Разборки третьего уровня Головачев Василий
— Чего вы хотите от меня?
— Помогите мне войти в Союз. Думаю, что смогу быть вам полезным ответно. Но хорошо бы еще подключить к этому и Соболева.
— Исключено. Матвей не пойдет на ликвидацию Носового… и вообще кого бы то ни было. Я — тоже. Во всяком случае, без серьезных мотиваций.
— Моих уверений недостаточно?
— Нет.
— А если я представлю полный пакет информации?
— Посмотрим.
— Что ж, и на этом спасибо. Высадите меня, пожалуйста, у Белорусского вокзала.
Василий послушно свернул с Ленин градского проспекта направо к вокзалу.
— Хочу вас предостеречь по-дружески, — уже вылезая, сказал Вахид Тожиевич. — Команда КОП — не президентская команда, как вы считаете. В этом вы убедитесь в скором времени.
— А чья же? — озадаченно спросил Василий.
— Это смертники, предназначенные для игр, проводимых небезызвестным вам Рыковым, теперь — советником президента по безопасности.
— Не может быть!
— Вы этого не знали?
— Коржаков не обмолвился ни одним словом… Но зачем Рыкову еще одна команда профи боя и перехвата? У него же, как и у всех деятелей Союза Девяти, наверняка есть дружина телохранителей-зомби.
— Я же сказал: КОП — жертва, объект подставки. Рано или поздно ее накроют, и тогда полетят головы, в первую очередь — Коржакова, во вторую — президента.
— В первую — ребят из команды…
— Это далеко не главное, особенно для Рыкова.
— Зачем это ему? Власть? Но ведь Неизвестные предпочитают работать в тени.
— До свидания. Позвоните мне в МИЦБИ, если надумаете, я буду ждать. И поберегите себя, не увлекайтесь рыцарскими поединками с разного рода бандитской шушерой.
Вася мог бы сказать, что вся эта шушера профессионалу не опасна, что она просто самоутверждается и драться не любит, обожает поговорить, получая наслаждение от своих собственных угроз и криков. Но ничего этого Вася говорить не стал.
Самандар вышел из машины и растворился у входа в метро. Василий только сейчас сообразил, что не успел спросить Вахида Тожиевича — кто сделал ему предложение войти в состав Девяти. С другой стороны, Самандар мог сообщить о Рыкове еще в Рязани, тогда не пришлось бы решать проблему сейчас.
«Впрочем, я бы все равно позвонил Коржакову, — честно признался сам себе Василий, трогая машину с места. — Что же нам теперь делать, а, ганфайтер? Выйти из КОП по собственному желанию уже сейчас, немедленно, или подождать чуток? И как относиться к предложению Самандара? Отказать? Вроде бы неэтично, неудобно, приятель Ули все-таки… а с другой — соперник! Эх, посоветоваться бы с кем…»
Подъезжая к дому, Василий решил немедленно поговорить с Матвеем, а также и с Ульяной. В принципе это был хороший повод для встречи.
Однако участвовать в следующей операции КОП Вася согласился. Совпали некоторые обстоятельства, внезапно дополнившие друг друга, а также разрешились душевные сомнения, мучившие его с момента встречи с Самандаром. И еще очень не хотелось свою деятельность «фельдъегеря» начинать с конфликта с начальством. Обстоятельства же оказались любопытными: работать «копам» предстояло по верхушке «СС», что совпадало и с устремлениями Вахида Тожиевича, устранить маршала «СС» Носового. Короче, Василий согласился, хотя и помнил напутствие Самандара «поберечься». Появилась интересная задача: разобраться, зачем Рыкову, одному из Девяти, и без того обладавшему мощной армией «чистильщиков», понадобилось создавать КОП, команду для особых поручений, все функции которой, по сути, сводились к ликвидации явного и потенциального противника. Эти функции спокойно могла бы выполнять и «ККК».
Два дня ушло на подготовку операции, прогон ее модели на компьютерах, утряску управления и связи. Ранним утром первого июня, в субботу, КОП в полном составе выехала на задание на трех машинах. Василию на этот раз отводилась роль контролера, ответственного за «зачистку» операции. В случае каких-либо осложнений и нестыковок он должен был обеспечить успешное завершение дела или же убрать следы деятельности КОП. Что этими «следами» могли стать члены команды, полковник Каледин по рассеянности не сказал.
По данным Коржанова, из пятисот с лишним депутатов Государственной Думы двенадцать имели явно криминальное прошлое. Как они оказались избранниками народа — вопрос другой. Но погоду в Думе делали другие депутаты, так или иначе связанные с «СС», а их было ни много ни мало — более двухсот! Двое из этих «служителей народа»: Серапион Кочкин, председатель комиссии по информационным технологиям, и Евгений Мореман, секретарь подкомитета Думы по проблемам обеспечения работы депутатов, одновременно возглавляли РСС, разведотдел Сверхсистемы.
Серапион Кочкин, сорокатрехлетний шатен с глазами навыкате, не красавец, но дамский любимец, имел четырехкомнатную квартиру на Арбате и дачу в Воронове, неподалеку от замечательных архитектурных сооружений старинной усадьбы графа Ростопчина — голландского домика, роскошного дворца и церкви Спаса, построенной более двухсот лет назад архитектором Бланком.
Много десятилетий отдыхающим в Воронове не давала покоя тайна усадьбы: в тысяча восемьсот двенадцатом году, когда на Москву шли войска Наполеона, граф приказал спрятать в обширных «тайных лазах» Воронова свои коллекции скульптуры, живописи, фарфора, а саму усадьбу сжечь; постройки потом были восстановлены, а вот коллекции графские так и не нашли, хотя кладоискатели облазали усадьбу и окрестности с миноискателями, лозовыми прутиками и просто с лопатами.
Неизвестно, по какой протекции построил свою дачу в Воронове господин Кочкин и участвовал ли он в поисках сокровищ, однако его загородное пристанище по роскоши не уступало дворцу Ростопчина, разве что сделано было из современных материалов и в ином стиле: трехэтажное, с резными чайными башенками, с куполом телескопа (любил депутат глядеть на звезды), ну и, как водится, с подземным гаражом, сауной, кухней, столовой на двадцать персон, двенадцатью комнатами разного калибра, четырьмя спальнями и каминным залом. Охраняли дачу пятеро сторожей и натасканные собаки — ирландские волкодавы и лабрадор-ретриверы, черные как ночь. Кроме того, Кочкина всегда и всюду сопровождала бригада телохранителей из четырех человек, бывших «черных беретов» из состава морских сил быстрого реагирования.
Усадьба Вороново расположена на шестидесятом километре Калужского шоссе, от станции метро «Теплый стан» до нее можно доехать на пятьсот восьмом автобусе, но Кочкин никогда, естественно, не ездил на автобусах, имея лимузин марки «бьюик лесабре астом». Обычно он приезжал на дачу под вечер, в сопровождении еще двух машин, в одной из которых находилась очередная пассия депутата. Но первого июня Кочкин собирал на даче «малый кворум» — то есть руководителей разведотдела РСС, поэтому приехал в Вороново очень рано, в девять часов утра. Правда, команда полковника Каледина прибыла значительно раньше и была готова к встрече высокого гостя. Точнее, хозяина.
Операция по уничтожению боссов разведки Сверхсистемы началась практически в то же мгновение, как только Серапион Кочкин переступил порог своего дворца.
Первыми сработали снайперы КОП Лямин и Лысцов, уничтожив четырех собак в течение двух секунд. Затем с двух сторон на территорию дачи проникли шестеро бойцов команды, одетые в пятнистые комбинезоны типа «барс». Такими комбинезонами экипировались лишь секретные подразделения ФСБ «Витязь», «Руслан» и «Щит».
Сторожа, охранявшие дачу, в принципе неплохо знали свои обязанности, но, во-первых, были все же любителями, а во-вторых, давно не верили в возможность нападения на босса, а посему находились далеко не в боевом состоянии. Двое из них расстались с жизнью сразу же — они курили в саду, держа свои помповые ружья за спинами. Еще двое играли в карты в дежурке, небольшом дощатом строении возле вторых ворот, во дворе дачи, их взяли тихо, без борьбы, отключив ударами в голову и связав. Пятый сторож, исполнявший обязанности начальника ОБЕД[30], отсутствовал — уехал в Москву еще вечером и не вернулся.
Телохранители Кочкина в каком-то смысле были профессионалами, но опыта охраны ОВП не имели, поэтому и действовали далеко не лучшим образом. Во-первых, они вошли в коттедж-дворец депутата все четверо, не подстраховав наружную охрану дачи. Во-вторых, услышав шум во дворе, выскочили из дома все сразу, где их и встретила атакующая шестерка КОП. В-третьих, опытная охрана обычно действует по принципу «спина к спине», если попадает в засаду, прикрывая охраняемый объект или прорывая цепь атакующих, чтобы спасти его. Телохраны же Кочкина, вместо того чтобы вернуться в дом и защищаться изнутри, спасать шефа, приняли бой у главного входа.
Все они были хорошо тренированы, «черные береты» как-никак, владели приемами рукопашного боя и многими видами оружия, но лишь один из них успел открыть огонь из пистолета-пулемета («НК МР5А3» фирмы «Хеклер и Кох», калибр 9 мм, модель, пользующаяся популярностью как у охранников, так и у террористов во всем мире). Очередь из «МР5» прошила одну из машин у входа в центральное строение усадьбы, беседку в глубине сада, но не задела никого из нападавших. После чего стрелявший получил пулю в висок и прекратил сопротивление. Остальные продержались совсем недолго, пока не были выведены из строя жестокими приемами школы унибос, далекими от этики спортивных видов единоборств.
До этого момента операция КОП шла по плану, укладываясь в отрезки времени, просчитанные на компьютере. Но, как известно, реальная жизнь отличается непредсказуемостью, поэтому случилось то, чего не предусмотрели разработчики операции: Серапион Кочкин, будучи человеком опытным в подобных разборках, не вступая в войну с превосходящими силами противника, мгновенно сбежал в подвал, где у него было оборудовано потайное убежище со спецтелефоном, и позвонил в милицию. Правда, его это не спасло, потому что об убежище знали и «копы», но все же этот шаг начальника РСС их задержал, ибо металлическую дверь пришлось взрывать.
А пока бойцы КОП возились с Кочкиным, к даче подъехали и остальные участники «малого кворума»: Евгений Мореман, заместитель начальника РСС «со товарищи» — тремя сотрудниками разведслужбы и десятком телохранителей. И операция КОП сразу потекла по другому сценарию, выйдя из-под контроля Каледина. Не то чтобы он не предвидел появления других действующих лиц, но не ждал их так скоро.
К счастью, прибывшие не сразу разобрались, что происходит. Пятнистые комбинезоны «копов» издали походили на форму ОМОНа, и многих гостей, имевших криминальное прошлое, а также и настоящее, данное обстоятельство напугало. Поэтому кое-кто кинулся обратно к машинам, остальные же приостановились, глядя на двух омоновцев с автоматами, направившихся к ним. Первым стрелять начал один из телохранителей Моремана, определивший настоящую армейскую принадлежность комбинезонов, он и погиб первым — от пули снайпера, контролировавшего территорию дачи. Затем началась полупаника-полувойна, в которой были убиты все приехавшие боссы разведки «СС» и сам Евгений Мореман. Однако зацепило и двух «копов» — Эриха Тропа и Максима Усова. Тротт сумел вырваться из боя и скрыться в саду, где его подобрал Борода — Дмитрий Лысцов, а Усов вынужден был после ликвидации Кочкина ретироваться под защиту стен дачи. А так как времени на отступление у командира КОП уже почти не оставалось, вот-вот должны были прибыть вызванные по тревоге наряды настоящего ОМОНа и милиции, Каледин выпустил наконец контролера — для ликвидации «следов».
— Мы отвлечем их, — бросил он Василию, — у тебя будет всего три-четыре минуты. Уберешь Усова, захватишь его спецуху и оружие, и в овраги. Там тебя подберет один из наших водил на «даймлере». Пошел!
Василий не прореагировал на слова полковника «уберешь Усова», он вспомнил их потом, в данный же момент он жил боем и думал, как выполнить задание чисто и быстро. Темп он включил, как только выбрался из машины управления — неприметного фургона с полосой на борту: «Перевозка грузов».
Сад пробежал за минуту.
Еще одна минута ушла на проникновение в коттедж Кочкина через окно кухни: рывок за решетку окна, удар по стеклу, прыжок внутрь.
Минута понадобилась на поиск Усова; помогла стрельба — Максим изредка огрызался короткими очередями из своего «вепря», лежа в холле первого этажа здания и не имея возможности передвигаться. Он был ранен в обе ноги — в бедро и голень. Услышав шум за спиной, он чуть было не влепил очередь в Василия, и тому пришлось в прыжке выбивать пистолет из рук ослабевшего «копа».
Глаза Усова расширились, он упал на спину, вжался в угол коридора, облизнул губы, бледнея.
— Давай кончай…
— Не дури. — Василий взял его за руку и за талию, рывком поднял, перебросил через плечо. — Потерпи, пока не выберемся, покарауль спину.
Пробежав коридором до кухни, Василий преодолел подсобку, кухню, где у плиты затаилась поварская прислуга, и выскочил во двор, готовый стрелять или драться. Ни того, ни другого делать не пришлось, охрана РСС практически прекратила существование, приехавшие остались позади, у фасада здания, а машины ОМОНа, судя по сиренам, еще только въезжали в Вороново со стороны шоссе.
Усов не шевелился, потеряв сознание от тряски, и Василию выпало тащить его на себе целых три километpa no лесу и оврагу, пока он не вышел к месту, где его ждал один из водителей КОП на пятиместном, ржавом, помятом донельзя «даймлере».
Когда они прибыли на базу в Бирюлево, встретивший машину Каледин стал сначала багровым, потом белым.
— Спасибо, — слабо улыбнулся Усов, когда его выносили из машины. — Я теперь твой должник.
— Сочтемся, — равнодушно ответил Василий, провожая взглядом носилки, не обращая внимания на переговаривающихся бойцов отряда, обступивших машину.
— Ты, герой! — раздался над ухом Василия сдавленный от бешенства голос Каледина. — Ты понимаешь, чем рисковал? Ты должен был… замести следы… твою мать!
— Пошел ты, полковник, — любезно ответил Василий. — Я в такие игры не играю. Эта была последней.
— Да я тебя… без суда и следствия! Наши законы ты знаешь…
Василий медленно повернул голову к полковнику, смерил его ничего не выражающим взглядом, и Каледин умолк.
НЕ БЫЛО ПЕЧАЛИ…
У директора Федеральной службы безопасности, коим после отставки Коваля стал начальник Управления «К» генерал-майор Владимир Алексеевич Бондарь, проблем хватало. Поэтому донесение соответствующих подразделений о нешуточном бое в Воронове, после которого там обнаружили одиннадцать трупов, повергло Владимира Алексеевича в состояние крайнего раздражения. В тот же день он вызвал к себе начальников Управления «Т» (по борьбе с терроризмом и бандитизмом) и «СО» (спецопераций).
Генералы Баканов и Первухин явились в кабинет минута в минуту, хотя оба ехали на Лубянку с разных концов города: один с Рязанского проспекта, другой из Крылатского. Насколько Первухин был высок, худ, лысоват, подобран, настолько Баканов был широк в кости, вальяжен и прочен. Вдобавок он носил усы. Но обоих генералов роднило умение быстро принимать решение и быстро действовать.
— Слушаю вас, товарищи генералы, — скрипучим голосом произнес директор ФСБ. — У меня на столе запрос Думы: когда мы остановим наконец волну терроризма, захлестнувшую страну? Что происходит? За две недели убиты четыре депутата, двадцать с лишним сотрудников спецслужб! Чем занимается ваша служба, Игорь Владимирович?
Генерал Баканов выдержал взгляд из-под косматых бровей, помолчал немного, потом сказал в обычном своем стиле:
— Работаем.
— Плохо работаете! Взяли убийц Забодыко?
— Их же «взяли»… «чистильщики».
— Я не уверен, что «чистильщики», — тихо заметил генерал Первухин.
— Вот именно! Кто-то вырезает весь киллер-центр, а мы даже не знаем, чьих это рук дело! А кто убил Бородкина, уже выяснили?
Баканов и Первухин переглянулись.
— Работали профессионалы…
— Это я и сам знаю! Кто именно? Из какой конторы? «СС»? «ККК»?
— Появилась третья сила, — все так же тихо сказал Первухин. — Явно не Сверхсистема, но и не «Чистилище», хотя работают эти люди сверхпрофессионально.
— Есть предположение… — через силу выдавил из себя Баканов, не любивший раскрывать карты раньше времени. — Кто-то из высшего эшелона создал команду для ликвидации потенциальных соперников…
— Чушь! Бородкин всегда сидел в стороне от всех политических разборок, не высовывался. Кочкин же был связан с известными нам криминальными структурами, ему шум тоже был ни к чему. Но убрали именно их. Почему?
Вопрос был из разряда риторических, и Баканов промолчал.
— Я согласен с мнением Игоря Владимировича, — сказал Первухин. — Какой-то очень большой человек на самом верху создал свою собственную команду. Вас не удивляет, Владимир Алексеевич, одно обстоятельство? Почему президент вдруг перестал теребить нас за убийства депутатов? Когда он вызывал вас в последний раз?
Коваль задумался, машинально закуривая.
— После убийства Забодыко, пожалуй…
— Потом убили Бородкина, Кочкина, Моремана, Винокура, Петросяна… и ничего? Где благородный гнев? Где разносы? Внеочередные заседания Совета безопасности? Почему не летят головы?
Директор ФСБ озадаченно разглядывал строгое лицо Первухина, и даже Баканов глянул на сослуживца с удивлением.
— Что ты хочешь этим сказать, Федор Ильич?
— Ничего, — последовал лаконичный ответ. — Я просто думаю.
— А поконкретней? Сказал «а», говори «б».
Начальник Управления спецопераций покачал головой. Он был достаточно умен, чтобы понимать: инициатива всегда наказуема, даже если ты просто размышляешь вслух. У него, конечно, была версия относительно волны смертей депутатов Госдумы и сотрудников спецподразделений, но высказывать ее до времени он не хотел.
— Не знаю, Владимир Алексеевич, данных недостаточно для конкретных выводов.
Директор ФСБ понял своего подчиненного, помрачнел.
— А когда будет достаточно? Когда ваша «третья сила» перестреляет половину парламента? — Он перевел взгляд на ерзавшего на стуле Баканова. — Генерал, чтоб через три дня у меня был результат по делу Кочкина! То, что президент не вызывает на ковер, еще ни о чем не говорит. Но головы полетят, я уверен. А вслед за моей…
— Понял, товарищ генерал! — вытянулся Баканов, вставая. — Разрешите выполнять?
Встал и Первухин, разглядывая над столом за спиной директора портрет президента в натуральную величину. Бондарь оглядел их, понимая чувства обоих, усмехнулся.
— Ладно, не тянитесь, исполнительных служак вы изображаете плохо. Работайте быстрее, генералы, ФСБ должна стоять над ситуацией, а не под ней. Ясно?
Начальники управлений молча наклонили головы.
— А вам, Федор Ильич, все же придется высказать свои соображения по поводу… э-э, «третьей силы». В письменной форме.
— Вряд ли у меня получится, — возразил Первухин. — Я исполнитель, а не аналитик.
— Идите.
Генералы вышли.
— Ну, что ты об этом думаешь? — закурил в коридоре Баканов. — Не было печали…
— Был такой польский писатель, Станислав Лем…
— Почему был? Он и сейчас живет, пишет.
— Я как-то читал его интервью, где он высказал мнение о политиках. Постой-ка, вспомню… Ага, он сказал так: политик не должен быть слишком умным. Очень умный политик видит, что большая часть стоящих перед ним задач совершенно неразрешима.
— Ну правильно.
— Эта формула вполне отражает уровень директора. Меня-то он зачем вызвал? Я действительно не аналитик и не следопыт. Хочет повесить «мертвяка»[31]?
— Вполне возможно. Пути отхода и ему нужны. Однако я о другом. Кому понадобилось создавать спецкоманду? Может, Коржанову?
Первухин иронически прищурился, и Баканов понял, что ответа не получит.
ОТКАЗ № 2
Несмотря на основательный опыт трансовых путешествий — по мировой линии рода Соболевых, во время которых Матвей как бы внедрялся в память своих предков и мог видеть мир прошлого их глазами, ему никак не удавалось опуститься по времени в прошлое ниже определенного предела: все его «погружения» заканчивались в телах Перволюдей — полульвов-полулюдей-полунасекомых. То есть, если брать определенный отрезок земной истории, период, в который попадал Матвей, соответствовал стыку протерозоя и кембрия — около пятисот пятидесяти миллионов лет назад, когда природа Земли после колоссальной встряски Изменения реальности снова испытала бурный всплеск жизни, и по суше наряду с первыми измененными Инсектами уже бродили гигантские рептилии, динозавры и быстро прогрессирующие отряды млекопитаклцих.
Все попытки Матвея «нырнуть» за предел Изменения — хотя бы на миллиард лет назад, в мир Инсектов — терпели неудачу.
Вот и на сей раз, погрузившись в трансовый сон, он выплыл из временного «водопада» в теле одного из своих первопредков, видимо курьера или разведчика, посланного каким-то из кланов Перволюдей в один из районов материка, где когда-то обитали Инсекты.
Вход в сон напоминал зеркало: Матвей как бы продавил телом отражающую поверхность, преодолел залитый светом проход, не обращая внимания на тихие шорохи, шепоты и вздохи, пережил состояние невесомости, потом приятной расслабляющей эйфории и превратился в стремительный поток энергии, пронизывающий пространство генной памяти отца, деда, прадеда…
Сознание в этом полете не участвовало, прочерчивая штриховую трассу смысловых вспышек. Личностью Матвея, его «я» управляло подсознание, и именно оно останавливало падение в прошлое, непостижимым образом внедряя душу Матвея, его сознание, память, интеллект, чувственную сферу в сознание одного из предков…
Он недвижно стоял на склоне горы и смотрел вниз, на расстилавшуюся у подножия горы холмистую равнину. Холмов было много, и располагались они не как попало, а в шахматном порядке, и кое-где на их вершинах еще сохранились грибообразные башни — палеоменгиры, жилища древних разумных термитов — Изоптеров. Один из палеоменгиров был особенно велик и сложен, он, очевидно, принадлежал царской семье Изоптеров, а в его чешуйчато-рельефную стену уткнулся гигантский скелет колеоптера, похожий на танк, собранный из костей. Матвей, вернее, тот, в сознании которого он устроился тайным лазутчиком, задержал взгляд на скелете, потом достал ктар — бинокль, позволявший перестраивать фасетчатое зрение Инсектов в бинокулярное — людей.
Колеоптер приблизился — жуткое творение природы, задолго до появления человека и его машин для уничтожения себе подобных — танков реализовавшей эту же форму в живых существах. Еще труднее было вообразить, что «танк» — скелет разумного жука…
Окинув взглядом небосвод, Матвей-носитель (в отличие от Матвея-наездника) обогнул скалу и тяжело влез на гигантское шестилапое животное, заменяющее Перволюдям коней. Пока всадник спускался по склону горы на равнину, Матвей-второй осмотрел его снаряжение, и уверенность в том, что его неведомый предок — разведчик, окрепла: всадник был вооружен арбалетом, копьем, мечом, целым колчаном метательных ножей, набором дротиков и плетью с колючим шаром на конце. В случае чего он мог отбиться от небольшой стаи измененных Инсектов или от шайки грабителей, существовавших уже и в те времена.
Тяжелой иноходью шестиног вынес своего повелителя к первому ряду холмов, пошел медленнее. Матвей-первый снова приставил к глазной щели ктар, вглядываясь в покосившиеся башни термитников, но все было тихо, ветер посвистывал в щелях входов, играл текучими струями пыли, шевелил высохшие ленты ползучих растений. Приблизившись к царскому дворцу, всадник спрыгнул на землю, достал арбалет, несколько ножей, какую-то короткую палку с белым навершием и полез на холм. Остановился возле скелета колеоптера, внимательно осмотрел его со всех сторон и шагнул в треугольную щель главного входа во «дворец». Матвей-второй успел заметить пористо-глазурованную поверхность стен башни и понял, что «дворец» Изоптеров когда-то горел. А может быть, перенес термический удар, оплавивший стены, изменивший его геометрический рисунок.
Матвей-первый что-то сделал второй парой рук, обычно прятавшихся под панцирем на животе, и белая нашлепка на конце палки загорелась ядовитым пронзительно-зеленым пламенем, стреляя искрами, как бенгальский огонь. Мимо потянулись крупнопористые, почерневшие, в пятнах лишайников стены коридора, который, дважды повернув, вывел разведчика в тронный зал «дворца». Матвей прошагал к центру зала и поднял выше свой необычный факел. В его неверном свете Матвей-второй разглядел расколотый надвое трон — бликующий многогранный шатер с тонкими витыми ножками и глыбой саркофага. От шатра несло пылью, запустением, давней смертью и безнадежной древностью. Было ясно, что хозяева «дворца» Изоптеров давно исчезли с лица земли, а если кто и жил здесь, то лишь летучие мыши и одичавшие потомки Инсектов — пауки, мокрицы и тараканы.
Тяжело топая в застывший рябью пол, Матвей-первый приблизился к трону, грохнул рукой в перчатке по вздутию саркофага, и тот внезапно раскрылся, как раскрывается коробка под действием пружины. Внутри трехметровой ячейки на толстом слое не то паутины, не то ваты лежали почерневшие останки Изоптера, командира семьи, древнего разумного термита. Несколько секунд Матвей-первый смотрел на останки, потом повернулся к саркофагу спиной.
До этого момента Матвей-второй не вмешивался в действия хозяина тела, теперь же его интересы разошлись с интересами предка. Усилием воли он «выпрямился» внутри тела и занял весь объем сознания Первочеловека. С этого мгновения он мог командовать телом сам, и с этого мгновения вся человеческая история могла измениться от каждого его шага! Именно это имели в виду Посвященные из Союза Девяти, когда говорили о ретроактивном воздействии, именно этого боялись они, и не только они, но и Хранители Внутреннего Круга. Однако Матвей не догадывался о своих возможностях, считая свое ретропутешествие пусть необычным, но сном.
Он повернулся к саркофагу Изоптера, преодолел внутреннее сопротивление и суеверный страх, пошевелил останки «царя», легкие, пустотелые, как скорлупа, и нащупал некий изогнутый предмет. Медленно вытащил его из-под хитинового панциря Изоптера: нечто вроде старинного кремневого пистолета с рифленой рукоятью, толстым пупырчатым стволом и сложным курком. «Пистолет» отсвечивал тусклым золотом и был тяжел, как двухпудовая гиря.
Хмыкнув, Матвей перехватил «пистолет» поудобнее, направил ствол на стену зала и нажал на спуск. Вернее, хотел нажать. Кто-то с невероятной силой вырвал «пистолет» из его руки, а удар по голове бросил Матвея в беспамятство…
«Выплыл» он из этого состояния уже в каюте яхты, стоявшей на якоре возле любимых Стасом и Кристиной островков.
Рядом, на соседних койках, спокойно спали Кристина и мальчишка. В каюте стоял тонкий запах духов женщины, в последнее время она предпочитала «Жеозе» французской фирмы «Карвен».
Матвей несколько мгновений ласкал ее взглядом, потом встал с койки и принял на полу подмасану[32]. Наклонил вперед голову, пока подбородок не прижался к груди, позволил телу свободно реагировать на происходящие в нем процессы и спустя минуту перешел на так называемое «огненное дыхание», при котором брюшная полость расширяется во все стороны равномерно. Через несколько минут, закончив массаж внутренних органов, он был полностью спокоен и воспринимал большинство полей и излучений, пронизывающих воздух, море, всю Землю как планету. Непосредственной опасности будущее — утро по крайней мере — не предвещало, но состояние мира было тревожным. Темные облака эгрегоров — психических излучений основных групп людей — постепенно сгущали цвет, что говорило о негативном изменении общего пси-фона; мир сдвигался к резонансу зла, несмотря на видимость внешней стабилизации обстановки во всех странах. Но усиливающаяся волна терроризма вскоре грозила превратиться в цунами, в ураган, сметающий все на своем пути. Человечество шло к гибели, как разумный вид, подвластное Закону изменения энтропии. И в этой общей разбалансированности добра и зла готовилась кем-то «ниша страданий» и для семьи Матвея Соболева. Тонкие струйки враждебного дыхания этой «ниши» Матвей уже ощутил…
Закончив медитативный сеанс успокоения и оздоровления, он вышел на палубу яхты и долго любовался луной, спящим морем, лунной дорожкой, звездным небом… О своем сне-путешествии думалось как-то отстраненно, словно он видел фильм, а не был его участником. И вот ему показалось, что кто-то огромный, как Вселенная, тенью навис над морем, посмотрел на человека сверху задумчиво и строго, с долей недоумения, и погрозил пальцем…
Кристина все еще спала, когда мужчины (Стас приучился вставать рано утром, почти с восходом солнца) приготовили завтрак и разбудили ее утренней молитвой:
— О, святая Кристина, покровительница сирых и слабых семейства Соболевых, смилуйся над нами и отведай пищи, которую послал Бог, оцени мастерство слуг твоих и отринь сон, и восславь природу, дарующую радость…
— Аминь! — звонко закончила Кристина, появляясь на пороге каюты, потянулась всем телом, и мужчины, глядящие на нее с высот разного опыта и возраста, но с одинаковым восхищением и любовью, бросились перед ней на колени.
Потом они завтракали, купались, ловили крабов, а когда Кристина легла с книгой в шезлонг, заслонясь от солнца зонтиком, Матвей и Стас принялись играть в дартс, метая стрелки в мишень с разной дистанции и азартно споря, кто удачнее бросал. Одновременно Матвей тренировал свое новое умение контролировать сознанием рефлекторные процессы — сердцебиение и дыхание. На уровне высокого напряжения нервной системы это удавалось легко, в обычном же состоянии организм сопротивлялся, то и дело останавливая сердце. Именно это обстоятельство и объясняло промахи Соболева-старшего во время игры. Правда, радость Стасу промахи отца доставляли искреннюю.
Играть он прекратил, почувствовав внутренний дискомфорт. Сторожевая система организма проснулась и тихо «зарычала» на тончайшее дуновение опасности.
В принципе для Матвея само понятие «неожиданность» перестало существовать. Ему давно стали подвластны не только острые ощущения опасности — сакки, как говорят японцы, что в традиции ниндзюцу обозначает «ветер смерти», интуитивное ощущение внезапного нападения — но и более тонкие полевые нарушения вакуума, сдвиги внешних состояний структур — от элементарных частиц до массивных скоплений материи — зданий, сооружений, машин, лесных пространств и гор. На природном равновесии отражается на только действие человека, но даже его слово и мысль, просто надо знать законы, позволяющие уловить воздействие, прочитать его. Матвей знал.
Поэтому, когда на горизонте появился быстроходный катер с двумя пассажирами, он был готов к приему гостей. То, что они ищут его, он не сомневался. Не сомневался Матвей и в недобрых намерениях гостей, потому что дисгармония от появления катера не уменьшалась по мере его приближения.
— Па, смотри — катер! — обернулся на звук мотора Стас. — Похоже, к нам идет.
— Спустись с мамой в каюту, — тихо произнес Матвей, глянув на встрепенувшуюся Кристину. — Крис, посидите несколько минут в каюте, хорошо?
— Что-нибудь не так? — Кристина посмотрела на идущий полным ходом катер, нахмурилась. — Ты думаешь…
— Идем, мадэ Крис, — дернул ее за руку мальчишка, понимавший Матвея с полуслова. — В карты поиграем, пока па с ними выяснит отношения. Спорим, обыграю?
Матвей улыбнулся, подмигивая парню. Он научил всех играть в белот, и Стасу очень понравилась эта сложная игра. Кристина, также хорошо улавливающая настроения мужа, спокойно улыбнулась в ответ.
Катер сбавил ход, подошел к яхте впритирку, качнув ее слегка волной, и на палубу, держась за леер, ловко перебрались пассажиры катера, как оказалось, японцы. Прищурившись, Матвей разглядывал обоих, не вставая из шезлонга. Оба, явно профессиональные воины, были очень сильны, судя по ауре и несуетливым раскованным движениям, но один из них скорее всего обрусел, переняв западную манеру поведения, а второй вел себя как все мэйдзины, мастера ниндзюцу, свободно читающие противника.
Несколько мгновений Матвей и японец (лет сорок, возраст наивысшего расцвета мастерства при соблюдении всех традиций нинпо тайдзюцу) смотрели друг на друга не шелохнувшись, потом японец отступил назад, поклонился и спрыгнул на корму катера, сел на сиденье в кабине и застыл. Второй гость покосился на него, но отступать не стал, не потому, что реакция спутника не произвела на него впечатления, а по причине более прозаической: ему дали задание, он должен его выполнить.
— Я Дзиро Маюмура, — сказал японец практически без акцента, что указывало на правильную оценку Соболевым его личности — мастер долго жил в России, может быть, с рождения. — Меня послал Посвященный с предложением…
— Стоп! — прервал гостя Матвей, поднимая руку. — Не стоит продолжать. Я не хочу знать, кто этот Посвященный, хотя вычислить его нетрудно. Я не жду никаких предложений, это первое. Не стремлюсь ни к славе, ни к власти, ни к богатству, это второе. И последнее: передайте вашему хозяину, что я не потерплю ни малейшего давления, от кого бы оно ни исходило. Человек я сугубо мирный, но всегда готов ответить адекватно. Ваш друг из Страны восходящего солнца, честь ему и хвала, это понял.
— Я закончу, — невозмутимо продолжил Маюмура. — Не хотите участвовать в коррекции — я передаю слова моего хозяина, — ваше дело, но тогда сообщите хотя бы координаты мира, где хранится действующий «трон».
Матвей понял, что речь идет о МИРе — «модуле иной реальности» Инсектов, в котором остался включенным саркофаг последнего «командира» Арахнидов. С его помощью полтора года назад Матвею удалось блокировать все входы в уцелевшие МИРы и перекрыть границу запрещенной реальности Земли. Но многим из Посвященных, членов Союза Девяти Неизвестных, захотелось исправить положение, при котором они потеряли былую власть и вес, откорректировать реальность по-новому — и ради этого они были готовы на все. Первым к Соболеву пришел Юрьев, подчеркнуто открыто, не убоявшись раскрыть себя. Он попытался прощупать мыслесферу Матвея, пробить блоки и подчинить волю, но натолкнулся на непробиваемую пси-защиту и отступил. Его предложение дать доступ к Знаниям Бездн в обмен на доступ к МИРам Матвей посчитал несерьезным. Если бы Юрий Бенедиктович имел этот доступ, ему не понадобилось бы уговаривать Соболева открыть вход в МИР Арахнидов.
Матвей не раз вспоминал своего тезку Матфея-Хранителя, предупредившего о возможных появлениях Посвященных, однако только теперь понял, что его действительно не оставят в покое, пока он не согласится или не предпримет какие-то контрмеры. Этот японец, мастер «гашения обликов», посланец таинственного Посвященного (скорее всего Рыкова или Носового), вряд ли догадывается, кто его хозяин на самом деле и что такое МИР, упомянутый им, но настроен весьма решительно. Господи, подумал Матвей, как не хочется возвращаться на тропу войны!..
— Я не знаю координат входа в МИР, — сказал он, более не излучая доброжелательности. — Передайте Хейно Яановичу — я правильно определил имя вашего хозяина? — что ему я не сказал бы этого, даже если бы знал координаты. Впрочем, как и любому другому из Девяти. Вы запомнили?
Что-то быстро-быстро сказал по-японски спутник Маюмуры, сидящий в катере. Судя по интонации, он предлагал приятелю отступить.
Маюмура был шокирован, но природная невозмутимость помогла ему прийти в себя.
— У меня приказ, — проговорил он, вытаскивая из-за ремня под рубашкой тяжелый пистолет. На Матвея выплеснулась волна угрозы — деловой, рабочей, так сказать, без ненависти и злобы. Японец действительно имел приказ заставить Соболева заговорить.
Но как ни быстро двигалась рука Маюмуры, направляя ствол пистолета (не пистолета — «глушака»!) в голову полулежащего в шезлонге Соболева, как ни спешил палец нажать на спуск, Матвей действовал быстрее. За сотую долю секунды до выстрела он ушел с трассы луча, в стиле кайтэн[33] достиг Маюмуры и, коснувшись его колена, послал японца в состояние ступора. Подобрал выпавший из руки «глушак», бросил в воду, мягко похлопал гостя по щекам.
— Ну как, все в порядке? Идти сможете?
Маюмура потряс головой, огляделся вокруг все еще затуманенными глазами и, деревянно переставляя ноги, двинулся по палубе яхты к борту, с трудом перелез на корму катера, сел к штурвалу.
— Вы все запомнили? — вежливо спросил Матвей, глядя на обоих пассажиров сверху.
Маюмура включил мотор, катер взревел и прыгнул вперед, задев борт яхты. Из каюты на корме выглянул Стас, на лице которого читалось восхищение.
— Ты даешь, па!
Появилась Кристина в халатике, подошла к Соболеву, чмокнула его в щеку.
— Ты был великолепен!
— Так вы подсматривали? — Матвей напустил на себя сердитый вид. — Я же велел не высовываться.
— Мы и не высовывались, — засмеялся Стас. — Ты забыл про перископ. Ну что, купаться? Или продолжим бросать стрелки?
— Я покемарю. — Матвей прошлепал ко второму шезлонгу и улегся рядом с женой.
— Чего они хотели? — тихо спросила женщина.
— Предлагали хорошо оплачиваемую работу.
— Ты согласился?
— Я сказал, что неплохо живу на стипендию жены.
Кристина фыркнула.
— А если серьезно? У меня нехорошее предчувствие…
— Не волнуйся, все будет хорошо. Как он? — Матвей бросил взгляд на живот жены.
— Шевелится изредка, но вообще спокойный парень, весь в тебя. Но ты не сказал, кто это был.
Матвей сделал вид, что заснул. Потом позвал Стаса:
— Эй, матрос, готовь корабль к походу, меняем дислокацию.
— Есть, шкип! — с готовностью отозвался мальчишка и закричал звонким голосом:
— Бом-брам-рею развернуть! Эрнс-бакштаги закрепить! Брасы и шкоты вытравить! По марселям стоять, с якоря сниматься!..
О ЧЕМ ГОВОРИТЬ, ЕСЛИ НЕ О ЧЕМ ГОВОРИТЬ?
Полковник Каледин оказался умнее, чем обычный армейский командир. Он не стал задерживать Василия после разборки операции по ликвидации разведотдела Сверхсистемы и ни словом не обмолвился, назначая сбор команды на воскресенье второго июня.
Поэтому ничего не подозревавший Котов, собиравшийся встретиться с самим Коржаковым и перейти в его непосредственное подчинение, был весьма неприятно удивлен, когда Каледин завел его в дежурку на территории базы и сказал сухо:
— Вы арестованы, Котов. До выяснения позиций. Сдайте оружие.
И тотчас же в комнату размером три на четыре метра, с решетками на окнах, со столом, двумя стульями и монитором телеобзора территории вошли трое «копов» с автоматами в руках: Скворцов и Бразаускас — с «узи», Лямин — с «никоном».
Василий бегло оглядел ребят: Андрей Скворцов выглядел явно смущенным, Витас Бразаускас был холоден, как всегда, Сергей Лямин играл сверхкругого профи, которому сам черт не брат. В принципе он был неплохим рукопашником и отличным снайпером, но гонор и презрительное отношение к противнику мешали ему стать настоящим мастером боя.
— Во-первых, я не ношу оружия, — спокойно сказал Василий. — Во-вторых, за что я арестован? Какие позиции должны быть выяснены, когда и с кем?
— Ты задаешь много вопросов, ганфайтер, — произнес брезгливо Лямин. — Пошли, посидишь в КПЗ денек-другой, подумаешь, как надо выполнять приказы командира.
— Никуда я не пойду. — Вася уселся за стол, заняв с виду предельно неудобную позицию для человека в этом положении. Опытные в подобных делах бойцы должны были оценить это, но именно на такую оценку он и рассчитывал, зная, как расслабляет людей уверенность в своем превосходстве. И он не ошибся: Скворцов и Бразаускас опустили автоматы, Лямин перехватил свой «никон» левой рухей.
— Итак, полковник? В чем дело?
Каледин сдвинул брови, озадаченный поведением подчиненного.
— Ты знал, на что шел, когда звонил мне. Или будешь подчиняться без всяких условий, или…
— Договаривай, здесь все свои. — Вася сделал широкий жест рукой, наблюдая, как на него прореагируют конвоиры. Никак. Очень хорошо!
— Или мы больше не встретимся, — совсем уж сухо закончил Каледин.
— Ах, даже так? — Вася покачался на стуле вперед-назад. — Говорил мне дед: не увлекайся беспорядочными сексуальными связями, заразу подхватишь, а я не послушался. Помнишь, полковник, что я сказал при первом знакомстве?
— Давай двигай! — замахнулся прикладом автомата Лямин.
И Василий ответил ему одним из приемов «импоссибл», разработанных специально для кажущихся безнадежными и невыгодными положений; применять космек он не мог — ребята были ни в чем не виноваты, а ТУК — не хотел.
Конечно, общеизвестно, что самый быстрый удар ногой в прыжке значительно медленнее выстрела из пистолета и даже профессионального удара ножом, например, мечом или кулаком. Но когда помещение очень тесное, развернуться негде и удар не виден из-за тела соратника, такой удар проходит.
Уколов Лямина в сонную артерию, Вася тут же врезал ногой Бразаускасу в подбородок, а Скворцову рукой в живот, пробивая мускульный каркас. И бой закончился. Автомат, отобранный у Лямина изящным круговым движением с уклоном и поворотом, смотрел Каледину в грудь.
Полковник ошарашенно проследил, как падают гаранты его безопасности (Лямин — тихо, как мягкая игрушка, Бразаускас — с грохотом, ломая стул, Скворцов — согнувшись), поднял глаза на Василия:
— Не дури, Котов. Ты же понимаешь, уйти отсюда тебе все равно не удастся.
— Ошибаешься. — Василий ловко крутанул в руке «никон», удобный, увесистый, грозный и красивый автомат, один из лучших в мире, если не лучший. — Я уйду. Но прежде я все же хотел бы поговорить с начальством.
— Я к вашим услугам, — раздался из-за двери тихий, ничего не выражающий голос, и в комнату вошел Рыков Герман Довлатович собственной персоной. За ним бесшумно просочился один из «копов» — Темир Жанболатов, и по тому, как он держал внимание на Рыкове, Василий понял, что Темир — телохранитель Рыкова, а может быть, и помощник. Оглядев поле боя, медленно приходивших в себя бойцов КОП, Герман Довлатович искривил губы в понимающей усмешке и сел у стола на уцелевший стул.
— Я не успел… — начал Каледин.
— Выйди, Семен Петрович, — сказал Рыков, — и мальчиков забери. Я хочу поговорить с Котовым наедине.
— Но он…
Рыков с кротким укором посмотрел на полковника, и тот вышел, жестом приказав остальным следовать за ним.
— Садись, ганфайтер, поговорим.
Василий ногой подвинул к себе табурет, сел.
— О чем пойдет речь?
— О чем говорить, если не о чем говорить, так? — улыбнулся бледными губами Герман Довлатович, и Василию показалось, что под черепом у него зашевелились-побежали муравьи. Он напрягся, ощущение прошло.
— Примерно так.
Улыбка Рыкова погасла.
— Не бузи, ганфайтер. Ты в самом деле знал, на что шел, соглашаясь на предложение Коржакова. КОП — не спортивная команда, законы ее жизни значительно суровей, зато и возможности гораздо шире. А ты — человек действия, и путь твой — карма марга, а не нивритти марга[34].
Читать бесплатно другие книги:
