Трое на качелях Лунари Луиджи
Профессор. Здесь нашли, на стойке, под телефонной книгой Сингапура.
Командор. Но раньше-то их не было!
Профессор. Мы их просто не видели.
Командор. А телефонная книга Сингапура – это, по-вашему, нормально?
Капитан. Таких книг полным-полно!
Командор. В Сингапуре полным-полно! (Никто не придает значения его словам, и он повторяет.) В Сингапуре!
Капитан. Я извиняюсь… Мы в карты играем.
Профессор. Садитесь с нами.
Командор. Втроем?
Капитан. А мы в три семерки. Три семерки с вылетом!
Командор (срываясь на крик). Ну, хватит! (Вскочив с места, подходит к стойке, порывшись там, находит большую черную книгу, по-видимому. Библию. Затем возвращается к своему креслу и, усевшись, принимается усиленно читать ее.)
Остальные заканчивают очередной кон.
Капитан. Так. Что у нас? Взятки… козыри…расклад… Десять-ноль в мою пользу.
Профессор. Поздравляю. Хорошо играете.
Капитан. Я-то играю, а вы – мямля. Разбивать надо, а вы канитель тянете.
Профессор. Нечего было разбивать!
Капитан. Здрасьте: по третьему кругу шла шестерка и туз, а вы с семеркой сидели.
Профессор. В прикупе еще четверка оставалась. Зачем рисковать?
Капитан. Ничего не оставалось. Все четверки ушли.
Профессор. Нет! Точно помню: одна была.
Капитан. Ну. У вас на руках и была!
Профессор. А-а-а, да, правильно…
Капитан. Удивляюсь на интеллигенцию. Вроде культурные люди, а в карты играют, как лопухи, ей-богу! Институты, университеты… Ха! Зачем столько лет учиться, если от этой учебы память отшибает? (Командору.) Вы, фабриканты, небось не такие. Эй, я вам говорю!
Командор не слышит, совершенно погруженный в свои мысли.
Чего он там: молитву, что ли, бормочет?
Профессор. Тс-с-с! Оставьте его… Сколько у нас?
Капитан. Одиннадцать-ноль. Едем дальше?
Профессор. Сдавайте. Может, и я хоть очко заработаю.
Капитан (сдав карты и начиная игру). А можно я вам кое-что скажу по секрету?
Профессор. Конечно, можно.
Капитан. Вы не обидитесь?
Профессор. Вряд ли.
Капитан. У нас, у военных-то, как говорится, юмор казарменный.
Профессор. Логично.
Капитан. Значит, можно?
Профессор. Можно.
Капитан. На всякий случай, заранее прошу извинить.
Профессор. Вы меня интригуете.
Капитан. Так вот: хотите выиграть у меня хотя бы одно очко, играйте со мной не в карты, а в хвост кошачий.
Профессор. Это как понять?
Капитан. Или в пятак свинячий.
Профессор. Да почему?
Капитан. Потому что вы играете, как хрен собачий!.. Шутка!.. Ха-ха-ха!..
Профессор. Хорошая шутка.
Капитан. Правда? Очень остроумно, если вдуматься. Вот, говорят, у военных плохо с чувством юмора. Сами видите – вранье. А кто виноват? Телевидение, которое показывает одни парады, награды, генералов – грудь колесом… Или боевые действия. Все это слишком серьезно. На самом деле в армии, если знаешь ее изнутри, кипит жизнь, всегда полно веселья, радости – даже перед лицом смерти… (Замолкает, подумав о возможной реакции Командора, но тот по-прежнему занят своими мыслями.) Точно-точно, он молится.
Профессор. Тс-с-с! Не трогайте его!
Капитан. Надо же, как перепугался…
Профессор. Тс-с-с!
Командор. Да слышу, слышу… Только причин для веселья у нас маловато, любезный мой капитан в сапогах! Вам бы тоже помолиться. Чтобы не случилось того, о чем я говорю. Если сейчас откроется дверь – вот эта или эта, и появится некто… а не через дверь, так с потолка или черт его знает откуда еще…
Капитан. Кто появится?
Командор. Некто, некто!
Капитан. Кто именно?
Профессор. Я понял, кто.
Капитан. Что вы поняли?
Профессор (указывая вверх). Некто…
Капитан. Ах, Господь Бог! Чего ж произнести-то боитесь? Небось не дьявол, как раз наоборот. Некто, некто… Запомните. Первое: в эту вашу идею, которую вы вбили себе в голову, что мы умерли и сидим тут, как в таможне по дороге на тот свет, – я не верю. Даже если я умер, не вижу разницы между жизнью и смертью. Еще полезно ущипнуть самого себя – проверить, спишь или нет. Или коленкой об угол приложиться, чтоб искры из глаз! Но допустим, кто-то явится. И что с того? Что он нам сделает?
Командор. Как что?! Будет нас судить!
Капитан. И ради бога! Вот мой чемодан: ничего запретного!
Командор. Это невыносимо! Какой чемодан? Что значит «ничего запретного»?
Капитан. А то, что мой багаж в порядке. Проверяйте! Я в жизни не совершил ничего такого, за что судят и в чем раскаиваются. В армии с восемнадцати лет, честно выполнял свой долг, не крал, не причинял никому зла, даже на войне, потому что в войнах не участвовал. Делал то, что должен делать такой человек, как я.
Командор. И никаких сомнений?
Капитан. Нет. В уставе сомнения не предусмотрены. Сомневаются дамочки и философы.
Командор. Значит, угрызений совести тоже нет.
Капитан. Сейчас уже четыре часа, и все нормально!
Командор. Он меня доконает!
Капитан. Я ему так скажу: «Дорогой Создатель! Тебе хотелось, чтоб я жил иначе, значит, и создавать меня надо было иначе!»
Командор. То есть?
Капитан. Хотел, чтобы я был святым, героем, великой личностью? Так и создал бы меня святым, героем, великой личностью!
Командор. Он?!
Капитан. А кто ж еще?
Командор. Нет, я больше не могу! Я не выдержу!
Профессор. Погодите, погодите! Между прочим, капитан уловил самую суть. Если угодно, это фундаментальный, ключевой вопрос свободного выбора.
Капитан. Взятки, козыри, расклад и три туза. Тринадцать-ноль, я выигрываю!
Профессор. А я – сдаюсь.
Капитан. В следующий раз будем играть на денежки. За уроки надо платить. Ха-ха-ха!
Профессор. У капитана вполне определенная точка зрения. Но я не разделяю ни ту, ни другую. Да, ситуация необычная, происходят странные вещи. И если мы действительно умерли, если здесь, так сказать, передняя, прихожая, приемная того света, то я… не протестую… я согласен… я повинуюсь!.. (Сам того не замечая, говорит все громче и громче, обращаясь куда-то к верхнему этажу, словно его собеседник находится очень высоко и далеко. Опомнившись, вновь переходит на свой обычный голос.) Конечно, все это весьма условно. Однако…
Командор. Что – однако?
Профессор. Однако… и на моем счету нет серьезных проступков. И моя совесть тоже спокойна.
Командор. Ну, в этом смысле мне вообще не о чем беспокоиться.
Капитан. А с виду не скажешь. То есть по вашему поведению, виноват, не скажешь: вон, переживаете, дергаетесь, и все время одно и то же: «Он меня доконает, он меня доконает!»…
Командор. Это вы, вы меня доконаете! Своим тупым оптимизмом! Вы, толстокожий, пуленепробиваемый бегемот! Вам только в болоте мокнуть, ноздрями шевелить. «Мой чемодан! Ничего запретного!» Все эти шуточки, фиглярство, вздор, что вы тут наговорили!.. Глупый вы, батенька! Глупый!
Капитан. А что я сказал? Не понимаю…
Командор. Вы сказали, что не были героем и святым по вине того, кто не сотворил из вас героя и святого.
Капитан. Я не говорил, что кто-то виноват.
Профессор. Это верно: подобного утверждения не было. Капитан просто констатировал положение вещей.
Капитан. Вот. Точно.
Командор. Ну, знаете, выходит, и Сталин с Гитлером вершили свое кровавое дело, потому что их такими сотворили.
Капитан. Конечно. Скажете нет? Профессор, объясните ему!
Профессор. Бесспорно. И столь же неоспоримо. Извините за тавтологию.
Капитан. Моего двоюродного брата зовут Адольфом. Маленький, с усиками, а чубчик начесать – вылитый фюрер. Но никогда в жизни он не сделает того, что сделал Гитлер. У него есть средний доход, его не интересуют женщины, карьера, и все, что имеет, он тратит на путешествия. Почему?
Командор. Что – почему?
Капитан. Почему он не способен на то, что сделал Гитлер?
Командор. И почему?
Капитан. Потому что этот «Некто» сотворил его иначе.
Командор. Нет, он меня действительно доконает!
Капитан. Все очень просто.
Командор. Ну, знаете… Выходит, законов нет, никто никого не судит, ответственности никакой. Убил жену – объясняешь: «Пардон, меня таким сотворили!» И никто слова не скажи. Солдат в армии набил морду полковнику, а все вокруг заохали: «Бедняжка не виноват, его таким сотворили!» А может, за это полагается тюрьма, капитан?
Капитан. Тюрьма, полевой суд, и к стенке!
Командор. Ага! Видали?
Капитан. Но это же другое дело. Полковник есть полковник. Это не ваш «Некто»! Полковник не обязан терпеть такого солдата. И генерал не обязан, и армия тоже. И если солдат даст мне в ухо, я отвечу: «Меня сотворили иначе». И поставлю его к стенке.
Командор. Что-что?
Капитан. Один-один, и мяч на центр поля.
Командор. Доконает!
Профессор. Любопытная аргументация.
Капитан. А кстати, этому вашему «Некто» можно прямо заявить: «Ты сам меня так сотворил». Интересно, что он ответит?
Командор. Что ответит?
Капитан. Что он может ответить? Ничего! Всевышний, всемогущий, всеведущий, добрый, справедливый и Бог знает, что еще. Он создал небеса и землю, и листик не упадет с дерева без его воли. Убил человек свою жену: кто виноват? Листик, который не туда упал, да? А листики кто сбрасывает?
Пауза.
Профессор. Ну… вы, пожалуй, увлеклись. Преувеличиваете… На вашем месте я поискал бы середину, как-то смягчил бы…
Капитан. Смягчать тут нечего.
Профессор. Нет, извините! Это верно, что каждый из нас создан по-своему, но верно и то, что в наших условиях, где мы родились и живем, каждый имеет возможность выбора, стремится к тому или иному. Вот, к примеру, этот господин – фабрикант, и он, конечно же, уклоняется от налогов.
Командор (протестующе). Я?!
Профессор. Вы налоги платите?
Командор. В общем… да.
Профессор. Все?
Капитан. Все-все?
Командор. Ну… (Пауза.) Не совсем.
Профессор. При желании могли бы платить побольше, а уклоняться поменьше?
Командор. Э-э-э… Ну, в общем… (Пауза.) Да.
Профессор. Что ж вам мешает? Высшая сила? Непреодолимое препятствие?
Командор. Да нет…
Профессор. Более того: уклонение от налогов требует изощренной акробатики! Оказывается, легче – платить.
Командор. Вообще-то… (Пауза.) Да…
Профессор. Вот и все! Если господин не платит налоги, то «Некто» здесь ни при чем. Сами виноваты.
Капитан (язвительно). Значит, Бог не в счет.
Профессор. Бог не в счет.
Капитан. Да, дорогой профессор, вам крупно повезло, что живете в наше время. В средние века за такие словечки – прямиком на костер. Бог – во всем. Почему этот господин не платит налоги?
Профессор. Видно, честности маловато.
Командор. Что вы себе позволяете?
Профессор. Прошу прощения. Это к теме разговора.
Командор. Так вот. Я готов платить налоги – во-первых, если все будут их платить, а во-вторых, если государство перестанет пускать их в трубу! Да, я мелкий неплательщик. Но никогда не посмею утверждать, будто в этом виноват кто-то еще, кроме меня самого. Извините, я не желаю продолжать разговор. (Берет телефонную книгу Сингапура и усаживается в кресло читать.)
Капитан. Чего обижаться-то, не пойму. Оскорбился… прямо до смерти… Пардон!
Пауза.
Профессор. Я, признаться, тоже не плачу налоги с частных уроков. Ни единой лиры. Хотя уроками очень прилично зарабатываю.
Капитан. Еще бы: известная категория – «Три П».
Профессор. «Три П»?
Капитан. Поп, профессор, проститутка – злостные неплательщики налогов. Ха-ха-ха! Вы не обиделись?
Профессор. Да нет, конечно.
Капитан. Я предупреждал: у нас, у военных, казарменный юмор. Но без злобы!
Профессор. Вообще-то, я мог бы прекрасно платить. Честности бы побольше.
Капитан. А-а-а, честности не хватает?
Профессор. Не хватает. Однако при желании…
Капитан. И где же оно, желание ваше?
Профессор. Кто его знает? Наверное, чересчур пекусь о собственной выгоде.
Капитан. Что же это вы так печетесь о выгоде?
Профессор. Характер такой!
Капитан. А если изменить характер?
Профессор. Увы! Я так устроен.
Капитан. Вот видите? Вы так устроены! Будь у вас другой характер, меньше бы стремились к деньгам, больше было бы честности и желания… Да, вы платили бы налоги! Но вы были бы другим, и весь этот разговор не состоялся бы.
Профессор разводит руками, ему нечего возразить.
Командор (словно стряхнув с себя отчуждение). Значит, по-вашему, что ни делай – все будет правильно, все хорошо?
Капитан (напевая). «Все хорошо, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо-о-о!!!»
Командор. Профессор никак не изменится к лучшему…
Капитан. Никак. Иначе он станет другим.
Командор. И, стало быть, этот мир…
Капитан.…есть лучший из миров. Это не я сказал, а кто сказал – не знаю.
Профессор. Лейбниц.
Капитан. Я с ним полностью согласен.
Командор. В жизни не встречал такого тупого, низкопробного оптимизма, такого… такого…
Капитан (цитируя). «Если не получилось переспать с самой красивой в мире женщиной, представь себе, что женщина, с которой ты спишь, – самая красивая в мире!»
Командор (Профессору). Слыхали? (Понемногу распаляясь.) А это кто сказал – слепой?
Капитан. Это сказал мой дядя, который в свои девяносто лет читал газету без очков.
Командор (сдерживая ярость). «Представь себе», да? А утром, на рассвете? А днем? Или ночью – встал по своим делам, зажег свет, а тут… (В отчаянии.) Господи, с кем я спорю? Почему я вообще с ним разговариваю?
Капитан. От нечего делать, наверное.
Командор. То-то и оно. Ладно. Лишь бы не о смерти и не о мертвецах.
Капитан. Пардон, пардон! Это уже что-то совсем похоронное…
Пауза. Командор продолжает читать.
(Напевает.)
«Скажите, девушки, подружке вашей,
что я не сплю ночей, о ней мечтая…»
Профессор. А знаете, капитан… Вы отнюдь не такой оптимист, каким себя считаете. Утверждать, что наш мир – лучший из миров, это палка о двух концах.
Капитан. «Что всех красавиц она милей и краше. Я сам хотел признаться ей, Но слов я не нашел…»
Профессор. Ну, смотрите, ведь можно сказать (восторженно) «Этот мир – самый лучший из миров!» Так? А можно иначе (мрачно и обреченно): «Господа! Мир, где мы живем, оказывается, лучший из миров, поэтому улучшить его не удастся никогда! Безнадежно. Все. Капут!»
Капитан.
- «Очей прекрасных огонь я обожаю.
- И на земле иного я счастья не желаю!..»
Профессор. Ну, что скажете?
Капитан. Я? Ничего! Буду я еще голову ломать! А в казарме вам знаете, что скажут?
Командор. Пошлют далеко.
Капитан. Вот он знает.
Командор. Слушайте, зачем столько слов? Говорим, говорим, а про что – сами не знаем. Так… Сотрясение воздуха, пустая болтовня. Мешаете, господа. Я из-за вас двух строчек толком прочесть не могу!
Капитан. Да уж! Нелегкое дело – читать телефонную книгу! Роман! Ха-ха! Столько действующих лиц, и у многих одинаковые фамилии!
Командор раздраженно встает, держа книгу под мышкой, идет в туалет и запирается там.
Обиделся, что ли?
Профессор. Да нет. Просто нервничает.
Капитан. Я знаю: он думает, что умер, и ему страшно.
Профессор. Хм, пожалуй.
Капитан. Все равно, держи себя в руках. Нельзя так сразу нервничать. Впереди целая вечность… (Напевает.)
«Что без нее в душе моей Тревоги не унять…»
Профессор. Шш-ш-ш! (Подойдя к телефону, снимает трубку.) Бесполезно. Не работает.
Капитан. А вам куда звонить?
Профессор. Домой.
Капитан. Чего это вдруг?
Профессор. Хотел попросить вас, чтобы вы поговорили с ними и попросили к телефону – меня.
Капитан. Так они скажут, что вас нет!
Профессор. Естественно. Но если ответит печальный голос, если они скажут: «Увы, случилось несчастье… Профессора Саппонаро больше нет…»
Капитан. А-а-а, значит, подцепили заразу от нашего друга! Прямо эпидемия какая-то!
Внезапно звонит телефон. Капитан с Профессором замирают. Открывается дверь туалета, на пороге показывается Командор и тоже застывает, будто парализованный. Телефон продолжает звонить.
Командор. Звонит… Спросите, кто…
Капитан. Нет уж. Я никаких звонков не жду. Это – не меня.
Профессор. Сами и спросите… Спросите!..
Пауза. Телефон звонит еще раза два-три, затем умолкает.