Легион смертников Скэрроу Саймон
Принц Талмис и его старшие офицеры закончили планировать диспозицию нубийской армии и ужинали обильно приправленным специями барашком, когда их трапезу прервали. Начальник телохранителей принца, огромный воин, покрытый шрамами, вошел в шатер, откидывая его край. Вошли еще четверо его воинов вместе с рослым мужчиной в потрепанной тунике и чешуйчатом доспехе. Его лицо и волосы были покрыты потом и пылью, и принц не сразу узнал его.
— Аякс…
Другие офицеры перестали есть и поглядели на гладиатора. Прекратили беседу, и в шатре повисла напряженная тишина. Принц Талмис вытер жир с пальцев о край одеяния и выпрямился, отодвигаясь от полированного серебряного подноса, с которого ел. Задумчиво постучал пальцами по подбородку, глядя на Аякса.
— И это человек, называвший себя ценным союзником в войне с Римом, я спрашиваю? — саркастически сказал он. — Глядя на тебя, видно, что ты побывал в тяжелом бою. Это так?
— Да, ваше высочество, — ответил Аякс, склонив голову.
— Так понимаю, ты его проиграл.
— Да.
— Понятно. Тогда скажи, достиг ли ты того, чего я хотел от тебя?
Аякс, уставший до невозможности, выпрямился во весь рост, подавляя величием стоящих по бокам телохранителей.
— Мои воины убили и ранили множество римлян, как вы и хотели, ваше высочество. Мы захватили одну их крепость, уничтожили гарнизон и сожгли ее.
— А каковы наши потери?
Аякс ненадолго задумался, прежде чем ответить.
— К сожалению, вынужден сказать, что остались в живых лишь я и несколько моих товарищей. Остальные потеряны.
Глаза Талмиса расширились, офицеры тревожно переглянулись, ожидая, что он даст волю гневу. У принца дернулись губы.
— Потеряны? Объясни.
— После того как была разрушена крепость, римляне послали через Нил большой отряд, чтобы разобраться с нами, ваше высочество. Мы удерживали берег сколько могли, потом отступили в храм, который я приказал укрепить. Там мы стали обороняться.
— Видимо, не ты сам.
— Я сделал все, что мог. Моя смерть не повлияла бы на результат. С другой стороны, моя жизнь — угроза римлянам сама по себе. И это выгодно всем нам, ваше высочество.
— Как тебе удалось сбежать?
— Мой шпион смог устроить побег мне и нескольким моим людям.
Талмис медленно кивнул и помолчал, прежде чем ответить.
— Итак, ты обошелся мне в пять сотен воинов. Это ты имел в виду, говоря, что будешь полезен мне? Ты, твои люди и твой шпион подвели меня, — закончил он с презрением.
— Мы убили много римлян, ваше высочество. Мне удалось задержать их на два дня. Как вы и желали.
— Это так. Но потерю пяти сотен воинов я никак не могу считать успехом. В любом случае, враг теперь там, где я желал его видеть, и ты для меня теперь бесполезен, гладиатор.
Аякс прищурился и заговорил тихо и спокойно:
— Что вы хотите этим сказать, ваше высочество?
— Завтра римляне будут разбиты, и я более не нуждаюсь в тебе. Если бы ты был одним из моих офицеров, тебе уже отрубили бы голову за большие и бесполезные потери.
— При выполнении поставленного вами приказа потери были неизбежны, ваше высочество.
— Возможно.
— И я не один из ваших офицеров, — продолжил Аякс. — Я Аякс, вождь восстания рабов на Крите. Пока я жив, Рим трепещет, — выпалил он. — Если убьете меня, окажете услугу Риму.
— Возможно, — признал Талмис. — Однако твоя казнь послужит хорошим уроком моим воинам, как платят за то, что подвели меня.
— Но я не подводил вас.
— Не согласен. Возможно, твоя смерть лучше послужит моим целям, чем продолжение твоей службы у меня.
— Вы называли меня союзником, — сказал Аякс, возмущенно глядя на принца.
— У принца не бывает союзников. Либо слуги, либо враги. И ему решать, как использовать слуг.
Гладиатор презрительно плюнул на землю. Командир охраны тут же развернулся к нему и ударил Аякса кулаком в скулу. И остался стоять с поднятым кулаком, предостерегая его от дальнейших попыток проявить неуважение к принцу. Аякс тряхнул головой, отходя от удара. Поглядел на принца и тихо заговорил:
— Вы совершаете ошибку, ваше высочество. Убив меня, вы убьете надежду всех рабов, которые ждут возможности восстать против Рима.
— Молчать, гладиатор! — приказал принц. — Еще одно слово, и ты поплатишься за него жизнью.
Он жестко поглядел на Аякса, сжав губы в линию. Остальные в шатре боялись даже шелохнуться, ожидая, когда владыка продолжит говорить. Через некоторое время принц поднял палец и наставил его на гладиатора.
— Мне решать твою судьбу. Может, и правда, что я приобрету больше, оставив тебя в живых и позволив и дальше разносить заразу по владениям императора. Я об этом подумаю. Пока что ты мой пленник. Мне надо поразмыслить над твоей участью.
Он щелкнул пальцами, давая знак командиру телохранителей.
— Уведите этого раба. Держите под хорошей охраной в безопасном месте. Не причиняйте вреда. Но и не дайте сбежать. Если он сбежит, ответите за это головами. Идите.
Командир телохранителей низко поклонился и дал знак своим воинам увести Аякса из шатра. Потом вышел следом, пятясь и продолжая кланяться принцу.
Принц Талмис оглядел своих офицеров. Все боялись встретиться с ним взглядом и сидели молча. Холодно улыбнувшись их покорности, он протянул руку к своему кубку с вином.
— Офицеры, предлагаю тост! — сказал он, поднимая кубок, и все остальные тут же поспешно взяли в руки кубки.
— Смерть Риму! — провозгласил Талмис.
Офицеры подхватили клич. Стоящие снаружи воины улыбнулись и поглядели на костры лагеря римлян, такие скромные по сравнению с кострами нубийской армии, покрывшей всю землю вокруг.
Глава 34
За час до рассвета Катон послал кавалерию ауксилариев атаковать вражеские сторожевые посты, чтобы отвлечь их внимание. В это время остальные части римской армии начали строем выходить из ворот лагеря. В бледнеющем свете звезд они вышли и начали занимать позиции на полосе ровной земли между холмами и пальмовыми рощами и камышами на берегу реки, в самом узком ее месте. Меньше чем в миле от них угасали костры вражеской армии, усеивающие темноту красными искорками.
В центре римского строя стояла в четыре ряда первая когорта под командованием Макрона. По обе стороны от нее и немного позади встали две пехотные когорты ауксилариев, еще дальше — две когорты легионеров. Позади этого полумесяца, слегка выгнутого в сторону вражеской армии, в свободном строю стояли лучники, готовые начать стрельбу поверх голов своих товарищей, как только начнется битва. Одна когорта легионеров осталась в резерве, а шесть оставшихся стояли плотным строем по бокам от полумесяца, чтобы защитить фланги от атаки врага. Катапульты вывезли вперед на тележках, составив в две батареи, которые расположились впереди места, оставленного для двух отрядов кавалеристов.
Как только пехота заняла позиции, Катон отдал приказ отозвать две кавалерийские когорты, и они выстроились на флангах, позади катапульт. Если бы кавалерию предполагалось применять обычным образом, делая налеты на фланги противника, то римляне оказались бы в очень невыгодном положении, учитывая огромное количество воинов на лошадях и верблюдах, имеющееся у врага. Но кавалеристам был отдан строжайший приказ не идти в атаку. Они должны были держать позицию и защищать фланги строя римлян.
Над темными холмами на востоке посветлело небо, и Катон выехал вперед, занимая позицию позади первой когорты. Макрон уже спешился и отправил своего коня назад. Командующий увидел его коренастую фигуру неподалеку от сигнума когорты. Услышав стук копыт, Макрон обернулся и приветственно поднял руку.
— Ваши люди готовы, префект? — окликнул его Катон, громко, чтобы слышали остальные.
— Грызут удила, командир, — весело ответил Макрон. — Ждут не дождутся, когда бой начнется.
— Отлично! К концу этого дня каждый штандарт в легионе завоюет право на украшение!
Катон остановил своего коня, перекинул ногу через седло и спешился, отдавая поводья Юнию.
— Надо переговорить.
Когда они отошли в сторону, чтобы никто не слышал, Катон тихо заговорил:
— Все зависит от того, удержит ли позицию первая когорта и будут ли остальные когорты действовать вовремя. Понимаешь?
Макрон повернулся к нему. В предрассветных сумерках увидел, как напряжено лицо младшего товарища. Ночью Катон кратко изложил ему и другим офицерам план ведения боя, а потом посвятил в детали плана его одного, когда они вышли из лагеря. Раздражение от того, что ему лишний раз напомнили о его обязанностях, быстро улетучилось, когда он увидел, насколько встревожен его друг. Макрон сбавил шаг и посмотрел прямо в глаза командиру.
— Командир, я знаю, что должен делать. И солдаты тоже. Пусть это тебя не беспокоит. План будет исполнен. Все, что остается, это ждать, когда выступит противник.
— А когда нубийцы подойдут?
— Солдаты исполнят свой долг. Это то, чему их учили. Когда начнется бой, это будет единственным, что будет руководить ими.
Катон внимательно поглядел на друга. Несмотря на его утешения, он не мог избавиться от опасений перед грядущей битвой. Он не боялся за себя самого. Нет, поправил себя Катон, всегда есть страх получить тяжелое ранение и долго умирать на поле боя. Еще хуже — стать калекой и выжить, всю оставшуюся жизнь являясь объектом жалости и насмешек. Возможность этого пугала его перед каждым боем, и Катон заставлял себя идти в атаку или удерживать позицию вместе с боевыми товарищами просто потому, что боялся позора больше, чем чего-либо еще. Это была тяжкая ноша его дружбы с Макроном, понял он. Все время бояться не оправдать доверие, которые испытывал к нему Макрон. Сейчас он отвечал за жизни тысяч солдат, и ноша стала еще тяжелее. Макрон и остальные смотрели на него, ожидая, что он приведет их к победе или умрет вместе с ними.
Катон никогда не считал себя храбрецом. И сейчас снова почувствовал эту дрожь внизу живота и стекающий по спине холодный пот. Странно, почему он не привык ко всему после стольких лет службы в армии, после стольких боев… Что заставляет его вспоминать ужасающие картины, виденные им после сражений, равно как и вымышленные образы, столь же ужасные, сколь и яркие? Катону казалось, что в нем живут два разных человека, постоянно борющиеся друг с другом. Катон, которым он хотел бы быть, — отважный, решительный, уважаемый всеми, не отягощенный сомнениями в себе; и другой, настоящий, — тревожащийся, робкий, ужасно чувствительный к мнению других о себе. Он бывал похож на первого только тогда, когда наслаждался моментом победы и признания, недолго, прежде чем вернуться в прежнее убогое состояние. Это раздражало Катона, и он смог отвлечься от этих мыслей лишь тогда, когда Макрон прокашлялся и заговорил снова:
— Этот твой план…
— Ну?
— Несколько необычен. Не скажешь, как он пришел к тебе в голову?
— Идея не моя, — признался Катон. — Просто вспомнил кое-что, прочитанное у Ливия.
— У историка?
— Точно.
Макрон поднял руку и потер лоб.
— Ты, это, значит, думаешь, что мы сможем повторить сражение прошлого? Из истории? О котором ты прочел в книге?
— Более-менее. Ситуация похожая во многих отношениях. Меньшая по численности армия берет инициативу в свои руки и побеждает противника, — объяснил Катон. — Думаю, ты слышал о битве при Каннах?
— Да, благодарю, — терпеливо ответил Макрон. — Но, насколько я помню, тогда у наших парней тоже все не слишком хорошо получилось.[19]
Прежде чем Катон успел ответить, вдали на юге протрубила труба. К ней присоединились другие, а вскоре шуму добавили вражеские барабаны. Небо светлело, тончайший туман висел над Нилом, как шелковое покрывало.
Макрон с минуту глядел, как начинают шевелиться нубийцы.
— Теперь посмотрим, примет ли принц Талмис бой на наших условиях, — пробормотал он, глянув на Катона. — И будем надеяться, что он не читал Ливия.
Катон не ответил, стоя прямо и глядя поверх голов своих солдат на вражеский лагерь. Вскоре разглядел плотные массы пехоты и всадников, собирающиеся напротив строя римлян. Трубы, цимбалы и барабаны звучали все громче, и нубийская армия начала выходить из лагеря, закрывая огни догорающих костров, оставленных ими позади.
— Похоже, они собираются клюнуть на приманку, — кивнув, с облегчением сказал Катон. — Первый ход мы выиграли. Мне лучше пойти на командный пост. — Обернувшись к Макрону, он улыбнулся. — Не беспокойся, больше не стану напоминать тебе о плане.
— Как будто я мог его забыть, — ответил префект, постучав по своему шлему. — Может, у меня голова и дубовая, но мозги тоже есть.
Они пожали друг другу руки по-римски, за запястье, и Катон быстро вскочил в седло. Помахал рукой Макрону и пустил коня рысью, направляясь к небольшой группе офицеров, сидевших верхом сбоку от когорты резерва. Ветеран мгновение глядел ему вслед, а затем привычно проверил все ремешки на шлеме, доспехе и оружии. Убедившись, что все в порядке, отдал свой жезл из лозы одному из помощников хирурга, который проходил мимо с мешком бинтов.
— Не потеряй, — рыкнул он. — Вернешь после боя. Если попортишь, остатки я о тебя сломаю.
Помощник хирурга нерешительно взял у него жезл и пошел дальше, держа его в руке на отлете, так, будто жезл мог его укусить. Макрон ухмыльнулся и, сделав глубокий вдох, зашагал к оптиону первой когорты, который следил за его щитом, стоя среди знаменосцев. Ухватив щит за рукоятку, Макрон поднял его, прошел между двух центурий и выдвинулся шагов на десять перед строем римлян. Медленно оглядел шеренги противника, топающие им навстречу. Над нубийской армией уже повисло облако пыли, поднявшейся из-под ног. Макрон отвернулся и оглядел легионеров первой когорты. Отборные солдаты, лучшие в легионе, первое пехотное подразделение, которое вступит в сражение с врагом. Макрон глубоко вдохнул и начал речь:
— Сейчас некоторые из вас могут пожалеть, что избрали карьеру военного.
Некоторые напряженно улыбнулись, он разглядел это в сером утреннем свете. Некоторые даже засмеялись. Но были и те, подметил Макрон, чьи лица не изменились, будто застыли.
— Таким я обещаю, что рассмотрю вопрос об отставке сразу же, как буду свободен от дел сам. А по-честному, скажу вам, что к концу дня, после первой крупной битвы за плечами и кувшина вина в животе, с добычей в мешке, вы будете ощущать себя долбаными героями, и сама мысль об отставке даже не придет вам в голову!
Макрон сделал паузу.
— Вы вступили в ряды «Шакалов». Здесь вас учили так, как не учат солдат нигде в мире, — только в римских легионах. У вас самое лучшее в мире снаряжение, и теперь, хвала богам, вы наконец-то получили шанс опробовать на практике всё, чему вас научили. Наслаждайтесь этим мгновением, мужчины! Это великое испытание всей вашей жизни. Сегодня вы узнаете, что значит быть легионером, быть в рядах лучших воинов всего мира!
Макрон показал большим пальцем за спину, на врагов.
— Они думают, что съедят нас на завтрак. Они знают, что их больше, думают, что их трубы и барабаны заставят нас дрожать. — Макрон презрительно улыбнулся. Сделал короткую паузу и заговорил жестче: — Сейчас я говорю вам, что нет ничего страшнее, чем римский армейский меч и обученный солдат, держащий его в руке и знающий, как им пользоваться.
Он обнажил меч и поднял его вверх.
— Так что пусть узнают, против кого они вышли. Пусть узнают, в чьей руке их судьба. Пусть узнают, что те немногие, что выживут и сбегут с поля боя к вечеру, до конца дней своих будут рассказывать о тех, кто разгромил их сегодня! За «Шакалов»! — заревел Макрон, махнув мечом вверх. — За «Шакалов»!
Солдаты подхватили крик — большинство с искренним воодушевлением; остальные присоединились, и постепенно общий подъем охватил и их, наполняя радостным возбуждением.
Клич подхватили остальные когорты легиона и когорты ауксилариев, приданные Двадцать второму легиону. Крик римлян начал заглушать трубы, барабаны, цимбалы и улюлюканье врагов, движущихся по равнине к легиону. Макрон быстро обернулся, глядя на нубийцев, и пошел через строй, обратно к знаменосцам.
Катон поглядел на друга и почувствовал облегчение, зная, что Макрон хорошо умеет воодушевлять солдат личным примером. Самое главное, чтобы первая когорта не дрогнула под натиском врага. Победа зависела от точного выбора времени для решительного хода. Не просто победа, подумал Катон, а само выживание — всей армии и всей провинции Египет. Горизонт слева озарил яркий оранжевый свет, солнце уже было готово подняться из-за горизонта, отмечая рождение нового дня. Для многих воинов с обеих сторон он станет последним днем жизни. Катон почувствовал, как пошли мурашки по коже головы, и взмолился, чтобы это не было предчувствием скорой смерти. В его голове сразу же возник образ Юлии, он почувствовал страстное желание быть рядом с ней — такое, какого не испытывал с того дня, когда в последний раз касался ее тела.
— Командир! — окликнули его, и Катон увидел самого молодого из трибунов, который показал на врага — меньше чем в четверти мили от передних рядов римлян. — Они уже, наверное, в пределах досягаемости катапульт. Следует ли отдать приказ стрелять, командир?
Катон уже хотел было выговорить младшему за самонадеянность, но понял, что тот прав. Отряд всадников на верблюдах, вооруженных дротиками, вышел за основную линию нубийской армии и продвигался в сторону когорты кавалеристов на левом фланге. Катон быстро прикинул расстояние до них и кивнул трибуну.
— Очень хорошо, пусть командир батареи прикажет сделать несколько пробных выстрелов, прежде чем давать залп. Незачем зря тратить стрелы.
Отсалютовав, трибун пустил своего коня галопом и поскакал к командиру батареи, центуриону ауксилариев, которого Катон назначил командовать батареей катапульт на левом фланге. Вскоре раздался глухой стук — это рычаги катапульты ударились об ограничители. Хотя еще не рассвело окончательно, Катон без труда проследил за полетом стрелы в сторону противника. Она полетела по некрутой дуге и ударила в землю, подбросив в воздух песок и гравий прямо под ногами верблюдов. Командир батареи проревел приказ остальным расчетам, они оттянули рычаги своих катапульт и положили на ложа массивные стрелы с железными наконечниками. Когда все были готовы, центурион поднял руку.
— Стрелять по команде!
Солдаты стояли у катапульт, по одному у каждой, держа рычаги спуска. Центурион подождал, пока первые ряды нубийских всадников минуют место, где первая стрела вонзилась в землю. Катон сгорал от нетерпения, но центурион продолжал держать руку поднятой, подпуская врага ближе.
— Давай, не жди, — прошептал Катон.
— Пуск! — внезапно крикнул центурион, опуская руку.
Катапульты щелкнули почти одновременно, будто сломали пучок палок. Тридцать тяжелых стрел полетели в отряд всадников на верблюдах, состоявший из пяти или шести сотен воинов, насколько мог прикинуть Катон. Центурион правильно рассчитал время залпа. Ни одна стрела не пролетела мимо, и мощные железные наконечники пронзили песочно-желтые бока верблюдов и черные одеяния всадников. Животные, в которых попали стрелы, упали замертво, их тощие ноги мгновенно подогнулись, и те, кто ехал позади них, были вынуждены спешно сворачивать в сторону, врезаясь в своих товарищей и создавая толчею. Продвижение отряда замедлилось. Арабы объехали убитых и раненых, но римляне уже перезарядили катапульты. Поверх рядов римлян вылетел следующий залп стрел, снова поразив нубийцев, убив и ранив еще нескольких. Некоторые всадники испугались обстрела и начали отставать, надеясь, что этим спасут себя от излишнего внимания вражеских стрелков. Третий и четвертый залпы окончательно остановили всадников. Они толклись на месте в нерешительности, а римские стрелы продолжали падать на них. Пятый залп сломил их волю. Командир отряда развернул верблюда и двинулся в сторону фланга, махая рукой своим воинам, чтобы те следовали за ним.
Римляне радостно закричали, некоторые даже подбросили в воздух мечи и дротики. В масштабах предстоящей битвы нынешнее достижение было более чем скромным, понял Катон, но он прекрасно понимал солдат. Этот успех воодушевил их и ударил по боевому духу противника.
Хотя на сердце и стало теплее, Катон уже видел новую угрозу, более серьезную. Пыль на флангах вражеской армии сгустилась, и он увидел множество всадников на лошадях, рысью приближающихся к кавалерийским когортам, стоящим по флангам римской пехоты. Это будет первым настоящим испытанием нынешнего дня, понял командир. Если кавалеристы не сдержат нубийцев, те окружат легионеров и ауксилариев и ударят с тыла. Тогда Катона и его солдат порубят на куски. Тронув поводья, молодой военачальник дал знак штабным офицерам, чтобы они трогались следом, и поехал сзади строя к командиру сирийской кавалерийской когорты, стоящей на левом фланге.
Префект Герофил кивнул, приветствуя подъезжающего командира.
— Твоим людям скоро придется сражаться, — сказал Катон, показывая на темную линию наступающей вражеской кавалерии. Грохот копыт уже был слышен сквозь какофонию боевой музыки нубийцев. — Они готовы исполнить свой долг?
Это был риторический вопрос, но он давал префекту шанс высказаться от имени солдат.
— Мои парни будут стоять как скала, командир. Можете на нас положиться.
— Знаю. Если не возражаешь, сейчас буду командовать ими вместе с тобой и сам увижу их в бою.
— Пожалуйста, командир, — наклонив голову, ответил Герофил.
Оба офицера повернулись и поглядели на противника. Катон тщетно пытался оценить численность наступающих сквозь клубы пыли, летевшие впереди первых рядов.
— Их там, наверное, тысячи, — сказал один из декурионов Герофила.
— Тихо там! — отрезал префект.
Враги были уже в полумиле, и Катон услышал щелчки взводимых катапульт. Расчеты приготовились вести стрельбу по нубийской кавалерии. Некоторые из конников-ауксилариев, ошеломленные численностью противника, позволили лошадям уйти из строя. Герофил приложил ладони рупором ко рту.
— Держать строй, чтоб вас! — заревел он. — Декурионы! Записать имена всех, кто забыл, как управлять конем!
Топот копыт заполнил воздух, Катон почувствовал дрожание земли под своей лошадью. Услышал, как справа командующий лучниками офицер приказал солдатам приготовиться. Левый фланг римской армии на мгновение замер, готовясь к бою. Солнце наконец взошло из-за холмов, и его лучи залили поле боя, отражаясь от бесчисленных доспехов и клинков.
Внезапно наполненный теплом воздух пронзили темные тени стрел катапульт, а спустя мгновение до Катона донесся резкий стук их рычагов. Проследив за полетом первой стрелы, он увидел, как она попала во всадника, снеся его с лошади. Падали и другие всадники, некоторые — вместе с конями, но ряды нубийской кавалерии подминали их, несясь вперед. Стрелы катапульт ударяли в сплошную массу атакующей кавалерии, а потом к обстрелу присоединились лучники, выпуская стрелы высоко в небо, на максимальную дальность. Были убиты уже десятки нубийцев, но, казалось, это не уменьшило их числа и не замедлило атаки.
Катон обнажил меч, то же самое сделали остальные офицеры. Герофил вдел левую руку в щит, взял поводья и принялся кричать изо всех сил, чтобы его приказы были слышны сквозь оглушительный грохот копыт:
— Сомкнуть строй! Щиты вперед! Копья на изготовку, приготовиться отбивать атаку!
Мерцая в лучах солнца, наконечники копий кавалеристов опустились вперед, навстречу нубийцам. Кавалеристы-ауксиларии прижали щиты к телу, чтобы получше защититься. Лошади нервно переступали на месте, пока их не успокаивали добрым словом или нажимом ног. Вражеские всадники были уже в сотне шагов, и Катон мог разглядеть их во всех подробностях. Кони скакали во весь опор. Из-за скорости атаки и выбитых стрелами всадников строй нарушился. Катапульты и лучники продолжали стрелять на дальнюю дистанцию, чтобы не попасть по своим, и выбивали всадников в задних рядах нубийцев.
— Приготовиться! — крикнул Герофил. Его глаза расширились.
Спустя мгновение первые вражеские всадники достигли строя римлян. Лошади испугались, увидев перед собой строй, ощетинившийся смертоносным рядом копий, и атака потеряла напор. Начался ближний бой. Префект и его офицеры ударили пятками в бока своих коней, пробираясь между римскими кавалеристами, чтобы вступить в бой. Следом двинулся знаменосец когорты, высоко держа сигнум, чтобы его видели все его товарищи. Катон повел коня вперед, остановившись позади второго ряда кавалеристов. Впереди было море сверкающих клинков, машущих рук, острых конских ушей и развевающихся грив лошадей. Уши заполнил лязг и стук мечей, крики ярости и боли, ржание испуганных и раненых лошадей.
— Мы так долго не продержимся, — сказал Юний. — Не сможем.
— Должны, — просто ответил Катон. — Или умрем.
Пока он отвечал, все новые и новые вражеские воины напирали, заставляя строй римлян пятиться.
— За мной! — скомандовал Катон, посылая коня вперед.
Он выехал туда, где шел ближний бой, оказавшись колено в колено с кавалеристами в строю. Те удивленно глянули на него, но снова сосредоточились на противнике. Катон поднял меч и крепко схватил поводья левой рукой. Понял, что на ней нет щита, но уже поздно было надевать его. Он был готов биться и должен был стоять вместе с солдатами или отступить, выказав трусость. Краем глаза он видел справа от себя Юния, старающегося держаться рядом, но другой кавалерист вклинился между ними, и трибун был вынужден сместиться, не имея возможности прикрывать Катона сбоку.
Впереди между двумя кавалеристами-ауксилариями появился просвет, и Катон выехал туда, глядя на ближайшего к нему нубийца, худощавого, с черным, как эбеновое дерево, лицом, на котором засверкали белые зубы, когда противник оскалился. Увидев Катона, он послал коня вперед, занося над головой тяжелый изогнутый меч. Катон ударил ему в руку кулаком, защищаясь от удара, и вражеский клинок ушел в сторону, с грохотом ударив в щит кавалериста справа от Катона. Ауксиларий крутанулся в седле и, занеся копье над головой, ударил им нубийца, попав ему в грудь. Складки одеяния и доспех под ними, какой бы он ни был, не дали копью достичь плоти, но сила удара отбросила противника, едва не выбив из седла. Катон воспользовался тем, что враг на мгновение потерял равновесие, и ударил мечом ему по правой руке, разрубив ее у локтя. Рука дернулась, отпуская меч, который кувырком упал меж лошадей и исчез из виду. Нубиец завыл от боли, выровнялся в седле и дернул поводья, пытаясь развернуть своего коня. Ему удалось развернуть лошадь, но он оказался между строев сражающихся, оставив незащищенным свой бок, и второй удар копьем попал в подмышечную впадину. Ауксиларий выдернул копье, и из раны потоком хлынула кровь. Нубиец закачался и упал под копыта коней.
Катон использовал мгновенную паузу, чтобы оглядеться, и увидел, как Юний поразил врага, изо всех сил рубанув его по голове. Строй перестал пятиться, доспехи римлян были лучше, а это значило, что в поединках они имели преимущество. Да и враг уже так не напирал. Они остановились, а местами начали и отступать. Причина этого была очевидна. Через головы тех, кто был впереди, Катон видел, как стрелы римлян продолжают вонзаться в плотную массу воинов врага. Нубийцы в задних рядах в первую очередь были озабочены тем, чтобы укрыться от них, прикрываясь небольшими круглыми щитами, которыми было вооружено большинство из них, но эти щиты плохо защищали от зазубренных железных наконечников. Всадники падали по нескольку за раз, раненые лошади пятились, обезумев от боли и не подчиняясь седокам.
— Тесните их! — заорал Катон, ведя своего коня вперед и оттесняя лошадь, оставшуюся без всадника.
Перед ним проехал нубиец, вне досягаемости меча, и Катон ткнул его лошадь мечом в круп. Животное пронзительно заржало и лягнулось, едва не попав командиру по ноге и заехав в бок его коню с такой силой, что Катон услышал треск ломающегося ребра. Оба коня попятились, и нубиец оказался ближе к Катону, наклонившись, чтобы не вывалиться из седла. Он вцепился одной рукой в поводья, а другой поймал край туники римлянина выше колена и сжал пальцы. Катон почувствовал, как съезжает набок. Ужасная перспектива свалиться на землю и быть затоптанным придала ему сил, и он, выругавшись сквозь зубы, взмахнул рукой и попытался рубануть противнику мечом по руке. Но было слишком тесно, чтобы нормально ударить, и лезвие лишь коснулось руки, не прорубив ее. В тесноте Катон принялся резать мечом туда-сюда, как пилой. Нубиец взвыл от боли и отпустил его тунику, а затем упал под копыта коня, где его крик почти сразу оборвался.
Подняв взгляд, Катон разглядел сквозь пыль, что задние ряды нубийской кавалерии отступают, спасаясь от безжалостного града стрел. Страх быстро охватил врагов, и они развернули лошадей и галопом умчались прочь. Катон поглядел на строй своих воинов. Ауксиларии молча глядели вслед нубийцам, слишком одурманенные кипящей в жилах кровью, чтобы осознать, что они только что обратили врага в бегство. И тут префект Герофил поднял вверх свой залитый кровью меч и издал торжествующий крик, который тут же подхватили остальные, глядя на убегающих врагов. Земля была усеяна телами людей и коней, многие из которых еще были живы, и торчащими под углом древками стрел.
Крики начали стихать, и Катон услышал звуки схватки с другого фланга, где враг тоже пошел в атаку на кавалерию римлян. Прищурившись, он пригляделся. Похоже, александрийская кавалерийская когорта тоже хорошо сдерживала противника. Катапульты и лучники на левом фланге также начали свою кровавую жатву.
Катон убрал меч в ножны и подъехал к Герофилу.
— Отлично! Твои ребята бились здорово. Пусть восстановят строй и будут готовы отразить следующую атаку.
— Есть, командир!
Катон махнул рукой Юнию и остальным и рысью вернулся к середине строя. Прикинул потери когорты. В первой стычке кавалеристы потеряли не более десятой части воинов, но нубийцы, без сомнения, пойдут в атаку еще. И с каждым разом силы когорты буду таять. Нубийская армия должна быть сломлена прежде, чем эти атаки сломят римскую кавалерию.
Небольшая группа офицеров, проехав позади строя, вернулась в центр. Макрон оглянулся, с облегчением кивнул, увидев, что Катон жив, и снова повернулся вперед. Поверх шлемов первой когорты Катон видел приближающиеся главные силы вражеской армии не больше чем в полумиле от римлян. Плотные ряды пехоты, в центре — тяжеловооруженные воины под знаменем принца Талмиса. Катон подумал, нет ли среди них Аякса и последних его соратников, перебравшихся отсюда с Крита. На мгновение ему ужасно захотелось, чтобы судьба предоставила шанс ему или Макрону в последний раз встретиться с гладиатором, чтобы покончить с всепоглощающей ненавистью, которая привела всех троих на это поле боя на окраине Империи.
Отбросив мысли об Аяксе, Катон повернулся к одному из ординарцев.
— Передай командирам обеих батарей катапульт, чтобы навели машины на вражескую пехоту и начали стрельбу сразу же, как враг подойдет на дальность выстрела. То же самое передай лучникам. Иди.
Офицер кивнул, развернул коня и ускакал галопом. Катон снова принялся глядеть на нубийцев. Сквозь поднявшиеся клубы пыли невозможно было определить их количество даже приблизительно. Если это главные силы принца Талмиса, то по равнине наступало на римлян больше двадцати тысяч воинов. Троекратное превосходство. Такого перевеса точно хватит, чтобы оттеснить меньшую по численности армию. Катон допускал это; более того, он на это рассчитывал, составляя свой план.
Ровный ритм вражеских барабанов, звон цимбал и рев труб становились все громче. Враг приближался. Центурионы убедились, что легионеры построены наилучшим образом, заняли места на правых флангах своих частей и молча ждали. Нубийцы были уже близко; Катон слышал, как командиры криками подбадривают своих воинов, махая сверкающими мечами. На мгновение трибуну захотелось сказать стоящим рядом легионерам что-нибудь успокаивающее, но он понял, что это лишь выдаст тревогу, скрутившую ему живот тугим узлом. Лучше молчать и казаться совершенно спокойным и невозмутимым при виде накатывающего моря врагов.
На обоих флангах расчеты катапульт принялись с треском взводить свои машины. Положили в ложа тяжелые стрелы длиной в руку с железными наконечниками. Наступила короткая пауза.
— Пуск! — выкрикнули приказ командиры.
Раздались слаженные щелчки, едва слышные на фоне вражеских труб и барабанов. Рой стрел взлетел в воздух и нырнул в середину строя нубийцев. Катон хорошо представлял, какой урон наносит такой залп плотному строю пехоты, но враги шли вперед, ни на мгновение не замешкавшись и не прервав хора боевых кличей. Будто враг просто поглотил стрелы, а не потерял десятки воинов, пронзенных насквозь и отброшенных назад, на своих товарищей, силой удара тяжелых стрел. Последовал второй залп; на этот раз стрелы попали в первые ряды, пробивая по два-три человека за раз. Но убитые и раненые быстро пропали из виду, когда товарищи обошли их и двинулись дальше.
Когда до врага осталось меньше пары сотен шагов, римские лучники дали первый залп. Послышался звук, похожий на шелест ветра в листьях огромного дерева. Стрелы высоко взлетели в воздух и упали на врагов, но те шли, не замедляя шаг, приподняв щиты и крепко сжимая в руках оружие. Римляне стояли, поджидая их.
— Первый ряд! — крикнул Макрон. — Дротики к бою!
Первый ряд легионеров вскинул дротики над головой, разворачиваясь боком к нубийцам и делая два шага вперед. Затем бойцы остановились, ожидая приказа Макрона.
Меньше чем в сотне шагов от строя римлян нубийцы остановились. Они продолжали выкрикивать боевые кличи и размахивать оружием, вызывая врага на бой.
— Чего они ждут? — спросил один из трибунов. — Почему не идут в атаку?
Катон знал. Он сделал глубокий вдох и крикнул:
— Приготовиться к обстрелу!
Глава 35
Приказ быстро передали по строю, и тут со стороны нубийцев полетели стрелы и камни пращников. Стреляют вслепую, подумал Катон, но это было слабым утешением. Некоторые снаряды все равно находили цель. Он повернулся к офицерам.
— Лучше спешиться, господа, — сказал он. — Попытайтесь укрыться от обстрела.
Спрыгнув с коня, он дал знак одному из ординарцев, чтобы тот принес ему щит. Быстро поднял его, как раз тогда, когда начали падать камни, выпущенные пращниками. Снаряды ударили в покрытую песком землю, загрохотали по щитам легионеров. Прилетели и стрелы. Несколько стрел пронзили кожаную обивку щитов и застряли в лакированных досках под ней. Некоторые попадали в цель. Катон увидел, как резко откинулась назад голова оптиона, которому камень, отрикошетив от края щита, раздробил череп, и солдат упал на землю и не шевелился. Досталось и другим; большинство только ранили, но некоторых убили наповал. Когорта Макрона, самая многочисленная и ближайшая к врагу, приняла на себя основную тяжесть удара. Внимательно следя за летящими снарядами, Катон с удовлетворением увидел, что солдаты сразу же смыкали ряды, вставая на место павших товарищей.
Перестрелка продолжалась, казалось, очень долго, намного дольше, чем то было на самом деле. Катон уже задумался, сколько людей он в ней потеряет и не поредеет ли строй легионеров настолько, что враг прорвет его с первого удара. Уже убили и ранили больше сотни, прикинул он, а обстрел продолжался. Но тут стрельба начала стихать, а затем и вовсе прекратилась. У врагов кончились стрелы и камни. Затрубили трубы, нубийцы кровожадно закричали, услышав сигнал, и ринулись в атаку через узкую полосу земли, отделяющую их от римлян.
— Дротики! — крикнул Макрон. Легионеры первого ряда поднялись из-за щитов и отвели назад руки с дротиками. Самые проворные из нубийцев были уже в пределах броска. Макрон поспешно вдохнул.
— Бросай! — приказал он.
Легионеры метнули дротики. Хотя те и были наименее дальнобойными из всего римского метательного оружия, убойная сила у них ненамного уступала стрелам катапульт. Макрон удовлетворенно глядел, как дротики пронзили множество нубийцев, бросившихся в атаку. Легионеры второго ряда тут же передали впередистоящим еще по дротику, и по врагу дали второй залп. Острия с глухим звуком вонзались в щиты и плоть, ломая кости. Едва хватило времени на третий залп, и первые ряды сомкнули строй и обнажили свои короткие мечи, выставляя вперед щиты.
Макрон занял место в середине когорты, во втором ряду, готовый при первой возможности вступить в бой. Нубийцы, понеся тяжелые потери в последнем рывке на врага, растеряли порыв и атаковали строй римлян поодиночке и небольшими группами. У них были легкие доспехи. Годы упорных тренировок подготовили римлян к ближнему бою в строю, и нубийцы падали один за другим, пропуская удары сбоку, когда пытались вступить в бой с теми, кто стоял прямо перед ними. Но это преимущество оказалось недолгим. Все больше нубийцев вступали в бой. Они напирали на выгнутую вперед линию щитов, и Макрон не видел им конца. Задние ряды наступающих были окутаны клубами пыли, поднятыми в воздух тысячами ног.
— Держитесь, парни! — изо всех сил крикнул он. — Держать строй!
Легионеры попеременно делали быстрые тычки короткими мечами и били вперед тяжелыми прямоугольными щитами. Прочные кольчуги и пластинчатые доспехи вкупе с крепкими шлемами давали им куда лучшую защиту, чем та, которая была у большинства противостоящих им врагов. У принца Талмиса было мало профессиональных солдат, и, помимо некоторого количества арабов и наемников с Востока, его армия по большей части состояла из воинов племен, населяющих его страну. Они были вооружены разномастными копьями и мечами, а защищены лишь тонкими щитами из шкур, и гибли сотнями, вступая в бой с легионерами первой когорты и стоящими по флангам от нее ауксилариями.
Легионер впереди Макрона сделал выпад мечом и тут же взвыл от боли, отдергивая руку. Удар вражеского меча едва не отрубил ему запястье, и пальцы сразу же выпустили оружие. Макрон протолкнулся вперед, мимо легионера, стонущего от боли и прижимающего к груди искалеченную руку. Кровь струилась по серебристым пластинам доспеха, стекая вниз. Макрон слегка пригнулся, перенеся вес на носки, чтобы иметь возможность двигаться быстрее. Поднял щит, прикрывая лицо, и поглядел через край на врагов, держа меч наготове.
Могучий воин в толстом кожаном нагруднике держал обеими руками над головой тяжелый изогнутый меч. Встретился взглядом с Макроном и кровожадно улыбнулся, выпрямляя руки, чтобы нанести сокрушительный удар. Рубанул сверху вниз. Макрон понял, что этот удар разрубит ему щит пополам вместе с левой рукой, и прыгнул вперед, ударяя противнику щитом в грудь и голову. Руки нубийца ударились в край щита, и меч выпал из них, вонзившись в песок позади Макрона. Римлянин тут же воткнул меч нубийцу в бок, выдернул, ударил еще раз и шагнул назад, в строй первой когорты. Нубиец попятился и исчез за развевающимися одеяниями двоих арабов с копьями в руках, которые заняли его место перед центурионом. Они тут же сделали колющие выпады, но Макрон легко отбил их щитом и не стал выходить из строя и атаковать в ответ. Бесполезные удары грохотали по обитому кожей щиту, пока напирающие сзади товарищи не прижали арабов к строю легионеров.
Доспехи и мечи легионеров были придуманы именно для такого боя, и солдаты были ему обучены. Нубийцы оказались перед сплошной стеной крепких тяжелых щитов, позади которых стояли воины в прочных доспехах, нанося смертельные удары по плохо защищенным телам тех, кого прижали к щитам. Смертельно раненные и изувеченные нубийцы падали перед строем римлян; ужасающие крики тех, кто еще не умер, замирали, когда их товарищи наступали по телам на легионеров. Большинство из них вела отвага, ненависть к Риму и желание пограбить провинцию. Остальные, даже самые трусливые, просто не имели другого выбора, кроме как тоже идти вперед, поскольку выйти из боя сквозь плотные ряды наступающих было просто невозможно. Те, кто находился позади, продолжали стоять под непрекращающимся градом стрел римлян и не могли от них укрыться. Им оставалось лишь молиться своим богам о защите.
Вскоре нубийцы были избавлены от обстрела хотя бы катапультами, когда Катон отдал приказ поберечь снаряды и не стрелять вслепую в клубы пыли, повисшие над вражеской армией. Стегнув кнутами мулов, солдаты отвели тележки с катапультами назад, на вторую позицию, которую Катон выбрал еще вчера вечером.
Но постепенно огромное численное превосходство нубийцев начало сказываться. Первая когорта была вынуждена отступать шаг за шагом. Легионеры падали, получив удар копьем через просвет между щитами; иногда кому-нибудь из нубийцев удавалось ухватиться за край щита и отдернуть его в сторону, и его товарищи тут же атаковали стоящего за ним легионера. Хотя потери врага были намного больше, Катон видел, что строй из четырех рядов превратился в трехрядный почти везде. Выгнутый вперед строй спрямился, а затем начал прогибаться, поскольку более плотные ряды ауксилариев по бокам первой когорты продолжали держать позицию. На флангах кавалеристы отбивали вторую атаку вражеских всадников, уже не такую уверенную. Битва шла по плану, понял Катон, и мысленно пообещал принести щедрую жертву Фортуне, если удача и дальше пребудет с римлянами, когда бой вступит в решающую стадию. Сейчас все зависело от Макрона и первой когорты, как долго еще они смогут удерживать строй, постепенно отступая.
— Командир?
Катон обернулся и увидел стоящего у его коня оптиона.
— Что?
— Донесение от префекта Сцилла, командир. Он просит доложить, что у его лучников заканчиваются стрелы.
— Сообщи префекту, чтобы они прекратили стрельбу, сэкономив то, что осталось, и построились позади резерва.
— Есть, командир, — ответил оптион, салютуя, и бегом побежал обратно к лучникам.
Град стрел прекратился, барабаны противника забили с удвоенной силой, заревели трубы, подбадривая нубийцев. Напор не ослабевал, центр строя римлян прогнулся внутрь, нубийцы наступали, не обращая внимания на трупы товарищей под ногами, усеивающие поле боя. Сквозь орду легковооруженных воинов вперед пробился отряд тяжеловооруженной пехоты принца Талмиса и вступил в бой с усталыми легионерами первой когорты. Эти хорошо выученные и снаряженные воины могли биться с легионерами на равных, и теперь римляне проигрывали чаще. Строй угрожающе истончался прямо на глазах Катона. Но он рискнул не отдавать приказа захлопнуть ловушку сейчас, пока не был уверен, что наступил нужный момент.
— Командир! — крикнул Юний, выбросив руку вперед. — Они сейчас прорвутся!
Катон поглядел в указанном направлении и тут же осознал угрозу. Немного правее от центра когорты Макрона врага сдерживал единственный ряд легионеров. Они били щитами вперед, уперевшись в землю шипованными калигами и царапая ими по песку и гравию, отчаянно стараясь устоять. Но это было все равно что пытаться остановить наводнение. Один из легионеров поскользнулся и упал на колено. Двое нубийцев тут же одновременно ударили ему в щит, и он упал навзничь. Он даже не успел приподняться на локте, когда его проткнули копьем. В прореху в строе устремились другие, нападая на легионеров с боков.
— Проклятье, — пробормотал Катон.
Наступил критический момент битвы. Почуяв победу, первые ряды нубийцев издали торжествующий крик. Последний шанс, понял молодой полководец, и развернул коня, оказавшись лицом к легионерам когорты резерва. Те стояли, оперевшись щитами о землю, с дротиками в руках.
— Судьба армии в ваших руках! — крикнул им Катон, обнажая меч. — Вы должны спасти ваших товарищей из первой когорты и закрыть брешь в нашем строю! За «Шакалов»!
Центурионы подхватили клич, следом закричали и легионеры, но не слишком уверенно. Катон не мог позволить, чтобы резерв не справился с задачей, и после мимолетного раздумья перекинул ногу через седло и спрыгнул на землю.
— За мной! — заорал он.
Он решительно пошел навстречу нубийцам, продолжавшим теснить первую когорту. Старший центурион когорты резерва отдал приказ идти в атаку бегом, и легионеры медленно побежали вперед по иссушенной земле, с мрачными лицами, держа над головами дротики. Когда Катон добежал до прорехи в строю, они были еще шагах в двадцати позади него. Несколько нубийцев остановились как вкопанные, увидев, что на них надвигается новый отряд римлян. Выбрав целью ближайшего воина с всклокоченными волосами, вооруженного дубиной, командир со всех ног побежал вперед, пригнувшись и прижав меч к боку. Левое плечо болело от удара копьем, который он получил при штурме храма, и Катон скрипнул зубами, уворачиваясь от неловкого выпада противника. Ударил его в лицо, сбив с ног. Не стал останавливаться и добивать, повернувшись к следующему, арабу в черном одеянии, выставившему копье. Его острие устремилось вперед и вверх, нацеленное в горло римлянину. Он отбил его мечом и ухватился за древко левой рукой. Араб выругался и попытался выдернуть копье из захвата, но Катон дважды ткнул ему мечом в руку, и хватка ослабла. Пока они боролись, подоспели остальные легионеры резерва. Первый ряд опустил дротики остриями вперед, используя их как короткие копья и тыча ими в тех, кто прорвался в прореху в строю первой когорты. Они обошли Катона, и один из легионеров приостановился и ударил щитом араба. Тот упал на землю, и быстрый тычок дротиком прервал его жизнь. Легионер побежал дальше, а командир кивком поблагодарил его.
Внезапный подход четырех сотен легионеров закрыл прореху в строю и поддержал уставших бойцов первой когорты. Катон отошел назад и снова сел на коня. Юний глядел на него, как на безумца, после того как командир возглавил контратаку, но он не обращал внимания на юного трибуна, оглядывая поле боя. Ядро армии принца Талмиса увязло в центре обороны римлян, на что он и надеялся. Они пытались пробиться там, где, как они думали, строй был слабее всего. По флангам главные силы легиона все еще стояли колоннами, не понеся особых потерь от вражеского обстрела. Время пришло, понял Катон. Он должен попытаться захлопнуть ловушку сейчас, пока центр строя был цел.
Катон кивнул Юнию:
— Отдай приказ.
Трибун замешкался.
— Командир, я…
— Отдай приказ!
Легионеры с буцинами услышали команду и не стали ждать, пока трибун передаст ее им. Они надули щеки, поднесли трубы к губам и затрубили. Над полем боя прозвучал троекратный рев буцин. Потом сигнал повторили, и, прежде чем умолк последний трубный звук, две колонны легионеров пошли в наступление, во фланги орды нубийцев по обе стороны прогнувшегося центра строя римлян. Кавалеристы тоже пошли в атаку, уступом, прикрывая фланги пехоты.
Сначала нубийцев не обеспокоили колонны легионеров, начавшие охват с флангов. Те, кто сражался в центре, все еще думали, что победа у них в руках, и бились как львы, пытаясь снова прорвать строй римлян. Катон увидел развевающееся в центре шелковое знамя и понял, что принц Талмис сам вышел вперед, чтобы вести воинов в бой и опрокинуть малочисленную армию, сдерживающую их.
Когорты на флангах двигались вперед, пока все центурии не выстроились в боевой порядок и не сомкнули строй с центром. Потом они остановились. Прозвучала команда, и когорты развернулись внутрь, во фланг огромной массе нубийских воинов. Прозвучала следующая команда, легионеры сомкнули щиты в одну непроницаемую стену и пошли в атаку, тесня врага, рубя и коля мечами всех, до кого могли дотянуться.
Легионеры закрывали ловушку, а кавалеристы-ауксиларии ринулись вперед, крича изо всех сил и надвигаясь на вражеских кавалеристов, построенных немного позади пехоты. Если у врага не сдадут нервы, то никакие крики и отвага не спасут ауксилариев от разгрома превосходящими силами противника. Катон рассчитывал, что эта жертва позволит выиграть время, за которое остальная нубийская армия будет разгромлена. Но увидел, что вражеские конники и арабы на верблюдах начинают покидать строй, сначала поодиночке, а потом и целыми отрядами, уходя на юг.
— Проклятье! — с горечью воскликнул Юний. — Что они делают? Трусливые псы!
Катон кивнул. Лишь немногие нубийцы остались на позиции, и кавалеристы-ауксиларии быстро порубили их. Внезапный успех лишил рассудка некоторых из кавалеристов, и они поскакали в погоню, прежде чем офицеры успели остановить их. Но большинство рысью вернулись обратно и построились у знамен, образовав линию вдоль тылов нубийской пехоты, все еще пытающейся задавить числом строй римлян.
Однако ход боя был переломлен. Нубийцы на флангах, столкнувшись с наступающими свежими силами легионеров, были безжалостно оттеснены внутрь и начали напирать на тех, кто оказался в центре нубийской армии. Бежать было некуда, да и двигаться тоже, и перепуганные враги оказались намертво зажаты между наступающими рядами римлян. Бой барабанов умолк, как и дикое улюлюканье и боевые кличи. Римляне врубились в толпу нубийцев, раздались крики паники и слепого ужаса тех, кого сдавили так, что они не могли даже пошевелиться и не видели, почему это случилось.
Страх и неуверенность быстро охватили и тех, кто все еще бился с легионерами Макрона. Они начали отступать, поглядывая через плечо и стараясь держаться вне досягаемости римских мечей и копий, а потом и вовсе развернулись и попытались пробиться сквозь возникшую толчею. Легионеры и ауксиларии приостановились, опустив руки от усталости и тяжело дыша.