Фаворитка Павлищева Наталья

– Я это вот к чему… Бийо копил деньги… они остались… может, вы возьмете, это лучше, чем носить вещи к ростовщикам в заклад.

– Я не знаю, можно ли, Гийом.

– Мадемуазель, вы не герцогиня, ей я бы не отдал.

Мари, видно, прилично благодарила Бийо за услуги в спальне, Гийом принес увесистый кошель, на содержимое которого можно было скромно содержать дворец не меньше месяца.

Но ведь я и не собиралась закатывать балы.

Бийо спасал меня даже после смерти.

Глядя, как я вытираю непрошеные слезы, Гийом пробормотал:

– Полно вам, мадемуазель… Вы не герцогиня…

Хм… похоже, в устах слуг это комплимент.

Заползла подленькая мыслишка, что я не вправе бросить слуг одних, пока в Малый Люксембург не вернется хозяйка. Это давало мне возможность немного подождать… еще чуть-чуть…

Конечно, причина была в другом. И эта причина почему-то не торопилась в Париж. Почему?

Был бы мобильный, позвонила, поинтересовалась:

– Луи, где твоя совесть?!

Нет, не позвонила и не поинтересовалась, я гордая. Вернее, если и позвонила, то весело щебетала безо всяких вопросов с вопросительновосклицательными знаками. Никогда и никому не вешалась на шею, если не торопится, значит, есть кто-то дороже меня.

Герцогиня вернулась в Малый Люксембург. Причин было несколько. Пале-Кардиналь теперь принадлежал королю, ей дорого было бы содержать огромный дворец, но главное – королева звала меня к себе! Да, Его Величество пожелал видеть мадемуазель дю Плесси в своей свите, королева была не против, памятуя мои заслуги перед ней самой.

Везти меня ко двору предстояло герцогине д’Эгийон, кому же еще, родственников-то у меня нет.

Пришлось Мари со мной мириться. Вернее, это было просто перемирие.

А заодно и вернуться во дворец.

– Много наделала без меня долгов?

– Напротив, даже оплатила твои. Ты же покинула дворец, не заплатив булочнику и за дрова.

Она только заскрипела зубами, не задавая вопросов о том, где я взяла деньги. Все драгоценности были на месте, дорогие вещицы тоже…

А вот выделить сумму на то, чтобы немедленно сшить черное платье (мы же в трауре по кардиналу), соответствующее представлению ко двору, пришлось.

Королева приняла меня милостиво, конечно, не в парадном зале, но и не в кабинете. Король тоже. Я сыграла с ними в карты, мы с Её Величеством выиграли у Его Величества с маркизом Вервеном, главным гофмейстером дворца.

Потом Его Величество объяснял мне премудрости игры на бильярде. Этот бильярд еще сильно отличался от нашего, я помнила, что во времена следующего короля он уже будет похожим, а при Людовике XIII еще занимались практически гольфом на столе – лопаточками с длинными ручками пытались загнать мяч в крошечные ворота. И это вместо кия и лузы! Такой бильярд мне совсем не понравился, но говорить об этом не стоило.

Король с куда большим увлечением говорил о том, что требовало движения, силы, ловкости, выносливости – игре в мяч, верховой езде, плавании, охоте. Он заявил, что сыновей непременно нужно учить плавать.

– Зачем? – удивилась королева. – Разве для этого нет лодок?

– Чтобы они стали мужчинами.

Я услышала, как кто-то из дам хихикнул:

– Разве для этого не нужно нечто другое?..

Людовик сделал вид, что не услышал гадкий намек.

Мне король сказал, что хотел бы побеседовать и вернуть платок, который получил в качестве помощи.

– Я пришлю за вами, мадемуазель.

Что я могла ответить, только присесть: – Да, Ваше Величество…

Королева даже глазом не повела, но я знала, что и она не против, потому что лучше я, чем снова какой-нибудь Сен-Мар. Да и королю явно недолго осталось.

Обратно ехали с герцогиней молча.

Страшно трясло. Я уже год в Париже, а привыкнуть к каретам не могла. Рессоры никудышные, оббить скамейки и стены чем-то мягким в голову не приходит, укладывают горы подушек и перин, которые от тряски съезжают. Стекол в дверцах нет, когда жарко, внутри пыль стоит столбом, если холодно – зуб на зуб не попадет.

Дверцы закрываются, конечно, кожаными или легкими шелковыми занавесками, но занавески не пропускают свет, если закрыть, становится совсем темно.

Но главное – тряска. Дорог как таковых нет. Европа напрочь забыла достижения Великого Рима, когда мощенные камнем дороги были глаже асфальтных, по ним катись – не хочу.

По дорогам XVII века, переваливаясь из одной ямы в другую, завязая по ступицы колес в грязи или поднимая невообразимую пыль, с комфортом не проедешь. После нескольких часов, проведенных в этих поистине тюрьмах на колесах, чувствовали себя, словно после дня тяжелой работы.

Разговаривать в карете невозможно, потому что грохот стоит страшный. Первое время своего пребывания я в ужасе оборачивалась или подскакивала к окну, заслышав этот грохот. Ничего удивительного – деревянная колымага на деревянных колесах громыхает по камням или колдобинам.

Дома Мари не выдержала.

– Анна, тебе пора уходить. Чего ты ждешь? Ты все выполнила, Арман должен открыть дверь.

И тут ей на глаза попало только что доставленное письмо от Луи.

Она переводила взгляд с письма на меня и обратно раза три, нет, не пытаясь понять, она умная женщина, все поняла сразу, она не могла поверить.

Я демонстративно открыла лист, прочла, усмехнулась:

– Ты спрашивала, чего я жду? Вот этого – герцог завтра приезжает. Попрощаюсь и уйду.

– Попрощаешься? Ты с Меркером попрощаешься? Это он был твоим любовником, а мне голову морочила Гасторном Орлеанским?!

По мере того, как она говорила, тон повышался.

Я попыталась успокоиться:

– Мари, угомонись. Гастона ты придумала сама. А Луи спас меня от тех, кого Мария де Гонзага тогда отправила следом за мной после твоего предательства. Ты же не поинтересовалась, куда делись Бийо и Шарль, и как спаслась я сама.

Она не заметила никаких моих выговоров, услышала только одно:

– Ты зовешь герцога де Меркера Луи?

– Он позволил мне делать это.

Мари обессиленно опустилась в кресло, даже не кричала, не бушевала, как обычно.

– Ты хоть понимаешь, что делаешь? А если тебе не удастся уйти обратно? Если мы что-то сделали не так? Что ты скажешь герцогу?

– Успокойся, я завтра уйду.

– Сегодня.

– Нет, приедет Луи, тогда и уйду.

На следующий день Мари отсутствовала. По тому, насколько грязной была вернувшаяся карета. Я поняла, что моя дражайшая наставница побывала в Сен-Жермене.

Вот дрянь!

А Луи опаздывал. Вернее, я подозревала, что он уже вернулся, но придет ночью, ждала эту ночь, но почему-то знала, что может ничего не случиться. Почему? Луи писал, что ждет встречи, что любит, что не забыл ни одной минуты из проведенных вместе. Помнит мой шрам от удара шпаги, жаждет поцеловать его и еще много что…

Пусть придет, поцелует, и я уйду.

Но Луи в ту ночь не пришел, потому что боялся меня скомпрометировать – огни во дворце горели почти во всех комнатах.

Зато у меня состоялось другое рандеву…

Мари буквально влетела в комнату и плотно прикрыла дверь за собой.

– Беги, слышишь, переходи, пока не поздно.

За тобой приехали от короля.

– Это ты подстроила?

– Нет. Да. Какая разница?! Король узнал о Меркере.

Я ахнула:

– Что узнал?!

– Неважно. Просто, что вы знакомы. Тебе пора. Переходи, я скажу, что ты сбежала.

Я расхохоталась:

– Сбежала? Чтобы заподозрили Луи и посадили куда-нибудь в Бастилию, а там и забыли неизвестно насколько? Это мы тут бессмертные, а герцог де Меркер смертен, дорогая.

– Но за тобой действительно приехали. Вон карета… ты хочешь к королю?

– Боюсь, ты не оставила мне выбора. Давай какое-нибудь средство, только не говори, что у тебя ничего нет.

Пару мгновений Мари просто хватала ртом воздух, потом все же выдавила из себя:

– Ты с ума сошла?! Отравить короля?

– Я не травить его собираюсь. Снотворное дай, только легкое, чтобы заснул во время беседы.

– Хочешь стать фавориткой короля?

– А ты хочешь, чтобы я осталась? Не в твоих интересах, Мари.

За мной действительно приехали, а Мари принесла из своих запасов какой-то порошок.

Я вдруг потребовала:

– Лизни.

– Ты что, с ума сошла?

– Лизни, Мари, чтобы я видела, что это не яд.

Ей пришлось лизнуть, причем под моим строгим приглядом довольно серьезно.

– Это снотворное. Я не могу позволить тебе отравить короля.

Я переоделась, надела на палец перстень со снотворным под крышечкой и спустилась к карете. Даже если снотворное не поможет или мне не удастся его подсыпать, я проведу этот вечер у Людовика хотя бы для того, чтобы Луи успел уехать в свой Экс. Думать о том, что у короля туберкулез и еще куча всякой дряни, не хотелось, с неприятностями будем бороться по мере их поступления. А в том, что они меня ждут, не сомневалась.

– Мадемуазель, Его Величество просит вас прибыть к нему, чтобы король мог вернуть платок…

С трудом сдержалась, чтобы не съязвить, мол, пусть оставит себе, у меня их много. Но этого делать нельзя, может пострадать Луи.

А капитан гвардейцев Шаро смотрел с любопытством и некоторым сочувствием, как же – новая фаворитка, но это причина любопытства, а сочувствие из-за того, что король все же умирающий. Это сегодня сочувствие, завтра оно перерастет в насмешки. Одна надежда, что завтра меня здесь уже не будет.

На лице маска, на одежду наброшен темный плащ – никто не должен понять, что за дама скользнула в королевские покои поздним вечером. Конечно, несколько таких посещений, и кто-то случайно увидит или слуги проболтаются, но я не намерена посещать Его Величество больше одного раза, потому могла бы и без маски.

Мысленно усмехнулась: ты же не знаешь, голубушка, какую еще пакость сумеет подстроить Мари из ревности. Вдруг, пока я у короля, она прикажет заложить дверь настоящим кирпичом? От такого предположения стало смешно.

Король держался из последних сил, бледный, осунувшийся, ничуть не лучше умиравшего Ришелье, на лице одни глаза и жили.

Как кардинала то и дело трепала лихорадка (хинина бы ему!), так короля, похоже, донимали язва и туберкулез. Закашлявшись, он оставил на платке кровь, невесело рассмеялся:

– Ну вот, еще один платок испортил. А ведь хотел отдать вам взамен того… Я бодренько улыбнулась:

– Еще отдадите, Ваше Величество.

Чуть не добавила, мол, какие ваши годы, но подумала, что это кощунство, зная, что человеку осталось несколько месяцев, а еще через несколько недель он сляжет в постель и больше не встанет. Стало страшно: а вдруг я снотворным подтолкну эту смерть, и она случится раньше хоть на день? Кто знает, что изменится в истории в таком случае?

Черт, что же делать? Не ложиться же в постель с этим полутрупом? Да и будь король здоров, я бы не испытывала желания к нему, у меня есть другой Луи, не люблю меланхоликов, впрочем, как и холериков.

Но размышлять о человеческих типах некогда, надо придумывать, как безопасно напоить Его Величество принесенным снотворным. А, может, применить метод Шехерезады, уболтав короля до утра, а потом якобы уснуть самой? Нет, засыпать здесь нельзя, а вот затеять беседу с королем вполне можно. Он сам забалтывал своих любовниц, помнится. «Отомстить» за всех оскорбленных разговорами фавориток?

Эта мысль мне понравилась, и я решила вести светскую беседу до утра.

Задумку оказалось не так просто исполнить, я не могла найти тему, на которую можно говорить с королем. Невольно в голову пришла мысль, что вокруг него в последнее время столько трупов, что любая затронутая тема выведет на одного из них, что неприемлемо.

И правда, только умер кардинал, его фактический наставник, за полгода до того мать – Мария Медичи, как бы ни был Людовик ею недоволен, это все же мать. До того казнен его любимец Сен-Мар. Даже суперинтендант, которому Сен-Мар так досаждал своими непомерными расходами, и тот умер недавно.

Но, несмотря на столь трагичные мысли, неожиданно даже для себя я… рассмеялась. Не хихикнула, а именно тихонько рассмеялась.

Бровь короля недоуменно приподнялась, кажется, этого он не ожидал. Людовик не любил дур, это мне известно. Может, разочаровать его, чтобы отстал? Но я не стала этого делать, зато объяснила:

– Простите, Ваше Величество, я просто не знаю, о чем беседовать с королем.

Его губы тронула горькая усмешка.

– Король тоже человек.

Вот если бы он сказал «мужчина», я бы запаниковала, а человек звучало куда более обнадеживающе.

Положение идиотское, вот прямо сейчас я, Анна Плесси, сотрудница одного из глянцевых изданий Парижа, год назад с отличием окончившая Пантеон-Ассас, то есть второй из тринадцати университетов Сорбонны, могла стать фавориткой короля Франции Людовика XIII. Могла, но страшно этого не хотела и придумывала варианты не соблазнения короля, а безопасного бегства от него.

Не хотела не потому, что король болен или мне неприятен, нет, Людовик, несмотря на свою невыносимую меланхоличность, болезненность и нежелание ухаживать за дамами, мне нравился. Даже не потому, что я из другого мира, другого времени, совсем иной жизни. Оказалось, что и в этом мире тоже можно привыкнуть и пристроиться.

Просто у меня был другой Луи, мой, в котором, кстати, тоже текла королевская кровь, ведь он старший сын пусть незаконнорожденного, но все же сына короля Генриха!

Конечно, в Луи меня привлекала вовсе не эта четверть королевской крови, а он сам, но мысли о герцоге де Меркере постаралась выбросить из головы немедленно. Король очень умен и прозорлив, после пары вздохов догадается, что я вздыхаю не по нему.

– Но человек, богом избранный.

Кто бы мог подумать, что Анна Плесси способна вот так себя вести? Я чуть покачала головой в ответ на приглашение короля сесть в одно из двух кресел у камина. Зима в Париже никогда не отличалась приятной погодой, семнадцатый век не исключение, на улице промозгло и холодно, в Лувре немыслимые сквозняки и сырость, потому огонь камина особенно приятен.

Мелькнула мысль, что мне вообще пора домой…

Но я сделала другое: слегка нажала на руку короля, вынуждая его опуститься в кресло, и тут же устроилась у его ног на ковре. Конечно, блох нацеплю, но что поделать…

Не дав Людовику возразить, вскинула на него глаза (знаю, что мои глаза кажутся больше, если смотреть на кого-то снизу вверх):

– О чем хотел бы побеседовать король-человек?

Он хмыкнул:

– Вы необычная девушка.

Мои пальцы легли на его рукав.

– Ваше Величество, разве вы удостоили бы беседы у камина обычную женщину? Вы любите смотреть на огонь? Я всегда ловлю себя на том, что в каждое мгновение он разный. Как и текущая вода, правда?

Король расслабился, даже лицо словно «отпустило». Я вдруг поняла, как ему тяжело, Его Величество должен каждую минуту соответствовать каким-то правилам и стандартам, хотя может отменить любые. Даже наедине с собой он явно не умеет расслабляться.

Вот теперь моей задачей вдруг стало успокоить, рассмешить этого в сущности несчастного человека. Король тоже человек…

– Ваше Величество, а что вы любили в детстве?

– То есть?

– Я слышала, что вы очень рано научились играть на арфе? – Да.

А еще…

Вы делаете великолепные омлеты?

Сами отливаете пушки?

Чините оружие?

Изготавливаете оконные рамы?

Шьете?!

Блестяще печете пироги?!

Людовик смеялся, кивая при каждом моем вопросе.

– И еще многое другое, мадемуазель дю Плесси. Вы сможете сами в этом убедиться.

Кто бы только послушал!.. Девушка из XXI века у камелька в Лувре болтала с королем Франции XVII века. И это почему-то не казалось ненормальным.

Расслабился не только король, расслабилась и я тоже. Врут историки, не все королевские фаворитки валяются с ними в постели, с Людовиком XIII можно просто весело щебетать у камина. И почему это не нравилось мадам д’Отфор? Вполне приятное занятие. Король остроумен, хотя и чрезмерно меланхоличен, он умен и любезен. Прекрасный собеседник.

Я рассказала несколько забавных историй, переиначив кое-что из своего времени, передала несколько светских сплетен, даже изобразила в лицах пару забавных сценок, подсмотренных накануне… Король смеялся и шутил в ответ.

Мелькнула подленькая мыслишка, что карьера Шехерезады может принести немалые дивиденды, ведь король был весьма щедр к своей последней «пассии» Сен-Мару. А что, парочка замков на Луаре, один в Провансе на Лазурном берегу, где можно будет укрыться со своим Луи… Должна же я что-то иметь за свои старания?

– Ваше Величество, о чем вы мечтали, когда были маленьким?

Он усмехнулся:

– О том, чтобы стать великим охотником. Но я всегда знал, что буду королем. Я хотел бы многое рассказать вам…

Я даже не успела сообразить, что он произносит «я» вместо привычного «мы», как вдруг:

– Я бы хотел, мадемуазель, чтобы вы поехали со мной в Версаль на охоту.

Я обомлела. Король не возит в Версаль дам, это не Людовик XIV, который позже устроит даже «Олений парк», этот Людовик просто девственник какой-то. И Версаля пока нет, есть только королевский дом, больше похожий на дом простого зажиточного горожанина.

Но нет худа без добра, ночевать там не оставались даже королева и королева-мать тоже, значит, королевские объятья не грозят, поохотимся, и он выставит меня домой. Я согласна.

На всякий случай удивилась:

– Разве в такое время в Версале охотятся? Простите мне мое невежество, Ваше Величество, я ничего не смыслю в охоте.

– Охотиться можно в любое время, я вас научу. Только вам следует одеться в мужской костюм, он лучше приспособлен к охоте. Вы носите мужское платье?

– Да, Ваше Величество.

– А в обычном седле ездите?

Я с удовольствием кивнула и рассмеялась:

– И даже шпагой владею.

– О…

Из меня, несомненно, вышла бы классная Шехерезада, когда король рассказал только о половине своих увлечений, близился рассвет. Дрова, чтобы подкладывать в камин, закончились, следовало звать слугу.

Смущенный Людовик опомнился первым. Оглянувшись на разложенные вокруг нас книги, в которых он показывал иллюстрации, оружие, где я должна была внимательно изучить устройство затвора, три чучела птиц, которые полагалось знать, эстампы с породами собак, он развел руками:

– Я вас совсем заговорил, мадемуазель. Простите…

– Ваше Величество, так интересно мне не было никогда в жизни!

Я не лгала. Мне действительно было интересно с этим странным королем, с одинаковым увлечением рассказывающим об особенностях охоты на дроздов, приготовлении розового варенья или устройстве петард для фейерверков. Казалось, он знает и умеет делать все, кроме того, что обязан делать во дворце.

– Решено, в Версале я напою вас гипокрасом и угощу своим омлетом!

Он вздохнул:

– А сейчас вам пора…

– Ваше Величество, как мне благодарить вас за великолепно проведенное время? Вы поистине кладезь знаний и умений. – Король в ответ начал морщиться от привычных и, видно, ненавистных ему фраз, но я продолжила: – Но есть вопросы, в которых я готова с вами поспорить.

– Какие?

– Айву для пирогов нужно сначала немного притомить с сахаром, она станет мягче… – Нет, получится слишком сладко!

– Ничего не сладко!

– Сладко!

В камине затрещали, затухая последние дрова, гореть остались только свечи.

– Проверим…

Лакей Его Величества Дюбуа был потрясен, несомненно, он подслушивал всю ночь, и не мог взять в толк, что за чудо-юдо объявилось рядом с королем, способное болтать и выслушивать Его Величество целую ночь.

А меня едва держали ноги. Устала от всего: жесткого корсета, спертого воздуха, напряжения… Была рада, что не пришлось применять снотворное.

Целуя руку на прощанье, Людовик произнес:

– Я сообщу вам, когда мы поедем в Версаль.

Надеюсь, что вы не болтливы?

– Это будет нашей тайной, Ваше Величество.

Его глаза загорелись весельем:

– Иметь маленькую тайну у придворных на виду? Такого со мной еще не случалось…

Я ехала домой, с трудом понимая, что происходит.

Теоретически я стала фавориткой короля, потому как провела ночь в его спальне. Но не любовницей, потому как мы всю ночь проговорили. С Людовиком интересно, когда он забывает о своей вселенской скорби, становится нормальным и даже разговорчивым.

Король интересуется всем, чем не положено интересоваться королю, и умеет все, что не должен уметь, словно в пику требованиям, которые ему предъявляют. Он настоящий умелец, я об этом слышала и не зря расспрашивала о варенье из айвы и груш и о том, как чеканить монеты. Проще найти то, чего он не умеет, чем перечислить, что способен делать своими руками, причем мастерски делать. От пушек до пирогов, от чеканки до выращивания зеленого горошка, от ремонта кареты и ухода за лошадьми до шитья, от умелого владения топором до искусства цирюльника… и еще многое-многое другое.

Я пришла к выводу, что Анна Австрийская просто не сумела понять своего мужа, иначе не настраивала бы всех против него. Хотя едва ли королеву могло заинтересовать плетение корзин или изготовление подков.

В Париже при дворе слухи распространяются быстрей запахов и звуков.

Придворные слухи и сплетни – это особое физическое явление, для их распространения не нужна никакая среда – ни твердая, ни жидкостная, ни даже воздушная. Они передаются даже не из уст в уши, а на уровне информационных полей.

Наверное, я не доехала до Люксембургского сада, а половина двора уже знала, что новая фаворитка провела ночь в спальне Его Величества.

Но я все равно не понимала, как слух может достичь ушей герцога. Мужчины не меньшие сплетники, чем женщины? Герцог де Меркер за таким замечен не был… Однако к нам с визитом на следующий день явился с таким выражением лица, что я поняла: знает.

Людовик де Меркер был любезен с герцогиней, любезен и со мной.

– Вас долго не было в Париже, герцог…

Какого черта не ушла раньше, не пришлось бы переживать вот такие минуты, все осталось бы хорошо в памяти.

– Вы в это время не скучали, мадемуазель дю Плесси? Вас можно поздравить?

– С чем, представлением ко двору? Это не мой выбор.

– Нет, с большим.

Хотелось ругнуться: ну ты-то зачем веришь слухам?!

– Вы стали фавориткой Его Величества?

Я посмотрела в голубые глаза прямо, мне скрывать нечего. В них не было насмешки, там была боль. Он снова считал, что я предала его, как тогда с Сен-Маром. Только теперь король и не карнавал в Ратуше, а ночь в спальне Его Величества.

– Да, стала. Фавориткой, Луи, а не любовницей.

Меркер недоуменно пожал плечами:

– В чем разница?