Зона Посещения. Бродяга Дик Хорсун Максим

Интерлюдия четвертая

Дина Барбридж сидела на кухне и разглядывала свое отражение в оконном стекле. Стемнело недавно, но очень быстро. Во дворе шумели кроны деревьев, и ухала сова. Дина знала эту сову, птица облюбовала самый высокий и старый клен, который помнил еще Рыжего. Сова навевала Дине мысли о смерти, но собственное отражение навевало их куда сильнее.

Как и все старики, Дина предпочитала ложиться спать до темноты, чтобы с утра пораньше выкурить первую трубку, щурясь на восход. Но в этот вечер что-то держало ее возле черного, словно закрашенного снаружи окна, в котором она могла видеть лишь бледное пятно своего лица.

Чуть улыбнуться. Чтоб не быть похожей на Смерть из «Седьмой печати» Бергмана. Чтоб не пугать саму себя. Чтобы не пугать мышей, снующих под полом. Чтобы не пугать сытых и ленивых мух.

Уголок губ слева пополз вверх. Справа же рот превратился в натянутую леску. Дина пошарила перед собой, нашла на столе трубку, табак в картонной коробке – презент от постояльцев – принялась вминать артритными пальцами рассыпчатую массу в табачную камеру. Руки не справлялись с этой привычной и простой задачей, табак сыпался Дине на колени и на пол.

Противно ныла нить накала. Этот назойливое вибрирующее «э-э-э» лезло в голову, глуша мысли. Уголок губ продолжал ползти вверх, лицо Дины все сильнее искажалось гримасой. С каждой секундой боль нарастала, но плотно стиснутые челюсти не позволяли проронить ни звука. Дина шумно дышала сквозь щербатые зубы и била трубкой по ножке стула, отсчитывая ведомый ей одной ритм.

В кухню заглянул заспанный постоялец, задумчиво почесал пузо под разношенной майкой, затем направился, шаркая, в комнату своего подельника. Тот разглядывал журнал с девочками, накрывшись по грудь одеялом.

– Бабку накрыло по-черному, – сказал первый, прислонившись к дверному косяку, – валить надо отсюда.

Второй потянулся, выпростав из-под одеяла волосатые ноги с грязными пятками, сказал севшим голосом:

– А давно надо было валить. Как только нас спалила грудастая соска – хватать хабар и драпать.

Первый поморщился.

– Да, Микки, я облажался. Но как же не перекемарить? Ведь всю ночь в Зоне на карачках ползали.

В кухне загремела мебель, разбилось стекло.

Сталкеры переглянулись.

– Вот старую прет-то, – проговорил, оглядываясь, первый. – Надо бы проверить, как она там. Подохнет, поди.

– Да хрен с ней, – второй спрыгнул с кровати, поправил резинку трусов. – А вообще – проверь, тебе зачтется.

Первый фыркнул, затем нехотя повернулся. И сейчас же осколок фарфоровой вазы – острый и зазубренный – рассек сталкеру горло от уха до уха. Струя крови, жужжа, успела выписать на пыльной ковровой дорожке несколько иероглифов, прежде чем сталкер сполз по стене на пол.

Из коридора послышалось гаденькое старушечье хихиканье. Заскрипели половицы, выдавая крадущийся шаг.

Второй сталкер, недолго думая, сиганул в окно. Выбил стекла и раму, упал в заросший сорняками палисадник. Сова беспокойно ухнула и сорвалась с ветви, пронеслась над пытающимся подняться человеком.

На многочисленных порезах и царапинах выступила кровь, одежда сталкера моментально стала мокрой, и прилипла к телу. Он пока не чувствовал боли, он знал, кто такие счастливчики, и собирался убраться подальше от существа, орудующего в доме.

Сталкер вскочил на ноги и понесся через заросли амброзии к низенькому заборчику, за которым виднелась похожая на черную реку ночная улица.

Прежде чем перемахнуть через забор, он оглянулся: в освещенном проеме виднелась голова старухи, окруженная серебристым ореолом растрепанных волос. Неестественная улыбка разрывала лицо надвое, подбородок и шея были темны: то ли от крови, то ли так просто легла тень.

Промедление погубило сталкера.

Один миг – и обломанный черенок швабры, запущенный нечеловечески сильной рукой, преодолел расстояние от окна до беглеца и вонзился сталкеру в грудь, выйдя острием из-под левой лопатки.

Глава 5

Сбор информации

Хармонт: филиал Института внеземных культур

– Аккредитация! – Ким с ходу показала оба пластиковых бейджа. На КПП не стали препятствовать. Едва различимый за поляризованным стеклом силуэт махнул рукой, свежеокрашенный шлагбаум пополз вверх, хотя поднимать его вовсе не было нужно: Ким протиснулась бы и так.

Она остановилась, не дойдя до главного входа в шестнадцатиэтажное здание Института полусотни шагов. Справа шуршали пыльной листвой каштаны, в тени которых были припаркованы автомобили сотрудников; в их числе Ким заметила и лихую спортивную модель на поддерживающем поле: сейчас авто стояло на трех амортизаторах, словно летающая тарелка из комикса. Стоит такая тачка не меньше полумиллиона баксов, и кто-то же рассекает на ней по пыльным улочкам Хармонта – наверняка какая-то шишка из институтской администрации. Подумав, Ким решила не фотографировать парковку, ценность этого фото будет минимальной, только институтских нервировать. Тем более что на крыльце курил охранник, беззастенчиво разглядывая Ким.

Слева теснились серые, похожие друг на друга лабазы. Возле забора, оплетенного диким виноградом, обнаружилась пустая беседка. Ким свернула к ней, прошлась неспешно по солнцепеку и оттуда заглянула в глубь институтской территории. Ничего интересного – уныло, пусто, монохромно. Даже небо было не синим, а серо-белым, затянутым дымкой, которая, впрочем, не мешала солнцу лить на город расплавленный свинец.

Памятник ученым, погибшим во время исследований Зоны в Хармонте – руки из черного гранита, на ладонях которых лежит этак. Рядом с памятником возвышалась стела, исписанная именами, у подножия которой засыхали разбросанные ветром гвоздики. Вот памятник сфотографировать можно и даже нужно.

За памятником, отгороженная забором из старого металлопрофиля, располагалась стоянка списанных «галош». Ким на глазок оценила, что ржавеющие турбовинтовые платформы использовали лет пятнадцать назад. Табличка у входа на стоянку гласила, что транспорт обеззаражен, дезактивирован и безопасен, но за ограждение разрешалось заходить только в спецодежде.

Из открытого эллинга, стоящего особняком, доносился металлический лязг и шкворчание электросварки. Ким обошла стоянку и заглянула внутрь стальной пещеры.

Десяток техников в комбезах работали на лесах, установленных вокруг робота-стража, еще трое стояли в стороне и что-то обсуждали, поглядывая в планшеты. Боевую машину окружали мерцающие огни сварки, искры пылающими водопадами лились на пол. Орудийные подвески робота были пусты. Безликая голова на длинной сегментной шее поникла к земле.

– Что вам, дамочка? – окликнули ее техники. – Что вы ищите?

– Кимберли Стюарт, «Дейли Телеграф», – как всегда важничая, представилась Ким. – А можно, я здесь все сфотографирую?

Техники переглянулись.

– Начните с меня, – предложил один и стал валять дурака, изображая из себя качка на чемпионате по бодибилдингу.

– Действуйте, – разрешил, пожевывая зубочистку, второй, – только близко не подходите.

– О’кей, – Ким припала к видоискателю. И сейчас же тот, кто притворялся качком, сделал жест, мол, глядите, у нее – груди-дыни. Один из рабочих на лесах поднял вверх большой палец.

Ким была довольна. Снимок получился что надо, хоть на первую полосу ставь. Правда, не в «Дейли Телеграф», а в какой-нибудь журнал о железках. Можно было подумать о том, чтоб предложить фото кому-то еще помимо скряги и простатника мистера Пибоди.

– Вы сотрудники Института? – спросила Ким.

– Не, – небрежно ответил техник с зубочисткой, – мы из «Бостон Динамикс». Вкалываем на внутренние войска по контракту, а полиция арендует у Института ремонтный цех, второго такого в Хармонте нет. Ясно вам, дамочка?

– Угу-угу, – откликнлась Ким. – А что с этим роботом? Он бывал в боях? А может, воздействие Зоны?

– Нет, – зубочистка переползла из одного уголка губ в другой. – Нам просто нужно установить на стража новый ингибитор протонной помпы.

– Простите, что установить? – нахмурилась Ким.

На лесах хихикнули.

– Ингибитор протонной помпы для сепарации альфа и бета митохондрий, – не изменившись в лице, выдал техник с зубочисткой.

– А мне бы втулку в муфту загнать! – прокричали с лесов. – Чтобы ослабить давление масла на мозги!

– Ладно, – Ким тряхнула челкой. – Спасибо вам большое за помощь. Меня ждет начальник отдела по связям с общественностью.

– Да-да, всего доброго! Приходите еще! – загудели техники. – Ким Стюарт! – ей показали поднятый вверх большой палец. – «Дейли Телеграф»! О’кей! Специально из захолустья!

А с лесов прокричали:

– А когда вы про нас напишите? Эй, дамочка! Куда же вы уходите?

На проходной за порогом Института тоже пришлось показывать оба бейджа.

– Ким… – в горле запершило. – Ким Стюарт, – и добавила уже вовсе безрадостно: «Дейли Телеграф». Аккредитация.

– Проходите, – отозвался охранник и разблокировал вертушку. – Вы знаете, куда идти? – и, не дождавшись ответа, пояснил: – Это на втором этаже, напротив лестницы. Просто прямо-прямо-прямо.

– Прямо-прямо-прямо, – передразнила шепотом Ким, шагая по гулкому вестибюлю. Два сотрудника Института в белоснежных комбинезонах проводили ее взглядом, стоя у кофейного автомата.

Второй этаж, пустой коридор, запах лежалой бумаги и тишина. И непременное подозрение, будто в здании нет ни души. Ким, оставаясь верной своим методам, для начала осмотрелась. Вереница одинаковых дверей тянулась в обе стороны. В основном – без табличек, но если таблички попадались, то надписи на них не проливали свет на то, что находилось за дверями. По крайней мере, Ким они оставили в недоумении: «ER090 Подуровень», «X7S Мобил-A», «113 D Тех. Вилка», «079 Безопасно (Свободно)».

Она присела на подоконнике, вынула планшет.

«Новый день и новое путешествие. Сегодня я оказалась внутри североамериканской каракатицы. Как же, леди и джентльмены, меня угораздило? Подобно тому, как каракатица вбирает в себя воду, чтобы, выплеснув ее через специальное отверстие в мантии, прийти в движение, так и Институт вбирает в себя то, что приходит из Зоны. А затем выплескивает технологической и отчасти мистической струей, продвигая наше общество вперед и только вперед вопреки естественным законам развития. Пока существует Зона, всегда найдется тот, кто будет преобразовывать ее сверхъестественные ресурсы в деньги. Уже долгие годы (уточнить – с какого года именно!) этим весьма прибыльным делом занимается (нагревает руки?) Институт внеземных культур. (Дальше – врезка с краткой историей Института).

Городские власти и местные жители уверяют, если бы не Институт и не полицейские кордоны, то отток артефактов из Зоны происходил бы бесконтрольно, чем не преминули бы воспользоваться преступные кланы, а так же страны третьего мира, во главе которых находятся не самые миролюбивые царьки и диктаторы.

Но почему-то меня не покидает ощущение, будто Институт – это меньшее зло, с которым нам всем пришлось смириться…».

Распахнулась дверь, по коридору прошелся сквозняк с запахом табачного дыма, кофе и апельсинов. Ким увидела молодого человека в джинсах и гавайской рубахе, в руках он держал большую дымящуюся чашку с надписью «Милый пиарщик».

– Приветствую, мисс! – радушно обратился он к Ким. – Кимберли Стюарт? «Дейли Телеграф»?

– Именно, – Ким спрыгнула с подоконника, не позволив специалисту по связям с общественностью полюбоваться ее ладными ногами.

– Чед Байрон. Надеюсь, чем-то смогу вам помочь. А если нет, то хотя бы угощу кофе.

«Опять флирт…» – внутренне содрогнулась Ким.

Они обменялись рукопожатием.

– Каждый филиал Института выпускает ежемесячный бюллетень, в котором мы информируем научную общественность о ходе нашей работы, – сказал Байрон, жестом приглашая Ким в кабинет. – Но, полагаю, вам нужны не термины и цифры, а что-то иное.

– Да, отделу публицистики «Дейли Телеграф» больше интересны социальные аспекты этой темы, – проговорила Ким. – Я так представляю свой будущий материал: это будет что-то вроде картины, выполненной худож-ником-прерафаэлитом. Я хочу рассказать, каково это – жить по соседству с Зоной.

Байрон усадил Ким в кресло, стоявшее под доской, к которой разноцветными магнитиками были прикреплены с полсотни распечатанных и написанных от руки текстов. Кивая на ходу, он отошел к кофемашине выполнять свое обещание.

– Прежде всего меня интересуют люди. Наверняка у вас здесь найдется немало историй. Интересуют, как трагические случаи и страшные происшествия, так и всякие курьезы, байки, анекдоты…

– Тосты… – подсказал, пряча улыбку, Байрон.

– А еще, – Ким не заметила его вставку, – мне важно разобраться во взаимоотношениях человека и Зоны, и я бы очень хотела совершить вылазку за забор в составе научной партии.

– За Периметр, – поправил Байрон.

– И за Периметр тоже, – на одной интонации договорила Ким и улыбнулась.

– То есть, – вздохнул Байрон, – хотите своими глазами увидеть Зону-матушку, верно?

– Верно, – не стала отпираться Ким.

– И именно ради этого, надо полагать, вы проделали такой длинный путь…

– Я не жалею о проделанном пути, уже сейчас я насобирала достаточно «картинок», чтобы засесть за работу над статьей, – поделилась Ким. – Но если бы я описала то, что смогу увидеть своими глазами в Зоне, если бы передала ощущения, это бы подняло мою работу из разряда «еще один социальный материал из провинции» на иной качественный уровень. Думаю, как профессионал вы со мной согласитесь.

Само собой, она не стала говорить, что запланирован еще и нелегальный выход в Зону с местными сталкерами, о котором они, правда, пока не подозревают. И именно лихая, рисковая вылазка должна стать кульминацией, а не скучная прогулка вдоль вешек в компании одетых в неповоротливые защитные скафандры ученых и охранников.

Чед Байрон поиграл желваками, покивал, похрустел суставами пальцев.

– Вы хотите увидеть Зону? – спросил он, подавшись к Ким. – Что ж, нет ничего проще.

Он передал ей кружку со свежезаваренным кофе, Ким побрезговала его пить, потому что увидела на краях следы помады. Она поставила кружку на стол, но пиарщик не обратил на это внимания, потому что был уже у дверей.

– Идемте-идемте.

Старый лифт ехал долго и неровно, точно хромая лошадь. В свете единственной лампы они молча смотрели друг на друга. Ким поняла, что по какой-то причине Байрон намерен поставить ей подножку: или распоряжения какие-то имеются, или из вредности, или из принципа.

– Шестнадцатый этаж, – объявил пиарщик, когда двери открылись.

Площадка перед лифтом была залита солнечным светом, и Ким невольно прикрыла глаза. Байрон прошел вперед, решительно распахнул широкое окно, впустив в коридор дыхание летнего дня.

– Посмотрите, какова она, – предложил пиарщик, вынимая сигареты.

Ким подошла к окну. Байрон закурил, нещадно дымя.

Земля как земля. Четко просматривается на много километров вдаль – до размытых жаркой дымкой серо-сиреневых гор на горизонте. Отвалы породы – словно бородавки, рыжая паутина ржавых железнодорожных путей. В груде железа, растянувшейся гусеницей вдоль одной из паутин, угадывается древний состав с паровым локомотивом. Руины металлургического завода как из компьютерной игры – наверняка этот антураж уже кто-то успел использовать в стрелялке на модную постапокалиптическую тему. Старый гараж с прохудившейся крышей, кровельные балки торчат из-под сгнившего рубероида и битого шифера, точно ребра из омертвевшей плоти. На фоне разрухи и запустения контрастно выделяются и цепляют взгляд новенькие грузовики, припаркованные на стоянке возле гаража. Ким решила, что институтские оставляют часть своей техники на окраине Зоны, чтоб не гонять всякий раз туда-обратно.

– Вот Зона, которую вы желали увидеть. Ничего особенного, – как Байрон ни старался, Ким все равно уловила в его голосе нотки благоговения. – Десятки квадратных километров пустоши. Щебень, пыль и старое железо. И смерть…

Ким вдохнула-выдохнула.

– Похоже, из этого окна были сделаны самые известные снимки Зоны, – признала она. – «Ю-Эс-Эй Тодей», «Нью-Йорк Таймс», «Нэшнл Физикс»… Прекрасная точка для съемки. Почти видовая площадка.

Байрон горячо кивнул, с присвистом затянулся и посоветовал:

– Вот и вы воспользуйтесь. Крайне сожалею, но в Зону мы вас выпустить не сможем.

Ким фыркнула.

– Как так? У меня же есть аккредитация.

– А у нас строгие правила, Ким, – развел руками Байрон. – Допуск в Зону имеют лишь сотрудники Института, прошедшие специальную подготовку.

Ким надула губы. Она мысленно представила план будущей статьи. Получалось, что пункт, с реализацией которого не ожидалось проблем, грозит обернуться проволочкой. Конечно, вылазка с научной группой была не столь ценна, как вылазка со сталкерами, но все равно Ким возмутилась.

– Вы только что сказали, будто Зона – это ничего особенного! – сказала она сухо, не глядя на Байрона. – Я уверена, что прилегающие к городу области Зоны исхожены и исследованы вдоль и поперек. И особого риска не будет…

– Ки-и-им, – морщась протянул Байрон. – Есть правила, за нарушение которых нам поснимают головы. Да и вы рискуете оказаться на скамье подсудимых. К тому же у нас есть утвержденный график выходов за пределы Периметра, я его не видел, но вполне возможно, что экспедиции не запланированы ни на сегодня, ни на завтра, ни на весь последующий месяц.

– Чед, что вы мне зубы заговариваете? – Ким едва справлялась с раздражением. – Вы даже свои машины оставляете в Зоне! Я не прошу сопровождать меня на завод или в горы, я говорю лишь о короткой вылазке, за забор и обратно.

– За Периметр, – машинально поправил Байрон и встрепенулся: – Позвольте! Машины? Какие это машины мы оставляем в Зоне?

– Вот стоят! У вас перед носом, Чед! – с презрением буркнула Ким.

Байрон поперхнулся дымом.

– Да будет вам известно, что эти грузовики стоят возле гаража с ночи Посещения. Больше сорока лет стоят, и ничего с ними не делается. Видите, как сияют стекла на солнце? К ним даже пыль не пристает. А краска на кабинах? Она только ярче год от года.

Видя, что Ким растерялась, Байрон продолжил давить:

– А знаете, что случится с человеком, если он сдуру решит пройти между грузовиками? Вы когда-нибудь видели, как закипают и взрываются глазные яблоки?

И тогда Ким не выдержала.

– Чед, приберегите ваши страшные истории для внуков! Я смогла выбраться из обстрелянной бандитами горящей «галоши», а никто из моих попутчиков – здоровяков-военных! – увы, не выжил! На меня напал счастливчик, и я опять-таки цела и невредима! Не думаю, что на расстоянии пятидесяти ярдов от обоссанного забора, который вы упорно называете Периметром, есть хотя бы одна неизвестная вам аномалия! Так что не пудрите мне мозги! Вы можете обеспечить мне безопасный выход в Зону! Можете, но по какой-то причине не хотите! Посему сам собой возникает вопрос – а не скрывает ли Институт в Зоне что-то, что посторонним глазам видеть не полагается?

«О… Да здравствует ПМС…» – догадалась Ким, когда под высоким потолком коридора умолкло эхо ее тирады. Судя по выражению лица Байрона, он пришел к аналогичному выводу.

– Прошу прощения, – послышался знакомый голос.

Ким обернулась и тут же прыснула в кулак. Посреди коридора стоял, пытливо глядя на них с Байроном, Строгов. Белый комбинезон его изрядно полнил, на правом рукаве влажно поблескивало свежее пятно – то ли джем, то ли солидол. Все двери были закрыты, и казалось, будто Строгов возник из ниоткуда.

– Да ты следишь за мной! – Ким не собиралась обижать русского, но фраза прозвучала агрессивно, в ней ощущалась желчь ссоры с Байроном, и Строгов моментально изменился в лице.

– Я вообще-то здесь работаю, – холодно ответил он.

– Позвольте-позвольте! – вмешался Байрон. – Поправьте меня, если я ошибаюсь, но вы знакомы, так?

– Знакомы, – подтвердил Строгов. – Хармонт – городок маленький. И все в нем как селедки в бочке. А из-за чего, собственно, сыр-бор?

Байрон не стал таить.

– Ким для статьи необходимо побывать в Зоне. Но ты же знаешь наши правила.

Ким мысленно поблагодарила Байрона за корректное описание проблемы.

– Действительно, – потер подбородок Строгов. – Зона – не место для прогулок. Чед, давай подумаем, чем мы можем помочь Ким.

– Давай, – кивнул Байрон.

– В принципе, я могу показать физлабораторию, – с сомнением предложил Строгов. – Включу разок наш рентгеновский лазер.

– Э, нет, – мотнул головой Байрон. – Здесь главный вопрос – взаимоотношения Человека и Зоны. А твои физические термины только распугают Ким читателей.

– Тогда лазер действительно не проканает… – Строгов посмотрел на Ким, точно ждал от нее подсказку. – Слушай, Чед! – в его глазах блеснули огоньки. – А если познакомить Ким с нашими проводниками? Они все равно сейчас бездельничают, в карты играют и кофе пьют целыми днями. Пусть хоть языками поработают.

– А что? Давай! – обрадовался Байрон.

– Какие еще проводники? – без энтузиазма спросила Ким.

– А! – Байрон махнул рукой. – Они вам понравятся. Мы называем их охотниками за премиальными. Бывшие сталкеры. У каждого за плечами – или отсидка, или условный срок. Те еще герои. Приняты в штат на должность лаборантов, не один раз ходили в Зону. Самые настоящие, матерые, – он усмехнулся и добавил: – И абсолютно легальные. За премиальные глотку перегрызут.

– Сколько сталкера ни корми, он все равно в Зону бежит, – высказался Строгов.

– Майкл, инициатива наказуема, – Байрон хлопнул русского по плечу. – Если ты не сильно занят, проведи, будь любезен, нашу гостью к проводникам. Мне надо ежемесячник вычитывать.

– Да? – Строгов почесал переносицу. – А что заявлено основной темой? Открытие Маккейна?

– А что же еще… – Байрон повернулся к Ким. – Группа из Европейского филиала доказала, что свойства «черных брызг» основаны на суперсимметрии. Вашему изданию эта новость интересна?

Ким наморщила лоб. Откуда пиарщику из Хармонтского филиала было знать, что она несколько месяцев дотошно мониторила всю новую информацию о Зонах Посещения?

– Мы печатали это, правда, короткой строкой, – сказала Ким. – «Черные брызги» помогут пролить свет на тайну темной материи. Так, кажется?

Байрон и Строгов переглянулись.

– Да. Каламбур, однако, – высказался пиарщик. – Ну так что, Майкл?

– Валяй, Чед. Занимайся ежемесячником, – Строгов поглядел Ким в глаза. – А мы, пожалуй, пойдем к проводникам на кофе с коньяком.

– Только не переусердствуйте, они – ребята закаленные. Я не имею в виду кофе, – Байрон отступил к дверям лифта, нащупал кнопку вызова. – Если я понадоблюсь, вы знаете, где мое логово.

Строгов остановил кабину на пятом этаже.

Ким шла, оглядываясь. Здесь все было скромнее, чем на верхнем этаже и на двух нижних. Краска на стенах местами потрескалась, линолеум пузырился и хлюпал под ногами. Остро пахло канифолью. Таблички на дверях были подписаны в соответствии той же китайской грамоте: «ТI06 Переход (Внешне)», «G8 Над. Выделить».

– Странно, что мы с тобой всякий раз пересекаемся, – сказала она, глядя в широкую спину Строгова. Русский был выше Ким на голову. – И каждый раз – когда мне нужна помощь.

Строгов обернулся:

– Ты об этом сейчас думаешь? Гм… Может быть, квантовая запутанность? Наши состояния взаимосвязаны, сколь далеко друг от друга мы бы ни находились. Другой термин в голову не приходит.

– Да, – Ким улыбнулась. – Однажды я зашла в книжную лавку на Бродвее и спросила что-нибудь Стивена Хокинга. Продавец ответил: «Сейчас-сейчас. Только вы, девушка, неправильно говорите: не Стивен Хокинг, а Стивен Кинг!»

Строгов выдавил смешок.

– В таком случае, я берусь предположить, что мы скоро встретимся снова. Это произойдет в Хармонте, и, вероятно, этим вечером, в месте, где звучит ретро-музыка, и где подают правильные стейки. За нас – весь квантовый мир! Так сам Хокинг велел.

Ким пихнула Строгова локтем.

– Вероятность встречи успел подсчитать?