Системный властелин (сборник) Слюсаренко Сергей
– А! Андрей... – Я опять забыл его отчество. – Рад вас видеть!
Шакваидзе выглядел очень симпатично, почему он мне не понравился в первый раз? Сегодня он был одет совсем не парадно и только шпага на перевязи напоминала о его высоком положении.
– Присаживайтесь, дорогой Андрей, пива выпьем. – Я с удовольствием пригласил его за стол.
– Ну, зачем пива? Пусть нам нальют бургундского. Здесь очень приличное бургундское.
И действительно, почему я заказал только пиво?
– Я знаю вашу любовь к итальянским винам, но сегодня, позвольте, выберу сам. К голубям по-киевски оно в самый раз.
Я ни в коей мере не хотел возражать такому милому человеку. Вокруг нас забегал хорошо начищенный робот, расставляя тарелки и блюда. Как уютно здесь, на Крещатике, под навесом.
– Я поинтересоваться хотел, как ваши предвыборные дела? Что-то совсем не видно вас на собраниях кандидатов, на инструктажах. Вы все еще собираетесь стать президентом, не сотрудничая с властями? Поверьте – это не просто. А я с удовольствием помог бы вам. Вы мне сразу понравились. – Искренность Шакваидзе не оставляла сомнений.
– А мне казалось, вы полностью на стороне нынешнего, не так ли?
– Я на стороне справедливости и силы, – улыбнулся Шакваидзе. – А у вас есть и то, и другое.
– Если насчет справедливости, это, может быть, и так. – Мне было приятно говорить откровенно с этим человеком, но все-таки главного я сказать ему не мог. – А насчет силы – ну откуда?
– У вас внутренняя сила! – гордо произнес Шакваидзе. – И я вижу это! Ну, бог с ними, с этой политикой, с этими силами, давайте просто поговорим о жизни.
Покончив с голубями и отличным бургундским, Шакваидзе расплатился золотым с подоспевшей хозяйкой и предложил пройтись, выпить кофе недалеко отсюда. Кафе в «Пассаже» тоже не сопротивлялось нашему визиту. Как всегда, оно отличалось изысканным декором. Одна проблема – «Пассаж» забит дорогими экипажами и каждый минимум с четверкой рысаков. А в результате стойкий навозный дух, почти забивавший запах кофе.
– Да ну его, этот «Пассаж», вечно тут кутерьма, поехали лучше под Арку, там и вид прекрасный, и поговорить спокойно можно, народу мало.
На том и порешили. Я подивился, как внешне малоспортивный Шакваидзе ловко забрался на холку своего слона. Впрочем, я тоже проделал это без особого труда, благо слон был смирный и подставил переднюю ногу. Протопав верхом по дворам Купеческого собрания, мы вышли к Арке. Шакваидзе отправил шлепком слона пастись на травке возле монумента, а мы устроились у каменных перил. Пейзаж был великолепен. Отсюда хорошо было видно, как возле порта толпа собралась вокруг эшафота. Начиналось традиционное воскресное гильотинирование вольтерьянцев. Труханов остров, несмотря на недавние события, уже зарос густым лесом гигантских хвощей. Живности там было видимо-невидимо. Тощий птеродактиль с зубром в клюве с трудом удирал от толпы соратников в надежде поесть спокойно. Красиво тут. Да и вдали на востоке – тоже рай. Было занятно наблюдать, как воробей, примостившийся на минутной стрелке часов Спасской башни, пытается не упасть при ее движении. Так и мы пытаемся держаться за свою жизнь, не замечая движения времени.
– Так вот, Александр Андреевич, – прервал мои мысли Шакваидзе, – вы все-таки упорно стремитесь в президенты, а правил игры так и не поняли. Хотите, я вам действительно помогу? Я многое знаю! С вашими возможностями мы можем сделать очень много!
– Да вы знаете, Андрей Маскудович, – я все-таки вспомнил отчество, – я надеюсь, что основная работа уже сделана, и осталось ждать только волеизъявления. Вы смотрели последние опросы общественного мнения?
– Да не только читал, я сам их и писал! – рассмеялся Шакваидзе. – Вы действительно наивный. Неужели вы думаете, что у нас народ кого-нибудь выбирает? Да кому нужно его мнение? И при чем тут мнение толпы, если вы эту толпу можете заставить на ушах стоять, только пальцем пошевелив. Вы, видно, и не понимаете, какая сила у вас в руках!
Шакваидзе в споре разгорячился и бил себя по бокам шипастым хвостом.
– Что вы о моих возможностях все твердите, я простой гражданин!
– Ну-ну, я тоже кое-что знаю! Да что вы на своем президентстве зависли? Вы же весь мир в руках держите, только не знаете, что с ним делать! Да великие вожди станут ничтожествами по сравнению с нами. Ведь и кутерьма эта с выборами, и ваши трюки с принтерами и с автомобилем Петрова – суета! Даже то, что вы делаете с банковскими счетами, – тоже смешно. Вы не президентом быть должны, а богом! И я один могу вам помочь.
– Дорогой Андрей Муслимович, – я был в восторге, – работать с вами – великая честь для меня! Мы будем соратниками! Прямо отныне и вовеки! Но первый пункт у меня – выиграть выборы! По-моему, проголосуют, как вы считаете?
– Я опять повторяю – никому нет дела до того, как люди нажмут кнопки на избирательных терминалах. Их никто никуда и не подсоединит! Наивный вы человек! Результаты выборов уже давно записаны в файлах главной машины Центризбиркома. А вся кутерьма делается только с одной целью – показать, что нынешний президент лучше всех, а другие кандидаты – идиоты. А вы ему всю малину пере.. того, – Шакваидзе сказал мне то, о чем я пока только догадывался. – Лучше скажите, где ваша штаб-квартира? Нам надо идти туда немедленно и начинать работать!
– Да успеем еще туда, дайте воздухом подышать.
Был вечер, и дневное солнце уже заваливалось за дома. На смену ему выползал его голубой двойник, менее яркий, но прекрасный своим мягким светом. Ночное солнце очень хорошо сочеталось с тонким лунным серпом. Ночь – время русалок. Они гурьбой саженками неслись к каменной набережной. Там велорикша как раз подвез свежие газеты.
– И что они в них находят? – под нос себе пробормотал я.
– В чем находят? – не понял Шакваидзе.
– Ну, в газетах местных, – пояснил я.
– А кто его знает...
– Ладно, Андрей Магараджевич, пойдемте в мой штаб, я вас с товарищами познакомлю, – решил я. – О! А вот один из них и сам летит!
Сделав красивый вираж, Люкк изящно приземлился прямо перед нами.
– Вот, познакомьтесь, – представил я, – один из моих товарищей, Люкк Сергей Карлович, профессор Акронского университета, штат Огайо.
Люкк раскланялся, церемониально сложив крылья на груди. Маховые перья, как и положено по уставу, были растопырены.
– Очень рад, – заявил Люкк. – Я прогуливался рядом, смотрю, знакомые. Думаю, почему бы не поболтать?
– А мы уже к нам направлялись, еще минута – и разминулись бы, хорошо, что встретились.
– Да, конечно, я тоже туда собирался, вместе и пойдем! – Люкк вежливо распахнул красивые двери, одиноко стоявшие в нескольких метрах от Арки. – Добро пожаловать!
Шакваидзе, поблагодарив Люкка, шагнул в распахнутую дверь. Я хотел последовать за ним, но Люкк вдруг придержал меня. В это же мгновение все вокруг резко изменилось. Перед нами была обычная обзорная площадка возле Арки, освещенная ночными фонарями. В сумраке виднелся лысый после пожара Труханов остров, только начинающий покрываться молодыми кустами. В нескольких метрах от меня стоял Шакваидзе и, казалось, был в полной прострации. Он издавал резкие блеющие звуки и неловко пытался стать на четвереньки.
– Ты как, в себе? – спросил Люкк, крепко сжимая меня за плечо. – Если да, чешем отсюда.
Добежать до входа на склонах было минутным делом, и там, в спокойствии родного пристанища, я начал медленно проваливаться в черноту.
Глава двадцать седьмая
Выход из тяжелого ночного сна был ужасен. Гнусный, совершенно нечеловеческий голос Люкка зудел совсем рядом:
– Ой, как вкусно! Вот некоторые спят, а тут! Миша, наливай, пока он дрыхнет. Ох, какие шпроты! Вот тарелочку с грибочками, поближе, пожалуйста!
Зазвенело стекло, забулькало и запахло уже забытым настоящим шустовским, который армянский, коньяком. Они, гады, опять без меня пьянствуют. Пришлось продирать глаза. Как башка болит!
Расстелив на полу неизвестно где взятую хрустящую льняную скатерть, товарищество пировало. Откуда такие фантазии? Стол был заставлен невероятными блюдами. Судя по запаху, трюфеля там занимали не последнее место. На громадное, царских времен блюдо была уложена не одна дюжина нормандских устриц. Именно ими так смачно чавкал Люкк. Миша спокойно разделывал на газете керченскую сельдь. Важенов, безразличный к рыбе, тихо поглощал свеженарезанный салат оливье из тазика. Это была еще стадия закусок. Рядом, на вертеле электрического гриля, поспевала гигантская индюшка, распространяя восхитительный запах. Несколько тарелок с соленьями, грибными и какими-то совсем экзотическими овощными, дополняла розовая гора раков.
Не выдержав этого кошмара, я спросил:
– Ну, вы даете! Опять обжорство и пьянство?
– А, проснулся, сэр! Мы твое возвращение празднуем, – радостно сообщил Миша, – присоединяйся.
Миша закончил разделывать сельдь и, залив ее уксусом и оливковым маслом, выставил на середину скатерти.
– Я вот все хотел тебя спросить, – продолжал Миша, доставая из необъятного полиэтиленового мешка прямоугольную коробочку с надписью «Insalata del mare», – вот тут всякие осьминожки, каракатицы и креветки, это как едят?
– А где вы эти говны морские достали? В Киеве такого нет! – удивился я.
– Да долгая история, потом. Ты лучше скажи, что с тобой вчера произошло?
Я подробно рассказал весь вчерашний день, от енота под столом и бандитов, вдруг убежавших в «Пассаж», до торжественного влета под Арку архангела Люккаила. Рассказ прерывался неуместным ржанием и издевательскими репликами. Товарищи еще называются!
– Кстати, те два качка потом, в подворотне «Пассажа», сели на асфальт и плакали горючими слезами, – с радостью сообщил Важенов.
– Раз вам так смешно, лучше расскажите, что у вас происходило.
А происходило многое. После моего выхода на воскресную тренировочную прогулку с ментальным управлением Важенову было не слишком интересно наблюдать, как я шатался по улицам, пил пиво, пугал бандюг и занимался подобной ерундой. Он доверил визуальный контроль Мише, а сам стал обрабатывать запросы на данные, связанные с предвыборной кампанией. Он сразу заметил, что, несмотря на то, что данные по нашему запросу умещались на одной-двух страницах, посылка с базы данных была достаточно большая. Это сразу насторожило Важенова.
Проверка показала, что в систему ментального доступа за день до моей прогулки были введены два новых пользователя. Правда, в сети оставался только один. Второй не появлялся уже сутки. Потом Миша отследил мое неожиданное расположение к Шакваидзе (подслушивали, подлые!), и Важенов совсем рассердился. Через час ковыряния в системе он нашел вирус, полностью захвативший ввод-вывод в ментальном блоке. Вирус был легко отсекаем, однако решили довести игру с Шакваидзе до логического конца.
Дебажа вирус, Важенов наткнулся на знакомую сигнатуру в четвертом байте, сомнений у него не было. Сигнатура |-< была подписью Рюмы, старого знакомого по физтеху, поступившему туда во времена, когда Важенов его уже заканчивал. Рюма был компьютерным богом, но стал им позже, когда собственно компьютеры появились, и иногда перекидывался сообщениями с Важеновым, всегда подписываясь своей рюмкой. Попытка найти Рюму привела Важенова к картинке развалин на Каширке, и тут стало ясно, что все это не игрушки.
Легко удалось выяснить, что новый пользователь ментального доступа – не кто иной, как Шакваидзе, уже в течение нескольких часов обрабатывавший меня. Удалось, кроме того, понять, что ментальный доступ не так уж и тривиален. Тот, кто был на ментальной связи, в действительности находился под полным контролем мейнфрейма, и только специальными средствами этот обратный контроль можно было ограничить. Тут уже стало ясно, чего хочет Шакваидзе, да и я был готов привести его на базу. Ну, Люкк и явился архангелом с неба.
– А что, клево, правда? Я представляю, как я смотрелся, – не выдержал Люкк.
– Мне непонятно, что с Шакваидзе случилось? – не успокаивался я.
– Это совсем просто! Это я придумал, – вмешался Миша, обычно не знающий, как выключить компьютер. – Ведь есть такие команды в Ворде – «copy» и «paste». Ну мы их к твоему приятелю и применили!
– Что значит «применили»?
Важенов объяснил подробнее. Оказалось, что мозг пользователя ментального доступа для мейнфрейма являлся простым набором данных. С его содержимым можно было проделывать обычные операции. Вот и сделали с Шакваидзе в последний момент именно такую операцию. К сожалению, сделать копию с мозга человека не решились, но любимая Люкком Серафима оказалась для этого прекрасным объектом. Правда, Люкк хотел было взять теперь под опеку и Шакваидзе, в надежде, что он будет столь же добр и отзывчив, как Серафима. И к скучающей Серафиме тоже. Но Магрибычем-Муслимычем уже активно занимались в Москве лучшие психиатры и гастроэнтерологи. Последние были привлечены по случаю странного, в виде болюсов, стула пациента.
– Подождите, дайте мне спросить конкретно. – У меня в груди появилось странное томление. – Вы хотите сказать, что система ментального управления может полностью влиять на психику, ощущения и поведение того, кто является юзером мейнфрейма?
– Да, ты совершенно правильно говоришь. Именно так. Пока такое воздействие, слава богу, было только на тебя. И то вирус постарался.
– Так, пошли к терминалу, позже дожрем. – Я моментально протрезвел.
«Показать подключения к ментальному управлению».
«Ноль пользователей».
«Показать число обращений к ментальному управлению за последние 24 часа».
«Пользователей четыре».
Тут ясно: я, Шакваидзе, Важенов, Люкк. Проверим.
«Показать идентификацию пользователей».
«1237194529010,1237194529011,1237194529012, 1237194529013».
«Расшифровать значение».
«Порядковый номер».
«Показать даты входа предыдущих пользователей».
«Доступ запрещен. Введите пароль».
Это мы увидели впервые...
«Степень взаимодействия с пользователями»
«Пользователи с третьего по 1237194529009 – полный контроль со стороны оператора, юзер 1, 2 – полный контроль над системой».
«Время подключения пользователя № 1».
«Время – 00:00:00».
«Показать логи предыдущих сессий».
«Доступ запрещен. Введите пароль».
«Установить пароль на доступ в систему ментального контроля».
«Степень блокировки функции паролем».
«Полная».
«Введите новый пароль, 6 символов минимум».
«*******************************************».
«Повторите ввод пароля».
«*******************************************».
«Пароль установлен».
Пароль я записывал на бумажке, сорок три символа не запомнил бы для повторного ввода. После этого бумажка была торжественно скормлена Серафиме. Отныне никто и никогда.
Коньяк начали допивать в подавленном состоянии, а прикончили бутылку уже в нормальном. Потом громко ржали. Миша рассказывал, как на аварийной тарелке, запудря антенны локаторам и глаза французам, он отоваривался на рынке в парижском пригороде Антони воскресным утром. Индюшка оказалась в итоге очень мягкой. Выбор Антони Миша объяснил очень просто – он там жил, когда работал в Париже по приглашению, и точно знал, где находится тамошний супермаркет. Вот и полетел в знакомые места.
Глава двадцать восьмая
В день перед выборами, как и положено, были прекращены выступления и любая агитация. Все плакаты аккуратно содрали накануне, и нигде не осталось свидетельств того, что завтра – выборы. Однако с самого утра в обычной городской жизни начали проявляться некоторые отклонения. Первое из них – полное отсутствие каких-либо передач по телевидению, кроме балета «Дума о козаке Сволоте». А потом и того хуже. С Житомирского и Бориспольского шоссе в город начали втягиваться танковые колонны. Пошумев по всему городу, они неуклюже расползлись в центре. На вопросы горожан хмурые солдатики отвечали: «В целях обеспечения демократичных выборов и недопущения беспорядков». На Майдане сразу же собралась толпа гринписовцев под исламистским флагом и стала требовать бюджетного финансирования защиты летучих мышей. Однако после демонстративного барража над их головами пары боевых вертолетов митинг сам собой угас и рассосался. В избирательных пунктах все было готово к передаче в главный компьютер страны данных прямо из кабин для голосования. Чтобы потом выдать результаты, заранее заложенные в его память.
Мы тоже расслаблялись, как могли. Труднее всего было совладать с собственной совестью – необходимость прямого вмешательства в результаты выборов стала для нас очевидна. И еще неприятная новость – в воскресенье необходимо было явиться лично в Центризбирком с паспортом для какого-то там подписания чего-то. Ясно, что после этого от хвоста оторваться будет трудно, придется переночевать дома. Поэтому необходимо подготовиться и предусмотреть нечто особое. Мы решили пойти вместе, бояться вроде было нечего, наши очки-дисплеи надежно поддерживали связь с мейнфреймом. Вот только бедной Серафиме, давно истосковавшейся по травке, пришлось опять остаться в скорбном козьем одиночестве.
Город утопал в последней желтизне листопада, приводившей в уныние дворников и в восторг праздношатающихся. На Майдане произошло важное событие – отключенный якобы на ремонт гигантский телевизор был заново включен. Безумные клипы с хип-хопом, где наши парни гнули пальцы и говорили невнятно, чтобы больше походить на негров, заполнили звуками и изображением площадь. Но когда мы уже прошли Майдан в направлении мэрии, Люкк вдруг встрепенулся и сказал:
– Стойте, что-то не так, – и обернулся на гигаэкран.
Там анонсировали следующую передачу – «Мой муж – изменник» На экране брали интервью у жен видных политиков. Естественно, видными политиками там выступали Люкк, Миша и Важенов. Жены одна за другой отрекались от мужей, польстившихся на деньги туркменской разведки с целью свержения истинной народной власти на Украине. Жена Важенова гордо уверяла интервьюировавшего, что никогда теперь ее дети не увидят отца, потому как нет у них отца, предателя идей гуманизации общества. Я был невероятно удивлен тем, что у Володи уже есть дети. Жена Люкка горько плакала и говорила, что вернется в дом родителей, будет работать в детском саду и жить счастливо, не вспоминая об этом мерзавце. Мишина жена рассказала о годах, проведенных в китайском плену, куда ее продал муж за тридцать сребреников. Потом на минутку мелькнула и моя – она в кадре бросала молоток в сторону камеры. Про нее сказали, что она давно лишилась ума под воздействием садиста-мужа и сейчас находится под наблюдением врачей-психиатров в Запорожье. Впрочем, как говорят врачи, надежды нет. Мы как завороженные глядели на этот бред, вместо того чтобы слинять. А зря. Нас узнал какой-то тип в толпе и заорал:
– Вот они! Бей сволочей. Они родину не любят!
В нас полетели тухлые яйца, камни, помидоры... Толпа, возникшая из ничего, окружила нас.
– В президенты захотели? Родину продаете?
Впрочем, убивать нас никто не стал. Репортаж передавался на громадный монитор и, наверное, по всей стране. Хорошая реклама. И агитацией за день до выборов никак не назовешь... Толпа исчезла так же быстро, как и появилась. Солдаты на танках, расставленных на Крещатике через двадцать-тридцать метров, наблюдали за действом с веселым любопытством.
– Все! Хватит! Я говорил вам – это быдло! Ничего тут не сделаешь! Всегда мы будем для них врагами! Их батогами еще сто лет учить! Я сейчас все их министерства, все их мэрии, замки и дворцы распылю! – первым сорвался Люкк в тишине нашего убежища. – Пусть узнают, что такое железная рука! На фиг эти выборы! Действовать надо, а не в их игры играть!
Миша тоже был не особенно оптимистично настроен:
– Слушай, ведь у тебя и так вся власть в руках! Ты же можешь их заставить всех строем ходить и песни петь! Напустить морок, как на тебя напускала система, и все! Зачем рваться к власти, если она и так есть?
– Да сколько твердить одно и то же! Ничего из этого не выйдет! – Меня бесила такая постановка вопроса. – Нельзя насильно сделать людей счастливыми! Все это кончится ножом в спине, когда предохранители на нашем компе сгорят!
– Тоже мне Румата Касторский! Прогрессор выискался! Ты будешь из них рабов выдавливать? Ой, боюсь, ты просто всех передавишь от усердия! – заорал Люкк. – Все, эта страна промотала свой шанс и никуда уже не придет.
– Как просто лапки поднять и решить, что ты один умный! – не сдавался я. – А ты попробуй поместить этих людей в нормальные условия! Когда не воры и взяточники держат все в своих руках, а нормальные люди!
– Нормальный человек никогда не пойдет во власть. И никогда не будет стремиться к ней. Власть – удел параноиков и жуликов. – Важенов тоже выступил не на моей стороне. – И то, что затеял ты, – обычная интеллигентская рефлексия. Ты просто хочешь насолить тем, кто нам жить не давал достойно. Кто украл у нас нашу жизнь.
– Да мне, конечно, понятно, что никогда я не буду властителем... Это так, – признался я, – попытка не к власти прийти, а лишить ее мерзавцев.
– Так мочи их! Смети одним движением руки! Мы ведь можем это!
– Тогда завтра на их место придут другие... – грустно констатировал я, – Надо сделать так, чтобы все поняли – честно жить хорошо! Давайте доиграем до конца. Как это ни патетично звучит – я люблю эту страну. Я люблю свою родину и хочу сделать так, чтобы в ней можно было жить достойно. Давайте доиграем свой последний тайм...
– А если все опять так же обернется, как оборачивалось много раз? – съязвил Люкк.
– Подожди до послезавтра, – остановил его я. – А пока – врассыпную! Все по щелям, в понедельник встретимся, сами поймете когда. Я буду ночевать дома, тронуть до понедельника не посмеют, а там – посмотрим! Всё! На всякий случай – прощайте.
Глава двадцать девятая
Я шел домой. Волнения, опасения, а иногда и страхи остались глубоко под землей. Серпантин днепровских склонов подвел меня к Чертову мостику. Я всегда проходил по нему с холодом в спине. А сейчас прошел и не заметил. Плохо выкрашенная ограда стадиона, ракушка летней сцены... Смешно – совсем недавно на нее выкинули из вертолета Люкка. А теперь какие-то дети с визгом носились по деревянному настилу. Им было совершенно наплевать на выборы, политику, интриги. Центральная аллея парка, старинный фонтан из литого чугуна. Вот я уже почти и дома. Завтра утром надо быть готовым ко всему. Да я и готов. Пусть теперь другие готовятся. Как ни странно, но заснул я совершенно спокойно.
Утренний свет выбросил меня из сна. Тихонько попискивали очки-дисплей – тревога. Бегом на чердак, как и предусмотрено заранее.
Из слухового окна хорошо просматривался мавританский особняк на углу Левашовской и Чекистов. К дому приближалась президентская гвардия. Рев грузовика, выдвигавшегося на перекресток, казался далеким. Он не мог заглушить даже звон падающих капель из водопроводной трубы, проложенной по чердаку. Грузовик выглядел зловеще, и было ясно, что под тентом уместился взвод президентской гвардии. Они точно выбрали время – в день выборов уже никто не будет разбираться, что случилось... Пропал, да и ладно. Кого будет интересовать проигравший кандидат? Кандидат без партии и орды прилипал.
Вон и рокот их вертолета становится все четче – разошлись не на шутку. По лестнице в парадном затопали кованые ботинки. Я вижу на дисплее все это. Пусть они втянутся поглубже в дом. Эх, жахнуть бы сейчас всей мощью орбитальных лазеров... Нельзя. Да и не ведают они, что творят. Ситуация под полным контролем мейнфрейма, датчики-энтрудеры – готовы. Мельком на небо – замечаю в вышине два дрона. Они нерасторопны и вряд ли помогут мне, их задача – сбор данных. Боевая сфера тоже где-то рядом. Старая серая крыса, хозяйка чердака, осуждающе смотрит на меня из глубины. Все – три, два, пошел...
Сумбурный спуск по стене, кросс через скверик... Под жутковатую поддержку зеленых вспышек с орбиты.
Правильно, программа не предусматривала ничьей смерти. Только активная защита, отсечение преследователей. Вперед, мимо кабминовского здания-монстра, мимо Мариинки, к заросшему кустами заветному спуску с кручи, о котором уже никто не помнит. Ох, давно я бегал кроссы и никогда – спасая жизнь. Вперед, хекая и уже прихрамывая, но все-таки рассеивая за собой фонтаны огня, парализующие сознание своей неожиданностью. Так, здесь спешить не надо... Осторожный спуск, и я на шоссе, где ждет меня заранее припаркованный «Ситроен». Быстро, быстро к убежищу. За десять минут я успею домчаться до Владимирской горки, там проще.
Как бы не так, наверное, они уже вычислили мой отчаянный пробег. По рокоту – это не обычная стрекоза, что-то покруче. Запрос на опознание – тяжко... В небе две «Черные касатки» – злые гении российского вертолетостроения. По шоссе – шестерка новейших «мерседесов», оснащенных непревзойденными ярославскими моторами. Обложили. Хорошо хоть, они мне не наперерез идут. Ну ладно – сами напросились. Уже входя в безумный поворот под Чертов мостик, я в зеркало вижу, что «Касатки», как кленовые семена, тихо опадают на землю, а «мерсы» дружно полыхают, притормозив на мгновение и навсегда завязнув на неожиданном вираже.
Вот он лаз, на горке, но входить нельзя. Никто не должен догадаться. Там, у лаза, меня ждет завернутый в холст последний довод.
Говорят, что если стреляешь и видишь полет пули, то точно – не попал. Вздрагивание эскаэса в руках, не отдача, именно вздрагивание. На правом глазу прилепленная скотчем бумажка. Помню, когда впервые я сделал так, все смеялись, мол, заболел. Но вот уже четвертый час, патрон за патроном я разряжаю его со склона горки. Старый СКС, самозарядный карабин Симонова. Номер РО404. Двадцать пять лет назад я подобрал его под свою руку и глаз...
Это была первая проверка и для комаров-энтрудеров, и для программы выбора решений. Они справились прекрасно. Нашли не только дело в столе давно уволенного следователя – о хищении с подмосковной учебки 03054, но и смогли довести расследование до конца. Лежал карабин в сейфе Рузской милиции как вещественное доказательство в деле о краже из воинской части. Его мне по DHL отправили. Обеспечить прохождение посылки было совсем просто. За двадцать пять лет даже моя роспись, нацарапанная на прикладе, не стерлась. Дембельская шутка...
И вот – мне надо продержаться еще двадцать минут до объявления результатов выборов. И нельзя применить ничего посерьезнее с орбиты, могут отменить выборы и объявить чрезвычайное положение. Вот и хлопаю старым карабином по вяло наседающей гвардии. Никто не хочет умирать... Тем более слухи уже ползут... Пятнадцать минут, десять... Все – выпуск новостей. С большим отрывом в первом туре победил...
Победа!!! Теперь можно и мейнфрейм попросить о помощи. Но не надо. Видно, как гвардейцы ломают папахи и падают на колени. Только колоколов с Софии не хватает. В небе вдруг откуда ни возьмись протарахтел кукурузник, тянущий мой портрет. Интересно... Кто же постарался? Ведь меня всерьез не принимали!! Я никто, я порождение комаров!
Прислушиваюсь к радионовостям – оказывается, я уже подготовил указ о закрытии границы с Россией и выступил с трехчасовой речью на ридной мове... Круто. Председатель Госсовета Китая, оказывается, лично рекомендовал меня на пост президента и обучал искусству киокушинкай. Старый премьер-министр Украины рассуждает о большой поддержке, которую я ему оказал в последние недели. Надо будет запомнить его фамилию. Ладно, до Банковой двадцать минут пешком, энтрудеры поддержат. Сыграю-ка я в приход Хомейни к иранскому народу. Пешком и без оружия. Только вот беспокоит заявление императора России о том, что «Байкал-18» вывел на орбиту новую систему баллистического оружия под кодовым названием «Воевода сатаны – 29» для обеспечения связи с Украиной и лично президентом Форчуком... Но я-то не Форчук, да и кто такой этот Форчук?
Как становится тихо, когда замолкают автомобили, поезда, трамваи, плееры, компьютеры и все остальное. Я, кажется, вижу, как прильнули к экранам жители многострадальной страны, как ждут они чего-то нового, понимая, что мир перевернулся.
«Здравствуйте. С вами говорит ваш новый президент. Я, гражданин Украины, Александр Тимофеенко, объявляю о своей победе. Спасибо тем, кто действительно проголосовал за меня. Спасибо тем, кто остался в этой стране, веря, что добро победит зло, спасибо всем, кто не стал воровать и выжил. Я не обещаю ничего, кроме...»
Август – сентябрь, 2003. Киев—Гольм
Ночь человека
Вступление
Показательный пролет звена тактических уничтожителей лучше всего наблюдать с моего балкона. Внизу на площади, в ожидании редкого представления, собралась толпа из нескольких тысяч горожан. Слева на свежесколоченной трибуне устроился городской голова. Он очень любил необычные развлечения и, кроме того, в эти минуты мог сам пересчитать лоточников и пивопродвцев вокруг площади. Каждый из них платил мзду Голове, который контролировал процесс лично и, как ему казалось, негласно. На сцене, устроенной словно нарочно так, что происходящее на ней было почти недоступно зрителям на площади, непривлекательно подпрыгивала бездарная певичка. Судя по надписи на заднике сцены, артистка именовала себя гордым именем «Лусрана». Толпа стояла к эстраде спиной. Все ждали появления из-за реки главных участников праздника. Все ждали, согласно обещаниям программы, невиданого действа:
«Сегодня состоится показательный пролет звена уничтожителей над площадью».
«С рекордной скоростью».
«На рекордно низкой высоте».
Затем:
«Старший экипаж звена продемонстрирует высшие фигуры пилотажа».
И вот толпа притихла и замерла. Зрители повернулись в сторону далекого левого берега реки, всматриваясь в горизонт. Наиболее удачливые увидели россыпь точек. Для остальных же они казались молчаливым мороком на далеком небе. Но через несколько мгновений стал различим восхитительный рев движителей. Еле заметные еще секунду назад, точки быстро превращались в свирепые громады. Следом тянулся разноцветный шлейф – дымный флаг державы. Разойдясь изумительной розеткой над толпой, звено скрылось за крышами домов. Тольо один, центральный экипаж, вывернул изящную петлю и вернулся на исходную позицию. Язык не повернулся назвать петлю «мертвой». Было ясно, что это и есть «старший экипаж». Сейчас начнется самое интересное.
Отсюда, с балкона, казалось, что зрелище происходит на расстоянии вытянутой руки. Камуфляжно раскрашенный уничтожитель, заложив вираж, начал сверхнизкий разворот над толпой.
Он красиво чиркнул крылом по тросу, удерживающему над площадью малопонятный лозунг «Привет участникам соревнований!». И, уже потеряв левую плоскость, уничтожитель, объятый пламенем, разделил зрителей на три группы. Две группы из живых, с ужасом бегущих в стороны от третьей, центральной. Группы, состоящей из изуродованных тел. Катапультировавшийся экипаж – командира и его второго пилота, женщину, под конвоем провели под моим балконом. Женщина сильно хромала, видно, она пострадала при приземлении.
Вопли неотложек, бессмысленная беготня городовых, окаменевшее лицо Головы. Все это прекрасно укладывалось в замысел статьи, которая завтра увидит свет в главной газете метрополии.
Опять этот сон. Навязчивый и всегда пугающий. Падающие самолеты. Всегда по-разному и всегда так близко. Я никогда не видел, как падает самолет. Видел однажды, что остается от «Цессны» после падения, но никогда – само событие. Какой бред...
Часть первая
Глава первая
«Министерство по досугу и науке сообщает, что вам предписывается в двухдневный срок оформить договор по сотрудничеству с заграницей. Формы договора прилагаются. Формы заполнять на урду».
Так уж повелось. События наяву своей бессмысленностью сравнимы с моими снами. Я, наверное, притягиваю к себе бред. Вот теперь это письмо из министерства. Какой договор, какая заграница? Когда, наконец, наши власти успокоятся с определением официального языка. Никто, в том числе и я, незнаком сурду, а вот тебе – теперь на нем писать многочисленные бумаги. Самое неприятное – придется отложить так и не начавшийся отпуск и таскаться через городские пробки в министерство. А тут еще моя аллергия. Вот бы это министерство так чихало на цветущую амброзию.
По телефону слегка заикающаяся дама, указанная в письме как куратор моего направления, Перченко Татьяна Александровна, сбивчиво объясняла что-то. Уже полчаса. Так и не сумев объяснить, пригласила приехать.
Прекрасное дерево – липа. Что-то теплое и умиротворяющее есть в этих вековых стволах, обрамляющих мою улицу. Пусть даже она и называется именем другого дерева, здесь не растущего. Зато сам район неофициально называется Липки. Наш двор, давно превращенный в стоянку машин, тоже обсажен липами. Сейчас они цветут и их аромат восхитителен как никогда. Он просто кружит мне голову своими волшебными струями. Что не мешает мне проклинать эти драные липы, из за которых мне надо каждое утро отмывать клейкую, как в варенье, машину. Пытаюсь открыть заляпанную желтым соком дверцу. Интересно, а где можно купить хороший оружейный дефолиант?
Под арку направо, через перекресток с приятелем гаишником (подружились после того, как я заплатил ему двадцатку за проезд на желтый свет), вперед на Круглоинститутскую. Мимо сутолоки Шуховского базара вверх по Бибиковскому бульвару. Несмотря на утро – уже пробки. А вот и новость! Здесь уже незнакомый гаишник машет палкой и «кораблю пристать велит». Вот не надо было думать про этих! Накаркал. Вежливо представившись, просит права, документы, открыть багажник... Я проделываю все это, ненавидя себя самого. Ведь любой из моих знакомых – не вышел бы из машины, спросил бы почему его остановили, да уж и багажник бы не стал открывать ни за что. Однако то обстоятельство, что у меня водительская лицензия не местного образца, а заграничная, делает меня, во избежание проблем, унизительно сговорчивым. На этот раз обошлось. Гаишник рассмотрел мои права и, не вспомнив ничего из служебной инструкции, отпустил меня, и даже пожелал удачного рабочего дня. Наверное, все мои беды из-за того, что я не спорю вовремя. Вернее, спорю, но не вовремя.
В поисках парковки пришлось объехать по кругу великий собор. Почихав минут пятнадцать в очередном приступе аллергии, я без энтузиазма отправился в серое здание министерства. Надо сказать, что многие мои бывшие коллеги в период катаклизма перебрались на спокойную чиновничью службу, и я мог бы все решить с их помощью и малой кровью. Но почему-то казалось неприличным вспоминать связи десятилетней давности. Как-нибудь сам.
Охрана министерства, переодетая в милиционеров, долго объясняла мне, что:
так как меня нет в списках записанных на прием, то:
пустить нельзя, надо заранее записаться на прием, а:
раз я записывался, но меня нет в списках, то они не виноваты, и, чтобы в следующий раз точно записался, и...
В итоге взяли паспорт в обмен на зеленую бумажку в пакетике и пропустили через турникет. Интересно, кого охраняют в этом министерстве?
Мадам Перченко долго и косноязычно долдонила про никому не нужный проект. Даже когда я углубился в бумаги, она продолжала бубнить про цветы и конфеты, которые она не берет, про то, что без нее проект не продвинется, и что она сделает все возможное. Из министерского ступора я вышел уже на стоянке. Тупо тыча таблетку от аллергии в замок зажигания, я пытался заплатить парковщику за стоянку через закрытое окно машины. Вот удавы. Никуда я больше не поеду сегодня – ну их всех. Домой и пива.
Сегодня у меня было действительно пиво. Пиво надо пить вкусно! Можно, конечно, откупорить бутылку черенком вилки и высосать «Стеллу Д’артуаз» из горл. Это личное дело каждого. Вернее, дело совести каждого. А бессовестных людей масса. Но если вы не алкаш и не страдаете от неизлечимой болезни, то извольте следовать настоящим правилам пития пива.
Некоторые пьют пиво без еды. Так его употребляют в диких странах. Вроде Италии или, там, Штатов. Это – удел малокультурных и ничего не понимающих в наслаждении людей. Пиво надо сопровождать приемом горячей мясной пищи. Конечно, если вы прогуливаетесь где-нибудь вроде побережья Варнемюнде с его тысячами НАСТОЯЩИХ коптилен рыбы, то можно и с рыбой. Хотя немцы, нация высококультурная в смысле пива, так не делают. Нажрутся рыбы и пьют потом пиво. Дикари. С сосисками они лучше обращаются. Хотя, опять же, запивают пиво мятным ликером. Но я уже сказал, кто они, увы. Я отвлекся. Пиво надо пить только тогда, когда чувство жажды накладывается на чувство голода. Ну, или зверского аппетита.
Так вот. У вас уже поджарилась на углях отбивная с кровью. Толщина – четыре сантиметра. Приготовлен перечный соус на майонезе. Гарнира – никакого! Не надо опошлять союз мяса и пива. И главное, до самой готовности отбивной – ни глотка жидкости! Теперь – отбивная на тарелке. Отрезан приличный кусок от нее, погружен в усеянный черными горошинами соус, и тут можно начинать. Пиво переливается из бутылки (стеклянной, а не пластиковой, и уж точно – не из банки) в пивную кружку. Затем из второй. У вас что, вместо кружки наперсток? Нет? Тогда влезут обе. Потом вы берете в одну руку вилку с мясом и второй (обычно правой) поднимаете кружку и выпиваете все пиво. Залпом. Запомните! Всегда и везде первая кружка пива выпивается залпом! Именно этой процедурой, священнодействием, если хотите, определяется температура пива. Так, чтобы выпить, и виски не заломило. Или с другой стороны – не стало скучно пить теплое пиво. Потом, не опуская вилку с мясом, снова наливаете полную кружку (ну не стоять же ей пустой!) После этого мясо следует по назначению и, огненное от температуры и соуса, запивается большим глотком пива. Ну, о чем я вам рассказываю. Это все знают.
Так или примерно так я провел вечер...
По телевизору смотреть было нечего. Вернее, показывали много, но все это было малопривлекательно. В новостях рассказывали о затянувшемся на шестнадцать лет территориальном конфликте между метрополией и провинцией из-за права на владение городским фонтаном. Провинциальные власти угрожали, что если метрополия отключит воду от фонтана, они обратятся в междунардные инстанции и расторгнут договор о ненападении на столицу. Некоторые ушлые городские заседатели требовали развернуть программу ядерного вооружения и введения для служащих обязательного экзамена по хинди. А как же урду? Уже не надо? Выпитое пиво не настраивало на волну борьбы за свободу.
Мою дремоту под телевизор прервал писк компа – пришел срочный е-мейл. Сообщали, что директор института в очередном бешенстве и мне лучше завтра самому к нему явиться. Не дожидаясь. Интересно, зачем?
Бухта в утреннем солнце отсюда казалась почти белой. Развернувшись дюзами вниз, на воду садился королевский конвой. Вернее, садился он на самую границу воды и пляжа, но рябь, а потом и пар, делали воду главным участником действия. Королевскую яхту сопровождала шестерка гвардейских флаеров. Следуя в почетном строю почти от самой орбиты, они зависли над водой до полной остановки планетарных двигателей. Затем, на форсаже, скрылись за Соколом – скалой, ограждавшей бухту слева. Меня мало интересовали флаеры. Я был простым отдыхающим. Поэтому мирно и лояльно загорал на дозволенной части пляжа. Она была отгорожена от королевского и открыта для посещения, лояльными, опять же, подданными. Мои наблюдения за посадкой, а потом и за торжественным выходом какой-то публики, может быть и самого короля, подъем всей свиты по мраморной лестнице к скрытому в соснах дворцу, прервал вопрос:
– И интересно тебе пялиться на эту суету? – Девушка в шортах из оборванных джинсов и стираной майке с иронией смотрела на меня. Очевидно, в такую рань на пляже было трудно найти компанию, а поболтать ей хотелось.
– Так я не видел тебя, вот и пялюсь, куда попало. На малоинтересное. Теперь на тебя буду, – схамил я от неожиданности.
Девушка почему-то не обиделась, а рассмеялась.
– Да ну тебя. Можно рядом сесть? Тебя как зовут?
– Крис. Я тут на каникулах, в пансионате, – махнул я в сторону деревянных домиков.
– Я Хельга. Я тут живу иногда, – в тон мне, махнув рукой в сторону дворца, сказала девушка.
Я должен был узнать ее сразу. Греческий подбородок и римский нос. Две несочетаемые черты, визитная карточка династии. За последние триста лет ставшие знакомыми каждому, хотя бы по монетам. Хельга Сергиус Маз’Араини де Штеарлис. Единственная дочь просвещенного короля. Наследница престола.
– Ну, садись. А папа меня потом на гильотину не отправит? – улыбнулся я.
– Нет, не бойся, не отправит. Если я не попрошу. За мной постоянно следят, тут всюду камеры. И мне дозволяется гулять, вплоть до миндальной рощи. Хочешь, пойдем туда? А то скучно тут валяться, – ничуть не обидевшись, сказала Хельга. – Да и вон – какой-то придурок бородатый на нас уставился.
Действительно, невнятный тип с парапета над пляжем смотрел на нас как-то странно.
– Ну, если тебе принцы надоели, с удовольствием.
– Ты не оригинален. Почти каждый, кто со мной знакомится, говорит одно и то же. Принцы мне не надоели. Мне безразлично, каких ты кровей. Я тебя уже давно заметила.
– Чем же я так заинтересовал Ваше высочество?
– Наше королевское высочество ты не заинтересовал! – сказала Хельга и показала язык. И отвернулась. Резкий поворот разметал ее волосы, вспыхнувшие красным контражуром в утреннем солнце.
– Извини, если я тебя чем обидел.
– Но почему каждый только и норовит мне напомнить о моем положении? Мне плевать на него!
– Да и не думал я напоминать! Наверное, пошутил неудачно!
– А на фиг? Ой, извини, – смутилась вырвавшемуся фигу Хельга.
Я не выдержал и засмеялся. Вернее, просто заржал. Хельга, потерпев мгновение, тоже прыснула.
Дорога к миндальной роще, забытой плантации прежних хозяев окрестных земель, петляла серпантином в сосновом лесу. Как-то не верилось, что в таких кручах понатыкано камер и «жучков». По пути Хельга рассказала, что она видела, как я нырял в дальнем углу бухты. Она даже сообщила мне, что глубина в том месте до двадцати метров. Ее очень интересовало, видел ли я морских петухов на дне. Эту редкую рыбу иногда привозили на королевскую кухню. Хельга, потрясенная видом этого подводного чудища, мечтала увидеть его в природе. Уж больно странно выглядели замысловатые плавники.
– А правда, что в воде петух поет?
– Да, читал об этом, но сам никогда не слыхал. Да и не видел я на дне петухов. Вот в поселке живет Петя Танцюра. Он ныряет глубже всех, и, наверное, их видел.
– Да знаю я этого Танцюру. Он же дебил, – грустно сказала Хельга. – Жаль, я никогда не услышу песню морского петуха.
– Почему же? Я научу тебя нырять! Это просто.
– Я не могу глубоко нырять. В детстве у меня было воспаление среднего уха и теперь я не могу уши нормально продуть, – с хорошим знанием дела сообщила Хельга. – Ты как услышишь его песню – расскажешь? Пообещай!
– Клянусь мечом! – Картинно припав на левое колено и сотворив невидимым мечом подобающий, как мне казалось, пируэт, я склонил голову.
– Я принимаю вашу клятву, рыцарь, и принимаю ее как обет! – состроив дурашливую мину, произнесла Хельга.
Преодолеть последние метры до миндальной рощи было непросто. Приходилось карабкаться по превратившемуся в скалу разрушенному серпантину.
– Ну, дай же руку! Тоже мне, рыцарь, – в сердцах громко попросила Хельга, когда я, шедший чуть впереди, ждал ее на очередном камне.
Честно говоря, я просто боялся помочь ей. Вдруг она не захочет принять мою руку. Крепко, неожиданно крепко для девичьей руки, она сжала мою ладонь. Больше она ее не выпускала до самой рощи. Потом мы сидели на краю головокружительного обрыва. Внизу картинно лежала бухта, крыши королевского дворца, белый кокон королевской яхты на полосе слабого прибоя. Потом я показал Хельге фокус – если с силой бросить камень в сторону пропасти, то он, подхваченный потоком воздуха, какое-то время не падает, а летит прямо. Выглядело это фантастически.
– Крис, а как твое полное имя? – вдруг спросила Хельга, когда уже пора было уходить.
– Крис Йорген, восемнадцать лет, студент университета, второй курс, – отрапортовал я.
– Крис Маргус фон Гаттерман, наследный герцог Сиббильский, потомственный канцлер ордена Вальзиоров, последний живой отпрыск рода. Закрой рот. Твоих предков сто пятьдесят лет тому назад мои предки послали на гильотину. Всех. Но один младенец выжил в горном монастыре. Ты его потомок. Спаси меня.
Читать бесплатно другие книги:
