Кровавый разлом Теорин Юхан

50

По дороге в больницу Пер завернул в библиотеку. Его заинтересовала находка Герлофа, но сначала он хотел попытаться найти Маркуса Люкаса в телефонном каталоге в библиотеке. В каталоге такого имени не оказалось. Тогда он начал искать другое имя, которое пару раз называл Джерри.

Моленг Ноар.

Звучало вполне по-азиатски, вроде «наси горенг» или «Меконг». Он перелистал «желтые страницы», но в Мальмё ресторана с таким названием не было.

Ганс Бремер жил в Мальмё, вспомнил он, вернулся к каталогу частных телефонов и тут же нашел адрес: Бремер Ганс, Терренгатан 10В.

Он записал адрес и продолжил поиски таинственного моленга.

Безнадежно.

Тогда он взял ручку и стал пробовать различные написания.

Моланг Hoop.

Му-лан Нур.

Моо Ленг Ноер.

Ничего не находилось.

А может быть, это вовсе не азиатское, а французское название, что-то вроде «Мулен Руж»?

Он написал по-французски «Moulin Noir». Мулен Нуар, черная мельница.

Он опять открыл каталог и сразу нашел. «Мулен Нуар», ночной клуб в Мальмё, открыт с двух дня до четырех утра. Шоу каждые полчаса, написано в анонсе.

Стрип-клуб. Чем это может быть еще? Конечно, стрип-клуб.

Неужели Джерри владел еще и ночным клубом? Перу он ничего на этот счет не рассказывал, но Пер не удивился бы, если бы и владел.

Он записал адрес. Заеду в больницу — и в Мальмё, решил он. До операции еще шесть дней.

К Нилле его не пустили — в палате была целая орава сестер, брали еще какие-то анализы. Пришлось сидеть и ждать, пока они закончат.

Кроме него в комнате для ожидания сидела дама лет шестидесяти пяти. Она сидела, глядя в пол, на диванчике напротив. В руке у нее был скрученный в трубку шерстяной свитер.

Он не первый раз встречался здесь с родственниками, и ему почему-то всегда становилось очень не по себе — вот, сидят люди и ждут приговора своим детям и внукам.

Перу надо было бы взять отпуск по болезни ребенка, но у него не было сил заниматься формальностями. Тем более что Марика взяла такой отпуск, и ни он, ни она не знали, что написано в законе: могут ли взять отпуск по уходу за больным ребенком сразу оба родителя? Наверняка есть какое-то правило. А пока он, чтобы время шло побыстрее, принялся выдумывать ответы на свои мысленные вопросы.

Женщина вдруг подняла голову и спросила:

— Вы папа Ниллы?

Пер молча кивнул.

— А я бабушка Эмиля… он рассказывал про Ниллу. — Она улыбнулась. — Они, похоже, подружились.

— Похоже на то… А как дела у Эмиля? — спросил Пер и тут же осознал, что боится услышать ответ.

Улыбка исчезла с лица его собеседницы.

— Они почти ничего не говорят… мы все время в ожидании.

Пер кивнул. Все в ожидании, и никто не знает, чем это ожидание закончится.

Наконец его впустили в палату к Нилле.

Нилла лежала в полутьме, сжимая свой талисман. Она подняла руку, и Перу показалось, что рука ее стала еще тоньше, а грудь запала.

— Как дела?

— Так себе.

— Болит что-нибудь?

— Нет… — она посмотрела на свой камень, — сейчас не болит… но я так устала… устала от болей, а врачи и сестры все время требуют, чтобы я их описывала. Где болит, какая боль… рвущая, грызущая, колющая, тянущая… а я не знаю, как им описать.

— Это же не экзамен… отвечай, как можешь.

— Я знаю… но когда я говорю, что боль похожа на черное облако, а оно растет и втягивает в себя белое облако, на котором я сижу, они перестают слушать. Это им кажется странным, я вижу.

Они помолчали.

— Нилла… мне нужно уехать ненадолго.

— Куда? Что-то случилось с дедушкой?

Он покачал головой. Он не говорил Нилле, что дедушки больше нет. Успеется.

— Мне нужно съездить в Мальмё… по работе. Завтра вечером обязательно приду.

51

В Мальмё был самый обычный выходной. По улицам сновали машины, каждые двадцать минут отправлялись паромы в Данию, люди гуляли с колясками, наслаждаясь вечерним солнцем.

Он ехал из Кальмара почти четыре часа. Около трех он припарковал машину в нескольких кварталах от центрального вокзала: там было подешевле — и пошел искать улицу, где располагался ночной клуб «Мулен Нуар».

Клуб не принадлежал к заведениям, которые тратят большие деньги на рекламу. Над входом висела маленькая, с треснувшим стеклом вывеска: «Moulin Noar — Sexshop & Nightclub». Витрины были закрашены черным, да к тому же еще и забраны железными решетками. Пер догадался, что противники порно иногда собираются здесь с плакатами и тухлыми яйцами. Но сейчас улица была пуста.

Пер остановился в нескольких метрах от двери, где была приклеена табличка: «Внимание! Только после 18 лет!» Огляделся, не видит ли его кто, хотя у него почти не было знакомых в Мальмё.

Похотливый старик, мысленно прокомментировал он впечатление, которое мог бы вынести, глядя на него, случайный прохожий. Ну и что? Старческой похоти еще никто не отменял, горько усмехнулся он про себя, и открыл дверь.

Он оказался в длинном узком зале, похожем на магазин. Тут было так же тихо и спокойно, как и на улице перед входом. В воздухе стоял острый псевдолимонный запах какого-то моющего средства, но линолеум на полу все равно показался ему грязноватым. На полках стояли длинные ряды порнофильмов и журналов в пластиковых обертках, хотя «Вавилона» и «Гоморры» он не заметил. Вакуум, оставленный Джерри и его приятелями, давно заполнили конкуренты.

На стеклянном прилавке напротив полок стоял старый железный кассовый аппарат, а за ним на высоком барном табурете сидела и полировала ногти молодая женщина лет тридцати в тесно прилегающем черном платье и длинных лаковых сапогах на высоких каблуках. Сильно подведенные глаза и роскошные рыжие волосы… хотя, скорее всего, парик. Пер прекрасно понимал, что в таких местах трудно ожидать чего-то натурального.

За прилавком вниз шла лестница. Куда она ведет, было не видно: в самом низу висела перламутровая занавеска. Из-за занавески доносились приглушенное буханье музыки и женские стоны, все со странным металлическим призвуком: скорее всего, показывали фильм. Звуки эти напомнили Перу запись, которую крутил по телефону его загадочный абонент.

Он подошел к женщине. Она опустила напильник и улыбнулась ему.

— Привет, — сказал Пер.

— Привет, любимый. Хочешь пройти в логово греха?

— Может быть… Сколько?

— Пятьсот.

Ровно на триста крон больше, чем было у него в кармане.

— Пятьсот крон? Только за вход?

— Не только… — Она улыбнулась еще шире. — Тебя там ждет большо-о-ой сюрприз.

— Ага, вот оно что… сюрприз… И что, стоит этот сюрприз пятисот крон?

— Парни считают, стоит. — Она подмигнула ему заговорщически.

— А ты давно здесь работаешь?

— Довольно долго… ну что ты…

— А как долго? — прервал он ее, пытаясь задавать вопросы так же уверенно, как этот делал полицейский инспектор Ларс Марклунд.

Улыбка с ее лица исчезла.

— Полгода. Будешь платить или нет?

— Кто владелец клуба?

Она пожала плечами:

— Несколько парней. — Она протянула руку с длинными ярко-красными ногтями. — Хорошие ребята. Пятьсот крон, please.

Пер достал из кармана куртки бумажник, но открывать не стал.

— Хотелось бы поговорить с хозяевами…

Женщина молчала.

Он взял с прилавка листок бумаги, написал «Позвоните мне!» — телефонный номер и подпись: Пер Мернер (сын Джерри Морнера). Открыл бумажник, достал две сотни и вместе с запиской протянул женщине.

— Это вам, — сказал он. — И мне даже не надо туда проходить. Просто отдайте записку одному из хозяев… тому, кто начинал дело.

Женщина со скучающим видом приняла деньги:

— Посмотрим… не уверена, что он объявится сегодня вечером.

— Отдашь, когда придет. Сделаешь?

— А мне-то что…

Она спрятала деньги, сложила записку пополам и подсунула краем под кассовый аппарат. Выпрямилась на табуретке, поправила парик и, казалось, забыла про Пера.

Он прислушался к доносящимся снизу звукам и вспомнил Регину. Ему вдруг показалось, что она ждет его там, в подвале. А может быть, и Джерри там с ней, и Бремер… два покойника… сидят и курят свои сигареты, положив руки ей на бедра. Если бы у него были пятьсот крон, он бы наверняка их там увидел.

Он круто повернулся и вышел на улицу.

Он снял комнату в дешевом отеле вблизи автомагистрали. По пути туда он, неизвестно зачем, решил заехать на Терренгатан — вдруг ему захотелось посмотреть на дом, где жил Ганс Бремер.

Терренгатан была из тех улиц, что выглядят мрачно независимо от времени года — зима ли, осень или весна. Серая, тоскливая улица, несмотря на яркое весеннее солнце и васильковое небо. Дома с потрескавшейся штукатуркой. Номер 10В мало чем отличался от остальных — мрачная, давно требующая ремонта пятиэтажка. На тротуаре стоял старый пикап с прицепом, наполовину заполненным картонными ящиками.

В подъезде чем-то воняло… похоже на прокисшее молоко, подумал Пер, поднимаясь на второй этаж. Дверь в квартиру Бремера была слегка приоткрыта, оттуда слышались приглушенные голоса.

Он открыл дверь. В квартире, как ему показалось, запах прокисшего молока был еще сильнее.

— Алло! — крикнул Пер.

— Кто там? — услышал он усталый голос. В дверях в кухню появилась среднего возраста, рано поседевшая женщина. Она, сложив на груди руки, смотрела на Пера. — Что вы хотите?

За ее спиной мальчишка лет десяти сматывал многочисленные кабели от старого телевизора.

Пер растерялся — а что, собственно, я хочу?

— Добрый день, — сказал он. — Я просто заглянул… мы с Гансом были приятели.

— Вот как? Собутыльники, значит…

— Нет… — Пер решил перестать врать. — Собственно, приятелями мы не были. Он работал с моим отцом. Просто проезжал мимо, и вот…

Женщина, похоже, его не слушала — просто повернулась и, не приглашая Пера, ушла в комнату. Пер последовал за ней:

— А вы его вдова? В таком случае, примите мои…

— Хассе никогда не женился, — прервала его хозяйка. — Я его младшая сестра, Ингрид… Новые жильцы въезжают, так что торопимся все вынести.

Не так уж много выносить, подумал Пер. В спальной даже кровати нет, только матрас. Казенные серо-желтые стены. Бремер, похоже, все время тратил на свои фильмы, на обстановку собственной квартиры времени не хватало.

Сестра Бремера вышла в кухню и начала собирать в картонные ящики столовые приборы. В кухне было так же пусто, как и в спальне, — шаткий стол и два стула. На холодильнике несколько выцветших открыток. Ни фильмов, ни журналов — ничего, что могло бы поведать о роде занятий хозяина квартиры.

— Приятель!

Он поднял голову — оказывается, возглас Ингрид относился именно к нему.

— Мог бы и помочь… освободить шкаф, к примеру.

— К сожалению, мне надо…

— Да ладно, несколько минут. Вынешь все из шкафа и поможешь Симону с ящиками.

Несколько минут и вправду ничего не решали. Он встал на стул и начал стопками разгружать тарелки.

На нижней полке под стопкой глубоких тарелок лежала желтая бумажка «пост-ит». По-видимому, когда-то ее прилепили к внутренней стороне дверцы, но клей высох, и она упала на полку.

Четыре записанных неуверенным почерком телефонных номера:

Ингрид

Кэш

Фонтан

Даниела

Первый номер — Ингрид. Сестра. Один из номеров, по-видимому, принадлежал Джерри, но Пер не мог вспомнить, какой у отца был телефон.

— Все, что ли? — спросила Ингрид за спиной.

— Почти.

Он положил записку в карман и продолжил выгружать тарелки.

Закончив с кухней, он помог вынести ящики. Оказалось, что в квартире было все же довольно много барахла — на все эти занятия ушел почти час.

Они почти все время молчали — сестра Бремера была не особенно разговорчива, да и у него не было желания молоть попусту языком.

— А вы знаете, как погиб ваш брат? — спросил он, когда они уже стояли на тротуаре под жарким солнцем.

— Полиция сказала, пожар… — Она вытерла пот со лба. — Он поехал на встречу с каким-то жучком, а дом сгорел.

— Они что, поссорились?

— Поссорились? Не думаю… курили и пили, как свиньи. Хассе больше ничем и не занимался.

Мелкий гангстер, замешанный в разные темные дела, — так охарактеризовали Бремера в полиции. И алкоголик к тому же.

— А враги у него были?

— И полицейские спрашивали… — Она покачала головой. — Не было у него врагов… А использовали его на всю катушку, это уж точно.

— Как это?

— Брали у него деньги взаймы без отдачи… всем-то он помогал. Хассе был чересчур добрым, вот что я тебе скажу. Друзей-то у него не было, одни собутыльники… А нет друзей, откуда врагам-то взяться?

Пер был не совсем согласен с этой максимой, но возражать не стал. Спросил только:

— А был у него приятель по имени Маркус Люкас?

— Маркус Люкас? Не помню такого.

— Ганс с ним работал, как я слышал… Ваш брат ведь очень много работал?

Она пожала плечами:

— Он всю жизнь старался работать как можно меньше… Всегда говорил, что у него вот-вот будет куча денег, только мы так ее и не увидели, эту кучу…

Пер понял, что сестра не имеет ни малейшего представления, чем занимался ее брат. Он ей врал.

Молчание и ложь. Ложь и молчание. Все, что имеет отношение к Джерри, окружено ложью и молчанием.

52

Лицо Макса покраснело, он выглядел так, словно его вот-вот хватит инфаркт.

— Ему тринадцать лет, Вендела!

— Макс… какое это имеет значение?

— Тринадцать! Восемьдесят, если перевести на человеческий возраст!

— И что? Ему восемьдесят, и он здоров!

Они уже много раз начинали этот разговор. Аргументы давно исчерпаны.

— Ты прекрасно знаешь, что он не здоров.

— Ему лучше, Макс… он гораздо больше времени проводит на ногах, да и ходит намного лучше.

— Он слеп! — крикнул Макс в ярости.

Опять добрались до того, с чего начали. Они замолчали, походили друг вокруг друга кругами по каменному полу, прислушиваясь к эху шагов, и разошлись: Макс направился в кабинет для размышлений, а Вендела выбрала кухню. Пока они спорили, Алоизиус где-то прятался, но теперь появился в кухне, ясно давая понять, на чьей он стороне.

Он подошел и ткнулся носом в ее голень.

Так не делают, повторяла она Максу бесчисленное количество раз. Нельзя убегать от разговора, надо прийти к соглашению. Макс не возражал и даже писал об этом в своих книгах.

Вендела смела с мойки хлебные крошки и тихо вздохнула.

Плохо дело, подумала она. Им следовало бы пройти курс семейной терапии, но проблема в том, что Макс и сам был психотерапевт, поэтому категорически отказывался посещать коллег. Он им не верил.

Она взяла свой блокнот и начала быстро писать:

Иногда чувство горя и бессмысленности существования захватывает нас, людей, целиком и полностью. Почему одним везет, а другим не везет? Почему нас не понимают? Почему с нами скверно обращаются? Никто не знает.

Но эльфам тоже знакомо чувство печали, и они страдают даже глубже, чем мы, люди, можем себе представить.

Самое важное, чему нас могут научить страдания эльфов…

Чему? Чему могут нас научить страдания эльфов? Вендела долго размышляла, почесывая ручкой бровь, но так ни к какому выводу и не пришла. Понедельник. Она заметила, что по понедельникам ей думается хуже всего. И еще этот разговор…

Она захлопнула блокнот и пошла в ванную. Посмотрела на конвалюту с транквилизатором, но решила воздержаться. Выпила стакан воды. Чувство голода исчезло. Ее тянуло в альвар.

Через пять минут она была уже в тренировочном костюме, погладила Алли и открыла наружную дверь.

— Скоро вернусь! — крикнула она в дом и, не получив ответа, побежала прямой дорогой к камню эльфов.

Она бежала широким шагом, сжав кулаки, иногда оступаясь на незаметных в траве камнях.

У нее не было ни денег, ни украшений. Ей нечего было подарить эльфам, но ее все равно тянуло в их королевство. Она прибегала сюда уже четвертый день подряд. Макс вводил ее в тоску.

Она положила ладони на камень и попыталась расслабиться. В голове эхом звучали отголоски давешней ссоры. Ей хотелось покоя и умиротворения.

Но в этот вечер ничего не получалось.

Что-то случилось в королевстве эльфов. Она чувствовала тяжелую эманацию горя. Перед глазами все время возникала картинка: король эльфов рыдает у постели больной королевы, и из глаз его льются голубые слезы.

Эльфам было не до нее. Она побежала дальше.

Когда она вернулась, на вилле было темно. «Ауди» на месте не было, и входная дверь заперта. Макс куда-то уехал. Неважно — запасной ключ всегда лежит под цветочным горшком. Вендела вошла в холл:

— Макс?

Эхо ее возгласа прокатилось по комнате и замерло, затаившись где-то в дальних комнатах. Собственно, она и не ждала, что Макс дома, но почему не залаял Алоизиус? Почему она не слышит знакомого шарканья лап по каменному полу?

— Алли?

Молчание. Она прошла в кухню. На холодильнике прилеплена бумажка.

Уехал домой. Взял Алли показать ветеринару. Позвоню.

Страницы: «« « ... 1516171819202122 » ... »»