Лужок Черного Лебедя Митчелл Дэвид

— А я завидовал тебе из-за твоей.

— Чему? Тому, что я живу на чердаке, как викторианская судомойка?

— Тебе было видно всю округу, вдоль верховой тропы, до самых Мальвернских холмов.

— Во время сильного ветра я каждый раз боялась, что с дома сорвет всю крышу, как в «Волшебнике страны Оз». Каменела от ужаса.

— Мне трудно это представить.

Джулия крутила в руках платиновое ожерелье с дельфином, подарок Стиана.

— Что тебе трудно представить?

— Что ты можешь окаменеть от ужаса.

— Мое внешнее бесстрашие обманчиво, о младший братец. Я регулярно пугаюсь разных вещей до потери рассудка. Но какие мы с тобой дураки. Почему бы нам было просто не поменяться комнатами?

Дом, полный эха, спросил об этом свои дальние углы, но обратно не прилетело никакого ответа.

Наше право находиться здесь слабело с каждой минутой.

Весной на болотистом клочке у папиной теплицы расцветут подснежники. У бывшей папиной теплицы.

— Как называлась та игра? — Джулия смотрела вниз. — Помнишь, когда мы были маленькие? Я рассказывала про нее Стиану. Когда мы гонялись друг за другом без конца вокруг дома, и первый, кто нагонял другого, побеждал?

— Без-конца-вокруг-дома.

— Точно! Очень подходящее название.

Джулия опять пытается меня развеселить.

— Угу, — пускай думает, что ей это удалось, — а однажды ты спряталась за баком с соляркой и полчаса смотрела, как я бегаю мимо, словно полный дебил.

— Не полчаса. Ты догадался самое большее через двадцать минут.

Джулии хорошо. В понедельник ее крутой бойфренд спикирует на Челтнем в своем черном «Порше», Джулия прыгнет в машину, и они упорхнут в Эдинбург. А я в понедельник пойду в новую школу в новом городе и буду «новый-парень-у-которого-кстати-предки-разводятся». У меня даже формы той школы еще нет.

— Джейсон?

— А?

— Ты случайно не знаешь, почему Элиот Боливар перестал печататься в приходском журнале?

Всего полгода назад, услышав такой вопрос с ее стороны, я бы умер от стыда. Но она спрашивала серьезно. Может, она блефует, разводит меня? Нет. Как давно она знает? Какая разница.

— Он контрабандой протащил свои стихи на костер, в котором папа жег «гринландские» бумаги. Он сказал, что огонь превратил каждое стихотворение в шедевр.

— Надеюсь, он не бросил писать насовсем, — Джулия прикусила острый, как стилет, ноготь. — У него определенно талант. Когда столкнешься с ним в следующий раз, скажи ему, чтобы не сдавался, ладно?

— Ладно.

Ясмина Мортон-Буддит порылась в бардачке своей машины и вытащила карту.

— Самое странное, — я барабанил пальцами по жестянке, — это покидать дом без папы. Он бы должен был сейчас бегать кругами, выключая бойлер, воду, газ…

Как в фильме-катастрофе, когда трещина проходит поперек улицы и у человека под ногами разверзается трещина. Я — этот человек. На одной стороне трещины мама с Джулией. На другой — папа с Синтией. Если я не прыгну в одну или другую сторону, то упаду в бездонную тьму.

— …проверяя окна в самый последний раз. Электричество. Как когда мы уезжали отдыхать в Обан, или в Пик-Дистрикт, или еще куда.

Я еще ни разу не плакал из-за этого развода. И не собираюсь начинать.

Не может быть, что я плачу! Мне уже без нескольких дней четырнадцать лет!

— Все будет хорошо, — от того, что Джулия говорит так мягко, все становится еще хуже. — Джейс, в конце концов все будет хорошо.

— Что-то мне не очень хорошо.

— Это потому, что еще не конец.