Чертобой. Свои среди Чужих Шкенёв Сергей
«Ты — Лена. Не Василий».
— Вася, а почему ты не пытался убить меня тогда, в самый первый раз? Когтями, зубами, как приказывает программа?
Недоумение. Обида.
«Убить музыку? Как? Зачем?»
— Но я же не всегда играла. По дороге сюда, например.
Понимание. Радость. Черемуховый запах радости.
«Брак. Сбой программы. Понимаешь?»
— Некондиция, значит. И куда теперь тебя, на переплавку? Или куда отправляют биороботов?
Скалится не зло. У них есть чувство юмора?
«Не роботы. Теперь просто жить. Командир — ты».
— Зачем я командир?
«Нужно. Цель — служить. Или самоликвидация».
— Сложно-то все как у вас, — проворчала Леночка и задумалась.
Нет, похоже, что сложности начались как раз у нее, а Васька свои благополучно свалил с больной головы на здоровую. Куда его теперь девать, домой забирать? Ну, допустим, через забор-то можно перелезть, чтобы не идти в ворота, или пусть подкоп делает, в конце-то концов. Но мама будет категорически против нового жильца и вполне отстоит свое мнение с помощью автоматной очереди. Вот младшие братья придут в полный восторг, но толку-то от такой поддержки?
— Вася, а ты точно без еды можешь обходиться? Только солнечным светом?
Улыбка.
«Не только светом. Но зачем знать? Чем питаются комары, когда в лесу нет грибников и охотников?»
— Шутишь? А потом возьмешь и отгрызешь мне голову.
Обида. Непонимание. Предельная серьезность.
«Зачем? Как? Я — это почти ты. Себя нельзя съесть».
— А других? Маму, папу, братиков, сестренку?
«Семья. Прайд. Только охранять».
— А чужие?
«Покажешь. Можно не есть, можно просто убить».
— Кровожадный.
«Нет, не жадный. Придешь после ночи? Завтра?»
— Сегодня уже уходишь?
«Я — нет. Ты уходишь».
— Ну да. — Леночка бросила взгляд на часы, подаренные старшим братом еще до Нашествия. — Мне еще сетки на озере проверять. Пойдешь с нами на рыбалку?
«Озеро? Мы не любим воду — наш океан нас убивает. Хищники».
— И никогда не купаетесь?
«Только если приказ».
— А просьба?
«Твоя? Она выше приказа».
— Потому что я командир?
«И это. И другое. Командир не может быть своим, ты — да. Командир — свой. Это много больше».
— Тогда подождешь?
«Уже жду».
— Мам, дай рацию, я на озеро!
Ольга только головой покачала, глядя на стремительно влетевшую в дом дочь. Про таких раньше говорили — «чертенок в юбке». Но Лена надевает платья только по большим праздникам, объясняя, что потертые джинсы гораздо лучше смотрятся с бронежилетом и сапогами. Ей бы в куклы играть, образно говоря, но любимая игрушка — карабин. Висит на плече, даже когда выходит в огород за пучком укропа. Папина дочка. Но добрее, учитывая возраст.
— Скоро обед будет готов.
— Перловка? Не хочу. Мам, я мальчишек с собой возьму?
— С ума сошла? А если зверье набежит?
— Они защитят! Мужчины же… будущие.
Да уж, мужчины. Но неожиданно Ольга поняла, что это действительно так. Мальчишки выросли — пришли другие времена, и порог взросления значительно понизился. Не отпускать в самостоятельную жизнь сейчас, подрезать крылья орлятам и держать возле себя? А потом? Выживут сильнейшие, и дай бог, чтобы это были ее пацаны. Четыре мушкетера, четыре буйных ветра… Сашка, Витька, Сережка и Мишка.
— Пойдем.
Лена послушно пошла за матерью в полуподвальный этаж, где за печкой стоял тяжеленный, окованный стальными полосами заветный сундук. Отец строго-настрого запрещал даже прикасаться к нему, но сегодня… сегодня щелкнул замок и откинулась крышка.
— Выбирай!
Глаза разбегаются от невиданного богатства. Вот она, мечта каждой современной девушки!
— Может быть, позвать их? Пусть сами себе по вкусу выберут.
— И будут тебя сопровождать четыре гранатометчика… Нет уж, давай на свое усмотрение.
А как? Разве что… ну да, Мишке, как самому маленькому, хорошо подойдут два охотничьих пистолета шестнадцатого калибра. Будет вылитый пират Карибского моря с красной банданой на голове. Но когда прилетит стволом в лоб от отдачи, сразу сменит ее на шапку. Остальным одинаковые помповушки, иначе передерутся, выясняя, чья пушка круче. Отец с Андреем такие не любят, называя «томагавками», но именно коротышки подойдут этим недомеркам. Можно будет стрелять с ремня, не боясь, что после выстрела оружие вылетит из детских рук. Хотя… какие детские? Орлята вполне оперились, стали орлами, а то, что бриться начнут только года через четыре, да и не все еще, — мелочи. Не борода делает человека человеком. У козла вон она какая, а все равно — каз-з-з-ел!
Поглядеть на грозный отряд на улицу высыпало почти все свободное население Дуброво. Зачем? Ну что им не сиделось по домам? Нет же, повыскакивали, добавив к запаху беды целый букет мыслей и эмоций. Лена опять едва устояла на внезапно ослабевших ногах. Любопытство, одобрение, чуточку умиления и тревоги… Злорадство? Откуда?
Ее мальчишки пахнут лавром — благородным деревом победителей. Еще гордостью, обещанием, надеждой встретить врага, непременно коварного, и тут же ему показать… Что показать, они не знают сами, но лица суровы, брови сурово сведены к переносице, а губы сжаты. Но они иногда подводят — то и дело расплываются в улыбках. И глаза… глаза косят по сторонам — все ли видят, какие они взрослые, сильные, вооруженные? Все ли оценили? Особенно Никитка Малов, у которого родители педерасты… то есть пацифисты.
Из сторожки у ворот показался Сотский. Провожать и встречать рыбаков — его обязанность, взятая на себя добровольно. Оглядел воинство, бросил взгляд на садовую тележку, в которую нагружены две резиновые лодки, хмыкнул в усы:
— Ну, теперь вся рыба наша! Рацию не забыли?
— Взяли, дядь Валер! — Старший, Сашка, с гордостью предъявил включенный на прием агрегат.
— Отлично, и не выключать!
— Чай, не маленькие…
— Конешна-а-а… Лена, зайди-ка на минуточку.
В сторожке Сотский тяжело опустился на заскрипевшую лавку и выставил вперед деревянный протез.
— Осторожнее там. Что-то мне тревожно в последнее время.
— Так ведь зверье у деревни три дня вообще не показывалось. И на озеро вчера спокойно прошли.
— Я не про это. Знаешь… после отъезда твоего отца и брата у нас происходит что-то странное. Что — не пойму. Такое ощущение, что кот из дома — мыши в пляс. И две рации пропали.
— Куда?
— Вот и я хотел бы это знать.
— Люди?
— Больше некому. Не твареныши же по ним между собой разговаривают.
Лена вспомнила про Ваську. Ну да, рация ему точно ни к чему. Но кто же тогда? Остаться бы и походить по деревне, послушать запах мыслей… Как пахнет предательство? Но некогда, это все на потом, вечером.
— Ну, я пошла? Мы на связи, дядя Валер.
— Добро. Будешь «Русалкой»?
— Позывной?
— Ну!
Девушка тряхнула толстой тяжелой косой с заплетенной в нее длинной жемчужной нитью:
— Буду!
Когда ворота и стена деревни скрылись за пригорком, Лена остановила братьев. С видом заговорщика оглянулась по сторонам, понизила голос до таинственного шепота и спросила:
— Ребята, вы тайны хранить умеете?
Ну какой же мальчишка в здравом уме ответит на такой вопрос отрицательно? Не только сохранит любой секрет, но и приумножит его, и… и даже сам не знает, что сделает, но готов землю есть в подтверждение.
— Землю не нужно, а вот руки от оружия держите подальше — пристрелите еще ненароком мою тайну.
Заулыбались довольно. Как же, они взрослые, сильные и опасные. И выжидающе уставились на старшую сестру.
— Не туда смотрите. Васенька, выходи!
Мелькнула во ржи белоснежная шкура. И дружный вздох:
— Ой…
— Ух ты…
— Ни фига себе…
— Лен, а он настоящий, всамделишный?
Зверь растянул пасть в подобии улыбки, не показывая клыков. Интерес. Любопытство. Симпатия.
«Твой прайд, командир? Отряд?»
— Братья. Знакомься, Вася.
Санек, как самый старший и смелый, первым вышел вперед и протянул руку:
— Привет. Я — Саня. Александр Николаевич.
Язык прошелся по открытой ладони. Парнишка вздрогнул, но мужественно выдержал процедуру знакомства. Младшие пискнули и последовали его примеру — несолидно таким взрослым парням бояться, когда… когда… а никогда не надо бояться! Особенно сейчас, под прищуренным взглядом старшей сестры, выдавшей и доверившей оружие.
— Лен, а Лен… он оборотнем быть умеет?
— А глаза отводить?
— Это все фигня! — авторитетно заявил третий по возрасту, Серега. — Самое главное, чтобы огнем плеваться умел.
— Да, и летать тоже! — Мишка высказался и чуть отступил назад, поглаживая рукоятки заткнутых за пояс пистолетов. Скорее всего, втайне надеялся, что зверь не выдержит, бросится, а он тут всех защитит и спасет от неминуемой гибели.
— Тихо вы! — Лена остановила расспросы. — Это же не Змей Горыныч, в конце-то концов. Вася, ты их понимаешь?
«Нет. Но они хорошие. Буду защищать. Пойдем?»
— Пошли. Ребята — вперед!
ГЛАВА 11
— Левым, еще левым… правым табань… так хорошо… вперед.
Резиновая лодка мягко ткнулась кормой в камыши, и Лена протянула руку за привязанной к толстому стеблю веревкой. Самое начало последней, четвертой сетки. В первых трех улов оставлял желать лучшего — килограммов восемь разной мелочи, так что вся надежда была на эту. И мальчишки приуныли — хотелось им, наверное, удивить деревню невиданным уловом, но… но не судьба. Теперь они в три пары глаз следили с соседней лодки за старшей сестрой. Только Сане смотреть некогда, он пыхтит, старательно выгребая веслами и прислушиваясь к командам.
На первых метрах пусто. Немного дальше пошло получше — пара карасей, десяток окуньков, несколько линей. Все это вместе с сеткой в мешок. Перебирать лучше на берегу, а то у Лены еще не получается выпутывать рыбу прямо на месте, как у папы с Андрюшей. Ладно, можно и так, Вася твердо обещал, что никаких тваренышей в радиусе километра от озера не будет. Вон он сам — ходит по узкой кромке пляжа и аж подпрыгивает на месте от нетерпения. Неужели так хочется попробовать новое для него угощение? Ничего, подождет.
Нет же, не терпится бестии, скачет, как западенский[1] спецназовец в боевом гопаке — высоко, смешно и бестолково. Ему что, солнечного света недостаточно? Спросить бы, но мысли на такое расстояние не дотягиваются, все те же десять шагов — предел. Подойти к берегу и успокоить? Нет, пусть лучше мальчишки заберут с собой.
— Витя, Ваську к себе в лодку забери.
— А он ее когтями не порвет?
— Втягиваются, как у кошки…
— Хорошо, только ты скажи, чтоб не кусался.
— Не будет — он добрый.
— Ага, — согласился брат. — Мне бы такие зубы, я бы еще добрее стал.
— Не болтай, греби давай!
Резко дернувшаяся вниз и в сторону сетка отвлекла от дальнейших пререканий.
— Щука! — резко выдохнул за спиной Санек. — Тяни быстрее!
— Не учи.
Точно, она, и здоровенная — толстое длинное полено с лягушачьей головой, обросшее по бокам зелеными водорослями. Такую на борт не вытащишь, сразу же зачерпнешь воды — в рыбине не меньше пуда, а то и все полтора. Бьется, выгибается колесом, стараясь вырваться. Не получается, только намотала вокруг себя целый кокон.
— Сейчас я ее веслом приглушу!
— Стой, дурак! Сломаешь!
— Так ведь…
— Греби давай! Правь к пляжу!
Не тут-то было — добыча сопротивлялась минут десять, окончательно запутав сетку. Теперь точно остается только волочить ее к берегу и там разбираться.
Бабах! Удары картечин по бронежилету заставили Лену вздрогнуть от неожиданности, а Санек коротко вскрикнул и упал. Еще выстрел… еще… С шипением и свистом опали баллоны, вода сыто чавкнула, заливая внезапно провалившееся под ногами дно. Где Саня? Что случилось? Кто стрелял?
Жилет тянет вниз — вырваться, схватить воздух сквозь сжатые зубы и рвать ставшими непослушными пальцами пуговицы куртки. Сбросить мешающую шашку… карабин утонул… черт с ними. Где же эти липучки? Дернула на ощупь, извернулась, освободилась от верного защитника, вдруг ставшего коварным капканом, и наверх, скорее наверх, к улыбающемуся сквозь поверхность озера солнышку. Сапоги как гири на ногах, не пускают, сцепились так, как будто уже получили награду от водяного царя за очередную жертву. Глоток воздуха… голенища не даются, щегольские хромовые голенища. Обтягивающие икры, как вторая кожа. Где-то там нож.
Вынырнула окончательно — теперь можно вздохнуть полной грудью. Где Санек? Плеск за спиной. Вот он, держится одной рукой за пустую пластиковую пятилитровку, а другой поднимает над головой ружье. Мокрый рукав от запястья к локтю быстро окрашивается темным.
— Живой?
Запах испуга, злости, решимости. Оттенки боли.
— Нормально я. Кто это был, Лен?
Ответом еще два выстрела. Картечины стегнули по воде, и эхо заметалось между берегами, повторяя грохот дуплета. Тут же — громкий человеческий крик, переходящий в вопль ужаса.
— Саня, плывем в камыши.
— А наши?
Пляж пустой, только зеленеет пятно резиновой лодки. Ни мальчишек, ни Васьки рядом нет.
— Зайдем с другой стороны, посмотрим.
Выстрелов больше не было. Долго пробирались сквозь заросли противоположного заболоченного берега по пояс в жидкой грязи. Наконец вышли на сухой участок, и Санек без сил повалился в траву.
— Зацепило?
— Немного, — признался брат и густо покраснел. — Руку вот, и это… в спину попало.
— Дай перевяжу.
— Не надо! — Саня отчаянно замотал головой. — Если только руку.
— Снимай куртку!
— Там это… ниже спины. Я сам.
После уговоров и клятвенных обещаний хранить молчание о раненом месте удалось заставить Сашку снять штаны. Повезло — свинцовый шарик задел вскользь, порвав одежду, и лишь немного чиркнул по коже. Но чуть в сторону… об этом даже думать не хотелось.
— Ничего, шрамы украшают мужчину, — успокаивала брата, затягивающего зубами на запястье узелок бинта.
— Ты что, предлагаешь девчонкам задницу показывать?
— Молчи уж, герой! Идти сможешь?
— Смогу. — Парнишка стиснул зубы, встал и тут же вскинул ружье навстречу метнувшейся белой тени.
Щелчок, промокший патрон дал осечку. Васька замер, изумленно глядя.
— Вася, где мальчишки? — Лена бросилась вперед и ухватила зверя за загривок. — Ты видел? Кто стрелял?
«Прекрати трясти — голова отвалится. Люди. Увезли».
— Кто?
«Большой серый автомобиль. Человек с ружьем больше не живет».
— На «уазике»? — растерялась девушка. — Но это же… это же наши?
«Двое с запахом деревни. Трое чужих. Было четверо. Защитить не смог — привели за собой стаю. Отгонял».
— Саня, рация цела? — Брат угрюмо помотал головой и показал пробитый, да еще и побывавший в воде аппарат. — Хреново.
«Что это обозначает?»
Лена объяснила, как смогла. И представила мысленно, для наглядности.
«Хорошее определение. Максимум информации при минимуме текста. Что делаем, командир?»
— Есть предложения?
— Возвращаемся домой и всех мочим! — Санек посмотрел на зверя. — А потом ты всех съешь. Без соли и хлеба.
Васька склонил голову набок:
«Что он говорит?»
— Ерунду городит. Хотя… Тех, что на машине были, запомнил?
«Смотри в глаза».
Переброшенная информация рванула в мозгу подобно гранате. Двое знакомых возле «уазика»… остальные чужаки. Перекошенное лицо стрелка крупным планом. Хорошо виден открытый в крике рот с блестящими коронками, безумные от нестерпимой боли глаза… и мысли. В них кровь. Лежащий в темной луже дядя Валера с ножом в руке, рядом ползает, пытаясь затолкать кишки в распоротый живот, Малов-старший, который пацифист. Охранник с ворот, тот самый, с липким взглядом, стреляющий Сотскому в голову. Чужие люди в светло-серых кольчугах с автоматами и помповыми ружьями, сгоняющие народ на площадь. Бьющееся стекло в родном доме — очередь из подвального окошка сметает троих чужаков, упавших, как высыпавшиеся из коробки карандаши. Взрыв. Пули, выбивающие красную крошку из кирпичей. Запах бензина… щелчок зажигалки…
— Мама… — Лена отшатнулась, закрыла лицо руками и медленно повалилась на бок.
— Мама? Что с ней? — Саня прыгнул к Ваське и ухватил за голову. Черные с зеленой радужкой глаза вспыхнули нестерпимым светом, выжигающим душу, и мальчишка ткнулся зверю в лоб, затерявшись в бездонной пустоте.
Очнулся от прикосновения горячего языка к щеке, отпихнул в сторону оскаленную в улыбке морду и прошептал:
— Мама…
«Мама дома. А тут только мы».
— Вася?
«Нет, блин, это Шрэк с Микки-Маусом, да еще Белоснежка с семью гномами!»
— Ты разговариваешь?
«А чего, нельзя? Вот на хрен тебе понадобилось соединение сознаний? А если бы мозги закипели к чертям собачьим? Хотя… мне понравилось. Слов много узнал. Неприличных. Лена так не умеет».
Слева послышался стон — старшая сестра, болезненно морщась, пыталась встать на колени, упираясь в землю дрожащими руками. Саня поднялся сам, подошел помочь.
— А ты крепкий. — Лена оперлась на подставленное плечо. — И оклемался быстрее.
— Я мужчина!
Девушка ласково потрепала брата по макушке, едва доходившей ей до подбородка:
— Пошли, защитник.
— А оружие? И босиком?
Васька громко фыркнул и скосил глаза в сторону озера:
«Там?»
— Угу, только глубоко очень.
«По фигу».
— Вася, ты как выражаешься?
Зверь не ответил, бесшумно растворился в камышах. Через мгновение послышался тихий плеск, и Саня повернул голову, стараясь хоть чего-нибудь рассмотреть. Бесполезно, заросли полностью закрывали обзор, встав непроницаемой стеной.
— Лен, а он плавать умеет?
— Не знаю, но зачем-то сам вызвался? Значит, умеет. — Внезапно лицо девушки помертвело, и она прошептала, почти не шевеля губами: — Не двигайся, сзади двое.
— Где? — Несмотря на предостережение, Санек резко повернулся и встретился взглядом с летящим на него тваренышем. — Кыш отсюда, уроды!
Звери, уже бросившиеся на движение, умудрились в полете изменить траекторию и приземлились по разные стороны. Застыли. Уши прижаты, головы низко опущены… чего-то ждут.
— Проваливайте, говорю! — Саня замахнулся ружьем, но ударить не успел — твари скрылись так же внезапно, как и появились. И погрозил вдогонку кулаком. — В задницу себя поцелуйте, придурки!
— Фу, какой ты грубый! — Старшая сестра не забыла своих обязанностей по воспитанию, но делала выговор с чуть подрагивающим подбородком. — Разве так можно?
Появившийся из камышей Васька, мокрый и с сапогом в зубах, не согласился:
«Правильно сказал. С ними по-другому нельзя — команды должны выполняться».
— Все?
«Все, исключений нет. Иначе — самоликвидация».
— Но последняя…
«А это уже их проблемы. Приказ начальника — закон для подчиненного. Обувайся, сейчас остальное принесу. Рыбу захватывать?»
— Патронов мало, — в который раз пожаловался Санек, ощупывая патронташ, снятый с убитого Васькой чужака. — А у тебя вообще нет.
Лена в ответ грустно улыбнулась и развела руками — поднятые со дна озера боеприпасы хоть и были для надежности залиты пчелиным воском, но доверия не вызывали. У брата такие же, но из четырех опробованных три дали осечку. Трофейную двустволку ему и отдала, оставшись с одной лишь шашкой на ремне через плечо да «Сайгой» вместо дубины.
— Зачем тебе патроны? Стрелять собрался? А пробовал когда-нибудь в живых-то?
Пацан повернул голову, и в зрачках отразилось невидимое пожарище, тут же смытое волной рассудочного, контролируемого безумия:
— Сегодня и попробую.
— Саня!
