Сценарий счастья Сигал Эрик

22

Без четверти одиннадцать позвонил водитель Сильвии и сообщил, что они уже в двух кварталах от клиники. Я выслал Полу встретить их у входа.

Как она потом описывала, лимузин был размером с «Боинг-747». Когда они прибыли в мое отделение, все взоры разом устремились на Сильвию. Красотой она далеко затмевала всех моих прежних пациенток.

Казалось бы, дорога каждая минута, и мы уже были готовы начать процедуру, но Сильвия настояла на том, чтобы сначала обойти все лаборатории и своими глазами посмотреть на новейшее оборудование, с помощью которого осуществлялась идентификация генных нарушений на уровне ДНК. А главное, ей хотелось со всеми познакомиться лично. Как будто ее личное обаяние могло как-то повлиять на исход наших усилий!

Первым делом я представил ей своего ассистента, доктора Мортона Шульмана, не преминув похвалить его как первоклассного специалиста. Я хотел, чтобы она твердо знала: не окажись меня рядом, ее все равно будет лечить не менее компетентный доктор.

Риза взяла у Сильвии кровь, а я показал ей аппарат, который будет эту кровь «промывать».

Затем мы с Мортом отвели ее на десятый этаж в отделение радиологии и оставались рядом, пока ее помещали в аппарат магнитного резонанса.

По окончании процедуры я попросил Морти отвести ее вниз и угостить кофе, а сам тем временем намеревался обсудить с Элом»Реддингом сделанные снимки. По дороге к лифтовому холлу я сказал Сильвии:

— Доктор Шульман — потрясающий рассказчик. Обязательно попроси его рассказать, как его теща каталась на роликах.

Когда я вошел, старший радиолог с ассистентами рассматривали снимки, установленные на экране с подсветкой.

— Да, Мэт, такое нечасто увидишь, — с серьезным видом объявил Эл вместо приветствия. — Жуткое дело! Сам взгляни.

Опухоль на снимке была видна с середины кабинета. Огромное пятно, которое можно было принять за дефект пленки.

— Послушай, как она еще ходит-то?

— Недолго осталось, — мрачно заметил радиолог.

— От силы месяц.

Тут ко мне повернулся один из ординаторов и почтительно спросил:

— Доктор Хиллер, какие, вы думаете, у вас есть шансы в таком запущенном случае?

Я был не в том настроении, чтобы делиться с кем бы то ни было своими сокровенными мыслями, и поэтому сказал только:

— Я бы хотел пару минут поизучать их один. Не обидишься, Эл?

— Валяй, — согласился он. — Мы с ребятами пока спустимся перекусить.

Они оставили меня наедине со снимком опухоли в мозгу Сильвии, такой большой, что, если не произойдет чуда, она ее наверняка убьет.

Весь ужас ситуации разом обрушился на меня. Это Сильвия. Моя первая любовь.

Господи, подумал я, она еще так молода. И полжизни не прожила! Теперь она никогда не увидит, как женятся ее дети. Не будет гулять с внуками на детской площадке…

А может, моя методика каким-то чудом еще может ее спасти? Что, если этот шанс есть?

Эмоции во мне явно преобладали над рассудком. Мне требовалось чье-то объективное суждение, мнение специалиста, которому я доверяю.

Время было подходящее. В Нью-Йорке полдень, значит, на Западном побережье девять утра. Джимми Чиу в Сан-Диего я перехватил в тот момент, когда он готовился к обходу.

Я кратко поздоровался и попросил посмотреть для меня снимки, которые я перегоню ему на компьютер по электронной почте.

Джимми был настоящий друг. Он понял, что время не терпит, и сказал, что немедленно поднимется и посмотрит снимки. Поскольку в Нью-Йорке лаборант был на обеде, я сам отсканировал пленку и отправил по электронной почте в Сан-Диего, где она тут же появилась на мониторе рабочего компьютера Джимми Чиу.

Через несколько минут он перезвонил.

— Джим, я только хотел услышать твое мнение. Как ты считаешь, в такой стадии пациентке может помочь наш ретровирус?

— Ты это серьезно? Такая огромная глиома либо сама ее убьет, либо вызовет кровоизлияние. С тем же эффектом.

— Думаешь, нечего и пробовать? — Я все еще отказывался капитулировать. Он понял, что я жду, что он пересмотрит вердикт.

Послушай, Мэт, всему есть предел.. Мы с тобой не кудесники. Надо помогать тем, кого еще можно спасти. А кстати, эта женщина кто такая?

— Извини, Джим, — ответил я. — Спасибо тебе за помощь.

Я быстро повесил трубку. Сейчас мне не перед кем было разыгрывать профессиональный стоицизм. Я зарылся лицом в ладони и зарыдал. Сильвия умирает, и я ничем не могу ей помочь. Потом я вспомнил, что как раз в этот момент она ждет меня внизу.

Я быстро прошел в туалет, умылся и снова придал себе презентабельный вид.

По иронии судьбы, когда я ее увидел, Сильвия весело смеялась. Морти Шульман развлекал ее лучшими номерами своего репертуара.

Она заметила меня и, еще больше оживившись, помахала рукой.

— Вам двоим в самом деле надо выступать на сцене, — улыбнулась она. — Мэт может давать фортепианные концерты, а Морти — вести какую-нибудь развлекательную программу на телевидении.

Мой молодой коллега взглянул на меня, с удивлением.

— А я не знал, что ты играешь!

— Примерно на уровне твоего юмора, — небрежно отмахнулся я.

Я сел и посмотрел на Сильвию внимательнее, чем когда-либо. Сейчас я впервые видел на ее лице тень надвигающейся смерти. Думаю, она и сама успела это заметить. Ее сегодняшнее сияние было похоже на то, как распускается во всей красе цветок, чтобы на другой день увянуть навсегда.

То ли она не хотела с этим мириться, то ли из чистого упрямства, но Сильвия упорно продолжала говорить о своих планах на будущее. Начиная от постановок следующего сезона в Ла Скала, которые она намерена финансировать, до летних поездок с детьми. И то, и другое уже было неосуществимо.

Мы с Морти вместе проводили Сильвию до . машины.

— Ну что, Мэт? Как тебе лимузин? — воскликнул он, когда машина отъехала. — Видел такой когда-нибудь?

— Морт, я и опухоли такой никогда не видел. У нее никаких шансов.

— Не может быть! — Он был в шоке. — Такая потрясающая женщина, полная жизни…

— Послушай, Морт, — прервал я его причитания, — я хочу попросить тебя об одном очень большом одолжении.

— Черт! — Он никак не мог опомниться. — Поверить не могу!

— Умолкни и слушай! — приказал я. — Отныне Сильвия — твоя больная. Ты будешь ее лечить и сделаешь все, чтобы ей ни секунды не пришлось страдать. Ты меня слышишь?

Я видел, что это задание для него мучительно.

— Но, Мэт, она же приехала специально, чтобы лечиться у тебя!

— Морт, делай что говорят! — рявкнул я.

— Понял, — нехотя буркнул он.

— Вот и хорошо. А теперь сходи к Поле и возьми на себя все мои дела на ближайшее время. Вплоть до особых распоряжений. И убедитесь там, что у Ризы есть все необходимое, чтобы как можно быстрее сделать вливание.

Морти наверняка решил, что я совсем спятил.

— Я тебя правильно расслышал? Ты только что сам сказал, что она безнадежна, а теперь велишь ускорить лечение. Ребята и так загружены до предела! Может, объяснишь, зачем все это?

— Затем, талмудист несчастный, — вспылил я, — что надо верить в чудо!

23

Я строго-настрого велел Сильвии, когда доберется до дому, поспать, поскольку утром на нее выпала слишком большая нагрузка.

Следующие два часа я сидел в кабинете и пытался придумать, что отвечать на вопросы, которые неизбежно возникнут у нее по поводу снимков. Конечно, правду я ей не скажу, вот только врать я плохо умею. Оставалось надеяться, что то обстоятельство, что мы стали готовить ее к процедуре, придаст правдоподобия моему лукавству.

Наконец я набрал ее номер, и она сразу же попросила побыстрее приехать, поскольку, как она выразилась, у нее для меня приготовлен «совершенно особенный сюрприз». Говорила она при этом тоном искусительницы.

Через десять минут я уже стоял у ее дверей.

Сильвия взяла меня за руку и ввела в квартиру. Потом провела на террасу, где был накрыт чай.

— Мэтью, присядь. Ты себе представить не можешь, какой подарок нам преподнесла судьба.

Мне было нелегко сохранять самообладание, особенно теперь, когда я со всей отчетливостью понимал, что она обречена.

— Ни за то не угадаешь, что сегодня дают в «Метрополитен»!

— Ну, не знаю, не знаю, — отшутился я. — «Три тенора»?

— Не угадал. Ну, Мэтью, подумай как следует! Помнишь нашу оперу? Конечно, «Травиату»! И как раз сегодня поют Георгиу и Аланья. А как тебе известно, они и в жизни любовники.

— Полагаю, у вас там тоже своя ложа?

Она рассмеялась.

— Случайно да. Ты, как лечащий врач, разрешаешь мне пойти? С тобой, разумеется!

— Разрешаю. И сам пойду. — Я мысленно порадовался, что еще хоть что-то может доставить ей удовольствие.

— А когда прилетает Нико? — спросил я.

— Завтра утром, — ответила она безо всякого энтузиазма. — Он мне звонил. Сразу, как я вернулась из клиники.

— Заботливый муж!

— Да, — безразличным тоном ответила она. — Похоже, он меня действительно очень любит.

— А дети? У тебя, я слышал, два сына? У вас вся жизнь должна быть на виду. Они у тебя где учатся?

— В Англии, в Итоне. Очень мало что изменилось с прежних времен. Мы еще больше, чем раньше, обеспокоены их безопасностью. Нико приставил к ним круглосуточную охрану. Но сейчас это все высокотехнологично, так что ребята, кажется, и не возражают, им главное — чтобы с личной жизнью не мешали. Надеюсь, когда-нибудь я тебя с ними познакомлю. Они совершенно разные. Как говорят в Италии — как сыр и мел. Старший, Джан-Баттиста, вылитый отец и так же, как он, преуспел во всех видах спорта. Насколько мне известно, он в жизни ни одной книги не прочел. Но это не мешает ему быть неотразимым — в точности как Нико. Естественно, он был дедушкин баловень.

Думаю, за будущее династии «ФАМА» можно не беспокоиться.

— Твой отец, наверное, умер счастливым человеком?

— Да, все вышло так, как он хотел. А еще у меня есть малыш Даниэле, он очень застенчивый и весь в книгах.

— Небось в медицину пойдет? — предположил я.

— Нет, не думаю. Это очень чувствительная натура. Он станет поэтом, в первом поколении по обеим линиям. Он такой нежный, такой чуткий! И вечно участвует в маршах в поддержку проигравшей стороны в какой-нибудь Боснии или Руанде.

Я видел, что младший сын — ее слабость.

— Думаю, родись он в другом веке, он бы стал священником.

— А сколько ему сейчас?

— В феврале будет шестнадцать.

Меня будто кольнуло: я подумал, что до февраля она не доживет.

— А у тебя сколько детей? — спросила она.

— У моей жены две дочери от первого брака. Я их обожаю.

— Да, из тебя должен был выйти прекрасный отец, это сразу было видно. Особенно для девочек. А она какая?

— Кто?

— Твоя жена.

Я не знал, с чего начать, да и стоит ли. И просто ответил:

— Она виолончелистка.

— А-а, — сказала Сильвия. — Это, должно быть, очень удобно.

— В каком смысле?

— Ну, вы можете играть дуэтом.

Это уже было вторжение в мою частную жизнь. Я не хотел об этом говорить. Самое верное сейчас было сказать «да» и переменить тему.

Потом она извинилась и пошла одеваться к вечеру.

— Тебе, наверное, позвонить надо? Ведь у тебя и другие больные есть.

— Есть, — стараясь сохранять профессионализм, ответил я. — И правда, позвоню-ка я в лабораторию, узнаю, как идут дела.

Оставшись один, я набрал номер.

— Да?

— Эви, это я.

— Где ты пропадаешь? На пейджер не реагируешь…

На самом деле, я его осознанно отключил. Я отключил все, что не имело отношения к Сильвии.

— Прости, вылетело из головы. Я что звоню-то… Сегодня не получится.

— Мэт, ты что, забыл, что сегодня четверг? Я приду не раньше половины одиннадцатого.

Ну, все, мне пора забирать Дебби. Ты зачем звонил? Что-то случилось?

— Нет, просто хотел услышать твой голос.

— Ну вот, ты его услышал. Пока!

Снова вошла Сильвия. Она была в элегантном вечернем платье.

— Да, похоже, это действительно будет повторение парижского опыта, — усмехнулся я. — Я опять не одет.

— Не глупи. Идем, а то опоздаем.

Мы спустились. Машина уже ждала, и мы отправились в Линкольн-Центр. Только тут я понял, как сильно рискую. Театр был в каких-то ста метрах от консерватории Джульярда. Если в этом гигантском городе где-то и можно было столкнуться с Эви, то именно здесь. И как нарочно, когда машина остановилась на светофоре на Бродвее и я посмотрел в окно, я тут же увидел ее на углу Шестьдесят пятой улицы. Она несла инструмент.

— Вот черт! — пробурчал я себе под нос. Сильвия моментально догадалась, что происходит.

— Мэтью, не волнуйся, через эти окна она тебя не видит. — Потом оглянулась и еще раз посмотрела в сторону Эви. — Виолончель ростом с нее. Послушай, а она очень симпатичная!

Я промолчал и уставился на Эви.

Я всегда считал, что Сильвия с ее изысканностью во всем далеко затмевает мою жену, у которой главная красота внутри. Однако, по какой-то иронии, в этот вечер Эви выглядела еще милее, чем всегда. Должно быть, дополнительное очарование ей придавало выражение грусти в карих глазах. Я почувствовал сильное желание выпрыгнуть из машины и заключить ее в свои объятия. Прости меня, Эви, что сделал тебе больно!

Любовники в исполнении любовников.

Наверное, это было одно из самых проникновенных исполнений «Травиаты» за всю ее историю, но меня оно почему-то не тронуло. Эта опера потеряла для меня свое очарование. Я больше не сопереживал охваченному страстью Альфреду. Не верил в жертву Виолетты. Я безучастно просидел до ее заключительной арии. Теперь этот фрагмент, который когда-то в Париже тронул нас до слез, обрел новый, глубоко личный смысл: «Ах, гибну, как роза, от бури дыханья… Ах, гаснет, гаснет жизнь моя…»

Я украдкой взглянул на Сильвию — на ее лице лежала непривычная печать умиротворения. Она взяла меня за руку — впервые за весь вечер — и прошептала:

— Я снова испытала это счастье.

Через полчаса мы уже высаживались из машины перед ее домом.

— Мэтью, какой чудесный вечер! Может быть, зайдешь, выпьешь?

— Нет, Сильвия, не могу.

— Ну, пожалуйста! Нико в отъезде, а у сиделки выходной. Я просто не в силах находиться в доме одна!

Зная истинное положение дел, я не мог ей отказать.

— Хорошо. Но только на минутку.

Поднявшись, я понял, что приглашение не было сиюминутной прихотью с ее стороны. В столовой был накрыт изысканный ужин на двоих. Мною начинали манипулировать.

Горничная незамедлительно налила шампанское, и я залпом осушил свой бокал.

За ужином (я заметил, что сама она почти не ест) Сильвия вдруг наклонилась ко мне и с чувством произнесла:

— Мэтью, я хочу тебе кое в чем признаться. Что бы ни случилось, я ухожу от Нико. Я поняла, что жизнь слишком драгоценная штука, чтобы тратить ее на пустые фантазии. И если ты меня примешь, я хотела бы дожить ее с тобой.

«Сильвия, умоляю, только не продолжай!» Я попытался выпутаться как можно деликатнее и негромко, но решительно произнес:

— Прости. Слишком поздно. Для нас обоих. Ты не можешь вот так взять и перечеркнуть восемнадцать лет семейной жизни. И у меня тоже есть близкие мне люди, которые мне очень дороги.

— Мэтью, а как же я? Я для тебя больше совсем ничего не значу?

— Сильвия, ты есть и всегда будешь для меня прекрасным воспоминанием.

Я поднялся.

— А теперь мне в самом деле пора.

— Нет, пожалуйста, не уходи! — В ее глазах стояли слезы.

Я, как глупец, остановился, и она подошла ко мне вплотную.

— В этом ты не можешь мне отказать! — Она обхватила меня руками за шею и притянула к себе.

В этот момент дверь отворилась и вошел Нико. На какое-то мгновение мы все замерли.

— Добрый вечер, — сказал он. Было видно, что он с трудом сдерживает ярость. — Извините, что потревожил вас своим ранним приездом. — И многозначительно добавил: — Спокойной ночи, доктор.

— Нет! — с жаром воскликнула Сильвия. Нико обернулся и властным голосом повторил:

— Да.

— Я и так собирался уходить, — сказал я. — Спокойной ночи.

Все еще в шоке, я вызвал лифт. Через мгновение из глубины квартиры раздался женский возглас: