Город богов Крючкова Ольга

Воины-мапуче отсутствовали примерно неделю. Всё это время я и Мартин истово молились, дабы Господь сохранил жизни испанским солдатам… Но, увы, Всевышний оказался глух к нашим увещеваниям. Мапуче вернулись с победой и пленниками, селение огласил звук ритуальных барабанов.

Я тотчас отправился к вождю Гуалемо, дабы вымолить у него снисхождения для своих соотечественников. Он рассмеялся и с вызовом сказал мне:

– Вы, испанцы, пришли на мою землю с огнём и мечом. Вы хотите сделать из нас рабов! Вы считаете нас за диких животных! И я должен помиловать захватчиков?! А кто вернет семьям мапуче их отцов и сыновей? Неужто твой Бог?

Я не знал, что ответить… Моё красноречие отчего-то иссякло.

– Тогда хотя бы позвольте семьям пленников выкупить их…

– Я так и сделаю. – Ответил вождь. – Некоторых пленников я верну их семьям за солидный выкуп, а некоторым из них суждено принять участие в ритуале…

В тот момент я ещё не знал: о каком ритуале идёт речь.

Мапуче не были людоедами, но знали обычай-прокулон, когда знатного пленника убивали ударом дубины, а его сердце воины вырезали и съедали, чтобы храбрость казненного перешла к ним.

По слухам, индейцы иногда отрезали у еще живой жертвы острыми раковинами конечности, жарили их и съедали её или делали из костей ног флейты. Мапуче также собирали головы убитых врагов, которые вывешивали на священном коричном дереве или посылали в дар другим кланам, чтобы привлечь их на свою сторону.

Всё это мне рассказал Лойхо, сын вождя. Я даже подумать не мог, что смогу стать свидетелем этого страшного ритуала.

Шаман-мачи считался у мапуче посредником между миром людей и богами, живущими в Вену Мапу, Небесной стране. На самом верху Небесной страны обитал Нгемапун, Бог грома. Он же приходился отцом Килиан, Богине Луны и Ванглену, Богу звёзд. Все они, согласно древнему сказанию, в числе тринадцати небесных странников спустились на землю, дабы принести людям благодать. А ещё у мапуче существует целый пантеон злых Демонов, которые совращают людей, отбирают у них душу, дабы та не попала в Вену Мапу и не воссоединилась с душами своих предков. Их возглавляет Нагмапу, Бог загробного мира.

И вот настал день, назначенный шаманом для ритуала, именуемого прокулон.

… Ранним утром, едва забрезжил рассвет меня и Мартина разбудил ритмичный барабанный бой. Мы умылись, совершили утреннюю молитву и поспешили на площадь, дабы понять, в чём дело.

Женщины, помощницы шамана, уже вовсю хлопотавшие на площади, сказали нам, что сегодня состоится прокулон. Я слышал об этом обычае ранее, но не мог до сегодняшнего дня поверить, что вождь Гуалемо согласится на его проведение. Почему-то у меня сложилось мнение, что локо отпустит пленников за выкуп. Но видимо я жестоко ошибся…

Я воззрился на Мартина. Тот пребывал в смятении, понимая, что сегодня должна произойти жестокость, по сравнению с которой сражение на поле боя – истинное благородство.

Не раздумывая, я поспешил в дом вождя, но мне преградили путь двое индейцев и оттеснили прочь. Я понял, что разговор с Гуалемо не состоятся и вряд ли он изменит своё решение. Тогда я устремился к шаману.

– Прошу тебя, мачи, позволь мне навестить пленников и отпустить им грехи по нашим обычаям.

Шаман впился в меня немигающим взором. Мне стало не по себе…

– Я уважаю чужую религию, – наконец ответил он. – Но и ты должен уважать и нашу… Иначе окажешься вместе со своим другом на нгильятуэ.

Шаман кивнул на высокий помост, возводимый на площади и являющийся неотъемлемой частью ритуала.

В этот момент мне хотелось возопить: люди опомнитесь! Что вы делаете?! Бог создал нас равными… Но я сдержался, ибо понимал, как испанец я не имею права говорить о равенстве.

– Прикажи своим людям проводить меня к пленникам.

Шаман кивнул и отдал короткий приказ. Два индейца, вооружённые топорами, подошли ко мне и Мартину. Мы, молча, последовали за ними.

На окраине селения был вырыт специальный подвал для содержания пленников, который неусыпно охранялся. Индейцы, вооружённые топорами, приблизились к своим собратьям и передали им приказ шамана. Те, не выказывая ни малейшего удивления, распахнули перед нами тяжёлую дверь, ведущую в глубокое подземелье.

Узкий коридор скудно освещался несколькими чадящими факелами. Под ногами метнулись то ли мыши, то ли крысы… Разглядеть я не успел. Мы достигли темницы и ощутили резкий запах нечистот. Мартин невольно закашлялся.

Глаза, постепенно привыкая к темноте, различили троих человек. Двое из них лежали на подстилке на полу. Третий метнулся к нам.

– Вас послал мой отец? Вы привезли выкуп? – с надеждой в голосе поинтересовался он.

– Нет, сударь… – ответил я. – Я монах и пришёл исповедовать вас…

Идальго метнулся к противоположной стене, словно надеясь найти в ней выход.

– Я не хочу умирать! Я слишком молод! – возопил он и, развернувшись, бросился ко мне и Мартину. Мы с трудом удержали его.

– Простите, сударь… Не знаю вашего имени… – произнёс Мартин.

– Дон Антонио де Сандовал… – последовал ответ.

– Мы случайно оказались среди мапуче, – попытался объяснить Мартин. – Нас также могут убить в любой момент.

– Что с нами сделают? – раздался уверенный голос. Один из идальго, лежавший на полу, поднялся и приблизился к нам. От его богатого одеяния остались лишь жалкие окровавленные клочья. Он сжимал раненое плечо. Лицо его выражало нестерпимую боль.

Мы с Мартином переглянулись, не зная, что и ответить… Наконец, я решился рассказать о той участи, которая их ожидает.

– Вы примите участие в ритуале прокулон. Для этого на площади селения возвели помост. Вы подниметесь на него под бой барабанов. Шаман совершит надлежащие молитвы, обращаясь к своим богам. Затем его помощники разденут вас догола… – сказал я и умолк, переводя дыхание. Ибо горький комок подкатил к моему горлу. Собравшись с силами, я продолжил: – Затем вас привяжут к ритуальным столбам, ударом дубины лишат сознания, ножом рассекут грудь и извлекут сердце…

Дон Антонио не выдержал и издал вопль отчаяния. Однако его собрат по несчастью, раненный в плечо, произнёс:

– Продолжайте, свой рассказ, святой отец… Мне очень интересно, что же станет с нами дальше…

– Ты что обезумел Карлос? – взвился Сандовал. – Тебя растерзают эти дикари! Разрежут на куски! Что тут интересного?!

– Такова нить судьбы, как говорят индейцы. Мы ничего не сможем сделать. Трёх идальго выкупили, а нас специально оставили для ритуала… Странно… А я стану мучеником, подобно святым, принявшим смерть за веру? – поинтересовался Карлос.

Сандовал схватился за голову, упал на колени и издал истошный стон.

– Я не стану исповедоваться… – тут же сказал Карлос. – Бог оставил нас, отдав на растерзание дикарям.

Он отвернулся и воззрился в темноту.

– Но как же ваша бессмертная душа? – воскликнул Мартин, пытаясь воззвать к разуму пленника.

– Да чёрт с ней… – коротко ответил Карлос. – Я столько нагрешил на этой земле, что вряд ли мне уготовано местечко в Раю.

– А вы готовы исповедаться? – обратился я к Сандовалу.

– Да! – с жаром воскликнул тот. – Только как я смогу это сделать в присуствии посторонних?

Карлос зашёлся неистовым смехом.

– Это я-то тебе посторонний? Мы вместе резали индейцев на куски и насиловали их женщин. Убивали детей! Сжигали непокорные деревни! Я с удовольствием послушаю твой предсмертный рассказ.

Сандовал что-то хотел сказать, но слова буквально «застряли» у него в горле.

– А ваш друг?.. – поинтересовался Мартин, жестом указывая на третьего идальго, лежавшего на полу.

– Хвала небесам, нынешней ночью он скончался… Сердце не выдержало… – пояснил Карлос. – Вы святой отец так и не сказали, что сделают индейцы, когда рассекут наши тела?..

Сандовал упал на земляной пол и забился в судорогах. Карлос, довольный собой, рассмеялся. У меня возникло чувство, словно я нахожусь в преисподней. А передо мной грешники, которым суждено пройти семь кругов Ада…

Я принял исповедь у Антонио де Сандовала. Но не стал говорить, что из рассечённых тел пленников вынут сердца, а затем шаман и вождь съедят их, дабы обрести храбрость и мудрость врага. После этого тела разрежут на части, зажарят на ритуальном костре и всё взрослое население насладится страшной трапезой…

Ни я, ни Мартин не намеревались становиться сторонними наблюдателями прокулона. Но Антонио Сандовал так горячо умолял нас, дабы мы сопровождали его при восхождении на нгильятуэ, что мы не смогли отказать ему в последней просьбе.

Я многое повидал на своём веку, но этот ритуал поедания человеческих сердец довёл меня чуть ли не до сумасшествия. Несколько дней я прометался в горячке. Мартин, более крепкий и не столь впечатлительный, ухаживал за мной. Только спустя некоторое время я отважился открыть дневник и сделать эту запись… До сих пор я слышу неистовые крики Антонио и Карлоса… И не решусь описывать ужасающие подробности прокулона.

Наконец в нашем скромном жилище появился Лойхо.

– Время пришло, – обратился он ко мне. – Килиан ждёт тебя.

Я тотчас собрался в путь, предусмотрительно прихватив с собой походный мешок, в котором лежал мой дневник. Вдруг Килиан снова расскажет какую-нибудь легенду, и я со всем тщанием запишу её.

…И вот мы достигли горного храма, преодолели черноту входа, тёмные извилистые тоннели и вошли в зал. Посреди него на высоком ложе, укутанная шерстяными одеялами, лежала Килиан. Рядом с ней – шаман.

Невольно к горлу подкатила тошнота, в памяти тотчас всплыли жуткие картины прокулона, особенно тот момент, когда шаман с остервенением голодного шакала пожирал сердце Сандовала.

– Я ждала тебя, монах… – едва слышно произнесла Килиан и жестом пригласила приблизиться к ложу. – Я ухожу на небеса, на свою прародину… Отец и брат призывают меня… Обряд мачитун[35] оказался бессилен…

Килиан взглянула на шамана, он поспешил удалиться. В зал вошла молодая жрица, сжимая в руках золотой ларец.

– С подобными ларцами тринадцать небесных странников спустились на землю… – с трудом проскрипела Килиан. – Один из них принадлежал Килиан, то есть мне. Ты, вероятно, хочешь знать: почему я до сих пор жива, а мой отец и брат давно пребывают в Вену Мапу? Не так ли?

Действительно я задавался этим вопросом.

– Да, – призвался я. – И потому твоя божественность вызывает у меня сомнение…

Килиан рассмеялась и тут же закашлялась. Жрица хотела прийти ей на помощь, подать специальное питьё, изготовленное шаманом, но та жестом остановила свою воспитанницу.

– Таких как ты, трудно обмануть… Вам мало просто веры, вам необходимо её подтверждение… – сказала богиня. – Мой отец Нгемапун и брат Ванглен были смертны, как и все люди, хотя прожили долгую по земным меркам жизнь. Из тринадцати странников лишь двое получили дар перерождения – я и Тамандуаре. И сейчас ты увидишь, каким образом…

Килиан кивнула жрице, та поставила золотой ларец на столик подле ложа и открыла его. Я сразу же заметил свечение, исходившее изнутри, невольно почувствовал волнение и… трепет.

– Что это? – поинтересовался я.

Килиан не удостоила меня ответом. Жрица извлекла из ларца… череп. Совершенно прозрачный человеческий череп, словно из хрусталя, и направила его на меня. Пустые глазницы черепа вспыхнули демоническим огнём…

– Скажи мне: что ты чувствуешь? – спросила Килиан.

Внезапно на меня нахлынула невидимая волна, подхватила и закружила… Ноги мои обмякли, голова закружилась… Я летел через чёрную бездну, наконец, впереди забрезжил свет.

Я увидел просторный зал. На овальном столе стояло тринадцать золотых ларцов. Вокруг него – тринадцать небесных странников. Но в тот момент они ещё не были таковыми… Пожилой мужчина, облачённый в необычные одежды, произнёс:

– Я, Ах Мукен Кааб, вот уже много лет возглавляю наш клан. Вы сами избрали меня… Перед лицом надвигающейся опасности, могу сказать только одно: нам не выстоять. Силы врага огромны. Он уничтожит нас и завладеет «дарами». Вспомните, что мы рождены для того, чтобы охранять их. Прародитель Уркучильай доверил нашему клану сохранение великой силы, но в тоже время и опасной. Если «дары» попадут в нечестивые руки, нарушиться целостность нашего мира и всё погибнет. Поэтому выход только один – бежать. И как можно скорее! Каждый из вас возьмёт по ларцу, содержание в точности каждого из них мне не ведомо. Мы погрузимся на корабль, покинем прародину, найдём подходящую планету и затаимся.

Члены клана, облачённые в точности, как и Мукен Кааб, внимали его речам…

Затем я отчётливо видел, как серебряная птица приземлилась на землю, как из неё вышли тринадцать небесных странников – все в золотых одеждах. Среди них была лишь одна женщина, причём неземной красоты… божественной. Её внешность явно не соответствовала теперешней Килиан. Я без труда угадал среди мужчин Тамандуаре. Он был высок, прекрасно сложен, ветер развивал его светлые волосы.

Странники простились друг с другом. Тамандуаре приблизился к Килиан.

– Здесь мы свободны от клановых предрассудков… – произнёс он. Женщина улыбнулась, с надеждой и любовью вглядываясь в его лицо. – Я непременно найду тебя, Килиан, и мы воссоединимся. Обещаю тебе…

– Я буду ждать тебя, Тамандуаре, столько потребуется.

… И снова меня поглотила волна и окунула в бездну. Она кружила меня, как пылинку, а затем выбросила прочь. Я увидел кровавую битву. Затем дряхлого вождя… Он восседал на высоком каменном троне, застеленном шкурой леопарда.

– О, божественный Виракоча! – воскликнули несколько воинов и распластались подле трона властителя. – Твои враги повержены! Мы захватили множество пленников. Теперь боги получат достойные приношения.

Виракоча умиротворённо кивнул.

– Ведите их в Небесный храм, – распорядился он. – Пусть им отсекут головы… Надеюсь, что жертвы умилостивят Великого создателя, Всесильного Уркучильай.

…Я с трудом очнулся. Открыл глаза, пытаясь сообразить, где я нахожусь.

На меня по-прежнему «смотрел» прозрачный череп, только глазницы его потухли. Я правой ладонью отёр пот, струившийся со лба.

– Что это со мной было?.. – с трудом произнёс я.

– Вероятно, ты видел прошлое… Череп даёт видения, причём предугадать их невозможно. – Ответила Килиан.

– Тринадцать золотых ларцов хранили «дары», то есть тринадцать черепов… Не так ли? – спросил я, наконец, отдышавшись после необычного «путешествия». – И каждый из них наделён силой…

– Да. Ты всё правильно понял, – подтвердила Килиан.

– Но за… – я поперхнулся на полуслове. И начал засыпать богиню вопросами: – Но зачем ты позвала меня? К чему эти видения? Что ты хочешь? Соединиться с Тамандуаре?! Тогда причём здесь я? Я – монах, простой смертный человек, отнюдь не наделённый магической силой. Неужели череп, этот так называемый, дар богов, не помог тебе воссоединиться с возлюбленным?

Килиан покачала головой.

– Нет, не помог… Такова воля Всесильного Уркучильай.

– Так чем же я смогу помочь тебе?

Старуха печально взглянула на меня.

– Ты по-прежнему ведёшь свои записи?..

– Да… – ответил я.

– Хорошо… Запиши всё, что ты видел и всё, что увидишь… Но обещай, что никому не расскажешь об этом.

Я пожал плечами.

– Но дневник! Если я опишу в нём всё, что видел и слышал, его смогут прочитать другие! – Попытался возразить я.

Килиан кивнула.

– Да… И тот другой непременно прочитает. А теперь произойдёт то, ради чего ты пришёл.

Я замер в ожидании: Господи Всевышний! Как меня занесло в этот рассадник магии?! Но тут я вспомнил слова Клавдия Аквавивы, а затем наш разговор с Мартином. И произнёс: Всё во славу ордена…

Я ощутил спокойствие и уверенность в себе. Килиан это почувствовала и подала знак жрице. Та помогла богине подняться с ложа.

Женщины встали напротив вдруг друга, обхватили с обеих сторон руками череп и приподняли его, так что тот находился на уровне глаз Килиан. Богиня пристально воззрилась на череп, прямо в глазницы… Они вспыхнули, череп окутала серебристая дымка. Женщины начали быстро, речитативом, произносить молитву, но на каком языке, увы, понять я не смог, хотя владел многими диалектами Перу. Возможно, это был язык богов, на нём когда-то говорили тринадцать небесных странников. Я разобрал только одно слово: Уркучильай.

По завершении молитвы, Килиан закрыла глаза и явно начала слабеть. Её руки бессильно соскользнули с черепа и повисли вдоль тела, словно плети. Молодая жрица перевернула череп глазницами к себе и впилась в него взором.

Из глазниц вырвались две огненные струйки и окутали голову жрицы, подобно испанской вуали. Так они стояла несколько мгновений, у меня даже перехватило дыхание от сего магического действа. Но страха я не почувствовал.

Наконец, всё закончилось. Череп «потух», а необычная «вуаль» рассеялась. Старая Килиан упала на каменный пол, как подкошенная и испустила дух. Её душа отправилась в Вену Мапу.

Молодая жрица приблизилась ко мне, сжимая в руках череп, и произнесла:

– Теперь я – Килиан, дочь Нгемапуна… И помни о своём обещании…

От последних слов мне стало как-то не по себе. Это что же, за мной будет постоянно зрить невидимый глаз? В смысле – череп?..

– Ты можешь идти… – сказала мне молодая Килиан, и я поспешил покинуть храм.

Вернувшись в селение поздно вечером, когда солнце клонилось к закату, я вошёл в дом, упал на своё жёсткое ложе и тотчас заснул. Слава богу, что Мартин не докучал мне расспросами.

Правда, на следующее утро он с нетерпением ожидал от меня рассказа о посещении горного храма. Я мысленно произнёс: Всё во славу ордена… И впервые в жизни солгал Мартину.

– Старая Килиан больна, возможно, она умрёт. Она хотела видеть меня, дабы обсудить вопросы веры. – Постарался сказать я уверенным голосом.

– Неужели эта сумасшедшая признала Христа? – удивился он.

– Нет… Но пожалела, что у неё не остаётся времени, дабы это сделать.

На следующий день мы покинули независимое селение мапуче. Наш путь лежал к Лахалько, где жили индейцы-чачапойя, принявшие христианскую веру.

На протяжении всего пути мой мозг беспощадно сверлили одни и те же мысли: ведь Нгемапун и Ванглен также обладали золотыми ларцами, хранящими «дары» прародины, то есть черепа. Где же они теперь? И какой силой они обладают?.. Неужели они хранятся в горном храме Луны… Не потому ли, что черепа до сих остаются у мапуче, это племя не смогли подчинить инки?.. И теперь мы, испанцы, на протяжении почти шестидесяти лет пытаемся завоевать это племя… Но безуспешно, вряд ли это когда-либо удастся…

Диего де Торрес дочитал последнюю строку записей о пребывании Игнацио де Оканья в племени мапуче, далее шёл рассказ о том, как монах посетил Куелап, заброшенный город чачапойя.

Он отложил дневник, поднялся из-за письменного стола и подошёл к распахнутому окну. Вечерело. Его обдало прохладным ветерком…

Мозг иезуита лихорадочно работал: «Записи подтверждают догадки профессора Хосе де Акосты о существовании города Тамандуаре… А теперь ещё я узнаю о хрустальных черепах, прибывших вместе с небесными странниками с некой звезды… Черепа оказывают влияние на человека, и даже… осуществляют переселение души из одного тела в другое. Нет, лучше сказать, – сознания. Всего должно быть тринадцать черепов. Предположительно, три черепа хранятся в храме Луны. Один, принадлежавший Килиан (о чём свидетельсвтует Оканья в своём дневнике), второй – её отцу Нгемапуну, третий – брату Ванглену… Остаётся найти ещё десять… Нет, это невозможно… До храма Луны может добраться только посвящённый, да и мапуче-арауканы по сей день сохраняют независимость. Сколько отрядов туда не посылал губернатор Ллойла, ни один из них не смог одержать победу над арауканами. И что же мне делать?.. Как использовать дневник?..»

После длительных размышлений Диего де Торрес решил отправиться в Рим, дабы встретиться с генералом ордена Аквавивой, предусмотрительно прихватив с собой свитки Хосе де Акосты, дневник Игнацио де Оканья и… ритуальную чашу, найденную в Куелапе.

Генерал Аквавива, человек умный, наделённый весьма неординарным мышлением для своего времени, тщательно изучил бумаги, предоставленные Торресом. И пришёл в неописуемое волнение.

– Несомненно, то о чём пишет де Оканья, существует, – резюмировал он. – Реликвии индейцев! Потрясающе! Хрустальные черепа! Город богов! – восторженно восклицал он. – Ради этого стоило отправиться в Новый Свет! Если наш орден завладеет хотя бы одним из черепов и отыщет город Богов, раскроет его тайны, то получит не только уникальные знания, но и неограниченную власть!

– Да, но на данный момент я могу предполагать лишь о местонахождении трёх черепов. И овладение ими сопряжено с определёнными трудностями… – высказался де Торрес.

– Да, всецело с вами согласен… Я отправлю своего верного человека к губернатору Лойола[36], дабы тот постарался убедить его, наконец, покончить с непокорным племенем. Разумеется, я подкреплю свою просьбу золотом. Вы же отправитесь в Парагвай, также не с пустыми руками, и в окружении братьев-единомышленников, дабы ускорить освоение парагвайских земель. Возведение новых редукций, там, где ещё недавно произрастали дикие леса – ваша первостепенная задача, де Торрес. Не забывайте также снаряжать экспедиции на поиски города… Пока вы будете трудиться в Парагвае на благо ордена, я постараюсь убедить понтифика, дабы он предоставил Парагваю статус отдельного католического государства, к котором главенствующую роль будем играть мы, иезуиты. – Аквавива закончил свою эмоциональную речь и воззрился на своего подчинённого.

Диего де Торрес не ожидал, что генерал на сей раз будет таким сговорчивым. Он прекрасно знал, что некогда Хосе де Акоста также посещал Аквавиву и пытался убедить организовать в Парагвае государство иезуитов. И, несомненно, учёный-иезуит представил генералу доказательства того, что освоение Парагвая выгодно ордену. Может быть, сии доказательства были не достаточно вескими? Возможно…

Диего де Торрес не стал рассуждать на эту тему. Его охватило чувство огромного удовлетворения, что он проделал столь дальний путь не напрасно.

Длительное время Аквавива и Торрес потратили на то, чтобы выработать план возведения новых редукций и привлечения в них индейцев-гаурани на добровольных началах. А также – на организацию внутренних структур редукций, обеспечения в них нормальных условий жизни, в том числе трудовой занятости индейцев. Последнее весьма беспокоило генерала, ибо он не хотел содержать местное население за счёт ордена, оно само должно со временем окупать себя и давать доход в орденскую казну.

Но этим вопросом де Торрес мог заняться только по прибытии в Парагвай, дабы определить: какими ремёслами целесообразно занять гуарани и какие сельскохозяйственные культуры выгодно выращивать.

Закончив все организационные вопросы по будущему обустройству редукций, Диего де Торрес (с благоволения генерала) приступил к формированию отряда единомышленников. Работа предстояла сложная. Предполагалось, что новые редукции будут возводиться сначала вокруг Энкарнасьона по течению реки Параны и на приграничных землях с Аргентиной, затем уже севернее и северо-восточнее крепости Консепсьон[37], который стоял на одном из многочисленных притоков Парагвая, где обитали племена тенетехара и камаюра. Хоть они и были по укладу жизни близки к гуарани, но всё ещё не подверглись христианизации.

Шёл 1602 год. Начало нового века Европа воспринимала с огромным энтузиазмом и надеждами. Сорокалетний Диего де Торрес в сопровождении двадцати братьев покинул Рим и на корабле, снаряжённым на деньги ордена, отправился в Новый Свет, дабы покорить северные земли Парагвая и найти город Богов.

Не успел Диего де Торрес отправиться в Парагвай в сопровождении единомышленников, как в Рим прибыл Пабло Хосе де Арринага с миссионером Андреа Лопесом, ректором Иезуитской коллегии в Куско.

Они предоставили Клавдию Аквавиве отчёт о проделанном ими путешествии в Пайтити. В нём описывался огромный город, богатый золотом и серебром, расположенный в середине тропических джунглей около водопада. Местные жители города занимались ремёслами и прекрасно разбирались в металлах. Культовые сооружения были украшены золотыми и серебряными пластинами с выгравированными идеограммами. Согласно отчёту, миссионера Андреа Лопеса в Пайтити его пригласил местный правитель и даже предоставил провожатых. Переход до Пайтити занял десять дней, покуда миссионеры не достигли города.

Генерал иезуитов недоумевал: многие конкистадоры пытались достичь Пайтити, а тут сам правитель пригласил в гости христианского миссионера.

Свою версию выдвинул Пабло де Арринага: инки начали вырождаться, потому как вели изолированный образ жизни. В городе он увидел множество детей с врождёнными уродствами. Правитель Пайтити (миссионеры прекрасно понимали язык инков) признался, что Великий Бог Виракоча прогневался на их город – население вымирает, дети рождаются слабыми и больными… И он намерен искать защиту у христианского бога.

Миссионеры с энтузиазмом восприняли предложение правителя города. У них зародилась идея – организовать в Пайтити государство под эгидой ордена иезуитов. Они поделились своими соображениями с Аквавивой. Тот был вынужден разочаровать своих собратьев по ордену, потому как уже было принято решение о создании христианского государства на территории Парагвая[38]. А это требовало огромных финансовых затрат. Однако, Аквавива пообещал выделить средства на сооружение в Пайтити христианской миссии[39].

Отправляясь в обратный путь, Пабло де Арринага посетил Вальядолид, где встретился с Хосе де Акостой. Он сообщил профессору о решении генерала создать на территории Парагвая христианское государство, которое возглавит Диего де Торрес, и передал копии зарисовок, сделанные им в Пайтити. К своему вящему удивлению среди них Акоста обнаружил изображение бога Тамандуаре и змея-демона Колоканны.

Пожилой иезуит задумался: неужели Пайтити и есть тот самый город богов, который он мечтал найти все эти годы?! И он ошибался – город находится в непроходимых лесах Амазонии, а отнюдь, не в Парагвае…

Профессор надеялся, что де Торрес всё-таки разрешит его сомнения.