История одного эльфа Романова Галина

4

Вот здесь я действительно влип. Убийство человека – слишком тяжелое преступление, чтобы его прощать. Я мало знал людей, но понимал достаточно, чтобы сделать правильный вывод. Мы на человеческих землях, здесь действуют свои законы, и по этим законам с нас спросят. Впрочем, насколько я знал наши, эльфийские законы, правила были похожи. Инородец, убивший представителя коренного населения, подлежал смертной казни. Вся разница заключалась в том, что разные народы представляли себе казнь по-разному. Тролли варили убийц живьем. Темные альфары и подземники забрасывали камнями. Орки душили или сдирали с живого кожу – в зависимости от того, кем были убийца и его жертва. Эльфы по-простому рубили головы. Интересно, как в этом случае поступают люди?

«Если не сбежишь, узнаешь на рассвете!» – сказал я сам себе.

Личных вещей у меня было немного, и все их я оставил при себе, когда меня выставили ночевать на улице. Перелезть через плетень – и…

А что «и»? Куда я пойду? Я не знаю местности. Могу заблудиться. Нет, конечно, у меня была возможность отправиться назад по нашим следам и, перебравшись на территорию Княжества Дедославского, вернуться сначала в Ирматул, а потом – обратно на Радужный Архипелаг. Помнится, мне говорили, что в столице Княжества Ирматульского есть своя диаспора эльфов. Я встречусь с соотечественниками, узнаю последние новости, отдохну, а потом…

Да, этот план был хорош, если бы не одно «но». Даже два «но», и оба они сейчас сладко спали, не зная, какая гроза только что пронеслась мимо и какая буря собирается над моей головой. Мастер Ларсус и полуорк Ухарь. Бросить их на растерзание людей и удрать я не мог. Пусть я был продан в рабство, но моя честь пока оставалась при мне. А это значило, что, как ни противно, придется действовать.

Разбуженный мною мастер Ларсус тут же кинулся проверять свой драгоценный сундучок, чем сразу подтвердил все мои подозрения. Лишь убедившись, что оный на месте и невредим, торговец смог выслушать вашего покорного слугу.

– Это скверно, – кивнул он, соглашаясь. – Тебе грозит смерть.

– Я знаю…

– Если только не докажешь, что эти люди угрожали тебе.

Я невольно выругался – совсем недавно выбросил «оружие против демонов» куда-то в траву.

– Они хотели вас убить и ограбить, – объяснил я. – А еще хотели перерезать всех обитателей этого дома, чтобы добраться до вашего сундука.

При этих словах мы трое – Ухарь проснулся сам, услышав мой шепот, – обернулись на входную дверь. Чтобы поговорить, я вывел спутников в сени, где за перегородкой вздыхали две коровы и переступал с ноги на ногу хозяйский конь. Наши лошади, как и я, ночевали под открытым небом.

– Ты можешь сбежать, – прочел мои мысли старый Ларсус, – но в таком случае тебе придется приготовиться к тому, что на тебя объявят охоту, ибо мне придется отказаться от тебя. Я должен буду сказать, что ты во всем виноват, дабы остаться чистым.

– Я тоже, – поддакнул Ухарь.

– Вы меня предадите? – догадался я.

– А ты как думал? Убийство человека – достаточно серьезный повод. Тебя будут судить и приговорят к смерти.

– И что мне грозит?

– Ну, если бы ты убил боярина, князя или человека из их окружения, тебя, скорее всего, похоронили живьем вместе с трупом, чтобы на том свете ты до скончания мира прислуживал им. Но так как убит был простолюдин, тебя утопят. Или повесят.

– Или продадут в рабство, а вырученные деньги отдадут семье покойного, чтобы возместить потерю кормильца.

Опять в рабство? Мои пальцы невольно коснулись ошейника.

– А нет ли какого-то другого выхода? – осторожно поинтересовался я.

– Есть, – кивнул мастер Ларсус, – и ты носишь его на себе.

– Мой ошейник?

– Я могу сказать, что ты – мой раб. Тогда тебе всего-навсего поставят клеймо из-за того, что ты строптив и опасен. Понимаешь, я же могу тебя продать и должен буду заранее предупредить твоего нового хозяина о том, чего от тебя ожидать! Но не бойся! – усмехнулся человек. – Семье покойного я тебя продавать в любом случае не стану!

С этими словами он рассмеялся и потрепал меня по плечу. И пусть ему при этом понадобилось встать на цыпочки, это его совершенно не беспокоило.

Мы все-таки решили уехать пораньше. Я и Ухарь как раз готовили лошадей, когда к плетню наших хозяев подошла целая толпа. Впереди торжественно несли тело со сломанной шеей. Его развернули и бросили на землю у калитки.

Люди говорили все одновременно, но, стоило появиться мне, раздались крики:

– Он! Это он! Убийца среди нас!

Я сразу узнал трех товарищей убитого грабителя – мне, хорошо видящему в темноте, это не составило труда.

– Кто убийца? Где убийца? – Мужчина, который был за главного, завертел головой. – Этот, что ли?

– Он! Он самый, – зачастили «свидетели». – Мы шли по дороге, никого не трогали, вдруг выскакивает этот, хватает вон его, поднимает над головой и… хрясь! Шмяк! Бум!

Свою речь мужички подкрепляли красноречивыми жестами, так что картина, по их словам, выходила ужасная.

– Раз так, взять его! – скомандовал староста.

Сразу несколько человек кинулись ко мне. Одни размахивали веревками, другие кольями, а у одного и вовсе был топор. На меня навалились всем скопом, как свора собак на лося. Я отшвырнул одного, дал подножку другому, обезоружил третьего, но мужчин было слишком много. Кто-то с плетня запрыгнул мне на плечи, еще кто-то кубарем подкатился под ноги, так что буквально через минуту я был брошен наземь и крепко связан.

– Что тут происходит? – Через толпу пробился мастер Ларсус. Ухарь следовал за ним по пятам. Смуглое лицо ничего не выражало.

– Люди говорят, что этот… нелюдь, – староста указал на меня, – убил человека.

– Ага, попался, демон! – Один из компаньонов убитого подошел и смачно плюнул мне в лицо. – Будешь знать, как нападать на мирных поселян!

– Мирные поселяне не замышляют убийства, – ответил я. – Если бы не я, все обитатели этого дома, – я кивнул на избу, – сегодня утром не проснулись бы. А там были женщины и дети!

– Его надо немедленно убить! – подскочили ко мне уже все три товарища убитого. – Что говорит Явь[7]?

– Ведуна надо звать! – послышалось в толпе. – Пущай он разберется!

– Надо звать, – кивнул староста, и сразу два человека помчались в разные стороны.

– И что дальше? – поинтересовался мастер Ларсус.

– Ведун сам станет судить его, – ответил староста. – Потому как перед нами – нелюдь, а убитый – человек.

– Этот человек хотел убить всех, кто находился в доме! Я все слышал! – воскликнул я и тут же получил сапогом под ребра от одного из грабителей.

– Да как вы смеете? – невольно воскликнул мастер Ларсус.

– Вот так и смею. – Человек сплюнул, едва не попав мне в лицо. – Он Суха убил! Его что, теперь целовать за это?

– Погодьте пока, – староста раскинул руки в стороны, – вот придет ведун, тогда и решим, что с ним делать.

Ждать ведуна пришлось недолго – видимо, он жил где-то рядом. Перед нестарым еще человеком в черной рубахе, подпоясанной узорным широким поясом, все расступились, кланяясь и наперебой пытаясь хотя бы коснуться его рукой. Ведун встал перед старостой:

– Зачем звали?

– Этот демон… этот нелюдь, – перебивая друг друга, заговорили староста и грабители, – убил человека… Мы шли, никого не трогали, а вдруг он… Как выскочит, как схватит… Убежать пытался! Еле скрутили!

Ведун кивнул и наклонился над телом.

– Сломана шея, – констатировал он. – От сильного удара.

– Сильный был удар! Он Суха над головой поднял, раскрутил и на землю бросил! А потом еще и топтался по нему и хохотал по-демонски!

– Врешь, – воскликнул я, – такого не было! Этот человек хотел перерезать всю семью, которая дала нам приют. Я слышал, как они сговаривались! Я не хотел его убивать – просто…

Меня опять пнули в живот ногой так сильно, что я задохнулся.

– Не смейте его трогать! – воскликнул мастер Ларсус.

Ведун махнул рукой, призывая к молчанию, потом сунул руку в висевший на поясе мешочек, черпанул там горстью какой-то бурый порошок и, забормотав заклинания, стал ходить вокруг нас, описывая все большие и большие круги. Люди пятились, некоторые закрывали лица руками, а ведун все бормотал и бормотал. Описав три полных круга, он остановился и какое-то время молчал.

– Ну что ж, – промолвил он чуть погодя, – это правда. Нелюдь действительно убил человека.

– Казнить его! Казнить! – закричали трое грабителей, и их неожиданно поддержали другие люди. – Смерть ему!

– Закон так говорит, – кивнул ведун. – Но отнять жизнь мало. Надо сделать так…

– Погодите-ка, – вступил в разговор мастер Ларсус, – я долго молчал потому, что убитый был жителем вашего села…

– Да какой он житель, – воскликнула какая-то женщина, – так, перекати-поле. Сегодня там, завтра тут. Сух это! Его вся округа знает. За него даже награду обещали, коли кто живого споймает!

– Так, выходит, он убил не просто человека, а разбойника с большой дороги? – уточнил мастер Ларсус.

– Разбойник он или нет, но он – человек, – весомо промолвил староста, и ведун поддержал его, кивая. – Судить этого нелюдя мы будем за убийство человека.

– Казнить его! – закричали три бывших товарища убитого Суха. – Смерть ему!

– Погодите, – мастер Ларсус снова выступил вперед, – этого нельзя делать!

– Почему?

– Этот нелюдь… Он – мой раб! Достаточно посмотреть на его ошейник! Он защищал меня. Вы же сажаете собак на цепь, чтобы они охраняли ваши дома, вот и я держу для своей охраны нелюдя! Я много путешествую, и пришлось обзавестись таким охранником.

Я посмотрел на своих спутников. Торговец был совершенно серьезен, а вот полуорк скалился во все свои тридцать шесть зубов[8].

Это заявление было встречено понимающим гулом. Ведун переглянулся со старостой и несколько раз кивнул ему. Три бывших товарища убитого Суха понурились.

– Ну, ежели дело обстоит так, – подумав, сообщил староста, – то решение наше таково. Взыскать с хозяина раба пять серебряных звезд за голову убитого на нужды общества, а троих его товарищей, которые с ним тогда были, гнать отсюда в три шеи. А ежели сами не уйдут – вязать и везти к боярину на суд!

Настроение собравшихся мигом переменилось. Обо мне все разом забыли и уставились на незадачливых грабителей. Видимо, за их головы тоже можно было получить несколько звезд. Грабители попятились, озираясь по сторонам, как загнанные в угол волки.

– Да чего вы, люди добрые? – забормотал один, по голосу тот, который ночью высказался против убийства детей, но согласился прирезать «старикашку». – Мы сами уйдем… Сами!

Он попятился первым и, не выдержав, развернулся, изо всех ног припустившись бежать. За ним с места сорвались и его товарищи. Их провожали криками и улюлюканьем, а мальчишки приноровились кидать камни и свистеть. Ох уж эти мальчишки! Вечно они… вот, помнится, в детстве я сам несколько раз…

– А ты, – негромкий голос мастера Ларсуса вернул меня к действительности, – на колени, раб!

– Что? – Я не поверил своим ушам. – Вы это серьезно, мастер?

– Господин Ларсус, – жестко поправил он. – Для тебя – только господин! Ты заставил меня расстаться с пятью звездами, из-за тебя я пережил несколько неприятных минут. Но ты спас мне жизнь, и я просто оставляю тебя при себе! Впрочем, – добавил он чуть погодя, – если хочешь, давай прощаться. Отправляйся на все четыре стороны, я даже согласен выплатить тебе остаток вознаграждения – двадцать пять звезд за вычетом тех, которые отдал как виру за твои дела. Хочешь быть свободным?

Я промолчал.

– Так как? Признаешь меня хозяином или отправляешься на все четыре стороны?

Я смерил взглядом толпу поселян, потом посмотрел на мастера… тьфу ты, господина Ларсуса и…

– Я согласен.

– Тогда на колени и проси меня о милости взять тебя с собой!

Я покосился на полуорка, который как раз в это время подошел, чтобы развязать меня. Его физиономия так и светилась самодовольством. Впрочем, что это я! Орочья кровь в жилах – достаточный повод для того, чтобы ненавидеть наемника. Я смерил взглядом толпу – и преклонил оба колена.

– Проси!

– Господин мой, позвольте мне…

– Ничтожному рабу, – подсказал торговец.

– Хм… ничтожному рабу… – вздохнул я, – следовать за вами!

– Вот то-то. – Жесткая рука взлохматила мне волосы. – Так-то лучше…

Вот так я второй раз за месяц приобрел хозяина. И если первый обращался со мной как с драгоценностью – все же я был подарок, который нельзя сломать, – то второй, купивший меня за какие-то пять монет, не был склонен беречь свою собственность. Первым делом он распорядился остричь мне волосы как можно короче, чтобы всем был виден ошейник и ни у кого не возникло сомнений в моем статусе.

Выехали мы в этот день позже обычного – пока господин Ларсус улаживал дела со старостой, мне выпала сомнительная честь похоронить покойного грабителя Суха где-нибудь подальше от селян. Желательно на перекрестке дорог, куда я и отправился, взвалив на плечо начавшее коченеть тело.

Именно там меня и нашел ведун. Земля на перекрестке была утоптанная до твердости камня, я порядком вспотел и еще трудился над могилой, углубляя ее, когда послышались шаги и какая-то тень закрыла мою спину от палящих лучей солнца.

– Все трудишься, раб? – послышался голос ведуна.

– Вообще-то я родился свободным, – не прерывая своего занятия, ответил я. – Просто на войне меня взяли в плен…

– Понятно. Тогда ты убежишь.

– Почему? – Я выпрямился. Стоя в яме почти по пояс, из-за своего роста я не слишком задирал голову.

– Ты – эльф, – улыбнулся ведун. – Эльфы в рабстве долго не живут. Они либо сбегают, либо умирают от тоски, а иногда их выкупают сородичи.

– Откуда ты знаешь?

– Говори мне «вы, господин», ты, всего лишь раб, – отрезал ведун и вскинул правую руку.

Земля вокруг меня внезапно зашевелилась, поползла, стала рассыпчатой, словно каша. Дно ямы сделалось мягким и вязким. Не успев опомниться, я погрузился в него по щиколотки, а земля, выброшенная наверх, стремительным потоком ринулась обратно. Я не успел сосчитать до трех, как меня засыпало по колени, а потом и по бедра.

Только после того, как глина добралась мне до пояса, ведун опустил руку.

– Я мог бы сделать и больше, – промолвил человек. – Но, надеюсь, ты и так все понял.

– Откуда ты… то есть вы, господин, знаете про эльфов? – спросил я.

– Несколько лет назад я воевал на стороне орков против эльфов. И успел кое-что узнать про вас… Вы проиграете эту войну. Вы ее уже практически проиграли.

– Что? – Я попытался вскочить. Земля не успела слежаться, и со второй попытки мне удалось выбраться наружу.

– Я это видел, – сообщил ведун. – До полной победы ваших врагов осталось совсем немного – несколько месяцев. Эта осень станет для вас последней. Радужный Архипелаг «уйдет под воду» и не всплывет уже никогда!

– Что? – Я рванулся, но неожиданно понял, что не смогу сделать ни шага. Какая-то невидимая сила сковала мои ноги. Чуть не упав, с трудом восстановил равновесие и опустился на колени.

– Куда спешишь? – Рука ведуна легла мне на плечо. – Ты ничего не успеешь сделать. Так было предопределено. Я, между прочим, больше, чем простой деревенский ведун. Я знаю то, о чем не догадываются многие из живущих на этом свете. Хочешь, я расскажу тебе о том, что произойдет этой осенью на твоем Радужном Архипелаге, раб?

– Не надо, – взмолился я.

– А зря! Смерть одного всегда означает рождение другого. Даже когда умирает будущее. Собственно, настоящее, которым мы все как бы живем, всего-навсего процесс умирания. Каждую минуту наше будущее, умирая, превращается в прошлое. Ведь будущее – то, чего еще нет, а прошлое – то, чего уже нет. Есть лишь миг, только тонкая грань между жизнью и смертью. И, встав на грань смерти, можно прозреть, что ждет нас там. – Он повел рукой куда-то вдаль. – Так ты хочешь узнать, что тебя ждет, раб?

– Почему вы разговариваете со мной? С рабом? – поинтересовался я.

– Потому, что тебе не век носить этот ошейник. Вижу венец на твоем челе.

Я нервно рассмеялся. Еще чего выдумал, ведун! Впрочем, он только что продемонстрировал свою силу, и мне не хотелось его злить.

– Ты мне не веришь, – догадался тот. – Что ж, тогда заканчивай свою работу и возвращайся. Хозяин ждет тебя!

Я вздохнул, перехватил поудобнее лопату и снова стал копать только что заваленную могилу.

В Брезень вступили примерно в полдень.

Сам город мне не понравился – тут было слишком много небольших домов, иной раз стоявших вплотную друг к другу, и чересчур мало зелени. Собственно, зелень виднелась только в огороженных заборами садах и на крошечных огородиках, расположенных поближе к крепостной стене. У стены чуть ли не каждый деревянный дом был окружен полоской земли, где росли капуста, морковь, лук и некоторые другие, неизвестные мне растения. Чем ближе к центру, тем земля стоила дороже, так что лишь немногие могли себе позволить устроить сад. Судя по высоте домов (некоторые из них были сложены из камня), тут жили богатые люди. Ухарь в дороге несколько раз снисходил до беседы со мной, так что я кое-что знал об устройстве человеческого общества.

Есть князь, который правит княжеством. Есть его советники – бояре, которые между собой делятся на больших и малых, считаясь древностью рода и богатством. Есть княжьи и боярские люди, чаще всего это помощники, приказчики и доверенные слуги, некоторые из них сами владеют домами и землей. Например, князев конюший – вроде бы слуга, а стоит повыше некоторых неродовитых бояр. Дальше идут купцы и ведуны, они же священники. Ниже их – мастеровые в городах, а ниже всех – поселяне. Рабы имеются далеко не у всех. Отдельно стоят дружинники – чаще всего либо потомственные воины, либо наемники, либо младшие братья и племянники бояр и княжьих людей. Пробиться в дружину человеку «с улицы» практически невозможно – нужно совершить действительно важный подвиг, чтобы князь или боярин тебя заметили. Правда, в последнее время все больше князей стали обзаводиться наемниками – теми же полукровками. Братья Ухаря как раз и входили в дружину Дартусса Брезеньского.

– А ты как думал, ушастый? – усмехнулся полуорк, сверху вниз глядя на меня, бредущего возле лошади. – Что я соглашусь работать на человека, который не идет в мой родной город? Должен же я матери выручку отвезти? Пять девок замуж выдать – это не шутка!

– А мастер… то есть господин Туррус, – рискнул я задать вопрос, – он из какого города?

– Да отсюда же, из Брезеня! Наш князь понимает ценность торговли и сам снаряжает караваны в соседние страны. А что не воюет – так у войны есть две стороны.

– Это точно, – вздохнул я, вспомнив слова деревенского ведуна о том, что этой осенью Радужный Архипелаг прекратит свое существование.

Господин Ларсус жил в небольшом, но добротном доме, стоящем на краю Мизинной улицы, куда мы и направились. Он сам восседал на коне, которого я вел на поводу. Так передвигались многие. Пока добирались до Мизинной и ехали по ней, я насчитал семерых всадников, которые только сидели на коне, а вели их лошадей под уздцы другие. Встречные оборачивались на меня, чуть ли не показывая пальцами. А вездесущие мальчишки – куда же без них? – даже трусили рядом, не сводя с живого эльфа удивленных и восторженных глаз.

Приезд хозяина не остался незамеченным – перед господином распахнули ворота, слуги кинулись нам навстречу, но остановились.

– Чего зенки повылупляли? – сварливо накинулся на них торговец. – Раб это новый. Данком звать.

Я скрипнул зубами, но промолчал – мне еще накануне объяснили, что хозяин имеет право звать раба как угодно. И лишь любимчики могут рассчитывать на то, что их имя не станут коверкать при произношении.

С помощью слуг хозяин спешился и ушел в дом, не забыв прихватить с собой вожделенный сундучок и полуорка. Приняв лошадей, слуги разбрелись по делам, а я присел на нижнюю ступеньку высокого крыльца.

Внутренний двор оказался нешироким, почти со всех сторон его окружали надворные постройки – исключение составляли ворота, сейчас заботливо приотворенные. Клети были невысокие, сложенные из досок, они наводили на мысль о чем угодно, только не о богатстве. А впрочем, кто я такой, чтобы делать выводы. Я – раб по имени Данк, и ниже упасть мне, кажется, уже не суждено.

Послышались шаги, скрипнула дверь, потом запели ступени. Я обернулся – навстречу мне не спеша спускался полуорк. В руках держал кожаный мешочек, в котором тихо позвякивали звезды.

– Все сидишь тут? – усмехнулся он, останавливаясь рядом. – Ну-ну…

– А что мне делать? – поинтересовался я.

– Ну-ну, – повторил Ухарь. – Ладно, бывай! Может, еще увидимся…

С этими словами он сошел по ступеням и направился к воротам, возле которых остался его конь. Одним прыжком вскочил в седло и, махнув мне рукой, поскакал прочь. А я сидел на крыльце, глядя на распахнутые ворота – их пока не торопились закрывать. Словно нарочно.

На дворе, под развесистой яблоней у поспешно накрытого стола, собралась целая толпа народа. Родители, два брата (старший с женой и детьми), три пока еще незамужние сестрицы, соседи и дальние родичи. Все благоговейно и довольно смотрели, как вернувшийся из-за границы младший сын неторопливо ест кашу с молоком, и затаив дыхание ловили его скупые слова, повествующие о поездке и последующих приключениях. Подробности он расскажет родичам позже, сидя у печи или на завалинке, чтобы потом те понесли вести друзьям и соседям. И поползут слухи и сплетни, по пути обрастая подробностями, как круги от брошенного в воду камня.

Но парень замер, не донеся ложку до рта, и все разом обернулись, когда на улице послышались лай собак, вопли детворы, а потом через забор удивительно легко, учитывая рост, перемахнул чуть ли не налысо стриженный незнакомец в поношенной одежде и с ошейником на горле.

Какое-то время все смотрели друг на друга. Я, эльф (ибо, как вы уже догадались, это именно я преодолел забор своего нового знакомого!), на орков, полуорков и людей, а те – на меня, как на чудо природы.

– Ну-ну, – наконец нарушил молчание Ухарь, медленно опустив ложку.

– Понимаю, – я шагнул назад и чуть не уперся лопатками в забор, – ты не слишком рад меня видеть, но мне просто некуда больше идти…

– Сбежал, значит, – криво усмехнулся полуорк.

– Сбежал, – кивнул я.

– Как ты узнал, где я живу?

– Спросил.

– Вот просто так взял и спросил? – еще шире усмехнулся тот.

– Сначала я нашел орочий квартал, а потом…

Ухарь отвел от меня взгляд и покосился на невысокого, даже какого-то щуплого орка, судя по всему – своего отца. Тот стоял как столб, уперев руки в бока. Остальные – люди, полуорки и еще один пожилой орк – сгрудились рядом и не сводили с меня глаз.

– Что стоишь, как неродной? – усмехнулся Ухарь. – Проходи, садись!

Я подошел, сел на лавку напротив. Стол для меня оказался слишком низким, колени упирались в столешницу.

– Ешь. – Наемник пододвинул мне свою миску с кашей. – Голодный небось!

Я осторожно взял ложку, зачерпнул каши… Не то чтобы я привередничал, просто прекрасно понимал, что сейчас происходит, и ждал: родители Ухаря вот-вот меня остановят и выгонят из-за стола. Но никто не пошевелился и не сказал ни слова – только переглядывались между собой. От этих переглядываний у меня кусок застревал в горле, и я смог осилить только половину.

– Проводи его в дом, мать, – сухо промолвил Ухарь, когда я отодвинул от себя миску. – Не бойся – не сглазит!

Смысл этого странного высказывания дошел до меня позже, когда вместе с немолодой женщиной к дверям метнулась молодая орчиха-полукровка. Оттолкнув свекровь, она кинулась к висевшей в дальнем углу колыбели, выхватила из нее сонно вякнувший сверточек и выбежала на улицу.

В низкой избе-полуземлянке было сумрачно, пахло землей, овощами и человечьим духом. Женщина усадила меня у печи на лавку и, зачем-то внимательно оглядевшись по сторонам, выскочила вон. Я остался сидеть, невольно рассматривая помещение. Семья, судя по обилию сундуков и пестрым половикам и полавочникам, была зажиточная.

Снаружи, приглушенные плотно прикрытой дверью, раздавались голоса. Хозяева говорили все сразу, иногда перебивая друг друга и шикая на детей. Захныкал, мешая слушать, младенец. До моего острого слуха долетали отдельные слова, которые тем не менее понемногу проясняли общую картину:

– Ошейник… не заметить трудно… через весь город… Явь говорит… вместе несколько дней… сечь кнутом… дойдет до князя… жизнь спас… нигде не спрячется… беглый…

Впрочем, я и не надеялся ни на что другое. Просто ворота были распахнуты, на меня никто не обращал внимания… Они наверняка даже не думали, что я решусь просто так встать и уйти. А я? О чем думал я, когда вставал и уходил? Уж конечно, не о том, что хочу остаток дней прожить рабом. Тем более что мне, эльфу-долгожителю, ждать «конца своих дней» о-очень долго.

Появление Ухаря прервало мои размышления. Полуорк махнул мне рукой и присел на лавку рядом.

– Я все слышал, – сказал я, предвосхищая его слова. – У нас, эльфов, очень тонкий слух.

– Знаешь, что говорит Явь по поводу укрывательства беглых рабов? – помолчав, сообщил полуорк. – Укрывателя и раба представить на суд князя. Раба сечь кнутом и клеймить, а укрывателю заплатить обиженному хозяину полную стоимость похищенного раба, да столько же в княжью казну. Шестидесяти серебряных звезд у нас нет, только те сорок, которые я привез…

– Какие шестьдесят? – изумился я. – Господин Ларсус «купил» меня у поселян всего за пять серебряных…

– Это никого не интересует, – отмахнулся Ухарь. – Такие, как ты, молодые мужчины стоят тридцать серебряных звезд на наших рынках. Значит, господин Ларсус назовет эту сумму или чуть побольше, скажем, сорок…

– Господин Туррус купил меня в Ирматуле за сто пятьдесят ирматульских серебреников, – вспомнил я.

– Ты смотри князю этого не скажи! Такие деньжищи со всего нашего квартала собирать придется! А то и дом продавать со всем добром, чтобы за одного тебя расплатиться! Хорошо, что ты сам сбежал, тебя не крали!

– Чего же хорошего? – вяло поинтересовался я.

– А того! Вора по Яви надлежит после уплаты виры сечь кнутом наравне с рабом, а потом отрезать правую руку! – Ухарь тряхнул кистью.

– Не продолжай! – остановил я полуорка. – Дайте мне дождаться темноты, а потом я уйду.

– Ну-ну. – Широкая ладонь легла мне на колено. – Вместе уйдем.

– Что?

– А то. – Ухарь смотрел на меня снизу вверх. – Ты, Данкор, единственный эльф в Вольных Княжествах, да еще с такой приметой. – Он дернул меня за прядку криво состриженых волос на затылке. – Пропадешь в одиночку… А за меня не бойся! Я – младший сын, семье от моего ухода большого урона не будет. В случае чего, родители просто от меня откажутся, и им не придется платить виру вместо меня! Сейчас снимем ошейник, – он потянулся, нащупывая замок, – мать чего ни то в дорогу соберет, и по холодку тронемся. А ты как думал? – поймал он мой удивленный взгляд. – Мы с тобой вместе сражались и выживали. Своих не бросаем… напарник!