Кровавый разлом Теорин Юхан
Но соседское согласие было нарушено. Нет мира под оливами.
Сука!
Слово застряло у него в голове. Он занимался праздничным обедом.
Джерри, Пер и Йеспер с Ниллой — три поколения будут вместе праздновать Пасху. На веранде посидеть не получится — слишком холодно. Поэтому он накрыл стол в гостиной, за столом, рядом с которым стоял изукрашенный резьбой деревянный сундук Эрнста. Он расставлял тарелки и косился на троллей, которые, улыбаясь, удирали в свою нору. Чему они, собственно, улыбаются? И почему принцесса плачет? Неужели рыцарь опоздал и не успел защитить ее честь?
— Пелле, — услышал он за спиной.
Отец неслышно вошел в комнату.
— Скоро будем есть, Джерри. Садись… пасхальные яйца… ты же любишь пасхальные яйца, Джерри?
Джерри покивал головой и уселся за стол.
— Сколько захочешь, столько и съешь, — сказал Пер, расставляя тарелки. Тут ему в голову пришла мысль. — И чтобы никаких журналов за столом, понял? — Он повернулся и пошел за детьми.
За обедом Джерри все время молчал. Близнецы тоже были не особенно разговорчивы. Ели пасхальные яйца, но мысли их были где-то далеко.
— Гулять ходили? — спросил Пер.
Нилла медленно кивнула. Она была очень бледна.
— Мы ходили в каменоломню, — сказала она очень тихо. — Йеспер нашел скелет.
Йеспер засмеялся:
— Какой там скелет? Одну косточку… мне кажется, это палец.
— Палец? — Пер уставился на сына. — Человеческий палец?
— Думаю, да.
— Где ты его нашел?
— В куче камней. Он лежит у меня в комнате.
— Потом посмотрим. Наверняка какое-то животное. — Он расколупал яйцо. — Но вообще не стоит носить кости в дом. Там могут быть бактерии и…
Но Йеспер его не слушал. Он уставился на что-то за спиной Пера, и в глазах его мелькнул ужас.
— Папа! — завопил он. — Нилла!..
Пер обернулся и увидел, что яйцо выпало у Ниллы из рук, голова упала на грудь и она сильно наклонилась в сторону — вот-вот упадет.
На столе перед ней были пятна крови.
— Нилла! — Пер еле успел подхватить дочь.
Она смотрела на него из-под полуопущенных век.
— Что? — спросила она странным, без обертонов, голосом, как говорят во сне. — Мне надо…
Она замолчала и бессильно обвисла у него на руках. Пер обхватил ее и прижал к себе.
— Все сейчас пройдет, — в отчаянии машинально шептал он. — Не волнуйся, девочка… сейчас все пройдет…
Но он понимал, что случилось что-то очень серьезное. Лицо Ниллы внезапно покраснело, и Пер почувствовал, что по руке его течет что-то теплое. У Ниллы пошла горлом кровь. Она потеряла сознание.
Джерри сидел с яйцом в руке, тупо уставившись на кровяные пятна на скатерти. Йеспер вскочил и, не сходя с места, смотрел на сестру расширенными от страха глазами.
Пер отнес Ниллу на диван и осторожно уложил. Она закашлялась и открыла глаза.
— Мне очень холодно, — прошептала Нилла.
Пер вспомнил слова доктора — новый препарат очень действенен, но иммунитет ослабляется, организм легко подвержен инфекциям и еще что-то…
Он, стараясь выглядеть уверенным, посмотрел на Йеспера.
— С Ниллой все будет в порядке, — сказал он, — но я должен опять отвезти ее в больницу. Сможешь побыть с дедом?
Йеспер кивнул.
— И позвони матери…
Больница была почти совершенно пуста. В пасхальный вечер люди были только в приемном покое. Ниллу положили на каталку и увезли куда-то по коридору. Перу оставалось только пройти в ее отделение и ждать.
Пер сел на стул в коридоре. Он привык ждать. Он ждал. Он ждал, и ждал, и ждал…
Прошло больше часа. Открылась дверь, и появилась Марика со своим Георгом. Георг выглядел точно так же, как и в те два раза, что Пер его видел, — загорелый, в хорошо сшитом темном костюме.
— Нас приглашают поговорить с врачом, — сказала Марика.
Врача, дежурившего в пасхальный вечер, Пер никогда не видел. Фамилия его была Стенхаммар. Он был еще моложе того, что лечил Ниллу, но с такими же серьезными и вдумчивыми глазами. Он сидел за компьютером.
— У меня для вас две новости: хорошая и плохая, — сказал он. Подождал ответа и продолжил: — Хорошая новость — нам удалось сбить температуру и остановить кровохарканье. Скоро мы сможем забрать ее из интенсивки.
— А можно взять ее домой? — спросила Марика, хотя спросить должна была не она, а Пер: дети в эти выходные были с ним.
— А теперь плохая новость, — сказал врач. — Пернилла домой ехать не может. Она должна остаться в клинике.
— И надолго? — опять Марика.
Доктор помолчал, а потом разразился длинным монологом. Он рассказывал обо всех анализах, о результатах обследований, что они нашли… Он говорил, и говорил, и говорил, употребляя то и дело длинные, незнакомые Перу слова.
— Эпители… как вы сказали? — перебил он врача.
— Эпителиоидная гемангиоэндотелиома. Опухоль Дабска. Очень редкая, очень необычная форма ангиосаркомы, поражающая мягкие ткани. Я понимаю, что это для вас слабое утешение, но, как врач, я обязан…
— Какой прогноз? — перебила его Марика. — Что все это значит для Ниллы?
Из нового монолога врача Пер запомнил только два слова: злокачественная опухоль.
— Так что будет лучше, если она до операции побудет у нас, — закончил Стенхаммар и, сцепив руки, положил их на стол.
Операция. Перу показалось, что пол под ним закачался.
— Вы сказали — операция?
— Да. Мы обязаны оперировать. Лучевой терапии, к сожалению, недостаточно… в данном случае речь идет об операции по жизненным показаниям.
Пер содрогнулся.
— Когда? — тихо спросила Марика.
— Скоро, пока поезд еще не ушел… — Стенхаммар сделал паузу. — И мой долг вас предупредить, что речь идет о достаточно сложной операции.
— Какие шансы? — спросил Пер, понимая, насколько неуместен его вопрос.
— Мы здесь не заключаем пари, — мягко сказал врач.
Они молча вышли в коридор. Георг пошел за кофе. Пер молчал — ему нечего было сказать своей бывшей жене, но она сама нарушила молчание:
— А где Йеспер?
— Дома.
— Один?
— Нет. С моим отцом.
— С Джерри? — чуть не крикнула Марика. Голос ее гулко отозвался в пустом коридоре.
— С Герхардом, да. Он приехал несколько дней назад.
— Зачем?
— Он болен. Он перенес…
— Болен он был всегда, — перебила его Марика.
— Он перенес инсульт, и ему нужна помощь, — закончил Пер фразу. — Скоро я отвезу его домой.
— Только сюда не заезжайте, — резко сказала Марика. — Я вовсе не хочу встречаться с этим… похотливым импотентом.
— Похотливый? Может быть… но, насколько я помню, он тебе был очень любопытен, когда мы встретились. Ты находила интересным и его, и то, чем он занимается.
— Ты мне тоже казался тогда интересным, — отпарировала Марика. — Это прошло.
— Вот и хорошо, — сказал Пер. — Значит, у тебя одной проблемой меньше.
— Это не у меня с тобой проблемы, Пер. Это у тебя проблемы со мной.
Пер глубоко вдохнул и резко выдохнул.
— Пойду попрощаюсь с Ниллой, — сказал он вместо ответа.
Марика осталась в коридоре. В палате Ниллы все было тихо, свет погашен. Она лежала под белой простыней, из руки опять торчал шланг капельницы. Он наклонился и прижался щекой к ее щеке:
— Привет.
— Привет…
Она была очень бледна и часто дышала.
— Как ты? Как твои легкие?
— Так себе…
— А выглядишь неплохо.
Она покачала головой.
— Папа… — вдруг сказала Нилла. — Я не могу найти свой черный камень.
— Какой камень?
— Кусок лавы из Исландии… мама купила его мне на счастье. Он лежал у меня в комнате. Мне показалось, я сунула его в карман, а его нет.
Пер вспомнил — гладкий угольно-черный камень, Нилла как-то дала ему подержать.
— Дома где-нибудь, — успокоил он дочь. — Обязательно найду.
Когда он через полчаса перешагнул порог своей хижины, увидел, что Йеспер и Джерри убрали все со стола и сняли запачканную кровью скатерть. Посуду сложили в мойке и оставили Перу.
В гостиной был включен телевизор. Шел какой-то американский комический сериал, из тех, где после каждой фразы закадровая публика разражается идиотским хохотом.
— Папа… как там?
Пер потер глаза:
— Ничего… Ниллу оставили в больнице, но ей получше.
Йеспер кивнул и опять уставился на экран.
Позже, подумал Пер. Позже скажу ему правду про опухоль. Не сейчас.
Он повернулся и хотел пойти в комнату Ниллы, но его остановил вопрос Йеспера.
— Что ты собираешься делать? — спросил Йеспер за его спиной.
— Искать камень, — тихо сказал Пер. — Талисман. Камень, который приносит счастье… — И тут он вспомнил: — Кстати, где эта штука, что вы нашли в каменоломне? Косточка?
— В моей комнате. На полке.
Пер сначала зашел в комнату сына. Стараясь не обращать внимание на беспорядок, он открыл окно — в комнате было душно.
Кусок кости и в самом деле лежал на полке, рядом с книгами и играми Йеспера. Совсем небольшой, четыре, от силы пять сантиметров. Серо-желто-белый и шероховатый на ощупь, он казался очень хрупким.
Йеспер и Нилла не ошиблись. И в самом деле очень похоже на фалангу человеческого пальца.
31
Родители Макса и Венделы давно умерли, общих детей у них не было, так что Пасху они праздновали вдвоем в своей новой вилле. Неважно, решила Вендела, не такой уж праздник.
Впрочем, ее уже взрослая дочь от Мартина, Каролина, позвонила из Дубаи и пожелала веселой Пасхи, сообщила, что вернется в Швецию не раньше лета. У Макса от первой жены было трое детей, но дочь разозлилась на отца из-за какой-то отпущенной пару лет назад колкости в адрес матери. Разозлилась и накрутила братьев, так что контакты с детьми у Макса прервались. А Венделу они ненавидели с самого начала.
Она, рискуя новым приступом аллергии, срезала несколько березовых веток и поставила в гостиной — для пасхального настроения.
Потом они ужинали. Вендела устала от непрерывной готовки, к тому же холодильники были забиты остатками от давешней вечеринки, но кое-какими мелочами все равно пришлось заниматься — сварить картошку и яйца, выложить на тарелки селедку под разными соусами. В общем, ерунда.
Она открыла бутылку бордо и налила себе бокал.
Дверь в кабинет Макса была закрыта — он весь день сидел за столом для размышлений и просил ему не мешать. Максу надо было подготовиться к небольшому турне с презентациями его книг, намеченному после Пасхи. К тому же из издательства пришла верстка первых ста страниц его новой книги «Ультимативное питание». Вчера они послали последние рецепты редактору, так что проект был почти завершен. Рано или поздно Макс попросит ее читать корректуру.
Кастрюли с картошкой и яйцами булькали на плите, шумела вытяжка. Блокнот с ее заметками об эльфах лежал на разделочном столе — она всегда держала его под рукой, чтобы записывать пришедшие в голову мысли.
Она подумала про детей Макса — надо же, даже не позвонить и не поздравить отца с Пасхой! Вендела отставила бокал с вином и взяла ручку.
В стране эльфов не бывает ссор и конфликтов, эльфы живут в полной гармонии.
Это зависит от их широкого кругозора. Эльфы обладают счастливым даром смотреть на вещи с разных точек зрения одновременно, поэтому они, в отличие от нас, ограниченных и упрямых, никогда не ссорятся. Они знают свое место в мире и посвящают время более важным вещам, чем ссоры.
Так ли это? Ведь эльфы когда-то воевали с троллями. Да так, что кровь лилась рекой… но стоит ли об этом писать?
Зазвенел таймер, яйца готовы. Она сняла кастрюлю с плиты, слила кипяток и подставила под струю холодной воды.
Двенадцать штук, белые, упругие… но Вендела не станет их есть. Здесь, на острове, ей удалось наконец победить чувство голода, а если сварить много яиц, Макс даже и не заметит, ела она их или нет.
Она опять подошла к столу и записала:
Эльфы, естественно, создания скорее духовные, чем телесные. Они давно поняли, что чрезмерное внимание к телесной стороне жизни ни к чему хорошему не приводит. В душе живут понимание красоты и любовь к ней, а в теле — жажда обладания. В таких случаях начинается борьба между душой и телом, и душа часто терпит поражение.
Мы, люди, легко теряем контроль над нашим телом, потому что мы смотрим на него как на инструмент для все новых завоеваний, а эльфам завоевания неинтересны. Мы бьемся в заколдованном круге и не можем из него выбраться. А эльфы тем временем танцуют на лужайке.
Краем глаза Вендела уловила какое-то движение, положила ручку и обернулась.
— Привет, Алли, — сказала она.
Пес осторожно пошел к ней по скользкому пластиковому полу, медленно, но совершенно прямо, и сел, вытянув парализованную лапу.
— Сегодня получишь угощение. Не так уж плохо, а?
Алоизиус облизнулся и посмотрел на Венделу.
Невероятно. Он именно посмотрел на нее, взгляд его был сфокусирован, и он ее узнал. Не по запаху. Он не просто на нее посмотрел, он ее видел.
Она сделала большой шаг в сторону и с восторгом убедилась, что песик отследил ее движение.
Она выронила кастрюлю и помчалась сказать Максу. Дверь в кабинет размышлений по-прежнему закрыта, но ей было наплевать.
— Макс! — крикнула она с порога. — К Алли вернулось зрение! Иди и посмотри сам!
32
Весь день накануне Пасхи дети красили яйца акварельными красками. Желтые с голубыми полосками, красные с зелеными пятнышками. Некоторые яйца перекрашивали столько раз, что они сделались почти черными.
Герлоф съел пару яиц с солью и копченой тресковой икрой и занялся селедкой: в горчичном соусе, в винном соусе, в луковом соусе, — с горячей картошкой и хрустящими хлебцами это было просто замечательно. Пару стаканчиков водки, настоянной на собранной в альваре полыни, он тоже себе позволил — и обратил внимание, что никто, кроме него, к крепким напиткам не прикоснулся. Это хорошо, отметил он про себя; несколько лет назад Юлия начала попивать, и его это очень беспокоило. Но сегодня она пила только молоко.
После шнапса и яиц он чувствовал себя просто замечательно, и как всегда, когда бывал в настроении, начал рассказывать, какой тяжелой была жизнь на острове в старые времена.
— Недельная каша… знаете, что это такое?
Дети вопросительно уставились на деда.
— Это такое блюдо… его ели по субботам. Рецепт простой — все остатки за неделю собирали в особый горшок, солили как следует, варили и ели. Всей семьей.
Юлия покачала головой:
— Ты никогда не ел недельную кашу, папа. Вы были не настолько бедны.
Он нахмурился:
— А дед мой ел. Каждую неделю. Я о деде говорю — когда он был маленький, каждую субботу ел недельную кашу. А когда я был мальчишкой… тоже было несладко. Воды не было, воду набирали из колонки на участке.
— Я помню эту колонку, — сказала Лена. — В шестидесятые годы она еще была. И знаешь что? Вода была вкуснее, чем из крана.
— Вкуснее, — согласился Герлоф. — Только иногда вдруг становилась коричневой. Тогда надо было качать, и качать, и качать, пока опять чистая не пойдет. И туалета со смывом не было. Ведро, как наполнится, выливали в яму. Неосторожно выльешь — все ноги в жидком дерьме. И поскользнуться можно…
Лена со стуком положила вилку:
— Папа! Мы же еще едим!
— Ладно, ладно… — Герлоф подмигнул внукам. — Летом, значит, воды мало, а весной — чересчур. Ручьи, лужи… В альваре прямо озера стояли. Помню, мы даже купались… А однажды мой брат Рагнар нашел железный таз. Мы к нему приспособили парус — и в ручей. Он тут же перевернулся. — Герлоф засмеялся. — Это, значит, было мое первое кораблекрушение…
— А автомобили уже были? — спросил внук.
— Машины были. Сколько себя помню, машины всегда были. Еще и электричества не было, а машины были. Еще до Первой мировой… а свет подвели только в сороковом году. И не все хотели подключаться — дороговато было. Некоторые до последнего не расставались с керосиновыми лампами.
— Зато ни от кого не зависишь, — вставила Юлия. — Никто свет не отключит.
— Это-то да… и грозы все боялись. Как гроза — прятались в ближайшем доме. Или в машине, если в дороге… не привычны мы были к электричеству.
Дети доели яйца и выскочили во двор. Герлоф с дочерьми остались за столом.
— Кстати, я начал читать мамины дневники. — Герлоф чувствовал себя как на исповеди.
— Они на чердаке были? — спросила Юлия.
— Нет… в шкафу. В самом низу. Хотите почитать?
— Лучше не надо, — сказала Юлия.
Лена нахмурилась:
— Я видела их там, но не трогала. Это все-таки очень личное… Разве она их не сожгла? Мне казалось…
— Сожгла? Никогда ничего такого не слыхал, — поспешно прервал ее Герлоф. Он собрался с духом и с убедительной капитанской интонацией объявил: — Я их читаю. Ничего плохого или незаконного в этом нет.
За столом стало тихо. Он достал из миски последнее яйцо, очистил его и тихо сказал:
— Мама видела в саду какие-то странные существа. Она вам ничего не рассказывала?
Дочери непонимающе уставились на отца.
— Гномов? — спросила Юлия. — Мама — не знаю, а бабушка видела. Настоящих гномов.
— Нет. Не гномов. Элла пишет о каком-то бесенке, как она его называет. Он к ней заходил, когда она оставалась одна в доме. Я-то сначала решил, это какой-нибудь ухажер из деревни, пользуется случаем, что муж в море…
— Бесполезно, — вставила Юлия. — С мамой? Бесполезно.
— И я так думаю… — Герлоф задумчиво посмотрел в окно. Трава, кусты… — Но все же кого-то она видела? Со мной не говорила, так, может, с вами?
Юлия покачала головой и сунула в рот последнюю половинку яйца с икрой:
— Мама была очень скрытной… Она умела молчать.
— А может, тролль из каменоломни? — улыбнулась Лена. — Эрнст все время рассказывал о троллях.
Герлоф не ответил на улыбку.
— Никаких троллей там нет, — заключил он и начал с трудом выбираться из-за стола. Дочери кинулись помочь, но он их отстранил. — Спасибо, справлюсь. Пойду лягу. Не забыли, что завтра пасхальная служба?
— Мы подбросим тебя к церкви, — сказала Лена.
— Вот и хорошо.
У Герлофа была своя отдельная спальня. Он закрыл за собой дверь и переоделся в пижаму, хотя было только девять часов. Он не сомневался, что тут же уснет и что ему не помешают ни разговоры в гостиной, ни включенный телевизор. Прислушался к детскому смеху и закрыл глаза.
Возня с внуками утомила его — он уже не выдерживал такого темпа. А что будет, когда начнутся летние каникулы? Сколько ему осталось наслаждаться весенним покоем и тишиной?
33
— Алли! — Макс выпрямился в кресле. — Алли, посмотри на меня! — Пуделек сидел у Венделы на коленях в другом конце гостиной. Он повернул голову на свое имя. — Алли? Ты меня видишь?
Песик тихо заскулил и начал принюхиваться, вертя головой из стороны в сторону.
Макс вздохнул:
— Он меня не видит, Вендела. Слух и обоняние сохранены, но он ослеп.
— Ничего подобного. Он видит намного лучше… и уже не натыкается на мебель. — Она почесала Алли за ухом. — И он смотрит на меня, смотрит… Правда, малыш?
Алли поднял голову и лизнул ее в шею.
Макс покачал головой:
— Никогда не слышал, чтобы зрение ни с того ни с сего улучшилось. Такого быть не может.
— Может, — возразила Вендела. — Здесь, на острове, может. Здесь очень здоровый климат. Воздух, вода… много кальция в почве.
— Кальция — да. Тут ты права. — Макс вздохнул и направился в прихожую. — Мне надо поменять резину. Можешь сварить макароны?
Она пошла в кухню и поставила воду для макарон. Через пару часов она наконец останется одна. Поскорее бы.
Пасху отпраздновали славно — хорошо поели, выпили вина, потом Вендела помогала Максу с чтением корректуры. Завтра он уезжает с презентациями и приедет только в пятницу. Будет представлять свои предыдущие книги «Помоги себе сам» и рекламировать готовящееся к выходу «Ультимативное питание».
— Книгу должны ждать, — говорил Макс, — а ожидание надо создавать.
Он ходил из угла в угол, то возбуждался, то раздражался — так было всегда перед публичными выступлениями. Многое могло пойти не так — никто не придет на встречу, сломается микрофон, организаторы забудут привезти книги или заказать гостиницу…
Поначалу Вендела ездила с ним на такие презентации. Они ужинали в хороших ресторанах, она помогала ему, но потом они заключили соглашение — ей не стоит ездить. Лучше остаться дома.
Она запустила макароны в кастрюлю и направилась было в гостиную, как взгляд ее упал на молочно-белую лужицу на темном каменном полу. Алли вырвало. Она побежала в кухню за бумажным полотенцем, но было уже поздно.
Она услышала крик:
— Вендела!
Она вышла, постаравшись изобразить непонимание:
— В чем дело, дорогой?
— Ты видела, что натворила твоя собака?
Теперь это уже ее собака.
— Видела. — В обеих руках у нее были бумажные полотенца. — И что?
Читать бесплатно другие книги:
