Продавец мечты Стародубцев Дмитрий

Глава 5

Наконец-то я могу уединиться в своем кабинете и насладиться одиночеством. Конечно, не помешало бы пропустить рюмашечку — утро приключилось с огоньком, — но в баре мышь повесилась, поскольку вчера мы все выжрали с директором завода, производящего обогреватели ОУ 342-14(48), то есть «Терминатор»…

Я закурил «Dunhill» (Совершенство в подлинном исполнении), откинулся в кресле и водрузил ноги на письменный стол — мое любимое рабочее положение. В глазах роились белые мошки похмельной мигрени, в горле стучало сердце, но при этом, как ни странно, я чувствовал себя «на вдохновении». Здесь я солидарен со стариком Черчиллем (1874–1965), который любил говаривать:«Я много пью, я мало сплю, и я курю одну сигару за другой. Поэтому я на двести процентов в форме».

В комнате на «фасадной» стене выстроились в парадное каре застекленные лицензии и грамоты, а во главе сего войска расфуфыренным генералом — роскошный снимок в золоченой раме: я и Жириновский, каждый в своем облюбованном образе. На другой стене торчит красной тряпкой плакат с красноармейцем в буденовке, который, тыча в тебя пальцем, сурово вопрошает:

Еще есть сочный глянцевый постер по поводу автостраховки с душевным фото, на котором столкнулись сразу пять иномарок — «паровозиком», и актуальным предупреждением от моего мятежного копирайтера Славика Чайки:

Год назад в рамках договора с рекламодателем мы разместили этот алмаз творческой мысли на пятидесяти билбордах (рекламных щитах) вдоль основных трасс города, но Комитет рекламы правительства Москвы потребовал немедленно поменять слоган, да и картинку тоже, а Антимонопольный комитет вынес гневное предупреждение. А чего тут такого? Вот, например, директор Музея рекламы был просто в восторге и что-то такое изрек про анналы истории российской рекламы…

В кабинет поскреблись — нарисовалась желтоджинсовая Марта и положила передо мной пачку денег, завернутую в лист бумаги.

— Сколько здесь? — оживился я, но и сам прочитал на свертке: «22 х 6999 всего 153’978 р.» — Ошеломиссимо! Никто не скандалил?

— Вы же знаете, Рафаэль Михайлович, они потом будут скандалить…

— Хорошо, иди! — я отмахнулся от нее. — Да, скажи Тамаре, чтобы принесла кофейку с коньячком.

— А коньяк-то допился весь…

— Допился? В смысле, кончился? Так пошли Тамару в «Карусель»!.. Постой, у тебя отпадные джинсы!

Марта поежилась от удовольствия…

Я запихнул сверток во внутренний карман пиджака и глянул на сувенирные часы на столе — половина первого. Что ж, я еще толком не приступил к работе, а уже пригрел на груди шесть штук долларов, включая посильный вклад Данилы и Руслана. И это только начало! Не переключайтесь!

Я отыскал пульт, который оказался почему-то в мусорном ведре, нажал кнопку, и перед глазами вспыхнуло и замелькало. Это включились подвешенные к стене в два ряда шесть плоских телевизоров «Sharp», каждый из которых был настроен на свою частоту…

САРА. Джек, что же делать? Я так хочу есть!

ДЖЕК. Не отчаивайся, Сара, я видел у тебя в холодильнике аппетитный кусочек рыбы. Может быть, ты хочешь лососину под маринадом?

САРА. Конечно, хочу, но это же так долго!

ДЖЕК. Ничего подобного! Смотри, просто берем новый усовершенствованный супермощный «Вандер Макс»…

На всех шести экранах розовощекие Джек, Сюзан, Кэти, Светлана, Игорь, а с ними всякие придирчивые эксперты и заумные профессора от медицины, а также призывные голоса за кадром настойчиво увещевали купить какую-нибудь необычайно полезную штуку, без которой еда не еда, фигура не фигура, жизнь не жизнь. Рыболовная удочка «Инстант Фишерман», упругий материал которой позволит выдержать и кита, играючи расправлялась с акулой, система «Гладкие ножки» — не надо бритвы и воска, никакой боли — в руках мстительной «модели» Галины оборачивалась беспощадным смертным приговором любому волоску на теле. Многолетняя трава «Канада грин», которая даже зимой будет радовать глаз ярким цветом лета, перла из земли могучим неистребимым сорняком, раздвигая сугробы и пожирая камни, а электростимулятор «Боди Контрол ДУО», будучи, конечно же, революционным ноу-хау в мире красоты, грозился в считанные дни превратить любой «запущенный» живот в сексуальный мышечный рельеф.

Впрочем, за последний год дублированные заокеанские «мыльные оперы» заметно сбавили обороты. На всех телевизионных рекламных площадках «прямых продаж» с ними теперь агрессивно конкурировали «отечественные» «магазины на диване» — более приемистые, убедительные, а главное, разговаривающие на языке «нашего» менталитета. Мне лично ужасно нравился бесконечный сериал «телемагазинных» роликов под кодовым названием «Петрович», где одноименный пожилой мужик жил-поживал у себя на даче и по ходу демонстрировал народонаселению всякую хрень. Получалось эдакое реалити-шоу «Фазенда-2».

Петрович за день возводил на своих шести сотках при помощи опалубки «Прораб-2020» гараж (забор, хозблок, погреб или даже собственный дом), за пять минут превращал 65 кг железа и рулон пленки в просторную «теплицу Садовникова», выращивал элитных кур в «птицеферме Фролова» и протапливал свою халупу сверхэкономичнойпечью-буржуйкой «ППС-2 (Петрович)». Ну а после непосильных трудов смывал пролетарский пот в дачном душе «Зеленовка», коптил собственноручно пойманного на наживку «Байкал-006» сома в коптильне «Нижегородская» и гонял чаи вприкуску с биодобавкойиз рогов маралов «Пантогематоген» в прохладной тени «Дачного шатра».

Позитивно воспринимаемый, в особенности женщинами от тридцати пяти, добродушный, рукастый, не на шутку образованный, но одновременно «в доску свой», Петрович на глазах у миллионов телезрителей вкалывал, как китаец на швейной фабрике, и отдыхал с размахом и кайфом Юлия Цезаря, заглянувшего на вечеринку к Клеопатре. В этом ему помогал его закадычный спутник и оборотистый подельник — голос за кадром, — который то вопрошал похоронным тоном: «Дачный отдых превратился в тяжелый изнурительный труд?», — то восклицал, разогревая в массах революционное настроение: «До каких пор?!», — то вовсе издевался: «Напиши на своих воротах: „Фазенда Папы Карло!“», — однако вскоре неизменно находил панацею от всех проблем: «Вот неожиданное изобретение начала двадцать первого века!» Далее он вопил с надрывом участника штурма Зимнего: «Долой фитофтороз!»— выносил мозги призывами:«Купи. Сделай. Гордись результатом!»— потом упивался победой: «М-м-м, на золотистой корочке шипят прозрачные капли жира!»— обещал в подарок: «Книгу замечательных рецептов, набор „рыбьих глаз“, семена и запасную лейку…»— гарантировал: «Выгодное вложение рублей!»— брал на жалость: «Поддержи отечественного производителя!»— и в конце концов приканчивал зрителя в самое сердце неизгладимой торжественностью: «Долговечная, по-русски основательная вещь, которая передается по наследству от поколения к поколению!»

Павел Петрович Садовников на самом деле в гробу видал свои заросшие бурьяном восемнадцать соток под Красногорском и не имел к созданию «теплицы Садовникова» (она же «Урожайная», она же «Дачная», она же «Кантри-22») никакого отношения, а просто чалился у нас завскладом. Это я разглядел в бывшем инженере и грузчике феноменальный актерский талант; кстати, произошло это сразу после того, как я ознакомился с приведшими меня в полный восторг расценками на знаменитостей. И я не ошибся — Петрович быстро вошел в роль смекалистого дачника, извлекающего из «умных» приобретений сумасшедшую выгоду, и вскоре стал всероссийским любимцем. Его узнавали в метро, с ним консультировались в автобусе и ему всегда благодушно вспоминали его крылатую фразу, которую он произносил в конце каждой своей работы и которая как бы символизировала все его незабвенное телерекламное творчество: «Только в такие минуты я в полной мере понимаю, как прекрасна жизнь!»

Голос же за кадром, который аккомпанировал Петровичу, такой до боли знакомый, принадлежал моему другу, с которым меня познакомил в свое время еще отец, актеру Малого театра Александру Клюквину. «Золотой голос РТР», alter ego Роберта де Ниро, Аль Пачино, лейтенанта Коломбо, Альфа — забавного пришельца с планеты Мелмак, а также стирального порошка «Миф», теперь упрямо вдалбливал в опухшие от зомбирования головы россиян: «ДОСТУПНО ЛЮБОМУ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ПРОСТО!»

Эти неугомонные «спиногрызы» — Павел Петрович и Саша Клюквин — благодаря моим стараниям вот уже полтора года не вылезали из телевизора, утюжа в стиле ковровой бомбардировки аудиторию десятка «частотных», кабельных и спутниковых телеканалов. И все это время рейтинг роликов «Петрович», согласно сводкам службы «Gallup Media», занимающейся медиаметрией, все время рос, а вместе с ним, естественно, росли и продажи. Конечно, я-то знал, что рано или поздно всему этому полюбас придет гитлеркапут, но, как говорит мой креативный Расторгуев, надо сожрать всех цыплят задолго до осени.

Я сделал звук потише. Все это я видел миллион раз, и мне уже достаточно только наблюдать краем глаза, по какому каналу что «телемагазинят». Просто мне следует знать, чем занимаются конкуренты, какую «тематику» и какими усилиями раскручивают, — чтобы спереть у них какой-нибудь дельный маркетинговый ход, позаимствовать режиссерскую находку или хотя бы прикарманить удачную фразу, толковый титр. А еще я обязан отслеживать «эфиры» собственных проектов и сразу соизмерять затраты н рекламу с результатами продаж, которые в режиме онлайн вижу на экране компьютера.

Вот заколки для волос от «шведов», волшебные отвертки «сингапурцев» и терки для овощей вездесущих «америкосов» — так хочется плюнуть им в рожу: YANKEE, GO HOME! А вот «чудо-варежки» и «собачьи пояса» московских «братьев по разуму». Среди них один-два телемагазина — «супертяжи», продающие по тысяче единиц товаров ежедневно, а остальные — «смертнички», засоряющие эфир всякой галиматьей. Они еще не осознают, что попали в «черную дыру», что слепящий свет софитов на их лице — не пьедестал, а арена цирка, но вскоре на фоне смехотворных продаж у них кончатся деньги и их вышвырнут за руки и за ноги на свалку рекламной истории. А там и без них трупы погоревших проектов утилизировать негде.

Вот мои собственные короткие споты про «эмалировку ванн» и «жезлы Гора», целые тридцатиминутные телепередачи о паровой швабре и миостимуляторах, ролики про аэрогриль и про тренажер «Easy Curves» для улучшения формы женской груди (Всего пять минут в день!), не говоря уже о «Петровиче».

Глава 6

Рафаэля вывела из анабиоза Тамара, которая с торжествующей миной поставила перед ним кофе в изящной фарфоровой чашке. Ее капустные глазки сигнализировали плутоватым блеском, что и без того ядреный напиток сдобрен смачной порцухой коньяковского.

Рафаэль сделал глоток, крякнул от удовольствия и показал девушке пальцами «о’кей».

— Умняшка, то что доктор прописал! Свободна…

— Григорий Викторович вернулся. Хочет с вами поговорить, — спохватилась «гусеница» уже у двери.

— Расторгуев? Пригласи через десять минут…

Тамарины лиловые джинсы смотрелись чуть лучше, чем желтые ее сестры, хотя мужчинам, пожалуй, было безразлично, во что облачены эти некотирующиеся формы. На удачных бедрах и кавалерийские галифе смотрелись бы заманчивее…

Рафаэль вспомнил, что забыл проверить личную интернет-почту, и поспешил войти в свой засекреченный «ящик», адрес которого знали не более двух десятков человек и организаций. У его компании или, вернее, группы компаний, было несколько официальных имейлов, включая «мусорный» ящик для жалобщиков, которым матамары отписывали один из трех юридически выверенных вариантов ответа с общим смыслом оставь надежду всяк сюда входящий, но для «конфиденциальных» нужд Рафаэль держал еще одно неприметное «мыльце».

Несколько российских банков буднично сообщали Рафаэлю о таком-то наличии средств на его частных счетах, арабский соучредитель фирмы «купи-продай» в ОАЭ информировал о финансовой деятельности их предприятия за истекший период. Управляющий кипрского офшора как всегда клянчил денег на «текущие», просили денег и из Испании, где Рафаэль владел сомнительной недвижимостью под Бенидормом стоимостью €205’000. Это была загородная вилла в курортном районе, на которую он обреченно гробил ежемесячные расходы: налоги, услуги коммунальщиков, уборщиков, садовников…

Впрочем, во «входящей» папке Рафаэль обнаружил и кое-что любопытное — два сообщения от неизвестных ru-адресатов с темами: «Девушка Никто» и «Срочно!!!» Он поспешил открыть первое письмо в надежде прочитать что-нибудь занимательное и не ошибся…

«Здравствуй, Рафаэль!

Я знаю, что ты очень занят, что ты получаешь сотни писем и наверняка читаешь их выборочно. Но, если ты все же открыл это сообщение, умоляю, дочитай до конца! Уверена — это мое послание ни к чему не приведет, не изменит нашу судьбу, нам никогда не быть вместе. Но я не смогла сдержаться! С тех пор, как я узнала адрес твоей личной почты, я написала тебе, должно быть, сотню писем, но только сейчас решилась наконец отправить тебе свои строчки.

Ты должен знать: Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! Я полюбила тебя с первого взгляда. Ты входишь, как ураган, ты ругаешься с кем-то по своему телефону, ты посмотрел на меня мельком… Я чуть не задохнулась! Мне показалось, что своим кинжальным взглядом ты пронзил меня насквозь, заглянул в мою душу до изнанки… Твои голубые глаза — я утонула в них… Ты выходишь так же стремительно, как и появился. Я смотрю на дверь, которая за тобой закрылась, и не могу пошевелиться. В ту минуту мне показалось, что во мне что-то навсегда изменилось, что во мне чего-то уже нет. А потом я с ужасом поняла: этим своим душераздирающим взглядом ты мысленно вынул из моей груди сердце и унес с собой. И я себе уже не принадлежу!

Извини за многословие! Не хочу тратить твое драгоценное время. Я только хотела сказать, что ты для меня самый потрясающий мужчина на свете! Ты такой, каким я себе еще девчонкой представляла своего любимого. Я думаю о тебе каждую секундочку своей жизни! Если б это было возможно, я вечность напролет стояла бы перед тобой на коленях и целовала твои руки… Я обнимала бы тебя и ласкала, я бы предвосхищала все твои желания! А когда надоедала бы тебе, становилась бы тише воды ниже травы. Я была бы самой послушной женщинкой на свете!

Я знаю, что ты женат, что у тебя есть любовница и еще куча поклонниц. Ты удивлен? Да, я знаю о тебе все-все! Я знаю, что ни одна женщина в мире, если ты ее захочешь, не откажет тебе. Что ты всегда выбирал из многих женщин вокруг самую лучшую и достойную. Поэтому не питаю ни одного вздоха надежды. Я даже не буду себя называть, ведь это вовсе не важно. Я никто, и звать меня никак, просто еще одна твоя несчастная жертва, у которой ты украл сердце. Я лишь хотела, чтобы ты узнал о моих переживаниях и самую капельку посочувствовал мне.

Еще раз извини! Спасибо, что выслушал! Прощай, я больше не буду тебя беспокоить! Желаю тебе крепкого здоровья, благополучия и дальнейшего процветания, а главное — всегда быть вместе с человеком, которого ты искренне любишь. Если можешь, отправь мне в ответ хотя бы пустое сообщение, чтобы я знала, что ты прочитал мое письмо. Прошу тебя!

Целую, девушка Никто!

P. S. Когда ты был в реанимации, я сутки просидела в вестибюле больницы. Я просто хотела быть ближе к тебе в надежде, что мои слезы и молитвы хоть как-то тебе помогут».

«„Женщинка“? „Украл сердце“? Забавно!» — с равнодушной ехидцей рассудил Рафаэль. За последний год он получил несколько аналогичных исповедей и даже создал для них шуточную папку «Любовный спам». Наивное, бестолковое, заурядное, но «горячее», щедрое на чувства послание «девушки Никто», к тому же написанное на редкость вразумительным языком, несомненно, украсит его пока еще скромную коллекцию любовных признаний. Нет, конечно, он не отвечал и не будет отвечать на весь этот душераздирающий бред даже пустым бланком. Ведь на том конце почты может оказаться какая-нибудь наштукатуренная матамара в желто-лиловых джинсах, или вообще все это чья-то нахальная шутка, а то и хитроумная подстава — еще бы, ведь ему понадобится калькулятор, чтобы подсчитать всех своих тайных «доброжелателей» и откровенных врагов. Есть вероятность и того, что письмо измыслила постоянно шпионящая за ним жена, которая, будучи на курортах, решила прощупать его на вшивость посредством электронной почты. Не говоря уже о том, что вряд ли это написала Марина — ее «почерк» он сразу узнал бы, — а ведь только ей он с удовольствием бы ответил… Любой неверный шаг может навредить ему, скомпрометировать его (если, конечно, его еще можно чем-нибудь скомпрометировать), а ведь геморроя у него и так предостаточно…

Рафаэль усмехнулся своим мыслям. Девушки его всегда боготворили, он действительно имел возможность — особенно с тех пор, как по-настоящему разбогател, — выбирать «из многих женщин вокруг самую лучшую и достойную». Что характерно, он никогда не старался им понравиться, никогда не корчил из себя героя-любовника с мужественным взором Бреда Питта, манерами и красноречием венецианца Казановы и причиндалами негра из порнухи. Они сами в своем болезненно-романтичном воображении приписывали ему несуществующие качества, демонизировали его образ кто во что горазд. Это потрясающе, это то, чего я так ждала! — думали они, завидев его. Он всегда представлялся в глазах женщин таким, каким никогда не был; выражаясь пустопорожними формулировками рекламной науки, они видели уникальное торговое предложение там, где его отродясь не существовало… Просто они так устроены!

Впрочем, Рафаэль тут же почувствовал, что сердится на это письмо, что, вопреки своей воле, неприятно заинтригован. «Просидела сутки в вестибюле больницы»? Она, несомненно, его знает и действительно в курсе всего, что с ним происходит. Девушка Никто задала ему задачку со всеми неизвестными, мгновенно превратив всех знакомых ему женщин в таинственных X, Y и Z. Чертово письмо! Теперь вместо того, чтобы думать о бизнесе, он будет принюхиваться к каждой юбке, пытаясь разоблачить авторшу любовного признания!

Рафаэль сделал злобный глоток кофе и перешел к сообщению под заголовком «Срочно!!!» Оно оказалось не столь длинным, но от этого не менее интригующим:

«Вспомни о нашем договоре! Или ты выполнишь взятые на себя обязательства, или умрешь! Выбирай! Только поторопись, времени у тебя почти не осталось!»

Рафаэль вздрогнул, подавился кофе, несколько капель напитка попали на его бледно-голубые брюки от костюма «Gianfranco Ferre». Он неверной рукой поставил чашку на стол и поспешил промокнуть мокрое место салфеткой.

Он тотчас вспомнил больницу, медсестру-нимфоманку с «аэродинамической» прической и то обещание, которое ей дал в пароксизме страсти. Удивительное дело: Рафаэль полагал, что ему всего лишь приснился кошмарно-эротический сон, и, как только выписался из больницы, сразу напрочь позабыл обо всем. Неужели это произошло взаправду? Неужели к нему действительно приходила зеленоглазая Смерть, чтобы заключить с ним свое чудовищное соглашение? Нет, не может быть! На дворе вовсю зажигает двадцать первый век, времена небылиц, ведьм, чудовищ из ада давно канули в лету!

Письмо отправлено только сегодня, в пять утра. Кому не спится в ночь глухую? Может это гг. Хабаров или Миронов? Или оборзевшие шакалы-конкуренты? Проблема Рафаэля была в том, что за последние годы он взял на себя столько всяких несусветных обязательств, многие из которых, следуя повсеместной традиции деловых кругов, и не собирался выполнять, что угрожать ему мог кто угодно…

Рафаэль обратил внимание на адрес в шапке сообщения: «[email protected]». Стоп, что это за гребаный «dieinhell»? Он поспешил извлечь из стола портативный электронный переводчик («Ectaco ER 900») и набрал странный «логин». «Не найдено», — отписала никчемная машинка. Тут Рафаэль, до сих пор не забывавший звонкие подзатыльники недотраханной школьной англичанки, заметил, что в середине слова «dieinhell» есть некое «in», которое вполне может служить предлогом, и в этом случае логин, по замыслу владельца адреса, состоит из трех слов: «die in hell». Он вновь обратился к услугам «Эктако» и незамедлительно получил хлесткий исчерпывающий ответ: «умри в аду»…

Рафаэль вырвал волосок из носа, поспешил прикурить новую сигарету и потянулся к телефонной трубке МГТС.

— Геннадий, приветус! Ты как? Есть небольшое дельце…

— Рафаэль Михайлович? Здравия желаю! — отозвались на том конце, нетерпеливо, но с субординационной ноткой уважения. — А больших дел нема? Деньги нужны, я машину покупаю.

Геннадий батрачил компьютерщиком-программистом в главном штабе ВМФ России, был настоящим морским офицером с погонами, регалиями и кортиком по праздникам, а в свободное от «плавания» время лабал частные программки и налаживал локальные сети в коммерческих офисах. Для телемагазина Рафаэля он отгрохал целый маленький Windows «заказ-доставка», учитывающий все нюансы практической деятельности. Эту программу, только с небольшим «дополнением», Рафаэль успел перепродать двум аналогичным своей компаниям и теперь благодаря «дополнению» ежедневно получал данные об их торговой деятельности.

— Дело-то хоть и маленькое, но для меня крайне важное, — ответил Рафаэль. — А с машиной я тебе помогу.

— Я слушаю, — встрепенулся Геннадий.

— Я хочу знать, откуда мне посылают анонимные сообщения и кто это делает.

— Вообще-то я по таким вещам не специалист… Но у меня есть один товарищ… Что мы имеем?

— Мы имеем два виртуальных «мыла».

— Негусто… Ru?

— Да.

— Для начала попробуем определить их IP-адреса. Пришлите мне эти письма.

Глава 7

Передо мной расселся Гриша Расторгуев — мой всеобъемлющий заместитель и, можно даже сказать, младший партнер. Он ниже меня на полголовы, крепко сбитый, с отполированной башкой, в элегантном черном костюме под желтую рубаху. Шелковый галстук нарочито небрежно ослаблен на распаренной шее, да и весь он этак эффектно расхристан, как цыган на свадьбе. В нем с лету должны признавать бунтаря, анархиста, творческую личность, спектр талантов которого шире Кутузовского проспекта.

— Чем здесь воняет? — повел чутким носом Расторгуев, по привычке жонглируя каскадом своих замечательных улыбок. — Будто кошки нагадили!

Я спрятал глаза в бумагах.

Расторгуевым я не уставал восхищаться. Я еще ничего не сделал, но уже устал, как гладиатор на арене Колизея, а он с шести утра на адреналине: смотался в Зеленоград, потом сгонял на наш склад, успел заехать к двум поставщикам — и при этом в нем еще столько огня, что хоть из огнетушителя заливай.

— На складе все в порядке, — Гриша шумно отхлебнул кофе из своей личной кружки с отколотой ручкой (этой кружке, в отличие от своей жены, он никогда не изменял). — Единственное… не знаю, стоит ли говорить? Доставщики вчера опять пересрались, заказы не поделили. В драке Чеботареву сломали челюсть. Кто зачинщик? Боже ж ты мой, конечно, как всегда, наша звезда доставки — Майоров.

— Надо бы его уволить… — буркнул я рассерженно. — Ставлю сто долларов, что рано или поздно Майоров пустит нам красного петуха, то есть подпалит склад.

— Обязательно подпалит! — солидаризировался Расторгуев, неуловимо сменив на лице личину воодушевления на эмоцию скорби. — А еще Петрович сказал, что душ «Зеленовка» кончается и «Канада грин» на исходе…

— Да, я знаю, только что смотрел складскую сводку. «Канада грин» уже на растаможке, сейчас денег отслюнявим, и «таможня даст добро». А по поводу душей — я завтра сам на ногинский завод поеду, договорюсь. Правда, дачный сезон уже закончился — думаю, пятьсот комплектов хватит с лихвой… У Лаймы был?

Гриша вместо ответа таинственно округлил глаза, и это, скорее всего, значило, что произошло нечто незапланированное.

Рафаэль:

— Говори!..

Распознать в Расторгуеве опытного авантюриста почти невозможно за всей этой стеной бурной деятельности, показной искренности и скрупулезной продуманности в любой детали внешности и поведения. Вычислить его можно только по глазам, если присмотреться да призадуматься. В решительном, откровенном, доставучем взгляде нет-нет да мелькнет штришок вороватости и еще — нотка скользкой, как пойманная рыбешка, двойственности. Что ж, я его, забулдыгу, знаю давно: он такой же ушлый мошенник, балабол и профессиональный продавец воздуха, как и я. Мы с ним — два сапога пара…

— Ну, приехал к ней в Зеленоград, — начал Гриша, и я мгновенно попал под его эмоциональное обаяние. — Квартирка однокомнатная, ничего так. Гляжу: не по-домашнему одета, вся такая в ажуре. В платье веселеньком с блестками, грудь торчком, как у Анны Семенович. Сплошной erotic art. Расстроенная вдрызг. Спрашивает: «Почему Рафаэль не приехал?» Я говорю: «Он на похоронах», — как ты и просил прогнать. Апельсины протягиваю, икру черную, желаю ей скорейшего выздоровления. Она апельсины берет и мнется чего-то. А в комнату не приглашает. Я бзынь туда одним глазком, а там стол накрыт, гостя дожидается…

Лайма Гаудиньш работала в медиа-холдинге «Телеэкспо-16» (Мы Вас любим! Оставайтесь с нами!), под небезызвестным г. Мироновым — бессменным директором 16-го телеканала. Последние месяцы между мной и этой телевизионной фурией наметилась неувязочка: она меня активно клеила, предлагала «любовь до гроба» и «заняться интимом до потери пульса», а я, как последний импотент, всячески увиливал от «love story». И не потому, что я женат, — этакий пустяк нынче вряд ли кого остановит, — и даже не потому, что она для меня недостаточно блистательна и чуток старовата. Проблема заключалась в том, что Лайма приходилась г. Миронову официальной содержанкой, а от последнего я был в полной вассальной зависимости. Тем более что при первом знакомстве он сразу меня ультимативно предостерег: если с Лаймой увидит — пристрелит без разговоров. У меня не было оснований не верить бывшему разведчику-японоведу и отъявленному единороссу — точно пристрелит…

— Мы на кухне сидим, чай пьем, а она все на часы поглядывает, — продолжал Гриша, вдохновлено жестикулируя, — так и мечтает меня выпроводить. Ведь ждала тебя, а заявился я… Да, забыл, она просила тебе передать то, что обещала… — он протянул мне билеты в Кремлевский Дворец на «Золотой граммофон». — Добавила, что, если ты захочешь, она с удовольствием составит тебе компанию…

Поговорив, мы отправились в операторскую, чтобы проконтролировать работу телефонисток. По пути я категорично потребовал от Гриши, чтобы тот срочно нашел новый товар. Десяток наших последних «телемагазинных» проектов, несмотря на радужные ожидания, оказались убыточны, и несколько дней назад г. Миронов разъяренно высказался на эту тему, что если так и дальше будет продолжаться, он, пожалуй, подыщет себе нового компаньона. Что ж, я, как всегда, вишу на волоске, и это жизненное состояние для меня уже давно стало привычным…

В дневной смене нашего call-центра (мы его называем по-простецки «операторской») — двадцать девчушек-недоучек; они разместили бедрышки в насиженных офисных креслицах перед включенными ЖК-мониторами. Все работницы в белых блузках, у каждой на голове беспроводная телефонная гарнитура, а на столике рядом с клавиатурой — папка с инструкциями и «вопрос-ответами» на все товары. На стенах, как и у меня в кабинете, телики с заранее настроенными каналами, разве что звук выключен — он им только мешает.

Когда мы вошли, «писюшки» задергались — попрятали в столы косметички, книжонки, чашки и огрызки своих жалких бутербродов. Разговоры виновато смолкли. Отманикюренные пальчики с фальшивой активностью забегали по кнопкам клавиатур. Старшая смены Танюшка (Xw/30/3+) поперхнулась пюре цвета детской неожиданности, которое до этого лопала из стеклянной баночки, вскочила и испуганно поздоровалась. Я сделал выражение лица, будто застал присутствующих за разнузданной оргией, и шагнул вперед с видом козырного туза, готового прихлопнуть своей разящей мастью всю колоду, а Расторгуев вообще превратился в транспарант: «Ум, честь и совесть нашей эпохи».

В операторской «затишье» — звонков почти нет, поэтому девушки всего-навсего расслабились. В общем-то ничего страшного, повод для пары бодрящих реплик, если не учитывать одного угрожающего обстоятельства: сегодня я особенно не в духе, и это значит, что обязательно кого-нибудь отымею, а скорее всего — пну ногой под зад.

Внезапно за выступом стены, у столика одной из телефонисток, я заметил Сашу Майорова (Xm/25/3) — того самого водителя-доставщика, о котором мы только что с Расторгуевым говорили. «Посторонним» заходить в операторскую возбраняется, особенно доставщикам товаров — всякий контакт между ними и телефонистками строжайше запрещен во избежание сговора. И все же Майоров самым наглым образом пробрался сюда, в мой тщательно охраняемый гарем, чтобы выкрасть сердце самой симпатичной моей наложницы. Он понимает, что попался на месте преступления, и поэтому стоит раздосадованный, насупившийся и режет в мою сторону враждебным взглядом.

— А что здесь Майоров забыл? — спросил я у Танюшки, ответственной за все, что происходит в ее смену, и тут впервые заметил, что животик у нее подозрительно округлился. Надеюсь, я тут ни при чем…

С замужней Танюшкой — крупноватой, давно обабившейся, однотонной внешности — у меня однажды был дурацкий, незащищенный drunk sex, как любит говорить тайный эротоман Расторгуев, квалифицирующий женщин и любые межполовые взаимоотношения только категориями порносайтов. Я неразборчиво помню — дело-то было на чьем-то дне рожденья — но, кажется, все произошло не совсем «адекватно». Припоминаю, что в одежной каморке я очень долго уговаривал телефонистку «доверять мне», «облегчить свою душу», «поделиться с ближним добром и светом», а после еще дольше вымаливал у нее прощение и лил горькие слезы, сетуя на свою забубенную жизнь. Собственно, я с самого начала испытывал к ней необъяснимую животную тягу — то ли из-за той заманчивой линии, которая лирической волной сползала по ее позвоночнику, спускалась до копчика и вдруг упоительно-сладко очерчивала зад, то ли из-за ее трогательной грустинки в глазах… С той попойки меня забрала внезапно нагрянувшая жена: помогла одеться, завязала шнурки на моих ботинках и заботливо отконвоировала в свою машину. А через неделю я повысил Танюшку до старшей смены и с чистым сердцем выбросил из головы всю эту неурядицу. С тех пор ее «линии» и «грустинки» меня не тревожили…

Танюшка:

— Извините, Рафаэль Михайлович, он сам! Я ему говорила!

Она дрожала от страха, и этот ее страх, похоже, уже передался цепной реакцией всем, кто находился в помещении, даже непрошибаемому Расторгуеву. Только одеревеневший Майоров продолжал цедить воздух раздувающимися ноздрями, а на его щеках зарделась боевая раскраска румянца…

Бывший долгопрудненский гопник, Саша в свое время чудом избежал тюрьмы — наверное, потому, что его попросту некому было заложить. Он знал вдоль и поперек всю бандитскую «Долгопу», рыбачил с местными авторитетами — бывшими школьными товарищами, кличками которых охотно прикрывался, дружил, с его слов, с Рыбой из «Дюны» (Витьком Рыбиным), но ни в одной из «бригад», по данным РУБОП, никогда не состоял и предпочитал «работать» кустарем-одиночкой, без всяких паханов и общаков. Сегодня вставший от безысходности на путь исправления Майоров промышлял доставкой «телевизионных» товаров. Работал он с семи утра до двенадцати ночи на собственной «убитой горем» машине и абсолютно честно заколачивал по сто-двести долларов в день, и это не считая разноплановых «чаевых» — деньгами, обедами или, если подфартит, «любовью» одинокой домохозяйки.

С некоторых пор разведенный Майоров повадился ухаживать за Yw/19/4+++ — девятнадцатилетней телефонисткой Ксенией Борисовской. Согласно записи в ее трудовой книжке, она числилась младшим оператором call-центра «Lions creative» (оклад 20 т. р. + 1,5 % от принятых заказов + премии + переработка — штрафы). Ксюша действительно была необыкновенной девушкой, вполне «young russian beautiful» — рослая, брюнетистая, с чистыми волнующими чертами и мелодичным, слегка татарским разрезом глаз. Она вся состояла из только что оформившихся интригующих «линий», вся была этакой идущей по радуге беспечной девочкой, солнечным зайчиком, тающим в мечтах, местной оплеухой всем обабившимся танюшкам и кривоногим матамарам. Такой редкий экземплярчик может заставить любого избегавшегося кочевника забыть о набегах и задуматься о тихой мирной жизни и простых пасторальных радостях. Майорову такую подружку — выше крыши. Эта переливающаяся рыбка привлекает к себе, как маяк, даже далеко находящихся рыб! Расторгуев как-то заявил с видом знатока, приглядевшись к Ксюшиной несмелой походке и робким манерам, что она еще «беспросветная» девственница и он с удовольствием оказал бы ей услугу по defloration или хотя бы преподал маленький урок oral sex…

Я набрался было храбрости, чтобы наехать на Майорова, заодно припомнить ему вчерашнюю сломанную челюсть Чеботарева и, может быть, даже вышвырнуть подонка с работы, раз уж он мне попался под горячую руку, но тут в кармане сработал мой коммуникатор.

Голос:

— Рафаэль Михайлович? Вот, с самого утра жду твоего звоночка. С объяснениями. А ты все молчишь. Думаю: странно, возможно, с ним что-то случилось. На камикадзе ты вроде не похож…

Это был г. Хабаров — в тот же момент меня тряхануло так, словно в голову мне шарахнула молния.

— Николай Александрович, я прямо сейчас стою, набираю ваш номер, — соврал я. — Богатым будете! Честное слово, целый день лишь о вас и думаю! Налоговая только что приходила, еле выпроводил…

— Хорошо. Ну, я слушаю тебя, дорогой.

Обычно чем спокойнее и добрее Хабаров вещал, тем страшнее было.

Рафаэль:

— Мне надо срочно с вами поговорить! Это не телефонная тема!

Мой call-собеседник шумно засопел в трубку, как делают тучные, загнанные люди.

— Приезжай через час в ресторан «Лёд», — сказал он, цыкнув слюной, и добавил с усмешкой: — Только оденься потеплей!..

Я убрал мокрый из-за потных ладоней коммуникатор в карман и огляделся, собираясь окатить бедолагу Майорова дерьмом из всех брандспойтов. Но его уже и след простыл. Я поспешил перенести свой гнев в сторону телефонистки Ксюши:

— Может, ты мне объяснишь, что тут, в конце концов, происходит?! — Я заметил на ее рабочем столе розочку на длинной ножке (150 р. за штуку), и это обстоятельство окончательно сорвало меня с резьбы: — Где твоя должностная инструкция? Открой ее! Найди мне, пожалуйста, где здесь написано, что в рабочее время можно устраивать свидания! Давайте все наплюем на работу и будем прямо на рабочем месте разводить шуры-муры с цветочками! Или вообще… Слушай, когда Майоров в следующий раз к тебе заявится, ты не стесняйся — обращайся, я предоставлю вам свой кабинет! Кресло массажное, четырехпозиционное, можно разложить в лежачее положение…

Несчастная девочка покраснела так, как крымскому помидору не снилось, а ее глаза уже были полны слез обиды. Она всхлипнула, обозначив полный нос соплей. Увы, настоящего говнюка слезками из красивых глазок и жалостливыми сопельками не проймешь, я вышвырнул на улицу без компенсации и всякой надежды на будущее не один десяток человек и, даст бог здоровья, вышвырну еще немало.

— Я его не приглашала! — решила оправдаться Ксюша, с усилием проглатывая беззвучные рыдания. — Он сам приходит! Он меня везде преследует! А вы такие гадости говорите! Вам не стыдно?!

Бедняжка вгорячах сломала розочку и швырнула в мусорное ведерко.

Кровь ударила мне в голову:

— Уволена! Собирай вещи и марш на хауз. Расчет получишь в конце месяца!

Сколько раз я напоминал себе слова Наполеона I Бонапарта (1769–1821): «Кто стоит высоко и у всех на виду, не должен позволять себе порывистых движений», — и все же каждый раз срываюсь на людей, как бешеный пес…

К моему уху подтянулся вертлявый рот Расторгуева:

— Она нам еще пригодится, — шепнул он. — В прошлом месяце была на четвертом месте по количеству принятых заказов…

«И правда, — подумал я, — с чего я так разошелся? Девочка смышленая, студентка-заочница, работает исправно, три благодарности от покупателей. Не замужем, детей нет, не беременна, штрафы не оспаривает…»

Тут я заметил краем глаза, что на экране одной из телевизионных панелей появилась заставка нашего телемагазина, выполненная с элементами сверхсложной компьютерной графики, и сказал Ксюше примирительным тоном:

— Работай пока… Но чтобы больше Майорова я здесь не видел!

Я положил перед ней свой белоснежный носовой платок и отошел. Над «измордованной» девушкой склонились несколько подруг и поспешили ее утешить всем сердцем.

— Все по местам, приготовились! — скомандовал Гриша, изображая из себя Александра Македонского в преддверии битвы при Гавгамелах, и я заметил под столами по меньшей мере два замаскированных «фака», обращенных в его сторону…

Когда в эфире любой наш ролик, его всегда можно узнать по логотипу в нижнем правом углу кадра: «HBS» (Homeshopping Broadcasting System — «телемагазинная вещательная система»). Ни больше ни меньше. Такому бравому логотипу, едва не лопающемуся от мании величия, конечно, не место на задворках экрана, но в любом другом углу — например, в верхнем левом — он может быть «залеплен» символикой самого телеканала. Когда мы всю эту ересь придумывали, я сначала хотел обойтись русским языком, но Расторгуев настоял на «международной» аббревиатуре и оказался прав, паскуда. Очень скоро наша деятельность шагнула за пределы России, накрыла ближние страны, а через годик мы обзавелись многоязычным сайтом в Интернете и даже собственным спутниковым каналом HBS, так что теперь рассылали заколки, открывашки, суперножницы, книги, диски и прочий мелкий хлам по всему миру…

Поначалу в операторской гробовая тишина: Xw, Yw, Zw и прочие открывают папки на странице «эфирящегося» товара, жадно перечитывают инструкции и «вопросники», как студенты-прогульщики перед зачетом. Минута, две, пять — ничего не происходит, возникает ощущение, что ролик шурует не на всю страну, а только на эту комнату, и всем остальным до лампады, что мы тут кучкуемся в ожидании треклятых заказов. Я — с нервным тиком в глазу, горячий и возбужденный, как черт на рождественской распродаже грешных душ. Но вот раздается первый тревожный звонок, второй — и вдруг операторскую накрывает бешеный шквал звонков. Все мгновенно тонет в раскаленном ритме, который и диджею Джедаю не снился, это напоминает мне яростную атаку бесчисленной персидской кавалерии, которую необходимо отбить малым отрядом отважных амазонок.

По нашему многоканальному телефону 999-99-99 мы можем принимать одновременно до двадцати звонков, но я-то знаю, что в режиме ожидания сейчас не меньше сотни потенциальных покупателей, которым, благо, не дает скучать «автоматическая» рекламка массажных поясов. Худеем легко и навсегда! Многие из абонентов, конечно, «сорвутся» с линии, тут уж ничего не поделаешь, но если сегодня дегенератов с кучей глупых вопросов будет поменьше, то мы выдавим из себя здоровую вонючую кучу прибыли. В идеале звонок — две минуты уговоров — заказ…

Эффект ролика на этот раз потрясающий. Девушки щебечут без остановки, Расторгуев раздает направо и налево тупые приказы и безнадежные советы, а я, видя, как хорошо идут дела, балдею — чувствую приближение «торгового оргазма». Танюшка вдохновенно ругается с каким-то шизой — у нее вообще стойкая аллергия на всех звонящих, а Ксюша, все еще утирая слезы моим платком, набивает в базу данных свежий заказ.

Проходит минут двадцать. Реклама давно закончилась. Накал страстей потихоньку сходит на нет — бессистемными затухающими толчками, как семяизвержение. Хотя, чтобы до конца разгрести «рекламный эффект» ролика, понадобится еще порядка двух часов.

Глава 8

Когда я оказался в ресторане «Лёд», улица Казанская, дом 2, то сразу понял, почему его так назвали и почему жирная хабаровская морда посоветовал мне потеплее одеться. Здесь почти все было высечено изо льда: стены, потолок, пилястры, колонны, и здесь властвовал конкретный «минус»: я будто оказался в гигантском холодильнике, причем в морозильном отделении. Студеный воздух пронзил мои прокуренные легкие, и я даже закашлялся. «Интересно, — замечтался я, — а что если отрубить им электричество? Вот хохма будет, когда весь этот выпендрежный концептуализм стечет к ногам и превратится в обыкновенную неликвидную лужу! Впрочем, ребятки, наверняка запаслись электрогенераторами…»

Я с раздражением швырнул за вход триста целковых и, осторожничая, ступил на экстравагантную лестницу, имитирующую ледяную поверхность. Войдя в полумрак ресторана, я огляделся, с трудом утаивая изумление.

Я очутился в натуральном ледяном царстве, где самым чудесным образом падал снег, где меня обступали могучие ледяные теснины, где сложные формы стен, перегородок и колонн удачно копировали природную пластику глыб льда, да еще и подсвечивались люминесцентными лампами с претензией на эффект северного сияния. Весь интерьер, включая светильники, изваяли изо льда, причем руками профессиональных скульпторов и, скорее всего, по предварительным эскизам дорогого архитектурного бюро. Иллюзия была безусловной. Я расстроился: от талантливых идей, если они чужие, меня всегда выворачивает. Да что я — сама Снежная королева, и та, наверное, весь маникюр изгрызла б от зависти! «Содрали, черти, с какого-нибудь европейского ресторана!» — успокоил я себя.

Г. Хабарова я нашел за ледяной барной стойкой. Он — крупный, цельный, словно выточенный из основания кряжистого древа — властным движением поправлял на плечах тонкий плед и потягивал из ледяного бокала какую-то красно-зеленую блевотину. Рядом блуждал скучающим взглядом по лицам посетителей Вадим — Xm/41/4-, его бессменный водитель-телохранитель, — тоже с какой-то хренью в бокале. Стареющему вместе со своим боссом Вадиму, судя по его тоскливому виду, давно наскучила эта незамысловатая работа.

— Ты зачем моих ребятишек обидел? — зловеще бросил Хабаров, не подав руки, даже не посмотрев в мою сторону. — На косарь их нагрел! Сбежал, как законченный поганец! А ты подумал о последствиях?

— Николай Александрович, я не хотел… Я испугался… Они меня били, унижали!

Вадим ехидно усмехнулся.

— Били? — У Хабарова от удивления отвисла толстая нижняя губа. — Не может быть!

Он оборотился ко мне своим мясистым лицом — и тяжелым гипнотическим взглядом всмотрелся чуть устало и мудро в мой утомленный алкоголем, сексом и сердечной недостаточностью фейс.

Что на уме у этого раскормленного агронома поля чудес, этого вездесущего и непредсказуемого, как вирусный маркетинг, энцефалитного клеща? Я знал, что Хабарова следует опасаться значительно больше, чем падения индекса ММВБ или жены. К примеру, Игорь Сикорский — один из мастодонтов российской рекламы (я с ним как-то набухался на рекламной тусовке) — однажды отказался уступить хабаровской фармацевтической фирмешке брандмауэр на Садовом кольце и в итоге был найден в лесу, в сугробе, с перерезанным горлом. Я, конечно, ничего не утверждаю…

Рафаэль:

— Не верите?!

Я поспешил сорвать с плеч пиджак, задрал футболку и предъявил бизнесмену ободранную спину.

— Сначала меня сбросили со второго этажа в бассейн, а потом в септике чуть не утопили! — прокомментировал я. — И еще они в меня стреляли!

Жуликоватый бармен с серьгой в ухе приподнял домиком черные густые брови. Отвратительные девушки на танцполе, выглушившие, верно, по ведру здешних коктейлей, взялись надо мной угорать.

Хабаров стрельнул глазками по сторонам и зашипел на меня:

— Оденься, замерзнешь!

Я заметил на его запястье усыпанные бриллиантами золотые часы «Rolex» с леопардовым ремешком (Если завтра вы будете выступать в ООН, у вас на руке — часы «Rolex»). Бог его знает, сколько такие «котлы» могут стоить, — десять тысяч долларов, пятьдесят, сто?

Я поспешил последовать его совету и тут действительно почувствовал, что начинаю коченеть.

— Я больше десяти минут в этом морге не продержусь, задубею! — сказал я.

— А нам больше и не понадобится! — хладнокровно цыкнул слюной Хабаров. — Выпей что-нибудь — согреешься!

Я заказал «Рыжую собаку» — самбука с текилой и соусом табаско — сделал глоток этой гадости, и меня тут же передернуло, а затем прошибло по полной. Из глаз брызнули слезы. Бармен прикусил губу, чтобы скрыть улыбу.

Хабаров:

— Деньги принес?

Он говорил уравновешенно, но явно находился под высоким напряжением.