовые услышат наше приближение. И мало ли что взбредет им в головы спросонья? А так крадемся себе потихонечку, никого не беспокоим, никому не мешаем.
И тут же крик Андрея:
— Пап, с берега белым флагом машут!
— Что, сдаются?
— А фиг их знает!
Смотрю в сторону города. Точно, в бинокль хорошо виден мужик с традиционной для этих мест бородой, размахивающий привязанной к палке не то портянкой, не то полотенцем. А у самой кромки воды — резиновая лодка с веслами наготове. Это что, на переговоры приглашают? Ну, не знаю, не знаю… О чем говорить?
— Как, по израильскому варианту работаем? — кричит снизу Андрей. Он уже лежит на палубе с готовым к стрельбе пулеметом. — Мочить?
Оно, конечно, правильно — никаких переговоров с террористами… Ладно, успеется еще. Сбавляю ход до минимума, лишь бы течением не сносило, и щелкаю тумблером внешних динамиков:
— Эй, на берегу, какого хера надо?
В ответ замахали еще энергичнее, показывая на лодку в попытке объяснить мирные намеренья. Что же, пусть попробуют.
— Хорошо, плыви, — бросаю в микрофон и усаживаюсь поудобнее в ожидании дальнейших действий противника. В том, что это именно противник, сомневаться не приходилось.
Бородач часто закивал и заспешил к надувнушке, демонстративно перевернул ее вверх дном, показывая, что там нет ни оружия, ни взрывчатки. Хм… а я сам не сообразил это потребовать. Вот бы было смеху, если бы резиновый брандер рванул прямо у борта. Сколько у нас соляры в баках осталось? Да неважно, на том свете отчета о расходе ГСМ не требуют. Ладно, будем считать, что просьба о переговорах предусматривает безоружных парламентеров по умолчанию.
А он уже спустил свое плавсредство на воду и энергично греб к нам, то и дело оглядываясь через плечо. Спина, обтянутая алюминиевой кольчугой, ритмично покачивалась в такт гребкам и вызывала навязчивое желание выстрелить. Что, нарочно на нервах играет, выставляя заманчивую мишень? Или настолько верит в джентльменство и порядочность? Не лишено оснований — воспитание не позволяет даже плюнуть на спину. Пулю, правда, всажу без раздумий.
Ага, доплыл. Андрей бросил сверху капроновый шнур с деревянным поплавком на конце и предупредил:
— На палубе не хрен делать. Привязывайся, я тебя к противоположному борту перетащу.
Что же, вполне разумно, а то будем стоять как те тополя на Плющихе, щелкая клювом. Или кто там клювом щелкает, дятлы на тополях? Да по фигу кто… Зато удержим павловчан на берегу от соблазна закончить переговоры прицельной пулеметной очередью. Ну да, не вводи во искушение малых сих.
Пока в рубку поднимался Никитин, вызванный из машинного отделения подменить меня у руля, я успел внимательно рассмотреть парламентера. Не отношу себя к великим физиономистам, тем более не являюсь поклонником системы Ломброзо, но бородач производил вполне приличное впечатление. Правильные черты лица, на котором нет, так сказать, печати порока, внимательный взгляд умных и цепких глаз. На ладонях, поднятых в знак миролюбия, до сих пор не сошли мозоли. Такие бывают… да много от чего бывают, когда зарабатываешь на хлеб собственным горбом.
— Добрый день, Николай Михайлович! — Первое, что сделал гость, это вежливо поздоровался. Культурный, мать его…
— Может быть, и добрый, — киваю в ответ. — Мы разве знакомы?
— В какой-то степени да. Видите ли, я местный министр обороны и по долгу службы просто обязан знать вероятного противника.
— Вот как?
— Конечно. Ваше досье… и ваше тоже, — короткий поклон в сторону Андрея, — пришлось изучить в первую очередь. Можете не верить, но у нас отличная разведка. Вот остальное несколько… как бы выразиться… слабовато.
— Я это заметил. Ну-с, с чем пожаловали, господин министр?
— Зачем такая официальность?
— Вы же не представились.
— Ах да, извините. Евгений Иванович Баталин.
— Спасибо, буду знать. И все же повторю вопрос.
По лицу парламентера пробежала едва заметная тень:
— Я пришел с взаимовыгодными предложениями. В какой-то степени взаимовыгодными. Хотя это еще как посмотреть…
— И что же предлагаете?
— Просим, Николай Михайлович, всего лишь просим. Причем самую малость — верните нам корабль и захваченное на дебаркадере оружие.
— Иначе? — Маска доброжелательного равнодушия все еще держится.
— Не понял…
— Обычно такие требования заканчивают угрозами. Типа — иначе всех убьем, пожалуемся старшему брату-каратисту, вызовем милицию, оставим без сладкого, пасть порвем… Вариантов много.
— Ну где же здесь требования? Говорил же — просьба. А условия просты — беспрепятственный проход через город. Более того, дадим машину для груза. «Уазик»-буханка устроит?
Мля, до чего честные глаза у господина министра, когда он все это говорит. Настолько честные, что по спине ползет холодок и рука тянется к пистолету.
— Не совсем равноценный обмен получается, Евгений Иванович, — вмешался Андрей.
— Эх, молодой человек, — делано вздохнул Баталин. — Разве можно быть настолько меркантильным. Есть понятия, ценность которых совершенно невозможно измерить. Вот возьмем любовь, например — братская любовь, сколько она стоит?
— Вы на что-то намекаете?
— Я? Да помилуй боже, зачем же мне намекать? Наоборот, просто открытым текстом говорю, что некоторые бессовестные, беспринципные и жестокие люди из города послали меня поговорить о дальнейшей судьбе ваших мальчишек. Представляете, эти сволочи похитили их и держат в заложниках. Вот гады, правда?
Поднявшееся изнутри бешенство заставляет стиснуть фальшборт, на который опирался во время разговора, так, что пальцы чуть не рвут толстый металл. В террористов и заложников решили поиграть? А глаза, гнида, отводит…
— Вы не боитесь, Евгений Иванович?
— Чего? — Парламентер все-таки посмотрел на меня. — Если честно сказать — боюсь. Но более всего за ваших сыновей. Эти уроды из Временного правительства способны на все, даже на самые крайние меры. Так не стоит ли их избежать, Николай Михайлович?
Говорить больше не о чем, еще немного, и всажу пулю между этих внимательных, чуть прищуренных глаз.
— Проваливай.
— Но как же дети? Поверьте, мне было бы неприятно, если с ними что-либо случится. Сколько им? Самому старшему лет десять?
— Ну ты, хуила… — Андрей демонстративно перекидывал из руки в руку гранату. — В случае чего я ведь тебя искать буду, а не твое засранное правительство. Подумай.
— Значит, такова судьба, — Баталин пожал плечами. — Так что же мы решим?
Что ответить? Не знаю… а решение нужно принимать прямо сейчас. Нет, оно давно принято.
— Война.
— Заметьте, это исключительно ваш выбор.
— Знаю. А теперь проваливай.
— Обещаете, что дадите спокойно уйти?
— Да, уходи, стрелять не будем.
Баталин кивает согласно и, отвязав шнур, отталкивается веслом от борта. Пускай, я до него еще доберусь. Не сейчас.
— Андрей, пойдем.
— Ага, одну минутку, пап.
Поднимаюсь по трапу в рубку долго — сердце почему-то стучит с перебоями, через неравные промежутки времени. Никитин встретил коротким вопросом:
— Ну?
— Хреново.
— Все?
— И даже более чем…
Договорить не успел — длинная пулеметная очередь с левого, обращенного к берегу борта прервала на полуслове. Почти сразу же на пол посыпалось стекло, это ответные выстрелы добивали остатки боковых окошек, а там, где их закрыли фанерой, появилась редкая цепочка аккуратных дырочек.
— Вот ведь… — Рукоять на себя до упора, давая дизелям полную мощность.
Рядом с ухом бабахнуло. Иваныч, опустившись на одно колено, посылал пулю за пулей в сторону сложенных из мешков с песком береговых укреплений. С таким же успехом мог и спелыми вишнями кидаться, на двести-то метров. Штафирка…
— Ложись! — С силой толкаю Никитина ногой в плечо и сам падаю на пол.
Вовремя, будто крупным горохом заколотило по стенам рубки, прошивая навылет обе. В дырки палец пролезет. Владимир Иванович что-то прокричал, но я, оглушенный его же выстрелами, ничего не расслышал. Вот далекий взрыв, после которого пулеметный обстрел прекратился, был немного погромче. Что там такое? Осторожно приподнимаюсь и выглядываю. Вовремя — на берег прилетает еще одна граната из РПГ. Интересно, когда Андрей успел за ним сбегать? Насколько помню, трофейный гранатомет неделю как лежал в каюте под его койкой. Какой был мировой рекорд на стометровке с препятствиями? Слабаки… как Каштанка супротив Антона Палыча Чехова.
Третий подарок падает прямо за баррикадой из мешков. Неплохо. И чего, дурак, не забрал в Лысково бронзовую пушку из местного музея? Совсем ведь недорого предлагали. Сейчас бы долбанули картечью! Прибить, конечно, вряд ли бы кого прибили, но зато каков эффект?! Или уже не долетит? Ну да, наверное, не долетит — наш толкач резво бежал против течения, давая узлов восемь. Или теперь, когда почти все приборы разбиты вдребезги, можно измерять привычными километрами в час?
— Проскочили вроде. — Никитин с кряхтением поднялся на четвереньки, стараясь не попасть руками в битое стекло. — Ты живой, Михалыч?
Хороший вопрос, своевременный, только что сам собирался задать его, подкрепив пендалем. Ворошиловский стрелок, мать его… Нет, прав был Наполеон, размещая ученых и ослов в середине каре.
— Ну как вы тут? — Появившийся Андрей зажимал ладонью свежую царапину на лице. — Целы?
Еще один заботливый…
— Какого хрена стрелял?
Сын помрачнел:
— Министра этого, который обороны… того…
— Черт! Но я же обещал!
— Чего обещал?
— Что уйдет спокойно.
— Ты обещал, я — нет. Это во-первых. А во-вторых, он на лодке поплыл.
— И?
— Не пошел же.
— Формалист.
— Но слово мы сдержали, не так ли?
ГЛАВА 14
Читать бесплатно другие книги:
