Дочь последнего дуэлянта Бенцони Жюльетта
– Нет, мне не хотелось.
– Так, может, стоит немного отдохнуть сейчас? Если я умею считать, то это вторая бессонная ночь герцогини. Конечно, годы ей позволяют…
– Не тревожьтесь по пустякам! Значит, слаще буду спать в эту ночь, только и всего! А вот принять ванну я бы не отказалась. Но сначала найдите и пришлите ко мне Бастия.
Бастий, как видно, находился где-то неподалеку: не прошло и двух минут, как он стоял перед Изабель в начищенных сапогах, в безупречном костюме, со шляпой в руках.
– Чего изволит госпожа герцогиня?
– Тебе случается когда-нибудь спать? – не без удивления спросила она.
– Я никогда не сплю, когда бодрствует госпожа герцогиня.
– Чудо из чудес, когда тебе служат с таким рвением. А еще большее чудо, что ты уже готов пуститься в путь. Итак, слушай: господин принц и мой брат ускакали отсюда и должны были отправиться в Париж, но мне бы хотелось знать, точно ли в Париж или куда-нибудь еще.
– Вы будете это знать.
– Но это еще не все. Если они не намерены сразу же вернуться обратно, то расположатся в особняке Конде или еще где-нибудь. Немедленно пошли ко мне гонца, а в Париже отправляйся в особняк Валансэ и предупреди мою сестру, что я приеду в самом скором времени.
– Ваши приказания будут исполнены, но, госпожа, Париж сейчас не самое подходящее место для жизни.
– Однако королева живет в Париже. Почему бы и мне там не пожить?
– В самом деле, почему?
– Думаю, что последую за тобой очень скоро, сейчас распоряжусь, чтобы готовили дорожные сундуки.
Бастий поклонился и исчез за дверью. Изабель повернула голову к Агате, которая неподвижно стояла за спинкой ее кресла. Агата не пошевелилась и когда Бастий уходил из комнаты, она только следила за ним глазами и теперь не сводила их с закрывшейся за ним двери. Изабель догадалась, что Агата мысленно с Бастием, и сделала вид, будто ничего не заметила.
Что удивительного, если ее камеристка, которой и всего-то на пять лет больше, чем ей самой, привлекательная, хорошенькая, со складной фигуркой, замужем за человеком, которого видит не так уж часто, и который скорее ее друг, чем возлюбленный, отдала свое сердце этому молодому мужчине, необыкновенному во всех отношениях – мужественному, интересному, сильному и преданному. Изабель в эту минуту впервые подумала о том, что Бастий хорош собой.
– Агата, – в конце концов Изабель все-таки окликнула свою помощницу, – я думаю, мы поступим разумно, если начнем собираться. Что-то мне подсказывает, что Бастий очень скоро пришлет нам гонца.
Гонец приехал на следующий день в обеденное время, и спустя час, оставив сына на его маленький «двор» и поручив страже замка охранять его, Изабель помчалась в Париж с той скоростью, на какую только были способны ее лошади. Уехала она с одной только Агатой, и уже вечером они добрались до Парижа. И сразу же Изабель почувствовала, что в воздухе столицы растворена тревога.
На первый взгляд город жил самой обыкновенной жизнью: цепи не перегораживали улицы, лавочники зазывали покупателей, но на перекрестках стихийные ораторы собирали вокруг себя кучки народу, а небольшие вооруженные отряды шествовали по мостовой и заглядывали в каждую карету. Один из таких отрядов остановил карету Изабель, и молодой человек в холщовых штанах, дырявой шапке, с перевязью на груди, на которой болтался тесак, вскочил в карету.
– Что вам нужно? – осведомилась Изабель.
– Чтобы вы сняли маску![34]
Удержав рукой Агату, которая готова уже была вступить в спор, Изабель спросила:
– А почему я должна снять маску?
– Кто ж вас знает, может, вы королева и пустились в бега?
Изабель не могла сдержать смех.
– Пустилась в бега, проехав ворота Сен-Дени и направляясь к собору Парижской Богоматери? Вы, я думаю, шутите!
– Могу и пошутить, только сперва снимите маску! За собором есть улица Сен-Жак, а улица Сен-Жак ведет к заставе Сен-Жак.
– С вами не поспоришь, ну что ж, придется снять маску, – проговорила Изабель и в самом деле сняла маску.
На лице громилы расцвела довольная улыбка.
– Ух ты! До чего хорошенькая! А ну, ребята, гляньте, какую я птичку поймал!
И тут же карету обступили простолюдины, готовые заглянуть в нее. Кучер и лакей пытались их отогнать: один – размахивая кнутом, другой – палкой. Всем им, скорее всего, не поздоровилось бы, если бы на помощь не поспешили ехавшие навстречу всадники. Несколько ударов шпагами плашмя – и любопытные наглецы разбежались. Однако тот смельчак, что влез в карету, не собирался ее покидать, твердо вознамерившись поцеловать Изабель, несмотря на тычки Агаты. Жертва нападения, возможно, не стала бы возражать против поцелуя, потому как паренек был юн и хорош собой, но уж больно скверно от него пахло!
Изабель вмиг узнала своего освободителя. И освободитель, и освобожденная были несказанно удивлены.
– Господин коадъютор?!
– Госпожа герцогиня де Шатильон?! Какая счастливая встреча!
– Особенно для меня и госпожи де Рику! Без вашего вмешательства не знаю что бы с нами сталось. А вы что, не принадлежите больше церкви? – изумленно спросила Изабель, оглядывая почти военный костюм господина де Гонди.
– Разумеется, принадлежу… Но в иных случаях гораздо разумнее не привлекать к этому внимания. Если мне позволено будет полюбопытствовать, куда вы направляетесь?
– К моей сестре, госпоже Валансэ, я собираюсь у нее остановиться.
– Я узнал все, что хотел узнать, и надеюсь на удовольствие навестить вас. А теперь постараюсь доставить вас туда в добром здравии.
И вместо того чтобы вновь сесть на лошадь, коадъютор уселся на переднее сиденье в карете напротив обеих женщин. Изабель тут же решила воспользоваться любезностью коадъютора и узнать поподробнее, что творится в Париже.
– Не могу понять, зачем эти люди потребовали у меня снять маску. Неужели они всерьез могли подумать, что под маской окажется королева, которая собралась бежать из Парижа? Это же глупо! И потом, мы нисколько не похожи с Ее Величеством. Да они, я уверена, и в глаза не видели королеву…
– Конечно же, парижане, особенно под хмельком, не большие физиономисты. Однако, не скрою, народ сегодня возбужден до крайности. Дело в том, что сегодня распродают с торгов имущество бедняги Мазарини: мебель, картины, его бесподобную библиотеку… Это послужит порукой тому, что он никогда больше не вернется в Париж. Королеву принудили подписать отставку первого министра и его навечное изгнание за пределы королевства. Нет сомнений, что она этому совсем не рада. Вот парижане и думают, что она может сбежать из города и воссоединиться с изгнанником.
– Принудили королеву?! – воскликнула Изабель с негодованием. – Принудили коронованную особу прогнать того, кого она считала своим самым верным слугой? Да кто посмел это сделать?
– Парламент, Месье, ну, и… Кто же там еще?..
Коадъютор развел руками, давая понять, что память его подводит, и он не может никого больше назвать, хотя было широко известно, что память у него – как у слона, а хитрость – как у лисицы.
Но Изабель не стала настаивать. Она хотела услышать, что он скажет еще, и хорошенько поразмыслить над словами «бедный Мазарини», только что сорвавшимися с уст коадъютора. И до нее ведь тоже доходили слухи, что хитроумный господин де Гонди переменил свое мнение относительно кардинала, сообразив, что он полезнее, чем кто-либо другой, для получения коадъютором красной шапки, которая позволит ему занять место архиепископа города Парижа.
Наконец карета добралась до особняка Валансэ. Изабель еще раз поблагодарила любезного господина де Гонди и выразила надежду увидеть его в ближайшее время. Коадъютор поцеловал ей руку с растроганным видом и присоединился к всадникам, с которыми ехал. А верный Бастий открывал ворота перед каретой герцогини.
Изабель всегда с удовольствием останавливалась у сестры, ей в этом доме все нравилось и хорошо дышалось. Сам дом был невелик и обычно служил лишь временным пристанищем во время нечастых наездов хозяев в Париж, поэтому заботились в нем больше об удобствах, чем о роскоши – роскошными в нем были только две гостиные, предназначавшиеся для приемов, но и они не ослепляли позолотой: роскошь в них была особого свойства – достаточно строгая, не бросающаяся в глаза. В небольшом саду одни цветы сменяли другие, следуя за сменой времен года. Гуляя в нем, Изабель радовалась его неброскому очарованию и испытывала особую благодарность к хозяевам, главные заботы которых были отданы великолепному замку Валансэ, именно его они неустанно расширяли и украшали.
Четырех слуг и сторожа вполне хватало, чтобы поддерживать дом в порядке, так что спальня герцогини и спальня ее матери были всегда готовы их принять.
В этот вечер Изабель была единственной обитательницей особняка. Она сменила дорожное платье на домашнее из небесно-голубой тафты, благо тепло в доме это позволяло, и распорядилась, чтобы ей подали холодный ужин в спальню. Только она собралась поужинать, как появилась Агата и сообщила, что президент Виоле просит разрешения увидеться с ней.
– Уже? Откуда он узнал?
– Видел проезжавшую мимо карету и узнал ваш герб.
– О, боже! Неужели нельзя было подождать до завтра? Если он видел карету, то не мог не заметить и дорожной пыли!
– Я могу сказать ему, чтобы он явился завтра.
– Не уверена, что просьба на него подействует. Он вполне способен устроиться ночевать у нашей двери.
– Он просит извинения, но у него весьма серьезные новости, которые он хочет вам сообщить.
– Я уже знаю все эти «серьезные» новости. Он примется говорить, что любит меня, и будет повторять это без конца, выказывая необыкновенную изобретательность в выборе выражений!
– Так не лучше ли сразу от него избавиться?
– Да нет, пожалуй, почему бы и не послушать? Сейчас я спущусь.
Ни при каких обстоятельствах природная кокетливость не оставляла Изабель: она взглянула на себя в зеркало, подушилась капелькой своих любимых розовых духов, коснулась пуховкой носа – и только тогда отправилась вниз.
Президенту Виоле было около сорока лет, он был весьма недурен собой и привлекал к себе женщин изящными манерами и тем, что следил за собой, что встречалось не так уж часто. А его великолепные белоснежные зубы, что встречалось совсем уже редко, придавали особый шарм его улыбке.
Увидев в дверях Изабель, он махнул по ковру красными перьями своей шляпы, умоляя простить его вторжение в час, когда она, скорее всего, надеялась отдохнуть.
– Но мне необходимо поговорить с вами, герцогиня, – продолжал он. – Момент чрезвычайно опасный, и мы должны приложить усилия, чтобы избежать худшего.
Изабель протянула ему руку для поцелуя, он поцеловал ее и забыл отпустить, задержав в своей. Она не могла не улыбнуться.
– Неужели вы занялись медициной?
– С чего вы взяли?
– А моя рука? Я решила, что вы собираетесь измерить мне пульс.
– Простите! Простите! – извинился он, краснея. – Когда я вижу вас, я так счастлив, что в голове у меня все путается.
– Не хватало только, чтобы вам стало дурно! Сядемте поскорее и сообщите мне без промедления, что вас ко мне привело.
Изабель приготовилась услышать примерно то, что сообщил ей коадъютор, но услышала нечто иное.
– Я хотел бы поговорить с вами о господине принце. Вы знаете, какая тесная дружба всегда связывала меня с домом де Конде…
– Точно так же, как и с моим дедушкой, президентом Вьенны.
– Меня?! Ах, да! Вы вернули меня во времена моего детства, но, увы, я хочу поговорить с вами о том, что происходит сейчас. Если говорить кратко, принц де Конде потерял голову. Или, боюсь, вот-вот потеряет.
– Объясните.
– Извольте. Как только он вернулся в Париж, ему сообщили, что королева не просто сожалеет о том, что его освободила, но намерена вновь заточить его в тюрьму, а если он окажет сопротивление, то убить!
Это заявление не испугало Изабель, а скорее рассердило.
– Убить принца? Королева? Честное слово, если кто-нибудь из вас поверит этим выдумкам, то значит, обезумел не один де Конде.
– Признаюсь, лично я, конечно, не верю в убийство. Но что касается нового заточения, то тут я ни за что не поручусь. Королева считает принца главным виновником изгнания Мазарини и всего, что за изгнанием последовало.
– Принца? Но его и в Париже не было! Я скажу вам другое, президент Виоле! Что как раз Парламент, а значит, ваши единомышленники пошли на величайшее преступление, именуемое «оскорблением Королевского Величества», вынудив мать короля изгнать с позором того, кого она считала своим самым верным помощником!
Виоле усмехнулся и игривым тоном сказал:
– В постели – вполне возможно. Говорят…
Пощечина, которую влепила ему Изабель, не дала сорваться с губ приготовленной скабрезности.
– Если вы осмелитесь повторить нечто подобное, то можете больше не попадаться мне на глаза! Я смотрю, вы, судейские крючки, ничего не стесняетесь! Мой дед, о котором я упомянула, тоже творил суд, но о своем долге он имел самое высокое представление и никогда бы не потерпел подобных слов. О моем отце и говорить нечего. У вас в кишках уже было бы на несколько пальцев железа! Что до меня…
– Нет, нет, умоляю вас! Я хотел только рассмешить вас…
– Будьте довольны: вы смешны, и я смеюсь. А теперь говорите быстро, с чем вы пришли ко мне, и уходите.
– Было бы хорошо, если бы королева удостоила вас приема и если бы вы повидали принца. Хотя попасть к нему, пожалуй, будет труднее, чем к королеве. Он превратил свой особняк в настоящую крепость, так как опасается ареста.
– Опасается? Конде?! Два эти слова плохо сочетаются между собой! Завтра я навещу его. Желаю вам доброй ночи, господин президент!
– А вы… вы простите меня?
– Будет видно…
12. Совершеннолетие короля
– Королева, – говорила госпожа де Бриенн, – решительно не одобряет господина принца, и на это есть свои причины. Дело в том, что он, точно флюгер, – непостоянен. Его мнение зависит от мнения собеседника и от того, насколько принц с ним считается. Согласитесь, с таким человеком трудно иметь дело. Ее Величество весьма сожалеет, что талантливый военачальник так подвержен внушениям. Она действительно не доверяет ему. Но из недоверия выводить стремление к убийству? Нет, я в это не верю! Только не королева! В ней течет благородная кровь, она не способна пойти на подобные низости!
– Даже если Мазарини, находясь в изгнании, советует ей это?
– Даже в этом случае. Буду с вами откровенна и скажу все, что думаю: королева просто хочет выиграть время. Скоро король достигнет совершеннолетия, и она ждет этого дня, чтобы снять с себя ношу регентства, ставшую для нее непосильной с тех пор, как с ней рядом нет ее главного советчика.
– Совершеннолетие не сделает короля в одно мгновение взрослым мужчиной.
– Он гораздо взрослее, чем мы можем себе представить. Чего он только не натерпелся после смерти своего отца! Бесконечные переезды, необходимость прятаться, играть разные роли напрягли его нервы до крайности. Очень сильно подействовало на него пережитое несколько месяцев назад очередное унижение: парижане ворвались посреди ночи в Пале-Рояль, уверенные, что короля там нет, и потребовали, чтобы им его по-казали.
– Я ничего об этом не слышала.
– Говорю вам, это было совсем недавно. И нескольким буянам позволили пройти мимо постели короля, а он лежал и притворялся, что спит.
– Боже мой! А что, если бы кто-то из них поднял на него руку?!
– В ту же секунду этот человек был бы мертв. В изголовье королевской кровати за пологом стоял лейтенант мушкетеров господин д’Артаньян с обнаженной шпагой в руке, готовый проткнуть каждого.
– И вы думаете, что после дня его рождения, седьмого сентября, все изменится?
– Нисколько не сомневаюсь. Главное, изменится настроение людей. Сын испанки и заложник итальянца станет законным королем, помазанником Божьим, наместником Господа на земле. Все, кто знает Людовика, не сомневаются, что он сразу же примет на себя тяготы правления… И будет безжалостен к тем, кого недосчитается среди своих преданных слуг. Так что скажите принцу, чтобы он не слушал дурных советов, какие дают ему со всех сторон, и в день совершеннолетия короля преклонил бы перед ним колено, принес ему клятву верности и отдал в его распоряжение свою шпагу.
– А Мазарини?
– Мазарини – всего-навсего министр в изгнании. В данную минуту он не располагает даже лиардом[35]. Лучший способ призвать его обратно – это отказать в повиновении королю.
– Как вы думаете, Ее Величество могла бы удостоить меня аудиенции?
– Не теперь. Она знает, что вы трудитесь всем на благо и что ваше самое заветное желание – это вернуть принца де Конде на верную дорогу. Она также знает, что вы в плохих отношениях с его горячо любимой сестрой, которая считает себя богиней…
Изабель покинула особняк де Бриенн с облегчением на сердце, хотя и сожалела, что не сможет сразу же отправиться в Пале-Рояль. Однако после уверений, которые она получила, теперь ей надо было безотлагательно повидаться с мятежным принцем и успокоить его относительно нелепых слухов об угрозе его жизни. Мысленно вернувшись к разговору со старшей подругой, Изабель поняла, что даже о новом заточении речи быть не может.
– В особняк Конде, – приказала она Бастию, который в этот день служил своей госпоже еще и кучером.
Верный телохранитель предупредил ее, что будет следовать за ней повсюду в этой ведьминской клоаке, которой стал Париж.
– Будьте осторожнее, когда приедем, – предупредил он Изабель. – Говорят, что господин принц превратил свой дом в укрепленный лагерь!
Но когда они подъехали, то ничего подобного не увидели. Перед широко открытыми воротами стоял Франсуа де Бутвиль и громогласно ругал привратника и сторожа, а те в ответ смеялись ему в лицо. Их смех еще больше злил молодого человека. В конце концов Франсуа в сердцах принялся колотить и того, и другого. Изабель выглянула из окна кареты.
– Что тут у вас происходит, милый братец?
– Кретины! Болваны! Идиоты! Что бы ни случилось, только и знают, что скалить зубы! А вы зачем пожаловали, сестра?
– Так-то меня встречает дорогой брат? Обычно вы встречаете меня теплее!
Она выпрыгнула из кареты и подставила брату щеку для поцелуя. Он быстро чмокнул ее, но взгляд его оставался настороженным.
– Итак, что вас сюда привело?
– Не вы, во всяком случае. Вы колючи, как старый чертополох! Думаю, это очевидно, я хочу видеть господина принца.
– Вам не повезло, его нет.
– А где же он?
– Это вас не касается.
– Франсуа, посмотрите внимательно, кто перед вами! Уж точно не прихвостень Мазарини! Для особняка на военном положении дом выглядит приветливо. А вот вы – нет!
Франсуа издал короткий смешок.
– Если бы речь шла о любом другом, я бы счел происшествие забавным, но речь идет о нашем принце!
– Так скажите, что случилось! Я сгораю от нетерпения!
– Садитесь в карету, я сяду рядом с вами.
Франсуа откинулся на подушки, глубоко вздохнул и рассказал, что посреди ночи явился слуга и предупредил принца, что две роты французской гвардии отправились из Сен-Жерменского предместья с намерением, без всякого сомнения, схватить его и отправить в Бастилию. В то же самое время пришло сообщение, что с тем же намерением по равнине Монруж сюда скачет отряд всадников.
– Монсеньор, не медля ни секунды, оделся, схватил оружие и в следующее мгновение уже скакал на лошади в сопровождении своих самых верных людей. Мне было поручено держать оборону и ожидать приезда этих господ…
– И что же? – поторопила брата Изабель, чувствуя, как мурашки побежали у нее по коже. – Они схватили его?
– Они и в мыслях не имели ничего подобного.
– Откуда вы знаете? Они, как я понимаю, должны были появиться здесь и…
– Они не появились. Я поспешил собрать сведения и…
Привратник, стоявший в сторонке, снова залился хохотом.
– Знаете, что послужило причиной бегства Его Высочества? – продолжал Франсуа.
– Жажду узнать с величайшим нетерпением!
– Гвардейцы, отряженные охранять обоз с вином, и крестьяне, направлявшиеся в Париж на рынок по равнине Монруж.
Изабель расхохоталась от души. Несколько минут брат и сестра, вновь сделавшиеся близкими друзьями, смеялись, не в силах остановиться.
– Гроза испанцев пускается в бега, напуганный капустой, морковью и бочками с вином! – едва смогла выговорить Изабель. – Можно просто умереть от смеха! Надеюсь, вы поспешили к принцу и рассказали ему неприглядную правду? Так где же он теперь?
– Не уверен, что имею право сказать вам это.
Лицо молодой женщины вытянулось, от веселого оживления не осталось и следа.
– Надеюсь, вы шутите?
– Дело в том… – Франсуа колебался, явно пребывая в затруднении, – дело в том, что он решил укрыться в своем убежище.
– Но не от меня же, я полагаю? Я не господин де Гито и не веду за собой следом сотню гвардейцев! Говорите же!
– Он решил направиться в Медон…
– С чего вдруг в Медон? Там у него нет никаких владений.
– Нет, но он решил запутать следы. На самом деле он укрылся в Сен-Море. Замок надежен, хорошо укреплен, отлично охраняется…
– Представьте, я прекрасно знаю этот замок. И сейчас же отправлюсь туда. Мне непременно нужно кое-что передать принцу. Вы со мной?
– Благодарю, но сначала мне нужно запереть дом. Надеюсь нагнать вас по дороге.
– Еще один вопрос: госпожа Лонгвиль там?
– Нет. Но не уверен, что она туда не приедет.
– Прекрасно! Значит, до скорого свидания, братик! И постарайтесь впредь быть более разумным и думать не только о войне и сражениях. Почему бы вам не взять другую фамилию? Что вы скажете, если вас будут звать, например, господин Взрыв?
– А что? Неплохо! Но чего же вы от меня хотите? – спросил он и рассмеялся своим прежним милым смехом. – Нас трудно переделать! Наш отец – Господи, спаси его отважную душу – заслуживал бы именно такой фамилии.
– Да, но он всегда знал, кто ему друг, а кто – враг, – тихо сказала Изабель. – И вы должны об этом помнить. Людовику де Бурбон-Конде вы собираетесь помочь разодрать королевство на части, но есть еще Людовик XIV, потомок Людовика Святого. Подумайте об этом!
Стены замка Сен-Мор Изабель увидела без всякой радости. Могла ли она забыть последние горестные дни Мориса де Колиньи, ее покойного деверя? Де Лонгвиль, его любовница, проливала потоки слез у его изголовья, не меньше горевал и его лучший друг де Марсияк, и оба они едва могли скрыть охватившую их взаимную страсть.
На этот раз красивый замок Екатерины де Медичи напоминал крепость, готовую встретить врага. На крепостных стенах расположились вооруженные до зубов защитники, не сводившие глаз с горизонта. Возле пушек стояли артиллеристы, и в руках у них дымились зажженные фитили. Однако готовность к встрече с врагом не помешала им встретить прекрасную герцогиню де Шатильон с изысканной любезностью, и не один из них, кинув на нее взгляд, стал покручивать ус. Изабель не составило труда узнать, что господин принц находится у себя в рабочем кабинете. Все двери распахивались перед ней, и ей не понадобился провожатый, чтобы найти дорогу. Наконец осталась всего одна дверь, и зычный голос объявил о ее появлении.
Конде стоял, склонившись над картой, с двумя своими офицерами и тыкал пальцем в какой-то, без сомнения, важный пункт. Имя герцогини де Шатильон заставило его поднять голову. Нахмуренное лицо принца разгладилось, а офицеры расплылись в улыбках.
– Моя прелестная кузина? Какая счастливая случайность!
– Кому придет в голову случайно попасть в эти края? Я приехала повидаться с вами, кузен. Но боюсь быть навязчивой. Вы, я вижу, работаете… А погода стоит такая чудесная! Добрый день, господа!
Герцогиня тоже выглядела чудесно, сияя прелестью и свежестью в легком кремовом платье, расшитом беленькими цветочками, с пеной кружев возле локтей и скромным декольте. Белые перчатки и кремовый зонтик дополняли ее туалет.
– Представляю вам шевалье де Бюри и барона де Шарлие! Друзья мои, поприветствуйте герцогиню де Шатильон и… исчезните! Мы закончим с вами чуть позже.
Господа офицеры поклонились чуть ли не до земли и удалились с нескрываемым огорчением. Де Конде подошел к своей гостье, поцеловал руку и усадил ее в кресло.
– От вас веет свежестью, как от родника, вы озаряете светом все вокруг.
Изабель едва удержалась, чтобы не сказать в ответ, что от принца, к сожалению, не веет свежестью. Де Конде оброс бородой, одежда на нем была вся в пятнах, и пахло от него, как обычно пахнет от солдат, которым не до мытья, а купанье случается лишь в жаркий день, когда поблизости оказывается речка. Но она приехала не для того, чтобы отчитывать его. Во всяком случае, по такому поводу. И когда принц спросил, какой добрый ветер принес ее к нему, она сначала отняла у него свою руку, которую он беспрестанно целовал, продвигаясь все выше и выше, и только тогда ответила:
– Я побывала у вас и виделась с Франсуа. Он в самом скором времени тоже будет здесь. А мне хотелось бы знать, доколе бог войны будет улепетывать от бочонков вина, капусты, репы, моркови и пучков порея?
Если бы не «бог войны», принц всерьез бы разгневался, но сейчас только сдвинул брови.
– Не понимаю ваших шуток, – проговорил он сухо.
– Я вовсе не шучу. Всадники, которых вас убедили принять за гвардейцев, всего-навсего охраняли обоз с вином. Отряд на равнине Монруж – это крестьяне, которые везли на парижский рынок овощи. Франсуа расскажет вам о них во всех подробностях.
– Если меня обманули, я сурово расправлюсь с обманщиками!
– У страха глаза велики, не забывайте об этом! Но я приехала не только для того, чтобы вместе с вами посмеяться. Я приехала, чтобы задать вам всего лишь один вопрос.
– Какой же?
– Я узнала, что вы опасаетесь вновь оказаться в Венсене или Маркусси и даже ждете подосланных убийц.
Людовик отошел от Изабель и, заложив руки за спину, медленно прошелся по комнате.
– У меня нет никаких причин скрывать это: да, это так. Я получил самые достоверные сведения.
– От кого же?
– Не имеет значения, но я в них совершенно поверил.
– Что до убийства, то вас, безусловно, ввели в заблуждение. Никогда королева не прибегнет к такому подлому средству, чтобы справиться со своим непокорным подданным. Я в этом уверена и готова поручиться головой. А отправить вас в тюрьму? И этому я бы крайне удивилась. Вряд ли Ее Величество еще раз пойдет на риск поднять на ноги половину Парижа, а то и весь Париж. Королева предпочитает выжидать.
– Чего же она ждет? Достославного совершеннолетия сына?
– Не говорите мне, что вам не приходит в голову о нем подумать! Ее Величество, во всяком случае, ждет этого важнейшего события с нетерпением. Оно позволит ей наконец снять со своих плечей непосильный груз ответственности, который она несет одна и под тяжестью которого раздавлена. Ваша борьба с ней и ваше желание захватить высшую власть, на которую вы не имеете никакого права, через несколько дней потеряют всякий смысл. Королева уйдет в тень, появится король. Не говорите мне, что он еще ребенок, что он слишком юн, чтобы обладать твердой волей и принимать осознанные решения! Я говорю вам, вы глубоко ошибаетесь. Но если вы затеваете войну против Пале-Рояля, то будете воевать против короля, и только против него! Но скажите мне, разве вы не добились всего, чего желали? Мазарини изгнан, его дворец разорен, все его имущество до последнего табурета и книг продано с торгов.
– Он по-прежнему владеет сердцем королевы!
– Но не сердцем короля, который вряд ли с благодарностью помнит скупость Мазарини, обрекавшую его и брата на нищенское существование! Послушайте меня, Луи! Дождитесь дня совершеннолетия, как ждет его сама королева.
– Дождаться – и что? Что, по-вашему, я должен буду в этот день сделать?
– В этот день, седьмого сентября, поезжайте к вашему повелителю, но не с большой пышностью, а так, как приезжал победитель при Рокруа, при Лансе и других городах, отдайте ему свою шпагу и поклянитесь в верности. И не только устами, а всем сердцем, без задних мыслей.
– А если он повернется ко мне спиной?
– К человеку с вашими заслугами может повернуться спиной только жалкое ничтожество. Но наш король не таков! Однако если вы ему измените, ждите возмездия, он не забудет предательства.
– Предположим, что я послушаюсь вашего совета. На что я могу рассчитывать?
– Почему бы не на жезл коннетабля, который с честью и достоинством носили наши предки Монморанси?
– В самом деле, почему меня не сделать коннетаблем? Жаль, очень жаль, что вместо награды меня заточили в тюрьму!
– Жезл вам не предлагали по простой причине: только король как главный военачальник может вручать его. Итак, вы теперь знаете, какой дорогой вам следовать и что делать.
– Знаю, любовь моя! Но я слишком изголодался и моему терпению пришел конец.
Людовик бросился к Изабель и стиснул ее в стальных объятьях, из которых она сразу же стала вырываться с силой, какой он в ней не подозревал.
– И думать не думайте! Оставьте меня! Или я закричу!
– Кричи, моя красавица! Ты станешь для меня только желаннее!
Она уперлась обеими руками в грудь потерявшего голову влюбленного и уворачивалась от его поцелуев.
– Я стану вашей в день совершеннолетия короля, когда вы помиритесь с…
– Карета госпожи герцогини де Лонгвиль въехала в главные ворота, – сообщил бесстрастный голос.
Вот оно – спасение Изабель, чьи силы мало-помалу иссякали!
– Только ее тут не хватало! – возмутилась она, противореча самой себе.
– Наконец-то мы с тобой одного мнения, – рассмеялся Конде. – Но я запомнил твое обещание! И не освобождаю от него!
– Запомните и условия, какие я поставила! И еще имейте в виду, что обращение на «ты» внушает мне отвращение. Запомните и это!
– Наглая девчонка!
– Распутник!
Госпожа де Лонгвиль, без сомнения, увидела во дворе карету соперницы и появилась в кабинете на удивление быстро, не дав возможности объявить о себе, но ее брат уже занял место за рабочим столом, а его гостья, судя по всему, собиралась уходить.
На секунду обе женщины оказались рядом, не подозревая, что составляют прелестнейшую картинку: две красавицы – одна в кремовом, другая в голубом. Однако электричество их взаимной ненависти почти ощутимо било током. Но, следуя установленному ритуалу, они присели в безупречных реверансах, приветствуя друг друга. Затем Изабель, не обернувшись, вышла.
Читать бесплатно другие книги:
