Возвращение к любви Гувер Колин
Уже в дверях я вдруг вспоминаю, что кое-что забыл. Достав из кармана фиолетовую заколку, подхожу к кровати, вкладываю заколку в руку Лейк, крепко зажимаю ее пальцы, целую в лоб и ухожу.
Остаток утра тянется медленно. Кел еще у Шерри. Эдди выписали. Она хотела остаться со мной, но Джоел и Гевин увезли ее домой. А мне остается только одно: ждать. Ждать и думать, думать и ждать – вот все, что я могу делать.
Устав торчать в комнате ожидания, я брожу по до боли знакомым, длинным больничным коридорам. Слишком много времени я провел именно в этой больнице. После смерти родителей я шесть дней кряду не выходил отсюда – сидел у постели Колдера. Ту неделю я почти не помню: мы с Колдером были как в тумане и не могли поверить в реальность произошедшего. У брата было сотрясение мозга и перелом руки. Не думаю, что в больнице нас продержали так долго из-за его травм. По-моему, персонал просто боялся отпускать домой двоих сирот, предоставленных самим себе…
Колдеру тогда было семь, поэтому сложнее всего было отвечать на его бесконечные вопросы. Мне никак не удавалось объяснить ему, что мы никогда больше не увидим родителей. Думаю, я настолько ненавижу, когда меня жалеют, именно из-за этого шестидневного пребывания в больнице. Все, кто заговаривал со мной, смотрели на меня с такой жалостью – это было сразу заметно…
Когда Джулия болела, я на протяжении двух месяцев ездил сюда вместе с Лейк. Мы отвозили Кела и Колдера к бабушке с дедушкой, а сами ехали к Джулии. Лейк практически поселилась в больнице и большинство ночей провела здесь. Кел либо оставался со мной, либо был здесь, с ними. Через неделю после того, как Джулию положили в больницу, мы с Лейк привезли сюда надувной матрас – кровати хуже, чем в больнице, даже не представить. Нас несколько раз просили убрать матрас из палаты, но мы просто сдували его утром и вечером надували заново. Надо отдать должное персоналу: если они заставали нас на матрасе спящими, то никогда не будили.
Я провел здесь множество ночей, но на этот раз все по-другому, куда хуже. Не знаю почему: то ли от неизвестности, то ли от ощущения безысходности. Когда умерли мои родители и я сидел тут с Колдером, по крайней мере, все было ясно. Я знал, что родители умерли, а Колдер поправится. Смерть Джулии тоже была неизбежна, и мы были к этому готовы. Нам не приходилось с трепетом ждать ответов на вопросы: мы знали, чем все закончится. А на этот раз… На этот раз все намного тяжелее… и самое ужасное – неизвестность.
Не успел я задремать, как в комнату входит доктор Бредшоу. Я тут же просыпаюсь, и хирург присаживается рядом.
– Мы перевели ее на отделение интенсивной терапии. Через час начнется время приема посетителей, и вы сможете увидеть ее. МРТ пока неплохое. Через некоторое время попробуем вывести ее из наркоза и посмотрим на реакцию. Уилл, пока еще рано делать выводы, может произойти все, что угодно. Сейчас самое главное, чтобы она пришла в сознание.
По телу прокатывается волна облегчения, но секунду спустя меня вновь охватывает беспокойство. Я открываю рот, чтобы задать вопрос, но в горле пересохло, и голос отказывается подчиняться. Беру бутылку с водой, делаю несколько глотков и пробую еще раз:
– У нее есть шанс? На полное восстановление?
– Пока ответить не могу, – вздыхает доктор. – На данный момент мы наблюдаем нормальную мозговую деятельность, но все будет зависеть от ее реакций, когда мы выведем ее из комы. Результаты МРТ могут означать, что все хорошо, а могут не значить ровным счетом ничего, поэтому пока рано говорить. Она в пятой палате на отделении интенсивной терапии, – добавляет он, вставая со стула. – Можете зайти к ней после часа дня.
Я благодарю врача, жду, пока он исчезнет за поворотом, хватаю свои вещи и со всех ног бросаюсь в противоположном направлении, к отделению интенсивной терапии. Увидев меня, медсестра не задает вопросов, настолько уверенно я себя веду, поэтому я сразу же направляюсь к пятой палате.
Здесь уже меньше проводов и трубок, но она все еще подключена к аппарату искусственного дыхания, а слева от кровати стоит капельница. Я обхожу кровать справа, опускаю бортик, ложусь рядом с Лейк, обнимаю ее, закидываю свою ногу поверх ее, беру за руку и закрываю глаза…
– Уилл! – окликает меня Шерри, я резко открываю глаза и вижу, что она стоит по другую сторону кровати.
– Привет, – шепчу я, потягиваясь.
– Я тебе одежду привезла. И вазу. Кел спал, так что я не стала его будить. Думаю, так лучше. Привезу, когда проснется.
– Да, все правильно, спасибо! Который час?
– Почти пять, – смотрит на часы Шерри. – Медсестра сказала, что ты тут спишь уже пару часов.
Приподнявшись на локте, я пытаюсь встать и понимаю, что совсем отлежал руку, но кое-как встаю с кровати и снова потягиваюсь.
– Вообще-то, посетителей сюда пускают только на пятнадцать минут, если ты не в курсе, – сообщает мне Шерри. – Судя по всему, ты им нравишься.
– Пусть бы только попробовали меня отсюда выставить, – смеюсь я, садясь в кресло.
Мебель в больницах всегда отвратительная: кровати слишком узкие – два человека на них не помещаются, стулья жесткие, а кресел с откидными спинками нет и в помине. Будь здесь хоть одно такое кресло, я бы тогда перестал испытывать к этому месту такое отвращение.
– Ты сегодня что-нибудь ел? – спрашивает Шерри. – Ну конечно нет. Пойдем вниз, я тебе что-нибудь куплю.
– Не могу. Не хочу оставлять Лейк. Ее начали выводить из комы, и она может очнуться в любую минуту.
– Ну, поесть-то все равно надо. Ладно, принесу тебе сюда…
– Спасибо.
– Ты хоть бы душ принял. Смотри, весь в крови, грязный. В общем, видок у тебя так себе, – с улыбкой добавляет она и идет к выходу.
– Шерри, только не гамбургер! – прошу я.
Рассмеявшись, она уходит.
Я встаю, беру из вазы одну звездочку и снова залезаю в постель к Лейк.
– Это для тебя, малышка, – шепчу я и разворачиваю бумажку.
Никогда, ни при каких обстоятельствах не принимайте снотворное одновременно со слабительным.
Господи, Джулия! Нам тут, вообще-то, не до шуток! Давай попробуем еще раз, милая! – говорю я Лейк и беру еще одну звездочку.
Сила происходит не из физических возможностей, а из неукротимой воли.
Махатма Ганди
Слышишь, Лейк? – шепчу я ей на ухо. – Из неукротимой воли. Именно за это я и люблю тебя.
Похоже, я снова вырубился и очнулся, почувствовав, что медсестра трясет меня за плечо:
– Сэр! Сэр, вы не могли бы на минутку выйти?
– С ней все в порядке? – спрашиваю я у вошедшего в комнату доктора Бредшоу.
– Сейчас мы отключим аппарат искусственного дыхания. Она постепенно выходит из наркоза, оставим только капельницу c обезболивающим. Выйдите, пожалуйста, на пару минут. Обещаю, мы пустим вас обратно! – с улыбкой добавляет он.
Доктор Бредшоу улыбается! Отлично! Они отключают аппарат искусственного дыхания! Отлично! Он смотрит мне в глаза! Прекрасно!
Я выхожу и в нетерпении продолжаю мерить шагами коридор.
– Все показатели в норме, – сообщает доктор, выходя в коридор через пятнадцать минут, которые показались мне вечностью. – Она дышит самостоятельно. Теперь надо подождать. – Он похлопывает меня по плечу и уходит.
Я возвращаюсь в палату и снова забираюсь к Лейк под одеяло. Прикладываюсь ухом к ее рту и слушаю ее дыхание – самый прекрасный звук на свете! Целую ее… Конечно же, я целую ее, целую миллион раз!
Шерри принесла еду и заставила меня принять душ. Около шести заехали Гевин и Эдди. Весь час, что они провели здесь, Эдди плакала, поэтому Гевин встревожился и увез ее домой. До окончания часов приема Шерри привезла сюда Кела. Он не плакал, но явно очень расстроился, увидев Лейк в таком состоянии, поэтому они вскоре уехали. Раз в час я звонил бабушке, хотя особых новостей не было.
Сейчас около полуночи. Я просто сижу и жду. Жду и думаю. Думаю и жду. Представляю себе, как шевельнется большой палец ее ноги. Или руки. Так можно и умом тронуться, поэтому через некоторое время я отворачиваюсь и начинаю думать обо всем, что произошло в четверг вечером. Машины… Где, кстати, наши машины? Надо бы позвонить в страховую… А что с учебой? Сегодня я пропустил занятия. Или вчера? Я даже не знаю, какой сегодня день недели! Суббота? Вполне возможно, что я не появлюсь в универе и на следующей неделе… Надо узнать, кто читает курсы у Лейк, и предупредить преподавателей, что ее в ближайшее время не будет… Моих, наверное, тоже надо предупредить… А школа? Что им сказать? Не знаю, когда мальчики снова начнут ходить на уроки. Если Лейк оставят в больнице еще на неделю, Кел точно откажется идти в школу… Но он и так уже целую неделю пропустил. Так нельзя. А как насчет Колдера? Где они с Келом будут жить, пока мы с Лейк в больнице? Пока она тут, я никуда не уйду. Да я вообще рискую отсюда не уйти, даже с ней, если не разберусь с машиной. Черт, где же моя машина?
– Уилл…
Я смотрю на дверь, но там никого. Отлично! Вот и галлюцинации! Я слишком много думаю. А вдруг Шерри оставила мне какое-нибудь чудесное снадобье? Наверняка. Надо посмотреть в сумке с вещами.
– Уилл…
Вскочив на ноги, я смотрю на Лейк: глаза закрыты, она не двигается… Но я же отчетливо слышал свое имя! Это точно! Я подбегаю к ней и дотрагиваюсь до ее щеки:
– Лейк?
О господи, она поморщилась! Поморщилась!
– Лейк! Лейк!!!
– Уилл? – произносит она едва слышно.
Она жмурится, пытаясь открыть глаза. Я выключаю верхний свет и, потянув за шнурок, включаю ночник рядом с кроватью: лампы дневного света – это зло, по себе знаю.
– Лейк, – шепчу я, забираясь к ней в постель и целуя в губы, в щеку, в лоб. – Если тебе больно говорить, то не пытайся! Все в порядке, я здесь, с тобой все хорошо. Чувствуешь? – спрашиваю я, беря ее за руку.
Она кивает. Едва заметно, но все-таки кивает.
– Все хорошо, – повторяю я снова и снова сквозь слезы, – все хорошо.
Открывается дверь, и в палату входит сестра.
– Она назвала меня по имени! – радостно сообщаю я.
Сестра смотрит на меня, выбегает в коридор и возвращается вместе с доктором Бредшоу.
– Вставайте, Уилл! Надо ее осмотреть. Это недолго, и вы скоро вернетесь.
– Она назвала меня по имени, – повторяю я, сползая с кровати. – Она назвала меня по имени!
– Выйдите, пожалуйста! – с улыбкой просит меня доктор.
Прошло уже целых полчаса, а из палаты никто не выходит и не входит туда. Я стучусь. Сестра тихо приоткрывает дверь, я пытаюсь протиснуться мимо нее, но она меня не пускает:
– Сэр, подождите еще чуть-чуть!
Может, пора всех обзвонить? Нет, надо сначала убедиться, что мне не послышалось. Хотя о чем это я? Я же знаю, что она слышала меня! Говорила со мной! Шевелилась!
Доктор Бредшоу выходит из палаты, за ним по пятам следует медсестра.
– Доктор, я же не ослышался, правда? С ней все в порядке? Она назвала меня по имени!
– Успокойтесь, Уилл, прошу вас! Будете так себя вести, вас попросят покинуть отделение!
Успокоиться? Да я спокоен как слон!
– Она реагирует на раздражители, – продолжает он. – Физиологические реакции в норме. Что произошло, не помнит. Память будет возвращаться постепенно. А сейчас ей нужно отдохнуть, Уилл. Я пущу вас к ней в палату, но вы должны дать ей отдохнуть.
– Хорошо, обязательно! Обещаю! Клянусь!
– Я вам верю. А теперь идите.
Два раза ему повторять не приходится: я вхожу в палату. Лейк лежит лицом ко мне и улыбается вымученной, слабой улыбкой.
– Привет, – шепчу я.
– Привет… – едва слышно отзывается она.
– Привет, – повторяю я, подхожу к постели и глажу ее по щеке.
– Привет, – снова шепчет она.
– Привет…
– Перестань!
Она пытается засмеяться, но это больно, поэтому она закрывает глаза.
Я беру ее за руку, утыкаюсь лицом ей в шею и плачу.
В течение нескольких следующих часов она, как и предсказывал доктор Бредшоу, то приходит в себя, то снова впадает в забытье. Очнувшись, она вновь и вновь произносит мое имя. Каждый раз я говорю ей, чтобы она закрыла глаза и отдыхала. Каждый раз, когда я прошу ее закрыть глаза и отдыхать, она меня слушается.
Время от времени к нам заходит доктор Бредшоу. Они еще немного снизили дозу обезболивающих, чтобы она могла оставаться в сознании более длительные промежутки времени. Нет, все-таки пока не буду никому звонить: еще рано делать выводы. К тому же я не хочу, чтобы сюда заявилась целая толпа посетителей, Лейк надо отдохнуть.
Около семи утра я выхожу из туалета, и тут она впервые произносит что-то, кроме моего имени:
– Что случилось?
– Мы попали в аварию, – отвечаю я, садясь на стул рядом с кроватью и поглаживая Лейк по плечу.
– А мальчики? – с ужасом во взгляде произносит она.
– Все в порядке, все целы и невредимы.
– Слава богу! А когда? И какой сейчас день?
– Суббота. Авария случилась в четверг вечером. Что последнее ты помнишь?
Она закрывает глаза. Я выключаю лампу над кроватью. Не понимаю, зачем нужно, чтобы свет все время горел? Неужели кому-то из пациентов нравится, когда в метре над их головой сияет лампа дневного света?
– Помню, как мы ехали на слэм… Помню твое выступление… и все… Кажется, все… Кстати, я тебя простила? – спрашивает она, хитро поглядывая на меня.
– Да, простила, – смеюсь я. – И еще: ты меня любишь. Сильно-сильно!
– Хорошо, – улыбается она.
– Ты серьезно пострадала. Тебе сделали операцию.
– Знаю, врач говорил…
– Я тебе потом расскажу все подробно – ладно? – Я глажу ее по щеке тыльной стороной ладони. – А сейчас тебе нужно отдохнуть. Пойду пока позвоню всем нашим: Кел там с ума сходит, и Эдди тоже. Скоро вернусь – хорошо?
Она кивает и закрывает глаза. Я наклоняюсь, целую ее в лоб, беру с тумбочки телефон и шепчу:
– Я люблю тебя, Лейк.
– Еще раз, – шепчет она.
– Я люблю тебя!
Гостей становится все больше и больше, поэтому время посещения приходится строго регламентировать. Я вынужден ждать в холле, как и все остальные: в палату пускают по одному человеку. Первыми приехали Гевин и Эдди, потом Шерри привезла Кела, буквально вслед за ними вошли мои бабушка с дедушкой и Колдер.
– А мне к ней можно? – спрашивает Кел.
– Конечно можно. Она все время о тебе спрашивает. На отделение интенсивной терапии пускают только по очереди и на пятнадцать минут, сейчас у нее Эдди, так что ты следующий.
– Она говорит? С ней все в порядке? Она меня помнит?
– Да-да, все отлично! – успокаиваю его я.
– Пойдем, Внукокел, – обнимает Кела за плечи Дедопол, – позавтракаем, а потом пойдешь к сестре.
Бабушка и дедушка ведут Кела с Колдером в кафе, я прошу их захватить и мне что-нибудь из еды: наконец-то ко мне вернулся аппетит.
– Хочешь, мы заберем мальчиков к себе на пару дней? – предлагает Гевин.
– Да нет, спасибо! По крайней мере, не сейчас. Пусть останутся у бабушки еще на пару дней. Но не больше: не хочу, чтобы они долго пропускали уроки.
– Кирстен пойдет в школу в среду. Если твои привезут мальчиков во вторник, они могут пожить у нас, пока Лейкен не выпишут, – предлагает Шерри.
– Спасибо, ребята, – благодарю я их обоих.
В холл входит Эдди, на ходу вытирая глаза и всхлипывая. Гевин тут же вскакивает, берет ее под локоть и усаживает в кресло.
– Гевин, я же всего-навсего беременна! – закатывает глаза она. – Перестань обращаться со мной как с инвалидом!
– Прости, милая, просто я очень за тебя волнуюсь, – извиняется Гевин и целует ее в живот. – За вас обеих!
Эдди улыбается и чмокает его в щеку. Я рад, что мой друг наконец-то понял, что скоро станет папой. Знаю, впереди их ждет много сложностей, но, думаю, у них все получится. Может, нам с Лейк начать откладывать для них использованные звездочки? Вдруг пригодятся?
– Ну как там Лейк? – спрашиваю я.
– Отвратно, – пожимает плечами Эдди. – Но если учесть, что ей сделали операцию на мозге, то ничего удивительного. Я рассказала ей об аварии. Она расстроилась, узнав, что была за рулем, но я ее убедила, что она ни в чем не виновата. Хотя она все равно жалеет, что машину вел не ты, – тогда бы она могла свалить все на тебя.
– Да пусть валит на меня в любом случае, так ей и скажи, – смеюсь я. – Главное, чтобы она была довольна.
– Мы заедем еще раз после обеда. Ей нужно кое-что из косметики, так я привезу. В два часа нормально? Это время еще не занято?
– Нет. Спасибо, ребята, увидимся в два!
Перед уходом Эдди подходит ко мне, обнимает, и мы стоим так долго-долго.
Я смотрю на часы: следующим к ней пойдет Кел, потом Шерри, а потом, наверное, бабушка. Мне придется подождать до обеда.
– У тебя замечательные друзья, – вдруг произносит Шерри.
– А тебе не кажется, что они странные? – удивленно приподнимаю бровь я. – Многие так думают.
– Кажется, кажется. Вот поэтому я считаю их замечательными.
– Ты и сама весьма странная, Шерри, – с улыбкой говорю я, откидываясь на спинку стула.
– Спасибо, ты тоже, – смеется она в ответ.
На стуле сидеть неудобно, поэтому я снова ложусь на пол. Убираю руки за голову, тянусь и вздыхаю: на полу гораздо комфортнее. Но с Лейк все будет хорошо, так что теперь даже больничная мебель не кажется мне такой уж отвратительной.
– Уилл?
Я открываю глаза. Шерри сидит на стуле, скрестив ноги, и смущенно теребит шов на джинсах.
– Что-то случилось? – с тревогой спрашиваю я.
– Ты держался молодцом, – негромко начинает она с улыбкой. – Знаю, тебе было непросто позвонить мне насчет Кирстен. Да еще присматривать все это время за мальчиками. И то, как ты вел себя по отношению к Лейкен… Ты слишком молод для такой ответственности, но у тебя отлично получается. Думаю, ты и сам это понимаешь. Твои родители гордились бы тобой.
Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. До этого момента я даже не подозревал, как мне нужно, чтобы кто-нибудь сказал эти слова. Иногда самые большие страхи и опасения можно развеять всего лишь парой добрых фраз, сказанных от души.
– Спасибо, – благодарю я Шерри.
Шерри встает со стула, ложится рядом со мной на пол и закрывает глаза. По выражению лица я понимаю, что она изо всех сил старается не расплакаться. Я отвожу глаза: женщинам иногда просто необходимо поплакать. Некоторое время мы лежим молча, а потом она глубоко вздыхает и говорит:
– Он погиб через год. Через год после того, как сделал мне предложение. В автокатастрофе.
Сначала я теряюсь, а потом до меня доходит, что она рассказывает мне о Джиме. Я перекатываюсь на бок, опираясь на локоть, и молча смотрю на нее, не зная, что сказать.
– Да все в порядке, – улыбается она, но я вижу, что она изо всех сил старается не жалеть себя. – Это было очень давно. Я люблю свою семью и не променяла бы их ни на что на свете. Но иногда мне тяжело вспоминать об этом… Например, в такие моменты, как сейчас… – добавляет она, садясь на полу по-турецки и снова начиная теребить край джинсов. – Я так испугалась за тебя, Уилл! Испугалась, что Лейкен не выберется! Смотрела на тебя и вспоминала, как все было тогда, с Джимом… Поэтому я не хотела оставаться здесь подолгу…
Я прекрасно ее понимаю… В ее голосе звучит мучительная боль… Понятная мне боль. И мне ужасно жаль, что ее жизнь сложилась именно так.
– Все нормально, – успокаиваю я Шерри. – Я и не рассчитывал, что ты будешь сидеть здесь со мной, – тебе надо было оставаться с Кирстен.
– Знаю, что не рассчитывал, – от меня все равно было бы мало толку. Но я беспокоилась за вас – за всех вас: за Кела и Колдера, за тебя, за Лейкен… А теперь мне нравятся и твои чертовы странные друзья. Придется еще и за них беспокоиться, – смеется она.
– Знаешь, Шерри, вообще-то, это очень приятно, когда за тебя кто-то беспокоится. Спасибо тебе.
Глава 16
Воскресенье, 29 января
Я кое-что узнал о своем сердце.
Оно может разбиться.
Его можно разорвать на кусочки.
Оно может зачерстветь и застыть.
Может остановиться. Совсем.
Может разлететься на тысячу осколков.
Может взорваться.
Может умереть.
Как снова заставить его биться?
Увидеть, как ты открываешь глаза.
От бесконечной череды посетителей Лейк быстро устала и практически всю оставшуюся часть дня проспала. Даже когда во второй раз приехала Эдди. Но наверное, оно и к лучшему: Лейк вряд ли понравилось бы, что ее балуют, как ребенка. Медсестра принесла ей на обед суп, и она почти весь съела – впервые поела с четверга!
Она задала мне еще много вопросов о том вечере, когда случилась авария. Хотела узнать все подробности о том, как она меня простила, как мы помирились… Я рассказал ей все, что было после моего выступления. Почти не приврал… Ну, разве что немного приукрасил сцену нашего примирения – так, чтобы впечатление произвести.
Сегодня воскресенье, и больница больницей, но традиции есть традиции. Я захожу в палату и ставлю на стул пакеты с DVD-дисками, чипсами и прочей вредной едой. Лейк полулежит на кровати, сестра возится с капельницей, но, завидев меня, улыбается.
– Отлично! Вы как раз вовремя! Она не хочет, чтобы я протерла ее губкой, хочет нормально принять ванну. Я как раз собиралась помочь ей, но если хотите, можете искупать ее сами, – предлагает она, отстегивая капельницу от стойки и закрепляя катетер Лейк на запястье.
Мы с Лейк пристально смотрим друг на друга. Ну, не то чтобы я никогда не видел ее голой, просто не так долго… и не с включенным светом.
– Н-не знаю, – бормочу я, – что скажешь, дорогая?
– Тебе не впервой запихивать меня под душ, милый! Надеюсь, что на этот раз ты для начала поможешь мне раздеться, – радостно заявляет она и смеется над своей шуткой, но тут же морщится и хватается за голову.
– Ой, простите! – извиняется медсестра, почувствовав возникшую между нами неловкость. – Я думала, вы, ребята, женаты. Так написано в ее карточке.
– Да… почти что… еще не совсем, – заикаюсь я.
– Ничего страшного. Вы тогда идите в холл, а я вас позову, когда мы закончим, – успокаивает меня сестра.
– Нет-нет, – вмешивается Лейк, – он мне поможет. Ты мне поможешь! – поворачивается ко мне она.
Я киваю медсестре, та забирает поднос с лекарствами и выходит из палаты.
– Ходила сегодня? – спрашиваю я, беру Лейк под руку и помогаю ей встать с кровати.
– Ага, – кивает она. – Они заставляли меня ходить по коридору между посещениями. Сегодня получше, чем вчера, только голова кружится.
– Голову не мочите, – предупреждает вернувшаяся с полотенцами медсестра. – Там есть душ и ванна. Может быть, лучше воспользоваться ванной, тогда она сможет прилечь, – добавляет медсестра и уходит.
Лейк медленно встает и с моей помощью доходит до ванной. Я осторожно прикрываю за нами дверь..
– Ужас! Я сейчас сквозь землю провалюсь…
– Лейк, ты же сама попросила. Хочешь, сестру позову?
– Не надо. Просто я хочу по-маленькому…
– А-а-а… Сейчас…
Я беру ее под другой локоть, она делает шаг назад, хватается за металлический поручень, останавливается и командует:
– Отвернись!
– Детка, – послушно отворачиваясь, говорю я, – мне будет сложновато помочь тебе помыться, если ты не хочешь, чтобы я на тебя смотрел. А ведь ты даже еще не разделась.
– Дело не в этом. Не хочу, чтобы ты смотрел, как я писаю.
Я смеюсь и жду. Еще немного. И еще. Но ничего не происходит.
– Слушай, выйди, пожалуйста, на минутку, – просит она.
– Только не пытайся сама встать, хорошо? – качая головой, прошу я ее и выхожу, оставив дверь слегка приоткрытой, чтобы услышать, когда она позовет меня. – Ну так что, душ или ванна? – спрашиваю я, возвращаясь через пару минут.
– Ванна. Не думаю, что смогу долго стоять под душем…
Убедившись, что Лейк держится за поручень, я отпускаю ее руку, настраиваю воду и кладу мочалку на край ванны. Снова взяв Лейк под руку, я подвожу ее к ванне, встаю позади, убираю волосы с плеч и развязываю тесемки ночной рубашки. При виде ее спины у меня перехватывает дыхание: один сплошной синяк!
Лейк медленно вытаскивает руки из рукавов. Я трогаю воду, чтобы проверить температуру, потом помогаю Лейк подняться по ступенькам и залезть в ванну. Сев, она тут же подтягивает коленки к груди, обнимает их руками и наклоняет голову.
– Спасибо, что не стал сразу приставать ко мне…
– Погоди благодарить, рано еще: мы только начали, – улыбаюсь я.
Смочив мочалку водой, я встаю на колени рядом с ванной. Ступеньки мешают, поэтому мне сложно дотягиваться до Лейк. Она берет у меня из рук мочалку и начинает мыть плечи.
– Удивительно! Оказывается, мыться – это так тяжело… Руки будто весят по пятьдесят килограммов каждая.
Я вскрываю упаковку и протягиваю ей мыло, но оно тут же выскальзывает у нее из рук. Лейк на ощупь находит его на дне ванной и намыливает мочалку.
– А ты знаешь, когда меня выпишут?
– Будем надеяться, в среду. Доктор сказал, что реабилитация может занять от нескольких дней до двух недель – в зависимости от темпов заживления, а у тебя, кажется, все происходит быстро.
– Мне так не кажется, – хмурится Лейк.
– Да ты вообще молодец! – убеждаю ее я.
Она улыбается, откладывает мочалку на край ванны и снова обхватывает руками коленки.
– Мне надо отдохнуть, – устало говорит она, прикрывая глаза. – Всего минутку, а потом займусь второй рукой…
Я выключаю воду, встаю, снимаю обувь и футболку, оставляя на себе только брюки, и прошу:
– Подвинься-ка.