Секретные поручения 2. Том 1 Корецкий Данил

– Я на другой день звонил в кафе, – на ходу сказал Денис. – Это случайная шпана, за ними никто не стоит.

– Никто не стоит, – констатировал Белов. В голосе его чувствовалось сомнение.

И только перед тем как попрощаться на улице, он бросил:

– Кстати, проверка по твоему Эмилю ничего не дала. Как говорится: есть такая партия. И студент такой в Париже тоже есть. И даже дядя. И даже Пьер.

Денис вошел не стучась и положил на стол перед Рачковым красочный буклет из оружейного салона.

– Новенькое что-нибудь?

Голова судмедэксперта будто магнитная стрелка переместилась в сторону журнала.

– Кинжал F-S, «Файербейн-Сайкс». Там обведено фломастером, – сказал Денис. – Самый длинный и узкий из всех…

– Мгм? – вопросительно промычал судмедэксперт, разглядывая картинку. Потом поднял голову и сказал: – Хороший клинок. Положительно хороший. Выглядит устрашающе, а?

– Реальный нож, – кивнул Денис. – Состоял на вооружении британских коммандос и французских парашютистов. Представляете, сколько им людей перекололи?

– Да уж… Представляю…

Эксперт вышел из-за стола и налил себе чаю из термоса. Денис подумал, что его переколотыми людьми не удивишь. Рачков повернулся к Денису спиной, сделал несколько глотков, глядя на деревья за окном. Потом объявил:

– Вообще-то, нет. Не подходит.

– Почему? – спросил Денис.

– Не подходит, и все. Нет, – повторил эксперт. – Я не специалист по ножам, это не моя специальность. Мое дело копаться в мясе. Потому я вполне представляю, какой раневой канал оставит такой клинок. Смотри.

Он поставил чашку на стол и встал перед Денисом, соединив вместе по всей длине указательные и большие пальцы правой и левой руки. Примерно таким же образом кто-то из друзей далекого Денисового детства изображал ему устройство женского полового органа.

– Видишь? Канал останется ромбовидный. И плоский. Щелка. Вошел и вышел. Чисто и аккуратно. А у Синицына этого и Рогова – какие-то рваные дырчатые проколы. Там специальное лезвие, не такое как здесь.

– С зазубринами, что ли?

Рачков поморщился.

– Побойтесь Бога, Денис Александрович. Нет. Зазубрины затрудняют ход клинка, это только для садистов подходит. А мы предполагаем, что убийца был не маньяк, а целеустремленный и хорошо подготовленный человек. И ставил задачу не мучить, а убить. Ну, я не знаю…

Эксперт склонился над столом, выудил из письменного прибора бумагу для записей, быстро набросал на ней карандашом равнобедренный треугольник, сверху наложил квадрат, а вокруг навертел какую-то спираль.

– Вот такой примерно профиль. Вершины А, В, С, может и Д, – неясно… Что-то смазывает всю картину. Вроде какая-то загогулина есть. Не знаю где. Но есть. Вроде как штопор на конце, понимаете?

– Нет, – честно сказал Денис. – Не понимаю.

За последние дни он изучил справочник «Все ножи мира», обошел оружейные магазины в Тиходонске, познакомился с кавказцами, которые держат на Речном рынке ларек с рыбацкими и охотничьими принадлежностями, посетил десяток сайтов, посвященных холодному оружию и тактике ближнего боя, а также периодически заходил на сетевые форумы коллекционеров. Но то новое и интересное, что он узнал, годилось разве что для кратких лекций на курсах профессионального мастерства, которые проводит областная прокуратура ежемесячно во второй четверг.

Длинные хивинские ножи, узбекские пичаки, гиммлеровские «кинжалы чести», кортики разных времен, стран и родов войск, волнистые малайские крисы, – все это не подходило…

Разве что кортик с игольчатым клинком из четырехгранного винтовочного штыка. Небольшую партию таких диковинок выпустила московская артель «Слава» в начале двадцатых годов. Да классические стилеты, но они даже в каталогах встречались крайне редко.

И уж тем более никто не мог объяснить Денису, откуда у человека может появиться привычка приканчивать жертву ударом через ключицу или подмышку, и какой именно разновидностью ножа для этого надо воспользоваться.

В конце концов он стал постепенно склоняться к выводу, что убить Синицына могли обычным хлебным ножом, возможно, тем самым, которым вскрывали консервы с килькой. Пусть он даже не обладает необходимой прочностью и, по мнению эксперта-криминалиста Демина, должен был согнуться. Но это в теории. А практика часто теорию поправляет, и весьма существенно. Из тысячи ударов в трех-четырех вполне может и не согнуться – исключения только подтверждают правило!

К тому же криминалистика в данном случае противоречила логике: Грузчика, который пьет дешевый чарлик, убивают вовсе не кинжалом Файербейна-Сайкса, а именно хлебным ножом! Элементарно, Ватсон!

Правда, было одно «но». Денис познакомился с бывшим военным хирургом по прозвищу Гриша Хохол. Именно так – бывшим военным и бывшим хирургом. Майор Григорий Сливенко некогда с блеском (если верить его собственным словам) закончил Военно-медицинскую академию, был женат на дочери генерал-полковника, жил в четырехкомнатной квартире на Кутузовском, где у него был собственный кабинет и встроенный в стену бар, он пять раз в неделю ходил на службу в спецполиклинику для высшего командирского состава Московского военного округа, два раза в месяц получал зарплату, которой хватало, чтоб менять машину каждый год.

Потом в его жизни произошел некий загадочный катаклизм, в результате которого Гриша вдруг оказался без квартиры, жены и встроенного бара – за много тысяч километров от Москвы, в составе «ограниченного контингента» под Гератом, где в течение года орудовал скальпелем и ампутационной пилкой, а после – в Ташкентском окружном госпитале с двумя пулевыми ранениями и тяжелой контузией. Сейчас Гриша живет у тиходонских родственников и получает пенсию по инвалидности, которой худо-бедно хватает, чтобы не просыхать неделю-полторы. Остальное время он проводит с дружками у гастрономов и киосков, решая психологические этюды на тему «слушай, брат, будь человеком – червонца не хватает». Свою коллекцию восточных сувенирных ножей – единственный капитал, приобретенный в афганской кампании, – он постепенно распродал, но его телефон с пометкой «военн. хирург» остался у одного из постоянных посетителей форума на сайте «knife.ru». Вот так Денис и познакомился с Гришей Хохлом.

Гриша постоянно был навеселе, лицом и мыслями своими после контузии управлял не очень уверенно, и потому особого доверия к его рассказам Денис не испытывал.

Но суть одного из них представляла интерес и сводилась к следующему… Из каждой сотни трупов, проходивших через Гришин госпиталь, примерно пятая часть приходилась на трупы с колотыми и резаными ранениями – результат ближнего боя. Человека можно покромсать тысячью разных способов, разнообразие здесь практически бесконечно. Но и на этом фоне Гришу удивили несколько ударов, которые он назвал «привет от тещи». Через подмышечную впадину или через ключицу «привет» достигал сердца и убивал мгновенно. Сколько таких случаев он наблюдал – три, пять, десять – Гриша не помнит. Может, двенадцать. А может, всего два. Только что может точно помнить хронически нетрезвый контуженый Гриша? Однако всех этих солдатиков снимали в карауле. Так он утверждал. Одним ударом. Бесшумно. Раневой канал узкий и рваный, потому что резали «клычом» – это длинный афганский нож, причем его редкая пуштунская разновидность – с волнистым клинком, похожим на клинок малайского криса, только поуже.

Поднатаскавшийся в ножах Денис представлял себе, как выглядит крис. Изогнутая змеей полоска стали. Он нарисовал, показал Грише.

– Похоже, – кивнул тот. – Только ужее… И потом, у них эти зубчики малость разведены, как у пилы… Редкая штучка, их только в одном селе делали…

– Значит, рана похожа на рваную дырку?

Гриша кивнул.

– Похожа? Да не похожа! Она и есть рваная дырка!

Возможно, именно редкий пуштунский крис и оставил дырчатые рваные раны в телах Синицына и Рогова? Лично для Гриши ничего невозможного не существовало. Братан, а хочешь, расскажу тебе, как меня змея-удавка спасла от моджахедов? Хочешь? Тогда сгоняй еще за поллитрой, лады?

На всякий случай Денис записал себе в блокнот номер части, где служил Гриша Хохол.

– Забери меня после бассейна, посидим где-нибудь, – сказала Вера мимоходом и задала Денису сложную задачу.

Во-первых, как ее «забрать»? На улице мороз, значит, водить распаренную девушку по улицам нельзя – простудится. Нужна машина. А где ее взять? Это одна проблема. Вторая – где «посидеть»? Ясно, что не в парке на скамеечке. И не в кофейне «Луна», где подают стакан «кастрюльного» кофе и тощий бутерброд за двадцатник. Надо идти в приличное место.

По большому счету, для многих сотрудников органов это не проблемы. Потому что есть десятки ресторанчиков и кафе, хозяева которых с удовольствием сделают для работника прокуратуры большие скидки, а то и вовсе накормят-напоят бесплатно. И сотни желающих найдутся одолжить свою машину, а то и себя предложить в качестве драйвера. Множество людишек хочет дружить с представителями власти, очень много… Только им тоже надо ответные услуги оказывать. Кому – с налоговой договариваться, кого из вытрезвителя вызволять, кому – с ГАИ вопросы решать… Дела-то несложные, плевые, можно сказать, – позвонил, представился, договорился… Сейчас все это с пониманием воспринимается и даже начальством не осуждается. Только Денису такие взаимосвязи были противны, да и одалживаться он не любил.

В конце концов Денис одолжил денег у экономного Дерзона, взял такси и ровно в семь ждал у бассейна «Волна». Вера вышла через двадцать минут, когда на счетчике уже натикало восемьдесят рублей.

– Привет! – Она белоснежно улыбалась. – Куда едем?

– В «Белого медведя», – с видом завсегдатая ответил Денис. Просто он навел справки и выяснил, что там самые демократичные цены. Конечно, по сравнению с «Папой Джо».

Через полчаса они сидели в почти пустом зале, как раз напротив стойки, ели блинчики, пили водку с мартини и болтали.

– Это рецепт Джеймса Бонда, – возбужденно говорил Денис. – Водка с мартини, смешать, но не взбалтывать. Помнишь? Мне нравится, а тебе?

– И мне. Водка совершенно не чувствуется. Но, наверное, по последствиям это будет сокрушительно!

Вера говорила что-то еще, но Денис не разбирал слов. Он наслаждался музыкой ее звонкого голоса, любовался мокрой челкой, придающей ей обыденно-домашний вид, гладил ее руку. У нее был замечательный маникюр, совсем не такой, как у других, – нерях и лентяек. К ней не пристает грязь, и ничто не забивается под длинные ногти. Даже глупо думать такое… Он поцеловал тонкие пальцы. Девушка улыбнулась.

– Ты за мной красиво ухаживаешь…

– Да я… Я…

Дениса распирала нежность и любовь. Он осмотрел ее с головы до ног. От мокрой челки до острых кончиков дорогих сапожек.

– Сними сапог…

– Что?

– Сними сапог, пожалуйста…

– Ну хорошо…

Оглянувшись по сторонам, Вера вжикнула «молнией», повозившись под скатертью стянула длинное, облегающее ногу голенище. Пригнувшись к столу, Денис взялся за узкую ступню. Сквозь черную паутинку колгот проглядывал ярко-красный педикюр. Если бы он мог, он бы нарисовал натюрморт, и это была бы лучшая картина на свете.

– Что ты так смотришь? – тихо спросила Вера.

– Я хочу поцеловать твои пальчики…

– Как интересно…

Квадратные ногти вцепились в черную лайкру, рванули раз, сорвались, рванули второй… Черная паутинка прорвалась. Денис сторожко глянул по сторонам. Вроде никто не смотрит…

Нагнувшись, он приподнял стройную ногу и поцеловал белые, стиснутые узкой колодкой пальцы. Они были холодными, солеными и пахли хлоркой.

– Поедем к тебе! – хрипло сказал Денис. Его переполняли чувства.

– Ко мне нельзя, – Вера ловко обулась. – Мама приехала в гости.

– Жаль, – Денис осмотрелся. Кажется, официантки и бармен ничего не видели. Или старательно делали вид, что ничего не видели. – Ко мне тоже нельзя. Мама у меня старомодная и придерживается строгих правил…

– А если к тебе на работу? – спросила Вера. – У тебя же есть отдельный кабинет? С диваном?

– Ты умница! – воскликнул Денис, так что официантка обернулась и он знаком попросил счет. – Только дивана у меня нет.

– Ничего, обойдемся…

Расчет, такси, мимо проносятся знакомые улицы Тиходонска, они сидят на заднем сиденье и целуются, руки Дениса шарят по упругому телу девушки, ныряют под одежду, снова выныривают, его бьет дрожь, словно в лихорадке.

Высокий подъезд прокуратуры, свой ключ, звонок с вахты в отдел охраны.

– Это Петровский. Снимите входную дверь и мой кабинет. Нет, только два объекта… Спасибо…

Они быстро поднимаются по скрипучим ступенькам, спотыкаясь, но не расплетая объятий. Второй этаж, темный коридор, Денис подсвечивает себе зажигалкой, родной кабинет открывается без скрипа и шума, объятия и поцелуи становятся все жарче, откровеннее, яростнее… Со стола с грохотом упал чайник, он отбросил его ногой, сдвинул горы бумаг и рывком посадил Веру на освободившееся место. Девушка так и не успела снять шубку, да и вообще ничего, он тоже остался в одежде, только шапку наугад бросил в сторону вешалки. На ощупь нажал кнопку раздолбанного магнитофона, и он запел голосом Высоцкого: «Особая рота, особый почет для сапера…»

Тугие пуговицы подаются с трудом, наконец шубка расстегнута, свитер поднят к подбородку, бюстгальтер сдвинут вверх, он целует маленькие округлые груди, она стонет, запрокинув голову. Желанное девичье тело закрыто одеждой, хорошо, что оно не упаковано в брюки, а юбка открывает доступ к нужному направлению. Четко щелкает «калашников». «И не прыгайте с финкой на спину мою из ветвей…»

Черный клинок не виден в темноте кабинета, только белеет запрокинутое лицо Веры и бесстыдно обнаженные груди… Ног тоже не видно, колготки плотно прилегают к промежности, даже оттянуть не удается, а за ней нежная плоть, поэтому действовать ножом надо осторожно… «Прошлись по тылам мы, держась, чтоб не резать их сонных…» – но Вера приходит на помощь, цепляет своими ноготками скользкую ткань, и он рассекает ее острым клинком.

«…И вдруг я заметил, когда прокусили проход…»

– Трусики можно отодвинуть, – шепчет она…

Через четверть часа разрозовевшаяся Вера сидела в кресле следователя Петровского, задрав на стол ноги в изодранных черных колготках.

«…Я в этот день не пил, не ел, я на нее вовсю глядел, как смотрят дети, как смотрят дети…» – очень точно комментировал ситуацию знакомый баритон.

– Сделаешь чаю? – неожиданно попросила она.

– Сейчас, наберу воды… Хорошо, что он был пустой, а то бы весь кабинет затопило… У меня уже недавно был здесь разгром…

– Какой разгром может быть в прокуратуре?

– Принесу воду, расскажу…

Когда он вернулся, Вера запрокинула голову, закрыла глаза и как будто спала. Денис включил чайник.

– Такой допотопной посудиной пользовались сто лет назад, – девушка открыла глаза. – Надо тебе хороший «Тефаль» подарить. Так что у тебя был за разгром?

– Залезли воры, все здесь перевернули…

– Воры?! А что они хотели украсть?

– Одну вещь. Важную для них.

– Украли?

– Нет. Она хорошо спрятана. Очень хорошо.

– Интересно, где можно спрятать важную вещь в таком маленьком кабинете?

– Все важные вещи я храню вне пределов кабинета, – туманно ответил Денис.

«…А тот, кто раньше с нею был, сказал мне, чтоб я уходил, что мне не светит, что мне не светит…»

– Выключи музыку, – поморщилась Вера. – Эти песни давно устарели. Как и твой чайник.

– Разве? А мне нравится.

– Лучше включи компьютер. Какую-нибудь игрушку.

– У меня есть «Антикиллер», хочешь?

– Давай, – кивнула Вера.

– Пустырь на Реутовской, за шестнадцатым домом… – говорил в трубку дежурный. – По предварительным данным, несколько десятков человек. Возможно, фанаты футбольные. Цепи, ножи. Огнестрела не было. Омоновцы выехали минут пару назад, они уже там.

– Кто звонил? – спросил Денис.

– Ма… Ма-ри-чевский какой-то, – по слогам прочитал дежурный. – Из шестнадцатого дома, того самого. Говорит, курил на балконе, услышал крики на пустыре. На его глазах кого-то пырнули ножом. Так что машина будет у вас через несколько минут, выезжайте.

Денис положил трубку и потянулся. Первый час ночи. Дежурство только началось, и уже вызов. Битва на Калке. Труп. Если подумать, то слишком уж скромное название дали этому городу – Тиходонск. Какой же он, к чертям собачьим, тихий? Океан, вон, тоже Тихим называют, а там каждый день штормит – если не на Камчатке, то у Сан-Франциско, если не у Сан-Франциско, то в Сантьяго…

Телефон опять зазвонил.

– Здравствуйте, Денис. Это Эмиль. Я не помешал?

– Нет, – сказал Денис, пожалев, что не выскочил из кабинета сразу после звонка дежурного.

– Я очень извиняюсь перед вами, Денис. Я случайно узнал, что вы сегодня проводите дежурство, и хотел поинтересоваться, нельзя ли мне…

Вот зараза, с неожиданной злостью подумал Денис, сифилис французский. Это ж надо, подхватишь в самый неподходящий момент.

– Эмиль, в другой раз, – сказал он. – Сейчас я очень тороплюсь, за мной вот-вот приедет машина.

– Какой-то криминель? – Эмиль так обрадовался, что едва не перешел на родной язык.

– Потом расскажу. Сейчас я…

– Нет-нет, погодите! Вам не известно, но я все согласовал с ректором! Он сказал: да, мсье Арно, вы можете ходить в каждую дверь, я буду говорить с другими начальниками!

– Пусть он лучше поговорит со своим психиатром.

– Зачем психиатр? – радостно удивился Эмиль. – Я говорю вам: мы должны поехать вместе!

Денис никогда не задумывался, есть ли какая-нибудь разница между злостью и бешенством. Оказывается, есть. Теперь он уже не злился. Он пообещал себе, что задушит этого идиота при первой же встрече.

– А я говорю: идите и ложитесь спать, черт бы вас подрал! – рявкнул Денис.

– Неправильно, нет! – все так же радостно ответил Эмиль. – Я не пойду спать. Я выезжаю с вами! Запишите мой адрес…

Денис швырнул трубку.

«Рафик» уже стоял у подъезда, когда он вышел на улицу. Денис поздоровался и сел на заднее сиденье, рядом с Паршновым («Не знаешь, как наши с „Крылышками“ сыграли?» – озабоченно спросил Паршнов. Денис сказал, что поинтересуется у фанатов, когда приедут на место). Савицкого сегодня не было, вместо него дежурил какой-то незнакомый парень. Он сидел рядом с водителем, спиной к Денису. Не успели они отъехать от прокуратуры, как в салоне раздались звуки «Турецкого марша».

– Слушаю, – произнес эксперт, подняв к уху мобильный телефон.

Паршнов скорчил лицо и растопырил пальцы веером.

– Да, Павел Анатольевич, – продолжал эксперт. – Но мы торопимся… Хорошо. А адрес? Понял.

Он спрятал телефон и сказал водителю:

– Это Климчук звонил, зампрокурора. Завернем по дороге на Лысую гору. Надо будет взять там какого-то человека.

– А кто он для меня такой, этот ваш Климчук? – крикнул Паршнов. – Он нами не командует, только надзор ведет. Вот и пусть надзирает! Давай на Реутовскую!

– Он сказал, что Суровец в курсе и подтвердил это указание, – пожал плечами эксперт. – И Петровский тоже.

– Я? – удивился Денис. – А чего он вообще тебе звонит? Через мою голову? Кто здесь сотрудник прокуратуры – я или ты?

Эксперт раздраженно махнул рукой.

– Чего вы ко мне все привязались? Я ему телефон пару раз чинил, вот он и звонит, чтобы я вам передал! А вы что хотите, то и делайте! Хоть на хер его посылайте!

Посылать на хер заместителя городского прокурора желающих не нашлось. По крайней мере в машине оперативной группы.

– Вот кондом штопаный. И не спится ж ему, – пробурчал Паршнов. – Раз так, гони на Лысую гору.

Выехав на Магистральный проспект, откуда до места происшествия оставалось пять минут ходу, водитель повернул направо. Теперь «рафик» мчался по Богатяновскому спуску в сторону Лысой горы. Когда-то это было жуткое место, трущобы, сосредоточение богатяновской урлы. Но в конце девяностых убогие хибары снесли под корень, расчистили свалки, вывезли накопившийся за последнее столетие мусор и забабахали кондоминиум, который простой люд назвал «Канарами».

Это был район дорогих новостроек с прекрасным видом на Дон, Левый берег и все Задонье. Под каждой из аккуратненьких девяти– и двенадцатиэтажек имелся подземный гараж, территория охранялась частным агентством, а на крышах некоторых домов, как гласила людская молва, имелись крытые бассейны с подогревом.

«Рафик» остановился напротив металлических ворот в длинном и высоком заборе из красного кирпича. У ворот висел знак «Въезд запрещен». Из будки выглянул охранник в синем комбезе с желтыми ярлыками, указал на знак. Потом сделал вид, что звонит по телефону, и покачал головой. Дескать, мы милицию не вызывали. Открывать ворота он явно не собирался. С той стороны вглубь дворов уходила подсвеченная розовыми фонарями аллея.

– Ну и что это за шлеп твою мать? – прорычал Паршнов. – Куда дальше?

– Вон, кто-то идет сюда, – сказал водитель.

По аллее к ним двигалась чья-то высокая фигура. Без скрипа отворилась дверь в воротах. Охранник что-то негромко сказал. В ответ послышался приятный голос с акцентом:

– Простите, что беспокою вас… Да, это за мной. Очень благодарю. До свидания.

Через пару секунд в «рафик» ввалился Эмиль Арно.

– Бон суар, коллеги! – бодро поздоровался он. – Я вам не очень помешал?

Денис выругался про себя.

– Капитан Грибалев.

Руки омоновец не подал. В шлеме и броннике он был похож на боевого робота. И лицо этому соответствовало. Скользнул холодным взглядом по Денису, посмотрел на Эмиля.

– Стажер?

– Стажер, – сказал Денис.

– Считайте, повезло. Откачали двоих. Остальные и так жить будут. Можете ехать по домам. Трупов нет, прокуратуре делать нечего.

– Что здесь было?

– Четырех азеров из «Байрама» подкараулили. Шпана. Затоптали и разбежались.

– А что за «Байрам»? – не понял Денис.

– Чайхана, или как там у них… – Грибалев пожал плечами. – Забегаловка, короче. Через квартал отсюда.

Он повернулся и пошел обратно к омоновским «микрашкам», которые выстроились вдоль пустыря, освещая темное пространство фарами. Посреди пешеходной дорожки, перегородив ее, стояли две кареты «скорой помощи». Денис увидел на носилках чьи-то неподвижные ступни, обутые в тяжелые башмаки. Он подошел к машине, заглянул внутрь. Тут же рядом оказался Эмиль.

– Денис, я не понимал… Азер… Это кто такое?

На носилках лежал мужчина в окровавленном свитере, разрезанном от горла до середины живота. Санитар, сжимая в зубах крохотный окурок, продолжал разрезать ланцетом его одежду.

– Чего надо? – не поворачивая головы, отозвался санитар.

Денис представился.

– А-а, прокуратура. Так уже дышит пациент. – Санитар двумя пальцами достал окурок и выщелкнул его через открытую водительскую дверь. – Говорит даже…

– Что он говорит?

– Ругается, – пояснил санитар. – Очень недоволен.

Денис вскочил в машину, сел рядом с носилками. На бледном лице раненого проступала черная, как копоть, щетина. Нижняя губа была оттопырена в напряженной гримасе боли, глаза закрыты.

– Ты меня слышишь, эй? – произнес Денис.

Азербайджанец стиснул зубы, вытянул губы трубочкой. Послышалось негромкое шипение. Веки дрогнули, приоткрыв красноватые белки.

– Не трогал бы ты его, – сказал санитар.

Раненый что-то произнес на выдохе и снова затих.

– Говори, эй, – Денис наклонился ниже.

Но тут в машину протиснулся широкий, как шкаф, врач в испачканной кровью белой куртке.

– Кто такой? – рявкнул он на Дениса. – Посторонние – на выход, быстро!

Первая карета «скорой» задом выехала на дорогу и, включив сирену с мигалкой, умчалась. По пустырю гуляли лучи фонарей, где-то далеко слышалась ругань. На пешеходной дорожке сбились в группу случайные прохожие – несколько парней и девчонок, пожилая пара, мальчонка какой-то, пятиклассник с виду. Смотрят на огни, шеи вытягивают. Паршнов возбужденно кричит Грибалеву: что за бардак, почему не выставили оцепление?..

Денис прогулочным шагом пошел вдоль пешеходной дорожки, еще не решив, что ему делать дальше, – уезжать или дожидаться здесь. Чего дожидаться? Трупа? Трупа нет. Пока. Возможно, труп и появится. Куда ранили того, в «скорой»? Живот, печень. Он может отдать концы через десять минут, по дороге в больницу. Через два часа. Через неделю. А есть еще и второй раненый. Что тогда? Денис опять услышал голос Паршнова. Омоновцы приволокли какого-то обдолбанного хрена в наручниках. Говорит, я просто гулял здесь с пацанами. Паршнов ему: а кто тебе рукав порезал? Ну дак пацаны и порезали… И улыбается, будто совсем ничего не соображает. Молодой, крепкий. На стриженом черепе несколько шрамов. Паршнов смотрит на него и кивает. Анализирует, значит. Соображает. И от того, что он насоображает, что он найдет и увидит здесь… или наоборот: не увидит, не найдет, не скумекает – от всего этого будет напрямую зависеть работа Дениса. В случае, если труп все-таки появится и дело вернется к нему.

Из темноты появился Эмиль:

– Денис, я здесь не совсем правильно понимаю. Какие есть азеры? Такого слова не бывает. А мне никто не хочет рассказать. Они смотрят на футбол? Или они банда?

– Может, и банда, – пожал плечами Денис. – А откуда ты Климчука знаешь?

– О, это пустота. То есть это… Пустяк. Я же говорил вам, ректор разговаривал с начальниками, он обещал мне.

– Ясно, – сказал Денис.

– Я читал много специальных изданий, Денис. Я знаю много слов: гопник, пахан, мудильо…

– Мудило, – поправил его Денис.

– Но слово «азер» я не знаю, нет! – удивленно воскликнул Эмиль. – Кто он?

– Азерами зовут азербайджанцев, – терпеливо пояснил Денис. – Это такая народность. Национальность. Живут тут неподалеку.

– Стоп. Я понял, – сказал Эмиль. – Это была банда азраб… Нет, не проговорю. Азеров то есть. Иммигранты-азеры, так? Дешевые черные руки? Они здесь работают на вас, да?

– Я не знаю, кто на кого работает, – сказал Денис. – Лично я работаю на свое государство. А ты, Эмиль, на кого работаешь?

Последний вопрос против воли сорвался с языка. Денис тут же обозвал себя одним из слов, которые знал Эмиль по специальной литературе – но было уже поздно. Он посмотрел французу в глаза.

– Нет, нет, я опять никуда не понял! – Эмиль покрутил головой. То ли в самом деле не понял, то ли сделал вид. – Теперь я опять в затруднении. Кто из вас иммигранты? Азеры или русские?

Рядом остановились еще два милицейских «уазика» – видимо, Паршнов вызвал подмогу. Денис посмотрел на часы: ого, уже начало третьего. И решил возвращаться. Он увидел, как закрываются задние двери в карете «скорой помощи» и крикнул:

– Эй, секунду! Я с вами!