Кровавый разлом Теорин Юхан
— Пелле, какого черта ты тут делаешь? — заревел он. — Ступай и занимайся своей работой!
Пер повернулся и убежал.
Через двадцать минут они вернулись, уже одетые. Парика на Регине не было.
Джерри смеялся над сыном всю дорогу назад.
— Он решил, что мы хотим ее убить! — Он повернулся назад. — Слышишь, Регина, он подумал, что мы хотим пришить тебя в лесу!
Но Регина не смеялась. Каждый раз, когда Пер на нее смотрел, она отводила глаза.
Регина и Маркус Люкас.
Он на всю жизнь запомнил эти два имени. В голове ощущалась отвратительная свинцовая тяжесть. Слишком много вина и воспоминаний. Он приподнялся и посмотрел в окно — из окна его спальни открывался вид на новые шикарные виллы. Людей он не заметил. Веранда в доме Ларссонов была пустой. Никаких следов вечернего застолья.
После выходки Джерри все закончилось очень быстро. Муж и жена Курдин забрали ребенка и исчезли, Герлоф и Йон тоже поднялись с мест. Вендела Ларссон начала убирать тарелки. Может быть, это были комплексы, но Перу представлялось, что соседи будут обходить его и Джерри за версту.
Он примерно знал, что за этим последует. Конечно, никто ему ничего не сказал; он поблагодарил за вечер, и они с Джерри удалились. Но вопросы обязательно будут. О, это любопытство… вечное провинциальное шведское любопытство! И конечно, многозначительные улыбочки: а вы знаете, кто наш новый сосед? Ни за что не догадаетесь! Сын Джерри Морнера! Ну да, того самого…
— А вы, Пер, сами тоже снимали порнофильмы?
— Нет.
— Неужели ни разу?
— Я никогда не принимал участия в делах Джерри.
— Так-таки никогда?
— Никогда.
Когда Пер стал взрослым, он к этому привык: четко проводить границу между собой и отцом, подчеркивать, что он вовсе не такой, как отец. Но зачем он тогда поддерживает с ним контакт? И как он мог сделать эту чудовищную глупость — зачем он приволок его сюда, на Эланд?
Пер с удовольствием еще повалялся бы в постели и даже, может быть, задремал. Но надо было вставать. Яркий солнечный свет резал глаза. Он мысленно пожелал, чтобы небо заволокло тучами. И он не хотел больше думать о Регине.
И о соседях тоже.
Похоже, все еще спят. Он вышел в кухню. Двери в комнаты детей закрыты, из гостевой каморки доносится тяжелое дыхание отца. Храп, смешанный с шипением и свистом.
Он помнит эти странные звуки еще с тех пор, когда он приезжал к отцу в его маленькую квартирку в Мальмё, еще до того, как к отцу потекли большие деньги. Он и тогда свистел и шипел.
Особенно если он был с женщиной. Пер лежал на матрасе у телевизора и слышал эту симфонию шипения и хрипов, смешанную со стонами, вскриками, а иногда и плачем женщин. В те вечера, когда Джерри фотографировал или снимал фильмы, Пер никогда не мог заснуть, а постучать он боялся — вдруг отец так же наорет на него, как тогда, в лесу?
В зимние месяцы спальня была рабочим местом отца — работать на натуре было слишком холодно. Там он делал фотографии и фильмы, там же был и его так называемый офис. Он купил водяной матрас на полкомнаты. Деньги фирмы хранились в конверте под матрасом. Можно сказать, что матрас и был его главным офисом. Два телефона, калькулятор «Фацит», маленький бар и кинопроектор — можно было показывать фильмы на белой стене.
Сладкая жизнь, подумал Пер. Но и ей пришел конец.
Он постучал в дверь:
— Джерри?
Храп прекратился. Вместо него послышался кашель.
— Пора вставать, Джерри. Будем завтракать.
Он повернулся и увидел на столике в прихожей черный мобильный телефон. Это был мобильник Джерри. Он был включен. Пер взял телефон в руки — кто-то звонил Джерри в семь утра. Конечно, ни один из них не слышал звонка. Все спали как убитые.
Он посмотрел, кто звонил. На дисплее выскочила надпись: «Номер неизвестен».
Джерри приплелся на веранду через четверть часа. На нем был белый купальный халат — Пер ему одолжил свой. Дети все еще спят — и пусть, им нужен отдых. Особенно Нилле. К тому же Пер хотел поговорить с отцом без детей.
Они кивнули друг другу. Солнце стояло уже довольно высоко.
В руках у Джерри был стакан.
— Пелле? — сказал он, как показалось Перу, умоляюще.
— Нет. Сегодня никакого спиртного. Пей сок.
Отец сел на стул. Халат немного распахнулся, и Пер опять обратил внимание на наклейку на животе. Он помог отцу намазать поджаренный хлеб маслом, и Джерри жадно откусил большой кусок.
Пер внимательно посмотрел на отца:
— Тебе не кажется, что вчера ты перебрал со своими выступлениями?
Джерри удивленно заморгал.
— Ты не должен был рассказывать моим соседям, чем ты занимаешься. И тем более показывать журналы.
Джерри пожал плечами.
Пер знал, что чувство стыда Джерри незнакомо. Ему нравилась его работа. Он забавлялся всю свою жизнь.
Пер наклонился к отцу:
— Джерри… ты помнишь девушку по имени Регина?
— Регина, — не столько спросил, сколько повторил Джерри.
— Регина… в конце шестидесятых она работала с тобой… у нее еще был блондинистый парик.
Джерри показал на свою заметно поредевшую шевелюру и покачал головой.
— Знаю, знаю, ты всех делал блондинками… Но неужели ты не помнишь Регину?
Джерри посмотрел в сторону и долго не поворачивал головы. Казалось, пытается что-то вспомнить.
— Что с ней случилось? Вспомни!
— Стала обычной бабой. — Он закашлялся. — Как… все они… — с трудом выговорил он сквозь кашель.
Пер дал ему откашляться и показал мобильник.
— Джерри, — сказал он. — Тебя разыскивают.
26
В Чистый четверг Вендела проснулась в восемь утра. Во рту все пересохло, нос заложен. Она отдернула штору, и ей показалось, что воздух за окном желтый от пыльцы.
Алоизиус спал, как всегда свернувшись клубочком у ножки кровати, — ночью ему хотелось быть поближе к хозяйке. Макс укрылся одеялом с головой и храпел. Это все вино. Он пил вчера стакан за стаканом и словно бы не слышал ее тихих напоминаний — сердце, Макс, поосторожнее с алкоголем, тебе не двадцать… обычный набор атрибутов супружеской заботы.
Если сейчас его разбудить, он будет никакой, решила Вендела. Пусть поспит.
Сегодня на остров опять приедет фотограф — последний раз. Так что Венделе предстоит опять готовить и печь хлеб. Причем начинать надо прямо сейчас — парень обещал приехать до ланча.
Она откинула одеяло, спустила ноги, как можно тише высморкалась в бумажный носовой платок и вышла.
Макс выполз из спальни через час. В халате он выглядел почему-то еще более несчастным. Вендела к этому времени успела принять антиаллергическую таблетку и ждала эффекта. Пока таблетка растворялась в желудке и медленно всасывалась в кровь, она успела поставить тесто для двух сортов деревенского хлеба, а сейчас перетирала ржаную муку с растопленным маслом для третьего. Алли не доел свой сухой корм «со вкусом курицы» и расположился под кухонным столом.
— Доброе утро!
— М-м-м… — простонал Макс, набуровил здоровенную чашку кофе из кофеварки и присел за стол, наблюдая за ее действиями.
— А ты не рано начала с хлебом? — вяло спросил он. — Важно, чтобы он был только что из печи… дымился, когда режешь.
— Я знаю… вся беда в том, что хлебы мгновенно остывают. — Вендела рукавом вытерла пот со лба. — Не волнуйся — этот хлеб для декорации, на втором плане. Свежий поставлю уже при нем.
— Хорошо, хорошо… ты завтракала?
Вендела бодро кивнула.
— Банан, три бутерброда с сыром, стакан йогурта, — соврала она.
На самом деле ее завтрак состоял из чашки чая с лимоном.
— Ну что ж… продолжай.
Он заперся в ванной.
Вендела посмотрела в сторону двери. Ей не терпелось сбегать к эльфовой мельнице и посмотреть, на месте ли ее монетка.
Она собрала оставшееся масло и двумя чайными ложками начала формировать его в шарики.
Золотисто-желтое масло прекрасно выглядело на фотографиях, но у нее с маслом были связаны неприятные воспоминания. В детстве в ее обязанности входило также сбивать масло. Генри сделал маленькие березовые мутовки и показал дочери, как делают масло из сливок. Из восьми литров сливок получался небольшой горшочек масла, а сбивать его надо было долго и нудно… отвратительная работа, она до сих пор помнит, как набивала мозоли этими мутовками.
С маслом это уж так, говаривал Генри, с маслом удача нужна. Если повезет, эльфы будут помогать с маслом всю жизнь. Но для этого надо в полнолуние раздеться догола, сесть на навозную кучу и начать сбивать масло. И тогда все. На всю жизнь маслом обеспечен.
Вендела поставила миску с шариками в холодильник. Она подозревала, что выдумал этот масляный ритуал какой-нибудь похотливый старик хуторянин. Ему, наверное, хотелось посмотреть, как голые девчонки бегают ночью по двору. Она продолжала сбивать масло, не раздеваясь.
Через час появился знакомый фотограф из Кальмара. Макс, улыбаясь, встретил его на лестнице в национальной крестьянской одежде — серо-коричнево-голубые тона подбирала Вендела.
Мужчины исчезли в кухне — обсуждать мотивы, ракурсы, цветовую гамму… или что они там еще обсуждают в таких случаях. Вендела пошла за почтой — почтовые ящики, чтобы не затруднять работу почтальона, были собраны в одном месте и стояли в строю, как солдаты в желто-голубых мундирах.
Она заметила высокого мужчину в зеленой куртке — это был Пер Мернер. Он уже взял почту — в руке у него была газета.
Вендела выпрямилась и машинально улыбнулась. Вчера на вечеринке все словно остолбенели, когда Джерри Морнер выложил свой журнал, но, в общем, ничего страшного не случилось.
Она вспомнила этого Джерри — интервью, телерепортажи… В семидесятые годы Джерри Морнер был на первых страницах таблоидов — шикарные рестораны, ночные клубы… одним словом, знаменитость. Он был одним из первых королей порно, он создавал и выводил в мир иллюзорную картину грешной шведской жизни. Благодаря ему и таким, как он, американцы и европейцы были уверены, что Швеция — страна мечты, где женщины ни о чем, кроме секса, даже и думать не хотят.
А когда Вендела была маленькой, порнография была запрещена. Потом ее разрешили. А теперь никаких моральных правил не существовало: сегодня все газеты писали о кошмарах порнобизнеса, а завтра рекомендовали тот или иной так называемый эротический фильм или журнал.
Вендела кивнула Перу Мернеру и собиралась пройти мимо, но он остановился. Она, почувствовав, что пройти мимо было бы невежливо, тоже остановилась.
— Спасибо за вчерашний праздник, — сказал он.
— Это мы должны вас поблагодарить… Теперь мы, соседи, знаем друг друга немного лучше.
— Да… вот именно… — Пер помолчал, словно собираясь с духом, и произнес: — Насчет того, о чем отец вчера говорил…
Вендела нервно засмеялась:
— Что ж, в честности ему не откажешь.
— Да… и странный свой бизнес он тоже вел честно, — быстро сказал Пер и добавил: — Он давно уже этим не занимается.
— Понятно…
Опять наступило молчание. Честный порнобизнес… Вендела уже хотела было спросить, почему он так в этом уверен, но в этот момент в ее кухне открылось окно.
— Вендела, мы готовы. — Макс! — Сейчас будем фотографировать хлеб. Ты придешь?
— Секунду!
Макс пристально посмотрел на них, ничего не сказал и закрыл окно.
Вендела тут же решила, что он ее осуждает. Двойка за поведение. А в чем она виновата? Остановилась поболтать с соседом… Ни в чем она не виновата! В ней проснулось чуть ли не детское упрямство. Она повернулась к Перу:
— Значит, вы тоже бегаете?
— Иногда. Хотелось бы побольше.
— Можем как-нибудь пробежаться вместе.
Пер посмотрел на нее, как ей показалось, с недоумением.
— С удовольствием, — сказал он. — Если у вас есть желание…
— Конечно!
Вендела попрощалась и пошла в дом. Вот так. Так и надо общаться с людьми. Она была довольна собой. Вот так и надо общаться с людьми, спокойно и непринужденно: «Значит, вы тоже бегаете?» Она сказала это легко и без напряжения — и теперь у нее есть партнер по джоггингу.
Конечно, дорогу к эльфовой мельнице она ему показывать не будет. Это место ее, и только ее.
Вендела и эльфы
Во второй раз Вендела увидела мельницу эльфов только через пару лет. Она окончила начальную деревенскую школу. Теперь надо было ходить в школу в Марнесе — на другой стороне острова, почти в четырех километрах.
Для девятилетней девчушки путь не близкий, но Генри ни разу ее не провожал.
Все, что он сделал: довел ее до конца выгона, где под огромным небом паслись и непрерывно жевали коровы, и показал на восток, на горизонт, где не было видно ни единого деревца.
— Иди к эльфовой мельнице, а оттуда видна часовня в Марнесе. Школа напротив церкви. Это самый короткий путь… пока снега нет. Зимой придется идти по дороге, это подальше.
Он вручил ей пакет с бутербродами и пошел назад, в каменоломню, как всегда что-то напевая себе под нос.
Вендела двинулась в обратном направлении, на восток, по выжженной солнцем траве. Лето уже на исходе, но было еще по-летнему жарко, мертвые полевые цветы сухо шуршали под ногами. Она панически боялась гадюк, но так никогда ни на одну и не наткнулась. Ей попадались только добродушные звери: зайцы, лисы, косули.
Эльфову мельницу она увидела в первый же день. Камень лежал на том же месте, одинокий и непоколебимый. Вендела, то и дело оглядываясь, прошла мимо. Отец сказал правду — отсюда видна была церковная башня в Марнесе.
Уроки начинались в половине девятого. В класс пришел ректор Эрикссон — он встал у черной грифельной доски и выглядел очень строго. Рядом с ним стояла классная руководительница фру Янссон, с собранными в тугой узел на затылке волосами. Фру Янссон выглядела еще строже. Она громким и уверенным голосом выкликнула по списку всех учеников и села за фисгармонию. После утреннего псалма начались уроки.
В половине второго уроки закончились. Венделе было немного страшно и очень одиноко, но потом она подумала, что класс — как стадо коров и что другим страшно не меньше, чем ей. Эта мысль принесла ей облегчение. К тому же после большой перемены был урок шитья, а каждый час они пели и разминались за партами. Если она с кем-нибудь подружится, все будет замечательно.
По дороге домой она задержалась у камня. Потом робко подошла, вытянула шею и посмотрела, что там наверху. Она увидел маленькие ямки на верхней стороне камня, дюжину, не меньше. Похоже, что кто-то выдолбил эти ямки и тщательно отполировал — они выглядели как маленькие мисочки идеально круглой формы.
Она оглянулась — никого. Вендела вспомнила — отец рассказывал ей, как люди приносят эльфам дары. Она постояла еще немного и пошла домой — к своим коровам.
С тех пор она каждый день останавливается у эльфовой мельницы — ей хочется узнать, правда ли это или врут насчет подарков. Ей так и не удалось никого увидеть, но в углублениях иногда кое-что лежит: монеты, булавки или дешевые украшения.
…У камня ее всегда охватывает странное чувство. Все вокруг неправдоподобно тихо, но когда она зажмуривается так, что солнечный свет сквозь плотно сжатые веки кажется темно-синим, возникают картины. Она видит группу тонких и бледных людей, молча смотрящих на нее с той стороны камня. Чем сильнее она зажмуривается, тем яснее их видит. Особенно ей запомнилась высокая красивая женщина с темными траурными глазами. Вендела почему-то знает, что это и есть королева эльфов, та самая, что когда-то влюбилась в охотника.
Королева никогда ничего не говорит, только молча смотрит на Венделу. Вид у нее очень грустный: тоскует, должно быть, по своему любимому. Венделе кажется, что она слышит далекий и мелодичный звон колокольчиков. Трава под ее ногами исчезает, земля становится гладкой, искристой и твердой, тихо журчит вода в бесчисленных прохладных родниках…
Королевство эльфов…
Но когда она открывает глаза, все исчезает.
Подходя к дому, она невольно смотрит на среднее окно на втором этаже. Там живет Инвалид. Он никогда не подходит к окну.
Вендела через кухню проходит в комнату Генри. Повсюду в беспорядке валяется нестираная одежда, счета и официальные письма. Денег, чтобы принести в дар эльфам, у нее нет. Зато в темно-коричневом шкафу рядом с отцовской кроватью стоит шкатулка с мамиными украшениями.
Отец придет не раньше, чем через несколько часов, а Инвалид ей, понятное дело, не помешает.
Белая шкатулка так и стоит в шкафчике на нижней полке. Изнутри она обита зеленым бархатом… множество брошей, ожерелий, сережек и заколок. Штук двадцать украшений, не меньше. Или даже тридцать. Есть и те, что достались матери в наследство, но большинство куплено после войны. Все, что ее мама и ее родственники покупали, собирали… она надевала, наверное, эти украшения… а теперь они лежат в белом ларчике на нижней полке в шкафу.
Вендела осторожно, большим и указательным пальцами, поднимает серебряную брошь с большим красным камнем. Даже здесь, в полумраке, заметно его глубокое горячее свечение. Как настоящий рубин.
Рубины, в Париже, думает Вендела. Откуда здесь, на Эланде, рубины?
Она прислушивается — все тихо. Она быстро сует брошь в карман.
На следующий день, возвращаясь из школы, она останавливается у камня и нащупывает в кармане платья брошь. Смотрит на камень, на пустые, круглые, отполированные ямки.
Смешно, ей ничего не приходит в голову, о чем она могла бы попросить эльфов. Ей уже почти десять, не может такого быть… у нее должны быть желания, но ничего не приходит в голову.
Путешествие в Париж?
Нет, надо быть поскромнее. Наконец она решает попросить эльфов, чтобы они помогли ей съездить в Кальмар — она не была на материке уже два года.
Она кладет брошь в ямку и бежит домой.
На следующий день суббота. Школа закрыта — в кои-то веки решили заменить камины в классах.
— Поторопись с коровами, — говорит отец за обедом. — И как подоишь, сразу переодевайся.
— А что?
— Поедем в Кальмар, к тетке. Поездом. Там и переночуем.
Случайность? Нет, конечно. Эльфы.
Но на этом надо было бы и остановиться.
27
Пер знал, что он должен позвонить в полицию в Векшё, но сейчас была очередь других звонков — разросшуюся семью надо кормить; чтобы кормить семью, нужны деньги, а деньги надо зарабатывать. После завтрака он усадил Джерри на веранде и заперся в кухне. Телефон, список номеров и вопросник.
Три сигнала. Мужской голос назвал фамилию. Пер покосился на список — все правильно. Он выпрямился и глубоко вдохнул — голос должен звучать энергично и убедительно.
— Добрый день, меня зовут Пер Мернер, я представляю предприятие «Интерэко». Наша компания занимается изучением рынка… Надеюсь, у вас найдется время ответить на наши вопросы — это займет минуты три.
На самом деле не три, а около десяти, но никто никогда не протестовал — либо сразу бросают трубку, либо отвечают. На часы никто не смотрит.
— А в чем дело?
— Я хотел бы вас попросить ответить на вопросы об одном сорте мыла. Вы ведь используете мыло в вашем хозяйстве.
Мужчина дружелюбно засмеялся:
— Редко, но бывает.
— Очень хорошо. Тогда я назову вам сорт мыла, а вы скажете, знаком ли он вам и когда и где вы с ним сталкивались.
Пер произнес название, медленно и внятно.
— Знаком, — сказал собеседник. — Видел рекламу в городе.
— Еще лучше. А можете ли вы в двух словах описать, что вы подумали, увидев эту рекламу?
Пошло-поехало. Марика год назад очень веселилась, когда узнала, что Пер стал работать телефонным интервьюером. Наверняка издевалась. Когда они познакомились, оба работали в отделе маркетинга, но Марика теперь уже шеф этого отдела, а Пер после развода ушел с работы. Впрочем, это решение зрело давно. Может быть, причиной тому был Джерри. Отец был настолько жаден до успеха и до денег, что Перу вовсе не хотелось идти по его стопам.
С другой стороны, телефонные интервью — свободная работа, он может делать ее где угодно и когда угодно, был бы телефон. Дело важное — уточнение имиджа того или иного продукта. Интервьюер должен постараться выяснить, чего бы хотелось покупателю, о чем он мечтает, — и в будущем эти сведения будут учтены в рекламе.
К началу одиннадцатого он обзвонил двадцать пять человек из списка и получил ответ от четырнадцати. Он положил трубку и потянулся, но телефон неожиданно зазвонил. Он взял трубку:
— Мернер.
Ответа не последовало, только странный звук, словно эхо в пустом зале. Какой-то крик, явно записанный.
— Алло?
Ответа не последовало, но крик повторился еще несколько раз.
Неверно набрали номер. Может быть, какой-нибудь товарищ по несчастью — другой телефонный интервьюер.
Он продолжал обзванивать потенциальных покупателей мыла до одиннадцати. Потом сделал паузу и сходил за кальмарской газетой «Барометр». Газета называлась утренней, но в Стенвик ее доставляли намного позднее.
Он пошел домой, перелистывая на ходу газету, — и остановился как вкопанный.
ТРУПЫ В СГОРЕВШЕМ ДОМЕВ среду при осмотре сгоревшей виллы под Рюдом найдены два трупа: женщины примерно тридцати лет и мужчины около шестидесяти.
Дом полностью уничтожен пожаром, возникшим в ночь на понедельник. Работник фирмы, которой принадлежала недвижимость, пропал. Полиция считает, что труп мужчины принадлежит пропавшему. Идентификация останков женщины пока не проведена.
До сих пор неясна также причина пожара, но, судя по опросу свидетелей, можно считать, что это поджог. Следствие продолжается.
Пер сложил газету и пошел домой. Получается, он и в самом деле слышал женский крик в горящей вилле, а это значит, полиция скоро даст о себе знать. Так что лучше позвонить самому, как он и собирался с утра.
Он набрал номер полицейского управления в Векшё и попросил позвать ту женщину, которая допрашивала его в воскресенье, но у нее был выходной, и его соединили с инспектором по имени Ларс Марклунд. Инспектор ничего не хотел говорить, пока он не назовет персональные номера. Свой и Джерри. Но и после того, как Пер выполнил его просьбу, он был не слишком разговорчив:
— Поджог с двумя трупами, следствие продолжается. Это все, что я могу сказать.
— Один из трупов принадлежит женщине. Вы знаете, кто это?
— А вы знаете? — вопросом на вопрос ответил инспектор.
— Нет, конечно.
Полицейский замолчал.
— Вы кого-нибудь подозреваете? — спросил Пер.
— Никаких комментариев.
— Могу я чем-нибудь помочь?
— Можете. Опишите, пожалуйста, помещения.
— Помещения… вы имеете в виду, на вилле?
— Да… наши техники никак не могут понять, для чего использовалась эта… недвижимость. Множество маленьких комнат на втором этаже… Какие-то комнаты обставлены, как школьные классы, другие напоминают бар… даже тюремная камера есть.
— Это была киностудия… спальни во флигеле для актеров. А второй этаж обставлен для съемок различных сцен. Я никогда при этом не присутствовал, но отец рассказывал, что у них там есть все что угодно.
— Вот оно что… киностудия… Мог я слышать что-то об их продукции?
Пер вздохнул, прежде чем ответить.
— Вряд ли… они снимали прямо на видео… Быстрое производство.
— Детективы?
— Нет. Они снимали… эротику.
Половые акты на конвейере, подумал он. Ганс Бремер, как режиссер, мог бы попасть в книгу Гиннесса. Джерри рассказывал, что он мог снять полнометражный фильм за два дня.
— Эротику? Вы имеет в виду — порнофильмы?
— Именно это. Они привозили туда моделей, мужчин и женщин, и снимали порнофильмы.
Марклунд помолчал.
— Вот как… ну что ж, это разрешено законом. Если, конечно, несовершеннолетние не замешаны. Они снимали несовершеннолетних?
— Нет, — быстро ответил Пер.
Интересно, сколько лет было Регине? — вспомнил он.
— А вы тоже принимали участие в этой… деятельности?
— Никогда. Отец кое-что рассказывал.
— А он ничего не сказал, с чего это вдруг его компаньон спалил студию? Или, может быть, у вас есть на этот счет какие-то соображения?
По этому вопросу Пер сразу понял, какую версию разрабатывает полиция. Они считают, что студию поджег Бремер.
— Нет… у меня никаких соображений нет, и отец ничего не говорил… Мне кажется, у них последние годы дела шли так себе. Отец серьезно болен, конкуренция усилилась, особенно на внешнем рынке… я имею в виду, в этой отрасли. Но это же не причина для самоубийства. Тем более таким варварским способом…
— Кто знает, кто знает… — многозначительно сказал Марклунд.
Пер подумал, не напомнить ли ему о странной фигуре, которую он видел на опушке, но промолчал. Он уже говорил об этом на первом допросе в Векшё.
Он посмотрел в окно на спящего в шезлонге Джерри:
— Хотите поговорить с отцом?
— После Пасхи, — сказал Марклунд. — Мы вам позвоним.
Вот и весь разговор. Пер положил трубку.