Фьорды. Ледяное сердце Юхансен Ингрид

– Да.

– Наверное, потрясающее ощущение… Когда сразу столько народу любуется твоим голым, совершенно голым телом…

Под этаким взглядом я ощутила потребность прикрыться простыней.

– Я не ради ощущений это делала!

– Тогда зачем?

Вздыхаю и предпринимаю попытку объяснить:

– Хотела привлечь внимание к проблеме: убивать животных ради меха – это варварство! Но в зажравшемся потребительском обществе нет другого способа привлечь внимание людей к проблеме, кроме как раздеться догола и облить эти идиотские шубы краской. Действительно, журналистов было полно, и вообще собралась толпа народу, пока приехала полиция. Олаф тоже устраивал голый перфоманс: выкрасил воду в историческом фонтане, и плескался там в чем мать родила, пока его не повязали.

– Герр Олаф слишком корпулентный тип, – Андрес чуть заметно поморщился. – Думаю, смотреть на твою наготу было гораздо приятнее. Очень, очень приятно…

Он коснулся пальцами ямочки между моими ключицами и потянулся к груди, но я ускользнула от него и переместилась на самый краешек кровати:

– К наготе можно относиться по-разному. В таких акциях нет ни грана похоти, даже эротики – только чистый эпатаж. Игра на публику и прессу, вот и все. – Я не стала терять много времени, втолковывая эти элементарные вещи Андресу, а спросила напрямик: – Когда Олаф успел рассказать тебе, где меня искать?

– Уже потом, когда я тебя увидел, сравнил с картиной и понял, что это больше, чем случайное сходство.

Вот оно, значит, как, Андрес меня сфотографировал, чтобы показать снимки Олафу? Насколько «случайно» я вообще попала на эту работу? Объявление мне прислали на электронную почту вместе с прочим спамом, когда я начала размещать резюме в Интернете. Колокольчики тревоги громче зазвенели у меня внутри. Андрес продолжал:

– Я связался с ним еще раз и спросил, как разыскать его бывшую супругу, он ответил, что не знает. Но велика вероятность, что ты уехала к тетке, на старый эллинг. Я помнил, что ты с Вестеролена, а твой дедушка был китобой. На этих островах не так много рыбацких поселков, где есть старые эллинги, вычислить это место было несложно.

Как Андрес ухитрился связаться с Олафом, если мой бывший муж сейчас в ургентном отделении психиатрической клиники и даже такая пробивная особа, как Делия, не может к нему попасть? Каждый раз, когда я думаю об Андресе Рёде, вопросов у меня больше, чем ответов. Просто поразительно, насколько чужим и опасным он умеет быть. Я села на кровати, обхватила колени руками и пристально вглядывалась в изгибы темно-зеленой морской травы, которыми фантазия Олафа наградила меня вместо волос.

Иногда взгляд на себя со стороны оказывается очень отрезвляющим!

Горькая правда такова: мудак продал меня маньяку.

Судя по цене его художественного приобретения и этой яхте – весьма и весьма состоятельному маньяку. Надо было встать и уйти, как только я осознала этот факт, но мое тело растеклось по атласным простыням, как медуза на горячем песке, оно не способно было услышать голос разума, который выл, как сирена:

Уходи! Беги от него, Лени! Беги!

Что-то больно укололо меня в бедро, когда я неловко повернулась на кровати. Похлопала по простыне в месте укола и нащупала связку ключей, вытащила их, встряхнула на ладони и показала Андресу:

– Если ты планируешь ночевать в отеле на берегу, я тебе открою номер, включу электричество и водонагреватель, приготовлю постель.

Я спрыгнула с кровати, оглядела каюту в поисках двери в душевую комнату, он попытался удержать меня за руку:

– Лени, куда ты торопишься?

– Меня ждет Малыш.

– У тебя здесь есть приятель? – удивленно переспросил Андрес.

– Нет, нет. Это мой сыночек. Вообще-то его зовут Нильс, но мы все, домашние, называем его просто Малыш. Он остался с тетушкой Фритой, моей дальней родней, и будет капризничать, потому что мама задерживается надолго.

Если бы я родилась в Нью-Йорке или еще каком гигантском мегаполисе, наверняка знала бы, что большинство маньяков – мужчины европеоидной внешности старше двадцати пяти лет с чрезвычайно высоким уровнем интеллекта. Меня бы научили в школе, что в разговорах с людьми, к которым не испытываешь достаточного доверия, категорически нельзя упоминать имена родных и близких, а также сообщать места их проживания. Но я выросла здесь, в безопасном месте, где детей пяти-шести лет запросто отпускают на соседние острова с подвернувшимися рыбацкими барками или катерами, а на праздниках и ярмарках стайки малышей шастают вообще без сопровождения взрослых.

Жизнь еще не научила меня бояться ВСЕГДА.

15

Еще в университете я читала статью, где с подтверждением психологическими тестами доказывалось, что привлекательность «больших денег», богатства тесно связана с сексуальной притягательностью. Так, топ-модель с многомиллионными гонорарами всегда будет более сексуально притягательна, чем ее менее оплачиваемая товарка, и, уж конечно, чем просто высокая, костлявая девушка с соседней улицы. То же самое верно и с мужчинами: потрепанный жизнью мультимиллионер с заметным животом и лысиной всегда будет более популярен у дам, чем, например, моложавый человек среднего достатка или малоимущий красавец. Дело не в деньгах самих по себе: социальный успех, богатство и сексуальная притягательность способны существовать только вместе. Это три слагаемых того, что называют «харизмой», утверждал автор.

Во многом он был прав – Андрес обладал некой ощутимой, притягательной силой.

Я готова была найти тысячу причин, чтобы задержаться рядом с ним на яхте. Все его странности и тайны уже казались мне простительными и объяснимыми. Дальше – больше – я уже ничего не желала знать о его прошлом и его…гм… своеобразных увлечениях. В конце концов – каждый имеет право на приватность.

Даже то, что Андрес ни разу не заговорил со мной о происшествиях на лайнере, я сочла добрым знаком и удалилась за прозрачную дверь. Никакой душевой там не оказалось, зато была устроена искусительная джакузи.

– Слушай, а где у тебя душ?

– Идем, я тебя отведу – душевая кабинка в тренажерном зале.

Если бы я не была голой, то заглянула бы в рубку и расспросила ребят про ходовую часть: люблю яхты и не очень понимаю, зачем выходить в море, чтобы качать мышцы, запершись в специальном зале. Эту роскошную яхту наверняка строили по спецзаказу, здесь отличное парусное вооружение – поставь паруса, и будет тебе физическая нагрузка на свежем воздухе посерьезнее любого фитнеса. Но мой смущенный харизмой мистера совершенство разум и здесь услужливо подсунул оправдание: Андресу с переломанной ногой не до прелестей свежего ветра.

Я прошмыгнула между шаговой дорожкой и еще каким-то монструозным приспособлением, чтобы качать бицепсы, и долго стояла под стремительными струями воды. Завернулась в халат, пожертвованный мне хозяином, и пошла обратно, по пути случайно зацепила пульт, и вокруг меня мощно грянула симфоническая музыка – я не большой знаток, но первый концерт Белы Бартока [34] опознать в состоянии, настолько это произведение не похоже ни на что другое, – и чуть не подпрыгнула на месте.

– Ты слушаешь Бартока, когда качаешься?

– Что здесь предосудительного? Не все, кто занимается на тренажерах, кайфуют от «Рамштайн». – Мне стало неловко: я тоже иногда слушаю «Рамштайн», хотя предпочитаю панк с элементами этно-рока, но Андрес безусловно более образованный и аристократичный молодой человек, чем я. Не знаю почему, но мысль о разных социальных кругах, к которым мы принадлежим и которые редко пересекаются даже в самом демократическом и толерантном обществе, одновременно и огорчила, и отрезвила меня. Я вспомнила, что мне следует быть настороже. Держаться с этим человеком очень и очень осторожно, потому что, хотя закон один для всех, но применяют его по-разному.

Пока мы оделись и поднялись на палубу, погода успела перемениться. Туман поднимался над водой нежной вуалью, небо стало свинцово-серым. Воздух пропитался холодом и тревогой. Наверное, тетушка права, и ночью пойдет снег.

Последний снег перед запоздавшей весной!

Окликаю парня из команды и советую поставить дополнительный якорь на случай, если погода окончательно испортится. Здешняя бухта коварна – местами подводные скалы доходят до самой поверхности воды и острые, как шило. Если судно хоть немного снесет из фарватера, есть реальный шанс пропороть обшивку. Пока мы с ним разговариваем, разглядываю узлы на такелаже: я очень хорошо запомнила узел, которым связали уздечку у меня на руках. Действительно, есть привычки, которые никогда не меняются, и есть действия, которые люди совершают автоматически, не задумываясь о последствиях. Если мне требуется соединить разорванную веревочку, я обязательно завяжу один из десятка «морских» узлов, которые знаю. Но тот узел был очень своеобычный – сроду такого не видела, я так и не поняла, в чем его секрет. Как ни пыталась, я не смогла завязать похожий. Наверняка поклонники БДСМ имеют свои собственные хитрости, может, у них принято вязать особые хитрые узлы, чтобы партнер не вывернулся из паутины веревок? Воспользуется ли Андрес таким навыком для практических нужд?

Сомневаюсь. Он считается вроде капитана яхты и не будет без крайней нужды самолично подвязывает концы. Надо бы при случае осмотреть его вещи; но такой парень как Андрес скорее выбросит кроссовки, если порвались шнурки, и всю куртку целиком, если порвалась тесемка в капюшоне, чем попытается быстренько связать два обрывка, как привыкла делать я.

Старинный, кованый ключ скрипнул в замке, я налегла плечом на тяжелые двери и пропустила вперед Андреса, который ковылял за мною, опираясь на тросточку.

День был еще в разгаре, но безудержный солнечный свет сменился серым сумраком. Я взяла коробок с длинными спичками, чиркнула и поднесла голубоватый огонек к дровам в камине. Как только поленья вспыхнули, стены, сложенные из потемневших от времени деревянных балок, приобрели особый серебристыми флер, даже воздух здесь пахнет по-особенному. У меня было твердое намерение спуститься в кухню, включить паровой котел, чтобы прогреть комнаты и уйти, но у самой двери в подвал мой единственный гость заступил мне дорогу и поймал за руку:

– Лени, пожалуйста, не убегай от меня больше! Чем я тебя мог обидеть?

Поразительный человек! Его кошачьи зеленые глаза смотрели на меня с почти детской наивностью, а улыбка выглядела искренней и растерянной.

– Андрес, ты меня не обижал, ты меня обманывал от начала и до конца!

– Останься, пожалуйста. Без тебя мне было так одиноко, так тяжело. Ты мой единственный близкий человек, кто знает про меня столько… А я даже не представлял, где тебя искать. Полицейское расследование скоро закончится, у компании нет к тебе претензий…

Если допустить, что ангелы действительно существуют, даже у них есть лимит терпения, мне далеко до ангелов, мой лимит благонравия исчерпался. Я готова была оттолкнуть Андреса с дороги и уйти, если бы не отсветы пламени на его коже. Они напоминали мне о нашей ночи во фьордах, полной дикой страсти и искренности, почти изжитых в цивилизованном мире. Все, на что меня хватило, это выдернуть руку из его ладоней и вспылить:

– Что? У компании нет ко мне претензий? Зато у меня к компании претензий – масса! Я не понимаю, что происходит, Андрес!

В каминной трубе натужно засвистел ветер, а сумрак сгустился, стал ощутимым и плотным, я подошла к щитку у двери, открыла его, щелкнула переключателем. Верхний свет не может добавить ясности нашим отношениям, но его тусклая желтизна придала мне уверенности.

– Да, я очень виноват… Навлек на тебя столько неприятностей, позволь мне хотя бы сейчас позаботиться о тебе, хорошо? Так будет лучше. Лучше для всех.

– Меня дважды пытались убить, это ты называешь «неприятности»? Это, по-твоему, лучше? Лучше чего?

– Лени, выслушай меня, пожалуйста! Умоляю тебя!

Еще секунда – и Андрес снова бухнется передо мной на колени, я буду его отталкивать, пинать, бить чем-под-руку-попало, возможно, даже снова свяжу. От такой мысли затылок под непривычными волосами защекотало от предвкушения того, что может случиться между нами снова. Я так и представила наши сладострастные стоны и тела, иступленно впивающиеся друг в друга среди огненных бликов камина. Все опять окончится сексом, никакого разговора опять не получится, если я позволю ему и дальше манипулировать собой. Чтобы не превратиться в безнадежную нимфоманку, я отодвинулась от Андреса подальше:

– Нет! Нет! Нет! Не надо ничего объяснять!

– Лени, выслушай меня, пожалуйста! – Он попытался поймать мою руку, но я увернулась. – Понимаешь, я думал, если буду с женщиной, которая мне нравится, в равных социальных ролях, все будет проще… Я думал, что будет легче завести нормальные отношения, я никогда раньше не заводил отношения с приличными девушками. Как я мог быть уверен, что зависимый человек относится ко мне искренне?

– Зависимый – в каком смысле?

Андрес выглядел безмерно несчастным и беспомощным. С тросточкой в руке, не в состоянии опереться на ногу – пришлось пододвинуть к огню старое, уютное кресло и усадить его – он успел перехватить мое запястье раньше, чем я отошла, и удержал рядом с собой. Его прохладные пальцы легли на мою пульсирующую жилку. Наверное, он почувствовал, что мое сердце сразу забилось быстрее.

– Моя семья владеет круизной компанией, «Контесса Анна» – одно из наших лучших судов. Вот. Получалось, что я – твой «большой босс» и вообще состоятельный человек…

Состоятельный? Скорее скромный, подумала я. Он далеко не просто состоятельный, а до неприличия богатый. Значит, часики были настоящие. Надо было запросить с названного братца моей чернокожей приятельницы вдвое больше. Но с другой стороны, так их проще выкупить. Я вздохнула.

– Такое сильно влияет на отношения, правда, Лени? Если один человек вынужден подчиняться другому без своего желания, неважно – по службе или в частных отношениях, это неправильно. Я не хотел, чтобы ты чувствовала себя обязанной меня развлекать…

До чего же самовлюбленная тварь! Мое отношение к нему менялось от самого дорогого, почти материнского, до слепящей ненависти, но ни в одной из крайностей я не могла удержаться надолго, эта смена настроений волновала, будоражила и затягивала сильнее секса. Если я хочу сохранить здравый смысл, вообще какой-то разум и выбраться из этой передряги без потерь, надо прекратить играть по его правилам раз и навсегда!

– Андрес, лично мне ты больше не «босс». Считай, что я уволилась. – сказала я, старательно изображая спокойствие, хотя получилось у меня очень плохо.

– Ха-ха, – он неуверенно рассмеялся. – У тебя такой решительный характер, Лени! Хочешь меня ударить?

– Нет. Хочу, чтобы ты оставил меня в покое! – Потому что самой мне не по силам расстаться с ним, я готова была сорваться на крик от собственной беспомощности.

– Лени, я не могу. Раз я втянул тебя во все это, я должен остаться с тобой, пока все не закончится. Мне спокойнее, когда ты рядом.

– Во что ты меня втянул? – не поняла я.

Он взял меня за обе ладони и потянул к себе, пришлось сесть на подлокотник кресла. Андрес провел ладонью по моему обтянутому потрепанными джинсами бедру:

– Видишь ли… Я несколько лет посещал один клуб. Развлекался…

– Могу себе представить.

– Нет. Не думаю, что можешь. Это был просто секс, один только секс, ничего личного. Таких отношений не может быть с девушкой нашего круга, из достойной семьи, а мне не хотелось никаких других, пока я не встретил тебя, Лени. Понимаешь? – Андрес виновато опустил глаза, а потом слова взглянул на меня из-под ресниц так пронзительно, что я кивнула, хотя не могла до конца понять его, как ни старалась. Он продолжал: – В клуб всегда старались приглашать новых девушек, чтобы не возникало никаких привязанностей, которые могут все испортить…

Я заерзала на подлокотнике:

– Не представлю, как привязанность может испортить секс.

– Как тебе объяснить… для девушек – это работа. Поэтому они не сделают ничего, что не было оговорено и разрешено заранее. Ничего. Как бы сильно их ни уговаривали.

– В каком смысле «ничего»?

– Не нанесут существенного вреда здоровью, не изувечат… Вот так, наверное. Но попалась одна умненькая девчонка, приезжая из Хорватии. До восемнадцати лет ей оставалось всего пару месяцев, но она еще считалась несовершеннолетней и успела заключить соглашение с Интерполом, в обмен на гражданство сдала весь наш веселенький бордель. Владельца заведения отправили в тюрьму, а многие завсегдатаи оказались вынуждены идти на компромиссы с Интерполом, чтобы информация об их досуге не просочилась в публичное пространство. Я из очень консервативной семьи, пойми! Круизный бизнес – наш фамильный, уже много поколений; это весьма чувствительный сегмент рынка, который очень зависит от имиджа компаний… Любая негативная информация сразу влияет на рейтинги популярности судов. В сущности, на круизных линиях год за годом проводят досуг одни и те же люди, классность лайнеров и сервисы у круизных компаний схожие, приходится бороться за каждого пассажира топ-класса…

Не удивительно, что человек, жизнь которого протекает в узеньком фарватере между «фамильным бизнесом» и тренажерным залом, пускается во все тяжкие, чтобы хоть как-то раздвинуть эти рамки.

– Мне тоже предложили «помогать» Интерполу, как будто у меня был выбор. Они расследовали случаи изготовления порнографии, содержащей сцены жестокого обращения или убийств…

Тут я точно свалилась бы с подлокотника, если бы он не удержал меня за талию.

– Андрес, ты смеешься надо мной или издеваешься? Неужели я выгляжу деревенской дурочкой, которой можно задурить голову историей про снаффы [35] ? Вспомни, кто мой бывший муж? Да я сотни раз слышала про «мокрые» фильмы от ребят из «Догмы» [36] , которые заходили к Олафу выпить, а потом блевали в нашей уборной. Знаешь, что я слышала?

– Что?

– Только одно. Никаких снаффов нет! Это байка, городская легенда. Вроде историй про людей, которых похищают и разбирают на органы для трансплантаций.

– Лени, но случаи убийства и расчленения с целью продажи органов – реальность! Рынок нелегальных трансплантатов – самый дорогой после наркоторговли и торговли оружием. Про «черные» трансплантации писала даже судья международного трибунала в Гааге! Если факты не обнародуют широко, еще не значит, что их нет. Когда речь идет о больших деньгах, поставить блок на публикацию информации довольно просто…

– Ты видел хоть один такой фильм?

– Эти ленты снимают не для того, чтобы запустить триста копий на показы в 3D.

– Значит, ты лично снаффов не видел. – Я встала, посчитав, что разговор, который привел в тупик мистификаций, пора закончить.

– Нет. – Он вдохнул, как перед прыжком в воду: – Но я лично говорил с заказчиком.

Мы некоторое время сидели молча, наблюдая, как оседают в камине прогоревшие дрова и крошечные искорки отскакивают на камень, из которого сложен камин.

– Кто он?

– Не знаю. Устанавливать личность – не моя прерогатива, но мы обсудили декорации, возможное развитие событий…

– Он хотел, чтобы девушку утопили?

– Он хотел, чтобы все было, как в финале книги мадам Дюваль. Любой ее книги. Этот человек большой поклонник серии «Жестокая страсть», далеко не единственный поклонник. Существовал целый клуб для любителей жесткого секса (вроде нашего прежнего), где специализировались на том, что разыгрывали сцены из романов этой писательницы. Эксперты Интерпола считали, что там уже снимали снаффы раньше и принимают такие заказы. Я отправил хозяйке клуба свои фотографии и предложил им устроить тематическую сессию на лайнере, в качестве основы мы выбрали «Плохую сестренку». Люди из Интерпола остались довольны, чтобы контролировать ситуацию, мне в помощь прислали девушку – профессионального агента, я устроил ее горничной, чтобы она имела возможность присматривать за этой компанией. Спецы из Интерпола дали мне команду отправить «заказчику» отчет, что все готово к съемкам…

– И ты отправил?

– Да, отправил. Больше заказчик со мной не связывался.

От этой истории веяло какой-то постановочностью, как от «приватной вечеринки» мадам Дюваль, за которой я наблюдала, только искусственность эта была еще более холодной и страшной. Так иногда бывает на сильном оперном спектакле, когда прекрасная музыка вдруг пугает до дрожи, гораздо сильнее самого реалистического боди-хоррора. Всего несколько тактов вдруг рассекают душу, как скальпель, и холод заполняет все твое беззащитное естество. Я невольно понизила голос и пробормотала:

– Надеюсь, этот человек… заказчик… передумал.

– Нет. Мне перечислили согласованную сумму, когда девушка утонула.

– Ка-какой-то кошмар.

– Девушка, которая утонула, была агентом… Во время вскрытия в ее легких нашли морскую воду, но с более высоким содержанием соли, чем в воде Осло-Фьорда. Как у нас в судовых бассейнах. В них иногда добавляют дополнительную морскую соль – как естественную дезинфекцию.

Значит, я была права! Еще тогда, на лайнере, мне пришла мысль, что девушку утопили именно в морской воде из бассейна. Похоже, Андрес мне не врет – во всяком случае, врет не во всем. Вдруг он такая же потенциальная жертва, как та девушка? Как я? Возможно, ему даже хуже – в конце концов, он ни в чем не виноват: каждый человек волен распоряжаться своим собственным телом по своему собственному выбору! Интерпол не имел никакого права превращать его в объект шантажа и использовать вслепую. От возмущения щеки у меня залились краской, он погладил меня по тыльной стороне ладони, нежно запустил пальцы под манжет свитера, прижался щекой к моему плечу и прошептал:

– Лени, мне так нравится, когда ты краснеешь…

– Андрес, погоди. Скажи, ты посылал мне цветы? Тогда, на корабле? Хотя бы раз?

– Нет… Лени, извини… Мне как-то в голову не пришло. – Он выглядел смущенным. – Так неловко вышло, теперь ты думаешь, что я к тебе отношусь, как к какой-то прислуге? То есть… прости… как к младшему персоналу?

– Да причем тут вообще ты! Послушай меня, – я быстро рассказала про букеты, которые меня здорово напугали, как потом подменила планшет, как нашла в нем фотографии стюардов обоего пола, и даже про видео, которое так и не успела посмотреть. Единственно умолчала, как подглядывала за «приватной вечеринкой» мадам, сейчас у меня почти не осталось уверенности, что я видела именно его.

Пока я говорила, лампочка несколько раз мигнула, мне пришлось прерваться:

– Погоди, я сейчас принесу свечи из кухни, во влажную погоду электричество иногда отключается.

Надо спускаться в полуподвальный этаж. Под ногами поскрипывали половицы, пока я включала отопительный котел. Потом привстала на цыпочки, повернула газовый вентиль, сделала небольшую ревизию съестных припасов, чтобы быстро приняться за готовку, если потребуется; и, прежде чем покинуть кухню, вытащила из старинного пузатого буфета свечи, взяла с полки рогатый подсвечник, похожий на атрибут языческих богов, и вернулась в холл, к своему единственному гостю.

Андрес стоял у окна и любовался запоздалыми хлопьями снега, которые плавно опускались на землю, чтобы сразу растаять от весеннего тепла.

– Здесь так славно, так патриархально, – он вздохнул. – Даже не верится, что свет электрический, как работает генератор совсем не слышно.

– Мы не пользуемся генераторами, они только вредят экологии. Поселок подключен к ветряной электростанции. Жалко, отсюда не видно, но это выглядит здорово! Неподалеку целое поле утыкано маленькими стальными вертушками, как железными цветами. Хочешь, сходим посмотреть – это недалеко, справа от шоссе.

– Давай лучше пообедаем вместе? На яхте? Мне будет совестно, если тебе придется возиться с ужином ради меня одного. Действительно, как прислуге. Позволь мне сделать ради тебя хоть такую малость! Согласись, прошу тебя!

Он склонился ко мне, его золотые локоны коснулись моей щеки так нежно, что я невольно выдохнула:

– Хорошо.

На яхте обед готовят к шести, было еще полно времени, я успею проведать Малыша и предупредить тетушку, чтобы не дожидалась меня к ужину. По дороге из отеля я хотела еще заглянуть на яхту и отправить кого-нибудь из матросов помочь Андресу доковылять обратно – выглядел он скверно, от переменчивой погоды или от нагрузки у него разболелась нога. Но он уверил меня, что это лишние хлопоты. Он немного посидит у огня в тепле, и все пройдет. Я принесла ему большой клетчатый плед, пару подушек и сварила какао, засыпав в него дополнительную ложку сахара. Глупо, конечно, но мне всегда кажется, что сладкое – лучшее средство от любой хворобы и душевной тоски.

Когда я пришла, тетушка как раз запихивала Малыша в свитер – сделать это было непросто, потому что он прижимал к себе ледянку. Сынишка обожает снег и, конечно, устроит страшный крик, если лишить его вечерней прогулки. Поэтому тетушка Фрита пообещала взять его с собой – загонять овец. Лучше бы им прихватить с собой телефон и фонарик, заметила я: снег вроде бы прекратился, но неизвестно надолго ли. Словом, погода дрянная, электричество того и гляди вырубится. Но тетушка только губы поджала и принялась недовольно бурчать – мобильную связь она считала совершенно лишней выдумкой и бессмысленной растратой. На мобильник, который я привезла ей вместе с Малышом, никто, кроме меня, ни разу не позвонил. Да и мне трезвонить день-через день нужды не было – куда Малыш отсюда денется? Он же не ангел, чтобы улететь, и не рыба, чтобы уплыть. Собрать овец в тридцати шагах от дома она и сама в состоянии, даже собаки не держит: кормить еще да слушать, как зверюга гавкает и подвывает ночами – кому это нужно? Без фонарика она тоже обойдется прекрасно.

Может, она и старая, но уж никак не слепая!

Вообще, раз я взялась помогать, шла бы лучше к приезжим, а не стояла над душой. Она всю жизнь справлялась без помощников и сейчас обойдется.

Под такое умиротворяющее ворчание я переоделась – никакой особой одежды у меня при себе нет, пришлось ограничиться народной рубашкой с кружевами, которую я последний раз надевала на праздник святого Ханса [37] лет пять назад. Амулет древнего культа «людей йоруба» очень уместно смотрелся на фоне грубого льняного полотна. Насколько возможно, я упорядочила расческой не-мои черные волосы, замоталась в длинное черное пальто, сквозь снег и ветер двинулась к пирсу.

16

Яхта болталась у пирса так, что даже издалека было ясно – дополнительный якорь ставить никто не думал. Андрес еще не вернулся, но один из матросов помог мне взобраться на борт. Двое его коллег переговаривались у бака, насколько я поняла по отрывочным фразам на английском, которые донеслись до меня: они ухитрились утопить якорь. Морские суеверия относят такое происшествие к числу самых худых примет. Рассказывают, в давние времена за такое матроса обматывали линем и заставляли нырять в прибрежную муть, пока не отыщет пропажу. Или хуже того, привязывали к якорной цепи вместе с пушечным ядром или просто валуном побольше и сбрасывали в воду на замену якорю. Надеюсь, Андрес не сторонник таких традиций и просто устроит головомойку своим матросам.

Разгуливать по яхте в отсутствие хозяина мне неловко, единственное, что я себе позволила, – снять пальто и заглянуть на камбуз, о чем сразу пожалела. Там хозяйничал строгий дядька в колпаке и шейном платочке, суливших много мишленовских [38] звезд. Ошпарил меня таким взглядом, что я покраснела, как отварной лобстер – несмотря на то, что отлов этих членистоногих в Норвегии запрещен, – и прикинулась, что ошиблась дверью. Положа руку на сердце, кушать очень хочется, я надеялась стянуть какой-нибудь ма-а-аленький кусочек из сырной тарелки.

Наверное, это очень удобно – всегда иметь под рукою французский ресторан.

На кухне – слово «камбуз» было неприменимо к этому царству хрома и высоких кулинарных технологий – я сделала небольшое открытие. Наблюдая сложные пирамиды из тарелок и абсолютно избыточное количество бокалов на все случаи алкоголя, я поняла, что Андресу интереснее обсуждать нюансы сервировки или винную карту, чем орать на бестолковую матросню. Он – прирожденный стюард, если такое вообще возможно. Но «грязную» работу кому-то тоже надо делать: я уже собиралась пойти на палубу, взгреть матросов и отрядить кого-то в отель, убедиться, что все благополучно, когда хозяин яхты наконец-то вернулся.

От холодного ветра или благодаря отдыху Андрес выглядел не таким бледным: живым и заметно повеселевшим.

– Лени, эта прическа тебя удивительно преобразила. Ты выглядишь, как настоящая миледи, хозяйка готического замка. Моя госпожа, – он усадил меня за стол, на котором посуды оказалось намного больше, чем продуктов, пригодных в пищу. – Хочешь, я буду твоим лакеем, буду тебе прислуживать за обедом?

– Нет! Андрес, сядь, ты меня пригласил обедать, значит, давай обедать!

Он покорно сел рядом со мной.

– Сегодня утром, когда я тебя увидел, решил, что ты мне привиделась…

– Андреас, это фьорды! Здесь нет видений – только тролли и драугры [39] , – рассмеялась я. Он накрыл мою руку своей ладонью – часов на запястье не было. Я провела пальцами по светлой полоске кожи. – Ты сильно переживал из-за часов?

– Да, хронометры – из тех вещей, к которым очень привязываешься. С другими часами мне как-то неуютно. – Он вздохнул. – Я заказал точно такие же, с ремнем из акульей кожи, но придется ожидать почти три месяца, их делают под заказ…

– Старые люди рассказывают, что тролли любят воровать у путников, но если их задобрить, пропажа обязательно вернется.

– Лени, ты действительно веришь в троллей? – он недоуменно посмотрел на меня. Да, в этой жизни все когда-нибудь бывает в первый раз – я сегодня впервые обедаю с парнем, у которого отсутствует чувство юмора. Напрочь! Надеюсь, так только кажется, потому что норвежский для Андреса не родной язык. Я ответила:

– Не вполне. Зато я верю, что часы к тебе вернутся.

– Каким образом? – Мне показалось, что он занервничал.

– Естественным. Это я их взяла.

– Значит, они у тебя были все время?

– Да. Только я их оставила в Осло.

Мы вместе рассмеялись – дружно и беззаботно, считай, первый раз за все время нашего знакомства, и, наконец, выпили. Я плохо разбираюсь в вине и оставила его выбор на вкус Андреса.

Шеф потчевал нас форелью под тонким белым соусом, салатом из сладкого цикория, воздушным овощным муссом, в котором я распознала привкус свеклы. На десерт было фломбировано парфе. Огонь на блюде прогорел за считаные секунды, оставив неуловимый шлейф из ароматов рома и натуральной ванили, раньше, чем успел растопить замороженную начинку. Действительно, было очень вкусно.

Я облизывала ложечку, сверкающую, как украшение с рождественской елки, и думала, что единственный десерт, который я смогла бы предложить гостям к ужину в отеле, – имбирное печенье. Вполне возможно – из супермаркета. Я настолько живо представила печеньки, как они лежат в буфете на тарелочке и вкусно пахнут, что даже в носу защекотало от запаха, а подстегнутый воспоминаниями мозг сразу же заработал с удвоенной скоростью. Я допила вино и спросила:

– Скажи, почему ты уверен, что человек, с которым ты говорил, – заказчик?

– Мадам, которая называла себя «Дюваль», его так назвала. Меня не посвящали в подробности. Я на определенных условиях предоставлял интерьер и создавал возможность съемок, скажем так. Хотя мадам обещала держать меня в курсе…

– Она могла тебя обмануть. Маркиз де Сад в «120 днях Содома» описывает типа, сексуальное возбуждение которого усиливалось, когда он нарушал данные обещания…

– Это метафора. Таким дамам платят именно за то, чтобы они не испытывали личной эмоциональной вовлеченности… в процесс.

– Тем более. Ей было легко тобою манипулировать!

– Поэтому на лайнер и прислали профессионального агента – поддерживать меня.

– Скорее ее прислали тебя контролировать.

– Какая теперь разница? Ничего хорошего действительно не вышло. Девушка погибла по моей вине. Она сказала, что сама справится, а я могу отдыхать. Пока я развлекался с мадам, ее утопили… – Он замолчал и уставился в стекло графина невидящим взглядом. Мне стало обидно, что Андреса втянули в чужую гнилую игру, даже не проинструктировав толком. Если он не обманывает меня, как обычно, а действительно был в тот вечер у мадам – убить девушку он не мог, и сама мадам не могла. Значит… был кто-то еще. Сообщник. У меня мелькнула догадка, которая могла ободрить Андреса.

– Как это может быть твоя вина? Подумай, ты даже не знаешь, зачем прислали агента на самом деле. – Мы сидели на полукруглом диване, эффектно повторявшем линии кровати в спальне и огибавшем стол. Я пододвинулась поближе к нему и понизила голос: – Знаешь, я поняла, почему так вышло с девушкой…

Он тоже пододвинулся ко мне, теперь мы оказались так близко, что наши локти столкнулись, между ними проскользнули легкие электрические искорки.

– Помнишь, эта мадам фотографировала персонал? Стюардов, меня, ребят из охраны, всех подряд. Я только сейчас поняла зачем! Она отправляла все фотографии тому, кто мог опознать агента! Они убедились, что на лайнере есть агент, и изменили планы. Кто-то слил им информацию об операции. Ясно?

– Допустим, ты права. Зачем им убивать агента, если они все отменили?

– Наверняка что-то она выяснила. Перед тем, как сбежать, другая девушка, Криста, рассказала мне, что они уже менялись с этой Марикой. Марика прибиралась у мадам после вечеринки в каюте, и ей очень хорошо заплатили. Интересно, за что?

– Я не знал, что они уже менялись. Какое безобразие! Надо к черту разогнать всю эту команду! Вообще запретить ставить на рейсы тех, кто ходил вместе более двух раз. Одна компания бездельников! Недокомплект в шлюпках, непроверенные плоты. Плевать они хотели на инструкции, воруют все подряд и прикрывают друг друга! А судовладелец потом выплачивает страховки и получает иски от пассажиров! – Он допил вино одним длинным глотком.

Пока Андрес негодовал, моя мысль совершила еще один логический круг:

– Скорее всего, эта девушка разузнала, кто провалил всю операцию.

– Что?

– Марика узнала, кто двойной агент, и ему пришлось утопить девушку и отменить все, что планировалось. Но тебе заплатили, чтобы ты считал убийство частью съемок, боялся, переживал и лишний раз не трепал языком. Думаю, так и было.

Голова Андреса склонилась к плечу, он задумался и погрустнел:

– Возможно, ты права.

– Ты знаешь, где сейчас эта мадам?

– Нет. Я помог ей высадиться в Тромсё, как и многим другим гостям.

– Надо как-то ее найти, – я потянулась к его компьютеру. – Есть же какие-то сайты – блоги, где она предложит свои услуги? Она не сможет долго сидеть без денег, правильно?

Он досадливо поморщился:

– Лени, расследованием должны заниматься профессионалы. Видишь, как опасно самочинно вмешиваться в такие дела. Лучше бы я сразу все рассказал матери…

Втайне я удивилась, что мать Андреса жива и способна как-то влиять на его жизнь, хотя никаких причин считать его сиротой у меня не было.

– Причем тут мать? Андрес, как ты не понимаешь? Человек, который убил девушку, рассчитывает и тебя подставить. Сделает виноватым во всем, что случилось. Никто тебе не поможет, никакие профессионалы!

– Лени, я не собираюсь изображать детектива, я даже такие книги не читаю.

– Хорошо! Сиди и читай сборник кулинарных рецептов кухни – фьюжен. Я ухожу!

Я попыталась резко вскочить, он поймал меня за руку, локтем зацепил большой вазон с цветами. Ваза упала и покатилась по столу, посуда со звоном разлетелась в разные стороны, клюквенный соус, который подали к парфе, заляпал мне всю рубашку пятнами цвета свежей крови. По коже растеклось противное липкое ощущение.

Было очень жаль любимый предмет гардероба. Конечно, он сделал это специально! Конечно, мне хотелось ему врезать с маха и очень сильно. Конечно, я обманывала себя, когда думала, что смогу встать и уйти. В глубине души я прекрасно понимала, чем закончится наш обед и вообще любая встреча, мне не следовало соглашаться. Но я вела себя, как алкоголик, который искренне верит, что каждая новая рюмка – последняя.

Я слушала, как Андреас ругает себя за неловкость, смотрела, как он перебирает вещи, подыскивая подходящий для меня пуловер, согласилась надеть его, а рубашку оставить здесь для стирки. Начала расстегивать пуговку за пуговкой и исподтишка наблюдала, как меняется хозяин «Владычицы морей». Его чуть вздернутые вверх светлые брови, придававшие лицу доверчивое, почти детское выражение, выпрямились, на лбу залегла складка, сразу превратившая его во взрослого, страстного человека. Даже идеально прямой античный нос, кажется, стал острее, как нос гончей, почуявшей добычу. Он резко повернулся, совершенно забыв о больной ноге, и потянулся ко мне всем торсом.

Темная, иррациональная сила овладела мною – если бы я посмотрела в зеркало, наверняка увидала бы «плохую сестренку», которая стоит за моим плечом и подталкивает вперед. «Он врет, он все время тебя обманывает. Он все знает, он видел, что случилось, – злобно шептала невидимая сестренка мне прямо в уши. – Ты ему нужна только для секса, больше ни за чем. Он считает тебя еще одной шлюшкой на своем пути, годной только доставлять ему удовольствие, расхваливать его стати, при этом «не испытывать ничего личного». Но передо мной были двери с матовым стеклом, и никакого отражения в них нет, я развернулась и резко бросила испачканную рубашку прямо в Андреса, вошла внутрь ванной и решительно открыла воду.

По мере того, как ванна наполнялась, струя мягко зазвенела мне:

«Лени-Лени, он тебя утопит! Нельзя снова попадать в воду вместе с ним!»

Но я уже стащила джинсы, отшвырнула прочь и перебросила ногу через бортик. Будем считать, что это следственный эксперимент, которого не может позволить себе ни одна полицейская система мира. Сможет он отказаться от своих экстравагантных развлечений ради куда более банального секса, зато со мною – самой владычицей морей, или попробует утопить меня как ту, другую, бедолагу?

Сладкое предвкушение опасности щекотало затылок, тысячи крошечных пузырьков ласкали тело так сладостно, что я зажмурилась. Горячие струи воды сменялись холодными, и здравый смысл напрочь растворился в них.

Когда я открыла глаза, он стоял за моей спиной. Его ладони коснулись моей кожи, переместились от ключиц к груди, прикрыли соски и нежно сдавили их – я видела отражение его обнаженного торса в зеркале, могла любоваться его загорелой кожей:

– Лени, я хочу к тебе… – прошептал он, склонившись к моему уху.

– Нет. – Я строго сдвинула брови. – Я тебе запрещаю.

– Лени, разреши мне, ну пожалуйста… – он опустился на скользкий бортик ванны.

– Нет! У тебя железяки на ноге, ты заржавеешь, как Железный Дровосек из сказки.

– Они из очень качественного материала, такой не умеет ржаветь. Вообще их скоро снимут, – он с нежданной лихостью перемахнул через бортик, вода выплеснулась на пол.

Два тела соприкасались скользко, как две большие рыбины. Его руки обвили меня, а губы коснулись моей шеи, я перевернулась так, что оказалась у него на коленях, и прижалась к нему, он чуть-чуть подтолкнул меня наверх, его губы страстно целовали и прикусывали мою грудь, а руки уверенно ласкали ягодицы. Казалось, он в моей власти – не только его тело, но и душа. Каждый миллиметр моей кожи, каждая клеточка таяла от наслаждения, а вода закипала от нашей страсти. Наши пальцы переплелись с водяными струями и друг с другом. Я откинулась назад, мои бедра скользнули вверх, потом медленно опустились вниз – я могла оттолкнуть его, а могла впустить его напряженную, изнывающую от желания плоть внутрь, в самую глубину себя. Я готова была позволить ему слиться со мною, стать частью моего разгоряченного страстью тела, моего темного «я» – дикого и необузданного существа, о котором я не подозревала еще недавно. Моя плохая сестренка рвалась наружу и требовала свободы! – ногти все глубже впивались в его кожу, наши движения ускорялись. Я в последний раз взлетела вверх – к самому прозрачному потолку, к небу, на котором не было звезд, одни только черные тучи – и рухнула на его мокрую гладкую грудь и впилась в его губы своими, прикусила их так, что ощутила во рту привкус крови. Мы с головой погрузились в бурлящую воду. Ароматная пена сомкнулась над нами – если сейчас утонем, то вместе.

Мы вынырнули в реальность и пытались отдышаться. Вода сильно расплескалась, ванна была наполовину пустой, сейчас у нас было гораздо больше шансов поскользнуться на мокром полу и свернуть шею, чем утонуть. Вместо полотенца мы, обнявшись, замотались в банный халат Андреса, подтрунивая друг над другом и хихикая, выбрались в каюту, еще долго целовались, нежась на роскошной кровати.

Потом я села и запустила руку в волосы – хотела убедиться, что этот кошмар, именуемый «новая прическа», не слишком пострадал от воды. Они были почти сухими, достаточно было встряхнуть головой, чтобы вернуть форму стрижке. Но вернуть чувство реальности телу было не так просто. Я потянулась и сладко зевнула:

– Слушай, Андрес, а ты мог бы связать девушку?

– Зачем?

– Как это зачем? Для удовольствия, наверное… Для чего еще вы их связываете?

– Нет, это не моя специализация. Я не умею, – он растерянно улыбнулся мне. – Секс вообще не для удовольствия.

Ничего себе. Я просто опешила.

– Секс ради удовольствия – большой грех, неужели ты не читала Библию, Лени? – Наверное, это шутка такая? Что же сейчас между нами было: не-секс или не-удовольствие? Хотя в его привычной системе жизненных координат секс – наказание и боль. Сложная система психологических самоограничений, подсознательный или рационализированный запрет получать телесное удовольствие тоже может быть следствием психологической травмы – я же знала, учила когда-то все это.

Пока я соображала, как реагировать, Андрес нажал кнопку на пульте, кровать вместе с нами плавно развернулась, а занавеси из светлой замши раздвинулись, открыв панорамное окно. Перед нами открылся вид на бухту. Потрясающе!

Снег стаял еще не везде и выглядел лиловым, высоко-высоко между небом и землей парили призрачными светлыми пятнами скалы и горные пики. Море шумело спокойно и ровно. Тучи расслоились, пролив на землю толику лунного света. Природа лучилась серебром в своей первозданной красоте.

Ни единого электрического огонька не разрушало этой дивной картины.

Ни единого!

Я соскочила с кровати и принялась лихорадочно натягивать одежду:

– Лени, что не так?

– Электричество вырубилось по всему поселку! Мне надо идти. Проверить, как там тетушка и Малыш, они вечером ходили гулять…

– Погоди, – он тоже стал одеваться.

Мы выбежали на палубу почти одновременно.

Мрак заливал берег, как чернильное облако, выпущенное спрутом, но шевелился и дышал, подобно черному чудовищу. Снег давно закончился, ветер дул крепкий и холодный, с берега доносилось беспокойное блеяние овец. Что-то стряслось, тетка не бросит их на выпасе в такую погоду. Страх заползал мне под воротник, я побежала к борту, подбирая пальто, готовая спрыгнуть на пирс.

– Подожди меня, Лени, я пойду с тобой! Позволь, я тебя провожу…

Яхта неодобрительно качнулась:

– Какой «провожу», Андрес? Лучше иди к своей команде, пусть включают прожектора, эхолоты и выходят в море, пока возможно. Иначе они утопят твою яхту, точно как якорь! Не матросы, а натуральные упыри!

Никогда, никогда нельзя называть вслух адских созданий. Звук их имени открывает врата ада, как воровская отмычка, и зло выходит на землю уверенной поступью.

Но я забыла об этом.