Опаловый соблазн Бернард Рене

— Сколько вам лет?

— Четырнадцать.

Улыбка пропала с лица Дариуса. В течение короткого времени это было занятной игрой — заказать цыпленка и смотреть, как она с удовольствием ест. Но то, что он узнал, показалось ему отвратительным.

— Так что вы можете рассказать мне о Ричарде Нидертоне? — спросил Дариус, достав из кармана пиджака небольшую записную книжку в кожаном переплете.

Это была только первая его беседа, и во время ночей, последовавших за ней, Дариус быстро познакомился с темными сторонами викторианского общества и приобрел новое представление о том, что перенесла Изабель в руках мужа. Мужчина часто посещал эти рассадники садизма, и все неестественное или «запретное», очевидно, пользовалось спросом у лорда Нидертона.

Шарлотта невозмутимо рассказала Дариусу о своих встречах с Ричардом и наглядно описала все подробности, из которых стало ясно, что если большинство ее клиентов растворились в потоке кратковременных связей, то Нидертон оставил след у нее в памяти использованием кожаных ремней и своим талантом к унижению.

Шарлотта назвала пару девушек из «Бархатного дома», которые еще лучше знали его, — Нелл и Лора, и Дариус понял, что, если он хочет все узнать, ему придется провести не одну ночь в «Бархатном доме».

Каждая последующая ночь, когда он разговаривал с девушками почти вдвое моложе его о жестокостях, которых никогда себе не представлял, становилась тем, что он называл «худшей ночью в своей жизни». Девушки рассказывали свои истории с таким бесстрастным спокойствием, что Дариусу становилось плохо от страданий, которым подвергались их души. Даже самые распущенные содрогались при упоминании имени Нидертона, а когда они доставали инструменты или игрушки, которые он предпочитал, или показывали шрамы, которые остались от их использования, это было почти невыносимо.

Не прошло и двух недель, а Дариусу становилось все труднее и труднее возвращаться в дом Блэкуэллов и смотреть в лицо своей королеве. Изабель олицетворяла все самое прекрасное и доброе, что было в мире, и Дариус, прежде чем подняться наверх и дотронуться до нее, начал принимать обжигающе горячие ванны. Как будто он мог очиститься от знания, которое разъедало его чувство меры и справедливости. Как будто пока он не соскребет собственную кожу, он не будет достаточно чистым, чтоб приблизиться к ней.

Черт побери, он ведь только слушает… А есть муж чины, которые участвуют в этом и потом довольны едут домой к своим женам и спят, как дети. Что же это за люди?

Нидертон превращался у него в мозгу во что-то иное, переставая быть человеком, и это затуманивало суждения. Никогда ни к кому Дариус не питал такой ненависти, чтобы не мог спокойно пройти мимо.

Часы пробили полночь, и Дариус, налив себе бокал бренди, задумался, хватит ли у него мужества взглянуть на собственные записи и попытаться найти в них какие-либо полезные зацепки.

Он скорее выцарапает себе глаза. Господи, помоги ему.

— Дариус!

Обернувшись, он увидел, что Изабель в ночной рубашке стоит на пороге гостиной.

— Да, любовь моя.

— Я слышала, как подъехал экипаж, но ты не пришел наверх. — Изабель пошла к нему, очевидно, не осознавая, какую картину представляет собой, когда ее волосы распущены, а сквозь ангельскую белизну ночной сорочки проглядывают соблазнительные формы. — У тебя все хорошо?

Дариус собрался кивнуть и немного слукавить, но что-то остановило его. Она перенесла самое страшное и доверилась ему, так что единственное, что он мог сделать, — это отплатить ей честностью.

— Я исписал две записные книжки рассказами о самых отвратительных сексуальных извращениях на свете. — Одним глотком выпив бренди, он почувствовал, как у него по венам разлилось приятное тепло и мягкий огонь. — Невероятно, как некоторые из девушек выдерживали его обращение.

— Этого достаточно?

— Нет. Это омерзительно и тошнотворно, но… какие у меня есть доказательства? Я могу пригрозить ему скандалом, но, так как у меня нет способов давления на него, Нидертон все опровергнет, и окажется, что для обычного постороннего я слишком заинтересован в благополучии его жены.

— Он именно это и говорил. — Изабель так крепко сжимала руки, что уже не чувствовала своих пальцев. — Мучить женщин — это развлечение. Его друзья не увидят в этом ничего особенного.

— Это не развлечение!

— Нет? — Изабель встала, дрожащая и явно расстроенная. — Но существуют клубы, которые это обеспечивают! И ты как-то ночью сказал, что девушки там нарасхват. Ты сказал, что никого из джентльменов это, по-видимому, не волнует! Что, если все его грехи вполне обычны? Брось это дело, Дариус. Столкнувшись с худшим на земле, ты не получишь ничего, кроме мучений. И я предвижу не его гибель, а твою!

— Изабель, мне не грозит найти в этом что-то привлекательное. У меня пробудилось слишком много воспоминаний о страданиях моей матери, и мне отвратительно…

— Неужели ты не понимаешь? Это оставляет на тебе шрамы. Это уже ранило тебя. Ты всю свою жизнь отгораживался от ужасов своего детства, а теперь намерен допустить их к себе? Разве я могу смотреть, как ты специально разрушаешь свой мир ради меня? — Изабель принялась беспокойно ходить по комнате. — Даже если ты победишь, то что это за победа, если ты не сможешь спать по ночам?

Он стал у нее на пути, и она, не успев остановиться, оказалась у него в объятиях.

— Изабель, посмотри на меня.

— Я этого не стою. — Она подняла к нему залитое слезами лицо.

— Нет, ты стоишь большего. — Неторопливо и нежно поцеловав ее в щеки, Дариус ощутил вкус слез. — Если понадобится, я пойду и буду расспрашивать всех проституток Лондона и не остановлюсь, пока не найду рычага, которым можно сдвинуть эту гору.

— Дариус, я не знаю, хочу ли видеть тебя страдающим. Это неправильно. — Она положила ладонь ему на щеку и ласково погладила упрямый подбородок. — Не лучше ли будет для всех несчастных на поле сражения, если у Елены хватит здравого смысла пожертвовать собой, вернуться к мужу и позволить Парису остаться в живых?

Поймав ее руку, Дариус поцеловал ее в ладонь, и от прикосновения его губ к углублению руки у Изабель по коже пробежали искры желания.

— Нет. Во-первых, они уже сожгли свои корабли и продвинулись слишком далеко, и что особенно важно…

— Что? — прошептала она и, чувствуя, как от желания у нее слабеют ноги, плотнее прижалась к нему.

— Парис не выживет без нее.

— О-о, — вздохнула она.

Глядя на Дариуса, такого красивого и такого несчастного, Изабель почувствовала боль в сердце. Она знала, каково это — страдать от ран, невидимых другим, и прекрасно помнила, что, когда ее мир был наполнен воспоминаниями о жестокостях мужа, Дариус научил ее играть в шахматы и заставил понять собственную силу.

— Дариус? — окликнула она его и терпеливо ждала, пока он наконец не заглянул ей в глаза. — Можно, я научу тебя кое-чему?

Она и удивила его, и привлекла его внимание.

— Какой урок ты придумала?

— Это глупое развлечение, но думаю… тебе нужно научиться танцевать.

— Прости? — У него от изумления приоткрылся рот. Изабель улыбнулась и, стараясь походить на своего старого учителя, хитростью попыталась направить его мысли в другую сторону и отвлечь от душевной боли.

— Что ж, вы, возможно, думаете, что это просто светская чепуха и работа исключительно для ног, мистер Торн. Но в танце заключено гораздо больше, чем видит глаз.

— Правда?

— О да. Существует стратегия движений и цель, нужно прикладывать и физические, и умственные усилия. Но в отличие от военных игр… — она наклонилась к нему с заговорщической улыбкой, — цель не завоевывают.

— Ты уверена? — пошутил он. — Потому что пару раз, когда я пытался танцевать, клянусь, моя партнерша заявляла, что я наступаю на ее пальцы.

— Если бы у меня был веер, — засмеялась она, — я бы за такую наглость ударила вас в шутку по плечу, мистер Торн.

— Приношу свои извинения. Так что ты говорила о цели?

— Цель — это гармония.

— Ты уверена? — Он наморщил лоб.

— Танец — это прекрасное воплощение жизни и любви. Это искусство двигаться вместе как одно целое, понимать и доверять друг другу. Танец раскрывает истинный характер человека.

— Это плохо, Изабель, — убежденно заявил Дариус. — Я не готов демонстрировать тебе, что я невоспитанный и неисправимый.

— Нет, — засмеялась она, — этого не случится. Подойдя ближе, она положила его руку себе на талию, так что его ладонь оказалась у нее на спине, а потом взяла за другую руку, чтобы поставить в позицию.

— Распрями плечи. Понимаешь? Ты будешь вести меня легчайшими прикосновениями, а я буду повторять твои движения. На танцевальной площадке ты проявляешь заботу обо мне, незаметно глядя на меня и следя за тем, чтобы не направить меня на стену.

Теперь пришла его очередь рассмеяться, и Изабель была рада снова услышать его смех.

— Или на мебель, — добавил он.

— Или на мебель, — согласилась она. — Готов?

— О Господи. Думаю, да. Однако здесь нет музыки.

— Нет? — Она улыбнулась ему шаловливой улыбкой. — Существует еще одна причина, почему вы должны научиться танцевать, мистер Торн.

— И что же это за причина, моя Елена?

— Во время танца мир исчезает, остаемся только мы, и ничто не имеет значения, Дариус. Здесь в таком положении я в безопасности, меня защищают твои объятия. А ты непобедим, дорогой. — Она затаила дыхание, заметив, что у него снова загорелись глаза.

— Тогда мы должны танцевать.

Первые шаги были нескладными, но Изабель не позволила Дариусу потерять темп. Она тихо напевала и смотрела на него, как будто танцы в гостиной среди ночи были обычны, как овсяная каша, только намного приятнее.

«Ну же, любимый, заставь мир исчезнуть».

И тогда свершилось волшебство.

Тело Дариуса уловило ритм вальса и постепенно приняло на себя руководство танцем. Дариус кружил ее по комнате, пересекая полоски лунного света и света от камина, пока Изабель не забыла, что это урок.

Дариус, должно быть, остановился, чтобы поцеловать ее, но ей казалось, что они не останавливались.

Продолжением танца стал поцелуй, и Изабель отдалась головокружительному вихрю возбуждения, охватившего ее тело. Погрузившись в мягкое тепло ее рта, язык Дариуса пробрался глубже и ласкал ее, и Изабель в ответ на боль между бедрами застонала, представив, что Дариус глубоко внутри ее.

Она старалась справиться с собой, твердо решив дать больше, чем получила, излечить его душу и убедить его: то, что происходит между ними, не имеет никакого отношения к жестокостям, которые он описал в своих заметках.

Она отвела его в спальню и, мягко толкнув на постель, устроилась позади него.

— Что ты задумала, Изабель? — спросил Дариус, когда она сняла с него очки и положила их на прикроватный столик.

— Ш-ш-ш. В эту ночь я Елена. — Она поцеловала его в затылок, а потом в чувствительную точку между лопатками.

— До чего приятно, — прошептал он.

— Тогда я займусь именно этим — буду делать тебе приятное. — Изабель покрывала поцелуями его спину, скользя губами по коже и касаясь ее языком, пока не вызвала у него стон. Потом она подула на влажное тело и улыбнулась, когда от неожиданного ощущения его кожа покрылась пупырышками.

— Это мучение, — вздохнул он.

— Прекратить?

— Нет, ни за что.

Изабель массировала ему усталые плечи, чтобы, насколько можно, унять боль, а потом подушечками у оснований больших пальцев рук с нажимом водила вдоль впадины у позвоночника, выискивая узлы напряжения и разминая мышцы, пока равномерное тепло у нее под руками не стало слишком мощным соблазном. Развязав ночную рубашку и спустив ее с плеч, она прижалась грудями к Дариусу, и от этого приятного прикосновения у нее мгновенно затвердели соски.

Он вздохнул от удивления, но с удовольствием вытянулся вдоль нее, ища более тесного соприкосновения тел.

— Это мне нравится.

Улыбнувшись, Изабель попыталась неторопливо скользнуть вниз по его спине, чтобы еще больше раздразнить его, но Дариус быстро, как кот, повернулся и уложил ее под себя на перину.

— Позволь мне, Дариус. Позволь мне любить тебя.

— Как пожелаешь. — Отпустив ее, он растянулся на кровати.

Она бесстыже уселась на него верхом и, опробуя свою новую власть, неторопливо продолжила восторженное поклонение, целуя и дразня его тело. Изабель хотела доставить ему удовольствие и, безошибочно ощутив толчок его члена ей в живот, подумала, не упустила ли очевидную возможность.

Став на четвереньки, Изабель намеренно провела длинными волосами ему по груди в направлении его поднявшегося ствола и, завороженная мужской красотой его члена, такого прямого и привлекательного, нагнулась, мечтая насладиться им, но Дариус ее остановил.

— Дариус! — возмутилась она, но тотчас забыла о возражениях, когда ее маленький мир сузился до одного знакомого движения его тела у ее живота.

Скомкав ночную сорочку у нее на талии, Дариус обнажил ей ноги и раздвинул бедра, и Изабель взглянула ему в лицо, не стыдясь своей потребности и сознавая, что он может видеть, какой влажной она стала и какой распутной.

— Миттельшпиль, — прошептал он, и Изабель широко раскинула руки, приглашая его.

— Да! Чудесный затяжной миттельшпиль, прошу тебя…

Он опустился на нее, и Изабель вздохнула от счастья, когда ее возлюбленный Черный Король исполнил желание своей Белой Королевы.

Дариус не отпускал Изабель, пока ее дыхание не стало ровным и она не погрузилась в сон у него в объятиях. Он смотрел в потолок, отчаянно стараясь последовать за ней, но мысли не давали ему покоя.

Даже его желание Изабель подверглось влиянию его мрачного просвещения. Когда она попыталась опуститься на колени между его ног, у него внезапно возник в памяти образ Шарлотты из «Бархатного дома», которая предлагала ему подобную услугу таким спокойным тоном, каким обычно предлагают чай.

Изабель права: ему это приносит больший вред, чем он ожидал.

Но его любовь к Изабель осталась не оскверненной.

Она научила его танцевать.

Слезы навернулись ему на глаза, но Дариус огромными усилиями постарался сдержать их.

Что бы ни произошло, этот урок он пронесет через всю оставшуюся жизнь. Господи, помоги ему.

Глава 23

— В чем дело? — На следующее утро после поисков — правда, недолгих — Изабель наконец обнаружила Дариуса сидящим в одиночестве, неподвижно, как статуя, в необычном месте для человека, не имеющего склонности к музыке, — в углу музыкального салона, возле окна, рядом с витиевато украшенной арфой.

— Вот… — Он поднял сложенную записку. — Письмо от миссис Макфедден.

— Что-то случилось? — Изабель неуверенно вошла в комнату. Что-то в лице Дариуса подсказало ей, что надвигается какая-то неприятность.

— Там появился один из агентов твоего мужа, и Самсона забрали.

— Нет!

Встав, Дариус сообщил остальные новости:

— Они готовы были обвинить Хеймиша в краже лошади, если бы констебль не знал, что мы обнаружили лошадь и прилагали усилия, разыскивая ее владельца. Хеймиш сражался с ними как лев, и его чуть не арестовали за избиение одного из мужчин. Миссис Макфедден утверждает, что местные не стали принимать сторону агента в этом деле, тем более после того, как он безосновательно оскорбил одного из них.

— Они забрали Самсона?

— По закону он собственность твоего мужа и должен быть возвращен. — Дариус развел руками. — Мне очень жаль, Изабель.

Бросившись к нему на грудь, она горько оплакивала потерю:

— Он был моим другом!

— Я знаю. — Заключив ее в объятия, Дариус гладил Изабель по волосам. — Я отдал бы все на свете, чтобы изменить ситуацию.

— Его забрали! — всхлипнула она и, вцепившись пальцами ему в рубашку, прижалась к Дариусу, словно он был единственным, что удерживало ее на земле. — О Боже! Теперь Ричарду известно о тебе!

— Ему не известно почти ничего. — Голос Дариуса прозвучал у нее в ушах спокойно и уверенно. — Миссис Макфедден могла бы уничтожить взглядом и дьявола, если бы тот спросил, где она держит ключи от дома, поэтому я не думаю, что она или мистер Макквин намекнули, что ты была там.

— Да. — Изабель кивнула, и слезы у нее перестали течь. — Миссис Макфедден ничего не боится.

— Тем более когда рядом Хеймиш. А после того как ты показала ей, как следует пользоваться сковородой…

— Самсон — это все, что у меня было на свете.

— Нет, это не так. Во всяком случае, пока я дышу.

— Осторожно, Торн. — Изабель улыбнулась дрожащей улыбкой. — Ты слишком часто даешь одно и то же обещание, и… я все время жду, когда же ты скажешь «Хватит!».

— Тогда тебе придется ждать всю жизнь.

— Поцелуй меня, Дариус.

Выполнить ее просьбу было просто. Дариус нагнул голову и коснулся ее губ, мягких и соленых от слез. Он целовал ее, пока удовольствие от поцелуев не заслонило боль, и каждое прикосновение его губ было клятвой обеспечить ей безопасность и найти способ снова сделать ее счастливой.

— С тобой ничего не случится, если я ненадолго оставлю тебя одну? Я обещал Радерфорду прийти к нему в спортклуб для упражнений в фехтовании. По-моему, он твердо решил, что все мы должны быть готовы к некой битве.

— Дариус, поклянись мне, что не будешь… устраивать дуэль или драку с Ричардом. Все остальное меня не заботит. Поклянись, что никоим образом не станешь рисковать жизнью ради меня!

— Изабель, я…

— Пообещай, Дариус Торн. Мне нужно твое слово.

— Тогда я даю его тебе.

— Ненавижу.

— Что ты ненавидишь? — с нотками тревоги в голосе спросил он.

— Быть такой беспомощной. Я не более чем зритель во всем этом, и я… это ненавижу. — Изабель сжала пальцами виски. — Я просто призрак, плывущий по жизни.

— Твой цвет вполне соответствует этому образу, — пошутил он и притянул ее к груди. — Но могу заверить, что ты вполне телесна, Елена. Мне продемонстрировать, насколько крепко ты физически связана с этим миром, дорогая?

— Не здесь! — слабо воспротивилась она. — Наши хозяева очень любезны, но… я бы не хотела вызвать у мистера Годвина сердечный приступ, мистер Торн.

— Глупости. Он очень долго прожил у Блэкуэлла, чтобы его можно было чем-нибудь смутить, — возразил Дариус, но бережно отпустил ее. — Хорошо, небольшая отсрочка. Но предупреждаю: если ты не станешь возражать, я могу запереть дверь столовой и прервать твой завтрак безрассудной выходкой.

— Ты будешь дома ночью?

Дариус медленно покачал головой.

— Если Майкл не слишком отделает меня, то я поеду и постараюсь добиться желаемого.

— Сколько еще… в списке?

— Два.

— А если ничего не получится?

— Не хочу сейчас об этом думать. Не могу позволить себе думать, что подведу тебя.

— Но с тобой ничего не случится? Обещай мне.

— Я в безопасности, как в церкви. — Он еще раз поцеловал ее. — И ты тоже.

После его ухода Изабель в одиночестве бродила по гостиной, в которую падали бледные косые лучи солнечного света, — фея с кожей цвета слоновой кости, не обращающая внимания на танец света и тени, делавший ее еще прекраснее, когда она пересекала лучи.

Каждое воспоминание о Самсоне отдавалось острой болью внутри, и Изабель понимала, что будет долго горевать о потере близкого друга. Но смотреть, как Дариус уходит, а потом снова сидеть и ждать… казалось невыносимым.

— Вам письмо, мадам. — Слова Дейзи остановили ее посреди комнаты. — Его принес посыльный. И миссис Кларк велела узнать, как по-вашему, ожидать ли этим вечером мистера Торна?

— Я… Не думаю, что сегодня он вернется вечером. Я буду одна обедать у себя в комнате, если только Кэролайн не нужна моя компания.

Дейзи покраснела.

— Сегодня вечером миссис и мистер Блэкуэлл будут обедать вдвоем и просили их не беспокоить.

— Очень хорошо, — кивнула Изабель, радуясь счастью своей подруги. — Спасибо, Дейзи.

Дейзи подала ей письмо и, сделав реверанс, оставила Изабель наедине с ее мыслями.

Эйш Блэкуэлл был одним из самых привлекательных мужчин, которых когда-либо видела Изабель, но что придавало необыкновенную красоту его благородной внешности, так это его обожание молодой жены и исключительное внимание к ней. Казалось, он посвятил свою жизнь тому, чтобы доставлять ей удовольствие, и Изабель видела, что вся его жизнь вращается вокруг Кэролайн. Никто ничего не говорил открыто, но невозможно было не заметить тревогу за ее состояние и за ожидаемое летом появление ребенка. Все домочадцы будто затаили дыхание, и было легко понять почему. Из любви к Кэролайн и Эйшу Изабель молилась за благополучные роды подруги и здоровье будущего ребенка.

Это пример того, каким может быть брак. Ей оказали честь, пригласив в этот дом и позволив увидеть все своими глазами.

Такая жизнь могла быть у нее с Дариусом.

Изабель не отказала себе в желании снова помечтать о таком браке со своим любимым ученым. Их взаимная страсть ничуть не уменьшилась, и Изабель знала, что, будь она его женой, он бы ценил и оберегал ее, как ни один другой мужчина.

Но она уже замужем.

Ее внимание снова вернулось к письму, и Изабель тотчас узнала изящный четкий почерк матери.

— Пожалуйста, мама, — прошептала Изабель, ломая печать и разворачивая письмо. — Прошу тебя.

«Изабель!

Я была ошеломлена, получив твое письмо и узнав о твоей ситуации.

Так как твой муж уже написал нам о твоем возмутительном поведении и неожиданных поступках, а также о своих опасениях по поводу твоего психического здоровья, могу только сказать, что твое письмо подтверждает его страхи. Лорд Нидертон выразил огорчение относительно твоего бессердечного решения убежать с другим мужчиной. И заверил нас, что, если ты одумаешься, он великодушно простит тебя и отнесет эту глупую выходку на счет твоей молодости и неопытности, и все будет, как прежде.

Разумеется, пока скандал не стал публичным.

Я поражаюсь его благородству. Любой другой мужчина, Изабель, отстегал бы тебя, как шлюху. Как твоя мать, я отказываюсь винить себя за этот недостаток в твоем характере и приказываю как следует подумать.

Ты обвенчана перед Богом и дала священную клятву своему мужу.

Ты немедленно вернешься под опеку Нидертона и всю последующую жизнь постараешься быть исполнительной и покорной женой, или мы никогда не будем разговаривать с тобой.

Честно говоря, я передала твое письмо лорду Нидертону, горячо надеясь, что это поможет ему найти тебя и вернуть из преисподней, где тебе, по-видимому, доставляет удовольствие барахтаться».

У Изабель подкосились ноги, и она села на пол, окруженная своими юбками. В одно утро она потеряла Самсона и последнюю надежду на любовь родителей.

А ее письмо теперь находилось в руках Ричарда.

Урок фехтования в спортивном клубе Радерфорда оказался именно тем, что требовалось Дариусу, дабы отвлечься. Когда напротив возвышается такая устрашающая фигура, как Майкл, физическое и умственное напряжение не оставляет места для мыслей о чем-либо другом, кроме выживания.

— Ты делаешь успехи. Но все еще слишком быстро поворачиваешься. — Майкл отступил назад и опустил рапиру — Это выматывает.

— Ерунда. Роуэн сказал, что это со временем пройдет. А кроме того, если дело дойдет до сражения, то у меня огромное подозрение, что это будет очень короткая схватка — так зачем нужна выносливость? — пошутил Дариус, стараясь отвлечь Радерфорда от обычного мрачного направления мыслей.

— Ты должен быть готов ко всему. — Майкл кивком указал на скамейку возле тренировочной площадки, и мужчины отправились отдыхать. — Ладно. Рассказывай, как идут тайные поиски?

— Майкл, я почти в конце своего короткого списка заведений, которые предпочитает Нидертон. Три из пяти не принесли ничего, кроме жутких историй, вызывающих у меня ночные кошмары и отвращение к тому, что я делаю. Что, если я жертвую душевным спокойствием впустую?

— А какие у тебя есть еще варианты?

Откинув назад голову, Дариус раздраженно проворчал:

— Все они не слишком хороши.

— Сделай одолжение, назови их.

Дариус выпрямился, не желая показаться Радерфорду слабым.

— Мы можем покинуть страну и, взяв новые имена, затеряться на просторах Северной Америки.

— По мнению Кэролайн, тебе мог бы понравиться Бостон, — спокойно предложил Майкл.

— Или мы могли бы поселиться где-нибудь в Европе.

— На Средиземном море очень хорошо. Быть может, вилла на побережье?

Помрачнев, Дариус сбросил с шеи полотенце и вскочил на ноги.

— Ты издеваешься надо мной? Это не смешно, Майкл! Если я увезу ее из страны, это равносильно похищению. Я стану похитителем чужой жены. И хотя это лучший способ спасти ее, не слишком это благородно — сбежать под чужими именами и полжизни жить там, где мне, возможно, придется воспитывать чьих-то детей, а ей все время прятаться в доме, как привидение! Все дни нашей жизни мы проживем в страхе, и если агенты Нидертона когда-либо разыщут нас, граф сделает любое безнравственное заявление, какое только можно вообразить, и у нее не будет оснований опровергнуть его! Если нас в какой-то момент обнаружат, я или умру, или попаду в тюрьму — и это хуже всего для нее!

— Тогда не бегите, — с невозмутимым видом тихо произнес Майкл.

— Ты… — Дариус с восхищением в упор посмотрел на друга. — Ты хорош.

— Я просто проверял твою решимость, Торн. Если ты хочешь добиться победы, то должен сделать это здесь. И пока не перевёрнут последний грязный камень, которого он когда-либо касался, ты знаешь, что делать.

Дариус снова сел, чувствуя, как у него дрожат колени.

— Почему мне от этого стало легче? Глупо, но я вдруг почувствовал себя лучше.

— Иногда, осознав, что за спиной у тебя стена, приобретаешь спокойствие и силу, необходимые, чтобы продолжать сражаться, — пожал плечами Радерфорд и встал, чтобы вытереть лицо и убрать оружие. — Бывает, думаешь, что неправильно выбрал стратегию или потерял нить и ходишь кругами.

— В этом ты прав. — Дариус тоже встал, чтобы помочь другу убрать защитные принадлежности.

— Не забывай просить помощи, когда она нужна тебе, Дариус. — Майкл забрал свою маску из рук Дариуса. — Мы все держимся в тени только потому, что ты просил нас не засвечиваться.

— Я знаю, — сказал Дариус. — Я обещаю, попрошу. Скоро.

Пока мужчины, выйдя из тренировочного зала, шли в раздевалку, Дариус, не переставая, улыбался.

— Что такое? — спросил Радерфорд.

— Знаешь, я думаю, что из тебя, как из человека, который против всех неприятностей использует исключительную физическую подготовку, вышел бы великолепный тренер.

Майкл, покраснев от смущения, опустил голову.

— Я много кем был в другой жизни. Но это в прошлом. Я тот, кто я есть. — Радерфорд взял свою сумку и, не сказав больше ни слова, вышел.

«Я задел его за живое».

Несколько секунд Дариус размышлял над тайной человека, взявшего на себя обязанности защитника «Отшельников», пока вновь не всплыли его собственные страхи за Изабель и не увели его далеко в сторону.

У него за спиной стена.

Отступать некуда.

Это все понятно, но почему у него до сих пор такое чувство, что он ходит кругами?

Страницы: «« « ... 1011121314151617 » »»