Засуха Лесков Николай
Последовало молчание.
— У Дикона нет алиби на то время, когда были убиты Хэдлеры.
Из трубки донесся вздох Рако.
— Дружище, ему уже за семьдесят, и с головой проблемы. Может, он и ублюдок, но старый и довольно-таки хилый.
— И что? Ружье-то в руках он держать умеет.
— А то, — бросил Рако, — что, как мне кажется, на твои суждения влияет тот факт, что ты терпеть его не можешь после того, что случилось двадцать лет назад.
Фальк ничего не ответил.
— Прости, — сказал Рако. Он зевнул. — Что-то я устал. Поговорим завтра.
Он на секунду умолк.
— Рита передает привет.
— И ей тоже привет. И мои извинения.
— Спокойной ночи.
И связь оборвалась.
Казалось, прошло всего несколько минут, и Фалька разбудила сверлящая, сухая трель городского телефона. С неимоверным усилием он приоткрыл один глаз. Не было еще и семи. Он лежал, прикрыв локтем глаза, пытаясь наскрести в себе достаточно энергии, чтобы снять трубку. К счастью, звук был настолько невыносимым, что это придало ему сил. Он потянулся и взял трубку.
— Господи, наконец-то, — сказал Макмердо. — Я тебя разбудил?
— Да.
— Ладно, дружище, это не важно. Слушай, нужно, чтобы ты спустился. Прямо сейчас.
— Я не одет…
— Просто спускайся, — сказал Макмердо. — Встретимся сзади, на стоянке. Помогу, чем могу.
Машина Фалька вся была в дерьме. Оно потеками и разводами украшало кузов, образуя лужицы под дворниками на лобовом стекле и у колес. Все это уже успело немного подсохнуть в лучах утреннего солнца, успев схватиться в процарапанных в краске буквах. Надпись «МЫ ТЕБЯ УРОЕМ» больше не отсвечивала серебром. Теперь она была выполнена в дерьме.
Фальк подбежал к машине. Пришлось прикрыть лицо рубашкой, но запах все равно затекал в нос, в рот. Казалось, его можно было жевать. Мухи буквально сходили с ума. Они вились вокруг, садились ему на волосы, на лицо, и он с отвращением отмахивался от них рукой.
В салоне дела обстояли еще хуже. Фальк обычно не поднимал стекло до конца, чтобы дневной жар хоть немного выветривался за ночь. Кто-то умудрился просунуть в эту щель шланг, и теперь руль, радио, приборная доска все были заляпаны отвратительной жижей. На сиденьях, на полу растеклись мутные лужи. Все остальные машины на стоянке остались нетронутыми. Макмердо стоял в стороне, прикрыв лицо локтем. Он покачал головой.
— Что за адская хрень, дружище. Мне страшно жаль. Я тут помойку выносил и увидел. Они, наверное, ночью это сделали. — Макмердо помолчал. — По крайней мере, это навоз. По большей части. Наверное.
Продолжая зажимать нос рубашкой, Фальк молча обошел вокруг машины. Бедный автомобиль. Сначала поцарапали, а теперь и вовсе прикончили. Задержав дыхание, он осторожно, стараясь не слишком приближаться, заглянул внутрь сквозь заляпанное окно. Под слоем грязи на сиденье было что-то еще. Он отступил, не решаясь раскрыть рот, чтобы заговорить.
На заднем сиденье, залитые и пропитанные дерьмом, были рассыпаны сотни листовок с призывом к дальнейшему расследованию смерти Элли Дикон.
Настроение в участке было унылое.
— Я, конечно, сделаю Доу и его дяде строгое предупреждение, дружище, — сказал Фальку Рако, снимая с телефона трубку. — Прикинешь стоимость машины? Может, будет какая-то компенсация.
Фальк в рассеянности пожал плечами. Он склонился над столом, вперив невидящий взгляд в бумаги по делу Хэдлеров. Рако на другой стороне комнаты повесил трубку и теперь сидел, подперев голову руками.
— Дикон, похоже, решил нанести предупреждающий удар, — сказал он Фальку. — Он подал жалобу. На тебя.
— Да ну, — Фальк скрестил на груди руки и поглядел в окно. — А я думал, это у меня машина покрыта дерьмом.
— Он сказал, ты проявил по отношению к нему агрессию. Делал что-то на могиле его дочери, я не понял. Едет сюда с адвокатом.
— Нда. — Фальк не стал оборачиваться.
— Должен ли я спросить?…
— Я ничего не делал, но свидетелей нет. Так что это будет его слово против моего. И мотив у меня, можно сказать, есть, так что… — Фальк пожал плечами.
— И тебя это не беспокоит? Это не пустяки, дружище. Мне придется принять жалобу, а потом оно пойдет дальше по инстанции. У тебя могут быть неприятности по работе.
Фальк повернулся.
— Конечно, это ж Дикон, верно? — Фальк говорил так тихо, что Рако подался вперед, чтобы его слышать. — Сеет хаос и разрушение, где бы он ни появился. Раньше он бил жену и дочь, возможно, тоже. Была у него определенная власть над людьми, и он использовал ее, чтобы выжить нас с отцом из города. Бог знает, что сделал его племянник, почему Карен Хэдлер написала его имя за считаные дни до смерти. От этой парочки дурно пахнет. И никто никогда их на этом не ловит.
— Так что ты предлагаешь?
— Я ничего не предлагаю. Просто говорю, что Дикон заслуживает, чтобы его подвесили за яйца. Обвинение в вандлизме будет значить, что он слишком легко отделался. Он совершенно точно замешан в чем-то похуже. Хэдлеры, его дочь. Что-то точно есть. Я знаю.
Хлопнула входная дверь. Прибыли Дикон с его адвокатом.
— Дружище, послушай, что я тебе скажу, — быстро сказал Рако. — Наверняка ты этого не знаешь. Если тебя поймают на подобных разговорах за пределами участка — от этой жалобы тебе уже не отделаться, так что следи за языком. Никакой связи между Диконом и убийством Хэдлеров не существует, как бы тебе ни хотелось, чтоб она была.
— Спроси его.
— Ты необъективен. Это опасная дорожка.
— Просто спроси.
Адвокат была молоденькой и вся кипела решимостью бороться за права своего клиента. Рако терпеливо слушал ее излияния, показывая посетителям дорогу в комнату для собеседований. Фальк проводил их взглядом, потом в бессильном раздражении откинулся на спинку стула. Дебора, выйдя из-за стойки, вручила ему бутылку холодной воды.
— Так себе, наверное, ждать тут, снаружи, пока Мэл Дикон сидит там, внутри, — сказала она.
— Да, — Фальк вздохнул. — Правила. Работают на тебя, пока не начинают работать против тебя.
— Знаете, что вам нужно? Занять себя чем-то, пока вы ждете, — она кивнула в сторону коридора. — Кладовка давно уже напрашивается на уборку.
Фальк взглянул на нее.
— Не думаю, что…
Дебора поглядела на него поверх очков.
— Идите-ка за мной.
Она отперла дверь кладовки и поманила его внутрь. В тесном помещении было пыльно; полки были завалены бумагами и офисными принадлежностями. Прижав палец к губам, она тронула себя за ухо. Из вентиляционной решетки над полками доносились приглушенные, но вполне различимые голоса.
— Для записи: я сержант Рако, присутствует также мой коллега констебль Барнс. Пожалуйста, назовите свои имена.
— Сесилия Терджес, — звонким, четким голосом представилась адвокат.
— Малькольм Дикон.
Фальк обернулся к Деборе.
— Это необходимо исправить, — прошептал он, и она — он мог бы в этом поклясться — ему подмигнула.
— Я знаю. Но не прямо сейчас.
Она вышла, закрыв за собой дверь, а Фальк уселся на какую-то коробку и приготовился слушать.
Адвокат Дикона явно так и рвалась в бой.
— Мой клиент… — начала она и резко замолчала.
Фальк ясно представил себе, как Рако разворачивает навстречу словесному потоку ладонь, призывая к терпению.
— Мы получили от вас письменную копию жалобы на федерального агента Фалька. Спасибо большое, — голос Рако донесся из вентиляционного отверстия. — Как вам известно, технически он не находится на службе и не является членом этого подразделения. Поэтому жалоба будет направлена по инстанции его непосредственному руководству.
— Моему клиенту хотелось бы получить гарантии, что его оставят в покое и…
— Боюсь, подобного рода гарантий я вам дать не могу.
— Почему нет?
— Потому что ваш клиент живет по соседству с домом, где были застрелены насмерть три человека. И на данный момент алиби у него отсутствует, — сказал Рако. — Он также является подозреваемым в деле о вандализме по отношению к автомобилю, случившемся прошлой ночью. До этого мы еще доберемся.
Последовала тишина.
— Что касается смерти трех членов семейства Хэдлеров, мистер Дикон не может более ничего добавить…
В этот раз адвоката прервал Дикон.
— Хрена лысого я замешан в той пальбе, так и запишите, — послышался его хриплый голос.
— Мистер Дикон, мой вам совет… — вмешалась было адвокат.
— Ой, милая, да заткнись уже, а? — ядовито оборвал ее Дикон. — Да что ты понимаешь, как здесь дела делаются. Эти субчики пришьют мне дело, и глазом не моргнут, дай им только шанс. И мне не надо, чтобы ты дала им меня натянуть.
— И все же ваш племянник попросил меня помочь вам…
— Не понял? Сиськи тебе не только думать, еще и слушать не дают?
Последовала долгая тишина. Фальк, сидя в кладовке один, не сдержал улыбки. Старый добрый сексизм — нет ничего лучше, чтобы отвергнуть хороший совет. Что ж, Дикон потом никак не сможет сказать, что его не предупреждали.
— Может, расскажешь нам о том дне, Мэл. Пожалуйста. — Голос у Рако был спокойный, но твердый. Сержанта ждет отличная карьера. подумал Фальк. Если только это дело не подкосит его энтузиазм на самом корню.
— Нечего мне рассказывать. Я был у дома, изгородь чинил, и вот вижу, к дому Люка подъехал его пикап.
Голос у Дикона звучал настороженно, каким Фальк его еще ни разу не слышал, но говорил он гладко, будто заранее все выучил.
— Хэдлер постоянно то уезжает, то приезжает, поэтому никакого внимания я на это не обратил, — продолжал Дикон. — Потом с их стороны донесся выстрел. Я пошел в дом. Потом, еще немного погодя, — еще один.
— Вы как-то отреагировали?
— И как я должен был реагировать? Это же, на хрен, ферма. Стреляют каждый день. Мне-то откуда было знать, что это их хозяйка и ее ребенок?
Фальк так и видел, как Дикон пожимает плечами.
— Да по-любому я внимания не обращал, я же сказал. Потому что я по телефону разговаривал.
Последовало потрясенное молчание.
— Что? — Фальк полностью разделил недоумение, прозвучавшее в голосе Рако. В показаниях Дикона не было и намека на телефонный звонок. Фальк знал. Он эти показания изучил вдоль и поперек.
— А че? — переспросил Дикон, явно не понимая, в чем дело.
— Вам позвонили? В то время, как вы услышали выстрелы?
— Ну да, — ответил Дикон. — Я ж говорил.
Но голос у него изменился. Уверенности в нем поубавилось.
— Нет, вы не говорили, — сказал Рако. — Вы сказали, что ушли в дом и уже там услышали второй выстрел.
— Ну да, я и в дом-то пошел потому, что зазвонил телефон, — сказал Дикон. Но он явно колебался. Говорил он теперь медленнее, и на последнем слове запнулся. — Это та фифа из аптеки звонила, сказать, что лекарство готово.
— В момент, когда вы услышали второй выстрел, вы разговаривали по телефону с девушкой из аптеки? — спросил Рако явно не в силах поверить услышанному.
— Ну да, — сказал Дикон безо всякой уверенности. — Разговаривал. Думаю, да. Потому что она еще спросила, мол, что это там грохнуло, и я ответил: пустяки, это на ферме.
— Вы по мобильному разговаривали?
— Нет. По городскому. Мобильный там вообще ни хрена не берет.
— Почему же вы нам раньше не сказали? — спросил Рако.
Последовало долгое молчание. Когда Дикон заговорил опять, голос у него был, как у ребенка.
— Не знаю.
Фальк знал. Маразм. Сидя на своем ящике, он прижался лбом к прохладной стене. Внутри у него все кричало от разочарования. Из-за решетки донеслось деликатное покашливание. Когда адвокат заговорила, голос у нее был очень довольный.
— Думаю, мы здесь закончили.
Глава тридцать первая
Рако продержал Дикона в комнате для собеседований еще двадцать минут, задавая ему вопросы насчет Фальковой машины, но все было зря. В конце концов он отпустил старика, который отделался строгим предупреждением.
Фальк взял ключи от полицейской машины и подождал позади участка, пока не уедет Дикон. Он дал ему пять минут, а потом медленно двинулся по дороге к ферме Дикона. Знакомый уже пожарный знак по дороге все еще показывал максимальный уровень тревоги. Он повернул под выцветший указатель с амбициозной надписью: «Поместье Дикона» и затрясся по гравиевой дороге. Несколько довольно потрепанных овец подняли морды, с надеждой провожая его взглядом.
Дом стоял высоко на холме; по дороге открывались захватывающие дух виды на окружающие сельские пейзажи. Справа, в тенистой долине, был отчетливо виден дом Хэдлеров. Сушилка-вертушка отсюда казалась паутинкой на палочке, а садовые скамейки — мебелью из кукольного домика. Двадцать лет назад он любил этот вид и любовался им всякий раз, как бывал у Элли. Теперь смотреть на него было невыносимо.
Фальк остановил машину рядом с покосившимся сараем; Дикон все еще пытался запереть свою машину. Руки у него тряслись; он уронил ключи. Сложив руки на груди, Фальк молча наблюдал, как старик медленно, с трудом наклонятся и шарит в пыли. Притрусила собака Дикона и, усевшись у ног хозяина, заворчала на Фалька. Дикон поднял взгляд. И в кои-то веки в его взгляде не было привычной злобы. Только недоумение и усталость.
— Я же только что в участке был, — сказал Дикон, но уверенности в его голосе не было.
— Да. Так и есть.
— Так что тебе тогда надо? — Дикон постарался выпрямиться, насколько мог. — Пришел дать старику в морду, пока никто не видит? Трус.
— Я не собираюсь прощаться с карьерой только ради того, чтобы тебя ударить.
— Так что тогда?
Это был хороший вопрос. Фальк смотрел на Дикона. Двадцать лет этот человек был главным пугалом его жизни. Тать в ночи, бука из-под кровати, кровавый монстр. И вот он стоит перед ним. Но ярость, клокотавшая у Фалька в горле, была разбавлена чем-то еще. Определенно не жалостью, нет.
Скорее, осознал Фальк, он чувствовал себя обманутым. Он слишком долго откладывал противостояние с чудовищем, и со временем оно состарилось и усохло, и честной схваткой здесь теперь и не пахло. Фальк шагнул вперед, и в глазах Дикона мелькнул страх. Фалька обжег стыд, и он остановился. Да что он здесь делает?
Он посмотрел Дикону прямо в глаза.
— Я не имею никакого отношения к смерти твоей дочери.
— Брехня. Твое имя было в той записке. И алиби твое тоже брехня…
Слова прозвучали так, будто их заученно повторяли, раз за разом.
— Откуда тебе знать, — резко прервал его Фальк. — Дикон? Ответь. Почему ты всегда был так уверен, что мы с Люком не были вместе в тот день, когда она умерла? Такое впечатление, что ты знаешь о том дне гораздо больше, чем рассказываешь.
Когда Дикон вошел в дом, обедом там и не пахло, и он ощутил вспышку раздражения. На старом коричневом диване в гостиной валялся его племянник. Глаза у него были закрыты, а на животе он придерживал банку пива. Орало радио: трансляция с крикетного матча. «Осси» гоняли южноафриканцев по всему полю.
Дикон прицельным пинком сбросил с дивана ноги племянника, обутые в башмаки.
— И где, на хрен, жратва?
— Элли еще со школы не вернулась.
— А тебе что, лень задницу поднять? Я тут с самого утра вкалываю.
Грант пожал плечами:
— Это работа Элли.
Дикон раздраженно крякнул, но Грант был прав. Это действительно была работа Элли. Выудив банку пива из упаковки, стоявшей у Гранта под боком, он прошел внутрь дома.
В спальне дочери было чисто, как в больнице. Разительный, почти брезгливый контраст с хаосом, царившим в остальной части дома. Стоя в дверях, Дикон глотнул из банки. Его взгляд цепко обшаривал спальню, но зайти внутрь что-то мешало. Он стоял на пороге этой безупречной комнаты и ощущал странную неловкость. Словно что-то здесь было не на месте. Будто выбившаяся из ковра нитка. Или трещина в стене. Вроде выглядит идеально, но что-то не так.
Его взгляд метнулся к белому изголовью. В деревянной доске была небольшая круглая вмятина; краска в этом месте пошла трещинами и начала осыпаться. На розовом ковре под кроватью виднелось выскобленное пятно — маленький неровный круг. Ворс в этом месте был на пару тонов темнее. Почти незаметно, но все же оно здесь.
Дикон ощутил, как в животе тяжелеет холодный ком. Он смотрел на безмолвную спальню, на вмятину в изголовье и на пятно под кроватью, а алкоголь уже разносил по венам первые щупальца гнева. Его дочь уже должна была быть здесь, а ее нет. Стиснув банку в кулаке, он ждал, когда прохладная тяжесть окажет свое успокоительное воздействие.
Позднее он скажет полиции, что именно в этот момент у него зародилось подозрение: что-то серьезно не так.
Фальк пристально наблюдал за отцом Элли.
— Может, тебе и удалось представить доказательства, что насчет Хэдлеров у тебя руки чисты, — сказал Фальк. — Но тебе что-то известно о том, как умерла твоя дочь.
— Следи за языком, — голос у Дикона был тихий, но напряженный, как взведенная до предела пружина.
— Так вот почему ты всегда так стремился повесить на меня смерть Элли? Если подозреваемого нет, люди начинают оглядываться вокруг. Кто знает, что бы они обнаружили, если бы повнимательнее присмотрелись к тебе? Пренебрежение родительскими обязанностями? Насилие над ребенком?
Старик бросился на него с неожиданной силой, сбив его с ног. Грязная ладонь впечаталась Фальку в лицо. Собака бегала вокруг, истерически лая.
— Я тебя зарежу! — орал Дикон. — Еще хоть одно слово об этом, и я освежую тебя, как скотину! Я любил ее, слышишь, ты! Я любил мою девочку.
Сердце так и колотилось у Люка Хэдлера в груди. Он было протянул руку к радио и замер: Южная Африка перехватила было инициативу на поле. Но тут Австралия опять пошла в атаку, и, успокоившись, он выключил приемник.
Щедро обрызгав одеколоном обнаженную грудь, он распахнул дверцы шкафа. Не задумываясь, потянулся к любимой серой рубашке. Посмотрелся, застегивая пуговицы, в зеркало, сверкнул на пробу зубами. Ему нравилось то, что он видел, но Люк по опыту знал, что это еще ничего не значит. Чтобы понять, что там творится в голове у девчонок, надо быть телепатом.
Вот сегодня, например. Образ Элли, прижимающейся своими красивыми, вечно надутыми губами ко рту Аарона, прыгнул ему в голову, и его отражение нахмурилось. В первый ли раз это случилось? Почему-то он был уверен, что нет. Люк ощутил вспышку чего-то, очень похожего на ревность. Да какое ему дело? Плевать он на это хотел. Но, черт, какой же Элли иногда бывает сучкой. Посылает его и тут же бежит к Аарону. Не то чтобы это сильно его беспокоило, но и ежу понятно: в этой картинке явно было что-то не так.
Длинные стариковские пальцы больно впились Фальку в щеку, и, стараясь высвободиться, он вывернул Дикону запястье. Столкнул с себя Дикона и, опрокинув его на спину, встал, отступив на шаг. Прошло всего несколько секунд, но оба уже тяжело дышали: в дело вступил адреналин. Дикон уставился ему прямо глаза; в уголках рта у него белыми хлопьями запеклась слюна.
Фальк склонился над ним, не обращая внимания на скалившую зубы собаку. Старый, больной человек распростерся на земле, и он стоял над ним. Позднее он будет себя за это ненавидеть. Но в этот момент ему было плевать.
К тому времени, как Аарон вернулся домой, коробка с растениями уже оттягивала ему руки, но с лица не сходила улыбка. Единственное, что слегка омрачало его настроение, — легкое сожаление об упущенных возможностях. Может, когда Элли вышла из класса, стоило пойти за ней. Люк, конечно, так бы и поступил, пришло ему в голову. Непринужденно продолжил бы разговор, убедил бы ее, что, может, ей все-таки хочется колы. Нахмурившись, он положил коробку на крыльцо. Совершенно определенно — Элли улыбнулась Люку, когда выходила из класса. Они теперь вроде едва разговаривали, и все-таки она ему улыбнулась?
После того как Элли ушла, Аарон внутренне подобрался, ожидая усмешки и язвительного комментария со стороны друга, но Люк только поднял брови.
— Смотри, с этой надо быть начеку, — вот и все, что он сказал.
Аарон предложил было пойти пошататься вместе по главной улице, но Люк потряс головой.
— Прости, дружище, дела.
У Элли вон тоже какие-то дела. Интересно, какие, подумал Аарон. Если ей нужно было на работу, она бы так и сказала, верно? Он с усилием изгнал из головы мысли о том, что за дела были у обоих его друзей в его отсутствие.
Вместо этого, чтобы чем-то себя занять, он подхватил удочки и отправился к реке. Вверх по течению, где клевало хорошо. Или, вдруг пришло ему в голову, можно пойти к дереву-скале, а вдруг Элли там? Он тщательно взвесил возможности. Если бы она хотела его видеть, она бы так и сказала. Но ее иногда так трудно было понять. Может, если бы они проводили вместе больше времени, один на один, она бы поняла. С ним ей было бы хорошо. Но если он не мог даже заставить ее это понять, что-то было серьезно не так.
— Ты думаешь, это я убил твою дочь в тот день? — спросил Фальк, глядя на Дикона сверху вниз. — Ты думаешь, это я держал ее голову под водой, пока она не задохнулась, а потом лгал всем, лгал своему собственном отцу, все эти годы?
— Я не знаю, что случилось в тот день.
— А я думаю, ты знаешь.
— Я любил ее.
— И когда это, — спросил Фальк, — удерживало кого-то, чтобы причинять боль?
— Так ты мне хоть, на хрен, намекни. По шкале от одного до тюряги. Насколько ты вляпался?
Рако орал в трубку. Фальк вдруг осознал, что никогда прежде не слышал, чтобы Рако был зол.
— Ни на сколько. Слушай, да все в порядке. Остынь.
Фальк сидел в полицейской машине в километре от дома Дикона. На дисплее его телефона болталось семь пропущенных вызовов от Рако.
— Ни на сколько? — переспросил Рако. — Думаешь, я в ванной упал, когда в последний раз душ принимал? И головой стукнулся? У меня тут жалоба на тебя лежит, приятель. И мне прекрасно известно, где ты сейчас, думаешь, нет? Думаешь, я просто тупой деревенский осел, вообще ничего не соображаю?
— Что?! — сказал Фальк. — Нет. Рако, дружище, конечно, нет.
Он сам был потрясен собственной неспособностью держать себя в руках. Было ощущение чего-то неправильного, будто он носил чужую личину.
— Свалил, стоило только разговору закончиться, — мне, кстати, прекрасно известно, что ты слушал, — и я по голосу слышу, что ты успел влезть в какую-то заварушку с Диконом. Так что нет, не все в порядке. Насколько мне известно, я до сих отвечаю за этот участок, и если ты полез к человеку, который уже подал на тебя жалобу, то Бога ради, приятель, у нас большие неприятности.
Последовало долгое молчание. Фальк представил, как Рако шагает взад-вперед по участку, а Дебора и Барнс прислушиваются к разговору. Фальк медленно вдохнул. Выдохнул. Сердце у него до сих пор колотилось как сумасшедшее, но здравый смысл начал постепенно возвращаться.
— Неприятностей у нас нет, — сказал Фальк. — Прости. Я сорвался. Это уже прошло. Если будут какие-то последствия, я за них отвечу, не ты. Обещаю.
Ответа не было так долго, что Фальк уже не был уверен, что Рако все еще здесь.
— Слушай, дружище, — Рако говорил тише, — мне кажется, все это для тебя немного чересчур. Учитывая твое здешнее прошлое.
Фальк помотал головой, хотя увидеть это было некому.
— Нет. Я же тебе сказал. Это было минутное помешательство. Ничего плохого не произошло.
По крайней мере, больше ничего плохого.
— Слушай, ты сделал все, что мог. Даже больше, — говорил Рако. — Мы продвинулись дальше, чем я когда-либо смог бы, будь я один. Не думай, что я не знаю этого, дружище. Но, может, пора остановиться. Ввести Клайд в курс дела. Я сам виноват. Нужно было сделать это давным-давно. Это не твоя ответственность. И никогда ею не была.
— Рако, дружище…
— И ты помешался на Диконе с Доу. Помешался на том, чтобы уличить их. Такое ощущение, что ты пытаешься наказать их за Хэдлеров, чтобы расплатиться за то, что случилось с Элли…
— Дело вовсе не в этом! Имя Доу было написано рукой Карен…
— Я знаю, но никаких других улик нет! И у них алиби. Теперь — у обоих. — В трубке раздался вздох. — Тот звонок Дикона, во время выстрелов, похоже, подтвердился. Барнс сейчас раскапывает данные с телефонной станции, но девушка из аптеки все подтвердила. Она помнит этот разговор.
— Черт, — Фальк провел рукой по волосам. — Почему она раньше-то об этом не сообщила?
— Ее никогда не спрашивали.
Пауза.
— Дикон этого не делал, — сказал Рако. — Он не убивал Хэдлеров. Тебе необходимо взглянуть правде в глаза. И поскорее. Нельзя все время оглядываться на прошлое, это делает тебя слепым.
Глава тридцать вторая
Напряжение в плечах начало, наконец, отпускать где-то после третьего бокала красного, налитого ему Гретчен. Груз, лежавший на груди так долго, что Фальк уже почти перестал его замечать, вдруг стал легче. Расслабились напряженные мышцы шеи. Сделав глоток, он наслаждался ощущением, как пустеет забитая непонятно чем голова и образовавшуюся пустоту заполняет гораздо более приятный туман.
На кухне было темно; остатки ужина были уже убраны. Тушеная баранина. Это мой, сказала она. Животное, а не рецепт. Они вместе вымыли посуду — ее руки погружены в мыльную воду, его — работают полотенцем. Они действовали в полном согласии, и каждый втихомолку наслаждался ощущением домашнего уюта.
В конце концов они перебрались в гостиную, где он, сытый и довольный, погрузился на диван с бокалом в руке. Он наблюдал, как она неторопливо обходит комнату, приглушая свет настольных ламп, пока комната не погрузилась в теплые золотистые сумерки. Она нажала на невидимую кнопку, и над ними поплыл джаз. Что-то мягкое, ненавязчивое. Темно-бордовые занавески были отдернуты; их слегка пошевеливал ночной ветерок. Снаружи, за раскрытыми окнами, молчала земля.
Тем вечером Гретчен заехала за ним в паб на своей машине.
— А с твоей что случилось? — спросила она.
Он рассказал ей о вандалах. Она настояла на том, чтобы взглянуть самой, и они пошли на стоянку. Гретчен приподняла брезент кончиками пальцев. Снаружи машину помыли из шланга, но салон было уже не спасти. Она сочувственно погладила его по плечу, тихонько рассмеявшись. И вдруг все перестало казаться таким уж ужасным.
Когда они еще ехали проселками, Гретчен сказала ему, что Лэчи будет спать этой ночью у няни. Без каких-либо дальнейших пояснений. Под луной ее волосы, казалось, светились собственным светом.
Теперь она села к нему на диван. На тот же диван, но на другой конец. Расстояние, которое ему предстояло преодолеть. Ему всегда это непросто давалось. Расшифровывать знаки. Слишком рано — обида; слишком поздно — тоже. Она улыбнулась. Может, сегодня будет легче, подумалось ему.
— Значит, ты все еще противишься зову Мельбурна, — сказала она. Сделала глоток. Вино было того же цвета, что и ее губы.
— В некоторые дни — почти терпимо, — сказал Фальк, улыбнувшись в ответ. Он чувствовал, как тепло растекается в груди, в животе. Ниже.
— А что, дело движется к концу?
— Честно, трудно сказать, — неопределенно ответил он. Ему не хотелось говорить о расследовании. Она кивнула, и они погрузились в уютное молчание. Меланхоличные звуки джаза тонули в жарком воздухе.
— Эй, — сказала она, — хотела тут кое-что тебе показать.
Изогнувшись, она потянулась к книжным полкам позади дивана. Расстояние между ними сократилось; мелькнула полоска гладкой кожи на талии. Гретчен плюхнулась обратно на диван, прижимая к груди два фотоальбома. Толстых, в плотной обложке. Она было открыла первый из них, но, видимо, это было не то: Гретчен отложила его в сторону. Открыла второй. Придвинулась поближе к Фальку.
Расстояния как не бывало. Уже. А он даже вино не успел допить.
— Нашла тут недавно, — сказала она.
Он покосился на то, что она ему показывала. Ее обнаженный локоть касался его руки. Это напомнило ему о том дне, когда он впервые увидел ее вновь. На панихиде. Нет. Сейчас ему совсем не хотелось об этом думать. Только не о Хэдлерах. И не о Люке.
Фальк взглянул в раскрытый альбом. На первой странице под пластиком было распластано три или четыре фотографии. На них, в основном, была Гретчен, еще совсем ребенок: яркие, чуть рыжеватые тона из фотостудии при аптеке. Она перелистнула еще несколько страниц.
— Где же… О! Здесь. Смотри, — сказала она, наклоняя к нему страницу и указывая пальцем. Фальк наклонился к альбому. На фото был он. И она. Совершенно незнакомый снимок. Тридцать лет назад, он — с голыми коленками под серыми шортами, она — в школьном форменном платьице, которое ей явно было велико. Они стоят рядом посреди группы других детишек в форме. Все остальные улыбаются, но они с Гретчен оба подозрительно щурятся на камеру. По-детски светлые волосы, у нее — золотистые, у него — почти белые. Оба позируют поневоле, точнее, по воле того, кто стоит за камерой, догадался Фальк, глядя на мрачные рожицы.
— Первый день школы, наверное. — Гретчен глянула на него искоса и подняла бровь. — Так что такое дело. Мы с тобой, похоже, подружились раньше всех.
Рассмеявшись, он чуть наклонился в ее сторону; она провела пальцем по картинке из прошлого, а потом — в настоящем — подняла на него глаза. Алые губы раздвинулись в улыбке, блеснули белые зубы, и вот они уж целуются. Его рука у нее на спине — ближе, ближе; ее горячие губы на его губах; его нос, прижавшийся к ее щеке, и другая его рука у нее в волосах. Ее грудь мягко касается его груди, и он остро чувствует, как край ее джинсовой юбки прижимается к его бедрам.
Читать бесплатно другие книги:
