Девять снов Шахразады Шахразада
– Да пребудет над тобой милость Аллаха всесильного и всемилостивого, о мой добрый и щедрый отец! Благодарю тебя и молю о долгих годах спокойствия и процветания.
Салах ожидал всего чего угодно, но только не таких пылких благодарностей. Но лесть всегда была беспощадным ядом. Вот и сейчас она подействовала мгновенно.
– Встань же, добрая дочь моя! За что же ты так благодаришь меня?
– Я целую землю у твоих ног, о мой добрый отец, за то, что стала женой лучшего из мужчин!
Салах озадаченно посмотрел на дочь, а потом настороженно взглянул на Мейф ад-Дина. В его взгляде без труда читался вопрос: «Чем же ты так быстро пленил эту строптивицу, урод?»
Но юноша предпочел отдать первую роль своей жене. Та же продолжила:
– Ибо в этом человеке сосредоточены все достоинства мира. Ибо только его я видела в своих снах и мечтала лишь о нем.
– Я безмерно рад, о моя почтительная дочь, что мне удалось осчастливить тебя… – И тут все же Салах не сдержал любопытства. – Но, Аллах милосердный, я не понимаю, как этому… человеку удалось так быстро пленить твое суровое сердце?
– Ты хотел сказать, отец, «этому уродливому человеку»? – О, как много было сейчас яда в голосе Фариды. Если бы Салах был чуть проницательнее, он бы испугался. Но, увы, визирь был хоть и умен, но высокомерен, а потому не расслышал ничего.
– О нет, дочь моя, я хотел сказать «этому незнакомому человеку».
– Ах, отец… Этот человек вовсе не незнакомец. Более того, он наш родственник.
– О Аллах, родственник…
– Увы, почтенный визирь, – ответил Мейф ад-Дин, стараясь не обращать внимания на гадливую гримасу на лице своего дяди. – Родственник. Вот этот клинок должен тебе рассказать обо мне все.
И юноша показал Салаху кинжал, который ему отдала мать в минуты сборов. И вновь вызолоченный узор у рукояти сверкнул хищным блеском, вновь заиграли самоцветы навершия в лучах солнца.
Визирь Салах с благоговением принял кинжал из рук Мейф ад-Дина, приложил его сначала к груди, а потом и ко лбу. В точности так, как это сделала на прощание Джамиля.
– Да продлит Аллах милосердный твои годы, о мой далекий брат, где бы ты ни был…
И потом продолжил совсем другим тоном:
– Откуда у тебя этот клинок, вор? Как могла наша семейная драгоценность попасть к тебе? Отвечай честно, ибо я готов призвать стражников!
– Не торопись звать стражей порядка, визирь. Выслушай сначала меня… А потом реши, хочешь ли ты выставить себя на посмешище…
– Да как ты смеешь, червяк?
– Отец! – закричала Фарида. – Не смей кричать на моего мужа! Иначе ты узнаешь, на что способна женщина в гневе!
– Да это просто заговор… – обессиленно осел на подушки Салах. – Говори, пришелец, я буду молчать.
– Благодарю, о Салах. Итак, зовут меня Мейф ад-Дином. Так звали деда моего отца. Я сын твоего, суровый визирь, брата Рашида, который стал визирем при дворе Темира Благородного, властителя страны Ал-Лат, да хранит ее вечно Аллах милосердный.
– Ты лжешь, урод… Ты стар, как камни моего дворца, а сыну моего брата не может быть больше двадцати лет.
– О да, глупый Салах, я лишь кажусь старцем, уродливым горбуном. Но я говорю чистую правду. Ибо знаю, что произошло между тобой и моим отцом в тот день, когда каждому из вас исполнилось по семнадцать лет и семнадцать дней…
И вот только сейчас визирь поверил словам Мейф ад-Дина. Упоминание о давней ссоре подействовало куда лучше, чем драгоценный кинжал.
– Мальчик мой, племянник! Какое счастье, что Аллах милосердный послал тебя к моему порогу…
– О да, дядюшка. – И, обернувшись к жене, Мейф ад-Дин проговорил: – Вот, Фарида, смотри – так выглядит истинное волшебство. Теперь твой отец уже не называет меня ни уродом, ни горбуном, хотя я по-прежнему выгляжу и старым, и горбатым…
– Прости меня, племянник, – виновато проговорил Салах. – Прости меня и пойми…
– Я понимаю тебя, визирь…
Больше ничего не расслышала Шахразада. Мужчины продолжали беседу, но царица видела лишь движение их губ. Слова же вязли в нарождающейся обиде.
«И вновь я оказалась ненужной… Женщина сыграла свою роль, и теперь мужчины сами возьмутся за дело…»
Царица раскрыла глаза.
– Наконец, моя греза! Наконец ты пришла в себя!
– О мой повелитель… Шахрияр припал к щеке жены.
– Я же говорил! Я знал, что ты просто устала! Вот теперь ты пришла в себя и все будет хорошо!
Шахразада попыталась взять мужа за руку.
– Побудь со мной, любимый!
– Отдыхай, девочка! Я с тобой запустил все дела… Но теперь придется наверстывать. Моя любимая, какое счастье!
И Шахрияр выскочил из опочивальни царицы.
На глаза Шахразады навернулись слезы. Дважды почувствовать себя ненужной было слишком больно.
Свиток пятнадцатый
– … а ты что?
– Ну что я могла сделать, сестричка? Скажи мне, что? Ловить его в коридоре? Звать стражу?
Герсими пожала плечами. Увы, царица могла только сдерживать слезы. Или не сдерживать. Могла рассказать невестке все как есть, но могла и сохранить в тайне.
– Вот и оказалось, что и тут и там, милая, женщина не нужна всегда. Понимаешь? Она нужна время от времени… Для того, чтобы ощутить вкус победы. Быть может, для того, чтобы служить витриной… Но ни в тех мирах, ни здесь в ней не нуждаются просто потому, что она часть самого мужчины…
– Милая, ты перегибаешь палку. Ведь и тебе иногда не нужен твой муж…
– Иногда не нужен. Но отчего-то его нет и тогда, когда он очень нужен. Я многое могу решить сама. Но, думаю, просто его молчаливое согласие было бы мне отличной поддержкой. Просто его присутствие рядом.
Герсими подумала, что сестра в чем-то права… Иногда простое осознание того, что любимый где-то неподалеку, и ей дарило почти невероятные силы.
– Да, я понимаю. Хотя и не во всем.
– Но ты хотя бы можешь себе представить такое…
– Могу.
– Однако дважды, понимаешь, сестра, дважды убедиться в том, что ты только приправа к основному блюду, просто отвратительно!
– Царица, сестра, ну разве это лишь приправа? Ведь без тебя не происходит ничего, страна замерла, пока ты не приходила в себя. Халиф не отходил от ложа ни на шаг…
– Герсими, я знаю это. Но мне хочется, чтобы не страна, а мой любимый наконец попытался завоевать меня… так, как когда-то я отвоевала его у смерти. Быть может, поэтому я и скитаюсь мысленно по разным мирам, пытаясь найти тот, в котором меня будут ценить не от случая к случаю, а каждый день. Пытаюсь отыскать времена, где меня будут завоевывать, а не я должна буду ежедневно отдавать все силы, дабы мой любимый был счастлив и почивал в спокойствии.
– Это больше похоже на сказочный мир…
– Но разве я не сказочница? – Шахразада улыбнулась, и невестка наконец смогла разглядеть ту сильную и мудрую, которую некогда с удовольствием называла наставницей.
– Да, сестричка. Ты великая сказочница – это твой дар и твое проклятие…
– Именно так, сестричка. Я поведаю тебе еще одну историю – и ты убедишься, что я права. Помнишь, я рассказывала тебе о милой Маделайн, отправившейся к мужу?
– За которого вышла замуж, увидев лишь медальон? Помню, ты видела ее во сне. Глупышку напугал странный призрак на крепостной стене…
– Именно. А теперь слушай, что было дальше…
Я (о нет, все же Маделайн) ощутила внутри неприятный холодок, вынудивший ее поплотнее закутаться в накидку. Но в следующий миг она забыла о таинственном видении, потому что услышала звук приближавшихся шагов. Кто-то бегом спускался по каменным ступеням. С забившимся сердцем девушка стремительно обернулась, готовая присесть в изысканном реверансе перед своим супругом.
Но это оказался ее собственный лакей.
– Роберт, ты доложил о нас? – спросила Маделайн.
– Да, мадам. Но… нас не хотят впускать.
– Что? – в изумлении воскликнула Маделайн.
– На стук вышел какой-то ужасный старик и сказал, что мистера Леджа нет дома.
– Нет дома? – слабым голосом повторила Маделайн.
– Он сказал, чтобы мы уезжали прочь и возвращались позже.
– Неслыханная наглость! – вскричала Доротея. – А ты объяснил ему, кто мы такие?
– Покорнейше прошу простить меня, но старый грубиян не позволил мне и слова вымолвить. Он захлопнул дверь прямо у меня перед носом.
Доротея решительно сжала губы.
– Сейчас этот нахал у меня получит!
– Нет, Дотти, – поспешно остановила ее Маделайн. – Незачем устраивать скандал, пока мы не разберемся, в чем дело.
Но Доротея, не слушая Маделайн, уже шагала вверх по каменной лестнице, точно генерал, ведущий войско в атаку. Маделайн тяжело вздохнула и поспешила следом. К несчастью, высокие каблуки изящных туфель не позволяли ей двигаться быстро, и к тому времени, когда она добралась наверх, Доротея уже изо всех сил колотила дверным молотком по медной пластинке, производя шум, от которого проснулся бы мертвый.
Прежде чем Маделайн успела открыть рот, чтобы попросить кузину умерить свой пыл, дверь распахнулась и наружу высунул голову сморщенный плешивый старикашка. Из-под кустистых бровей сверкали черные глазки, и, глядя на него, Маделайн невольно вспомнила сказки о злых гномах, добывающих золото в подземных глубинах.
Гном, стоявший перед ней, недовольно поджал губы.
– Я же велел вам убираться подобру-поздорову! – рявкнул он. – Максимус Глютеус не такой человек, чтобы пускать в дом чужих без хозяйского дозволения. В особенности женщин, – последнее слово он выплюнул с таким презрением, словно произносил название мерзкого и опасного насекомого.
– Мы не чужие, болван ты этакий, – почти нежно проговорила Доротея. – Сейчас же отвечай, куда подевался мистер Ледж?
– Он изволит прогуливаться.
– И когда он должен вернуться?
– А я почем знаю? Может, через час, а может, через десять. Хозяин никому не докладывается.
– Вот уж это придется в корне изменить… – заносчиво начала Доротея, но Маделайн прервала ее:
– Прошу тебя, Доротея!
Призвав на помощь богатый опыт по улаживанию бесконечных конфликтов в собственном семействе, Маделайн оттеснила Доротею и встала перед ней. Она одарила старого гнома самой приветливой и доверчивой улыбкой.
– Разумеется, вы поступаете совершенно правильно, повинуясь приказаниям хозяина, мистер… э-э… Мистер Глютеус, не так ли? Но вы просто не поняли, что происходит. Я невеста вашего хозяина. Мы проделали дальний путь из Лондона.
– Ага. – Дверь не приоткрылась ни на дюйм, а взгляд Глютеуса стал еще более подозрительным, чем прежде. – Я и впрямь слыхал, что хозяин взял жену из самого Лондона.
– Ну вот, это я и есть. Поэтому не будете ли вы столь любезны впустить нас внутрь и позвать домоправительницу?
– Нет у нас никакой домоправительницы. – Суровый слуга с очевидной гордостью выпятил тощую грудь. – Уже много лет в этом доме, слава тебе господи, не было ни единой женщины.
Немного помолчав, он буркнул себе под нос:
– Помешанная-то в счет не идет.
– Что? – в ужасе выдохнула Доротея, но Маделайн постаралась пропустить мимо ушей странное замечание старика, чтобы сохранить остатки терпения.
– Тогда проводите нас в гостиную, где мы сможем дождаться возвращения мистера Леджа.
– Не выйдет. Раз хозяин в отъезде, чужим в доме делать нечего, – упрямо повторил Глютеус.
– Но она ведь жена твоего хозяина, глупый старик! – не выдержала Доротея.
– Никаких исключений, – буркнул тот и захлопнул дверь. Маделайн была настолько ошарашена происшедшим, что только возмущенный голос кузины вывел ее из оцепенения:
– Господи, да что ж это такое? Маделайн, куда мы попали?! Хозяйку не пускают на порог собственного дома!
– Не знаю, Дотти, – пробормотала Маделайн, медленно отворачиваясь от двери. Никогда в жизни не испытывала она такого недоумения и разочарования. Нежного жениха нет и в помине, а зачарованный замок охраняет злобный гном. Все происходит совсем не так, как представлялось в ее воображении.
Маделайн обреченно спускалась по ступеням, а за спиной у нее раздавался визгливый голос Доротеи:
– Интересно также было бы знать, что имел в виду этот наглец, говоря о помешанной?
– Не знаю, дорогая. Я не знаю. – Она приложила холодную ладонь к пылающему лбу, пытаясь сосредоточиться. – Может быть, этот странный человечек просто пошутил или старался нас напугать, чтобы мы поскорее уехали.
– Ты совершила большую ошибку, приехав сюда. – Доротея, словно клещами, впилась пальцами в плечо Маделайн. – Думаю, нам следует бежать, пока еще есть время. Это дурное, недоброе место. – Бросив взгляд через плечо на мрачную громаду замка, Доротея содрогнулась. – Никто не станет тебя винить, если ты уедешь прямо сейчас.
Никто? Маделайн показалось, что миниатюра, висевшая у нее на груди, вдруг разом потяжелела. Воспоминание об одиноком юноше, запечатленном на этом овальном куске слоновой кости, укрепило ее дух.
Она освободилась от цепкой хватки кузины.
– Неужели ты думаешь, что меня может обратить в бегство старый слуга, который просто… чрезмерно усерден? Я уверена, что, когда вернется мистер Ледж, он отчитает его за неучтивое поведение.
– А что ты собираешься делать до той поры? Сидеть на лестнице?
– Да, если придется.
Доротея смерила ее убийственным взглядом. Они все еще спорили, когда снизу раздались топот и крик. Роберт, со сбившимся набок париком, взбегал наверх по каменным ступеням, возбужденно размахивая шляпой.
– Мадам, к замку приближается всадник! Наверное, это и есть ваш муж.
Маделайн насторожилась – до ее слуха действительно донесся стук копыт. С верха лестницы, как с дозорной вышки, она отчетливо разглядела силуэт всадника, во весь опор несущегося к замку.
Это мог быть только Анатоль и никто кроме Анатоля. Когда Маделайн взглянула на Доротею, на губах ее играла торжествующая улыбка.
– Анатоль возвращается! Дотти, увидишь – все будет хорошо.
Не дожидаясь ответа кузины, она с радостным нетерпением снова устремила взгляд на дорогу. Но по мере того как всадник приближался, ее улыбка увядала.
Этот могучий незнакомец совсем не был похож на ее Анатоля – куда более он походил на одного из тех разбойников, о которых с таким ужасом говорила Доротея. Облаченный в черное – от шляпы до высоких сапог, – он сидел верхом на черном, как ночь, жеребце. Длинные темные волосы развевались по ветру точно так же, как буйная грива его скакуна.
– Боже милосердный, – услышала Маделайн сдавленный возглас Доротеи. – Только не говори мне, что этот грубый верзила твой…
– Нет! – Рука Маделайн метнулась к миниатюре и сжала ее, как если бы то был священный талисман, ограждающий от злых сил. – Разумеется, нет!
Однако по мере того, как всадник приближался, ее все сильнее охватывало дурное предчувствие. Она вдруг ощутила непреодолимое желание спрятаться в карете. Но было уже поздно. Всадник ворвался во двор, и слуги Маделайн в страхе отшатнулись, словно земля перед ними вдруг разверзлась, явив взору пучину ада.
Всадник осадил лошадь перед лестницей.
– Где она? – громовым голосом, полным яростного нетерпения, вскричал он. – Черт побери, где моя жена?
Голос смуглого незнакомца насмешливым эхом заметался меж неприступных стен замка. Сердце Маделайн замерло, а пальцы с такой неистовой силой сжали миниатюру, что хрупкая слоновая кость едва не треснула.
– Нет! – выдохнула она, но в этом слове прозвучало не отрицание, а скорее мольба.
Она перехватила недоверчивый взгляд кузины и воскликнула:
– Говорю тебе, это не он! Не Анатоль! – Маделайн сама слышала, какое отчаяние звучит в ее голосе. – Это какая-то ошибка, ужасная ошибка… – повторила она еле слышно. – Ошибка… или дурной сон.
Когда незнакомец спешился, Маделайн взглянула на портрет, одновременно и надеясь, и страшась найти сходство между этим черным всадником и Анатолем, являвшимся ей в мечтах. Никакого сходства она не находила. В мужчине, стоявшем у подножия лестницы, не было и следа той печальной нежности, которая наполняла глаза юноши, изображенного на миниатюре.
Его поступь принадлежала не поэту, а воину, в каждом движении легко угадывалась властная натура, привыкшая повелевать и не терпящая неповиновения. Неизвестно откуда появились грумы и конюхи, ни один из которых не вышел к лошадям Маделайн. Угодливо кланяясь, они приняли у хозяина норовистого жеребца. С ног до головы одетый в черное мужчина с небрежной грацией пересек двор. По его виду можно было с уверенностью сказать, что все вокруг принадлежит ему.
У Маделайн упало сердце. Даже Роберт казался испуганным. Но все же он, хотя и с явной опаской, приблизился к незнакомцу и указал ему на верхнюю площадку лестницы, где стояли дамы.
Тот поднял голову, и Маделайн отшатнулась. Дольше отрицать очевидное было бессмысленно. Сколь бы чудовищным это ни казалось, но темноволосый мужчина и был ее мужем.
Ее мужем! Миниатюра выскользнула из внезапно ослабевших пальцев Маделайн и повисла на ленте. И тут горькое разочарование, охватившее все ее существо, сменилось новым чувством, когда Анатоль начал подниматься по ступеням. Она ощутила настоящий ужас.
– Доротея!.. – пробормотала она, ища рукой руку кузины.
Та тоже побледнела от волнения, но все же не преминула заметить:
– Я же говорила тебе, что надо бежать отсюда. Если этот человек не твой муж, то лучшее, что ты могла бы сделать, – достать пистолет и выстрелить в него. По-моему, этот дикарь способен изнасиловать тебя прямо на лестнице.
– Если это мой муж, то ему нет нужды брать меня силой. Я принадлежу ему по праву, – хрипло прошептала в ответ Маделайн. Одной этой мысли было достаточно, чтобы у нее задрожали колени.
Анатоль преодолел последнюю ступеньку и остановился. Вблизи его облик пугал еще сильнее – темные, рассыпавшиеся по плечам волосы, широкие нахмуренные брови, сверкающие глаза, ястребиный нос и высокие, резко очерченные скулы придавали ему удивительное сходство с кельтским воином. Если земля Корнуолла и могла смириться с присутствием человека, то именно такого человека – сурового и угрюмого. Широкий лоб Анатоля пересекал бледный, идущий наискосок шрам. Он окинул обеих женщин пронзительным взглядом.
– Мадам Ледж? – прозвучал его хриплый голос.
Маделайн, сдерживая дрожь в коленях, попыталась изобразить некое подобие реверанса, а неустрашимая Доротея воинственно выступила вперед и спросила:
– А кто спрашивает мадам Ледж?
Угрюмое лицо древнего кельта на мгновение посветлело.
– Мистер Ледж, – коротко бросил он. Он приблизился к Доротее и оглядел ее с ног до головы, причем в глазах его читалось некое подобие одобрения.
– Наконец-то вы прибыли, Маделайн! Добро пожаловать в замок Ледж, миледи.
И прежде чем та сумела произнести хоть слово, чтобы исправить ошибку, Анатоль Ледж с видом человека, намеревающегося честно исполнить свой долг, сжал ее в объятиях. Его голова склонилась, и он запечатлел на устах Доротеи супружеский поцелуй.
Маделайн, не в силах пошевелиться, в ужасе наблюдала эту картину. После слабой попытки к сопротивлению Дотти обмякла в железных объятиях Анатоля. Первый раз в жизни ее целовал мужчина.
Маделайн была столь же неопытна. И никогда прежде ей не доводилось видеть такого поцелуя – полного страсти, неутолимой жажды. Она прижала к губам дрожащие пальцы, словно ощутила жар этого поцелуя на своих губах, и по всему ее телу пробежал трепет.
Наконец Анатоль отпустил Доротею. При виде пылающего лица и широко открытых глаз женщины его губы дрогнули в подобии улыбки. У Маделайн мелькнула мысль, что она стала свидетельницей невероятного события: Дотти молчала. Прошло довольно много времени, прежде чем она судорожно втянула воздух, заморгала, издала душераздирающий визг и, пролетев мимо ошеломленного Анатоля, скатилась по лестнице. Внизу она без чувств рухнула на землю, увлекая за собой Роберта, который попытался ее поддержать.
Лицо и шея Анатоля медленно наливались кровью. Наступила зловещая тишина, и Маделайн не слышала ни единого звука, кроме стука собственного сердца. Надо бы броситься на помощь кузине… но она словно приросла к месту и не могла сделать ни шагу. К тому же на ее пути внушительной преградой возвышался Анатоль, казалось, выросший вдвое от ярости и уязвленного мужского самолюбия. Если он и заметил Маделайн прежде, то теперь, как видно, начисто забыл о ее присутствии.
Кто-то должен был открыть ему глаза на происшедшее, но, окинув взглядом двор, Маделайн поняла, что помощи ждать неоткуда. Никто из многочисленной челяди не осмеливался даже глаза поднять, не то что взойти по лестнице и доложить хозяину, какого он свалял дурака. Вместо этого все собрались вокруг бездыханного тела Доротеи, обсуждая, как лучше привести ее в чувство. Наконец та пошевелилась и слабо застонала.
Анатоль бросил на нее один-единственный мрачный взгляд, потом повернулся на каблуках и рванулся к дверям. Еще мгновение – и он запрется в своей неприступной твердыне, так и не узнав, что его настоящая невеста совсем рядом – стоит и дрожит, как испуганный кролик.
Преисполнившись отвращения к собственной трусости, Маделайн бросилась вслед за Анатолем, но лишь у самой двери настигла его и ухватила за полу плаща.
– Мистер Ледж… Анатоль… сэр… – Она даже не знала, как следует к нему обращаться, и чувствовала себя очень глупо.
Анатоль круто обернулся, и Маделайн впервые оценила силу его удивительного взгляда. Она могла бы поклясться, что ощутила что-то вроде толчка в грудь, заставившего ее поспешно отдернуть руку.
– Да? Что вам угодно? – резким тоном проговорил Анатоль.
– Я… я… это касается вашей невесты. Я только хотела сказать вам…
– Я не нуждаюсь в ваших объяснениях. И без слов ясно, что моя невеста боится меня как черт ладана. – В его глазах появилось неизъяснимое выражение, близкое к отчаянию. Может ли быть, что этот грубый человек все же способен что-то чувствовать?
– Сэр, вы совершили ошибку, – сказала Маделайн. – Дама, которую вы поцеловали, не ваша невеста. – Она набрала в грудь побольше воздуха. – Ваша невеста – я.
– Вы? – От его дикого взгляда девушка втянула голову в плечи.
– Да. Я Маделайн… То есть Маделайн Ледж. – И она выдавила из себя улыбку, которая увяла, как только Анатоль приблизился.
Прищурив глаза, он рассматривал дорогое изящное платье и искусно напудренный парик, столь неуместные в этой дикой местности. Потом он попытался обойти девушку кругом, но для Маделайн это было все равно что позволить голодному волку зайти со спины.
Он медленно осматривал ее со всех сторон, и по спине у Маделайн ползли мурашки. Она стояла совершенно неподвижно, прижав руки к груди, а в голове у нее билась нелепая мысль: «Если я не буду шевелиться, он не укусит. Или все равно укусит?»
Что сделает Анатоль, когда закончит осмотр? Принесет извинения за свою ошибку? И поступит с ней так же, как с Доротеей? От этой мысли все тело Маделайн напряглось, а сердце забилось чаще. Она невольно вытянула руки, как бы защищаясь.
Но Анатоль и не думал набрасываться на нее с поцелуями. Напротив, в его взгляде читалось явное презрение.
«Но ведь на Дотти он смотрел совсем по-другому… со стороны казалось, что она ему даже понравилась», – подумала Маделайн.
Как ни странно, это наблюдение отозвалось в ее душе болью.
Анатоль стоял, скрестив руки на груди, а лицо его было мрачнее тучи.
– Старик, видно, совсем из ума выжил, – наконец пробормотал он.
– Какой старик? – пролепетала Маделайн.
– Мармирдж, конечно. Чертов дурак.
В ту минуту Маделайн и сама не испытывала к голубоглазому священнослужителю никаких нежных чувств, но она не могла не встать на его защиту.
– Сэр, я уверена, что мистер Мармирдж сделал все от него зависящее, – сказала она. – Насколько я могу судить, вас не устраивает его выбор?
– Да разрази меня гром! Как он может меня устраивать?
Очевидно, ее муж не относился к людям, выбирающим выражения. Он продолжал:
– Вы не соответствуете ни одному из требований, указанных мной в списке.
– В списке?! – Маделайн задохнулась от возмущения. – Вы написали ему список, словно посылали на рынок закупать провизию?
– Ну да. Только вместо баранины и овощей я, кажется, получил пакетик сладостей. Я надеялся на что-то, по крайней мере, более… – Взгляд Анатоля скользнул по ее фигуре, задержался на груди. – На что-то покрупнее.
Маделайн гордо выпрямилась, развернула плечи. Подумать только, она еще пыталась избавить этого грубияна от унижения. Как ей могло прийти в голову, что подобный человек может обладать хоть каплей чувствительности?
– Видите ли, сэр, случилось так, что вы тоже являете собою совсем не то, что я ожидала увидеть.
– Неужели? – Хотя тон Анатоля предполагал полное его безразличие к данному предмету, он все же добавил: – И что этот старый дуралей вам обо мне наговорил?
– Он не столько говорил, сколько… – Маделайн достала портрет, и при взгляде на красивое лицо, так часто являвшееся ей в мечтах, у девушки защемило сердце.
Не успела она поднять голову, как услышала сдавленный возглас Анатоля. В следующий миг он выхватил миниатюру у нее из рук, а поскольку та все еще висела на ленте, он рывком подтащил Маделайн к себе. Она с ужасом ощутила поистине неукротимую силу, исходившую от этого человека.
Его глаза горели гневом.
– Откуда вы это взяли?
Маделайн, едва живая от страха, все же нашла в себе силы ответить:
– Мне дал ее мистер Мармирдж. Он сказал, что это точная ваша копия.
– Так вот, значит, как он вас сюда заманил! – Анатоль поднес миниатюру прямо к ее лицу. – Вот кого вы надеялись получить? Сказочного принца, черт бы его побрал?
– Конечно, не принца. Но, по крайней мере, джентльмена…
Продолжить девушка не успела: Анатоль рванул миниатюру, лента с треском лопнула. Маделайн тихо вскрикнула, прижала руку к пылающей ссадине на шее, а он в ярости отшвырнул портрет прочь.
Шатаясь, словно пьяный, он вошел в распахнутые настежь парадные двери и с силой захлопнул их за собой.
Маделайн ощущала полную опустошенность, и единственное, чего ей хотелось, – сжаться в комок, закрыть лицо руками и зарыдать во весь голос. Как будто в конце долгого и изнурительного путешествия она узнала, что человек, к которому она так стремилась, внезапно умер.
И она даже не могла оплакать его кончину, потому что Анатоля, являвшегося ей в мечтах, никогда не существовало. Ее губы искривила невеселая усмешка. Может быть, всему виной злая судьба? Прекрасный принц обратился в злое чудовище, поцелуй, который мог бы разрушить злые чары, достался другой, а принцесса отвергнута, и ее сердце навек разбито.
В ее возрасте давно пора перестать верить в глупые сказки. Маделайн потеряла счет времени и не знала, как долго простояла у колонны с сухими глазами и жгучей болью в сердце. Только негромкое покашливание за спиной вернуло ее к действительности. Решив, что это Роберт вернулся за ней, Маделайн обернулась, но оказалась лицом к лицу с преподобным Септимусом Мармирджем.
Они не виделись с того дня, когда в Лондоне состоялась церемония заключения брака по доверенности. Маделайн нужно было готовиться к путешествию в Корнуолл, а священник спешил вернуться к своей пастве и молодому хозяину замка, дабы доложить, что его поручение выполнено.
Маделайн сердито сжала губы. Больше всего ее бесило то, что после всего случившегося священник отнюдь не утратил своего безмятежного облика и по-прежнему походил на ангелочка. Как может человек быть таким лживым и в то же время обладать столь честными глазами? Он мял в руках свою треугольную шляпу, белоснежные волосы спутались, а щеки раскраснелись от быстрой езды. На лице застыло сокрушенное выражение.
– Маделайн, – тихо проговорил он, – я слышал, что… простите меня.
От его сочувственного тона у Маделайн перехватило дыхание. Она не могла выдавить из себя ни единого звука и только смотрела на Мармирджа полным горечи взглядом.
– Анатоль был у меня, когда ему сообщили, что видели на дороге ваши кареты. Он помчался в замок, прежде чем я успел его остановить, а моей лошадке не угнаться за его бешеным зверем. Но я всей душой желал присутствовать при вашей первой встрече.
– Неужели? Как странно! А я-то думала, что вы хотели оказаться как можно дальше отсюда.
– Значит, ваше знакомство прошло не вполне удачно?
– «Не вполне»? Это слишком мягко сказано. Да разве могло быть иначе? Скажите, зачем вы расписывали мне добродетели мистера Леджа, зачем говорили, как замечательно будет… – Она оборвала фразу на полуслове, почувствовав, что к глазам подступают жгучие слезы.
Мармирдж попытался взять ее за руку, но она отдернула ее.
– Нет! Самое ужасное, что я считала вас другом, а вы меня предали!
Старик понурился:
– Дитя мое, вы и представить себе не можете, сколь глубоко мое раскаяние. Я поступил неправильно. Мне бы следовало быть с вами более откровенным.