Разборки третьего уровня Головачев Василий
— Я не подряжался работать обыкновенным киллером.
— Согласен. Это была моя инициатива — пригласить тебя в команду, я исправлю положение. Тем не менее хочу уточнить: ты еще не сакши, как твой друг Соболев, а садхака[35], которому полезен опыт ликвидации других людей. Надеюсь, терминология йоги тебе знакома?
— Соболев — не сакши. — Вася проглотил обидную нотку насмешливого превосходства в голосе собеседника. — И пусть я садхака, ликвидатором все равно не стану. — Василий подумал и добавил:
— Если только меня не вынудят защищаться. Что касается Матвея, то он скорее самахитачитта[36], а не сакши.
— О Соболеве разговор особый. Давай решим, что делать с тобой. Итак, работать в КОП ты отказываешься…
— Я отказываюсь только от «мокрых» дел, — сказал Вася чуть резче. — Могу, в конце концов, работать фельдъегерем, контролером, порученцем, поваром наконец… если рентабельно ганфайтера держать за «шестерку» на побегушках.
— Но и отпустить тебя на все четыре стороны мы не можем. Согласись, после всего, что узнал, ты прямая угроза утечки стратегически важной информации по уровню «четыре нуля». Даже если тебе удастся уйти отсюда живым, всегда отыщется исполнитель более высокого класса и приведет приговор в исполнение.
— А что, приговор уже готов? — угрюмо полюбопытствовал Василий. — Боюсь, исполнителя такого класса вы будете искать долго.
— Вопрос времени — не главный. Но оставим схоластические споры. У меня есть более сильное предложение. Ты ведь знаком с Вахидом Тожиевичем Самандаром, президентом МИЦБИ?
— Вы прекрасно знаете, что знаком.
— Он кандидат в Союз Девяти. О чем идет речь, понятно? Желательно, чтобы ты ему помог. Для чего необходимо убрать маршала «СС» Хейно Яановича Носового. Думаю, в этом случае проблема этики решена, потому что Носовой по всем законам — носитель зла. Не так ли?
— Кто взвесит зло? Может быть, вы по тем же законам не меньший носитель зла. — Василий, уже получивший предложение Самандара, продолжал соблюдать внешнюю невозмутимость. Рыков не мог знать о визите Самандара к Котову и о его просьбе помочь, но совпадение предложений навевало кое-какие ассоциации.
— Почему именно вы проявляете заботу о Самандаре?
— Дело не в нем лично, просто он подготовлен к работе в Союзе, дело в Хейно… э-э… Яановиче. Носовой перестал быть одним из, некоторые его действия идут вразрез с волей Девяти. Он должен уйти.
— А разве Союз не решает сам вопросы отставки того или иного члена? Путем голосования, например? И разве вы не теряете секретность деятельности Союза, привлекая к своим проблемам непосвященных? Ведь ваша организация называется Союзом Девяти Неизвестных. Неизвестных! А я уже, по сути, знаю троих. Или вы меня потом, после выполнения задания, ликвиднете?
— Отвечаю по порядку. — Рыков был само терпение и кротость. — К сожалению, голосование на нынешнем этапе отношений невозможно, в Союзе образовались три коалиции, и решающего большинства голосов набрать не удастся. Что касается тайны… да, Неизвестные должны оставаться неизвестными, но и они при выполнении своих планов опираются на простых смертных. А особо приближенные иногда становятся людьми Внутреннего Круга. Так что у тебя есть перспектива.
— Благодарю покорно. Я и сам иду в нужном направлении. А если я откажусь?
Рыков не ответил, но и без того ответ его был ясен.
— И все-таки мне надо все взвесить.
— Взвешивай, — неожиданно легко согласился Генеральный Судья «Чистилища», встал и словно навис над Василием огромной стеной, хотя даже стоя едва ли доставал ему, сидящему, до макушки. Постоял немного и тихо удалился, не сказав больше ни слова. Это было мысленное предупреждение, слабый энергоинформационный выпад, смявший эфирную оболочку — ауру Котова, но он этого не понял, посчитав свои ощущения реакцией на разговор.
Через минуту в дежурку зашел озабоченный Каледин.
— Что он тебе сказал?
— Посоветовал думать, прежде чем совать голову в петлю.
— Хороший совет. Мне приказано оказывать содействие… — Каледин с любопытством глянул на отрешенно-безучастное лицо Котова. — Ну, ты и фрукт, ганфайтер! Что ж молчал?
Вася глянул непонимающе.
— О чем?
— Герман сказал, что ты — резерв главного командования. То есть, я так понимаю, самого президента. Верно?
— М-м-м… — сказал Василий.
— Понятно. Можешь убираться… или оставаться, как пожелаешь. На территорию базы вход для тебя открыт в любое время суток. Пожелания какие-нибудь будут?
— Нет.
— Тогда прими еще один совет: остерегайся Серегу Лямина. Ты его побил дважды, а такие не прощают.
— Переживу, — равнодушно произнес Василий. — Врага нынче иметь выгодней, чем друга.
— Это почему?
— По крайней мере он не предаст.
Василий вышел из здания дежурного поста, глянул на замолчавших парней — Скворцова, Лямина, Бразаускаса, Тротта, помахал им рукой и направился к стоянке машин, где стоял его «вольво» и откуда только что уехал Рыков в сопровождении Жанболатова. Что делать дальше, Василий не знал. С одной стороны, Рыков был прав: по характеру он человек действия, скорее трудолюбивый, чем талантливый. Но это не означало, что он не умел размышлять и принимать решения на основе размышлений. Он мог быть жестоким — при необходимости, но чаще поступал великодушно, уходил от дела, если считал, что это необходимо, так как организовывал ритм жизни по внутренней оценке смысла, но тут же брался за дела, практически его не касавшиеся. Однако данный случай был особым. С одной стороны, Василий не прочь был помочь Вахиду Тожиевичу стать одним из Девяти, все же полтора года назад они сражались на одной стороне. С другой — эта помощь могла выйти боком, потому что тут замешан Рыков, личность темная и неприятная.
«Взвешивай», — сказал он. Что ж, хороший совет. А что бы посоветовала Ульяна? Может, все-таки съездить к ней, поговорить?
Еще не приняв решения, Василий понял, что поедет в Рязань во что бы то ни стало, имея все основания для визита.
Они встретились на Новопесчаной у знакомой двери с медной табличкой «Бизнес-клуб „Невка“»: Василий, Костя Злобин и его девушка, которую звали Светлана. Симпатичная курносая девушка с длинными русыми волосами и серыми глазами, и она хорошо дополняла Константина, человека, в общем-то, незлобивого, несмотря на фамилию, но весьма независимого и свободолюбивого.
— Видно пана по халяве, — шепнул Вася Косте на ухо, когда они познакомились, имея в виду его подругу. Костя понял это как комплимент.
— Ты еще не знаешь, какова она в постели, — самодовольно шепнул он, пока Светлана приводила себя в порядок у зеркала.
Вася засмеялся.
— Мне нравится твое «еще». Красивая девушка, видно сразу. Где ты с ней познакомился?
— Так она в той самой пекарне работает, отгуда я ушел. Не сразу разглядел ее, да и ухажер имелся.
— Ты его не зашиб часом?
Теперь уже засмеялся Константин.
— Столкнулись как-то, он думал, что сильно крутой… как же — замдиректора пекарни! В общем, мы поговорили, и Светланка меня оценила. Ну, что заказываешь?
— Давай сам.
Пришла Светлана, разговор сразу стал интереснее, веселее, друзья расслабились, и даже Василий, обычно в компании больше слушающий, чем говорящий, рассказал пару анекдотов и сам смеялся над анекдотами Кости. Жалел он только об одном — рядом нет Ульяны. В десять часов вечера они вышли из клуба и двинулись в сторону улицы Куусинена. Машину Вася оставил у «Невки», решил пройтись пешком, благо Света жила недалеко, в двух кварталах.
Шли медленно, в разговоре перескакивали с темы на тему, обсуждая достоинства то политических деятелей, то артистов и писателей, то просто приятелей и знакомых. Вечер выдался тихим и теплым, и домой идти не хотелось. И вдруг Василий почувствовал: по тыльной стороне ладони левой руки бегут холодные мурашки, и настроение егоподувяло. Подсознание — предупреждение об опасности.
Они свернули за угол, в переулок Чапаевский, где жила Светлана, и сразу же стали свидетелями нападения трех парней на молодую пару. Девушку они отшвырнули в сторону, а сами принялись избивать парня в белом костюме. Парень сначала сопротивлялся, но, получив удар в лицо каким-то черным предметом, упал, и добивали его уже ногами.
Девушка, заметив появившихся Костю, Васю и Свету, закричала.
Трое громил в одинаковых шелковистых куртках оглянулись, но не побежали, а с ленцой двинулись в глубь переулка, явно не принимая возникших молодых людей за серьезного противника.
— Догоним? — предложил Злобин.
Василий подошел к упавшему парню, который зашевелился, пытаясь подняться на ноги. Его рыдающая подруга пыталась ему помочь.
— Что происходит? — хмуро спросил Василий.
— П-подонки!.. — Дрожащие губы мешали девушке говорить. — Роман журналист… второй раз уже… с-сволочи… Помогите ему встать… г-гады! Говорила: не трогай их — не послушался…
Костя и Василий переглянулись, помогли парню подняться. Лицо у него было в крови, рубашка разорвана, сквозь дыры проглядывали ссадины и лиловые пятна.
— Вот подлецы… — с трудом сказал пострадавший, морщась. — Они меня сначала электрошокером в грудь…
— Вы уверены?
— Еще бы!
— За что? Может, просто хотели ограбить?
— Роман журналист, — снова сказала спутница пострадавшего, всхлипывая. — Написал статью в «Сегодня», «Джентльмены удачи» называлась… о строительстве дач депутатами. Ему сначала звонили, грозили голову отвернуть… а когда другая статья вышла — о даче депутата Подгорного, сначала облили бензином дверь квартиры и подожгли, а теперь вот… видите…
— Так это заказ?
Журналист неловко дернул рукой, сморщился, помассировал бок, грудь.
— Один из этих амбалов все время ходит с Подгорным, телохранитель, наверное. Я запомнил.
— Идти можете?
— Дойду, мы недалеко тут живем. Катя поможет. Спасибо.
Василий и Костя проводили глазами заковылявшую прочь пару, глянули друг на друга.
— Да ну их к дьяволу! — проворчал Злобин. — Не стоит связываться.
— Так они же снова к нему придут. Ты иди со Светой домой, а я вас догоню, — решился Василий. — Не волнуйся, я только вежливо поговорю с ними.
— Вася, не надо, — попыталась было отговорить его девушка, но Василий уже исчез, оказавшись далеко впереди, в круге света от следующего фонаря.
Он догнал напавших буквально на следующем перекрестке: трое не спешили, привыкнув считать себя хозяевами положения, и не боялись милиции, с которой у них наверняка были неплохие отношения. Они уже садились в машину, красную «лянчию», когда неслышно возникший сзади Василий окликнул:
— Эй, мордовороты, поговорить надо.
Фонарь в этом месте не горел, однако Вася хорошо видел выражение изумления, проступившее на лице оглянувшегося парня (богатырское сложение, явно из спортсменов, но слишком сытый).
— Тебе чего, глиста?
— Пару оплеух, и на ночь в катух, — насмешливо ответил Василий, приблизившись на расстояние уверенного приема — два метра. — Хочу кое-что выяснить, мурло. Кто давал задание на устранение журналиста?
Парни переглянулись, обменялись нехорошими усмешками, двое начали заходить с обеих сторон, доставая черные пеналы, в которых Василий опознал полицейские электрошокеры «павиан».
— Ты кто такой, шибздик? Жить надоело? О каком задании речь?
— О том самом, какое ты, рожа, получил от Подгорного. Или от другого депутата? От кого именно, харя?
— Он офигел! — обратился спортсмен к своим подельникам, тоже спортивного вида малым, с печатью рэкетиров на квадратных физиономиях. — Надо привести его в чувство…
Василий сделал выпад левой рукой, вдвигая кадлк парня слева в горло, отобрал электрошокер и тут же разрядил его в физиономию того, что приблизился справа. Сказал, переждав два сдавленных крика и падение крупных тел, не повышая голоса:
— Так от кого ты получил заказ, рыло?
Спортсмен изумленно перевел взгляд с упавших приятелей на Котова, схватился за карман и, охнув, ударился спиной о дверцу автомобиля, сполз на асфальт.
Ударов он не заметил, но рука онемела, а под ребрами застрял горячий кирпич, мешая дышать и говорить. Вася вплотную приблизил лицо к его вспотевшей небритой физии, так что, дернувшись назад, спортсмен ударился затылком о ступеньку машины.
— Не слышу ответа, рожа.
— Да кто ты…
Удар по ушам заставил атлета завопить от боли. Пришлось вбить ему в рот пачку сигарет, валявшуюся на переднем сиденье «лянчии».
— Спрашиваю в последний раз!
Атлет замычал, Вася вытащил у него изо рта смятую пачку.
— Николай… Подгорный… мы предупреждали этого борзописца, он не унимается…
— Вот и хорошо, жлоб, наконец-то я услышал, что хотел. Предупреди и ты Николая… как его там, Подгорного. Если он не уймется, я займусь всерьез его дачей и им самим. Передашь?
— Да кто ты такой в самом де… — Парень выставил вперед руки, заметив сдвинувшиеся брови обидчика. — Передам, передам.
— Ну, совсем хорошо, — миролюбиво закончил Василий, затем вспомнил однажды примененный им ход и добавил:
— Заодно передай ему привет из «Чистилища». Не дай Бог ему получить такой привет письменно!
Оставив помятую троицу возле машины, Василий вернулся в переулок, ведущий к дому Светланы, но догонять Злобина с подругой не стал. Он вдруг почувствовал себя неуютно, прислушался к ощущениям и сделал четкий вывод: пришла пора перемен. Учащение случайных на первый взгляд разборок с подонками разного сорта, ситуаций с восстановлением справедливости говорило о грядущей волне враждебного противостояния. В запрещенную реальность действительно просачивалось отравленное дыхание Монарха Тьмы… Ульяна предупреждала об этом, но лишь теперь Василий поверил в ее прогноз.
ПРЕДСТАВЛЯЕТЕ, ЧТО БУДЕТ?
Президент был раздражен и не скрывал этого. Коржаков впервые видел его таким, поэтому стоял навытяжку и молчал, преданно глядя в лицо патрону.
В принципе Илье Ильичу повезло, что судьба свела его с Коржаковым. Генерал окружил президента такой охраной, что не снилась ни Горбачеву, ни Ельцину. Его система защиты была на порядок надежнее, чем даже у Брежнева, несмотря на то, что на «девятку» (Девятое управление КГБ, под эгидой которого находилось подразделение охраны) работал весь Комитет с его штатными и внештатными осведомителями.
В начале девяностых годов в КГБ начали компьютерно моделироваться ситуации с покушением на Горбачева, и его охрана в этих играх проигрывала безнадежно, потому что ориентировалась только на физическую защиту от не вполне нормальных людей. Охрану Ельцина строили уже по другому принципу, учтя прошлые ошибки и включив в службу профессиональных диверсантов, способных поделиться опытом покушений. К охране же нынешнего президента Коржаков подключил еще и команду экстрасенсов и научное подразделение, «балующееся» вероятностными прогнозами и психическими экспериментами с генератором боли «пламя» (небезызвестный «болевик») и гипногенератором «удав» («глушак»). Генерал хорошо знал, что главное — не закрыть шефа грудью, когда начнется стрельба, а сделать так, чтобы стрельбы вообще не было, снять заказ на убийство. Как известно, заказывают ликвидацию обычно бывшим спецназовцам, десантникам, грушникам[37], бандитам, профессиональным киллерам, и у того, кто возглавляет службу безопасности, связи должны быть везде. У Коржанова они были. Он уже однажды решал проблему, повлекшую заказ на устранение Ильи Ильича, но смог добиться того, чтобы заказчик отозвал исполнителей.
Всех этих тонкостей президент не знал, поэтому вел себя иногда по отношению к своему главному телохранителю не совсем сдержанно.
— Читайте! — Илья Ильич бросил Коржакову конверт из плотной белой бумаги с вытисненным в углу золотым кинжальчиком. Это было письмо «Чистилища», неведомо какими путями попавшее в канцелярию президента. В нем Генеральный Судья «ККК» рекомендовал главе государства освободиться от некоторых помощников и советников, погрязших в коррупции. Среди них Николай Владимирович с удивлением увидел имена Хейно Яановича Носового, Юрия Бенедиктовича Юрьева и Петра Адамовича Грушина, людей, чей авторитет не вызывал сомнения ни у президента, ни у оппозиции.
— Вы понимаете, чего они требуют? — осведомился Илья Ильич, оценив мимику генерала.
— Понимаю.
— А я думаю, не совсем. Это объявление войны! В предыдущем послании «чистильщики» потребовали отставки министра обороны и директора ФСБ. Если так пойдет и дальше, окажется, что в правительстве нет ни одного честного человека!
— Но, может быть, «чистильщики»… в чем-то правы?
— В том все и дело, что правы! Но система управления страной в нынешнем виде существует уже почти сто лет! Лишь наивные люди полагают, будто что-то меняется при смене власти. Ленина сменил Сталин, потом Хрущев, потом Брежнев, Ельцин… а что изменилось? Ничего! Как говорится, нет иных властителей, кроме тех, кто более всего печется о благе народа!
Коржаков промолчал, продолжая поедать глазами президента, семенившего из угла в угол кабинета.
— Представляете, что будет, если «ККК» начнет войну на уничтожение? Власть сметут… и нас с вами тоже, несмотря на все защитные бастионы… даже если нас будет защищать ваша легендарная КОП. Кстати, вам не кажется, Николай Владимирович, что она слишком рьяно взялась за дело? Почерк команды настолько отличен от почерка других спецподразделений, что даже в кулуарах Думы заговорили о «третьей силе». У меня недавно был Бондарь… короче, ФСБ сильно встревожена! Начался поиск команды по «четырем нулям»… Мне этот шум сейчас ни к чему, нужна определенная стабилизация положения. Ясно? Придержите КОП… до особого распоряжения, законсервируйте. А лучше расформируйте вообще. Стоит какому-нибудь досужему крикуну из оппозиции узнать о ее существовании… В общем, подумайте, что можно сделать.
— Законсервирую, — сказал Коржаков. — Слишком много средств потрачено на ее создание, чтобы отказаться от услуг КОП. Сами же говорите — «Чистилище» активизируется, надо применить превентивные меры, а лучше КОП никто этого не сделает.
Президент остыл, перестал бегать вокруг стола с резными ножками, инкрустированного слоновой костью и перламутром.
— Заткнуть всем рот пулей все равно не удастся, надо хотя бы внешне поддерживать имидж демократического государства.
Коржаков позволил себе улыбнуться.
— Помните анекдот о демократии? Встретились американец и русский, еще во времена Клинтона, заспорили, у кого страна демократичней. Американец говорит: «Да я свободно могу подойти к Белому дому и кричать: «Билл Клинтон — свинья!» И ничего мне не сделают — имею право». — «Подумаешь, — отвечает русский. — Я тоже могу подойти к Кремлю и кричать: „Билл Клинтон — свинья!“
Анекдот был с бородой, но Илья Ильич засмеялся. Он был отходчив.
— Николай Владимирович, разговоры о «третьей силе» надо прекратить. Прикиньте — как, посоветуйтесь с Германом Довлатовичем. А что касается КОП… Вам не кажется опасным то обстоятельство, что ваши «копы» не интересуются, кого и за что уничтожают? Как бы это не вышло боком…
— Во-первых, все они перед операцией получают исчерпывающую информацию по объекту, во-вторых, им платят не только за работу, но и за молчание, и платят не меньше, чем министрам. Есть и «в-третьих». Вы никогда не задумывались, почему солдаты в команде расстрела не спрашивают, в кого и за что они стреляют? Почему повинуются без колебаний, сомнений и нервных срывов?
— Не задумывался, — озадаченно проговорил президент, которому подобное в голову не могло прийти.
— А я как-то проанализировал и нашел ответ: они являются господами положения, властителями последних мгновений жизни казненных!
— Ну и что?
— Профессионалы КОП чувствуют то же самое, только возможностей у них больше. Когда они вместе и составляют управляемую боевую единицу, они действительно — сила!
— Вы меня не убедили, — после недолгого размышления сказал Илья Ильич. — А откуда вы знаете, о расстрельной команде?
— Службу я начинал с нее, — ответил Коржанов.
Обедал Рыков в клубе «Экипаж» в Спиридоньевском переулке, где изредка бывали и высокие официальные лица — вице-премьеры, министры, депутаты. Поэтому Герман Довлатович не удивился, когда в ресторан клуба заглянул начальник информобеспечения президента ХейноЯанович Носовой. Подошел, поздоровался учтиво и сел рядом.
Рыков заказал блины с черной икрой, севрюгу с хреном, салат крабовый, седло барашка под чесночно-сметанным соусом, стразопретти «Лингвини» с ветчиной и розовой семгой и на десерт клубнику со взбитыми сливками. Алкогольные напитки он не употреблял.
Носовой попросил принести классический коктейль «Singapore sling», красную икру, стерлядь в шампанском, лангусты и бараньи ребрышки.
— Слушаю вас, Хейно Яанович, — сказал Рыков, перейдя от салата к закускам.
Со стороны они смотрелись как обычные завсегдатаи ресторана, собравшиеся откушать чем Бог послал и побеседовать о приятном, на самом деле контакт Посвященных, двух из Девяти Неизвестных, замахнувшихся на кресло координатора Союза Девяти, был полон внутреннего драматизма и напряжения.
— Необходимо разграничить сферы влияния, — сказал Хейно Яанович, не заходя издалека. — И договориться о границах.
— Сферы влияния может разграничить только сход Девяти, — ответил простодушно Рыков. — К тому же я не вижу причин столь серьезного шага.
— Ваши люди начали активную охоту за моими исполнителями.
— Прости, Хейно, однако ваши люди начали раньше. Мои ответили. Теперь мы квиты.
Носовой потрогал свой крошечный носик, будто сомневаясь, на месте ли он.
— Чего ты хочешь, Герман?
— По-моему, этот вопрос должен задать я. — Рыков доел салат, промокнул губы салфеткой. — Ты просил встретиться, я пришел.
— Хорошо, будем говорить прямо. В планах «ККК» появились новые цели, причем большинство из них — мои люди.
— Люди «СС», — уточнил Герман Довлатович. — Судьи «ККК» обеспокоены некоторыми тенденциями, возникшими в государственной системе власти после появления там ваших… э-э… людей. Государство снова начинает вставать над обществом, над личностью, сваливаться к тоталитарному режиму. А правительство продолжает действовать по остаточному принципу: сначала — себе, что останется — народу…
— Передергиваешь, Герман, — поморщился Носовой. — Популистские заявления в устах Посвященного смешны. Чего ты хочешь добиться?
Рыков неторопливо принялся за седло барашка. Хейно Яанович подождал немного, потом подвинул к себе блюдо с бараньими ребрышками. Напряжения защитных пси-оболочек обоих Неизвестных сгустились, хотя по-прежнему со стороны они казались мирными собеседниками, занятыми хорошей едой. Наконец Герман Довлатович покончил с мясом и взялся за клубнику. Сказал закончившему трапезу Носовому:
— Хейно, я вижу на троне Союза другую кандидатуру.
— Я знаю, но Мурашов не созрел для…
— Не Мурашова.
— А кого же? — озадаченно глянул на собеседника Носовой.
— Себя, — невозмутимо ответил Рыков. Наступило минутное молчание. Герман Довлатович доел клубнику, попросил у подскочившего официанта чашечку капуччино.
— Вряд ли это известие изменит наши отношения, — изрек наконец Носовой. — У меня насчет трона свои замыслы.
— Разве ты стараешься не для себя?
Хейно Яанович выдержал огненно-алчный высверк взгляда собеседника, покачал головой, помедлил.
— Какая разница, Герман? Я считаю, ты не фигура для координатора. И я не одинок в своем мнении.
Рыков погасил взгляд, способный остановить сердце обыкновенного человека.
— Оставим эту бесплодную дискуссию. Говорят, твои церберы навещали Соболева… Что он им ответил?
Носовой усмехнулся.
— А ты пошли к нему своих — узнаешь.
— Пошлю, — спокойно проговорил Рыков. — Хотя не уверен, знает ли он хотя бы один незаблокированный МИР.
— Даже если знает — не скажет.
— Скажет. — От тихого голоса Рыкова повеяло могильным холодом. — Или исчезнет.
— Но даже если Соболев скажет, тебе не удастся в одиночку проникнуть в МИР и овладеть «Иглой».
Рыков вздохнул — незаметный, маленький человечек, с виду клерк или бухгалтер, мягкий, уступчивый, всего и всех боящийся, не претендующий на роль лидера, но способный на все.
— Хейно, переходи в мою команду, пока не поздно. Когда придет Монарх, утебя не будет шансов остаться… в живых. — Рыков поднялся.
Носовой с любопытством глянул на него снизу вверх.
— Ты считаешь, он… придет? Зачем? Как это ему удастся? Кто его вызовет?
— Всего хорошего. — Герман Довлатович поклонился и просеменил к выходу из ресторана. Хейно Яанович задумчиво смотрел ему вслед, отмечая внутренним зрением, как засуетилась на улице команда телохранителей Рыкова, ведомая Темиром Жанболатовым, хотя Герман в ней не особенно-то и нуждался.
Их разговор не мог подслушать никто, даже другие Посвященные, оба заблаговременно приняли защитные меры, однако у Носового осталось в душе тягостное впечатление, что в беседе незримо присутствовал кто-то третий.
ОТКАЗ № 3
Недаром говорится, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Матвей убедился в этом, попытавшись повторить путь предка, который добрался до «трона» Изоптеров — разумных термитов — и нашел там некий предмет, по виду кремневый пистолет, на самом же деле — инициатор «Иглы Парабрахмы», вернее, его последнюю ступень, спусковой механизм. Сама «Игла» включала в себя сложнейший набор сооружений и систем, в который входила и часть природы данного конкретного места, и оператор — человек ли, Инсект или Аморф.
Дважды трансовый сон выводил Матвея в Египет, к моменту строительства пирамид, точнее, к моменту обкладывания каменными блоками скульптурных сооружений Инсектов Перволюдьми. С упорством, достойным маньяков, строители хоронили под пирамидами следы деятельности древних разумных насекомых. Участвовал в этом «строительстве» и кто-то из предков Соболева — командовал отрядом каменотесов, выравнивающих грани пирамиды.
Лишь на третий раз Матвею повезло, «выплыл» он в теле того же самого разведчика Перволюдей, углубившегося на территорию, которую контролировали измененные Инсекты, потерявшие былую власть и силу, но еще способные воевать с пришедшими им на смену разумными существами.
Осознал себя Матвей в тот момент, когда разведчик выехал на своем шестиногом «коне» на обрывистый скалистый берег моря. Внизу, под обрывом, начинался лабиринтовый ландшафт, означавший, что здесь когда-то стоял город Пауроподов — разумных многоножек: узкие «улицы» города, похожие на ущелья, разъединяли массивы «зданий» с плоскими крышами, создавая удивительный гармоничный рисунок, геометрически красивый «такыр». Как и все Инсекты, Пауроподы бьши прекрасными строителями.
Впрочем, не все, подумал Матвей, вспоминая, что ни разу не видел в своих снах-путешествиях сооружений разумных тараканов. Похоже, настоящие предки людей, Блатгоптеры, не строили никаких убежищ, пользуясь чужими при надобности. Это говорило о том, что они были кочевниками, изначально ориентированными на агрессию, на завоевание мира.
Гигант в перепончатых латах, в сознании которого «окопался» Матвей, тронул шестинога с места, не спеша двинулся вдоль обрыва, обозревая берег и часть моря в бинокль. Задержал взгляд на громаде «танка» — скелете колеоптера. Как уже отметил Матвей, скелеты разумных жуков встречались довольно часто, видимо, Изменение, совершенное Монархом Тьмы, затронуло их меньше, чем остальных Инсектов, так как жили они не стаями, а небольшими группами по три-четыре особи. Кстати, строили они себе самые грандиозные «замки», используя труд «рабов» — захваченных в плен термитов, ос и муравьев, но эти «замки» всегда имели одну форму купола. Один из таких куполов диаметром в километр и высотой не менее трехсот метров Матвей однажды проезжал в своих снах-путешествиях.
Что-то заставило его насторожиться.
Остановился и хозяин — Матвей-первый, мазнул биноклем по горизонту, потянул к себе копье со слабо светящимся наконечником.
Над морем медленно плыл зоэрекс — воздушный город Веспидов, разумных ос, представляющий собой фрагмоциттарный тип гнезда (с внешним скелетом), чудо природы, удивительно красивое и сложное сооружение. Матвей наравне с восхищением испытал чувство грусти и сожаления: эти потрясающие совершенные творения в большинстве своем исчезли в веках. Лишь единицы их были законсервированы Хранителями в МИPax Инсектов и хранились под землей, недоступные взгляду человека.
За летающим городом Веспидов проплыла над морем еще одна необычная конструкция в форме ажурно-сотового колоссального — с километр длиной! — веретена. Такого гнезда Матвей еще не видел, зато его предок видел и знал, очевидно, насколько обманчив мирный вид веретена. Он погнал «лошадь» во весь опор прочь от берега, но не успел преодолеть и половины расстояния до скал, как обитатель веретена догнал всадника. Это был гигантский, четырехметровый подлине и с шестиметровым размахом крыльев, шмель! В памяти всплыло название этого подсемейства пчел — Bombus. Но Матвей ошибался. Это был представитель семейства Psythyrus, шмелей-кукушек, гнездовых паразитов шмелей, которые, как оказалось, имели и разумных прототипов. Пситирусы сами гнезда не строили, они захватывали готовые гнезда Бомбусов, убивали царицу-матку, самку-основательницу и заставляли работать на себя рабочих особей Бомбусов. Это были самые жестокие хищники из всех видов разумных Инсектов, даже Блаттоптеры уступали им в безумном насилии и безжалостности.
Пситирус, издавая крыльями свистящий вой, атаковал первым.
Впереди мчавшегося во всю прыть всадника вдруг вырос веер ослепительного радужного огня, проделав в голой скале десятиметровую ложбину, тут же заполнившуюся озерцом расплавленного камня. Прапрапрадед Матвея резко свернул влево, остановился, выстрелил вверх из арбалета и тут же метнул в Пситируса засветившееся еще сильнее копье. Он не промахнулся. Стрела арбалета попала шмелю в крыло, а копье вонзилось в чешуйчатое брюхо, и следующий удар Пситируса пришелся по стене какого-то зубчатого строения, похожего на крепость, внезапно выросшую на пути. И тотчас же из огромной неровной дыры в стене крепости выскочило кошмарное существо, похожее на гигантского тарантула. Впрочем, это и был тарантул, но разумный — Ликозид, он тоже уцелел при Изменении и доживал свой век в уединении и размышлениях. Однако нарушения границ своего жилища он не потерпел.
Всадника на шестиногом животном Ликозид не тронул, словно не заметил, сразу направив свой изогнутый хвост с хищным жалом в небо, где кружил Пситирус. С жала сорвалась фиолетово-зеленая молния, вонзилась в брюхо разумного шмеля, и бой закончился.
Крылья Пситируса остановили вращение, тело его растрескалось, словно глиняный горшок, по которому ударили молотком, и рассыпалось на мелкие осколки, выпавшие каменным дождем. Крылья упали отдельно, планируя, как громадные полупрозрачные одеяла.
Ликозид мгновение всматривался в небо, потом чисто насекомьим движением повернулся к застывшему — копье в руке, взведенный арбалет в другой — всаднику. Еще мгновение — и оба начнут смертельный бой, имея одинаковые шансы уцелеть. Однако тарантул вдруг заговорил, Матвей уловил его мысленный шепот:
— Привет, Посвященный! Не стреляй.
Реакция у Матвея была неплохой и на уровне трансового сна, поэтому он успел овладеть сознанием предка и предотвратить выстрел. Первочеловек на шестиноге, закованный в своеобразные доспехи, и уцелевший Ликозид застыли напротив, внимательно разглядывая друг друга. Теперь Матвей смог рассмотреть разумного тарантула во всех подробностях. Но странное дело, отвращения сложное тело Инсекта не вызывало, разве что тревогу и удивление.
Да, Ликозид имел общие черты тарантула, но были и различия, особенно в строении головы и глаз. К тому же Ликозид был одет в полупрозрачный золотистый «комбинезон», скрывающий многосложное тело до хвоста.
— Кто ты? — задал мысленный вопрос Матвей.
— Своих надо узнавать, мастер, — долетел насмешливо-сочувственный мысленный «голос», и Матвей едва не выронил копье от изумления.
— Тарас? Горшин?!
— Ну, не совсем я, только наведенная пси-копия, но для выполнения миссии и это сгодится.
— Какой миссии?
— Ты слишком рано овладел трансовым скольжением, незавершенный, и это обеспокоило не только Союз Девяти и Хранителей Внутреннего Круга в вашей запрещенной реальности, но и властелинов «розы реальностей».
— Иерархов, Аморфов?
— Кроме иерархов и Аморфов, абсолютные уровни Вселенной населяет множество других существ, в том числе и твои приятели Монарх и Лекс. Но суть не в этом. Прекрати ходить в прошлое слишком часто, иначе рискуешь не вернуться в собственное тело. И еще: я послан предупредить…
— Кем? Инфархом? Светленой?
— Ох и любишь ты определения! Не отвлекайся, тебя очень трудно поймать во время твоих путешествий, другого случая может не представиться. Ты помнишь последнее свое путешествие?
— Когда я проник во дворец Изоптеров? Кто-то врезал мне… то есть предку, конечно, по затылку…
— Никто ему не врезал, это сработала «Игла Парабрахмы».
— Но я же ее не… постой! Я нашел нечто вроде старинного пистолета и хотел испробовать…
— Это был инициатор «Иглы», а твоя фантазия представила его в форме пистолета. Ты забыл, что со времени нашего последнего боя с Монархом и Лексом полтоpa года назад ты остался включенным в контур саркофага? Да, ты откорректировал реальность, заблокировал входы в МИРы Инсектов, но… остался в контуре! То есть ты сохранил способность влиять на события в любой точке пространства и в любой момент времени. Даже в прошлом! Что, кстати, наиболее пугает всех перечисленных мною лиц, людей и магов, монстров с нечеловеческой психикой, негуманоидов, иерархов… Аморфов, как ни странно, тоже.
— Им-то какое дело до наших внутренних разборок?
— У них свой взгляд на жизнь и смерть, и они привыкли опираться только на свои желания и соображения.
— Значит, в том моем походе я включил «Иглу»?
— Ты ее разбудил. Предок твой — ты сейчас в его теле, но только чуть раньше, до подхода к замку Изоптеров — каким-то образом успел тебя вышвырнуть из своего сознания… Вполне возможно, тебе кто-то помог… поэтому большой беды не произошло. Но знай, если ты снова появишься там, может произойти ретроактивное воздействие на реальность, изменится вся мировая линия…
— Каким образом?
— Скорее всего ты изменишь собственное будущее. Как — я не знаю сам, что именно изменится — тоже не знаю. Но будь осторожен… и прощай. Я ухожу. Беги отсюда, покуда сознание Ликозида не вышвырнуло меня, иначе от твоего предка останется пепел.