Канцлер империи Величко Андрей
– Сколько осталось до ввода в эксплуатацию Панамского канала? Некоторые утверждают, что всего год. Вот это и есть время, которое имеется в нашем распоряжении.
Кое-кто может удивиться – а с какого боку тут оказался Боинг? В конце десятого года величина, с Фордом совершенно не сравнимая. Но это у вас, а у нас он занялся авиацией сразу после японской войны, практически одновременно с Райтами, и сделал ставку на лицензионные копии наших «Тузиков», а Форд производил моторы для них. Но настоящий успех пришел к фирме после запуска в серию «летающего автомобиля»: по сути того же «Тузика», но с закрытым салоном, на таком аппарате я катал Форда в Питере. Затем потихоньку пошли и свои модели, хоть и не без влияния соответствующих наших. В общем, теперь Боинг хоть и недотягивал до Форда, но все же был примерно на его уровне.
Да, похоже, совсем недолго осталось, подумал я, выключая магнитофон. И значит, пора выбивать из величеств средства на дополнительные укрепрайоны. Придется еще объяснять, почему их надо строить не в Польше, а в Прибалтике.
Собственно, Польша тогда представляла собой нечто вроде Чечни в нашем мире. Вроде и входит в состав России, но иногда появляются мысли, что лучше бы и не входила! Во всяком случае, чужую страну можно спокойно обрабатывать бомбардировщиками, а на своей территории это несколько неудобно. В Польше работало треть жандармского корпуса и четверть шестого отдела, и все равно у меня не было ни малейших сомнений – в случае войны в спину нашим солдатам будут стрелять чуть ли не с каждого чердака. То есть исходить следовало из того, что при любом раскладе нашим войскам там придется действовать в условиях окружения – неважно, кем оно будет фактически осуществлено, противником или местным населением. А останавливать врага надо будет восточнее, но к этому следовало заранее подготовиться. Хорошо хоть сама идея сдать австрийцам часть нашей территории не вызвала у Гоши полного отторжения. Но зато за каждый километр на карте он отчаянно торговался, так что я уже подумывал о вызове помощи из недавно образовавшейся дружественной республики с президентом Машей во главе. Ну а если серьезно, то пора уже приступать и к идеологической мобилизации страны, которая должна будет начаться с речи императора. Никаких, блин, «малой кровью и на чужой территории»! Пусть раза три подчеркнет, что это будет тяжелейшая война против всего старого мира, которому не дают покоя успехи новой России. И там не пожалеют ничего, чтобы нас уничтожить. Да, чуть не забыл: пусть шестерка начинает готовить ликвидацию Пилсудского – хватит, отпрыгался, тут у нас скоро война начнется. Да и Дзержинский последнее время ведет себя подозрительно… Вот ведь до чего люди неблагодарные – без моего вмешательства сидел бы он сейчас как миленький на каторге! Так не живется ему спокойно в Женеве, все на подвиги тянет. У него, кажется, были какие-то проблемы с сердцем? В общем, пусть Танечка поручит разобраться, последнее время у ее девочек получаются не инфаркты, а прямо произведения искусства. Однако не будем нарушать самим же установленные правила – ставим две галочки в блокноте, особого пожара пока нет. Если завтра мое мнение не изменится – на бумажке появится резолюция «К исполнению».
Не так давно были утверждены общие направления планов предстоящей войны: на своей границе мы только обороняемся, а основные усилия прилагаются к тому, чтобы как можно быстрее вывести из заварушки Францию. Сейчас Шлиффен разрабатывал план имени себя, который фактически представлял комбинацию его плана из нашей реальности и плана вермахта от 1940 года. Основная масса немецких войск должна была начать наступление через Бельгию, но теперь появилось и второе направление: удар подвижными частями через Арденны, в котором должна была принять деятельное участие конно-механизированная группа Богаевского, в преддверии чего Африкан Петрович уже полгода поправлял здоровье на курортах Баден-Бадена. Правда, во Францию тоже начали потихоньку прибывать всякие экзотические британские туристы – не то сипаи, не то гурки, не то вообще хрен знает кто. И сама Франция тоже не отставала, вербуя в Африке чуть ли не всех подряд. Ну а нам японцы обещали в случае нужды подкинуть от пары дивизий до армии.
От размышлений меня отвлек писк селектора – сообщение от дежурного по этажу. Я ткнул в тумблер и услышал слегка растерянный голос:
– Георгий Андреевич, ваша кошка… Ей плохо.
– Понятно, иду, – отодвинул стул я.
В общем, мне действительно было понятно – за последний месяц моя спутница из того мира сильно сдала. Она потеряла аппетит, перестала бегать по дворцу и в основном спала, иногда слегка подергивая лапами. Наверное, ей снились наиболее выдающиеся эпизоды ее долгой жизни. Двадцать четыре года – по кошачьим меркам это много, но не предел. Однако последнее путешествие через портал, которое я ей устроил сразу при появлении первых признаков наступившей старости, не помогло. Да, похоже, дела тут обстоят примерно как в медицине: если пациент хочет жить, она бессильна, а если не хочет, то бессилен и портал.
При моем появлении кошка слегка повернула голову и попыталась мяукнуть: мол, извини, хозяин, что оставляю тебя одного… Я погладил ее, а потом сидел и смотрел, как ее короткие вдохи становятся все более редкими. Когда они прекратились, я встал и приказал маячившему за спиной дежурному:
– Похоронить у пруда, рядом с беседкой. Сами решите, кто сделает проект памятника, представить его мне не позже послезавтрашнего вечера. Никакого авангардизма, это должна быть просто моя кошка в натуральную величину.
Придя в кабинет, я первым делом поставил еще по галочке в блокноте, что означало – подтверждение решения по данным персоналиям нужно не только завтра, но и послезавтра. А потом от греха подальше убрал его в сейф. Настроение было таким, что, поддайся я ему, в блокноте сразу будет заполнена еще одна страница, если не полторы. После чего подумал: а не перенести ли на завтра запланированный на пять вечера визит одного вроде как дипломата? «Вроде как» – это потому, что никаких официальных дипломатических отношений с Китайской республикой у нас не было – а имелось состояние войны, да и то одностороннее. То есть эти деятели до сих пор не удосужились нам ее объявить – сначала просто из-за отсутствия МИДа, а потом, видимо, из-за своей врожденной китайской неторопливости. Но парламентеры от Суня, с которыми обсуждались вопросы численности подлежащих пленению, а также финансовые, прибывали регулярно. Однако этот имел, как говорилось в сопроводительном документе, «особые полномочия для обсуждения важнейших вопросов, касающихся дальнейших взаимоотношений двух держав».
Нет, откладывать не нужно. Результаты встречи могут повлиять на решение вопроса о приоритетах работ на Транссибе, а совещание с величеством на эту тему завтра. Значит, чтобы не было поспешности в принятии решения, с китайцем надо беседовать сейчас, тем более что вопрос, как это делать – поласковее или пожестче, – решился в пользу последнего пункта.
Гость, едва закончив с выражениями глубочайшего почтения, испытываемого ко мне как им лично, так и господином президентом китайского народа, тут же перешел к неприкрытому шантажу:
– В преддверии серьезных трудностей, ожидающих Российскую империю в ближайшем будущем, Китай готов подтвердить свой нейтралитет – правда, при условии вывода с его территории иностранных войск.
Примерно с полминуты я раздумывал, чем грохнуть по столу – ладонью или кулаком? Потом решил, что для начала лучше ладонью, проделал это и сообщил китайцу:
– Со своими трудностями Россия разберется сама. А вам я бы посоветовал обратить внимание на трудности Китая, как более близкие по времени. Вашему руководству не приходило в голову, что перед большой войной Четверка захочет обеспечить себе надежный тыл? А по результатам последних экспериментов можно сделать вывод: самый спокойный тыл получается после обработки его эфирными бомбами. Того их количества, что у нас есть, хватит для дезинфекции местности на двести километров от маньчжурской границы. Вот именно это и случится в ближайшее же время, если ваше руководство не встанет на реальные позиции. А они таковы: никуда японские войска не уйдут с Квантуна, про это забудьте, как и про Корею. Вот продвинутся ли дальше – это уже зависит от вашей сговорчивости. Если Китай станет союзником Четверки, то, естественно, его теперешние границы будут признаны всеми ее членами. А союзничество – это не военная помощь, не она нам нужна от вас, но участие ваших граждан в необходимых работах. Причем им-то платить будут по-прежнему, а вот экономическая помощь вашей республике прекратится до победы в грядущей войне, так и передайте господину президенту.
Вряд ли Сунь будет сильно упираться, подумал я. На продажах английского оружия в Индию он и сейчас неплохо зарабатывает, а с официальным прекращением войны и после демобилизации большей части армии суммы скорее всего заметно возрастут.
Глава 37
Очередной ужин у величеств начался с обсуждения наших дальнейших планов относительно Транссиба, но оно вышло недолгим, так как разногласий по этому вопросу не обнаружилось. Суть же его состояла в том, что по плану ввод в строй северного участка, полностью проходящего по нашей территории, должен был произойти осенью двенадцатого года. И надо было решить, продолжать ли ориентироваться на этот срок или малость его отодвинуть, а высвободившиеся силы пустить на повышение пропускной способности маньчжурского участка. Так как и Гоша и я были за второй вариант, то он и был принят.
– Ладно, с этим все, – подытожил император. – А ты слышал, кому японцы поручили сформировать экспедиционную армию?
Эта армия предназначалась для действий на континенте, а вот в Маньчжурии или в Европе все будет зависеть от обстановки.
– Конечно, – кивнул я, – мне это Токигава еще месяц назад говорил.
– И что ты по этому поводу думаешь?
– А чего тут думать? Маресукэ Ноги – вполне приличный генерал, и его я хотя бы знаю.
– Так ведь он собирался себе харакири сделать после провала штурма перешейка, но император не разрешил, – заметил Гоша, – думаешь, после такого он сможет нормально командовать? Хотя, конечно, генерал волевой, чем-то он мне вашего Жукова напоминает.
– А вот мне – не очень, – возразил я. – В манере воевать, может, и есть что-то похожее, но люди это совершенно разные. Кстати, и в нашем мире он просил у императора разрешения на самоубийство, хотя там он взял Порт-Артур, а после этого еще и Мукден. Знаешь почему? Совесть ему покоя не давала! Положить десятки тысяч солдат в штурмах по приказу императора – это его долг, который он выполнил, а вот права жить после этого он за собой не признал. На перешейке, кстати, оба его сына погибли, причем младший в последний день, во время ракетного обстрела. А отличие Ноги от Жукова в том, что у того после войны и мысли не возникло, что он виноват как минимум в сотнях тысяч лишних смертей – ладно там застрелиться, даже в отставку не попросился! Еще обижался, когда его в Одессу, а потом на Урал задвинули. Это, так сказать, первое. А второе: ты можешь себе представить, что Ноги после смерти микадо начнет лить на него грязь? Вот именно, и я тоже не могу. Ну а то, что после войны он наверняка харакири сделает, если доживет, – это нам надо просто иметь в виду как данность.
– И куда мы эту армию отправим, если обстановка в Маньчжурии позволит?
– До конца еще не уверен, но почему-то мне кажется, что в Польше ей будет самое место. И приказ: ни шагу назад.
– Да… – протянул Гоша, – это еще надо подумать. – А у меня для тебя небольшой сюрприз. Помнишь, я отправлял тройку своих стажеров-комиссаров на ревизию твоей финансовой деятельности?
– А как же, отлично помню, мне еще пришлось Танечку сдерживать, а то у нее на них уже какие-то планы начали появляться.
Смысл этой операции был в том, что Гошины комиссары постоянно мониторили высшее и среднее чиновничество на предмет финансовой чистоплотности. И я как-то раз возмутился, что проверяют всех, кроме меня, и потребовал прекращения этой дискриминации. Ну Гоша и отправил ко мне бригаду, причем даже еще не комиссаров, а кандидатов в таковые – собирать материал для диплома. Похоже, молодые люди что-то нарыли… Даже самому интересно – на сколько я проворовался? Так я у императора и спросил.
– За десятый год выявлено нецелевое расходование средств общей суммой девятьсот одиннадцать тысяч рублей, – объявил мне Гоша.
– Ого! Слушай, а они у тебя случаем пару лишних нолей туда не приписали? Что-то уж получилось больно много. Может, они рубли с копейками перепутали?
– Увы, нет, я проверял, – со скорбным лицом сообщило мне величество. – Наоборот, мне эта сумма показалась даже несколько заниженной. Да ты не волнуйся – она со знаком минус!
– А по-русски?
– Для малограмотных поясняю: минус перед числом означает, что оно отрицательное. То есть ты украл у государства минус девятьсот с чем-то тысяч. Вот нагло так взял и вложил в бюджет личных средств почти на миллион.
– Опять не помню, когда это со мной такое было. Пример можно?
– Да сколько хочешь. С чего ты решил, что музей истории авиации – твое личное дело? Оно государственное! А ты размахнулся и вбухал туда полмиллиона.
– Это потому, что я покровитель культуры и вообще меценат.
– Да? А мне показалось, что ты жмот и индивидуалист. В общем, ладно, уже вложенное оформим как добровольное пожертвование, а музей передавай на мой баланс. Но тут же таких примеров полтора десятка, вот возьмем самый последний. Почему ты расходы на памятник своей кошке провел из личных средств?
– Потому что это была моя личная кошка!
– Ошибаешься. Она уже стала частью российской истории. И в газетах про нее писали, и даже остров в честь нее назван. И зря ты, по-моему, ее вашим ветеринарам не показал – не сам, понятно, а сходили бы с ней девочки в лечебницу, может, и помогло бы.
– Слушай, величество, ты меня сегодня уже достал. Не было в программе тамошней группы никаких визитов к ветеринарам! И, значит, только из соображений поправить здоровье своей кошки я их вносить не мог. Как я, по-твоему, дальше бы визировал несчастные случаи за злоупотребления, если бы сам этим же занимался? Да и не помогло бы это, я ее давно уже как себя понимал: она просто жить устала.
– Вот только поэтому я не вмешивался, – усмехнулся Гоша, – но ты, пожалуйста, учти, что твое настроение – оно тоже в какой-то мере государственный фактор. Небось убрал с глаз долой свой блокнотик, чтобы с расстройства не внести туда кого-нибудь лишнего, – я правильно догадался? Ну вот, а вдруг за эти дни, что у тебя пауза, кто-нибудь из кандидатов на внесение туда еще что-нибудь учинит?
– Чего это тебя сегодня на какие-то странные темы потянуло? – поинтересовался я.
– Да обидно просто! Государство – оно наше, а ты себя с ним ведешь так, как будто оно тебе чужое. Правда, не с тем знаком, что принято в основной массе чиновников, но все равно это неправильно.
– Так я что, когда-нибудь ангелом прикидывался? У меня есть недостатки, в том числе и тобой упомянутый. А вообще-то это такой случай, где лучше перебдеть, у меня вообще иногда появляются мысли, что склонность к воровству среди высшего чиновничества надо рассматривать как неизлечимую профессиональную болезнь. То есть основные силы – на профилактику. Вот тут ни в коем случае нельзя недобдеть, я бы даже сказал – недобз… В общем, надо быть очень осторожным. Потому как если заразишься – все, попытки лечения до сих пор были малоуспешными, помогает только эвтаназия. Ладно, понял я твою точку зрения, так что прикомандируй ко мне своего комиссара, пусть он решает, где кончается мой карман и начинается государственный. И хватит об этом, лучше расскажи, чего это ты французов собираешься ко мне отправить? Они же вроде приехали по чисто техническим вопросам, связанным с выплатами по кредитам. Им, кстати, что, мало?
– И как ты догадался? Говорят, в связи с общей инфляцией цифры нуждаются в уточнении, – развел руками его величество.
– Ага, тогда это точно ко мне. Кстати, как по-французски будет «да»?
– Произносится как среднее между «уи» и «уй», но с чем ты собрался заранее соглашаться?
– Да со всем подряд. Как зайдут ко мне, я так прямо и скажу: уй вам! Не отстанут – уточню, куда именно. А вообще-то… это самое, у тебя тут фишмановка есть? Во-первых, надо помянуть кошку. А во-вторых – Францию. Потому как ко мне вчера пришли последние новости из Штатов, и картина получается та еще. Если страну, которая сама рвется в драку, еще до начала войны поделили по обе стороны будущего фронта, то остается только выпить за ее упокой. В том мире это была Россия, в этом мы такого не допустили, но, как выясняется, свято место пусто не бывает. По планам англо-американских друзей прекрасная Франция должна обломать зубы об немцев, после чего ее шкура делится на три равные части. Правда, среди союзников еще нет должного единства в вопросе: кому две части, а кому одну, но это непринципиально. Но сначала – пусть кошке земля будет пухом.
Мы выпили, закусили, помолчали, а потом выпили за Францию.
– По-моему, Шлиффен какой-то странный план сочиняет, – сообщил мне император.
– Отличный план – пять дней на мобилизацию, а потом всей массой ударить через Бельгию! Просто замечательный план, тебе на карте его уточнить или на пальцах? В общем, конфигурация приготовившихся к наступлению войск будет прямо напрашиваться на удар с левого фланга. А учитывая, что там Эльзас с Лотарингией, думаю, французы не утерпят. Правда, в немецком Генштабе их агентов нет, только английские, но я не думаю, что предательство англичанами своей союзницы дойдет до того, что с ней даже не поделятся добытыми немецкими планами.
– Так это ложный план?
– Разумеется, настоящий еще в самой начальной стадии разработки. Основная идея – пусть французы в спешке наносят упреждающий удар, на главном направлении которого будет несколько укрепрайонов по образцу маньчжурских. А когда наступающие выдохнутся – ударить, направления пока уточняются.
– А с планами англо-американцев – это случаем не деза вроде твоей? – хмыкнул император. – Не больно-то мне верится, что они планируют поражение Франции.
– Поражение – понятие растяжимое, иногда и победы бывают ничуть не лучше. По тем сведениям, что у меня есть, стратегический план войны таков. Сначала, как и говорилось, Франция теряет свою кадровую армию в сражениях с немцами. Им тоже приходится несладко, но они потихоньку берут верх, и тогда на стол выкладываются козыри в виде колониальных войск Англии и, возможно, каких-то американских частей. Австрия тем временем наносит удар на север, занимает Польшу и отрезает немцам железнодорожную связь с нами. Американцы разбираются с японцами, это у них уже давно запланировано. Так вот, в этот момент, который задуман как патовый, немцам предлагают сепаратный мир. Как бонус – все французские колонии и, естественно, подтверждается статус Эльзаса с Лотарингией. Может, и еще кусочек от Франции добавят, это пока еще не решено. Таким образом, мы оказываемся без союзников, но в состоянии войны с Австрией, которая теперь может быть поддержана всей мощью Англии и частично – Штатов. Такую войну они могут вести и на измор, Австрию им тем более не жалко.
– А ведь Вилли может и согласиться, – заметил Гоша.
– Вряд ли. Во-первых, он все-таки в душе немного рыцарь, а мы всеми силами старались развить в нем это качество. Во-вторых, независимо от рыцарственности он не дурак и понимает, что полученное в результате одной грязной сделки может быть легко потеряно в результате другой, только с иным составом участников. Лучше уж взять себе то же самое по результатам победы, не ссорясь с нами, да и Вену присоединить в перспективе.
Гоша встал и в волнении прошелся по комнате.
– Слушай, но ведь тогда получается, что все висит на довольно тонком волоске здравомыслия Вилли, – вынес резюме он.
– Ну в принципе так, но нам что, впервой висеть на чем-то не очень прочном? В японскую войну не лучше было. Однако планы, само собой, разрабатываются и на случай, если все пойдет по только что озвученному сценарию. Тут, правда, никаких особых побед не ожидается, выжить бы.
Минут пять Гоша сосредоточенно грыз яблоко, а потом предположил:
– В таком случае начать войну должны американцы, чтобы Япония не смогла отправить нам подкрепления.
– Совершенно верно, – кивнул я. – И, между прочим, они приуменьшают степень готовности Панамского канала. Официально там еще два шлюза не достроены, а на самом деле неделю назад по каналу прошло первое судно – пока еще небольшая баржа, но все-таки. Так что теоретически война может начаться и этим летом, несмотря на то что «Нельсоны» еще не будут готовы. Кстати, не исключено, что один все-таки будет… Да, а встречу с потусторонним премьером ты, кажется, окончательно решил перенести? До Рождества три дня.
– Действительно, не вижу причин спешить. И раньше-то я склонялся к мысли, что никакой военно-технической помощи нам от них к грядущей войне не надо, а уж теперь, когда выясняется, что начаться все может почти на год раньше… Я ведь правильно понимаю: противокорабельная ракета сама никого не потопит, для этого нужен грамотный расчет?
– Совершенно верно. И наших подготовить не успеть, а доверять такое дело ихним – ну его на фиг. Я, во всяком случае, против. Да и потом, сторона, начинающая дипломатические отношения с просьб, тем самым косвенно спрашивает, в какую позу ей лучше встать для получения партнером наибольшего удовольствия. Так что пусть сами предлагают, а мы подумаем. И, кстати, если откладывать, то примерно до марта – я как раз успею организовать в московском особняке все необходимые следы пребывания там Найденова, ну и могилка тоже не должна быть совсем уж свежей, пусть хоть земля осядет.
– Какая еще могилка?
– Найденова из того мира. Их же предупреждали, что дедушка больной и старый? Вот, значит, пока они там собирались, он и преставился. Да, и ты тоже запомни: Найденов из того мира – правнук моего тамошнего аналога. Тамошний я погиб молодым, оттого и вся их история пошла каким-то раком. Так вот, этот правнук оказался моим полным двойником, что облегчило нам наводку самого первого портала. Это я не к тому, что мы им будем прямо так все выкладывать – пусть сами копают, по идее должны раскопать именно то, что я рассказал. Кстати, имей в виду, что интернет-трафик из Торбеева они наверняка отслеживают, да и из Уссурийска скорее всего тоже. Хотя ничего особого по нашим запросам не выяснишь, это я так, на всякий случай. Да, и насчет переноса сроков – тут дело не только в должном виде найденовской могилки. Вбей себе в планы раз в неделю, лучше по вторникам, поездки на полдня в Гатчину – будем тренироваться открывать большие порталы через маленькие. Конечный результат – наши люди любым способом разбрасывают по тому миру пустотелые якобы камешки, внутрь которых мы уже открывали дырку. И, значит, теперь надо, чтобы в любой момент дырочка внутрь камня могла превратиться в большой портал.
Гоша вдруг вскочил и с чувством пожал мне руку.
– Спасибо, – сказал он, – спасибо. Я понимаю – там мир, в котором ты родился… Но здесь тот, который мы с тобой делаем лучше, и ты выбрал его. Даже не знаю…
Я улыбнулся:
– Э, величество, да что же ты путаешь такой простой вопрос! Я родился в России! И сейчас в ней живу, и умру, дай бог, в ней же. Просто она оказалась поделена на две части, в одной из которых мы небезуспешно пытаемся построить что-то приличное. Построим – тогда можно будет и подумать, как быть с той половиной, а пока рано, иначе и тут у нас ничего не получится, если будем разбрасываться. Да и потом, мы же собираемся дипломатически общаться вовсе не с народом запортальной России, а с его правительством! Это, как бы помягче сказать, ну очень далеко не одно и то же. А насчет народа… Опять начнешь вякать про нецелевое расходование, если я на свои деньги попробую организовать сюда эмиграцию тех, кто не может нормально существовать там, пусть даже они и не имеют нужных нам специальностей?
– А как же, – подтвердил император, – обязательно начну. Правда, не сразу и не очень активно, потому как такое положение дел позволит мне с чистым сердцем утверждать, что никакой государственной программы поддержки межмировой эмиграции в Российской империи нет.
Глава 38
За день до Рождества мне пришла бумага из канцелярии жандармского корпуса, который вообще-то подчинялся не мне, а императору. Шапка гласила:
«Во исполнение приказа Его Императорского Величества от 08. 09. 1906 направляем Вам материалы из следственного дела № 224, 1881 г.»
Я напряг память. Действительно, Гоша писал какое-то распоряжение, что если в делах фигурируют изобретения либо открытия, то об этом надо незамедлительно сообщить в секретариат канцлера. Правда, улов пока был крайне невелик, но все-таки… Насколько я помнил, несколько шарлатанов с революционным прошлым теперь скрашивали свой тюремный досуг сочинением всякой фантастической техники: и им польза, и нам экономия, не приходится отвлекать на это серьезных инженеров. Но в этой бумаге, конечно, самым интересным были даты. Ладно, дело от восемьсот мохнатого года, но ведь и распоряжение величества было выполнено спустя более чем четыре года после его издания! Я позвонил в секретариат, велел написать по этому поводу язвительный комментарий за моей подписью и вскрыл конверт. Увидев же текст, офигел: я совершенно точно его читал раньше! Причем очень давно, чуть ли не в начальной школе…
«Находясь в заключении, за несколько дней до своей смерти я пишу этот проект. Я верю в осуществимость моей идеи, и эта вера поддерживает меня в моем ужасном положении. Если же моя идея после тщательного обсуждения учеными специалистами будет признана исполнимой, то я буду счастлив тем, что окажу громадную услугу родине и человечеству. Я спокойно тогда встречу смерть, зная, что моя идея не погибнет вместе со мной, а будет существовать среди человечества, для которого я готов был пожертвовать своей жизнью. Поэтому я умоляю тех ученых, которые будут рассматривать мой проект, отнестись к нему как можно серьезнее и добросовестнее и дать мне на него ответ как можно скорее…»
Кибальчич! И точно, я читал этот отрывок именно в детстве, в одной хорошей книге про авиацию – кажется, она называлась «Дайте курс». Там о нем рассказывалось, как о предшественнике Циолковского. Правда, сам Константин Эдуардович об этом был ни сном ни духом, однако интересно…
Я углубился в документ, по мере прочтения все более впадая в изумление. Да, вот так и рождаются нездоровые сенсации… Дело в том, что ни малейших признаков даже эскизного проекта космического корабля там не обнаружилось. Зато там описывался реактивный воздушный шар! Правда, Кибальчич представлял его себе в виде цилиндра, но просто потому, что не имел вообще никакого понятия о расчетах на прочность.
Итак, идея выглядела следующим образом. Берем здоровенный резервуар с дыркой внизу. К нему присобачиваем механизм, который будет потихоньку проталкивать внутрь палочки медленно горящего пороха. Кстати, почему горючее предполагается в виде палочек, а не сматываемого с катушки фитиля? А еще бомбист… Ладно, пусть будут палочки. Они, значит, горят внутри резервуара, повышая там температуру, и, как говорится, резервуар легким движением руки пре… превраща… превращается в монгольфьер внутреннего сгорания. Излишки продуктов горения пороха выходят через нижнюю дырку, создавая дополнительную реактивную тягу. Для создания же горизонтальной составляющей тяги автор почему-то предложил еще один точно такой же цилиндр, но поменьше и уж вовсе непонятно с какого перепугу расположенный сверху, хотя хватило бы и трех сопел с заслонками по периметру первого. Да, жаль, что эта бумага не попалась мне лет десять назад, можно было бы ее англичанам сплавить, а сейчас не поверят. Но ведь, насколько я помню, по одному делу с Кибальчичем проходил и еще кто-то, который потом, отсидев, вроде даже стал довольно приличным ученым… Интересно, у нас он уже на воле или пока нет? Я позвонил и, попросив выяснить это, отправился обедать.
Ближе к вечеру мне сообщили, что предмет моего интереса зовется Николаем Александровичем Морозовым и в настоящее время действительно сидит, но не еще, а снова. Предыдущая отсидка для него кончилась амнистией по поводу воцарения Гоши, и он занялся научной деятельностью, а кроме того, начал потихоньку публиковать написанное за время заключения, причем в обратном порядке, начиная с самых поздних вещей. Те-то как раз были вполне ничего, то есть срок явно пошел на пользу, но не так давно Морозов добрался и до самых первых своих тюремных стишков. А дальше все пошло естественным порядком: суд признал стихи экстремистскими, воспевающими террор, и наложил штраф в пять тысяч рублей. Требуемой суммы у Морозова и близко не было, а собрать он ничего не смог, помешало слово «террор» в приговоре. Финансирование терроризма шло по совсем другой статье, подразумевало иную судебную процедуру и как минимум выраженные двузначными цифрами сроки, так что благотворителей, пожелавших рискнуть, не нашлось. И Морозов снова сел, только теперь уже просто как злостный неплательщик. На днях он разменял второй год своего трехлетнего срока.
Я хмыкнул, взял бумагу и написал распоряжение:
«Оплатить задолженность из моих средств. Если вдруг у кого-то возникнет желание возбудить дело по статье 58.11 (финансирование терроризма), пусть сначала сообщит об этом в мой секретариат. При освобождении вежливо намекнуть Морозову, что никакими условиями моя уплата его задолженности не сопровождается, но среди культурных людей вообще-то принято хотя бы зайти и сказать спасибо».
Однако нужно было собираться – через пятнадцать минут начиналось торжественное собрание, посвященное уходу в отставку или в запас комиссаров из первого выпуска моей школы. Вообще-то комиссары заканчивали службу и раньше, но то были представители первого призыва, которые надели черные мундиры, не пройдя подготовки в школе, а потому их сроки завершались в индивидуальном порядке.
Как уже говорилось, государственные комиссары являлись моими порученцами по особым делам и с особыми, то есть сильно расширенными, полномочиями. В основном их задания сводились к контролю над деятельностью чиновников и наведению порядка там, где обычный российский бардак возникал не сам по себе, а служил наполнению чьего-то кармана. За время своей службы они должны были четко понять: за ошибку, особенно совершенную по недостатку опыта, их скорее всего не накажут, особенно если ошибающийся вовремя спохватится и запросит помощь, но вот за попытку сокрытия ошибки… Из ста девяти первых выпускников на сегодняшнем собрании должны были присутствовать девяносто три человека. Четверо не дожили до конца службы именно оттого, что пытались скрыть свои ляпы. Пятеро честно сказали, что дальше работать комиссарами не могут, это не для них, и сейчас они служили в маньчжурской группе войск в чинах от вольноопределяющегося до поручика. Двое были замечены в финансовой нечистоплотности, а первый узнавший это предпочел застрелиться, но не писать рапорт, потому что один из озаботившихся своим карманом был его другом детства. Четверо же погибли при исполнении служебных обязанностей.
А теперь перед каждым из бывших комиссаров был открыт путь к карьере государственного чиновника. Причем те, кто показал способности к руководящей работе и выразил желание заняться именно ею, уходили в отставку, то есть покидали комиссарский корпус навсегда и вскоре должны были стать различными начальниками, от уездного до всеимперского ранга. Те же, у кого лучше получалась оперативная работа или контроль, увольнялись в запас и шли в Комкон, или Охранный комитет, то есть к Алафузову. Пятеро были приглашены преподавателями в школу, которую они окончили три года назад. Им предоставлялось право ношения мундира, только без погон, а также к своему гражданскому рангу они могли теперь добавить: «государственный комиссар запаса». В случае войны или чрезвычайной ситуации они имели шанс быть снова призваны в комиссары.
Я посмотрелся в зеркало: вроде все нормально, канонический образ канцлера выдержан – и отправился в Белый зал Гатчинского дворца, где за накрытыми столами уже сидели и глотали слюни только что ставшие бывшими комиссары.
– Давно они так? – поинтересовался я у распорядителя.
– Минут двадцать.
– Понятно, – вздохнул я и обратился к собравшимся: – Господа, добрый вечер. Позвольте поздравить вас с завершением выдающегося этапа ваших биографий и началом следующего, который, смею надеяться, будет не хуже. Ведь ваша служба не прошла даром – теперь вы твердо знаете, что и когда нужно делать, что и когда можно, от чего лучше воздержаться и чего нельзя вытворять ни в коем случае. Вообще-то вам говорили это еще в школе, но слушать – одно, а убедиться на примере собственной же работы – это уже другое. Ну а я хочу заострить ваше внимание вот на чем. Служа комиссарами, вы, по сути дела, являлись моими глазами, руками, ушами… И, пока было именно так, за все ваши действия отвечал я. То есть имела место двухступенчатая ситуация: вы служите канцлеру, который служит России. А теперь вам самим придется заняться этим напрямую, без дополнительного звена в лице меня, вот и все. И я от всего сердца желаю вам успехов на данном поприще. Ну а чтобы вы почаще вспоминали эти три года, вот коробочки со значками «Комиссар первого потока». Цените, ведь у всех остальных потоки будут иметь номер два и далее. Приятного аппетита, не буду более мешать вам – присутствие начальства, оно стесняет, это я по себе знаю. Еще раз всего хорошего и с наступающим Рождеством!
Рождество уже несколько лет подряд было для меня неделей относительно свободного от ежедневной текучки времени, которое я в равной мере делил между семьей и теми проектами, до которых по каким-то причинам не дошли руки. В частности, текущие каникулы я начал с чтения произведений академика Хоменко.
Вы, конечно, вправе удивиться: что, канцлеру империи стало уж вовсе нечем заняться? Разумеется, нет, и чтением я занялся из соображений прикинуть пути усиления и без того давно ведущейся идеологической войны с нашими будущими противниками. Потому как хорошо помнил этапы той же самой войны против Советского Союза и имел возможность сам оценить эффективность различных приемов. Главный вывод я сделал еще там и тогда – для победы совершенно необходимо как можно обстоятельнее обгадить историю обрабатываемой страны в глазах ее народа, и это у наших противников получилось. Но вот эффективность выбранных способов даже тогда казалась мне не самой оптимальной, а сейчас, имея опыт наших агентов во Франции и Англии, я и вовсе считал ее тупой и неизобретательной. Действительно, тот, кто хорошо помнит конец восьмидесятых – начало девяностых, не даст соврать: нашу историю обгаживали целиком и сравнительно равномерно. Да, в принципе это получилось, но сколько было истрачено сил и денег! Ну а и отмыть кое-что получилось потом довольно быстро. В общем, давайте-ка я поясню свою мысль на аллегорическом примере…
Предположим, у некоего господина есть сосед, а у соседа – шуба. И перед господином стоит задача эту шубу… того. Если он возьмется за дело тупо и без фантазии, то, будучи даже гигантом кишечника с трехметровым обхватом талии, все равно за один раз равномерно покрыть всю шубу слоем продукта толщиной даже в пять миллиметров он не сможет. Но если подойти к процессу творчески, то можно догадаться, что обрабатывать нужно не все, а только наименее доступные для чистки места, а в процессе действия еще и вывернуть шубу наизнанку. Но я всегда был сторонником специализации. И, значит, теперь требовалось найти, а не получится, так воспитать специалистов по выворачиванию истории наизнанку (в дополнение к тем, что у меня уже были, но таких сложных действий производить не могли).
Сразу после начала чтения первоисточника я удовлетворенно крякнул – все правильно, отцу-основателю вовсе не обязательно подниматься до заоблачных высот бреда, для этого мгновенно найдутся продолжатели. Вопреки слухам Хоменко не говорил про то, что Петр Первый и Иван Грозный – это одно и то же лицо. Как раз наоборот, он считал их вовсе даже разными: в частности потому, что, по его мнению, Иванов Грозных было ровно четыре штуки, а Петров – ни одного. Имеющегося же в официальной истории якобы Петра на самом деле звали Исааком, и он был самозванцем. И про то, что Батый было всего лишь одним из имен Александра Невского, Хоменко тоже ничего не писал, это за него придумал один известный романист. Ну а потом менее известный вообще открыл, что по-настоящему этого человека звали Наполеон Бонапарт. А уж кто придумал, что Великую Китайскую стену построили в середине пятидесятых по личному распоряжению Мао, я даже не стал вспоминать, потому как видел данную стену лично и гораздо раньше.
Тут я на минутку отвлекся от чтения, потому как вспомнил, в каком контексте мне показался знакомым севший за долги народоволец Морозов. Вовсе не как борец за народное счастье, а всего лишь как предшественник читаемого сейчас Хоменко! То есть Морозов вот-вот должен был сочинить нечто подобное, если уже не сочинил. Значит, правильно моя интуиция сработала…
Разумеется, я не собирался ставить перед ним конкретную задачу со сроками и вознаграждением по выполнении. Но побеседовать-то с принявшим деятельное участие в его судьбе канцлером он сможет? И попутно помочь тому канцлеру разобраться в давно мучающих его вопросах истории вообще и Соединенных Штатов в частности. И неважно, что истории у них с гулькин хрен. Степень запутанности – она от длины не зависит. История Российской Федерации еще короче, но вы, например, можете твердо сказать, с какого моста и как летал ее первый президент? Вряд ли, потому как мне приходилось читать аж целых три только официальных версии, где различалось все, вплоть до направления полета, и это помимо нескольких полуофициальных. И ничего удивительного, если по поводу некоторых событий трехсотлетней давности у меня возникнут сомнения. Мол, неужели пассажиры «Мэйфлауэра» были отъявленными козлами? Нет, не так. Лучше по-другому: не может быть, чтобы те, кого народ Америки считает своими родоначальниками и от кого ведут свое происхождение самые влиятельные семейства Нового Света, вдруг через одного оказались натуральными гадами и уголовниками, что и пробы ставить негде! И приплыли они туда не триста лет назад, а, как мне недавно начало казаться, еще при Генрихе Восьмом, потому как рожи у них больно гнусные, ну прямо как у этого короля… В общем, надо будет набросать общие направления, подлежащие выворачиванию, и подумать, как сподвигнуть Морозова именно на этот труд. Причем желательно бескорыстно, потому как я уже давно подметил совершенно четкую закономерность в деле художественного творчества. Если нужен добротный ремесленный труд, исполнителю надо хорошо заплатить. Но если вдруг появляется вариант, что работа может быть сделана талантливо, ни в коем разе нельзя переборщить с оплатой! Что будет в таком случае, любой может увидеть в телевизоре, где слабые, редкие искры талантливых материалов напрочь забиваются поделками, недотягивающими даже до ремесленного уровня. Гениальное же способно возникнуть только как следствие самопроизвольного душевного порыва и исключительно задаром. Причем лучше, если в процессе творения автор будет нищ, голоден и не отвлекаем от дел благополучной семьей. А такая серьезная вещь, как извращение истории великой державы, действительно достойна гениального или как минимум талантливого исполнения.
Так что я, не медля, написал бумагу в секретариат, где отменил свое недавнее распоряжение о беспрепятственном допуске ко мне Морозова, как только он объявится, и другую, Танечке, где попросил в темпе изучить особенности характера этого достойного человека.
Глава 39
Сразу после Рождества мы с Гошей договорились, что межмировая встреча на высшем уровне будет устроена в середине февраля, но не позже двадцатого числа, а состоится она, как и дальнейшие аналогичные, в Вольфшанце, которое все равно потеряло статус обиталища Волкова, ибо он обрел свободу передвижения и купил небольшой особняк в Гатчине. А в его бывшей не то резиденции, не то тюрьме теперь проводились масштабные работы по резкому увеличению уровня роскоши и повышению плотности электронных устройств на квадратный метр. Портал должен был открываться оттуда в коттедж на Торбеевом озере, а само открытие мы с Гошей намеревались устраивать из моего кабинета. Тем более что опыты по дистанционному созданию портала прошли успешно. После открытия портала Гоша поедет на встречу с гостями, а я останусь смотреть и слушать из своего обиталища.
Ремонт в Вольфшанце был уже закончен, и теперь туда свозились всякие ковры, картины и не очень большие статуи из Гатчины и Эрмитажа, а отец Антоний готовился к освящению только что устроенного там небольшого внутреннего храма. В общем, Гоша накануне встречи настраивался умственно, то есть проигрывал различные варианты переговоров, а я – физически, то есть через день мотался в Вольфшанце и смотрел, как делается все запланированное и не нужно ли еще чего добавить.
Десятого февраля мы решили, что все готово, и для выборки оставшихся полутора часов тамошнего времени открыли микропортал и держали его до момента приезда в поселок высоких гостей. Они явились на двух джипах без всяких мигалок – черном «гелендвагене» и сером «лендровере», причем у последнего на крыше было примотано какое-то барахло – ну типа джиперы едут отдыхать на природе. Машины проехали на участок, мы закрыли портал, синхронно сказали: «Ух!» – и договорились, что запускать гостей в Вольфшанце будем утром пятнадцатого.
В полном соответствии с законом подлости еще вечером четырнадцатого повалил снег, который к утру разошелся в настоящую метель, так что на расчистку от снега дороги до Вольфшанце пришлось мобилизовать технику и народ с аэродрома, но все равно проезд по ней на автомобиле представлялся не самым простым делом. Нет, «Ока», конечно, скорее всего проехала бы, и «чайка» тоже, но Гоша собирался двинуть туда на новом детище РБВЗ, «Руссо-Балте» модели «цезарь». Основной продукцией завода было нечто вроде эмки и ее длиннобазная шестицилиндровая разновидность, а «цезаря» делали как когда-то правительственные ЗИЛы, то есть практически вручную. В общем, это был низкий, длинный и тяжеленный лимузин с внешностью сто первого ЗИСа, и проходимость по снегу никогда не входила в число его достоинств. Однако из соображений престижа задействовать решили именно его, а для надежности вдоль дороги расположили три роты из расквартированного в Гатчине полка. Чтоб, значит, было кому тащить этот броневик из сугробов… На всякий случай я велел держать в готовности еще и пару аэросаней.
Убедившись, что вроде все в порядке, мы открыли микропортал, чтобы запустить время в том мире, и уставились на экран, который показывал двор коттеджа.
Сначала из серого джипа вылезло трое лбов, одетых как туристы, но сразу вставших у черного «гелендвагена». Оттуда показался Никонов, а за ним – российский премьер.
– Настоящий или двойник, как думаешь? – поинтересовался Гоша.
– Я же с ним пива не пил, а только по ящику видел, да и то редко. Но, думаю, настоящий – я бы, например, такую встречу никакому двойнику не доверил бы. Все, они в гостиной. Открываем?
Мы переключили экраны на Вольфшанце и развернули маленький портал в полноразмерный. Гости прошли в наш мир, портал схлопнулся, и Гоша встал:
– Ну я поехал.
– Давай, а я пока посмотрю, как там им Танечка скрашивает время ожидания до приезда твоей особы.
Встреча должна была пройти в гостиной второго этажа, и я посмотрел, как Татьяна провела туда наших гостей. Величество из своей машины наблюдать это не мог, но звук шел и ему тоже.
– Присаживайтесь, – предложила визитерам Татьяна, – его величество уже выехал и будет здесь минут через пятнадцать – двадцать.
– Ваше сиятельство, – повернулся к ней Никонов, – можно обратиться к вам с небольшой просьбой? Не знаю, как вы, но мы не хотим у себя распространять информацию об этой встрече сверх минимально необходимого. Безусловно, вы знаете, кто перед вами, но не затруднит ли вас именовать данное лицо Виктором Михайловичем Прониным? И попросить Его Величество о том же.
Тут меня кольнуло что-то вроде зависти. Я здесь, можно сказать, уже одиннадцатый год ошиваюсь вокруг разнообразнейших особ царских кровей, но до сих пор произнести «Величество» с большой буквы у меня получается довольно плохо. А этот вон – с первого раза, и фиг придерешься! Так что, выходит, дело тут не в том, что я не из того мира, а в свойствах характера.
– Годится, – сказал я Танечке, естественно, имеющей приемник и наушник. Впрочем, как и Гоша, который подтвердил: – Можно.
– Не забудешь имя-то по дороге? – обеспокоился я. – Или скажи, чтобы записали.
– Вот доживу до твоих лет, тогда посмотрим насчет склероза, а пока и так запомню.
Император доехал, в общем, нормально, уложившись в обещанные двадцать минут, хотя пару раз машину все-таки приходилось выталкивать из сугроба. И началась историческая встреча… с того, что Гоша предложил общаться по имени-отчеству, без величеств и превосходительств.
– Из уважения к идеям социального равенства, исповедуемых в вашей стране, – улыбаясь, пояснил он.
Гости согласились. После чего слово взял премьер и объявил, что видит цель данного визита в выработке нескольких основополагающих пунктов, на которых в дальнейшем и будут базироваться взаимоотношения держав. И в качестве первого предложил принять:
– «Империя и Федерация не имеют друг к другу территориальных, финансовых и правовых претензий и намерены строить отношения на основе взаимовыгодного сотрудничества».
– Согласен, – кивнул Гоша, но ничего своего предлагать пока не стал.
Убедившись, что император не собирается проявлять инициативу, премьер продолжил:
– Второй пункт видится мне примерно так: «Все перемещения через порталы как людей, так и материальных объектов происходят исключительно при обоюдном согласии империи и федерации».
– В принципе согласен, – улыбнулся Гоша, – но этот пункт нуждается в небольшом уточнении: под него попадают только порталы, открываемые на территории договаривающихся держав. Кроме того, в данный момент этот пункт несколько несимметричен, ибо в отличие от империи федерация его не может нарушить при всем желании. Но я не против, просто предлагаю компенсировать имеющуюся неравнозначность взаимных обязательств таким дополнением: «Стационарные места открытия порталов становятся территорией открывающей стороны, на которой действуют ее законы, со статусом, аналогичным статусу посольств».
– А теперь ситуация перекосилась в другую сторону, – усмехнулся премьер, – потому что федерация предоставляет часть своей территории, не получая взамен ничего.
– Хорошо, – согласился император, – я готов выделить федерации часть территории империи на аналогичных условиях и примерно равные по площади.
– Тогда предлагаю зафиксировать обговоренные пункты и использовать их как основу для дальнейшего развития наших отношений, – предложил премьер.
Гоша был не против, и они с премьером, оставив Никонова с Татьяной оформлять договоренность в виде документа, прошли в соседнюю комнату, где был накрыт легкий завтрак, посмотрев на который, я тоже велел принести чего-нибудь пожрать. Так что последующие полчаса беседу высоких сторон я слушал вполуха. Впрочем, ничего особо интересного там не было, Гоша рассказывал премьеру о здешней России. Но за чаем перешел к делу:
– Думаю, не вызывает сомнений, что может предложить империя федерации – это время. А получить она хочет новые технологии, причем не в виде готовой продукции, а как развитие своего производства и обучение своих же кадров.
– Да, именно время… Но можно уточнить, в каких количествах? То есть насколько оно у вас идет быстрее?
– Ну примерно один к пятидесяти… Допустимо и больше, но нам это может стать не очень удобно.
– То есть мы будем вправе, например, организовать на вашей территории какой-нибудь НИИ или завод, а через год получить результаты их пятидесятилетней деятельности?
– Именно так. Ну и лично вы в случае какого-нибудь цейтнота можете снова посетить нас и спокойно, не торопясь, обдумать возникшую проблему. Даже с советниками, если их будет не слишком много. И в связи с вышеизложенным я предлагаю обговорить еще один пункт, который на первый взгляд может показаться дискриминационным по отношению к вам. Его суть в том, что вы не препятствуете нам в вербовке у вас специалистов для последующей работы здесь. Ну разумеется, с заранее оговоренными ограничениями, связанными с лицами, эмиграция которых нанесет заметный ущерб федерации. А вам такое право я готов предоставить только в экстерриториальных зонах.
– И почему же вы считаете дискриминационный характер этого пункта кажущимся?
– Потому что это плата за время. Выражать его стоимость в чем-то материальном не умеют ни у вас, ни у нас, и я предлагаю вам вот такое условие использования разницы скорости его течения в наших мирах.
Разумеется, этот пункт был внесен из соображений не то чтобы дезинформации партнера, но, скажем так, некоторого смещения акцентов. В принципе – ну чего такого страшного, если от нас туда сбежит сотня-другая не очень ценных индивидов? Потому что действительно ценные не побегут, той стороне просто нечего им предложить. Но надо же было показать, что мы опасаемся каких-то утечек! Вот Гоша и показывал.
– Кроме того, – продолжил император, – это соответствует и самому характеру нашего сотрудничества. Ведь вашим людям совершенно не нужно выходить за пределы зоны, где производится их работа, в то время как для наших сидение на месте – есть просто трата дорогого времени.
– Хорошо, я подумаю, – кивнул премьер, – а каких объемов может достигнуть товарооборот между мирами?
– Штатно – полторы-две тысячи тонн в ваши сутки, а в режиме аврала – до десяти тысяч. Это при условии наличия специального сверхскоростного транспортера, документы с требованиями к нему я вам дам прямо сегодня.
После завтрака были подписаны подготовленные Никоновым и Танечкой документы, потом состоялся молебен о здравии наших гостей, который они отстояли вполне профессионально – видно было, что в своем мире они занимались этим сами, не доверяя такое дело двойникам, как некоторые канцлеры. Потом стороны обсудили, с чего и когда по тамошнему и здешнему времени начать сотрудничество, и, наконец, гости отбыли в свой мир, причем перед уходом Никонов улучил момент и предложил Танечке лично от него принять в подарок «гелендваген».
– Увы, – вздохнула дама, – это невозможно по двум причинам. Первая – мне не идет черный цвет. А вторая состоит в том, что все наши чиновники ездят исключительно на отечественных машинах, и отступление от этого правила будет рассматриваться как оскорбление державы. Кстати, не вздумайте предложить подобное его величеству – обидится.
Почти сразу после встречи на высшем уровне в Российской империи начало увеличиваться поголовье высочеств. Сначала родилось несколько сомнительное в смысле титула, то есть Борина дочка Юля. Потом – несомненное. А кто усомнится, может в любое удобное ему время явиться в Гатчинский дворец и сообщить об этом – обещаю, что его внимательнейшим образом выслушают. Думаю, понятно, что речь идет об Андрее Георгиевиче Найденове. А двадцатого марта у наследника престола Вовочки образовался братик Костя, в силу чего право ставить императорскую подпись, кроме меня, на неделю появилось и у Столыпина. Впрочем, он воспользовался им всего лишь для награждения каких-то особо отличившихся лиц из своей команды.
В конце апреля на воду был спущен «Нельсон», то есть практически «Ямато» английской постройки, только с машинами чуть послабее и главным калибром не в восемнадцать, а в шестнадцать дюймов. Если он будет достраиваться такими же темпами, как «Дредноут», то войдет в строй в июле. Да и второй английский суперлинкор, «Айрон Дюк», тоже был близок к спуску. То есть до войны оставалось совсем немного…
– Речь пиши, – мрачно посоветовал я Гоше.
– Думаешь, уже можно не обращать внимания на неизбежное осложнение международной обстановки после ее произнесения?
– Куда ее дальше-то осложнять, до третьего монстра из этой серии, что ли? В общем, сейчас дата начала войны от речей уже не зависит. Да и раньше она зависела не очень, это только в Средние века король мог собрать свою армию, все три десятка рыцарей, и пойти войной на соседа, который без должной обходительности чихнул в его сторону. Так что сочиняй призыв к нации, как раз на свой день рождения и озвучишь. А я пока письма Вилли и Ито отправлю, пора уже.
Эпилог
ИЗ РЕЧИ ЕИВ ГЕОРГИЯ ПЕРВОГО
ОТ 27 АПРЕЛЯ 1911 ГОДА
…Господа, я искренне благодарен вам за все добрые слова, сказанные как в мой адрес, так и в адрес наследника-цесаревича. И в ответ хотел бы пожелать вам, как и вы мне, долгих лет жизни, богатырского здоровья и прочего… Да, именно хотел бы, но обстановка диктует другое. Я… я желаю всем нам выжить в самой страшной войне мировой истории, которая неотвратимо надвигается на нас с вами.
(Шум в зале.)
Да, это так. Наше уверенное развитие не дает покоя тем, кто привык получать прибыль от любого действия любого человека в любой точке земного шара. Китайский крестьянин собирает рис – и с каждого килограмма они получают свой цент. Русский крестьянин растит хлеб, но получает копейки, а обогащаются совсем другие люди в совсем других странах. Так было, но мы решили вырваться из этой системы, и, не хвастаясь, могу сказать, что нам это практически удалось. Мало того, нашим примером вдохновились и другие страны… Но когда это финансовые кровопийцы просто так отпускали свои жертвы? Так и сейчас. Нас решено уничтожить. Не просто склонить к чему-либо военными методами, а именно уничтожить! Чтобы с карт исчезла страна Россия, а русский народ остался только в воспоминаниях и книгах, как сейчас североамериканские индейцы. Нас хотят стереть с лица земли и не пожалеют сил для этого. Как можно избежать уготованной нам участи? Выход один – сразу принять подступающую к нашему порогу войну как тотальную. Это слово значит, что в войне будут участвовать все, способные хоть к какой-то деятельности. Все дееспособное население России должно или воевать на фронтах, или ковать победу в тылу! Только так мы сможем выжить сами, а главное – обеспечить достойное будущее наших детей. Поэтому все присутствующие в этом зале, слушающие мою речь по радио, а позже – прочитавшие ее в газетах должны понять: идут последние месяцы, если не недели, мирной жизни, и они должны использоваться для всемерной подготовки к будущей войне. Программа подготовки будет опубликована завтра. Она составлена под руководством государственного канцлера светлейшего князя-кесаря Найденова, и на него же возложена ответственность по претворению ее в жизнь, для чего властные полномочия канцлера расширены моим специальным указом.
(Шум в зале.)
Господа, поберегите вашу энергию для помощи России в грядущей войне, и – позвольте мне закончить – я надеюсь, что будет и еще одна встреча, аналогичная сегодняшней, но посвященная нашей победе. Хотелось бы, чтобы на ней присутствовали и слушали ее по радио все, кто делает это сейчас. Но увы – такое невозможно. Кто-то будет убит в жесточайших сражениях. Кто-то потеряет здоровье. Будут и другие причины, о которых вы узнаете из программы государственного канцлера, но мне все же хочется верить, что до той встречи доживет большинство.
Я верю в русский народ. Я знаю, что его дело правое. И это значит, что любой вставший на его пути враг в конце концов будет разбит! Победа будет за нами!
Читать бесплатно другие книги:
