Третья сила. Сорвать Блицкриг! (сборник) Вихрев Федор

Сна ни в одном глазу, стою, прислонившись к броне, и глотаю ночной воздух. «Гочкис». Пулемет Гочкиса. Точно такой же Олегыч поставил в мастерской, там, в лесу. Смотрю перед собой невидящим взглядом. Сергей Олегович, первый и пока последний погибший из наших современников. И постоянное нервное напряжение последнего времени. Как итог — слезы. Те самые, скупые, которых не стыдно и которые не остановить. Олегыч…

— …Не спи, замерзнешь. — Крепкий удар по плечу возвращает в реальность.

Хмм, действительно, простоял я так долго, минут пять. Хватит — отправляюсь вместе с экипажами осматривать машины: технике сегодня тоже досталось. Несмотря на бодрящий холодок, над ними колеблется марево горячего воздуха. Над стволами, выпустившими за сегодня чертову уйму снарядов, над бронежалюзи моторов, таскавших нас по дорогам и городу. Наглядное доказательство того, насколько было жарко.

Результат обнадеживает: и оружие, и шасси перенесли проверку боем достойно. Неполадок не было, проблем в ближайшее время не предвидится. Эффективность — впечатляет, причем у двухстволок тоже. Хорошие машинки мы сделали. В серии бы еще они себя так же показали, ну да это в наших силах.

Возясь с машинами, не перестаю думать — а на фига? Город взяли, причем с небольшими потерями. Перевели уйму боеприпасов и… Все. Сидим в городе, ни назад, ни вперед, как тот охотник. Дальше, черт меня дери, что? Или…

Додумать эту, несомненно, гениальную мысль не дает возвращение Ники. Легко раненная, уставшая, но живая. И слава богу. Спи Ника, все в порядке, все сделаем, и даже больше.

Олег Соджет

Добравшись до рембата, мы, сдав технику механикам для ремонта и ТО, все, кроме часовых, повалились спать. Все ж бой нас всех здорово вымотал.

Когда я проснулся, то услышал какой-то шум на дворе. Выглянул и прихватил кусок разговора.

— Ну не могу я вашу «тридцатьчетверку» починить. Ей двигатель разбило, а запасного нет! — оправдывался механик.

— Но как же так? Были ж раньше! — удивился командир танка.

— Дык раньше были, но уже нет. Закончились. Их было всего три у нас, и два из них еще в дороге использовали, чтоб технику на ходу держать, не бросая. А последний — другой машине достался.

— Так, — влез я в спор, чтоб его прекратить, — идем-ка на месте посмотрим.

Осмотр танка показал, что механик прав и сделать с машиной ничего не выйдет. Двигатель надо менять однозначно. Да еще, как оказалось, орудие тоже повреждено. В результате я приказал с машины снять все, что могло пригодиться, а сам танк подорвать, утянув его в поле. Подрыв шел в два этапа, как отработка способа уничтожения Т-42, буде его придется бросать. И выглядело это так — вначале в дуло засунули небольшой подрывной заряд, который полностью уничтожил орудие, а потом в танк загрузили фугас, который превратил Т-34 в груду покореженного металлолома.

— Но вы не волнуйтесь, товарищ лейтенант, — попробовал утешить грустно наблюдавшего за подрывом своей машины механик, — без танка вы не останетесь. Если, конечно, захотите его взять… Он вон там стоит. Уже починили даже.

Мы заинтересованно пошли туда, где должен был стоять указанный танк…

— Вот это да! Эт какая заготовка под буратину сюда этот гроб приперла?! — выдал я в полном охренении.

Летеха выглядел не лучше, разглядывая стоящий перед ним французский Char В-1bis. Однако, поматюкавшись, все-таки мы пришли к выводу, что лучше хоть такой танк, чем никакого, и, позвав экипаж, стали осваиваться в новой машине. Я же пошел к Ане с намерением рассказать ей о том монстре, на который мы Т-34 сменяли…

По дороге я узнал, что ремонт Т-42 закончен и танк уже снова в строю. Потом, рассказав таки Ане о новом танке роты, я стал думать, как этот гроб на гусеницах можно наиболее оптимально использовать.

Финны

— Лейтенант, откуда вы в таком виде? Что произошло? Почему нет связи с гарнизоном Виипури?

— Ваше высокопревосходительство, вот пакет от полковника Пирвонена! Он командует обороной города. Когда я покинул город, русской колонне оставалось около десяти километров пути. Резервов больше нет, город почти беззащитен!

— Не поддавайтесь панике, лейтенант! Наши союзники непременно помогут нам! Там в десяти километрах от города стоит немецкая часть.

— Ваше превосходительство! — Голос лейтенанта сорвался. — После того что я сегодня сам увидел, я не могу считать немцев не то что союзниками, но даже нейтралами! Они убили наших мирных жителей!

— Что вы несете, лейтенант? Вилле, с тобой все в порядке?

— Ничего не в порядке! После того что я видел сегодня, немцы мне враги, как и русские!

— Успокойтесь, лейтенант! Расскажите все по порядку!

— Дядя, они всех убили! Всю колонну! Сначала с самолетов, а потом пришли эти! В маскхалатах, и дорезали всех! Там не осталось никого живых! Ты понимаешь, никого из почти трехсот мирных! Там были женщины и дети! Они всех убили!

— Кто? Русские?

— Немцы! Да, господин фельдмаршал! Ваши любимые немцы!

— Ты уверен, Вилле? Как это случилось? Почему? Немцы?

— Сначала на колонну беженцев налетели «штуки». Отбомбились и проштурмовали. Я был позади колонны, еще не догнал.

— Ты уверен, что это были немцы?

— У русских нет монопланов с неубирающимся шасси и крылом в виде крыла чайки наоборот. Русские не бросают на колонну бомбы с фосфором!

— Дальше! — упавшим голосом сказал Маннергейм. — Продолжайте, лейтенант Пирвонен.

— Потом, примерно через полчаса к пытающимся разгрести ту кашу, что получилась на дороге, подошли около пятидесяти человек в маскхалатах и начали планомерно уничтожать выживших. Мне кажется, не ушел никто! Я к тому времени почти догнал колонну. Только чудом остановился за утесом и решил посмотреть. Они всех убили! Даже детей!

— Ты уверен, что и это были немцы?

— Да, дядя! Я немного говорю по-русски и по-немецки… Это точно немцы. Они ругались между собой, а еще больше ругали летчиков, что те бьют не кого надо, а кого легче. Они заметали следы ошибки своих летчиков!

— О, боже! За что все это? Вилле, ты знаешь, что с моей дочерью?

— Господин фельдмаршал, ваша дочь должна была ехать в автобусе в этой колонне, вместе с остальными работниками банка.

— Ты видел?

— Автобус сгорел до остова…

Саня

На ночевку я разместил свой экипаж в одном из немногих сохранившихся домов. Нам досталась большая комната на втором этаже. Рядом разместились разведчики и смена артиллеристов. До Круглой башни, где организовал штаб Мындро, надо было пройти около двухсот метров. В доме кроме стариков-хозяев оказалась симпатичная девушка, испуганно глядевшая на нас и явно ожидавшая гадостей. Можно сказать, что ее ожидания не оправдались — солдаты просто повалились спать — усталость перехода давала о себе знать. Бодрствовать остались только дежурные. Наутро хозяин дома, вполне сносно говоривший по-русски, поинтересовался, надолго ли мы пришли. Я ответил, что в город — навсегда, а из его дома выселимся при первой же возможности. Дед покачал головой и сказал по-русски, что так и подозревал. К моему удивлению, оказалось, что девушка тоже неплохо говорит по-нашему. После нескольких фраз, убедившись, что за свою честь пока можно не беспокоиться, она, наконец, назвала свое имя.

— Минна.

— Александр. Скажите, Минна, а чем вы занимаетесь?

— Сижу с вами, жду смерти.

— Есть за что?

— Наверное — да. Это вам решать.

— Что же вы такого натворили? Стреляли в русских солдат? Покажите плечи, пожалуйста.

— Не стреляла. Даже не вредила никоим образом. Смотрите. Мне продолжить с одеждой?

— Как хотите…

— Тогда, разрешите, я все же приведу платье в порядок.

— Да, конечно. А что вы ждали?

— Честно? Насилия и смерти.

— Боюсь, я вас разочарую… Давайте вернемся к причине, по которой мы должны вас убить? — Девушка стала выглядеть еще испуганней.

— Я просто работала в банке…

— Почему же мы должны лишить вас жизни?

— Вы точно это сделаете… Только, прошу вас, не насилуйте… Умоляю…

— Да ладно тебе, документы есть? — Она вдруг испугалась гораздо сильнее, чем раньше, и протянула какой-то пропуск. От прочитанного я аж присел.

Степан

Блин, везет же Сане на непростых пленных. Хотя, какой это на фиг пленный? Так, изрядно напуганная девчонка.

Финны

— Кейо! О боже, ты жив? Ты вырвался!

— Нет, Карл, меня просто отпустили. Меня, водителя и твою дочь.

— Она жива! — Словно тысячекилограммовый груз свалился с плеч старого фельдмаршала. — Я верил. Я ждал.

— Да, Карл. Она просто в последний момент вышла из автобуса. Не захотела бросать родителей твоей жены… Мы видели то, что осталось от автобуса… и от всей колонны. Карл, это не русские!

— Ты уверен?

— Да! Я сам видел, что «штуки» работали по тому району. Я еще удивился, что русский авангард прошел мимо города. А он на самом деле не прошел.

— Мы не удержали Виипури…

— Да, не удержали. К моменту подхода русской особой бригады у меня в городе осталось три батальона береговой стражи, один «щюцкора» и рота, шедшая на фронт. Ну и несколько зениток. Остальное этот идиот раздергал на бесполезные засады.

— Дальше…

— Русская бригада генерала Мындро, по-моему, все эти засады не заметила — как комаров побила и дошла до города. Про потери авиации и «Вяйнемяйнен» говорить, или ты лучше меня знаешь?

— Знаю… Что было в городе?

— Было страшно, Карл. Русские действовали небольшими группами, с автоматическим оружием. Окружают дом или опорный пункт. Предлагают сдаться. Если гарнизон отказывается — с небольшого расстояния обрабатывают артиллерией, а потом зачищают. Пленных после отказа не берут вообще. Несколько солдат поднимали руки, но их просто пристрелили.

— О, боже! Ты сказал «зачищают»…

— Да, это их новый термин… Поверь, эта бригада запросто могла дойти хоть до Турку… И «зачистить» все по пути. Это не мы их остановили, и уж тем более не эти скоты из Германии.

— Немцы пришли тебе на помощь?

— Нет! Город почти уже был взят, когда они зашевелились. Танковый батальон начал двигаться не к городу, а к своему секретному объекту вот здесь, — полковник ткнул в карту. — Русский осназ капитана Ивановой начал штурм объекта. Немцы помчались выручать и напоролись на бронеарьергард под командованием подполковника Медведя… Около роты. И немецкого батальона просто не стало… Совсем… Карл, это был немецкий батальон на свежих танках, полностью укомплектованный. Против русской роты, только что перенесшей тяжелый марш.

— Ты откуда все знаешь?

— Мындро просветил. Да и я сам видел многих из перечисленных. Понимаешь, это та самая бригада, что летом остановила немцев под Смоленском. Не в лоб, а просто пройдясь по тылам. А перед Новым годом — сделала коридор вдоль Черного моря. Да, и еще… они коллекционируют фуражки вражеских генералов! Гудериан, Клейст, Дитрих… У тебя есть серьезные шансы пополнить коллекцию…

— Кейо, прекрати истерику!

— Это не истерика, Карл. Я видел их близко, с некоторыми даже разговаривал — это не Красная Армия позапрошлой зимы… Это что-то совсем другое. Ты понимаешь, что представляет собой бригада, если сам Мехлис не считает зазорным воевать в ней простым командиром танка?

— Кто? Кем?

— Лев Захарович Мехлис! Слышал о таком? Командир танка! Ну, я, конечно, думаю, что он там еще для чего-то… А помнишь, у русских командующими ВВС были Рычагов и Смушкевич? Они здесь же воюют простыми летчиками. Карл, может, это наш шанс? Выйти из войны с минимальными потерями? Дальше будет только страшнее…

— Мне надо все обдумать… Я посылал разведку на дорогу к Виролахти. Разгром колонны подтвержден. Следствие ведется. Вечером будут результаты экспертиз. Давай подождем.

— Карл, а ты не боишься, что в обед они получат приказ идти на Хельсинки? Ты понимаешь, они сняли все указатели с надписью «Виипури» и поставили «Выборг». А майор Бондаренко при мне посоветовал маляру заготовить трафареты «Гельсингфорс» и «Гангут».

Саня

Одновременно с прибытием по льду первых подразделений стрелковой дивизии из леса начали выходить группы осназа НКВД и армейской разведки, шедшие параллельно или несколько впереди бригады, просочившиеся в прорыв и выброшенные десантом в тыл финнам. Их оказалось гораздо больше, чем я предполагал. Во многом благодаря деятельности этих подразделений на дальних подступах бригада потеряла за время прорыва менее десятой части своего состава. Группы после непродолжительного отдыха отправлялись на Большую землю по льду или воздухом.

…Уже четвертый день мы занимались укреплением позиций в Выборге. На расчищенной площадке приземлялись самолеты, привозившие грузы и забиравшие раненых. Штурмовики, сделав по два-три вылета в первый и второй день, сидели без дела. Из Кронштадта несколько раз приходили отряды аэросаней с грузом. Машины по льду не пускали. Финские войска после отъезда полковника нас не атаковали. Иногда наши передовые посты замечали разведгруппы финнов, не приближавшиеся к нашей обороне. Ситуация «повисла». Часть нашей и трофейной техники нам удалось отремонтировать, экипажи пополнились за счет выживших. Офицеров СС из захваченного Никой бункера отправили транспортным самолетом в тот же день. Тишина на фронте вещь поганая — кто-то из противников обязательно готовит оппоненту большую гадость. Причем, насколько я понимаю, готовим ее явно не мы. Разведчики притащили пилота «лаптежника», сбитого зенитками в день штурма Выборга. Почему его удалось поймать только сейчас — непонятно, но командир группы сказал, что пленение произошло в видимости от разведгруппы финнов, и они попыток выручить немца не предприняли, хотя явно наблюдали за процессом. Я собирался, было, присутствовать на допросе, но Недорубов-старший сказал, что всех пленных офицеров Мындро приказал тащить к нему. Пока летчика приводили в порядок, а после пары ударов по морде — ему это требовалось, я прошел в зал, где обычно проводились все совещания штаба бригады. Подходя к двери, я услышал тихий разговор. Голоса Мехлиса и Мындро были спокойными и серьезными.

— Михаил, ты понимаешь, что тебя просто подставили? Вернее, твою бригаду.

— Понимаю. Только не понимаю, кто.

— Тут дело такое, понять нужно, кого подставили. Тебя? Попаданцев? Всю бригаду? Цель кто?

— А вы?

— Я? Я приехал в последний момент, и сразу к тебе. Предсказать это просто нереально было.

— То, что поддержки фронта не будет, понятно было сразу. Только вот зачем у нас приказ нарисовался держать Выборг? Да и вся операция какая-то бессмысленная. Из пушки по воробьям на заднем дворе, когда в главную дверь ломятся разбойники с оружием.

— Вот это меня и смутило. Поэтому я здесь. Только вот не сдвинулось следствие. Ничего нового пока не узнал.

— Может, с попаданцами поговорить? Они думают совсем другим местом, и это не то место, на котором сидят. Может, просто мы чего-то не видим?

— Надо обдумать. Собери их через часик-полтора. А пока летчика поспрошаем. А есть что от Пирвонена?

— Пока ничего. Но, как видите, огонь финны не ведут. Разведка по позициям не лазает. А доехал ли куда надо — неизвестно.

Михаил Дмитриевич сносно говорил по-немецки, поэтому допрашивать летчика стал сам. Нам он переводил свои вопросы и ответы немца. Сухов стенографировал. Мехлис безучастно сидел в сторонке. На допросе собралось около десятка любопытствующих.

— Имя, звание, должность?

— Командир бомбардировочного штаффеля особого назначения гауптман Ганс-Ульрих Рудель, кавалер ордена Рыцарского креста с мечами.

— Еще одни мемуары накрылись, — прокомментировал Степан.

— На чем летали? — продолжил Мындро.

— А вы что, не видели, во что стреляли?

— Я глаза закрываю, когда целюсь, — пробурчал Степан. Немец шутку не оценил.

— Отвечайте на вопросы, гауптман. Мы азиаты, и можем заставить вас ответить, только ущерб здоровью будет большой. А так у вас есть шансы спокойно дожить до старости.

— Я думаю, мне недолго быть в плену…

— Мы тоже так думаем… Год-полтора при хорошем поведении. Потом будете жить в мирной Германии, заниматься мирным трудом.

— Я думаю, вермахт освободит меня раньше, и я снова буду летать.

— Ваше право. Продолжим?

— «Юнкерс», модель 87, модификация Г-1. Пока несерийная, но скоро мы будем истреблять русские танки по десятку за вылет.

— Вы оптимист, гауптман. Как случилось, что такой знаменитый пилот оказался в такой дыре, да еще и на экспериментальной машине? С какого аэродрома летали?

— Хельсинки. Приказы командования не обсуждаются.

— Много таких самолетов в вашей эскадрилье?

— Было три. Остальные — обычные «Доры».

— А теперь?

— Два сбиты. Но вряд ли это повлияет на перспективы выпуска. Т-34 в крышу и в борт на полигоне пушки нового «Юнкерса» пробивают, а тяжелых танков у вас слишком мало. Генерал, сложите оружие, и у вас будет шанс выжить в войне. Вермахт и люфтваффе непобедимы.

Степан

Непобедимы, ага. Кто ж тебя на землю-то приземлил, штрудель ты наш. Оптимист, блин. Одно обидно — опять танкисты, скорее всего, отличились. Ибо, если не сильно про него врали у нас, то имел привычку этот Ганс лезть вперед до победного. А такого орла срезали уже танкисты. Но что-то ты больно борзый, юноша. Какую-то бяку нам, похоже, таки готовят. Опять же, Г-1. Это вроде который с пушками. Тот еще агрегат. Нет, летать оно летало; стрелять — стреляло. И даже попадало, и иногда в цель. Но впечатления не произвело, да и появилось позднее. А тут? Танкистам, скорее всего, особо боятся нечего — не страшнее обычной «Штуки», а вот зенитчикам может и поплохеть. Или нет?

Ладно, черт с ним, с этим штучным пилотом, сейчас-то что делать? Сидим, но не курим, а как черти носимся. При захвате города нам досталось какое-то количество трофеев, в том числе и зенитки. Старье, конечно, но вполне боеспособное. Сейчас дружною толпою организовываем систему зенитного огня, причем сразу оговаривается, что предусматривается возможность стрельбы по наземным целям. О как. Да еще должна подтянуться стрелковая дивизия. Зачем? Или мы собираемся держать город до победного конца? Но тогда кто-то нас со свету решил сжить: я молчу про немцев, их здесь сильно много быть не может, но финны… Им, считающим, неведомо с какого перепуга, что русские захватили исконно финский город Виипури (гы-гы-гы, вот шведам-то обидно), эта операция страшно не понравится. А значит, товарищи, которые от немчуры только цветом свастики и отличаются, вместе с «большим братом» скоро начнут нас бить. И, может быть, даже ногами.

Впрочем — уже начали. Финны таки перерезали «пуповину» прорыва, и та дивизия, которая должна была нас усилить, застряла на полдороге. Мы проскочили, а им досталось. Выбраться они из леса выбрались и даже вроде боеспособными, но изрядно потрепанными. Теперь они, усиленные бригадой морской пехоты, прибывают по льду вместе с топливом и боеприпасами для нас.

Саня

Высоко в небе над Выборгом закипел бой. В поле моего зрения попал десяток самолетов. Какие именно это были машины, чьи и сколько, точно разглядеть не удавалось. Единственное — все они были одномоторными монопланами с убранными шасси. Бой продолжался около пяти минут, когда со стороны Ленинграда подошли еще двенадцать «яков». Теперь уже было видно, как четыре из семи оставшихся к тому времени самолетов на полном газу уходили на северо-запад. На посадку зашел Як-6, которого и прикрывала подошедшая дюжина наших истребителей. Три разведгруппы, по числу столбов дыма от сбитых самолетов, умчались «собирать одуванчики». Я заметил только два купола парашютов. Оба приземлились совсем рядом с городом. Третий самолет упал на лед залива.

Через минут двадцать стали известны результаты — два «мессера» и один И-180. Наш пилот разбился в самолете. Один из немцев, с Железным крестом на груди, застрелился, когда увидел подбегающих красноармейцев. Второй немец даже не пытался убежать или сопротивляться, только лепетал что-то о Женевской конвенции и о детях. Посмотрев его летную книжку, выяснили, что на фронте он совсем недавно, сбитых еще нет, а это его восьмой вылет. Пленного доставили в штаб Мындро, но тот отложил допрос. Гораздо больше внимания наш командир и Мехлис уделили гражданскому, что прилетел на транспортном «яке». Сидели в зале втроем они около часа. Затем гражданский улетел, правда, попутно прихватив с собой несколько пленных немецких офицеров.

Степан

Вроде что-то проясняется: разведчики начали летать пачками. Не «рамы», что-то другое. Обычно ходят на хорошей высоте. Нет, достать мы их, в принципе, можем, но выдавать количество наших средних зениток мне не хочется. И наши штатные, и трофейные пушки замаскированы. Плюс оборудовали ложные позиции и тоже замаскировали. Естественно, с поправкой на задачи: ложная позиция должна выглядеть как замаскированная пушка на позиции, настоящая — как что угодно, но не орудие. Так что высотники летают безнаказанно, опасаясь только истребителей. Авось поверят, что, кроме автоматов, у нас ничего нет.

Кстати, эти «автоматчики» и свалили слегка приборзевшего летуна, решившего пройти на малой высоте. Самолетик сгорел, даже сувениров не осталось, а вот пилот в рубашке родился — приземлился очень удачно, синяками отделался. Он, летун оказался финном, сообщил, что их перебросили из-под Хельсинки для «уничтожения азиатов, посягнувших на территорию Суоми». Блин, это что, тоже Геббельс писал? Очень похоже, по-моему. Также рассказал, что ходят упорные слухи, что русские решили-таки оккупировать «красавицу» и что финская армия и финский народ им, то есть нам, этого сделать не даст. Интересно получается: почти элитная бригада, которая уходила в рейд перед глобальным ударом на юге, появляется на севере. Прорывает фронт, отбивает плацдарм и останавливается. Зачем? Правильно, дождаться подкреплений и продолжить наступление. И вот ведь, что интересно, сил у нас — бригада с неполной дивизией, а наши ведут себя так, будто всю Скандинавию завоевать собрались. Все ниче, но предстоящая драка со всей финской армией оптимизма не внушает… Отставить! Не внушает ему, паньмаш… Летом собирался весь вермахт победить, с восемью сотнями людей, между прочим, а тут и народу больше, и противник послабей, а нервничаешь, как не знаю… Стареешь, наверное.

Саня

…Мой «Штурм», громко лязгая гусеницами и подсвистывая двигателем, медленно ехал в конце колонны техники бригады. Оглянувшись, я заметил одинокую фигуру девушки в шинели возле «эмки». Она стояла и смотрела нам вслед, время от времени вытирая слезы. Расстояние все увеличивалось, и скоро отдельные движения стали неразличимы. Только за поворотом я перестал смотреть в ее сторону. На душе было тяжко.

«Увижу ли я еще когда-нибудь эти голубые глаза? Услышу ли ее голос? Не знаю. Впереди ждет слишком много событий. Слишком много боев еще нужно пройти. И всегда и везде победа должна быть со мной. Я не обещал Оксане, что буду с ней. Я даже не говорил с ней о любви, и уж тем более у нас ничего такого не было. Только поцеловал в губы на прощание. И она оставила мне адрес. Я напишу. Я обязательно напишу, а когда война закончится, я заберу ее с собой», — крутились мысли в моей голове, а самоходка ползла в сторону фронта…

— … Майор Бондаренко! Вас генерал армии вызывает в Круглую башню! — оторвал меня от мыслей об Оксане голос лейтенанта, приехавшего с Мехлисом. — У входа легковушка стоит для вас с Суховым.

— Ясно. А что от меня надо, не знаешь? — Я вразвалочку подошел к самоходке и стал приводить в порядок форму.

Глаза лейтенанта стали неестественно огромными. Он, видимо, привык, что на подобные известия реагируют по-другому. Когда я обошел здание, Сухов уже сидел на месте водителя автомобильчика неизвестной породы. Путь к Круглой башне занял около десяти минут. Правда, из-за гололеда тормозили уже бампером в крыльцо, но машина еще проявляла признаки жизни. Мы вошли внутрь здания. Было натоплено. За столом сидели Мехлис, комэск Титов и неизвестный мне морской офицер. Напротив, у стены, стояли три человека в красноармейской форме без знаков отличия. За спиной сидящих, тоже вдоль стены, стояли Мындро и оба Недорубовых, к ним мы и присоединились. Лев Захарович, посмотрев на количество собравшихся, встал и начал читать с листа.

— В связи с искуплением вины перед трудовым народом Союза Советских Социалистических Республик, чрезвычайная комиссия Народного Комиссариата Государственного Контроля в присутствии и при поддержке представителей Рабоче-Крестьянской Красной Армии и Флота, по ходатайству непосредственного командования, постановила: с осужденных Рычагова Павла Васильевича, Смушкевича Якова Владимировича, Локтионова Александра Дмитриевича судимость снять. В связи со снятием судимости исполняющий обязанности Военного комиссара города Виипури, генерал армии Мехлис Лев Захарович призывает названных граждан в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии. В связи с наличием квалификации пилотов, подтвержденной деятельностью во время искупления вины, красноармейцам Рычагову и Смушкевичу присваивается звание сержант, красноармейцу Локтионову — младший сержант. Вопрос о восстановлении прежних званий и возвращении наград, заработанных до ареста, откладывается до заседания комиссии вне зоны непосредственного соприкосновения с противником. Вылеты названным пилотам запрещены до особого распоряжения. Председатель комиссии генерал армии Мехлис. Прошу представителей частей и подразделений зафиксировать подписями ознакомление с решением комиссии.

Мы подошли и расписались, где указано.

— Товарищ генерал, а почему им полеты запрещены? — спросил Титов.

— Дайте другим искупить вину, а то они всех финнов с неба спустят… И так уже по два сбитых у сержантов и один у младшего. А они у вас вроде штурмовики… — улыбнулся нарком госконтроля.

Степан

Лихорадка подготовки к встрече финнов несколько спала, и потому я вместо беготни и разборок с техникой и подчиненными имею возможность немного побездельничать.

Над городом — предгрозовая тишина, скоро грянет, а пока… Пока я, в ожидании очередной ледовой колонны, сижу, устроившись поудобней, и думаю «ни о чем». Почему-то вспомнилась работа: и та, что была ТАМ, у нас, и та, что кипит здесь. И чем больше времени мы здесь находимся, тем больше я понимаю, НАСКОЛЬКО изменились люди за последние шестьдесят лет. И, увы, не в лучшую сторону. А заодно приходит понимание, что единственное, чем мы можем помочь нашей стране, так это приложить максимум усилий для уменьшения потерь. Тех, что невосполнимые — человеческие…

Третий удар

«Зверобой» из будущего

Саня

В середине пятого дня нашего пребывания в освобожденном Выборге (ну не поворачивается у меня язык называть город «Виипури»!) из Кронштадта прибыла по льду колонна грузовиков с едой и снарядами. Всего лишь четыре ЗИС-5 со средними санями, тонны на полторы груза. В охранении я заметил два БА-10 и полуторку со счетверенными «максимами» в кузове. К газону и броникам также были прицеплены сани, только малые, с нагрузкой килограмм по пятьсот-шестьсот. После разгрузки колонна, пополнившаяся почти всеми нашими ЗИСами и эстэзэшками, отправилась обратно. Кроме раненых, которых раньше также вывозили авиацией и аэросанями, мы отправили в этот раз всех захваченных пленных и не успевших эвакуироваться в начале войны советских граждан. После этого колонны по полсотни, а то и больше грузовиков стали приходить каждый день. Машины успевали за день доехать от Кронштадта до нас и вернуться. Ко всем ЗИС-5, -6 и -32 были прицеплены средние сани, к 36-м — еще и дополнительно малые. Гусеничные тягачи ходили отдельной колонной — они успевали за день только в одну сторону, зато за ними саней прицепляли гораздо больше. Постепенно прибывала стрелковая дивизия, которая и должна была теперь держать Выборг. Кроме ее подразделений, явно были дополнительные артиллерийские батареи и роты морской пехоты. Финны за это время несколько раз вяло пытались атаковать. Немцы, по данным разведчиков, копили силы. За все время на льду было три нападения, закончившихся уничтожением диверсантов — колонны всегда сопровождались бронеавтомобилями и ЗСУ.

Видимо, финнам сильно надоели маячащие на льду колонны грузовиков и тягачей под прикрытием зениток и легких танков. А поскольку достать с воздуха или по земле у них не получалось, то к вопросу прерывания снабжения выборгской группировки они подошли кардинально — начавший таять лед решили сломать парой ледоколов под прикрытием броненосца «Вейнемяйнен». Правда, к этому времени стрелковая дивизия, бригада морской пехоты и два артполка полностью передислоцировались к нам, да и припасов навезли на две недели активных боев всей группировке, а движение, из-за уменьшения толщины льда, заметно снизилось. Караван ледоломщиков работал довольно далеко от берега, поэтому помешать ему мы не могли — трещины появлялись даже под гусеницами «тридцатьчетверок».

* * *

Над головой с ревом пролетел очередной снаряд. Финский броненосец никак не мог пристреляться — уже два выстрела израсходовал на вырубку леса к северу от города, а третьим сделал хорошую полынью и раскидал ледяные глыбы примерно по полтонны весом вокруг прогулочного причала.

— Слышь, майор, — обратился ко мне капитан третьего ранга, комбат-раз из бригады морской пехоты, в расположении батальона которого находилась позиция моей САУ, — это корыто, конечно, вряд ли стрелять умеет лучше нашего, но если не успокоить, то дня через два начнет попадать…

— А какие у тебя предложения? Мне на лед не вылезти, провалюсь. Да и если б вылез, не факт, что пробью броню.

— Ты книжки про Карибское море читал?

— Абордаж? Ты здоров? «Чай по-адмиральски» вроде не по чину пить…

— Да ладно тебе, майор! Рискнем? Я про тебя такое слышал, что немцы должны уже хорошие деньги за голову пообещать…

— Ты б не распинался, а? Что конкретно предлагаешь?

— Вон, рыбацкие лодки-долбленки стоят. Кошки и арканы сами сделаем. Рота добровольцев на захват, потом, если удачно, придумаем, как доставить или сюда, или в Кронштадт.

— Я, конечно, безбашенный, но в воду лезть не хочу — март месяц на дворе!

— Да не боись! Все будет пучком!

В известность пока решили не ставить никого, кроме Мындро и комбрига морпехов. С наступлением темноты финны стрелять перестали. Кроме сводной роты самых боевитых матросов, меня и кап-три, на дело пошли три снайперских пары из группы Ники, которые ненадолго выбрались из своих рейдов, два десятка человек из разведподразделений бригады и три недавно вышедших из финского тыла группы осназа.

На «рыбалку» пошли вечером. На всех добровольцах были маскхалаты, как заводские, так и самодельные.

Километрах в двенадцати от берега мы и обнаружили пробитый во льду канал шириной метров двести, а на нем и сами корабли. Броненосец и два небольших ледокола. К сожалению, с первой идеей абордажа пришлось расстаться — слишком уж далеко от кромки льда стояла главная цель. С палубы по льду шарили лучи прожекторов. «Вейнемяйнен» возвышался в середине полыньи, по краям которой, на льду, находились посты.

Ника

— Букварь, ты думаешь, что делаешь? Взять на абордаж корабль? Зимой?

— Ник, я попробую. А ты можешь не ходить…

— Дурак, что ли? Куда вы без меня? М-да, было бы это хоть в мае — можно было бы рвануть, а сейчас вода холодновата… Так какой план?

— Никакого…

— Э?

— Сама, когда в бункер полезла, — был план?

— Ладно. Поняла. Была не права. Кто не рискует — тот сидит и пьет водку. Я с тобой!

Махина корабля приближалась. Конечно, по сравнению с теми, которые я в свое время видела в Севастополе, — ничего особенного. Но с каждым шагом все лучше понимаешь авантюрность Саниного плана. Лучи прожекторов шарят вокруг корабля, ни на секунду не останавливаясь. Первыми надо гасить их — иначе никто не сможет даже подойти к кораблю. Значит, моя задача определена. Киваю своим снайперам. С глушителями погасить прожектора — плевое дело. Но вот вспышки никуда не деть. Главное, чтобы другие солдаты не пальнули сдуру.

— Саня?

Он кивает. Начали. И вдруг выстрел.

— Мать! — Вот чего я всегда боялась! Вот таких идиотов! — Убью нахрен!

Но поздно. Понеслось… Рявкнула пушка. Раз, другой.

— Вперед!

Морпехи взлетели на палубу, будто у них за спиной крылья.

— Прикрывать! — остановила я своих, чтобы не влезли в рукопашную. Мы заняли надстройки, обеспечив тем самым себе насесты. На палубе творилось что-то невероятное. Так и хотелось спрыгнуть и помочь, но надо было не дать выстрелить второму и третьему кораблю. Шансов, что мы погасим все точки, — практически нет. Но постараться — обязаны. Гладкий приклад «Бура» греет щеку и чувствительно толкается в плечо. Совсем как Тэнгу. Давай, малыш, не подведи, пожалуйста.

Акулич И.Ф

— Навались, братва! И смотрите, куда толкаете, не хватало еще на торосе опрокинуть!

Осип Акулич (Иосиф по документам, но в таком варианте имя звучало слишком непривычно… В первые недели в армии не всегда соображал, кого это зовут. За что и получал «комплименты и подарки» от командира взвода) только вздохнул, наваливаясь плечом на колесо установленной на санях сорокапятки.

— I навошта мы тут упiраемось, таварыш лейтенант? — спросил он командира расчета, который одной рукой упирался в орудийный щит и старался рассмотреть в ночной поземке неровности льда. Получалось это не очень, уже дважды орудие застревало в наносах и один раз чудом не опрокинулось, когда левый край саней наскочил на высокий заструг, а правый ухнул в какую-то ямку.

— Акула, не бухти! Надо, значит! — раздался сзади голос артиллерийского сержанта Петра Данильченко.

— Та не, я панимаю, што нада, — не панимаю толька, што нада.

— Сержант, ты если бухтишь, — так хоть понятно выражайся! — не оборачиваясь бросил лейтенант.

— Ну, нам нада фiна падразнiць цi нам яго нада насмяшыць? С саракапяткi по лiнкору далбаць — звону мно-о-о-га будзе. А толку мала…

— Решили, что в случае, если наших заметят на подходе, когда уже назад поздно, — будем бить по зениткам «Вани-Мани», в упор только они и смогут достать… А ты меня уже достал, не отвлекай, будь человеком! — добавил лейтенант споткнувшись.

«Што значыць — мама у фiлармонii настаунiчае, другi б так паслау…» — со смесью уважения и непонимания подумал сержант Акулич.

— Эх, хорошо, что Б-4 не знайшлi у гэтым выпарi…

— Слышь, акула болотная, — отозвался идущий сзади Петр, — на хрена тебе эта дура?!

— Гэта ж як-нияк любiмая машынка нашего командзiра! — продолжал в меру сил развлекаться морпех, стараясь отвечать покороче, на выдохе, чтоб не сбить дыхание.

— Это которого?! — Петр опасливо покосился на лейтенанта.

— Да не, не вашага, а таго маера з Брыгады. Страсть у яго, кажуць, к этой штуке, шчэ с лета.

— Кончай трепаться! — пресек лейтенант явное с его точки зрения нарушение субординации в виде шуточек над вышестоящим командиром.

Бойцы торопливо курили в рукав, укрывшись за орудийным щитком и нагло злоупотребляя отсутствием лейтенанта. «Ваня-Маня», как последняя сволочь, покачивался в дрейфе у дальнего края канала, и что делать дальше — было совершенно непонятно. Выяснять эти непонятки и ушел лейтенант-артиллерист.

— Так, планы поменялись. Большую дичь так просто не достанешь, будем брать ледокол. Есть мысль — захватить, раз уж рядом шастает, и уже с него лезть дальше. Возле орудия остаемся втроем, справимся. Остальные — в распоряжение морпехов. Сержант Акулич!

— Я!

— Проводишь бойцов к своим, они правее метрах в ста.

— Есть!

Осип бежал по палубе ледокола, выискивая противника. ППС висел на плече, придерживаемый левой рукой, в правой — пехотная лопатка (говорили, что заточить и использовать ее в рукопашной посоветовала снайперша из Бригады. Тоже интересно, молодая еще женщина, а капитан и Герой. И ТАКОЕ, говорят, с ножом вытворяет…). На лопатке прихватывало морозцем сгустки крови — какой-то финн не вовремя высунулся из надстройки, ну и получил по шее. Шустрые, как понос, но бестолковые на корабле бойцы спецгрупп НКВД зачем-то ломанулись «до кочегарки». «Эх, — подумал Акула, — нашто полезли?! Там ничего не слыхать с палубы, закрыли бы двери, ломом подперли… А так — побьють кочегаров, а уголек кидать нас поставят!»

Мысль была прервана громким выстрелом совсем рядом, в ночной тишине показалось — та самая сорокапятка шарахнула. Правая рука потяжелела, лопатка, звякнув по палубе, выпала из разжавшихся пальцев. Сержант успел увидеть в узкой щели между котельным вентилятором и надстройкой смутно белеющее лицо, винтовку — и не задумываясь, из неудобного положения рубанул с левой руки очередью из ППС.

«Мать тваю! Скончылася цiхая работа! — подумал морпех, запуская левую руку за пазуху и пытаясь нащупать рану. — Трэцця дырка за вайну, каб iм павылазiла!»

Страницы: «« ... 2829303132333435 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Это самая народная книга про Матрону Московскую, так как в ней собраны записочки с просьбами заступн...
Наша Вселенная – поле битвы высших Сил и древних цивилизаций. Наша реальность – последний Заповедник...
В этой книге вы найдете ответы на многие вопросы о том, как правильно поститься. Какие посты бывают ...
Майя Кучерская – прозаик, филолог, преподаватель русской литературы в Высшей школе экономики. Ее пос...
В книге доктора биологических наук К.Ю. Резникова использован антропологический подход для анализа р...
Наш современник по кличке Док, волею судьбы заброшенный в таинственный и страшный Заповедник Юрского...