Проклятая звезда Спотсвуд Джессика

На всех дорожках под ногами чавкает грязь. В дальнем конце парка маленький мальчик упоенно прыгает по луже, приземляясь в нее обеими ногами. Я замечаю Финна, сидящего на мраморной скамье около утиного пруда. Наверняка весной тут полно детей, они кормят птиц и шлепают по мелководью, и слышно, как бранят расшалившихся чад матери, но сейчас лишь несколько пестрых уток безмятежно плывет по коричневой глади пруда.

Финн пока нас не видит, и мне представляется редкая возможность незаметно понаблюдать за ним. Чтобы скрасить ожидание, он читает книгу. Его густые медно-каштановые волосы взъерошены, потому что он периодически запускает в них ладонь, а на подбородке щетина, словно он не брился уже пару дней. Финн поднимает глаза, видит нас — меня — и широко улыбается, так что становится виден зазор между его передними зубами. Он встает, поправляет указательным пальцем очки на носу и засовывает книгу в карман.

Мне хочется бежать ему навстречу и броситься в его объятия, но сестра Катерина продолжает чинно шествовать по дорожке.

— Ты ведь знаком с моей сестрой Тэсс? Ей захотелось побольше с тобой пообщаться. Тэсс, это Финн.

От волнения у меня сводит живот. Как пройдет встреча двух людей, которых я люблю больше всех на свете? Мне так важно, чтобы они тоже прониклись друг к другу любовью и доверием!

— Добрый день, брат Беластра, — смущенно говорит Тэсс, спрятав руки в карманы плаща.

— Финн, — поправляет ее он. — Пожалуйста, называй меня Финн. Очень рад снова встретиться с тобой, Тэсс.

— Спасибо, что согласился с нами повидаться.

Я успела привыкнуть к тому, что нам с Финном вечно приходится прятаться, тайно встречаться в книжной лавке его матери, в нашем саду, в монастырской оранжерее. Сегодня, стоя подле Финна на виду у Тэсс и у всего мира, я чувствую странное смущение и веду себя несколько церемонно.

— Мне это в радость. — Он делает шажок мне навстречу и понижает голос: — Я слышал, что Братья инспектировали монастырь. Мне казалось, что там ты должна быть в безопасности, что как раз для этого все и затевалось.

— Безопасных мест больше не осталось. — Я смотрю через его плечо на уток в пруду и вспоминаю ужас в глазах Хоуп. — Ты слышал что-нибудь об арестованных девушках?

— Одна из них вчера умерла. Та, которая была глуповата. Они ее замучили. Боюсь, остальные тоже долго не протянут. Их денно и нощно допрашивают, не дают ни есть, ни пить, ни спать. — Тэсс придвигается ко мне поближе, и у рта Финна образуются горькие складки. — Прости… Ты близко знала послушницу, которую забрали Братья?

— Она была подругой Тэсс.

Во мне возникает острое желание обнять сестренку, но я не делаю этого, опасаясь, что она может смутиться. Тэсс закусывает нижнюю губу жемчужными передними зубами — дурная привычка, которую она переняла у меня, верный признак того, что творится неладное, — поэтому я спешу сменить тему:

— Трудно было вырваться?

Финн пожимает плечами:

— Ишида позволил мне уйти с очередного заседания Совета, чтоб я мог встретиться со своим новым боссом. А Денисов уверен, что я проведу на этом самом заседании весь день. Они ни за что меня не хватятся.

Я улыбаюсь.

— Значит ли это, что ты получил должность секретаря?

— Сегодня утром она была мне обещана. — Его карие глаза за очками серьезны, но он театрально кланяется, разряжая атмосферу. — Каково мое задание, миледи?

— Выяснить, где и когда состоится следующее заседание Руководящего Совета. — Я провожу рукой по скамейке, пальцами отслеживая ее изгиб. — Мне так мерзко просить тебя об этом.

— Я же вызвался добровольно, помнишь? И мне не терпится этим заняться, так что хватит извинений, Кейт. — Я слышу, как он произносит мое имя, и сердце, подпрыгнув, трепещет в груди. — К тому же это задание трудно назвать опасной авантюрой.

Финн выглядит несколько разочарованным, и при виде этой мальчишеской жажды подвигов мои губы помимо воли складываются в легкую улыбку. Я очень рада, что задание не слишком опасно. В конце концов, это настоящая жизнь, а не одна из его книжек.

— Денисов — член Совета. Уверен, его расписание будет мне известно. Что планирует Инесс?

— Не знаю, — признаюсь я. — Недавно она учила нас принимать облик Братьев. Может быть, она собирается выкрасть одного из членов Совета и отправить кого-нибудь из нас вместо него на заседание. На разведку. Бренна прорекла что-нибудь новое?

Финн снимает плащ и застилает им влажную скамейку. Я сажусь, пожалуй, чуть ближе к нему, чем позволяют приличия, моя нога почти касается его серых брюк. Сегодня на нем одежда члена Братства, и она ему к лицу: белая рубашка, серый жилет, черные, забрызганные грязью ботинки. Тэсс усаживается с другой стороны от меня.

— Ну… прорекла, честно говоря. — Он откашливается. — Она предсказала, что один из Братьев станет предателем и перейдет на сторону ведьм.

— Что?! — кричу я, поспешно вскакивая на ноги и чуть не растянувшись при этом на мощеной дорожке.

— Тсс. — Финн ловит меня за руку и усаживает обратно. — Она не сообщила никаких деталей. Ничего такого, по чему можно было бы выйти на меня.

Я глубоко вздыхаю. До сих пор я грудью бросалась на защиту Бренны, но как мне быть, если из-за ее пророчеств люди, которых я люблю, окажутся в серьезной опасности? Неужели Инесс с Маурой правы?

— Это слишком опасно, — начинаю я, — я не хочу…

— Тут решать не тебе, а мне. И я решил. Кое-какие слухи, кстати, и о Сестричестве ходят, — продолжает Финн.

Его веснушчатые руки сложены на коленях всего в нескольких дюймах от моих, на указательном пальце — пятно черных чернил.

— Какие слухи? — вытягивая шею, чтобы лучше видеть, требовательно спрашивает Тэсс.

— Самые радикальные члены Совета хотели закрыть монастырскую школу, но оказались в меньшинстве. Знаете, когда на голосование поставили вердикт о запрете образования для женщин, треть Совета выступила против. И монастырскую школу оставили открытой в качестве уступки недовольным.

— Можно подумать, пятьдесят образованных девушек могут что-то изменить, — резко говорит Тэсс, стукнув себя кулаком по колену.

— Фракция О'Ши считает, что могут. О'Ши заявляет, что любая цитадель женского образования непременно станет гнездом греховности. И ресурсом для потенциального восстания.

Я ехидно ухмыляюсь:

— Ну тут он не ошибся.

— Его фракция считает, что никаких исключений быть не должно и что Братство должно жестче контролировать повседневную жизнь и деятельность Сестричества. Не удивлюсь, если эта тема войдет в повестку дня Руководящего Совета.

Я недоверчиво смеюсь.

— Но как они это себе представляют? Они что, поставят своего человека во главе монастыря?

Финн снова поправляет очки.

— Именно это они и замышляют. О'Ши считает, что настоятелем должен быть кто-то из Братьев. Мол, если уж девицы получают образование, это должно происходить под контролем мужчины.

Я бормочу себе под нос несколько отнюдь не подобающих истинной леди слов.

— Нам придется каждый божий день изменять память этого настоятеля! Он же в овощ превратится.

— Или нам придется только рисовать акварельки, учить французский и штудировать Писание, — фыркает Тэсс.

— Учить французский тоже не получится. Когда во Франции женщины получили право голоса, его запретили, чтоб оградить наших впечатлительных барышень от этих врат аморальности. — Губы Финна кривятся, будто он с трудом сдерживает смех. — О'Ши противостоит Бреннан, другой член Руководящего Совета, человек совсем иного сорта, отец трех дочерей. Осмелюсь предположить, что в них-то все и дело.

— Сложно поверить, будто среди членов Братства есть хорошие люди, — ворчливо говорю я. Финн, вздрогнув, пытается от меня отодвинуться, а я проклинаю себя и жалею, что не подавилась этими словами. Да что со мной сегодня такое? — Прости. Конечно же, я совсем не имела тебя в виду. Я знаю, что тебе совершенно не хотелось вступать в Братство.

— Наверняка я не первый мужчина, которому пришлось стать братом, чтоб обезопасить свою семью. — Финн смотрит на безымянный палец своей правой руки, на котором красуется серебряное кольцо с гравировкой. — Но им, конечно, проще смолчать, чем поставить под сомнение свою преданность делу Братства и даже непосредственно Господу Богу.

— Но это же трусость! Если в Братстве действительно много таких людей, они могли бы все изменить, если бы открыто высказались! — шиплю я.

В нескольких ярдах от нас на скамейке играют в куклы две девчушки с косичками, похожими на поросячьи хвостики, а их мать тем временем прохаживается вокруг пруда с детской коляской.

— Тогда я тоже трус. Я был на заседании, где обсуждались новые вердикты. Права голоса у меня еще не было, но я мог высказаться во время дебатов. Может, это что-то изменило бы. — В голосе Финна звучит отвращение к себе.

— Нет, ты не мог рисковать, привлекая к себе внимание, а это совсем другое дело, — заверяю я, положив свою ладонь поверх его. Я не думаю о том, что нас могут увидеть, мне просто хочется утешить его, загладить впечатление от своих опрометчивых слов.

Финн отдергивает руку.

— Это не так. Все эти мужчины тоже мужья, отцы и братья. Я верю, что настанет время, когда они заговорят.

— Замечательно, но сколько кошмарных событий еще должно произойти, чтобы они наконец проснулись? — Я отодвигаюсь от него на холодный мрамор. — Что еще должно случиться? Ты сказал, что Братья уже убивают невинных девушек!

— А что ты сама делаешь по этому поводу? — Вопрос звучит как пощечина, как эхо слов Мауры. — Ты ведь могущественная ведьма, Кейт. А общая мощь Сестричества, наверно, вообще невероятно велика, но вы все еще выжидаете. Я не осуждаю, но…

— А звучит так, как будто осуждаешь. Что мы можем сделать, чтобы не выдать себя при этом? — требовательно спрашиваю я. — Это не так просто, как кажется. А для женщин — в особенности.

Финн хмурится.

— Я это знаю. Господь видит, как я не хочу, чтобы ты подвергала себя риску, но, если все будут рассуждать так же, каким образом мы сможем хоть что-то изменить?

Мы уныло смотрим друг на друга в наступившей тишине. Это наше первое… не столкновение, нет. Просто мы впервые настолько по-разному видим одну и ту же проблему. Заставит ли это меня начать действовать? Конечно, гораздо проще сидеть и винить во всем ненавистных Братьев с их внутренней политикой. Я знаю, что в словах Финна есть смысл, что, логически мысля, Братство не может состоять исключительно из отвергающих собственных дочерей злобных елейных лицемеров вроде брата Ишиды. Но я никак не могу примирить эти логические построения и тот страх, который всю мою жизнь вызывали во мне Братья.

Может, точно так же большинство людей думает о ведьмах?

Тэсс вдруг встает и склоняет голову набок:

— Что за шум?

До сих пор я была так поглощена нашим спором, что не замечала ничего вокруг, но теперь и я слышу доносящиеся со стороны Ричмонд-сквер крики и скандирование. Слов отсюда не разобрать, но практика показывает, что шумные толпы не сулят девушкам вроде нас ничего хорошего.

А Тэсс уже спешит по грязной дорожке к выходу из парка.

— Тэсс, погоди, — кричу я, бросаясь за ней следом.

Мне приходится почти бежать, мои сапожки скользят по грязи. Я едва ли осознаю, что Финн спешит за мной. Миновав деревья, я вижу, что на Ричмонд-сквер собралась кричащая толпа. Она берет свое начало где-то на прилегающей улице и подступает к самому собору, выплескиваясь на его мраморные ступени. На площадь пришли не десятки людей, нет, их тут сотни. А возможно, даже тысячи.

Я никогда в жизни не видела столько народу.

Может, на этот раз им уже недостаточно сжигать книги, и они замышляют нечто более страшное?

Широко раскрыв глаза, Тэсс останавливается у самой кромки толпы.

— Женщинам — работу! Женщинам — работу!

Люди снова и снова выкрикивают эти слова. В руках у некоторых таблички с яркими надписями: «РАЗРЕШИТЬ ЖЕНСКИЙ ТРУД», и «ЖЕНЩИНА ТОЖЕ КОРМИТ СЕМЬЮ», и «НАШИ СЕМЬИ ГОЛОДАЮТ». В толпе в основном представители рабочего класса, мужчины в залатанных брюках или синих джинсах, в рубашках с закатанными рукавами, в кепках и грязных тяжелых ботинках. Некоторые в такт крикам вздымают к небу кружки с сидром. В толпе есть и женщины, они кричат вместе с мужьями: «Женщинам — работу!»

Десятки людей сжимают в руках самодельные листовки. Один из мужчин выбрасывает смятую листовку, и я подхватываю ее на лету. Мимо несут плакат, на котором два худеньких большеглазых ребенка с пустыми тарелками умоляюще смотрят на мать, а та сидит с вязанием в кресле-качалке. На соседнем плакате пируют двое толстых мужчин в темных мантиях, на столе перед ними окорок, куриные ножки и пирожные. Плакат подписан так: «Пустите женщин на работу! Приходи на Ричмонд-сквер выразить протест против запрета женского труда. Пока женщины сидят дома, наши семьи будут голодать».

— Думаю, нам не следует тут находиться, — раздается над моим плечом голос Финна.

— Я никогда раньше не видела демонстраций протеста, — выдыхаю я. — Это просто замечательно!

— Сомневаюсь, что такие протесты уже бывали. Во всяком случае, демонстраций против Братства наверняка не было. — Серые глаза Тэсс встречаются с моими, и я понимаю, что мы обе думаем об одном: когда-то люди так же выступили против Дочерей Персефоны. Я читала об этом. Все начиналось именно так.

К нам приближается дюжий детина в бесформенной вельветовой кепке.

— Айда с нами, брат!

— Мы уже уходим, — говорит Финн, подхватывая меня под локоть.

Детина протягивает ему тонкий листок:

— Останься лучше, ты же должен узнать, что люди думают об этих ваших новых законах.

— Это не мой закон. Я считаю, что женщины имеют право на труд, — заявляет Финн.

— Значит, голосовал против, да? — Финн колеблется, и детина смеется. — И зачем тебе это, правда? Сидишь себе и богатеешь с десятины, пока наши семьи голодают. Небось легко о нравственности заботиться, когда сыт?

В разговор вмешивается оливково-смуглый темноволосый человек с квадратной челюстью:

— Я что-то не уверен, Тэд, что этот парнишка шибко нравственный. Он, бесстыжий, сразу двух девчонок подцепил. Лицемер он, как и многие из них.

— Извольте выражаться прилично! Эти барышни — послушницы Сестричества. — Финн отодвигает Тэсс себе за спину.

— Да эти монастырские девицы ничуть не лучше Братьев! Бьюсь об заклад, они ни дня в жизни честно не работали, — протяжно говорит темноволосый мужчина. У него такой же испанский акцент, как у сестры Инесс.

Меня поражает поднявшееся во мне возмущение.

— Мы работаем. Работаем сестрами милосердия в больнице. И раздаем пищу тем, кто в ней нуждается.

— Но сами-то вы не голодаете, верно? И ложитесь спать на мягкие пуховые подушечки, набив животики? — говорит Тэд.

— Не нужна нам ваша благотворительность, — заявляет испанец, — мы хотим сами зарабатывать.

Я смотрю на них обоих с неприязнью.

— Вы не слишком-то похожи на голодных.

Темноволосый мужчина смеется, хватает меня за руку и тащит к себе, прочь от Финна.

— О, да ты боевая, верно? Сомневаюсь, что он это одобрит, — и он кивает на Финна. — А со мной ты могла бы приятно провести время.

От него пахнет спиртным, и до меня наконец-то доходит, почему Финн вел себя так настороженно. Весь этот протест — гремучая смесь, состоящая из алкоголя, жаркого солнца и умонастроения толпы. Многие тут вполне созрели для насилия. Я изо всех сил упираюсь ногами в грязную землю. Если этот болван думает, что может так со мной обращаться, он жестоко ошибается.

— Уберите от меня руки. Я никуда с вами не пойду.

— Идем, просто оглядишься тут вместе со мной. Я куда веселее, чем он. Ты когда-нибудь пробовала виски? — Он перерывает карманы в поисках фляжки, так и шаря по мне своими темными глазами. — Тебя уже кто-то целовал, сестра?

Ох, ну это уже слишком. Я отвешиваю ему пощечину.

— Ну она тебя проучила, Марко! — хохочет его друг.

Покрасневший Марко потирает щеку и свирепо смотрит на меня:

— Нахальная девчонка!

Финн выступает вперед, гнев плещется в его глазах.

— Так вот как вы демонстрируете уважение к женщинам?

Марко ухмыляется.

— Ты прав. Займусь-ка я лучше тобой.

Он пихает Финна, тот отшатывается назад и врезается в Тэсс. Она, поскользнувшись, падает в грязь, перепачкав одежду. Финн замахивается, но темноволосый мужчина легко уворачивается и наносит ему удар в лицо. Финн, покачнувшись, отступает.

— Прекратите! Не позорьте себя, — выкрикиваю я, помогая Тэсс подняться. — Посмотрите, что вы наделали! Вы считаете, мужчине подобает причинять боль ребенку?

Марко снова делает шаг ко мне, но тут же, красиво запутавшись в собственных ногах, валится в грязь.

Конечно, это проделки Тэсс. И я сейчас не склонна каким-то образом осуждать ее действия — вряд ли толика магии хуже публичной драки. Я сгибаю и разгибаю пальцы, которые до сих пор ноют от пощечины.

— Идем, Марко, не будь дурнем. Не нужны нам такие неприятности, — говорит Тэд, утаскивая дружка в глубь толпы.

Финн берет нас с Тэсс за руки и быстро уводит прочь.

— Замечательная демонстрация, верно? — смотрит он на меня. — Идем, провожу вас до дому.

Я открываю было рот, собираясь заявить, что его не должны видеть вблизи монастыря, но он бросает на меня совершенно убийственный взгляд, после которого я не смею произнести ни слова.

Добравшись до торгового района, который расположен в нескольких кварталах от центра, мы приостанавливаемся.

— Вот, — говорит Тэсс, протягивая свой носовой платок Финну. У того идет носом кровь и припухла щека. Должно быть, ему больно.

Финн снимает с себя черный плащ и предлагает нам поступить так же:

— Если весь город в таком же настроении, безопаснее померзнуть.

Идти по улице без плаща и с непокрытой головой странно и непривычно. Я не рисковала появляться в таком виде на людях со времен раннего детства. Как бы там ни было, никто не попытался с нами заговорить, и это тоже странно. Дома я не могла просто пройти по Черч-стрит, не услышав чьих-нибудь приветствий или вопросов о самочувствии отца. А тут в одном только квартале мы встретили двух красивых дам, выходящих от портного, и их горничную, несущую следом за ними охапку новых платьев; мать, волокущую из кондитерской трех орущих, липких от конфет пацанов; мужчину, торгующего свежим мясом с лотка перед мясной лавкой, из витрины которой на нас страшно таращилась свиная голова; другого мужчину с доходящим ему до подбородка штабелем шляпных коробок — этот толкнул меня так, что я врезалась в Тэсс. Никто из них не улыбается нам и не желает хорошего дня. Никто не пеняет на то, что мы появились на улице без плащей. Все просто занимаются своими делами.

Мы идем в молчании, а вокруг скрипят колеса экипажей, цокают лошадиные копыта, кричат мальчишки-газетчики, продающие «Страж», им вторят уличные торговцы, нахваливая свои цветы, жареные каштаны и острые мясные пироги. Сейчас конец рабочего дня, и на улицах людно. Я держусь поближе к Финну, периодически легко касаясь его руки, и не выпускаю из поля зрения Тэсс. Когда мы оказываемся в ближайшем к монастырю жилом районе, дома становятся больше, шум затихает вдали, и тишина нарушается лишь несколькими промчавшимися фаэтонами да журчанием талой воды в водосточных трубах.

Финн останавливается в квартале от монастыря.

— Дай мне минутку, — прошу я Тэсс.

Она кивает.

— Спасибо, что вступился за нашу честь, Финн.

— Да толку от моего заступничества, как от козла молока, — бубнит он.

— Ты был великолепен, — встревает Тэсс, коснувшись его руки. Потом она отходит на почтительное расстояние и принимается теребить остролист у соседских ворот.

— Прости, что я не послушалась, когда ты сказал, что надо уходить. Ты ужасно на меня сердишься? — Протянув руку, я мягко касаюсь его пострадавшей щеки и морщусь от сочувствия.

Финн, стараясь не смотреть мне в глаза, качает головой.

— Мне не впервые досталось в драке, противно только, что ты это видела.

Я всегда думала о Финне, как об уверенном в себе человеке, таком умном и смелом, но ведь совсем недавно он был мальчишкой. Я помню этого мальчишку, он был совсем другим — важным всезнайкой, высоким, но тощим, как стручок фасоли, и частенько получавшим тумаки на школьном дворе.

— От этого ты вовсе не упал в моих глазах. На самом деле, если бы мы были в более укромном месте, я бы тебе показала, что именно о тебе думаю, — кокетливо говорю я, и его губы кривятся в неохотной улыбке. — Смелость не только в драках проявляется. Вот вступить ради меня в Братство и стать нашим агентом — это действительно смело.

— Еще бы научиться защищать тебя, когда это нужно, — бормочет он.

— Я сама способна защитить себя.

Я сжимаю руку Финна и сосредотачиваюсь на его ранах. Чтобы их исцелить, уходит всего несколько мгновений. На этот раз у меня даже голова не кружится. Финн ощупывает щеку, чтоб убедиться, что с ней уже все в порядке.

— Не надо было тебе этого делать, — ворчливо говорит он.

— Это довольно легко.

Уж конечно, я бы не допустила, чтоб он шел обратно в синяках и в крови. Гордость гордостью, но здравый смысл тоже нужен. Финн сует в карман окровавленный носовой платок и шаркает ногой по тротуару.

— Хотелось бы мне иметь больше возможностей, чтобы тебя обезопасить. Я хочу быть твоим мужем, Кейт. Встречаться вот так, украдкой, это…

— Я знаю.

О ноги Тэсс трется бездомная полосатая кошка, и сестренка, воркуя, наклоняется, чтобы ее погладить. Неужели все Братство трепещет от страха перед этой девочкой?

— Я тоже хочу совсем другого. Не знаю, что там задумала Инесс, но надеюсь — это сработает.

12

Напряженная обстановка в монастыре достигает апогея на следующий день во время урока истории колдовства. Вместо старенькой сестры Эвелин, которая вчера свалилась с крыльца и сломала руку, как и предсказала Тэсс, занятие ведет сестра София. Для большинства предметов учениц подбирают не по возрасту, а по мастерству, но история — исключение, и в классе сидят двенадцать самых старших девушек. Наши рабочие места — стоящие рядами деревянные парты с узкими деревянными лавками и наклонными столешницами. В каждом ряду по четыре парты, последний ряд никем не занят.

Сестра София зачитывает нам пассажи о принятых Братством в начале века жестких запретительных вердиктах, которые поставили вне закона театр и танцы. Мне кажется, что глупо тратить время на события почти столетней давности, когда можно обсудить вчерашнюю демонстрацию протеста или недавние аресты ни в чем не повинных девушек. Едва ли кто-то сосредоточен на уроке. В очаге горит жаркое пламя, в комнате тесновато, и всех клонит в сон. Сидящая передо мной добросовестная Перл старательно выводит что-то на своей грифельной доске, но белокурая Алекса рядом с ней откровенно клюет носом, а Маура обменивается записочками с Евгенией. Слева от меня Рилла карандашом рисует на грифельной доске сердце. Справа Мэй перебирает свои четки мала из слоновой кости и волнуется о сестрах. Вчера вечером в монастыре объявился ее брат Ян с тревожной новостью: Ли и Хуа участвовали в протесте и оказались в числе двух сотен демонстрантов, арестованных стражниками Братства. В тюрьме Нью-Лондона не хватило камер, поэтому задержанных разместили, словно животных, на скотобойне у реки.

— Батюшка пошел их повидать, и стражники отчитали его за то, что он вырастил таких невоспитанных дочерей, — рассказала нам прошлой ночью Мэй. — Он думает, мужчин подержат там несколько дней, чтоб преподать им урок, а женщин будут судить за непристойное поведение на публике.

Конечно, от этого суда не приходится ждать ничего хорошего. Я вижу, как губы Мэй шевелятся, произнося беззвучную мантру, а большой палец одну за одной сдвигает бусины на перекинутых через средний палец четках.

В коридоре слышатся тяжелые шаги, и в дверях появляется сестра Грэтхен.

— Простите, София, я ненавижу прерывать занятие, но вас зовет сестра Кора.

Сестра София с громким треском захлопывает книгу; от этого звука Алекса просыпается, а все остальные выходят из оцепенения.

— Девочки, вы свободны.

Видимо, у сестры Коры жуткие боли, раз она вызвала сестру Софию прямо с урока.

— Сестра Кора умирает? — спрашивает у сестры Софии Дейзи.

Я выгибаюсь, чтобы посмотреть на нее, и замечаю, что они с Рори играли на грифельной доске в «Виселицу». Рори неважно угадывала буквы, и от вида наполовину нарисованного повешенного человечка меня бросает в дрожь в жарко натопленной классной комнате.

— Сейчас — нет, — поспешно отвечает сестра София. — Если бы она умирала, я ничего не могла бы для нее сделать.

Когда она проходит мимо меня, я придерживаю ее за желтый шелковый рукав.

— Я могу помочь?

Она с расстроенной улыбкой гладит мое плечо:

— Нет, моя дорогая, но спасибо, что предложила.

И они с сестрой Грэтхен уходят, перешептываясь, а мы, хоть нас и отпустили, потрясенные, остаемся на своих местах. Впервые кто-то из преподавателей публично признал, что сестра Кора при смерти.

— Я видела ее в холле как-то утром, когда бегала туда-сюда по поручению сестры Грэтхен, — растягивая слова, говорит Дейзи, тряпочкой стирая с доски клеточки с буквами и виселицу. — Она выглядела просто кошмарно, едва могла идти.

Рилла откладывает карандаш в сторону.

— А я помогала на кухне с завтраком, и сестра Грэтхен сказала, что Коре все это нельзя, а можно только бульон и чай. Я думаю, теперь она долго не протянет. Моя бабушка под конец тоже ничего не ела.

Маура не спеша выходит к преподавательскому столу, сдвигает в сторону книги сестры Эвелин и усаживается прямо на столешницу.

— Нужно, чтоб главой уже теперь стала сестра Инесс. Тогда можно будет начать что-то делать, а не только сидеть и дожидаться, когда сестра Кора помрет. Сейчас, когда Братья заняты охотой на новую пророчицу, а народ начал протестовать, просто идеальное время, чтоб нанести первый удар.

Мэй, вздрогнув, убирает четки в карман оранжевого платья:

— Сейчас опасное время. В городе слишком много Братьев, которые съехались на Национальный Совет. Сестра Кора говорит, что нужно быть особенно бдительными.

— Сестра Кора слишком стара и слишком осторожна. А нам сейчас нужен волевой лидер, — говорит Маура, болтая ногами, как ребенок. Она обута в коричневые комнатные туфли на каблучке и с золотыми кисточками. — Уже дюжину девушек держат под арестом без всякого суда, потому что подозревают, что одна из них — пророчица. Представляете, какая будет сенсация, если мы освободим их из здания Национального Совета! Братья просто от ярости полопаются.

— Это невозможно, — выпаливает Евгения, с опаской косится через плечо на Алису, краснеет и начинает нервно теребить пучок каштановых волос на затылке. — Здание Национального Совета — это настоящая крепость, и стражники постоянно его патрулируют. К тому же там апартаменты брата Ковингтона.

У меня возникает дежавю. Я вспоминаю, как Рори в гостиной спрашивает меня: «Как ты думаешь, можно устроить побег из Харвуда?»

На этот раз я не гоню эту мысль прочь.

— Если мы собираемся устроить побег из тюрьмы, — медленно говорю я, пристально глядя на Рори, — то почему бы не подумать и о Харвуде?

Грифельная доска падает из рук Рори на пол.

— На самом деле? — задохнувшись, спрашивает она.

Маура скрещивает руки над кремовым лифом:

— Девушкам в Харвуде не угрожает непосредственная опасность.

— Зато там есть настоящая пророчица. — Я постукиваю пальцами по деревянной поверхности парты. — Бренна. Из-за нее в опасности все, включая нас. Если мы сможем выкрасть Бренну…

— И Саши! — перебивает меня Рори, наклоняясь, чтобы поднять треснувшую грифельную доску.

— И мы уже знаем, как туда пробраться. Мы с Кейт и Перл каждую неделю ездим туда работать сестрами милосердия. Остается только придумать, как их вытащить.

— Что ж, Кэтрин Кэхилл, — поджав губы, щурит на меня свои голубые глаза Алиса, — оказывается, и в твою голову могут приходить хорошие идеи. Если уж рисковать свернуть шеи, спасая девчонок, хорошо бы, чтоб эти девчонки были ведьмами. А где больше всего потенциальных ведьм, как не в Харвуде? Разве что здесь.

— Если нам удастся как-то их вытащить — скажем, в Харвуде случится пожар — к началу войны у нас будет больше ведьм, — размышляет охваченная энтузиазмом Маура.

— Пожар? — Я качаю головой. — Женщин в Харвуде держат на наркотиках. Если богадельня вспыхнет, сколько их заживо сгорит в собственных постелях?

— Незачем устраивать настоящий большой пожар, — огрызается, закатив глаза, Алиса. — Нужно просто, чтобы сиделки заволновались и вызвали пожарных. Тогда ворота будут держать открытыми, и в суматохе никто не заметит, как несколько девушек сбежит. Мы еще увидим твою сестру на свободе, Рори.

— А как насчет сестры Люси Уилер? Она тоже в богадельне, но она не ведьма, — говорит, хмуря темные брови, Дейзи.

— Думаю, нам стоит ограничиться ведьмами, — настаивает Алиса. — Мы не можем спасти всех.

— Это жестоко, — отбрасывает с глаз челку Мэй. — Я вам прямо сейчас скажу: если Ли и Хуа осудят, я не позволю им сгнить в Харвуде только потому, что они не ведьмы. Они все еще мои сестры.

Мод машет рукой в воздухе, привлекая к себе внимание, и я киваю ей. Мод — низенькая девушка, у нее рыжие волосы (не такие прелестные локоны, как у Мауры, а прямые морковные прядки) и кошмарное количество веснушек. Никогда за всю свою жизнь я не видела никого настолько конопатого.

— Там моя кузина Кэролайн, — говорит она, — и она тоже не ведьма. Ее взяли за роман с сыном одного из Братьев, членов Совета нашего города. Он был женат, но его никак не наказали.

— Именно так всегда и бывает, — горько говорит Рори, одергивая розовые кружева на манжетах.

— Я согласна с Алисой. Там сотни девушек. Мы не сможем поселить их всех в монастыре. Даже если поначалу они будут благодарны за спасение, кто поручится, что потом они сохранят нашу тайну? — Маура разглаживает свою кремовую юбку. — В первую очередь мы должны постараться усилить Сестричество.

— И ты дружна с архитектором, который руководит работами по перестройке Харвуда, не так ли? — Алиса понятливо улыбается Мауре. — Немного кокетства и, бьюсь об заклад, ты сообразишь, как вытянуть из него все, что нам нужно. Наведем на себя чары, чтоб выглядеть как строители, устроим какой-нибудь переполох и выведем ведьм.

У меня возникает внезапное подозрение по поводу работы, которая потребовала присутствия Пола в Нью-Лондоне. Похоже, его контора будет осуществлять надзор за строительными работами в Харвуде. Занятно, что Маура ни разу об этом не упомянула. Я закусываю губу. Как вышло, что Маура с Алисой так быстро оказались во главе нашего заговора? Идея была моей, но почему-то именно они решают, кого спасать, а кого нет, и придумывают план действий.

Рилла мотает головой так, что ее каштановые локоны подпрыгивают.

— Я думаю, Мэй права. Если сбегут только некоторые девушки, Братья могут принять меры против оставшихся. Если там и так настолько ужасные условия, как вы говорите…

— Ужасные, — дружно подтверждают Мэй и Перл.

— Я не оставлю там Кэролайн. Не хочу, чтоб ее наказали, — упрямо говорит Мод.

— Ой, ладно, вытащим мы твою глупую кузину. Но мы не можем спасти всех, а то есть риск, что война начнется раньше времени, — говорит Алиса.

И хотя я знаю, что она права, и сама сестра Кора с ней согласна, все во мне противится такому решению. Я встаю.

— Я была в Харвуде и видела, какие там чудовищные условия. Я считаю, нам надо думать до тех пор, пока мы не найдем способа освободить всех девушек, ведьмы они или нет.

Страницы: «« « ... 7891011121314 » »»