Плазмоиды Палий Сергей
– Расценивай как «да».
– Товарищ полковник?
– Не одной же мне оставаться, – бесстрастно пожала плечами Волкова.
Максим обвел всех свинцовым от усталости взглядом и выдавил:
– Значит – в путь.
Понтифик после этих слов вздохнул и взялся рукой за трость. То ли в его вздохе сквозило отчаяние, то ли облегчение – не важно. Все равно никто не обратил на это внимания.
– Хорошо, что вы послушали Фоччи, – тихонько сказала Ветка.
Но ее тоже никто не услышал…
Над притихшим Ватиканом почти встало кроваво-алое солнце.
Подходя к гигантским укрепленным воротам, Долгов обернулся. Генерал и Волкова ожесточенно спорили с Папой в окружении нескольких швейцарских гвардейцев.
– Ваше святейшество, при всем уважении, я требую, чтобы мне вернули именное оружие! Хрен с ним, с планшетом, но именное оружие…
– Поймите, мой пистолет – табельный! За утерю – погоны вместе с головой снять могут.
– Господин генерал, госпожа полковник, – терпеливо вздохнул Иоанн Павел III. – Я же еще не закончил объяснять легенду. Вы едете под видом набожных и пугливых паломников из России, которые в преддверии конца света желают прикоснуться к святым местам рождения Сына Божьего – Иисуса. Сейчас многие совершают подобные путешествия, очень многие – поэтому в таком качестве вы будете вызывать меньше всего подозрений. А вы говорите – оружие. Ну какие паломники носят с собой под хламидой «вальтер» и «гюрзу»?
– Откуда вы знаете? – в один голос воскликнули Пимкин и Волкова.
– Впрочем, конечно, знаете… Это не важно, – тут же на тон тише сказал генерал. – По-вашему, мы должны отправляться в зону вооруженного конфликта «голыми»? Без элементарных, можно сказать, средств самообороны?
– Само существование Ватикана как государства сейчас под угрозой! – взорвался Папа, брызжа слюной и заставляя телохранителей придвинуться на шаг ближе. – Итальянцы словно взбесились! Хотят расторгнуть Латеранские соглашения, лишить меня не только сана и власти, но и статуса дипломатической и духовной неприкосновенности! Последнюю рясу готовы снять! Мир перевернулся с ног на голову, будто воистину настал Судный день… Никогда еще не был так сильно подорван авторитет католической церкви, как сейчас! И не только здесь, а во всей Европе! Счета Банка Ватикана пока еще не заморожены, но все расчетные операции с полусотней влиятельнейших банков мира временно приостановлены. Кардиналов не впускают и не выпускают на границе Италии, я не говорю уже о священниках рангами ниже!.. Стволы им подавай! Именной, видите ли! Табельный!.. Во имя Господа нашего, ступайте с миром! Ищите, что суждено вам найти, и воспользуйтесь найденным не во благо свое, а во благо всех людей! Неужели зря ждали мы две тысячи лет, сын мой?
– Простите, ваше святейшество, – смутился Пимкин.
Егоров хихикнул в кулак, а Долгов про себя в который раз удивился потенциалу Папы: вроде старик, а вон какие спичи задвигает.
– Возможно, через час вы уже не сумеете беспрепятственно покинуть территорию Ватикана, – уже спокойнее продолжил понтифик, часто дыша. – Поэтому не теряйте времени. Отправляйтесь.
– Я связывался со своими офицерами и солдатами, которые сопровождали нас и теперь фактически стали узниками Рима в межтаможенной зоне, – сказал генерал. – Их командир доложил, что группу квалифицируют как русских военных преступников и не позволяют покинуть страну… Совсем местные чинуши с ума, что ли, посходили?.. Того гляди – арестуют. А орлы у меня бойкие, всю полицию вашу в аэропорту положат ведь моськой в пол… – Пимкин помолчал. – Я, конечно, воспользовался кое-какими старыми международными связями, чтобы попасть сюда с вооруженной группой спецназа, и все мы здесь находимся не совсем легально, но… Во-первых, это вы нас сюда пригласили. А во-вторых, я… не могу бросить своих ребят. У меня есть честь. И долг перед каждым из них.
– Я ценю твою заботу о подчиненных, – кивнул Папа, поправив свою шапочку. – И могу гарантировать, что все твои люди будут отправлены в Россию в течение ближайших суток. Не в качестве военных преступников, а в качестве частных лиц, покидающих чужую страну. У них паспорта есть при себе?
– Нет. Только удостоверения ГРУ.
– Ладно, разберемся. Даю слово: через двадцать четыре часа они будут в Москве.
– Мне нужно связаться с командиром. Нашептать пару слов. Мой мобильник можно выбросить – его наверняка слушают. Разрешите воспользоваться вашим?
– Конечно, сын мой. – Папа кивнул служителю в темной мантии, и тот поманил Пимкина к себе.
Тем временем открыли проход, который тянулся такой же узкой кишкой мимо огромных ворот, как и тот, через который друзья попали в самую загадочную, пожалуй, страну – Ватикан.
Волкова больше не делала попыток вытребовать свое оружие.
Папа подошел к ней и сказал:
– Не волнуйтесь, ваши с господином генералом пистолеты я сохраню. Когда все закончится, приезжайте ко мне в гости – заберете. Кстати, у меня есть отличное вино.
– Я не пью. Язва была, – отрезала полковник довольно сухо, не вдаваясь в подробности своих болячек. – Да и нет никакой уверенности, что все это закончится настолько счастливо и благополучно.
– Нет, дочь моя, нет. – Долгов обратил внимание на то, как Папа сутулится, когда ему приходится быть скептичным. Все-таки – профессиональный политик. – Но ведь есть надежда, правда?
– И надежды нет, – задумавшись о чем-то своем, сказала Волкова.
Юрка Егоров озадаченно почесал в затылке, услышав эти слова. Он присел на корточки, подхватил подбежавшую Ветку под мышки и с усилием поднялся, вознося ее над собой. Девчонка взвизгнула и зажмурилась – лучик солнца попал ей в глаза, пробившись сквозь прорезь в верхнем узоре тяжелых ворот.
– И надежды нет, – вздохнув, согласился понтифик. – Вокруг – ее уже и впрямь нет. Она осталась лишь глубоко в сердце, в самом дальнем его уголке. Как-нибудь прислушайся, дочь моя, когда никого не будет рядом, когда вокруг будет тихо и мирно. Ты услышишь. Она там бьется, как кровь в твоих жилках. И ты поймешь, что до сих пор веришь. Я уверен: ты веришь в то, что бывают удачные стечения обстоятельств. Ты веришь в чудесные случайности.
От Максима не ускользнуло, что полковник слегка вздрогнула при этих словах.
– А теперь слушай, госпожа полковник, и слушай внимательно, – жестким и собранным тоном заговорил Папа. – За воротами ждет фургон, который доставит вас в город Бари. Это к юго-востоку, на другом краю полуострова. Трасса скоростная, машин сейчас не должно быть много. Проедете возле Неаполя, затем – через Апеннины. Машина с дипломатическими итальянскими номерами: по идее, останавливать на постах не должны. Водитель – верный лично мне человек. Зовут Роберто. В Бари он доставит вас прямо к трапу лайнера и выдаст на руки билеты, визы и прочие необходимые бумаги, оформленные на ваши фамилии. Оттуда попадете в Тель-Авив. Это все, что я могу для вас сделать, чтобы не привлекать лишнего внимания. Дальше – добирайтесь до Иерусалима, а там и до Вифлеема подать рукой. Вашу легенду про набожных и пугливых паломников тебе повторять не надо.
– Ваше святейшество… Откуда вы узнали про… случайности? – с подозрением спросила Волкова.
Иоанн Павел III плутовато улыбнулся.
– Я все же ставленник Божий.
Максим искоса взглянул на осунувшегося Юрку, который продолжал кружить Ветку на руках.
На миниатюрную красавицу-жену, еле державшуюся на ногах после месяца скитаний.
На вечно деятельных Торика и Герасимова – они о чем-то вполголоса разговаривали.
На хмурого генерала, который теребил в руке очки и отдавал по мобильнику последние приказы командиру своего верного спецназа.
Максим посмотрел на небо. Глубокое, ясное и недоступное…
И что-то шевельнулось в его душе, завибрировало на самом ее донышке – что-то давно не дававшее о себе знать, что-то теплое и светлое. Оно тронуло нервы, заставило сжаться диафрагму. Быть может, это был отсвет той самой надежды, о которой говорил понтифик?
«Как жаль, – подумал Долгов в тот миг, – что манящее лазурной голубизной небо, которое так вольготно раскинулось над головой, чужое. Это неправильно. Нечестно…»
Пимкин закончил разговор и вернул служителю телефон.
– Все готовы? – по-военному резко осведомился он. – Нина, вы разобрались в деталях нашего маршрута?
– Так точно, мой генерал. – Волкова впервые за это утро улыбнулась.
– Что ж… – Пимкин чуть сконфузился. И тут же с излишней бравадой скомандовал: – Тогда вперед – шагом марш. В Палестину, мазуты вы штатские!
Все нестройно потянулись к воротам.
Перед тем, как войти в коридор, ведущий за высокие стены Ватикана, генерал обернулся и посмотрел в глаза Папе.
В старческие, с поволокой, которые когда-то, очень-очень давно, были голубыми.
– Я вот думал-думал и все не мог понять… – проговорил Пимкин, переставая мучить сухими пальцами очки и возвращая их на переносицу. – Скажите, ваше святейшество, а вам-то во всем этом какой толк? Что за резон способствовать кучке авантюристов в сомнительном, так сказать, мероприятии? Только не говорите, что печетесь о всеобщем благе…
– Власть, – просто ответил понтифик. – Плюс – сейчас, как никогда, для рейтинга Ватикана нужно какое-нибудь добротное чудо. Люди, как я уже упоминал, стремительно перестают доверять святой церкви. И если б я считал вас авантюристами, то ноги бы вашей не было в пределах этих стен. Ты удовлетворен ответом, сын мой?
– Вполне.
Папа помолчал, раздумывая. Потом все же сказал, обращаясь к Максиму с Маринкой и троим их друзьям:
– А я вот совсем о другом без конца размышляю. Быть может, вообще эти хозяева зря оставляют в развивающихся мирах привратников? Быть может, мы бы и сами справились? А то эти стражи слишком много самодеятельности проявляют: огонь, добродетель… Что дальше? Что придумаете дать человечеству вы? Власть над воздухом и холодом? Или, может, бессмертие?
Повисла тишина. Разбил ее один из швейцарских гвардейцев, нечаянно лязгнув стволом винтовки о железную дверь.
– Что было бы со всеми нами, не получи мы огонь? – медленно промолвил Герасимов.
– Как что? – Папа наигранно заломил седые брови. – Сидели бы спокойно на пальмах, кокосами друг в друга швырялись. А теперь – разве лучше? Закупорились в бункерах и швыряемся ядерными боеголовками.
– Враки, – безапелляционно заявила Ветка, поставив жирную точку в этом пустом разговоре.
Друзья попрощались с понтификом и двинулись к выходу. Уже когда последний из визитеров скрылся за поворотом пропускного коридора, Иоанн Павел III поднял глаза к сияющему аквамарином небу. Он долго вглядывался в его бескрайнее вогнутое зеркало, заставляя охрану и служителей мерзнуть на холодном ветерке, веющем из Рима.
Он не молился.
Не хотелось.
Потом старик сомкнул веки и прошептал почти про себя – Quis custodiet ipsos custodes?[2]
Глава третья
– Все еще нет чертей твоих? – сварливо спросила Татьяна, выходя из ванной в старом халате и с тюрбаном из полотенца на голове.
– Нет. – Владимир Юрьевич обеспокоенно глянул на часы и в который уже раз потянулся за пальто. Снова отдернул жилистую руку. – Через двадцать минут комендантский час, ночь уже на дворе. Сколько можно нервничать! Ну где же их носит?
– Сам воспитал такими обормотами, – энергично вытирая голову, пробубнила Татьяна.
После развода со стервообразной женой-алкоголичкой, Владимир Юрьевич по собственной дурости привел домой эту несносную эгоистку, которая даже приличной мачехой для двух его ребятишек стать не смогла. Судьба Тольки и Витьки ей была до лампочки, как, впрочем, и его собственная.
Не везло ему с полярным полом.
Вот и сейчас, когда дети задерживались из школы на полтора часа, Татьяна преспокойно омывала свои рыхлые веснушчатые телеса, и даже сердце у нее не екало.
А екать было из-за чего.
Еще три недели назад местными властями с половины восьмого вечера в Вохме был введен комендантский час. Гражданам настоятельно рекомендовали не покидать свои квартиры. Несознательных, лезущих из любопытства или по пьянке на улицы, забирали в райотдел милиции и держали в клетке до утра. Чисто в дидактических целях.
В глубине души Владимир Юрьевич не понимал, зачем нужно применять такие жесткие меры в их-то глухомани, где о таинственных плазмоидах, якобы напавших на Москву и другие города чуть больше месяца назад, слышали только по телевизору. Правда, некоторые сюжеты вечерних новостей, в красках показывающие последствия военных действий, и впрямь бросали в дрожь. Но все же – кому сдался их несчастный, богом забытый ПГТ в костромском захолустье?
Даже если телевидение не врет и в мире действительно идет война с какими-то огненными инопланетянами, ну на кой черт захватчикам полдюжины «хрущевок», молокозавод, леспромхоз да льняной комбинат?
Ерунда…
Но правила есть правила.
Владимир Юрьевич был человеком из рабочей среды, поэтому привык сначала повиноваться начальству, а потом уже вдумываться в его немудреные распоряжения.
И вот теперь отец семейства сидел словно на иголках. Двое его ребятишек задерживались непонятно где.
Они ходили в школу во вторую смену, но обыкновенно часам к шести уже бывали дома. А сейчас – пропали. Как в воду канули – и все тут!
Телефон у завуча и у директора не отвечал. А купить Толику с Витькой мобильники у Владимира Юрьевича как-то руки не доходили. Да и денег вечно не хватало.
– В милицию, что ли, звонить? – крикнул он Татьяне, которая в комнате сушила волосы феном. Она не услышала. – Тьфу ты, чертова напасть!
Словно в ответ на его мрачные мысли за окном раздался оглушительный грохот, от которого задрожали стекла и бутафорские висюльки на люстре. Затем грохот перерос в свист, на фоне которого пробилось завывание сирен. На крашеной раме на миг отразился синий пульсирующий отсвет проблескового маячка.
У Владимира Юрьевича все внутри опустилось, руки внезапно сделались ватными, а голова пустой и никчемной. «Бомбежка», – мелькнула одинокая мысль.
– Слыхал? – с нездоровым блеском в глазах заголосила Татьяна, врываясь в зал с феном наперевес. – Бабахнуло-то как! Наверное, террористы!
Он молча смотрел на нее, не в силах что-либо сказать.
– Или инопланетяне… – заговорщическим шепотом закончила сожительница. И, словно испугавшись собственной догадки, прикрыла рот свободной рукой.
Превозмогая слабость в конечностях, Владимир Юрьевич поднялся, схватил пальто и направился к двери.
– Ребятишки же там, – бормотал он, тыча ключом в замочную скважину. – Одни совсем… Испугаются да натворят дел, чего доброго…
– Каких дел? – недоуменно уставилась на его спину Татьяна.
– Всяких. Дел.
Строптивый замок наконец поддался, и Владимир Юрьевич вышел на лестничную клетку. С каждой секундой охвативший его страх утекал в пространство, уступая место решимости. Ведь Толька с Витькой были единственной отрадой всей никчемной, бесцветной жизни простого работяги из российской глубинки.
На улице было непривычно светло. Из домов повылезали жители, кутаясь в тулупы и щурясь в сторону площади, со стороны которой ослепительно били лучами вдоль улиц несколько мощных прожекторов.
У бакалейного магазина собралось много галдящего народу. Рядом, перестав наконец завывать, стояли три милицейских уазика и пожарный ЗиЛ с облупившейся краской на кабине. Синие светлячки на крышах служебных машин тревожно помаргивали. Что происходило на самой площади – видно не было.
– Инопланетянчика, говорят, изловили, – авторитетно заявил Бархатыч – однозубый щетинистый старик со второго этажа. – Брыкается.
Владимир Юрьевич быстрым шагом направился в сторону столпотворения. В груди все сильней трепыхался холодный огонек беспокойства за сыновей. Бархатыч увязался за ним, кряхтя и матерясь вполголоса.
Вдруг на противоположном конце улицы, у поворота на шоссе, возникла суета. Владимир Юрьевич остановился и обернулся. Сначала оттуда вывернул военный грузовик, рыская фарами и разгоняя редкие пугливые снежинки. За ним с рыком пристроился БТР с несколькими солдатами на броне, а последним показался бензовоз с брюхатой оранжевой цистерной и толстым гофрированным шлангом, прикрепленным сбоку.
Люд расступился, пропуская невиданную грозную процессию.
– Ясно, – со знанием дела покивал Бархатыч. – Бензином чудище будут тушить.
– Каким бензином! – воскликнул Владимир Юрьевич, бросаясь вслед за оранжевым бойлером. – Эй, погодите… Да что там происходит? Пропустите!
– А ну-ка постой-ка, гражданин любезный!
Внушительных габаритов старшина из райотдела по прозвищу Кук остановил раздухарившегося Владимира Юрьевича и взглянул на него красными зенками. Мясистые губы расползлись в полуосмысленной улыбке, а фуражка радостно съехала на затылок. От стража порядка несло сивушным перегаром.
– Владимир Юрьевич, милый мой, куда ж так бежишь? – осведомился он. – Комендантский час уже на дворе. – Кук нахмурился и раскатисто гаркнул на всю улицу: – А ну-ка по домам, уважаемые!
– Слушай, Кук, тут событие века происходит! – раздраженно отмахнулся ближайший мужик, вытягивая голову, дабы увидеть, что творится на площади. – Поэтому засунь-ка ты свой час знаешь куда…
– Куда? – Старшина отпустил рукав Владимира Юрьевича и поправил фуражку. – Куда мне засунуть час?
– В часы! – огрызнулся мужик. – Отстань! Лучше скажи, чего там такое, а? Правда, что ль, инопланетянина поймали?
– Да я сам толком не знаю, – смутился милиционер. – По тревоге из отдела повытаскивали и сюда вот, в оцепление, пихнули. А я сегодня даже не в наряде, блин… Тут военные из области всем командуют, а мы, видите ли, так… На подхвате у них. А ну-ка двинься, не видать ничего…
– Старшина, – обратился к нему Владимир Юрьевич, – ты здесь пацанят моих не видал?..
– Батя! Батя! Там такое…
Толька и Витька прошмыгнули между ног толпившихся людей и стукнулись о пальто отца.
– Видал, – топорно пошутил старшина Кук и довольно ощерился. – Вот они.
– Батя, там…
– Я вам сейчас все гузно отшибу, – пообещал Владимир Юрьевич, прижимая детей к себе дрожащей рукой. Он чувствовал, как колотится его сердце, пытаясь выломать ребра. – Я вам сейчас… Господи, родные вы мои… Ну где ж вас носило?
На площади что-то ухнуло, заставив зевак отступить на шаг и оживленно загомонить. До слуха Владимира Юрьевича донеслись невнятные гавкающие обрывки приказов. На правом краю оцепления истерично завопила какая-то баба, требуя пропустить ее к родной избе.
Зашипело и вновь ухнуло.
– Брыкается, – прокомментировал подошедший Бархатыч. – Бензинчиком его окатите, чтоб знал наших! А то повадились тут, понимаешь, скотину таскать да девок бесчестить…
– Быстро домой! – строго сказал Владимир Юрьевич, беря сыновей за руки.
– Батя! – Пухлощекий Толька строптиво высвободил ладонь. – Мы целый час за ним следили. Он над пустырем, который за комбинатом, пролетал туда-сюда аж семь раз. Разве ты не слышал гула? Гудело же, как двадцать поездов! Не! Как сто!
Владимир Юрьевич задумчиво почесал в затылке. Достал сигарету, спички и закурил.
– Так что же получается… – Он неуверенно покхыкал и выпустил толстую струю дыма. – Это и впрямь один из…этих? – Из каких – этих? – не понял востроносый Витька.
– Ну… из инопланетных захватчиков?
Оба пацаненка уставились на отца, округлив глаза.
– Да не-е-ет! – рассмеялся наконец Толька. – Это свои! Самолет наш! Русский! Все нормально, батя, не трухай!
– Я и не трухаю, – нахмурился Владимир Юрьевич, досадуя на свое легкомыслие. Господи, ну как он только мог поверить в бредовые высказывания Бархатыча. – Поздно уже, домой пора. А то…
Хлопнуло так, что толпа инстинктивно отпрянула назад, чуть не повалив людей из последних рядов. Несколько прожекторов задрали свои хищные отражатели в небо, полоснув лучами по снежной тьме.
Свист перешел в завывание. А затем в нестерпимый гул, чуть ли не рвущий барабанные перепонки.
По телу Владимира Юрьевича побежали противные мурашки.
– Ух ты! – зачарованно протянул Витька, ловко забираясь на мусорный ящик. – Полупрозрачный! А близко-то как! Слов его было почти не разобрать. Отцу приходилось угадывать по губам.
– Дай, дай позырить! – заорал Толька, карабкаясь следом.
Рев турбин достиг своего апогея, и толпу людей, глазеющих на невиданную боевую машину, обдало колким снежным вихрем.
– Свят-свят… – Бархатыч перекрестился, глядя на призрачный силуэт истребителя, совершающего вертикальный взлет с площади. До самолета было метров пятьдесят. – А я-то думал, фашист инопланетянный…
Оптико-дисперсное покрытие «хамелеон» подстраивалось под окружающую среду. Линии фюзеляжа, несущих плоскостей крыльев, кабины, складывающихся шасси – все они постепенно исчезали. Только зеленовато-синие струи пламени не пропадали, они низвергались четырьмя смертельными конусами вниз, создавая вертикальную тягу.
Все оторопело задирали головы. И городские жители, и пожарный расчет, и вся районная милиция…
Когда истребитель набрал допустимую высоту и практически растворился в ночном небе, взвыли маршевые двигатели, и из хвостовых сопел вырвались два неистовых огненных демона тяги.
Через мгновение и следа не осталось от грозного боевого самолета. Лишь лучи прожекторов скрещивались на месте, где он только что висел.
Гул стих практически сразу.
Еще с минуту горожане безмолвно продолжали буравить взглядами небо. Даже военные, переминающиеся с ноги на ногу возле бэтээра, притихли.
И вдруг Толька, стоящий на мусорном контейнере, сорвал с себя шапку и завопил:
– Ур-р-р-р-ра-а-а-а!
Толпа, казалось, только и ждала этого.
– Рррр-ааааа!
И будто переломилось нечто, невидимое в дрожащем воздухе. Будто разлетелось вдребезги в голосах сотен людей…
– Ур-р-ра! – подхватил Бархатыч. – Я ж говорил…
– Да мы их в порошок сотрем! В пыль! – заголосил Владимир Юрьевич, поддаваясь всеобщему взрыву чувств. – Да за нами Москва стоит!
– Ура! – грянули военные. В свете прожекторов засверкали кокарды на подлетающих зимних шапках. – Ура! Ура! Ура!
– Ур-ра!
– Ура-а-а!
– Да здравствует наша авиация!
– Слава-а!.. Ура-а!
– Слава России!
В салоне пахло нафталином.
Алексей Иванович готов был расстрелять этого мудилу помощника, который догадался несколько костюмов из его гардероба защитить на зиму от моли, обсыпав стародавним вонючим средством.
Автомобильный кортеж повернул на Тверскую, минуя усиленный милицейский пост на перекрестке. Возле старой «сталинки», чудом уцелевшей при первой бомбежке плазмоидов, машины притормозили. Теперь это был главный корпус Минобороны. Даже основную часть архивов и прочей бюрократической целлюлозы уже перевезли в подвалы из старого полуразрушенного здания.
– Прошу, господин министр. – Помощник услужливо открыл дверь.
– Козел, – обронил Алексей Иванович, выбираясь наружу. – Вся одежда провоняла. В следующий раз в трусы себе нафталинчику сыпани.
– Слушаюсь, – кивнул помощник, раскрывая зонтик. Над центром Москвы кружился легкий снежок.
– Да убери ты свой… грибок! – раздраженно отмахнулся министр.
Он быстрым шагом двинулся к парадному входу в здание, возле которого на карауле стояли двое солдат. Помощник и телохранители поспешили следом.
Уже при подходе к ступенькам помощник вдруг неловко отпрыгнул в сторону и, перелетев через низенькую оградку, остался лежать на заснеженном газоне. Зонтик из руки он так и не выпустил.
Министр обернулся и недоуменно уставился на него.
Только когда из-под головы помощника стала расползаться бордовая лужа, до Алексея Ивановича дошло, что случилось. Телохранители поняли это секундой раньше и, прикрывая высокопоставленного клиента со всех сторон, поволокли его внутрь здания. Еще две пули чиркнули по асфальту в полуметре от ног министра.
Возле автоколонны возникла суета. Зашипели рации. Несколько человек в камуфляжах бросились на противоположную сторону улицы, снимая с предохранителей автоматы. Возмущенно разразились сигналами редкие машины, ползущие по Тверской.
– Не ранены? – коротко, не по-уставному спросил начальник охраны, когда министр оказался внутри здания.
– Нет. – Мысли Алексея Ивановича скользили ровно, без сбоев. Только сердце колотилось как бешеное, и дергалось от тика правое плечо. – Найдите снайпера. Допросите и доложите мне немедленно!
– Ребята уже работают, – кивнул начальник охраны. – Вы у себя будете?
– Да.
Министр зашагал к лифтам, стаскивая с головы шляпу и не глядя отшвыривая ее в сторону. Перед глазами до сих пор стоял темный силуэт погибшего помощника.
– Это тебе за нафталин, – безжалостно пробурчал он себе под нос, минуя секретариат и заходя в кабинет. – Додумался. Тоже мне – сестра-хозяйка…
Зайдя к себе в кабинет, министр бросил пиджак на спинку дивана, подошел к окну и закрыл жалюзи, из щелок которых, как ему почудилось, в грудь нацелены еще десяток стволов с круглыми черными дырочками.
Пикнул сигнал вызова.
– Слушаю.
«Вас Воробьев вызывает, – доложила секретарша. – Соединить?»
– Да.
«Алексей Иваныч, на связи командующий ВВС, генерал…»
– Докладывай. Хотя подожди… Ты где находишься, Сережа?
«Здесь, на Тверской».
– Зайди-ка ко мне.
«Есть».
Министр обороны положил трубку и только сейчас заметил, как трясутся кисти его рук. Он подошел к бару, вытащил бутылку скотча и приложился прямо из горла. Это было первое явное покушение на его жизнь за долгие годы военной и политической карьеры. Раньше ограничивалось шантажом и тривиальными угрозами.
Кто же заказал? Свои, вояки? Или кто-то из политической оппозиции? А может, Пимкин? Этот хмырь мог: у него такие связи в разведке, что самого господа бога, наверное, шлепнуть может… Да нет. Чушь. Личные дрязги – еще не повод для убийства. Тем более что он беспрепятственно покинул страну вместе со своими придурочными друзьями. Совсем, видать, на старости лет головой повредился, если из-за горстки гражданских готов был под трибунал идти. И зачем только они плазмоидам понадобились? Деза наверняка была. Сам Пимкин, поди, все это и подстроил, чтобы выглядело, будто дядька министр – редиска и вообще скотина бездушная, а он – гребаный генерал от ГРУ – в радужной пене и с нимбом. Да и куда поперся-то? В Ватикан! Точно – башню перекорежило…
– Где же плазмоиды? – вслух произнес Алексей Иванович. Язвительно и злобно. – Что-то не заметно, чтобы они за твоими пятью болванами по Италии гонялись!
В дверь стукнули.
– Входи, Сергей.
Чернобровый крепыш с орлиным носом, генерал-полковник авиации Сергей Воробьев зашел в кабинет и остановился у края стола.
– Садись давай. Или тебе письменное приглашение нужно? Хватит тут, как на параде, пузо втягивать. Выпьешь что-нибудь?
– Не откажусь.
– В баре вискарь бери. Остальное – фуфло… Мне тоже накапай.
Сергей налил в два стакана на палец. Они чокнулись и выпили. Алексей Иванович закурил. Помассировал уши и виски ладонями.
– Меня чуть не хлопнули четверть часа назад, Сережа. Прямо у входа.
– Я уже слышал. Кто – узнал?
– Ребята сейчас разбираются.
– Плохо дело, Леха. Если не нанести решающий удар в ближайшее время – армия взбунтуется. А бить некого. Эти твари плазменные будто нарочно попрятались.
– Без тебя знаю. – Министр стряхнул пепел прямо на стол. – А ты в курсе, что на границах творится?
– В общих чертах. Ты имеешь в виду Дальний Восток и Кавказ?
– Именно. Там, Сережа, самая натуральная гражданская война зреет. В Хабаровске местные активисты, мать их так, здание мэрии штурмом взяли вчера. Мудачьё! Среди этих, прости меня, пидарасов, между прочим, половина – китайцы. Ты понимаешь, к чему это может привести?
– К фактору «К». Вторгнутся они к нам и захватят под шумок. А нас с тобой повесят на руинах Воскресенских ворот как злостных противников режима…
– Не смешно.
– Кто смеется… Президент совсем растерял рычаги давления на правительство и финансовые структуры. Он фактически отпустил вожжи, и централизованная власть теперь стремительно разваливается. Ему повезет, если импичмент не огребет в ближайшее время… А меченые! Ты посмотри, что они творят! МВД с ума сходит! Менты уже у нашей пехтуры помощи просят.
Читать бесплатно другие книги:
