Хроника посещения (сборник) Филоненко Вадим
Она падала от небольшого остроконечного камня, смахивающего на наконечник копья, торчащий из земли. Отклонение от нормального местоположения по отношению к солнцу порядка сорока пяти градусов. То что нужно.
– Ну все, Эдвард, приехали, – сказал Цмыг, переводя рукоятку горизонтального управления в нейтральное положение. – Давай-ка, слезай, и… ык…
Карлик поперхнулся продолжением фразы, почувствовав, как кадыка коснулось что-то холодное и острое. Ох, как плохо… Спасибо сталкерским навыкам, что не дернулся, а то б можно было запросто трахею вскрыть самому себе. Осторожно скосив глаза вниз, Цмыг увидел руку в защитной перчатке, сжимающую рукоять длинного кинжала с надписью «ШАЙТАН» на клинке. Непонятное слово, выгравированное русскими буквами на вполне понятном аргументе.
– Видишь, куда тень показывает? – раздался над ухом бесстрастный голос ученого.
– Вижу, – смиренно ответил Карлик.
– А жить хочешь?
– Хочу.
– Вот и ладушки, вот и хорошо. Тогда очень осторожно начинай двигать «галошу» в том направлении, куда указывает «тень».
– Но ведь это… это прямо к заводу! Туда нельзя! Там «Бродяга Дик», опасная аномалия! Земля трясется, когда он ходить начинает! Руководством Института строжайше запрещено сюда ходить! Никто еще с завода не вернулся, ни ученые, ни сталк…
– «Тени» виднее, – вздохнул над ухом Цмыга этот ненормальный. – Думай скорее, решай. Сам понимаешь, в случае чего я запросто обойдусь и без шофера.
Карлик не посмел ослушаться. Когда есть выбор между смертью немедленной и отсроченной, людям свойственно выбирать второе.
До того как завод поглотила Зона, это было огромное предприятие, на котором работали три четверти мужского населения Хармонта. Когда «галоша» медленно и осторожно вползла на запретную территорию через огромный пролом в заборе, перед глазами Эдварда и Карлика предстало поистине величественное зрелище. Техногенный постапокалипсис в лучших его традициях. Полуразрушенные цеха, возле которых угнездились «электроды», мрачно подсвечивая всполохами разрядов стены с облупившимися фасадами. Гигантские кауперы, нависающие над головами непрошенных гостей, словно великаны, закованные в ржавую броню. Рельсы, перечеркивающие территорию завода во всех направлениях, и полусъеденный коррозией паровозик-памятник на отдельном участке. И бронзовая табличка на нем, большая, яркая, будто ее только вчера начистили до блеска. Жутковатый контраст. Когда встречаешь в Зоне что-то выбивающееся из общей картины, то сразу ясно – добра не жди. Например, Карлик и за полсотни зелени не подошел бы к этому паровозику ближе, чем на пятьдесят футов. Тем более, что тень от него вообще к солнцу отношения не имеет – градусов на семьдесят отклонилась, и неестественно длинная труба указывает прямо на громадное здание ближайшего цеха, вокруг которого аномалий – словно ворон подле дохлого бизона.
– Туда, – сказал русский.
Карлик даже не стал переспрашивать куда. Уже и так понятно, что ученый тронулся на почве Зоны еще у себя в России, откуда его в Институт и сплавили. Понятно, что все гении – сумасшедшие, но надо ж было, чтобы именно ему, Цмыгу, попался на жизненном пути этот псих с кинжалом. Теперь вот придется подыхать – если, конечно, сильно не повезет.
Но на везение рассчитывать не приходилось. Русский настойчиво требовал вести «галошу» к большому пролому в стене цеха. Наверняка эту дыру «Бродяга Дик» проделал, когда по заводу шлялся. От его путешествий земля дрожит, в Институте сейсмографы черт-те что рисуют. Только Эдварду про все это говорить бесполезно, и на гигантские полотнища «мочал», что с крыши цеха свисают, ему плевать, и «электроды», что раза в два, а то и в три больше обычных, ему не довод. Эх, жаль, что сразу этому ученому по башке не заехал, а теперь уж никак. Кинжал свой он держит правильно, рука не дрожит, так что пока ловить нечего. Пока что…
Пролом в стене цеха был по ширине раза в полтора шире «галоши». Правда, из стен куски арматуры торчат, да и «электроды», будто чуткие сторожа, уже настороженно тянут изломанные пучки разрядов к приближающемуся объекту.
– Будем прыгать, – безапелляционно заявил ученый. – Давай, прямо отсюда шестьдесят футов вверх, и по наклонной – в пролом.
– «Мочало» заденем, – попытался съехать с темы Цмыг. – Тогда костюмам сразу хана, рассыплются на глазах. «Галоше» и подавно кранты…
– А ты не задень, – посоветовал русский. Ценная рекомендация, ничего не скажешь. Но деваться некуда. Двинул Карлик второй рычаг, посылая турбоплатформу на максимально возможную высоту, а потом с той высоты, будто на санках, по невидимому трамплину понесся вниз, хладнокровно манипулируя обоими рычагами. Непросто это, хладнокровно-то, когда у тебя лезвие у горла. Но получилось. «Галоша» въехала в цех, будто по монорельсу, красиво и точно вписавшись между ржавыми обрывками арматурин.
Въехала – и остановилась. Потому что других указаний пока не было. Русский за спиной засопел, будто гончая, вынюхивающая след. Стоит и молчит, а Цмыгу за шиворот теплое течет – порезал его этот Эдвард слегка, наверно, толщины волоска не хватило до дыхательного горла.
– Слушай, зачем я тебе нужен, а? – взмолился Карлик. – Давай я пойду, а ты сиди тут вместе с «галошей», жди «Бродягу». Мне вместе с тобой помирать нет никакого интере…
– Заткнись, сволочь! – прошипел ему на ухо Эдвард.
У Цмыга от голоса ученого словно вентиль перекрыло. Хотел все высказать, про детей рассказать, которые папу ждут не дождутся, про мать-старушку в Южной Дакоте – и как отрубило. Не поведется русский на сказки о несуществующих родственниках, потому, что не пленника он сейчас слушает, а Зону. Которая почему-то открывает ему намного больше, чем Цмыгу и всем остальным сталкерам Хармонта.
Замолчал Карлик – и вдруг понял, что тоже слышит. Гудение какое-то слабое в глубине цеха, среди куч мусора, наваленных повсюду и мрачно подсвеченных неприветливым, тусклым солнцем через проломы в крыше. Вон оттуда, из-за нагромождения огромных труб звук идет, нарастая постепенно. И уже сейчас от этого звука мелкая дрожь идет по всему телу, будто скелет вибрирует, того и гляди плоть с него отваливаться начнет кусками, как гнилая одежда с пугала.
– Туда, – прошептал Эдвард, и Цмыг послушно двинул правый рычаг. Потому, что теперь-то деваться точно уже некуда, понятно это. Ни убежать, ни спрятаться. А еще помимо омерзительного ощущения во всем теле от непонятного гудения, охватило Карлика любопытство и сталкерский азарт. Жизнь, конечно, штука ценная, но что она без адреналина? Так, пресная тягомотина, смахивающая по вкусу на армейскую галету из сухпайка. Тем сталкер и жив, потому в Зону и лезет как таракан на кухню, рискуя получить гигантским тапком по башке. Деньги-то и по-другому раздобыть можно, а вот прикоснуться к настоящей тайне нигде более не получится. Все в этом мире известно, пройдено другими, прощупано, промерено и проштамповано. Всё, кроме Зоны, где можно нарваться на настоящее приключение, за которое жизнь свою отдать не особо и жалко…
– Кинжал убери, – тихо сказал Цмыг.
Ученый послушался. Секунду подумал – и убрал. Ясно же, что сейчас его «ШАЙТАН» не аргумент по сравнению с тем, что творится там, за трубами.
«Галоша» ползла медленно, почти бесшумно, лишь двигатель тихо шуршал, не громче комнатного вентилятора. Но этот звук тонул в том гудении, что неслось из дальнего угла цеха, как писк комара в реве урагана. Уже трудно было стоять на ногах от этого чужеродного звука, переворачивающего внутренности. Но стоило ли ломиться через всю Зону для того, чтобы сейчас поддаться страху и повернуть обратно? Инстинкт самосохранения словно натянутая струна вибрировал внутри – беги! Спасайся! Но ведь понятно, что сталкерское упрямство сильнее любого инстинкта…
«Галоша» выползла еще немного вперед – и Цмыг увидел.
Возле огромной дробилки, занимавшей почти четверть цеха, дрожал воздух. Словно какой-то волшебник поставил вертикально нереально прозрачное озерцо и швырнул в него огромный камень. От центра невиданной аномалии расходились круги, а из него лезло наружу нечто, напоминающее большое бесформенное черное облако. Корявая тень другого мира, гигантская амеба, зачем-то решившая проникнуть в нашу вселенную.
Кстати, она была неоднородной. Карлик присмотрелся… Точно! Внутри бесформенного образования, угрожающе шевелящего ложноножками, силящегося вылезти наружу через тесный портал, явно просматривалось что-то типа ядра. И похоже это ядро было на четырехконечную звезду…
– Гуманоид, – раздался позади Цмыга бесстрастный голос. – А эта хрень вокруг него что-то типа скафандра…
– Ну, что ж, добро пожаловать, господа пришельцы… – проговорил Карлик текст старого плаката, некогда висевшего возле входа в Зону с территории Института. Ничего более умного в голове не возникло. Вообще пусто было там, если честно, как в бочке, из которой выбили днище. Оно и понятно – когда увидишь такое, любой нормальный человек подвиснет, тщетно пытаясь сообразить, что ему делать дальше.
Гуманоид внутри своей амебы, похоже, тоже не был готов к встрече с братьями по разуму. К тому же он еще и вылез не до конца, так что, можно сказать, на полпути в другую вселенную приключился с ним контакт с иным разумом, которого все земляне так долго ждали…
Но то земляне. А входила ли такая встреча в планы гуманоида, обернутого в темное облако, – кто ж его знает? Как-то сразу и вдруг вспомнились Цмыгу его собственные слова насчет того, что не впервой шалит на старом заводе «Бродяга Дик» и что с того завода пока еще никто не вернулся…
Есть такая штука необъяснимая – предчувствие, особенно развитая у военных и сталкеров. Те, кто по жизни со смертью рядышком ходит, на редкость хорошо чувствуют ее приближение. Вот и сейчас Цмыг понял, что не случайно брат по разуму медленно поднимает верхнюю конечность, что не приветственный это жест, а нечто совсем иное. Понял и почти одновременно увидел, как от центра портала скользит к нему нечто вроде темного луча, похожего на стремительно удлиняющуюся тень от телеграфного столба, как на пути этой тени странно проседает вниз бетонный пол, и как участок зеленого мха, прижившийся в сыром помещении, на глазах рассыпался в пыль, едва только тень коснулась его…
– Прыгай! – заорал Эдвард, подкрепляя собственный вопль увесистой оплеухой, дополнительно усиленной гидравликой. Карлик, не ожидавший такого емкого совета, перелетел через перила «галоши» и грохнулся на пол. Правда, грохнулся удачно. Во-первых, вроде ничего не сломал, а во-вторых, успел увидеть, как странная длинная тень касается «галоши», как Эдвард, подскочивший к рычагам, бросает машину вправо, уходя от удара, как на глазах рассыпается и повисает мелкой взвесью в воздухе левая фара… И как русский ученый, присев, словно горнолыжник на крутом спуске, бросает турбоплатформу прямо туда, в центр портала, на гуманоида в несимметричном скафандре, имеющего очень свои соображения по поводу контакта с землянами.
Все произошло очень быстро. Раз-два-три… И вот уже катится по полу сгруппировавшееся человеческое тело, а покалеченная «галоша», завывая, как испорченный вентилятор, врезается в бесформенную черную тень…
Жахнуло неслабо и полыхнуло соответственно. Карлик зажмурился, спасая глаза. Мог бы не успеть, но автоматика костюма сработала оперативно – резко опустила забрало бронестекла с мгновенно потемневшим встроенным светофильтром. Эх, если б она так же реагировала, когда хозяину нож к горлу приставляют, цены бы тому костюму не было…
Эхо взрыва еще перекатывалось под крышей цеха, когда Цмыг приоткрыл один глаз, опасаясь увидеть что-нибудь неприятное, например маленьких зеленых человечков с большими внимательными глазами и острыми предметами в гибких лапках.
Но нет, ничего такого не было. Была лишь глубокая вмятина и большое черное пятно вокруг нее на боку дробилки, дымящаяся хвостовая часть «галоши», валяющаяся на боку, и русский ученый, который, слегка прихрамывая, шел к месту катастрофы, не обращая на Карлика ни малейшего внимания. Все они, яйцеголовые, такие. Ради науки мать родную в лабораторию сдадут для опытов…
Впрочем, Цмыг быстро одумался. Как ни крути, но, похоже, этот псих его только что спас. И Долг Жизни в Зоне первее любого другого долга. И наплевать, при каких обстоятельствах ты его на себя навесил. И если ты на этот Долг положишь с пробором, то Зона отомстит непременно. Причем, это уже не примета, а правило, подтверждать которое давно уже нет желающих…
В общем, поднялся Карлик и направился к Эдварду, который, присев на корточки, ковырялся в еще дымящихся более мелких фрагментах «галоши», образовавшихся после взрыва. М-да, теперь, если удастся выжить и добраться до Института, за турбоплатформу с него, лаборанта третьего класса, спросят по полной. Херцог его живьем на институтском дворе закопает. Сверху крест воткнет, противогаз повесит, а под противогазом табличку прибьет: «Здесь покоится осел, возомнивший себя опытным сталкером». И ведь прав будет Боров, на все сто процентов прав…
А Эдвард между тем уже поднимался на ноги, держа в руке какой-то предмет, похожий на электрический фонарь с затейливой рукоятью и широкой линзой. С аварийного отсека «галоши» что ли вывалилось? Но вроде нет в Институте таких фонарей, Цмыг запомнил бы…
И тут его осенило. Вернее, накрыло, будто во второе ухо прилетел удар, аж в голове зазвенело. Видел он в Институте рисунок, вернее, карандашный набросок, сделанный по памяти, так как никто не сообразил тогда щелкнуть фотоаппаратом. Много лет назад сталкер Стефан Норман по кличке Очкарик приволок ученым похожую штуку, заломив за нее несусветную цену, – по тем деньгам сто тысяч «зеленых» были как сейчас двести. Тогдашний директор, как следует не разобравшись, послал Очкарика куда подальше. В те времена Зону только начинали исследовать и каждый день что-то новое и интересное в Институт тащили, сбывая за гораздо меньшие деньги. Это потом очухались, но было поздно. Очкарик вместе со своей диковинкой в Зону ушел и больше не вернулся. Кстати, теперь понятно почему. Ждали его там, как пить дать ждали. И не конкуренты-сталкеры, а хозяева невиданного смертоносного устройства.
– «Смерть-лампа»… – прошептал Цмыг, невольно вздрогнув от звука собственного голоса, – настолько тихо было вокруг.
– Она самая, – произнес Эдвард, взвешивая в руке уникальный трофей. Рукав его костюма был разодран, на предплечье глубокая, кровоточащая царапина. Но ученый не чувствовал боли. Возможно, он ее вообще не чувствовал.
В голове Цмыга промелькнула шальная мысль. Хью из «Метрополя», самый матерый скупщик хабара в Хармонте, предлагал за «смерть-лампу» любую сумму, которая уместится на листке чековой книжки. Так может, пока этот яйцеголовый зависает над своей добычей, попытать удачу…
Рука Карлика потянулась к бедру – не один русский ходит в Зону с кинжалом, в Институте лаборантов тоже снабжают личным оружием на время таких походов. И плевать на Долг Жизни. Некоторые говорят, что он только среди сталкеров вес имеет, на ученых и всех остальных Зоне плевать.
Но тут нижний край распоротого рукава отлепился от окровавленной кожи, провис книзу. И Цмыг увидел, что длинная царапина пересекает наколку на предплечье ученого. Семь букв, после каждой из которых иглой татуировщика искусно набито пулевое отверстие. Вполне понятное слово, выколотое латинскими буквами.
– Что ж ты раньше не сказал? – произнес Карлик, отпуская рукоять ножа. – Я думал, ты не из наших. Еще удивился, что больно круто ты для яйцеголового Зону чувствуешь.
– Ты не поинтересовался, я не ответил, – бросил через плечо русский сталкер, продолжая рассматривать «смерть-лампу», боевой трофей из другого мира.
– А про то, что есть на самом деле «Бродяга Дик», ты до этого знал? И специально сюда приехал, чтобы…
– Пора обратно, – оборвал Цмыга Эдвард. – И пойдем мы другой дорогой, сам понимаешь почему.
Карлик кивнул.
– Без вопросов. А «лампу» ты в Институт отдашь?
Русский покачал головой.
– Вряд ли. Хватит человечеству того оружия, что у него уже есть. С лихвой хватит. Впрочем, пока дойдем до Института, есть время подумать. Пошли, что ли, пока тени от предметов снова не изменили направление.
– Я слышал про Розу Миров, – слегка ошалело проговорил Цмыг. – Эти аномальные тени… Они указывают на порталы между мирами? Что-то происходит со светом, когда открывается очередной?
– Типа того, – кивнул Эдвард. – Искривление световых волн вследствие деформации пространства, или что-то наподобие. Впрочем, это уже вопрос к светилам науки, а не к сталкерам, случайно прибившимся к ней. Короче, выдвигаемся. Пока хозяева этого генератора смертоносных теней не обнаружили пропажу, нам желательно свалить. Причем как можно дальше отсюда.
Владислав Выставной
Она тебя не отпустит
1
А потом лопнуло небо. Трудно описать – как может лопнуть небо. Не придумано таких человеческих слов. Но во всем этом не было ничего человеческого. Просто небо набухло гнойным волдырем – и лопнуло. В образовавшемся черном провале не было места звездам. Ничему там не было места, даже самой материи. Словно показалась прогнившая изнанка Вселенной, видеть которую людям никак нельзя. Тем, кто случайно увидел запретное, полагалось жестоко поплатиться за это.
И хлынул дождь из синеватой слизи. И не дождь даже в привычном понимании. Не было капель. Слизь падала гладкими комьями, вроде амеб из школьных учебников. Некоторые из них разгонялись и стремительно врезались в землю, другие опускались плавно, кружа и рассыпаясь на более мелкие части. Очевидно было одно: вся эта дрянь просто издевалась над законами физики.
В какой-то момент появилась радуга – и многие приняли это за добрый знак. А может, не радуга то была, а очередная дрянь, бьющая по мозгам и лишающая рассудка. Какой-то добродушный толстяк поднялся в полный рост и протянул руку под весело переливающуюся лазурную «каплю».
Дэвид хотел остановить его, крикнуть – но слова застряли в горле. Капля коснулась руки толстяка, мгновенно растеклась по коже – и дальше все было, как в плохом мультфильме: полная фигура вдруг задвигалась волнами, словно слепленная из пластилина. Казалось, кто-то большой и глупый просто взял его, подергал за конечности, покрутил, помял, а когда понял, что ничего путного не получится, – просто скомкал в кулаке в кусок пружинистой липкой массы и отбросил в сторону. И все так беззвучно, обыденно. Достаточно, чтобы прямо на месте сойти с ума.
Завизжала женщина. «О, господи!» – ахнул знакомый старик, торговец из газетного киоска на углу. За спиной нарастала паника. Как они еще могут изумляться, вскрикивать? Будто не ясно было, что вся эта дрянь исключительно враждебна человеку. С самого начала Посещения это очевидно. По крайней мере ему, Дэвиду. Он кричал об этом, убеждал, умолял выслушать. Но кто будет слушать доводы простого школьного учителя? Куда серьезнее аргументы генерала сил быстрого реагирования или священника местного прихода.
Впрочем, представление паствы о том, что на город снизошла благодать Господня, быстро сменилось ощущением Апокалипсиса. Наиболее суеверные еще больше разжигали истерию. Дэвид был убежден: именно они, а не гипотетические пришельцы, стали виновниками такого числа жертв.
С военными было проще. Они восприняли Посещение именно как вторжение, и не иначе. Им было плевать, кто именно напал на город. Они рвались в бой и действовали по-своему грамотно и храбро. Правда, похоже, переоценили собственные силы. Но если бы не военные, жертв могло бы стать еще больше. Дэвид не успел пробиться в эпицентр до того, как подошли танки и было установлено оцепление. Уткнувшись в барьер из полицейских щитов, не замечая удары резиновых дубинок, он что-то кричал, угрожал кому-то и был готов броситься на автоматные стволы и без того перепуганных солдат.
Ведь его маленькая Оливия осталась там.
Наверное, он бы спятил от страха и разъедающего чувства неизвестности, если бы пришельцы, или что бы там ни было, сами не разобрались с оцеплением. Теперь уже Дэвид понял: на военных никто не нападал. Это была стихия. Необъяснимая, жуткая, но безмозглая и слепая. Наши доблестные войска просто не были готовы к встрече с необъяснимым и страшным врагом.
Никто не был готов к этому.
Но тогда он, как и многие другие, заметил наползавшее со стороны эпицентра легкое воздушное марево. Заметили и солдаты. Коренастый капрал припал к стереотрубе, лихо делая отмашки подчиненным, бросая в рацию отрывистые команды. Вместо того чтобы бежать, бросив все, спасая собственные жизни, солдаты изготовились к обороне. Заняли позиции, припав к броне танков и транспортеров, и разом, по команде, открыли огонь. Рявкнули танковые орудия, затявкали скорострельные пушки бронемашин. Было видно, как снаряды рвутся в каком-то десятке метров от орудий, а пули вспыхивают и рассыпаются метеорами, словно наткнувшись на невидимую стену. Несколькими секундами позже, один за другим, солдаты стали вспыхивать, как спички. Это казалось невероятным, диким – словно злобный великан развлекался с увеличительным стеклом, поджигая ничего не подозревающих муравьев. Никто не ушел живым. Так и остались стоять эти обугленные столбики, с подтеками металла от расплавившихся на головах касок.
Такого зрелища было достаточно, чтобы зеваки в панике бросились врассыпную. Эвакуация переросла в хаотическое бегство, в котором людей сбивали с ног, топтали, давили колесами, добивали и грабили мародеры.
Но убежали не все. Даже в простых, благопристойных жителях провинциального Хармонта живут чувства, способные перекрыть страх и чувство самосохранения. Ведь там, в необъяснимом ужасе, обрушившемся с небес, остались их дети.
2
Два часа назад полицейский патруль сообщил по радио, что школьный автобус с ученицами Хармонтского женского лицея отъехал от кампуса. Вроде бы, самое время успокоиться. Как бы не так: на город обрушилась вторая волна ужаса, вызванная явлениями, которые по радио и телевидению уклончиво именовали «аномалиями». В другое время он, Дэвид, и сам с интересом следил бы за развитием событий, может, даже подался бы волонтером в исследовательскую группу – ту самую, что безвозвратно исчезла в эпицентре за несколько часов до новой волны паники. Ведь он всегда считал, что способен на нечто большее, чем преподавать физику хармонтским оболтусам.
Но сейчас он не мог думать ни о чем, кроме дочери. И все эти злые «чудеса» были для него лишь препятствиями на пути к ней.
Их было пятеро – родителей, готовых отправиться в самое пекло ради того, чтобы вытащить детей из этого кошмара. Они собрались стихийно и шли молча, не сговариваясь. В лидерах сам собой оказался Жозеф, чиновник из магистратуры, бывший коммандос из подразделений САС. Именно он оттащил бесновавшегося Дэвида от оцепления, когда солдатик с безумными глазами уже готов был прострелить ему голову. Он же уложил всех на асфальт, когда в полосу оцепления ударило раскаленное марево. И теперь, когда они остались впятером посреди выжженного адским огнем пятна, Жозеф старался сохранять спокойствие и придавал этой отчаянной вылазке организованный характер.
– Да уж, – сказал он, осторожно приближаясь к обугленной мумии капрала. – Оружие у них не в пример нашему. Силища…
– У кого – «у них»? – поправляя очки, робко спросил тощий мужчина, имени которого Дэвид не знал, но помнил, что тот работает в нотариальной конторе.
– У пришельцев, – уверенно сказал Жозеф.
– А может, это русские? – предположил плотный краснолицый мужчина, судя по всему, работяга с угольных шахт по соседству.
– Лучше бы это были пришельцы, – нервно усмехнулся Жозеф, приседая на корточки перед черным пятном у ног мумии. – Если это русские – значит, война, и всем нам крышка. Но это не русские, не может у них быть такого оружия. По крайней мере, я про такое не слышал…
– Вы много чего не слышали, – осматривая массивный фотоаппарат, желчно заметила рыжеволосая женщина, по облику напоминавшая хиппи. Вроде бы, она была из газеты и как-то связана с местными феминистками. Очень неприятная особа. – Лично я думаю, что это наше с вами правительство проводит эксперименты на собственных гражданах.
– Ну уж, скажете тоже… – болезненно ежась, пробормотал нотариус. – Такие эксперименты невозможно скрыть от общественности…
– А чихать они хотели на вашу общественность, – усмехнулась женщина, наводя объектив камеры на жуткую обугленную «статую». Щелкнула затвором. – Это же стадо, которое жрет все, что ему скормят. Оно еще будет смаковать все эти события, пялиться в «ящик» и с аппетитом жрать попкорн. Вот она – ваша общественность!
– Это просто возмутительно! – пробормотал нотариус, с негодованием отворачиваясь. Тут же негромко вскрикнул: застывшая черная фигура солдата вдруг лопнула и рассыпалась мелкой пылью, как перезревший гриб-дымовик.
– Что же это, господи… – отдуваясь, проговорил краснолицый.
– Как же вы не видите? – дрожащим голосом произнес кто-то за спиной. – Это же кара Божья. Содом получил по грехам своим!
Все обернулись. Поодаль, чуть покачиваясь, стоял пастор местного прихода, отец Морис. Его черный костюм дымился, лицо было покрыто копотью, к груди он прижимал обгоревший томик Писания. На редкость внушительная фигура, которая при иных обстоятельствах произвела бы большее впечатление. Сейчас было не до проповедей.
– Что вы здесь делаете? – без особой почтительности поинтересовался Жозеф. – Ступайте отсюда, пока еще есть возможность спастись!
– Никто не спасется, – твердо сказал пастор. – Гнев Господен страшен.
– Не каркайте, святой отец! – процедил Жозеф, всматриваясь в проход между обгоревшими танками. – Вроде все кончилось. Ну, кто за мной?
Не говоря ни слова, Дэвид первым прошел через черную брешь. Замер, прислушиваясь к ощущениям. Вроде бы, температура нормальная и есть надежда не зажариться заживо. Остальные молча последовали за ним.
В проходе, не решившись переступить черту, остался стоять пастор. Так он и стоял, глядя вслед уходящим, размахивая Библией и выкрикивая невнятные знамения. И никто не видел, как его далекая фигурка вдруг подернулась дымкой, оплыла, словно свечка, и осела, превратившись в пузырящуюся лужу на асфальте.
3
– До кампуса всего пять кварталов, – оглядываясь, сказала «феминистка». Как оказалось, ее звали Джейн. – Если нам повезет, автобус мы найдем неподалеку…
Все промолчали. Джейн не зря сказала просто «автобус», а не «автобус с детьми». Словно какое-то табу на упоминание о них. Трудно представить себе неподвижно стоящий автобус, в котором послушно сидела бы и дожидалась взрослых неугомонная малышня. Дети могли оставаться там только в одном случае.
Но про это нельзя даже думать.
Какое-то время шли молча. Наступило затишье. Жуткие «чудеса» никак себя не проявляли, и можно было предположить, что все кончилось. Хотя, если бы Дэвида спросили – что именно закончилось, он не смог бы сформулировать точно. С чьей-то легкой руки происходящее назвали Посещением. Наверное, постарались журналисты, для которых наступил поистине звездный час. Но что стоит за этим словом, никто до сих пор так и не дал объяснения. Посещение предполагает посетителей. Но никто не видел этих незваных гостей. Почему-то данное обстоятельство и вселяло наибольший ужас. Чудовища, которых рисует воображение, страшнее материальных монстров. Тем более что люди действительно боялись, бежали, гибли. И сейчас маленькая группа пробиралась туда, откуда в страшной спешке уже убралось все живое. Говорят, даже зверье бежит из города, крысы удирают стаями, а кто-то, вроде бы, видел, как клубками уползают змеи. Черт возьми, да за всю жизнь он ни разу не видел в Хармонте ни одной живой змеи!
Они осторожно продвигались вперед, обходя брошенный горожанами скарб, машины, автобусы. Дэвид изумленно уставился в окно на первом этаже. Там, за стеклом, спокойно сидел и умывался кот. Заметив его взгляд, кот медленно повернул голову и пронзительно посмотрел прямо в глаза Дэвиду. У того подкосились ноги: взгляд желтых неподвижных глаз, казалось, пронзил его насквозь, просверлив душу. Потеряв интерес, кот продолжил облизываться, и Дэвида так же внезапно «отпустило».
– Проклятье… – прохрипел он, вытирая испарину со лба. – Все нервы…
Светило солнце, было спокойно и тихо. Пожалуй, даже слишком тихо.
– Что-то не так… – тихо проговорил нотариус. Он смотрел на часы, стучал по ним. – Что-то неправильно…
– Что такое? – недовольно отозвался Жозеф. Он быстро шел впереди, и ему не нравилось, что группа не поспевает за ним.
– Солнце… – произнес нотариус. Замялся, оглядываясь, словно вдруг почувствовал себя неуютно.
– Что – «солнце»? – нетерпеливо переспросил лидер.
– Его не должно быть. Сейчас ведь ночь…
Все молча уставились на нотариуса, не понимая, о чем он. По правде, все давно уже потеряли счет времени. Просто не предавали этому значения. Но теперь каждый глянул на свои часы. Сравнили. Странно: у каждого стрелки показывали свое собственное значение.
– Ерунда, – не очень уверенно сказал Жозеф. Постучал по стеклу массивных армейских часов на резиновом ремешке. Глянул на небо. – Как такое может быть?
Дэвид проследил его взгляд. Сердце у него екнуло. Одно из двух: или он сошел с ума, или солнце медленно ползло в обратном направлении!
– Аномалии… – пробормотал он. – Это невероятно!
– К черту аномалии! – крикнула Джейн. – У меня там двойняшки, они голодные! Они напуганы всем этим дерьмом! Они ждут меня!
– Верно, идем дальше! – решил Жозеф. – Черт с ним, с солнцем, ученые разберутся…
Они вышли на широкую улицу, вдоль которой навсегда застыли остовы танков и бронетранспортеров. Правительство с перепугу бросило сюда приличные силы. Никто и подумать не мог, чем все обернется. Что характерно: ни солдат, ни их останков видно не было. То ли бойцы сбежали со страху, то ли сгинули без остатка, столкнувшись с неведомым доселе злом. Как всегда, людей бросили в котел, а спасать их никто не думал. Там, наверху, больше пришельцев боятся за собственные кабинетные кресла.
– Смотрите-ка! – неожиданно сказал краснолицый работяга.
В руке у него была лопата, которую он прихватил с собой в качестве средства самообороны. Он демонстративно крутанул лопату в руке и ткнул в борт какой-то бронемашины.
Все изумленно ахнули: мощная на вид броня прогнулась, словно резиновая. Работяга ухмыльнулся и с размаху ударил древком по машине. Характерного стука металла не было – бронетранспортер заколыхался, словно был отлит из желатина.
– Черт меня раздери… – пробормотал Жозеф. – Это что же за хрень такая?
– Вот и я хочу понять, – отозвался работяга. – Как же оно так получается? А ну-ка…
– Осторожно! – по какому-то наитию воскликнул Дэвид, и бывший коммандос замер с ногой, занесенной для удара. В глотке Дэвида застряли совершенно неуместные слова о нестабильных молекулярных связях – будто это имело сейчас хоть какое-то значение.
Краснолицый не успел отреагировать на его возглас или же просто не внял предупреждению. И ткнул в броню кулаком.
– О, господи! – вырвалось у Джейн.
Кулак вошел в металл, как в масло. И тут же с краснолицым началось неладное. Он ахнул – то ли от боли, то ли от изумления, но даже не попытался выдернуть руку. Вместе со всеми он в оцепенении наблюдал, как по руке, по ткани клетчатой рубахи, все выше и выше разбегаются «побеги» с тусклым металлическим отблеском. Вот металл охватил всю руку, вот перекинулся на туловище, коснулся шеи…
И тут работяга закричал. Неожиданно слабо, тоненько, но от этого крика кровь стыла в жилах.
– Помоги-и-те…
Нотариус и Джейн бросились было на помощь, но были остановлены яростным рыком Жозефа:
– Стоять! Назад!
– Помоги-и… – проблеял в последний раз работяга. Его колотило в конвульсиях. По какой-то причине он все еще продолжал стоять на ногах, словно слившись с броней машины. Жидким металлом залило ноги, туловище, лицо. Последним живым участком оставался правый глаз, безумно вращавшийся посреди застывающей металлической массы. Что-то хрустнуло – и глаз плевком вышвырнуло из глазницы. Вывалившись, он бессильно повис на нерве, медленно обретая металлическую фактуру.
Нотариус упал на колени. Его вырвало.
Остальные в оцепенении таращились на металлическую «статую», быстро покрывавшуюся рыжеватой ржавчиной. Судьба спутника произвела на них тягостное впечатление. Еще больше Дэвида потряс поступок Жозефа. Тот поднял брошенную лопату и ткнул в застывшую фигуру. Та характерно колыхнулась. Жозеф встал рядом и сказал:
– Сфотографируй нас! Ну же, Джейн!
Женщина машинально подняла фотоаппарат, взвела затвор и щелкнула, не снимая крышки. Жозеф этого не заметил: в его взгляде появились огоньки безумия.
– Мы найдем этих гадов и убьем, – пообещал он, подойдя к Дэвиду и хлопнув его.
– Кого? – сжавшись, спросил Дэвид.
– Чертовых пришельцев, – пояснил Жозеф. – За то, что они с нами делают, они должны сдохнуть!
– А если их нет – пришельцев? – тихо спросил Дэвид.
Но Жозеф его не слушал. Он шел впереди. И теперь в его руке появился пистолет.
4
До кампуса остался всего один квартал, когда нотариус вдруг тонко и протяжно завыл. Жозеф проследил его остекленевший взгляд и тихо сказал:
– Твою мать…
Солнце, так обманчиво зависшее в небе, вдруг медленно и страшно пошло к горизонту. Оно не клонилось к западу, нет. С каким-то невероятным, напоминающим лавину грохотом оно поползло вертикально вниз. Будто кто-то опускал занавес в безумном театре. Несколько секунд за горизонтом сверкали вспышки, словно там безумствовали огни стробоскопов. И наступила тьма.
– Боже, я ничего не вижу… – донесся глухой голос нотариуса.
– Мне страшно… – всхлипнула Джейн.
– Спокойно, глаза должны привыкнуть к темноте, – не очень уверенно сказал Жозеф. – Главное, не двигайтесь, пока не вернется зрение.
Дэвид отчаянно моргал, протирал глаза. Но видел одну лишь серую муть. Зато начал слышать то, чего не замечал до этого.
Звук. Тонкий, зудящий, раздражающий. Поначалу было никак не понять, что является источником этого звука. Но вдруг Дэвид с изумлением понял, что видит этот звук! Или напротив – слышит окружающие предметы. Это казалось безумием. Он слепо повертел головой и услышал справа от себя стену здания, а слева – три расплывчатые фигуры.
– Что это? – проговорила Джейн. – Что со мной?
– Я не знаю, – растерянно проговорил Жозеф. – Но мне это не нравится…
Дэвид явственно ощущал, как бывший САСовец кружится на месте, слепо обводя пространство стволом пистолета.
– Мне кажется, я знаю, – сказал Дэвид, все тем же странным чутьем «разглядывая» собственную руку. Рука казалась состоящей из серой полупрозрачной субстанции. Такое «зрение» давалось с усилием, от которого начинало подташнивать. – Это как эхолокация у летучих мышей… Или дельфинов… Мы почему-то «видим» не зрением, а слухом…
– Какого черта! – прорычал Жозеф. – Мы не летучие мыши, мы…
В глаза ударило резким светом – из-за крыш выползала кроваво-красная Луна. Тут же странное «звуковое зрение» исчезло.
И началась стрельба. Инстинктивно Дэвид упал на асфальт, повалив за собой Джейн. Нотариус скрючился в нелепой позе. Только Жозеф, застыв в позе ковбоя, держа пистолет двумя руками, с криком палил куда-то в темноту. Прямо над ухом звенели падающие гильзы, тянуло порохом.
Выстрелы оборвались – кончились патроны. Жозеф тяжело дышал и судорожно менял магазин с выкриками:
– Вы видели?! Нет, вы видели?
– Что там, Жозеф? – крикнула Джейн.
Ответа не последовало. Жозеф тяжело дышал, всматриваясь в темноту. Медленно опустил пистолет. Глухо произнес:
– Я… Я не знаю… Пойду посмотрю…
– Мы с тобой! – решительно заявил Дэвид.
– Не думаю, что это хорошая идея. Там было… – Жозеф запнулся, – что-то жуткое…
– Тем более! – сказала Джейн. – У тебя хотя бы пушка… А что это было?
– Говорю же – не знаю! – огрызнулся Жозеф. – Только я чуть не обделался от страха!
Маленькая группа осторожно двинулась вперед. На углу квартала, в пятне лунного света, в подтеках темной жидкости лежало тело. Жозеф поднял пистолет, глядя на него поверх прицела. Медленно приблизился, присел.
– Это собака, – удивленно произнес нотариус.
– Вижу, – мрачно сказал Жозеф.
– Выходит, тебе показалось?
– Ничего мне не показалось, – подымаясь, проговорил Жозеф. – Здесь было чудовище. Жуткая тварь. Может, пришелец.
– Ты видел, что здесь творится с предметами? – тихо сказал Дэвид. – А с небом? Со зрением и слухом? Может, тебе просто показалось?
– Может, и так, – нехотя признал Жозеф. – Только, вот, что показалось тем, кто заживо сгорел в танках? Или кого расплющило в лепешку на ровном месте? Вы видели по телеку, как с неба сдернуло вертолет – будто кто за веревочку дернул? Это что, тоже показалось?
– Я просто хотел сказать, что не все здесь такое, каким видится, – сказал Дэвид. – Никто не знает, что здесь произошло, но все это совершенно необъяснимо с точки зрения здравого смысла. Так что я не стал бы подгонять все под привычные рамки…
– Ты это о чем? – хмуро спросил Жозеф.
– О том, что не стоит с ходу палить в непонятное, – спокойно пояснил Дэвид. – Неизвестно, чем это может обернуться…
– Я сам буду решать, когда и в кого стрелять, умник! – с неожиданной злобой выдавил Жозеф. Приблизился и грозно навис над ним. – В своем подразделении таким соплякам я с ходу мозги вправлял. Так что, если хочешь выжить и вытащить свою соплячку, заткнись и делай, что я скажу!
Дэвид прикусил язык. Здесь, в эпицентре необъяснимых и страшных событий, его жизнь ничего не стоила. Имела значение лишь жизнь маленькой Оливии, которую он все еще надеялся разыскать.
Последний квартал они прошли молча. И увидели школьный автобус.
5
– Нет! Нет, как же это?! Как?.. – завыла Джейн. Ноги ее подкосились, она стала медленно оседать на брусчатку. Дэвид машинально подхватил ее под руки, но сам почувствовал дрожь и слабость в руках.
Автобус выглядел так, словно его облили из цистерны с азотной кислотой. Стекла сплошь растрескались и осыпались, краска слезла, скаты колес стекли и застыли грязными пузырями. В корпусе зияли рваные дыры, сам металл висел всюду драными лохмотьями. Довершал страшную картину скелет водителя в кричаще целехонькой фуражке.
– А может… Может, они там… Прячутся… – забормотала вдруг Джейн, неловко подымаясь на ноги. Ее шатало. – Они у меня такие трусишки…
– Стойте! – Дэвид попытался удержать ее за руку.
– Отстаньте! – взвизгнула женщина и, вырываясь, в бессмысленной ярости ткнула его ногой в плечо. Дэвид зашипел от боли и, схватившись за руку, следил, как Джейн неровно бежит к автобусу.
Неладное почуял и Жозеф. Крикнул:
– Стой, дура! Куда?!
Джейн не слушала. Она приближалась к мертвому железному остову, замершему посреди пустынной площади. Только сейчас Дэвид понял, что его насторожило больше всего – эта чистенькая, словно вылизанная, площадь. Даже старые камни сверкали здесь так, будто их пару часов назад тщательно отмыли от вековых наслоений. Это была всего лишь одна из множества странностей, что творились в округе, и наверняка куда более безобидная, чем…
– О, господи… – выдохнул над ухом нотариус. Жозеф грязно выругался.
Дэвиду показалось, что у него что-то случилось со зрением. Только что он видел бегущую женщину – а теперь ее нет. Словно кто-то вырезал несколько кадров при монтаже киноленты. И лишь присмотревшись, заметил на месте, где только что видел бегущую неказистую фигурку, темное пятно. Вроде бы, влажное.
– Я понял… Они все погибли… – закрыв лицо ладонями, прошептал нотариус. – И мы все погибнем… Нужно бежать… Бежать отсюда…
И тощий человек с безумным взглядом бросился в переулок – туда, откуда пришла маленькая группа. Оставшиеся двое смотрели ему вслед. Они были слишком подавлены, чтобы останавливать беглеца.
– Все ясно, – мрачно сказал Жозеф. – Наших детей здесь нет.
– Думаешь, они погибли? – с усилием произнес Дэвид.
– Надеюсь, что они успели выбраться из автобуса, – с напускной рассудительностью проговорил Жозеф. – С ними должна быть классная дама – или как там у них зовут воспитательницу?
– Да, да, конечно! – пробормотал Дэвид. – Они выбрались и ушли безопасной дорогой. Думаю, они уже там, за оцеплением…
Они молча развернулись и поплелись назад, стараясь не встречаться взглядами. Все было плохо. Очень плохо.
Но худшее ждало впереди.
6
– Где мы? – оглядываясь, спросил Дэвид.
Он отлично знал Хармонт, но сейчас попросту не узнавал улиц. Точнее, улицы были знакомые – но словно были беспорядочно перемешаны, перетасованы, как в кубике Рубика. То ли это какая-то очередная аномалия, то ли просто сказывалась усталость.
Читать бесплатно другие книги:
