А что будет со мной? Чейз Джеймс

Глава 8

Я выплыл из глубокого черного провала, чувствуя, что вымок до нитки и по лицу струится вода. Вода была теплой, и, придя в себя, я понял, что это дождь.

– Давай, давай! – крикнул мне голос, который я узнал бы и на том свете. – Ты цел и невредим!

Я открыл глаза и увидел рассвет, брезжущий сквозь кроны деревьев, затем подтянулся и с трудом принял сидячее положение. Тут выяснилось, что у меня раскалывается голова и ноет плечо.

– Джек!

– Ну ладно, ладно! Дай очухаться, ради Бога!

Я зажмурился, вытер ладонью лицо, потом снова открыл глаза и увидел ее рядом. Она стояла как мокрая курица: рубаха и брюки прилипли к телу, волосы висели точно крысиные хвостики – от легендарной, неотразимой миссис Виктории Эссекс не осталось и следа.

Я окинул взглядом окрестности. Оказалось, что сижу я в грязной жиже, а вокруг – поваленные деревья. Дождь все не утихал, и в воздухе стояла такая густая влажная духота, словно меня посадили в баню и обложили ватой.

– Вставай!

Я взглянул на нее:

– Ты цела?

– Да, и ты тоже! Где мы? Что произошло?

Пошатываясь, я поднялся на ноги и для устойчивости привалился к дереву.

– У Олсона случился сердечный приступ. – Я обернулся и посмотрел на место катастрофы. Нам на редкость повезло. Поблизости не оказалось больших деревьев с мощными стволами. Самолет, будто коса, срезал попавшуюся на его пути растительность. Крылья с двигателями отвалились, зато фюзеляж на первый взгляд не пострадал. Хвостовую часть снесло.

– Вот это приземлились, – вымолвил я. – Как же я вылез оттуда?

– Я тебя вытащила.

Я обомлел:

– Ты что, двужильная?

– Я испугалась, что там будет пожар.

Тут я вспомнил про Гарри:

– А что с Эрскином?

– Не знаю. – Судя по тону, она и не хотела знать. – Что будем делать?

Я попробовал сосредоточиться, но голова еще работала туго.

– Я должен отыскать Гарри.

– Да ну его к лешему! Надо найти какое-нибудь убежище!

Я оставил ее и нетвердой походкой отправился к останкам самолета. Заглянул в отломившуюся от фюзеляжа кабину. Берни так и сидел в своем кресле, уронив голову на грудь. Я протиснулся в кабину, открыл шкафчик и достал мощный электрический фонарь. Посветил мертвому Берни в лицо, содрогнулся от ужаса, потом вылез из кабины и вскарабкался в фюзеляж.

Гарри лежал там, где я бросил его. Вокруг головы зловещим нимбом растеклась лужа крови, нижняя челюсть отвисла, незрячие глаза уставились в пустоту.

Меня продрал мороз по коже. Неужели это я убил его или все-таки он погиб в результате крушения? Ведь когда я уходил, он еще дышал! Я точно прирос к этому страшному месту.

– Ну что, убил, да?

Я не заметил, как она вскарабкалась следом за мной и стала рядом.

– Не знаю. Если и убил, то только из-за тебя.

Мы переглянулись, потом она прошла дальше по коридору и попыталась проникнуть в каюту Эссекса, но дверь заклинило.

– Открой! Я хочу переодеться в сухое!

– Не трать время попусту. Надо убираться отсюда, и побыстрей. Все равно вымокнешь.

Она строптиво вскинула брови:

– Я намерена оставаться здесь, пока меня не найдут!

– Мы же продали этот самолет мексиканскому революционеру за три миллиона. Если ты угодишь к нему в лапы, он будет несказанно рад такой замене. За тебя он назначит выкуп вдвое больше.

Ее лиловые глаза округлились.

– Так что же нам делать?

– До побережья миль пятнадцать, не больше. Как доберемся туда, позвоним твоему мужу, и он подберет нас. Переход будет долгим и тяжелым, но другого пути нет. Обожди здесь. – Я поднялся по накренившемуся фюзеляжу до каюты для гостей, где оставил свой чемодан. Содержимое, кроме трех пачек сигарет, вывалил на кровать и перешел в кухню. Там загрузил в чемодан кое-какие консервы, по три бутылки тоника и кока-колы да консервный нож.

– Вперед, – скомандовал я и помог ей спуститься на слякотную от дождя землю. Следом передал чемодан, а сам перебрался в кабину пилотов. Снял пристегнутый к стене пулемет Томпсона, порыскал по шкафам и отыскал карманный компас.

Вокруг Берни уже закружили мухи. Больно было бросать его так, но приходилось торопиться.

– Осточертел этот дождь, – проворчала она, когда я спрыгнул вниз.

– Разделяю твою неприязнь, – отозвался я, накинув пулеметный ремень на плечо, подхватил чемодан и зашагал в лес.

Следующие два часа были сущим адом, и ей пришлось, конечно, гораздо тяжелей, чем мне. Я-то вынес богатый опыт из вьетнамских джунглей и, по крайней мере, знал, что нас ожидает. Хоть я служил авиамехаником, но и нас заставляли проходить курс боевой подготовки в джунглях.

Беспрестанно лил дождь, пробивая листву, не давая нам ни минуты передышки. То и дело я сверялся с компасом. Я знал, что побережье где-то на северо-западе, но порой мы попадали в такую чащобу, что приходилось идти в обход. Без компаса мы заблудились бы в два счета.

Она не отставала от меня, что называется, дышала в затылок. Я понимал: путь нам лежит неблизкий, – и сам задавал темп. Наконец вышли к поляне. Там валялись срубленные деревья. Виднелись старые кострища; вероятно, жгли ненужные сучья и ветви. На опушке леса я замер как вкопанный.

Поглядел направо, прислушался. Не услышал ничего, кроме дробного шума дождя. Обернулся к ней. Лицо у нее осунулось и пошло пятнами от комариных укусов. Сквозь намокшую рубаху просвечивали соски. Я перевел взгляд на ноги. Ноги были обуты в легкие белые туфельки тонкой телячьей кожи, на которых проступили бурые потеки. Она в кровь стерла ступни, но ни единым звуком не выдала своих страданий.

– Твои ноги! – воскликнул я.

– Не надо жалеть меня, – через силу ухмыльнулась она. – Если уж тебе приспичило кого-то пожалеть, пожалей лучше себя.

– Не хочешь перекусить?

– Пока нет. Стоит мне сесть – и я уже не встану.

Мы посмотрели друг другу в глаза, и я увидел, что она говорит правду.

– Ладно. Пошли дальше. – Я прихлопнул комара, который присосался к моей шее, и мы тронулись в путь: пересекли поляну и снова углубились в лес.

Я держался начеку – меня встревожила эта поляна. Вероятно, где-то неподалеку деревня, а я понимал, что мы находимся в непосредственной близости от владений Орсоко и рисковать нельзя.

К счастью, я не забыл науку, преподанную мне во Вьетнаме. Мы шли по грязной, чавкающей тропе, как вдруг послышался звук, который насторожил меня. Я схватил Викки за руку – теперь она была для меня не бесподобной миссис Викторией Эссекс, а попросту Викки – и столкнул ее с тропы в кусты. Нужно отдать ей должное, она покорно последовала за мной, хоть нам и пришлось плюхнуться в грязную лужу. Мы затаились и ждали.

На тропе показались три юкатанских индейца с увесистыми топорами. Шли они ходко, и я успел разглядеть их только мельком.

– Деревня рядом, – шепнул я. – Слишком близко. Надо взять восточнее, а после снова повернуть на север.

Мы сошли с тропы и начали пробираться по болотистой местности, сквозь густой подлесок, и нам пришлось очень несладко, но она сдюжила. Потом вдруг прекратился дождь, и влажный туман рассеялся. Словно сверкающий меч, вынутый из ножен, взошло солнце. И тут так припекло, что язык присох к гортани и пот лил в три ручья.

Вконец замучили комары. У меня опухли от укусов лицо и руки. Я остановился и бросил взгляд через плечо. На нее больно было смотреть! Раздутое, искусанное лицо переменилось до неузнаваемости, лишь лиловые глаза по-прежнему горели отвагой.

– Чего стал? – просипела она.

– Хватит геройствовать, – сказал я. – Пора сделать привал.

Она молча уставилась на меня, потом лицо ее сжалось в комок, она упала коленями в грязь, прижала обезображенные руки к глазам и разрыдалась.

Я положил чемодан и пулемет под куст, опустился на колени и обнял ее. Она приникла ко мне, как ребенок.

Так мы просидели несколько минут, подвергаясь беспощадным нападениям комаров, потом рыдания ее стихли, и она высвободилась из моих объятий.

– Я успокоилась, – твердо проговорила она. – Извини за эту сцену. Давай поедим.

– Ну, ты кремень баба, – сказал я, открывая чемодан.

– Думаешь? – Она уставилась на свои бугристые, воспаленные руки. – Если у меня вид вроде твоего, я страшна как смертный грех.

– Спасибо, хоть ничто человеческое тебе не чуждо, – усмехнулся я.

Я открыл банку фасоли и банку гуляша. Пластмассовыми ложками, приклеенными к банкам, мы смешали их содержимое и съели.

– Джек, ты вытащишь меня из этого кошмара? – отрывисто спросила она.

– Попробую.

– А не боишься возвращаться?

– Я не думал об этом. Сначала надо выбраться отсюда.

Она пытливо вгляделась в меня:

– Ты отказываешься от трех миллионов?

– Только от одного, мы условились поделить их на троих.

– Не жалко?

– Странное дело, – пожал я плечами. – Поначалу мне до смерти хотелось заполучить эти денежки, потом я раскинул мозгами, и оказалось, что я даже не знаю, куда их девать. Мне вспомнились твои слова про то, как тебе скучно, несмотря на богатство. А я терпеть не могу скуку.

– А если бы тебя оставили работать у моего мужа, согласился бы?

– Да никто меня не оставит.

– А вот и оставят. Я думала об этом. Можно сказать Лейну, что самолет упал в море. Спаслись только мы с тобой. Ухватились, мол, за обломки, и ты тащил меня до берега. Мне он поверит и сделает для тебя что угодно.

Я обомлел.

– И ты соврешь ради меня?

– Да, – кивнула она. – Ты первый из мужчин, кто обошелся со мной, как подобает обходиться с женщиной. Я благодарна тебе.

Я попытался привести свои мысли в порядок, но ужасно болела голова. Похоже, она предложила мне единственно приемлемый выход. Вместо того чтобы надолго засесть в тюрьму за воздушное пиратство, я получу работу у Эссекса за тридцать тысяч годовых да еще Викки в придачу.

– Я вытащу тебя отсюда, – промолвил я. – Я…

До нас донесся шум приближающегося вертолета.

– Не шевелись! – Я опасливо взглянул в небо.

Кроны деревьев служили надежным укрытием, и я мог поручиться, что нас нельзя обнаружить.

Несколько минут спустя я увидел, как вертолет пролетел мимо, едва не задевая верхушки деревьев. Он был грязно-зеленого цвета, с мексиканскими опознавательными знаками. Исчез он столь же стремительно, как и появился.

– Ищут место крушения, – сказал я и тяжело поднялся на одеревенелых ногах. – Мы ушли, наверно, миль на двенадцать – это очень мало. Как только они обнаружат, что тебя нет в самолете, начнется охота. Пошли!

Я взял ее за руку и силком поднял с земли. Вскрикнув от боли, она привалилась ко мне.

– Ой, мамочки! Ноги! Наверно, не смогу идти.

– Значит, придется нести тебя, но идти надо.

Без кровинки в лице, она оттолкнулась от меня, сделала четыре неверных шага.

– Ничего, дойду как-нибудь.

– Вот и умница.

– Оставь свой снисходительный тон, не маленькая!

Я взял чемодан, повесил на плечо пулемет и снова двинулся в путь. Чтобы вконец не загнать ее, шел медленным, но ровным шагом, то и дело оглядываясь назад. Она ковыляла следом, повесив голову, окруженная тучами комаров, однако не отставала.

После часа пути лес впереди начал редеть.

– Привал, – объявил я. – Подожди здесь. Похоже, близко дорога. Лес как будто кончается.

Она упала на колени. Я положил чемодан рядом.

– Сейчас вернусь.

Ей было не до разговоров. Она молча стояла на коленях, обхватив руками голову.

Я быстро зашагал вперед и минуты через три вышел из леса. Моя догадка оказалась верной: передо мной лежал широкий проселок. Пока я раздумывал, как быть дальше, послышался рокот приближающегося грузовика. Я притаился в кустарнике.

Мимо прогромыхал на разбитом, ржавом грузовике с железными бочками для горючего молодой тщедушный мексиканец. Он вильнул за поворот и пропал из виду.

Если повезет, решил я, нас могут подбросить до побережья. Как показал мой компас, грузовик поехал в сторону моря, вероятно, в Прогресо.

Я поспешил назад, к Викки.

Чемодан лежал на своем месте, так что ошибки быть не могло, однако Викки исчезла.

Я стоял, изнывая от душных испарений, над головой зудели полчища комаров, и мои мысли перенеслись во Вьетнам. Мне вспомнился широкоплечий верзила сержант, который обучал нас боевым действиям в джунглях.

«Каждый листок, каждую ветку, каждый клочок земли можно заставить говорить, – наставлял он нас. – Так что глядите в оба. Ищите следы, оставленные людьми. И кто будет добросовестно искать, тот найдет».

Я увидел в грязи следы Виккиных колен. Здесь я оставил ее: на коленях, в полузабытьи. Потом заметил след босой ноги, еще один, еще два – большие, разлапистые, они вели к тому месту, где стояла на коленях Викки, затем поворачивали назад и уходили в лес.

Я скинул с плеча пулемет и пошел быстро и бесшумно по тропе. На жирной грязи «читать» следы не представляло труда: двое мужчин, один несет Викки. Это я легко определил по глубине отпечатков. Я ускорил шаг. Спустя десять минут до меня донеслось чавканье босых ног. Они бежали по джунглям резвой трусцой, и мне пришлось поднажать. Я уже не боялся обнаружить себя. Имея в руках пулемет, я был уверен, что справлюсь с обоими. Я перешел на бег, и вот они замаячили впереди – два юкатанских индейца. Передний нес Викки, взвалив ее на плечо, как мешок. Следом за ним трусил другой.

Они услыхали мой топот. Задний стал ко мне лицом. В руках у него сверкнул топор. Он злобно ощерился и кинулся на меня.

Я дал короткую очередь, и его обнаженная грудь превратилась в кровавое месиво. Другой индеец бросил Викки, обернулся и хотел было выхватить нож, но в тот же миг я уложил его одиночным выстрелом в голову.

Я подошел к Викки, перевернул ее на спину и увидел, что она без сознания. Тогда я взвалил ее на плечо, подхватил пулемет и, едва переставляя ноги, побрел в обратный путь, к проселку.

Пока я тащился по тропе, сверху послышалось стрекотанье вертолета. Я переждал под деревом, потом двинулся дальше.

До проселка я добрался чуть дыша, с колотьем в боку. Бережно опустил Викки на землю. Она открыла глаза.

– Полный порядок, – сказал я. – Теперь выберемся.

Она посмотрела на меня невидящим взглядом и снова закрыла глаза.

Я сел рядом с ней у обочины, положил пулемет под рукой и стал ждать.

Миновало полчаса с лишком, когда наконец донесся гул грузовика. Я встал и вышел на обочину. Показался грузовик с толстым мексиканцем за рулем. Машина катила по проселку в облаке красной пыли.

Я выдвинулся на середину дороги и помахал шоферу. Тот зыркнул раз в мою сторону и поддал газу. Не увернись я вовремя, быть мне под колесами.

Грузовик растворился в пыли, и я выругался ему вдогонку, однако мне трудно было винить шофера. Мой вид наверняка не внушал доверия.

Я пошел в лес и отыскал длинный, отломившийся от дерева сук. Этот сук я выволок на дорогу и перегородил ее. Следующему грузовику некуда было деваться.

Я вернулся к Викки. Она сидела в каком-то оцепенении.

– Ну, как ты, ничего? – наклонился я к ней.

– Что произошло? Со мной, должно быть, случился обморок.

Как я понял, она и ведать не ведала, что побывала в руках индейцев. Но сейчас было не время рассказывать ей про это.

– Я перегородил дорогу. Следующий грузовик остановится как миленький. Поедем с ветерком.

– Скорей бы посмотреть, как вытянется физиономия шофера, когда он увидит нас, – вяло хихикнула она. – Помоги мне встать.

– Лучше посиди и отдохни.

Она подняла на меня глаза.

– А ты крепкий мужик. Без тебя я пропала бы.

Я вскинул руку и прислушался.

– Едет, – сказал я и помог ей подняться. – Стоять можешь?

– Да. – Она высвободила руку и кое-как выбралась на травянистую обочину.

Грузовик несся на всех парах. Шофер заметил на дороге сук и ударил по тормозам. Машина с визгом остановилась.

Из кабины спрыгнул средних лет худощавый мужчина в стареньком сомбреро на макушке и в замызганных белых штанах и рубахе.

Едва он взялся за сук, я подался вперед, но Викки удержала меня:

– Лучше я с ним поговорю. Смотри, чтобы он не заметил оружия.

Не успел я опомниться, как она заковыляла по дороге. Мексиканец оторопело уставился на нее, а Викки тем временем бойко затараторила по-испански, и я сообразил, почему она пошла вместо меня.

Тот выслушал ее, потом кивнул и, наконец, улыбнулся. Она обернулась и подозвала меня. Помешкав мгновение, я решил не брать пулемет и вышел на проселок. Мексиканец оглядел меня, кивнул, после повернулся к Викки за подтверждением и только потом снова потащил корягу к обочине.

– Я сказала, что мы заблудились в джунглях, – выпалила Викки. – Он едет в Сисаль. Согласен подбросить нас.

Я помог мексиканцу освободить дорогу, и мы влезли в кабину. Викки сидела посередине, и в пути они болтали по-испански.

Минут через двадцать я заслышал рокот вертолета и пожалел, что со мной нет пулемета, но шофер при виде оружия наверняка наложил бы в штаны. Вертолет полетел своей дорогой.

– Он владелец кофейной плантации, – сообщила мне Викки. – Везет нас к себе. У него там есть телефон.

Я откинулся на спинку сиденья и смотрел, как перед нами разматывается пыльный проселок. Шофер, сказав мне, что его зовут Педро, и для пущей ясности ударив себя кулаком в грудь, продолжал болтать с Викки.

Я был поражен ее самообладанием: ведь совсем недавно едва держалась на ногах, а тут беззаботно щебечет и явно покорила Педро; у нее словно появилось второе дыхание.

Еще через двадцать минут грузовик свернул на узкую ухабистую подъездную дорогу к плантации кофейных деревьев. Педро остановился у длинного узкого строения под железной крышей. Ровная площадка перед строением была засыпана сырыми кофейными зернами. Двое индейцев ворошили кофе граблями.

Из дома на солнцепек вышла дородная улыбающаяся мексиканка.

– Мария, – окликнул ее Педро и, подойдя поближе, быстро залопотал по-испански.

Я на руках вынес Викки из кабины. Как только ее ноги коснулись земли, она отчаянно вскрикнула, и я тотчас снова подхватил ее на руки.

Мексиканка всплеснула руками и кинулась к нам, громко приговаривая что-то по-испански. Педро жестом пригласил меня в дом, и я понес Викки. Он провел нас в небольшую чистенькую комнатку, и я положил ее на кровать.

Мария выпроводила меня в коридор и затворила дверь.

Педро с улыбкой предложил мне пройти в другую комнату.

Я знаками выразил желание помыться.

Он кивнул, поманил меня пальцем и отвел в незатейливо обустроенную ванную комнату.

Мне пришлось дважды сменить воду в ванне, и лишь тогда, лежа в чистой тепловатой воде, смог я задуматься над своей дальнейшей судьбой.

Если бы Викки удалось убедить всех в достоверности легенды о том, что мы рухнули в море, что я спас ее, что Берни и Гарри канули вместе с самолетом в небытие, тогда я вышел бы сухим из воды. Но сумеет ли она?

Назначат расследование, газетчики будут ходить за нами по пятам – словом, обложат со всех сторон. Однако, поразмыслив, я решил, что Викки все-таки сумеет провернуть это дельце, а влияние Лейна Эссекса поможет снять осаду.

А как быть с Орсоко? Этот не побежит жаловаться властям, иначе всплывет его участие в заговоре. Раз мною зарегистрирована авиакомпания «Голубая лента», я могу вернуть ему те полтора миллиона. Уж тогда он не должен быть на меня в обиде.

Кого мне еще опасаться? Кендрика? Если он выдаст меня, я могу выдать его. Уэса Джексона? Ну, под защитой Викки плевать я хотел на Джексона.

Я видел только одно слабое звено: наше с Викки утверждение, что самолет рухнул в море. Утверждать это мы вынуждены, чтобы не противоречить последнему сообщению Гарри по радио, а вдруг в джунглях найдут обломки? Я прикинул и так и эдак. По моим расчетам, «кондор» упал милях в двадцати от лесных угодий Орсоко. Если он не растяпа, то велит обобрать самолет до последнего винтика, а остальное уничтожить. Тут мне оставалось только надеяться на его рачительность.

К тому времени, как я вылез из ванны и обтерся полотенцем, я убедил себя, что будущее предстает не в таком уж мрачном свете. Тридцать тысяч в год, постоянная работа и в придачу Викки – совсем неплохо.

Но все зависит от нее.

Напрасно я сомневался в ее способностях. Как только она добралась до телефона, Лейн Эссекс сразу привел в действие мощный механизм своей власти.

Не прошло и трех часов, как вертолет переправил нас в аэропорт Мериды. А еще через каких-нибудь полчаса там приземлился личный самолет Эссекса, который доставил нас в Парадиз-Сити. Пилотировал его улыбчивый здоровяк по фамилии Хеннесси, новый летчик Эссекса. Мне пришло на память, как бедняга Олсон сказал, что летчиков в наше время хоть пруд пруди.

Когда мы прилетели, газетчики и телерепортеры были тут как тут. К тому же в аэропорту нас встречали Уэс Джексон, машина «Скорой помощи» да еще отдельно врач, который сразу увез миссис Викторию Эссекс.

Я остался с Джексоном с глазу на глаз.

– Должно быть, вы нуждаетесь в отдыхе, – проговорил он и оскалил свои мелкие зубы, воображая, видно, что я принял этот оскал за улыбку, – но для начала у меня есть к вам несколько вопросов.

Я закатал рукава своей грязной рубахи и показал ему опухшие от комариных укусов руки.

– Мне нужна медицинская помощь, – сказал я. – С вопросами придется подождать.

Мною занялся врач. Он хотел уложить меня на носилки, но я отказался. Я направился с ним к его машине, а Уэс Джексон стоял под палящим солнцем и смотрел мне вслед, точно акула, которая бросилась было на лакомый кусок и промахнулась.

Меня отвезли в больницу, принадлежащую фонду Эссекса, и поручили заботам хорошенькой сестры. Она говорила со мной почтительно тихим голосом. Над нею словно витала тень всесильной миссис Эссекс. Сам американский президент и тот не мог бы рассчитывать на более уважительное обхождение.

Но это, конечно, не могло длиться вечно. После того как мое искусанное тело было обработано – некоторые укусы нагноились, – я был накормлен и отдохнул, явился Уэс Джексон. Он не принес ни парникового винограда, ни цветов, а привел с собой поджарого субъекта с продолговатой физиономией и резко очерченным носом, который представился как Генри Лукас, авиационный специалист страховой компании, где числился «кондор».

У меня было достаточно времени на то, чтобы продумать свою легенду, и я был готов к их вопросам.

Я сидел в кресле у раскрытого окна с видом на стоянку для яхт. Джексон с Лукасом придвинули стулья, и Джексон справился о моем здоровье. Я ответил, что понемногу прихожу в себя.

– Мистер Крейн, нам необходимо получить от вас самую исчерпывающую информацию о катастрофе, – продолжал Джексон. – Что произошло? Не спешите, рассказывайте с самого начала.

– Я и сам не прочь узнать, – невозмутимо ответил я. – Все произошло так внезапно…

– Ведь вы авиаинженер, – трескучим голосом произнес Лукас. – Это так?

Я кивнул.

– И вы не знаете, что случилось?

– Звучит нелепо, да? Однако так оно и есть. Я был на кухне, готовил еду, как вдруг мы вошли в пике. До этого машина работала без сбоев. Меня швырнуло через всю кухню, я ударился головой об открытую дверцу холодильника и потерял сознание.

Наступило затяжное молчание, оба впились в меня глазами, но я преспокойно выдержал их взгляд.

– Вы готовили еду? – всей тушей подался вперед Джексон. – Однако, мистер Крейн, насколько мне известно, перед полетом вы втроем поужинали бифштексами.

«Лови, лови меня на слове, сукин сын», – подумал я, а вслух сказал:

– Это верно, но Олсон был какой-то взвинченный. Он не стал есть. – Это можно было доказать. – А после проголодался и попросил сделать ему бутерброд. Вот этим я и занимался на кухне в то самое время, когда произошла катастрофа.

– Выходит, пока самолет не вошел в пике, вы даже не подозревали о неполадках? – спросил Лукас. – Эрскин радировал о возгорании двигателей по левому борту. Разве вы не знали?

Я состроил недоуменную, глупую мину.

– Впервые слышу. Знаю только, что я пролетел через всю кухню и потерял сознание. – Поскольку оба молчали, я продолжил: – Когда я очнулся, увидел, что в салон поступает морская вода. Разыскал кое-как миссис Эссекс и вытащил ее через левый аварийный люк. Самолет развалился. Вокруг плавали куски и обломки. Я уцепился за что-то и поддерживал миссис Эссекс на плаву. На моих глазах самолет затонул. – Я старался поскромнее обрисовать свои подвиги. – Пришлось помыкаться, но мы все-таки доплыли до берега.

Наступила мертвая тишина. Они даже не считали нужным скрывать свое недоверие.

Джексон скривился, точно съел целый лимон:

– Миссис Эссекс рассказала то же самое.

– Ну, коли миссис Эссекс, – улыбнулся я, – рассказала то же самое, значит, так оно и было.

После очередной долгой паузы Лукас сказал:

– Мистер Крейн, у меня есть с собой карта. Вы можете указать место крушения?

– Простите, но вы, кажется, плохо слушали меня. Ведь я объяснил, что в момент крушения занимался стряпней. Разве Олсон не сообщил диспетчеру координаты?