Разбуженная страсть Грант Сесилия

Неужели все эти женщины действительно работали в Сетон-парке? Марта не могла вспомнить, чтобы за десять месяцев видела некоторых из них. И теперь все они сидели вокруг обеденного стола, вопросительно глядя на нее.

– Спасибо, что пришли, – сказала она. Жаль, что у нее не было властного контральто, столь эффективно используемого мисс Йорк в классной комнате. – Уверена, вам не терпится узнать, какие перемены вас ожидают в связи с недавней печальной утратой.

Несколько более пожилых женщин кивнули. А на лицах молодых появилось удивление от того, что к ним обращалась сама хозяйка дома.

Подобная встреча была необычайна сама по себе. Однако Марта сочла, что вряд ли может быть что-нибудь необычным для той, которая наняла себе сладострастного прожигателя жизни, чтобы он проводил время в ее постели.

– Не сомневаюсь, до вас уже дошли кое-какие слухи, и, возможно, то, что я скажу сегодня утром, не станет для вас новостью. И все же я повторю это, чтобы вам было известно о моих обязательствах. И чтобы некоторые вещи больше не являлись тайной. – Она замолчала и отхлебнула крапивного настоя, который для нее любезно приготовила Шеридан. Сейчас служанка сидела во втором ряду у стола. Когда же Марта взглянула на нее, та едва заметно ободряюще улыбнулась.

Что ж, сейчас ей безусловно следовало приободриться.

– Я перечислю вам все факты.

И с бешено бьющимся сердцем Марта сообщила о завещании и о надежде на рождение наследника, естественно, законного наследника, поскольку невероятную правду лучше было не разглашать. Сказала она также и о последствиях в случае неосуществления этой надежды. Подробности о мистере Джеймсе Расселле ни для кого не были секретом. Экономка миссис Кирни, очевидно, уже всем сообщила о его дурной славе.

– Заметьте, это было много лет назад, и у меня нет доказательств того, что он по-прежнему ведет распутный образ жизни. – Ее сердце по-прежнему колотилось, но постепенно начало успокаиваться. Теперь оно скорее напоминало бегущую лошадь, нежели испуганного кролика. – И если он изменился, то я, возможно, была несправедлива к нему. – Марта поставила чашку на стол и, опершись на него рукой, подалась вперед. – Я рискну сама, прежде чем поставлю под угрозу вашу безопасность, не сообщив о настоящем положении вещей. Поэтому я решила вам все рассказать. – Она переводила взгляд с одного лица на другое. – Потому что на вашем месте я бы предпочла, чтобы мне сказали правду.

Что за странное ощущение? Словно маленький фонтан искр, появляющихся, когда за каминной решеткой треснет полено. Казалось, что-то в ней… переломилось, и искры хлынули в ее кровь, согревая руки и ноги и заставив проступить краску на лице.

– Дальше вы вольны поступить так, как сочтете нужным. – Слова появлялись сами собой, словно она хотела сказать их всю жизнь. – Если решите немедленно подыскивать новую работу, я дам вам характеристики и окажу другую посильную помощь. Если же предпочтете подождать, пока не решится вопрос с наследником… Как только это станет известно, я вам тут же все сообщу. В любом случае даю слово, что сделаю все возможное, чтобы вы не стали жертвами этого человека.

Если бы только все это можно было сделать более достойным способом. Если бы она могла встретить мистера Джеймса Расселла с мечом в руке и с армией за спиной. Или увести всех этих женщин в безопасное место сквозь дым и пламя. Она слабо улыбнулась им, а они смотрели на нее так, словно в образе их хозяйки вдруг предстала какая-то безумная.

Марта снова потянулась к чашке с крапивным настоем. Она сделает все, что должна сделать. Будет лежать спокойно и терпеть, когда в ее тело будет входить незнакомец, а потом надеяться, что его семя даст плод. Для женщины жертвы принимают различные формы, и если эта жертва принесет нужный результат, то в этом и будет ее, Марты, величие.

– Я поставил в этом ряду все книги, которые вам могут понадобиться. – Библиотека выглядела так жалко, потому что в доме не было семьи, которая бы заставила полки романами и разложила бы по столам журналы. Собрание мистера Гранвилла заняло всего две с половиной полки, и, вне всякого сомнения, все эти книги были одна другой скучнее.

– Мне нравится потолок. – Тео запрокинул голову, сунув руки в карманы и широко расставив ноги. – Цилиндрический свод. Такое не часто увидишь. Чуть напоминает архитектуру Рима, верно? – Встроенные полки изгибались аркой наверху, повторяя форму потолка, а немногочисленная мебель отличалась простыми классическими линиями. Ему бы понравилась эта комната, если бы в ней было чуть больше жизни и, возможно, ковер с мозаичным узором.

– Да, напоминает Рим. – Гранвилл что-то ему протягивал, Тео заметил это краем глаза. – Вот книга, которая, полагаю, станет отличным введением, а после нее вы сможете читать любую другую.

Тео взял брошюру и взглянул на обложку. «Польза сельскохозяйственной науки для сыновей землевладельцев Англии и для молодых людей, намеревающихся стать управляющими. Иллюстрации сделаны в Шотландии. Содержит описание организации, созданной в Оксфордшире для изучающих сельское хозяйство. Написана шотландским фермером и управляющим имением, жителем графства».

Да поможет ему Бог!

– Как будто написано на заказ. – Тео опустился в ближайшее кресло и перелистнул несколько страниц. И на каждой был все тот же скучный текст.

– Я тоже так подумал. – Мистер Гранвилл широко улыбнулся, словно сам написал эту отвратительную книгу. – Я вам не помешаю, если останусь здесь и поработаю? – Он сделал неопределенный жест. – Я бы хотел закончить карту участков, которые можно огородить, но, боюсь, в сторожке привратника нет подходящего места для моего чертежа.

– Конечно, оставайтесь. – Участки? Какие еще участки? Неужели он проспал обсуждение? А вдруг Гранвилл ждет от него петиции на огораживание? Превосходно! Еще одна возможность продемонстрировать свое невежество.

Тео склонился над книгой, искоса поглядывая на управляющего, расположившегося у наклонного столика, где лежал огромный лист бумаги, испещренный карандашными пометками. Рисование карт казалось намного более привлекательным делом, чем чтение «Пользы сельскохозяйственной науки». Но подобное можно было сказать и о любом другом деле.

– Я вчера побывал у вдовы, – произнес Тео, перелистав еще несколько страниц.

– У миссис Расселл? – Гранвилл поднял голову. – Как она? Я сам ее не видел с того трагического дня. Полагаю, она удручена.

– Думаю, да. – Теперь он вспомнил, что еще не видел ее улыбки. Та фальшивая усмешка, с которой она пыталась соблазнить его Брайтоном, не в счет. – Но полагаю, не мне об этом судить. Ведь я встретил ее впервые… Мне кажется, она вполне здравомыслящий человек.

– Верно. – Гранвилл поднес перья к свету и осмотрел их. – Хорошая, серьезная женщина. Не интересуется, подобно другим, всякой ерундой.

– Мне тоже так показалось. – Тео перевернул очередную страницу, хотя не прочитал ни слова, и ее легкий шелест поставил точку его мыслям.

– Она хотела обсудить дела? – Выбрав лучшее перо, Гранвилл отложил остальные в сторону и открыл баночку чернил.

– Да, ей надо было о многом мне рассказать. – «Это типично? Я имею в виду – продолжительность». – Насчет земли, управления поместьем и тому подобное…

– Очень хорошо. – Гранвилл окунул перо в чернильницу и принялся обводить карандашные линии. – Посмею заметить, что именно о таком знакомстве думал сэр Фредерик, когда привез вас в Суссекс.

– Правда? – Тео еще ниже склонился над книгой.

– Надеюсь, я не переступил границы дозволенного. – Перо легко скользило по бумаге – тихий аккомпанемент словам мистера Гранвилла. – Он надеялся, что вы попадете под влияние достопочтенных людей. И нет более достопочтенного человека, чем миссис Расселл. Вы говорили о коттеджных крышах?

– Нет, не припоминаю, чтобы мы касались этой темы. – «Полагаю, у вас нет никакой нехорошей болезни, не так ли?»

– Очень жаль. Этим летом они заменили в Сетон-парке все крыши. Вам было бы полезно послушать ее рассказ.

– Возможно, в следующий раз. – Или никогда. Если ему будет не о чем поговорить с женщиной, кроме как о замене крыш, это окажется печальный день.

Сегодня с миссис Расселл должно было получиться лучше. Строго говоря, хуже вряд ли могло быть. Но чем больше он размышлял об этом, тем яснее понимал, что причиной почти всех вчерашних затруднений было ее волнение. Вероятно, она никогда не была с другим мужчиной, кроме своего увальня мужа, и никогда – с незнакомцем. К тому же она настолько переживала – согласится ли он на сделку? – что не могла расслабиться. Но сегодня он уже не будет для нее совершенным незнакомцем. К тому же он согласился ей помочь. Теперь все должно быть по-другому.

– Не сомневаюсь, после вашего визита ей стало легче. – Гранвилл перестал чертить и повернулся к листу бумаги, на котором были сделаны какие-то пометки. – Думаю, очень печально, что вдовы вынуждены вести затворническую жизнь, в то время как им не помешало бы немного общения. Они не смеют покинуть дом и только ждут визитов гостей. Мне кажется, у нее не очень много знакомых.

– Тогда я постараюсь не забывать о ней. Конечно, в рамках приличий… – Тео прикрыл рот рукой, чтобы Гранвилл не увидел его дерзкой улыбки. Выходит, они устроили заговор против него. Что ж, если так, то ему оставалось лишь смириться с уважаемой миссис Расселл, вынудившей его лечь с ней в постель, и с достойным мистером Гранвиллом, который чуть ли не приказывал ему почаще навещать вдову.

Она смотрела, как он раздевался, лежа в постели. Кажется, у него очень дорогая одежда, и, возможно, это было очередное потворство своим прихотям, что так оскорбляло его отца. Но по крайней мере он отличался хорошим вкусом.

Тео снял великолепно сшитый шерстяной сюртук и ярко-зеленую жилетку, прекрасно гармонировавшую с цветом его волос и темно-синими глазами.

– Это ирландский лен? – спросила Марта, указывая на его рубашку, – лишь бы нарушить молчание, – и он, ответив утвердительно, медленно стянул ее через голову.

Он явно рассчитывал на ее восхищение, – наверное, привык к нему. Что ж, пропорции его тела были совершенны, и мускулы выделялись намного больше, чем у мистера Расселла. Правда, последний и не отличался особой привлекательностью, но для некоторых женщин это имело значение – мускулы и тому подобное… К примеру, подтянутый, плоский живот. Или выступающие бугорки мышц на руках. Наверное, женщины, для которых характер не имел первостепенного значения, приучили его гордиться собственным телом. Но даже женщины, обладавшие моральными принципами, в некоторой степени с эстетической точки зрения могли восхититься его телом, когда он снял рубашку.

После этого он скинул штаны, и на этом удовольствие закончилось.

На его место снова пришло то же смятение, испытанное ею десять месяцев назад, когда она впервые увидела обнаженного мужчину. Кому пришло в голову создать подобное?.. К чему все эти угловатые линии? И зачем столько волос? Если верить Библии и греческим мифам, мужчина был сотворен первым, а женщина – после него и, следовательно, вторая попытка творения отличалась в лучшую сторону от первой.

Она, Марта, была словно отлита в форме, а он вытесан из грубого камня. Формы ее тела изгибались с точностью и четким замыслом, не говоря уже о скрытых от глаз более интимных частях, а он выглядел мускулистым, будто созданным как попало со случайно приделанными к телу гениталиями. Словно это были последние остатки глины, вставленные посередине, – камни в красной грубой оболочке. Да еще и это невероятное дополнение между ними…

Правда, сейчас оно, это дополнение, стояло торчком в напряженном ожидании. Так бывало и с мистером Расселлом, и это казалось чрезвычайно утомительным. Орган мистера Расселла напрягался и устремлялся к ней, невзирая на ее мысли и чувства, поэтому в конце концов она уже не могла испытывать к нему уважения.

Но не могла она испытывать уважения и к образчику мистера Мирквуда, – несмотря на его весьма примечательный размер и самодовольный вид его хозяина, совершенно уверенного в том, что ему будут счастливы всегда и везде. Когда он выпрямлялся, чтобы избавиться от одежды, его орган несколько раз дернулся, а затем замер. Она перевела взгляд на его лицо. А он смотрел на нее, уперев руки в бедра, – ужасно довольный тем, что его пристально разглядывает женщина.

– Это все принадлежит вам, дорогая. Вы это купили и теперь можете пользоваться, – сказал он с дерзкой ухмылкой.

Что можно ответить на такое? Его слова были не совсем точны, потому что она ему еще не заплатила. Но с другой стороны, чем меньше об этом говорить, тем лучше. Вчерашний день был довольно мучителен. «Ваша кожа – как шелк. От вас пахнет цветами». Видимо, он соблазнял женщин, полагаясь на свою привлекательную внешность. Но вряд ли ему стоит ожидать, что каждая соблазнится его поэтическими метафорами.

Отводя глаза, она чуть сдвинулась в сторону и приподняла простыни. Он лег рядом, а его мужское достоинство по-прежнему было устремлено вверх. Но вместо того чтобы приступить к делу, он оперся локтем о подушку, а щекой на ладонь и повернулся к ней.

– Где вы выросли? – спросил он.

И что дальше?

– В северной части Кембриджшира.

– Значит, мы соседи. Основное поместье моей семьи находится в Линкольншире. – Он положил руку на ее грудь. – А сюда меня просто сослали. Сколько у вас братьев и сестер?

– Три брата и сестра. Почему вы спрашиваете?

– Хочу, чтобы сегодня вам было легче, – проговорил он весьма непринужденно. – Думаю, что если мы немного побеседуем и познакомимся поближе, то ваше тело уже не будет так сопротивляться, как вчера.

Марта почувствовала, как ее уши и щеки охватил опаляющий жар.

– Мне кажется, будет лучше, если вы сразу приступите к делу. Если мы будем откладывать, у вас может пропасть… готовность. – К тому же более близкое знакомство вряд ли поможет делу. Но об этом она решила не говорить.

– Готовность? – Он ухмыльнулся, словно она забавно пошутила, и прошептал ей на ухо: – Это называется эрекция, и уверяю вас, она не пропадет.

Может, ей надо его поздравить с этим достижением? Может, сделать какое-то замечание по поводу его размеров? У мужчин странные представления…

– Я бы предпочла, чтобы мы сразу приступили к делу. Если хотите, можем поговорить позже. – Она чуть раздвинула ноги и прикрыла глаза.

А мгновение спустя все началось – он вошел в нее.

Марта тихонько вздохнула. Опять… Наверное, с мужчиной, которого желаешь, возможно получить удовольствие. Но у нее не было желания, и она ощущала лишь вес чужого тела и прикосновение чужой кожи, поросшей волосами в необычных местах.

На этот раз все прошло легче – очевидно, ее тело смирилось с судьбой. Все остальное было почти так же, как вчера, и так же, как с мистером Расселлом. Те же нелепые действия довели его до предела: бедра двигались, как у спаривающейся собаки или любого другого из животных, которых она всегда считала ниже человека. Он склонил над ней голову, и его тяжелое, теплое дыхание щекотало ее ухо. Она слышала издаваемые им звуки и сегодня насчитала четыре стона, сливавшихся в один. Наконец, с грубым животным криком он излил в нее свое семя и покончил со всем этим до следующего раза.

Потом он снова подложил под нее подушку. Очень любезно с его стороны. Он был очень добр, когда с самого начала объяснил ей про подушку. Ей стоило быть с ним вежливой.

Марта глубоко вздохнула и спросила:

– О чем же вы хотите поговорить?

Краем глаза Марта заметила, как он повернул к ней голову, хотя сама она продолжала пристально разглядывать полог кровати.

– Вы довольно молоды, – заметил он. – Видимо, вам не больше двадцати.

Не стоило забывать, что правила хорошего тона отличались в разных ситуациях. Наверное, мужчина мог позволить себе подобную фамильярность с женщиной, с которой только что переспал.

– Мне двадцать один год. – Она откашлялась. – Хотя моя сестра любит повторять, что я никогда не была молодой.

– Наверное, ваш муж был гораздо старше. Вы говорили, он был женат до вас десять лет. – Его любопытство походило на дерзость. – Но как он добился вас? Финансовые претензии к вашему отцу?

Она порывисто повернулась к нему.

– Возможно, это сложно понять человеку вашего возраста, но некоторые молодые леди способны по доброй воле выбрать мужчину старше себя. Хотя на это есть более веские причины, нежели просто чувства.

– Мне двадцать шесть лет. Не так уж я и молод. – Либо он не понял ее упрека, либо в свое время выслушал их так много, что уже не обращал на них внимания. И ни одна тень не затуманила его ярко-синих глаз. – Какие же у вас были причины? Только не говорите, что надежность. Иначе мне придется лишь пожалеть вас.

– Приберегите свою жалость для другого случая. – В ее словах было дуновение Арктики – они прозвучали спокойно, холодно и отчужденно. – Мой отец умирал. Мать умерла задолго до этого. Мне оставалось лишь одно: как можно быстрее выйти замуж, чтобы не жить на попечении своего брата.

– Очень сожалею. – Его глаза блестели, и при близком рассмотрении на их синем фоне можно было увидеть золотые крапинки.

– Спасибо за сочувствие. Но я не настолько была близка со своими родителями, чтобы сильно горевать.

– Теперь мне жаль вас еще больше. – Золотистые блики в его проницательном взгляде походили на солнечные лучи на глади океанских волн.

– Не стоит меня жалеть. – Она снова устремила взгляд в полог. – У меня была опытная гувернантка.

– Тогда мне жаль, что вам пришлось выбирать мужа в подобных обстоятельствах. Должно быть, это было трудно. – Его неприкрытое любопытство касалось ее… словно рука слепого, пытавшегося понять, кто перед ним.

– Мне бы все равно пришлось рано или поздно выйти замуж. И я не романтична. Уверена, один муж ничем не отличался бы от другого. – Она потянула за простыню, чтобы скрыться от его пристального взгляда, но не сумела – любовник лежал как раз на складке материи.

– Сомневаюсь, дорогая. – Его волосы с легким шуршанием коснулись подушки, когда он повернулся на спину и вместе с ней уставился в потолок. – Все женщины разные. Полагаю, и мужья тоже. – До нее долетел его запах. Сначала она уловила что-то чужое. Что-то пряное. Возможно, цитрус. Скорее всего его мыло для бритья. Но были и другие запахи – мужские… и сумрачные. Когда он уйдет, ее постель будет пахнуть так же. И она, Марта, тоже. – Значит, вы не скучаете по мистеру Расселлу?

– Я так не говорила. – Она снова потянула за простыню. – И должна сказать, мне не по душе такие дерзкие разговоры.

– Дерзкие? – Его классический профиль сменился беззастенчивым взглядом в упор. И она заметила, как золотые крапинки в его глазах весело заплясали. – Кто же из нас платит за постель? На вашем месте я не стал бы говорить о дерзости.

– Будьте уверены, я прекрасно сознаю, как низко пала, и нет нужды мне об этом напоминать. Но заметьте, я не спрашиваю у вас, что послужило причиной вашего изгнания. И не спрашиваю, скучаете ли вы по своей любовнице. Я не веду себя дерзко без оснований.

– Причины моего изгнания не так интересны, как вы могли предположить. – Снова классический профиль, но на этот раз он поднял руку и принялся разглядывать свои аккуратные ногти. – Нет, обманутый муж не жаждет моей крови. И я не проиграл в карты семейное серебро. Только меня затратно содержать, и поэтому мой отец потерял терпение. – Он провел по краю ногтя кончиком большого пальца, словно обнаружил какую-то неровность. – Если хотите знать, последней каплей стала трата моего двухмесячного содержания для покупки одной-единственной табакерки. Севрский фарфор. – Он пристально взглянул на нее. Оказалось, она сама не заметила, как, слушая его, повернулась к нему.

– Действительно сумасбродство. – Расточительно и невероятно глупо.

– Особенно если учесть, что я не пользуюсь табаком. – Он произнес эти слова, глядя на свою руку и проводя большим пальцем по кончику каждого ногтя. – Мой отец был согласен с вами, только он использовал более крепкие выражения. И вот я здесь. – Он опустил руку. – А ответ на ваш второй вопрос – нет.

– Прошу прощения? На какой вопрос?

– О моей любовнице. Я не скучаю по ней. – Он потянулся, перевернулся на кровати и отпустил простыню. – Я еще ни разу не скучал по женщине, с которой расстался. У меня привычка забывать всех женщин, кроме той, с которой я в данный момент.

– Очень жаль. – Она поправила простыню.

– Хотя многое зависит от женщины, – добавил он неожиданно. И почему у него был такой самодовольный голос?

– Мне жаль женщину, которая надеялась на ваше постоянство.

– Таких я, как правило, избегаю. – Он сел и спустил ноги на пол. – Значит, завтра в это же время?

– В это же время, но в другом месте. – Она чуть не забыла сказать ему об этом. – С завтрашнего дня мы будем встречаться в другой комнате, в другой части дома. Вы можете пройти через боковую дверь и подняться по лестнице для слуг – чтобы вас никто не видел.

– Очень хорошо. – Он встал и поднял с пола свою одежду. – У меня большой опыт в таких делах.

Подобные замечания не стоило удостаивать ответом. Она лежала на подушке и молча смотрела, как он надевал панталоны и брюки и натягивал через голову рубашку из ирландского льна. Когда же он уселся, чтобы надеть ботинки, Марта спросила:

– У вас есть высокие сапоги? Они подходят для нашей местности лучше ботинок.

– Это в вашем вкусе? – Он хитровато улыбнулся ей. – У меня была сделанная на заказ пара, и в следующий раз, если пожелаете, я могу их надеть.

Сколько еще подобных глупостей ей предстояло вынести?

– Я имела в виду практическую сторону. В таких сапогах легче ходить через пастбища. Мне все равно, что на вас надето.

– Значит, я еще не надевал ничего подходящего. – Он вытянул ноги, словно желал продемонстрировать их ей. – А теперь расскажите, как мне найти комнату, где мы будем встречаться.

– Вы могли бы сказать, что у вас родился мальчик, и наряжать девочку в мальчишескую одежду. Я слышала о подобных случаях. – Хвала небесам за столь невозмутимую служанку! Шеридан ни разу не задала ей лишних вопросов и даже не приподняла с удивлением бровь. Зато ей удалось найти способ, с помощью которого в будущем мистер Мирквуд мог приходить в дом и уходить незамеченным, пробираясь в спальню в запертом восточном крыле.

– Но ведь правда со временем выйдет наружу. – Марта нахмурилась, глядя в зеркало. Когда любовник ушел, она села за туалетный столик, ожидая, когда служанка соберет ее волосы. – Девочка не сможет прожить всю жизнь, притворяясь. Рано или поздно правда достигнет ушей мистера Джеймса Расселла, и я потеряю поместье и сама окажусь в беде.

Служанка поджала губы и пробормотала:

– И еще я слышала о подмене.

– О подмене? – Ох, ей лучше ничего об этом не знать!

– Да, когда очень нужен наследник. – Их взгляды встретились в зеркале. – Вы находите мальчика подходящего возраста. Когда же появляется на свет девочка, меняете их.

– Я не смогла бы поменять своего ребенка. – Марта невольно прижала руку к сердцу. – Не могу поверить, что кто-то на такое способен.

– Люди, которым нужны деньги, пойдут на все. – Шеридан заколола первую косу. – Некоторые, если у них много детей, с радостью отдадут одного ребенка в хороший дом в обмен на плату. Если у вас родится девочка, вы сможете таким образом получить мальчика, оставив и собственного ребенка, а всем сказать, что у вас родились близнецы. Но в любом случае так можно получить мальчика. – Теперь служанка говорила тихо, не глядя Марте в глаза.

– Хочешь сказать, если мне вообще не удастся родить ребенка? – Значит, она сейчас зря тратила силы?

– Да-да, я слышала об этом. Одна женщина подложила под платье подушку, чтобы все решили, будто у нее стал больше живот, и…

– Да, понимаю. Мне надо будет об этом подумать. – Марта взяла со столика зеркало и принялась вертеть его в руках. Может быть, до этого не дойдет. Купить ребенка у какой-то отчаявшейся женщины? Ох, она не сможет этого сделать.

Но все-таки… Возможно, это было бы самое благоразумное решение. Ведь некоторые женщины умирали при родах. Как ее мать. Женщины слабого сложения ложились в постель и больше никогда не вставали.

Однако подобные размышления ни к чему не приведут.

– Ты проветрила комнаты в восточном крыле? – спросила Марта у служанки и перевела разговор на повседневные предметы.

Быстро одевшись, она отправилась на прогулку. Пригревало яркое вечернее солнце, и Марта, сама того не заметив, как это часто с ней бывало, дошла до низкого необитаемого дома, приготовленного для школы мистера Аткинса. Дверь была распахнута, и викарий оказался внутри. Он стоял в конце единственной большой комнаты. Стоял, склонившись над столом, и пилил тонкую деревянную планку.

Должно быть, краем глаза викарий заметил ее. Потому что поднял голову, улыбнулся и махнул ей рукой. Затем, отложив пилу в сторону, он потянулся к сюртуку, висевшему на спинке ближайшего стула.

– Не стоит прерывать работу из-за меня. – Марта в нерешительности остановилась на пороге.

– Я не тороплюсь. – Священник надел сюртук. На столе же рядом с ним лежали грифельные доски.

– Будете их использовать в вашей школе? – Марта как можно тщательнее вытерла подошвы туфель о траву и вошла в дом. Она знала, что викарий целый час простоял на коленях, отскребая дочиста кирпичный пол.

– Возможно, в какой-нибудь другой. Если не в нашей, то я найду еще одну школу, где они понадобятся. – Он отвернулся, чтобы застегнуть сюртук.

Помолчав, Марта проговорила:

– Я отправила письмо мистеру Джеймсу Расселлу и надеюсь на благоприятный ответ. – Она говорила быстро и очень смущалась. Ведь лгать викарию – не то же самое, что лгать кому-то другому.

– Ваша доброта уже давно превзошла все мои возможности отблагодарить вас. Но все равно спасибо. – Он наконец покончил с пуговицами и шагнул к столу.

– Вы собираетесь сделать для досок рамки? – Глупый вопрос. Ясно, что именно этим викарий и занимался.

– Да. И надо, чтобы они были одинаковые. – Он с радостью ухватился за новую тему. – Я собирал их повсюду, и, как видите, на некоторых нет рамок. А кое-где они сломаны. – Священник взял одну доску и показал ей. – Не хочу, чтобы у какого-то ученика доска была хуже, чем у других. Возможно, это пустяк, но последние исследования утверждают, что даже такие пустяки имеют значение. – Он взглянул на стопку деревянных дощечек. Было ясно, что ему не терпелось снова приняться за работу.

– Да, понимаю. – Марта сняла перчатки. – Чем я могу вам помочь?

Улыбка появилась в его глазах и коснулась губ. Он поднял голову от стола.

– Вы умеете обращаться с перочинным ножом?

– Совсем немного. Лучше дайте мне какое-нибудь незначительное задание.

– Ни одно задание не бывает незначительным. Помните, вы говорите со священником. – Он вытащил из груды инструментов нож. – К моим скромным доскам прилагаются не менее скромные грифельные карандаши. Вы сумеете их наточить?

Она взяла стул и принялась точить карандаши, пока викарий измерял и размечал свои деревянные планки, отпиливая все новые куски и складывая их в стопки.

Могло ли быть более приятное общение с мужчиной? У него была своя работа, а у нее – своя, и ничто не нарушало спокойствия, кроме легкого скрипения ножа и прерывистого скрежета пилы.

Жена викария станет счастливой женщиной. Ей предстояло провести много таких часов. Что же касается супружеских обязанностей, то скорее всего священник будет осуществлять их с подобающей скромностью. А потом он и его жена будут лежать рядом и беседовать. Возможно, он начнет пересказывать части проповеди, которую хотел прочесть на неделе, и спросит, каково ее мнение. А она скажет, на что обратила внимание, посещая деревенских жителей. Вместе они будут совещаться и строить планы по улучшению жизни всех прихожан.

Марта уловила исходивший от нее запах цитруса, напомнивший ей о том, что она не имела права думать об этом благочестивом человеке. Однако она могла оставить свои воспоминания при себе. Поэтому если захочет, то сможет думать об объективных преимуществах брака со священником, особенно с честным и внимательным. С тем, кто иногда по ночам будет приходить в постель своей жены, чтобы поговорить. Узнать ее мысли и суждения и поделиться своими.

Жена будет с нетерпением ждать его визитов. Конечно, он пожелает доставить ей наслаждение, и она поможет ему понять, как это сделать.

Марта чуть шевельнулась и покачала головой. Сама она не станет делать ничего подобного.

Тут Марта вдруг заметила, что мистер Аткинс бросил на нее беглый взгляд. Но поскольку она не заговорила и не подняла глаз, он снова вернулся к работе. Что ж, так будет лучше. Женщине удобнее самой заботиться при необходимости о своем удовольствии и стараться быть независимой от мужчин.

Она подняла к глазам карандаш с заточенным грифелем и сдула с него стружку.

– Вы сказали, что прочли статью, где рекомендуется нужная обстановка классной комнаты? Мне бы хотелось узнать об этом подробнее. – Если ее план удастся и она сумеет остаться здесь, то в любой момент сможет делиться с ним своими мыслями и предложениями. У нее не будет никаких причин завидовать жене викария или жене любого другого мужчины.