Сильный яд Сэйерс Дороти

Глава XVIII

Конечно, мисс Климпсон даже не пыталась скрыть от соседок по пансиону, где и как она провела вчерашний вечер. Ее полночное возвращение на такси успело возбудить страстное любопытство, поэтому она решила сказать правду, дабы избежать обвинений в менее невинных развлечениях.

— Дорогая моя мисс Климпсон, — обратилась к ней миссис Пеглер, — не подумайте, что я вмешиваюсь в чужие дела, но я обязана вас предупредить: не стоит вам связываться с миссис Крейг и ее друзьями. Уверена, сама мисс Бут — очень достойная женщина, но ее знакомства меня настораживают. Спиритизма я также не одобряю. Все эти попытки проникнуть в области, о которых нам не положено знать, до добра не доводят. Будь вы замужем, я бы объяснила вам поподробнее, но поверьте мне, подобные излишества самым пагубным образом влияют на характер.

— Ну что вы, миссис Пеглер, не стоит так говорить, — возразила ей мисс Этередж. — Одна моя подруга (уверяю вас, любой счел бы за честь числить ее среди своих друзей) увлекается спиритизмом и при этом обладает просто ангельским характером, живет как святая и благотворно влияет на других.

— Охотно верю, мисс Этередж, — ответила миссис Пеглер, приосанившись самым угрожающим образом, — но дело не в этом. Я не утверждаю, будто спиритист не может вести честную жизнь, я только говорю, что в большинстве своем это люди дурные и правдивости от них ждать не приходится.

— Я на своем веку повидала немало так называемых медиумов, — язвительно подхватила мисс Твилл, — и всем им без исключения я не верю ни на йоту, и даже еще меньше.

— В отношении многих медиумов это бесспорно, — согласилась мисс Климпсон, — и думаю, мало у кого было больше, чем у меня, возможностей в этом убедиться. Но в то же время я надеюсь, что некоторые из них если и заблуждаются, то заблуждаются искренне. А вы как считаете, миссис Лиффи? — добавила она, обратившись к хозяйке пансиона.

— Ну что же… — протянула миссис Лиффи, которую положение обязывало по возможности согласиться со всеми. — Я бы сказала, полагаясь на то, что я читала, а читала я, по правде говоря, немного, так как у меня не хватает времени на чтение, — так вот, все же я думаю, есть определенные доказательства, что в некоторых случаях — при самом тщательном наблюдении и контроле — в утверждениях спиритистов обнаруживается некое зерно истины. Не то чтобы я сама хотела в этом поучаствовать, упаси боже; подобно миссис Пеглер, я не очень расположена к людям такого сорта, хотя среди них, конечно, нередки исключения. Полагаю, этот вопрос должен быть надлежащим образом расследован…

— Согласна, — сказала миссис Пеглер. — Вы себе не представляете, как отвратительно мне вторжение женщин вроде миссис Крейг в сферы, которые для всех должны быть священны. Только подумайте, мисс Климпсон: эта особа, с которой я незнакома и знакомиться не намерена, как-то набралась наглости и написала мне, что на одном из своих сеансов получила для меня послание от моего дорогого мужа. Что со мной было — я вам не могу передать. Трепать почтенное имя генерала, да еще в связи с таким неприличным вздором! Естественно, она все выдумала от начала до конца — уж кто-кто, а генерал точно не имел никакого отношения к этим безобразиям. «Бред сивой кобылы» — так он с армейской прямотой называл спиритизм. Поэтому когда мне, вдове, вдруг заявляют, что мой покойный муж играл в доме миссис Крейг на аккордеоне и просил прочесть специальные молитвы, чтобы спасти его от загробных наказаний, я вижу не что иное, как намеренное оскорбление. Генерал прилежно посещал церковь и был ярым противником молитв об умерших и прочих католических штучек. А что касается посмертного наказания, генерал прожил безупречную жизнь, пусть и бывал временами резковат. А что до аккордеона, уверена, он нашел бы себе занятие получше — где бы он теперь ни находился.

— Какое бесстыдство, — сказала мисс Твилл.

— Кто такая эта миссис Крейг? — спросила миссис Климпсон.

— Никто не знает, — зловещим тоном ответила миссис Пеглер.

— Говорят, она вдова доктора, — подсказала миссис Лиффи.

— По мне, так это дама весьма сомнительных добродетелей, — добавила мисс Твилл.

— В ее-то возрасте, — продолжила миссис Пеглер, — носить серьги длиной чуть ли не в фут и краситься в рыжий цвет…

— И расхаживать в таких экстравагантных нарядах… — подхватила мисс Твилл.

— А еще у нее все время останавливаются какие-то странные субъекты, — сказала миссис Пеглер. — Миссис Лиффи, помните того чернокожего в зеленом тюрбане, который все читал свои молитвы прямо в палисаднике, пока наконец не вмешалась полиция?

— Мне вот интересно, откуда она берет деньги, — вставила мисс Твилл.

— Моя дорогая, уж поверьте, эта своего не упустит. Одному богу известно, что она проделывает с людьми на своих спиритических сеансах.

— Но что ее привело в Уиндл? — спросила мисс Климпсон. — Если ваши предположения верны, для таких занятий гораздо больше подходит Лондон или другой крупный город.

— Не удивлюсь, если она в бегах, — мрачно ответила миссис Пеглер. — Таким, как она, то и дело приходится переезжать с места на место.

— Столь суровое порицание миссис Крейг кажется мне не совсем оправданным, — заметила мисс Климпсон, — но должна признаться, что при плохом руководстве исследование паранормальных явлений чрезвычайно опасно, и, судя по тому, что я слышала от мисс Бут, миссис Крейг — неподходящая наставница для новичков. Разумеется, я решила, что мой долг — предостеречь мисс Бут; именно это я и пытаюсь сделать. В таком деле, конечно, требуется большая доля такта, иначе вы лишь восстановите человека против себя. Сперва нужно завоевать доверие и только потом — очень постепенно — прививать более разумные понятия.

— Как это верно! — поддержала ее мисс Этередж. В ее голубых глазах даже загорелось что-то вроде воодушевления. — Я сама однажды чуть не попала под влияние ужасного мошенника, но добрый друг наставил меня на путь истинный.

— Не знаю, по-моему, лучше держаться от всего этого подальше, — резюмировала миссис Пеглер.

Этот чудесный совет не возымел действия на мисс Климпсон, и вечером она снова отправилась в гости. Понго сначала изрядно потряс столик, но потом все же согласился побеседовать с помощью доски Уиджа, хотя поначалу никак не мог с ней освоиться. Он объяснил, что при жизни никогда не учился писать. На вопрос, кем он был, Понго сказал — акробатом в Италии эпохи Ренессанса, полное же его имя — Понгочелли. Он вел довольно беспутную жизнь, но загладил вину тем, что отказался бросить на произвол судьбы ребенка во время Великой чумы во Флоренции.[98] Понго заразился и умер от чумы, а теперь служил другим духам проводником и толмачом, дабы искупить свои грехи. Мисс Климпсон очень гордилась этой трогательной историей.

Джордж Вашингтон был в этот вечер крайне навязчив, но кроме него сеанс часто прерывали другие таинственные явления, которые Понго назвал «вмешательством завистников». Несмотря на все препятствия, снова объявился Гарри с утешительными вестями, а затем последовала беседа с Мэйбл Херридж, которая ярко расписывала свою жизнь в Индии. Даже если учесть все помехи, в целом вечер удался.

В воскресенье взбунтовавшаяся совесть не позволила медиуму провести очередной сеанс. Мисс Климпсон поняла, что просто не может, никак не может этого сделать. Она отправилась в церковь, где рассеянно выслушала рождественское обращение.

Однако в понедельник две дамы вновь собрались за бамбуковым столиком. Вот запись сеанса, сделанная мисс Бут.

Вечер, 7.30.

На этот раз мы сразу начали с доски Уиджа; через несколько минут громкий стук возвестил появление посредника.

Вопрос: Добрый вечер. Кто здесь?

Ответ: Понго. Добрый вечер! Храни вас Бог.

В. Мы очень рады, что ты с нами, Понго.

О. Хорошо, очень хорошо. Мы снова вместе.

В. Это ты, Гарри?

О. Да. Только передать привет. Тут толпа.

В. Чем больше, тем лучше. Мы рады поговорить со всеми друзьями. Что мы можем для тебя сделать? О. Помогайте. Слушайтесь духов.

В. Мы сделаем все, что ты попросишь, только скажи. О. Сварите свои мозги!

В. Уходи, Джордж, мы тебя не звали.

О. Тупицы, освободите линию!

В. Понго, ты не можешь его выгнать?

(Карандаш нарисовал противную рожу.)

В. Это твой портрет?

О. Это я. Дж. В. Ха-ха!

(Карандаш бешено задергался и столкнул доску за край стола. Когда доску положили наместо, карандаш вновь стал писать почерком, который, как мы думаем, принадлежит Понго.)

О. Я его выгнал. Очень шумит сегодня. Ф. завидует, посылает его мешать нам. Ничего. Понго сильнее.

В. А кто нам завидует?

О. Не важно. Плохой человек. Maladetta.[99]

В. Гарри еще здесь?

О. Нет. Другие дела. Тут дух, ему нужна помощь.

В. Кто это?

О. Очень трудно. Подождите.

(Карандаш нарисовал несколько больших галок.)

В. Что это за буква?

О. Глупые! Не торопитесь. Сложно. Попробую еще. (Несколько минут карандаш писал какие-то каракули, затем вывел большую букву «К».)

В. У нас буква «К». Правильно?

О. К-К-К.

В. У нас написано «К».

О. К — Р — Е (Снова кто-то вмешался.)

О. (почерком Понго) Она старается, но здесь сильное противостояние. Помогайте мыслями.

В. Хочешь, мы споем гимн?

О. (снова Понго, очень сердито) Глупые! Тихо! (Тут почерк опять поменялся.) М — О В. Это продолжение того слова?

О. Р — Н — А

В. Ты хочешь сказать «Креморна»?

О. (новым почерком) Креморна, Креморна. Получилось! Ура, ура, ура!

Тут мисс Бут повернулась к мисс Климпсон и озадаченно произнесла:

— Как странно. Ведь Креморна — это сценическое имя миссис Рейберн. Надеюсь… нет, не могла же она внезапно скончаться. Когда я от нее уходила, с ней все было в порядке. Может, мне пойти посмотреть, как она?

— А вдруг это какая-то другая Креморна? — предположила мисс Климпсон.

— Но имя-то очень редкое.

— Тогда давайте спросим, кто это?

В. Креморна, как твоя фамилия?

О. (карандаш двигается очень быстро) Ковент-Гарден — теперь легче.

В. Я тебя не понимаю.

О. Ковент! Ковент! Ковент! Глупая!

В. А! (боже мой, она перепутала театр и имя) Ты хочешь сказать Креморна Гарден?

О. Да.

В. Розанна Рейберн, актриса?

О. Да.

В. Ты умерла?

О. Нет. Странствую.

В. Ты все еще в своем теле?

О. Ни внутри, ни вовне. Жду. (ее перебивает Понго) Когда то, что вы называете разумом, уходит, дух блуждает и ждет Великой Перемены. Как вы не понимаете? Торопитесь. Очень сложно.

В. Прости нас. Ты в беде?

О. В большой беде.

В. Надеюсь, в этом не виноваты ни доктор Браун, ни я…

О. (Понго) Не говори глупостей. (Креморна) Мое завещание.

В. Ты хочешь изменить завещание?

О. Нет.

Мисс Климпсон: И прекрасно — не думаю, что такое разрешено законом. Что мы должны сделать с завещанием, миссис Рейберн?

О. Послать Норману.

В. Мистеру Норману Эркарту?

О. Да. Он знает.

В. Он знает, что с ним делать?

О. Ему нужно завещание.

В. Хорошо. Где нам его найти?

О. Не помню. Ищите.

В. Но оно в доме?

О. Говорю же, не помню. Глубоко. Я боюсь. Не получается, не получается…

(Буквы стали бледными и неровными.)

В. Постарайтесь вспомнить.

О. Оно в К — К — К… (ничего не разобрать, карандаш сильно дергается) Не выходит. (внезапно — уже другим почерком, очень уверенным) Освободите линию, освободите линию, освободите линию…

В. Кто это?

О. (Понго) Она ушла. Снова враждебное вмешательство. Ха! Ха! Уйдите! Все, конец. (Карандаш вышел из-под контроля медиума; когда его вернули на планшетку, на дальнейшие вопросы не отвечал.)

— До чего же досадно! — воскликнула мисс Бут.

— И вы, конечно, не знаете, где хранится завещание?

— Понятия не имею. Она сказала, в «к…» —что это может быть?

— Камера хранения в банке, — предположила мисс Климпсон.

— Но оттуда его может забрать только мистер Эркарт.

— Тогда почему же не забрал? Миссис Рейберн сказала, ему нужно завещание.

— Да, действительно. Значит, оно где-то в доме. Что начинается на «к»?

— Коробка, котомка, комод… Кровать? Да что угодно.

— Жаль, что ей не удалось договорить. Попробуем еще раз с ней связаться? Или поищем во всех подходящих местах?

— Давайте сначала поищем, а если не найдем, попытаемся снова с ней поговорить.

— Хорошая мысль. В одном из ящиков стола лежат ключи от разных ее сундучков и всего прочего.

— Тогда почему бы ими не воспользоваться? — без тени смущения спросила мисс Климпсон.

— Так и сделаем. Вы ведь мне поможете?

— Если вы считаете, что это необходимо. Я все-таки посторонний человек.

— Послание было обращено и ко мне, и к вам. Прошу вас, пойдемте со мной. Будете подбрасывать идеи, где искать.

Мисс Климпсон не стала спорить, и они вместе отправились наверх. Дело темное и довольно сомнительное — ей предстояло фактически ограбить беспомощную старушку ради какого-то незнакомого человека. Темное дело. Но раз это просьба лорда Питера, значит, цели благие.

Красивая, плавно изгибающаяся лестница вела к длинному, широкому коридору, стены которого от пола до потолка были завешаны портретами, этюдами, автографами писем в рамках, программками и всевозможными ностальгическими безделушками из старых артистических.

— Здесь и в этих двух комнатах — вся ее жизнь, — объяснила мисс Бут. — За эту коллекцию дали бы огромные деньги. Думаю, когда-нибудь ее продадут.

— А вы не знаете, кому отходят деньги по завещанию?

— Я всегда думала, мистеру Норману Эркарту — он ведь ее родственник, и притом единственный, кажется. Но мне об этом не говорили.

Она толкнула высокую дверь чудесной работы: резные панели, классический архитрав,[100] — и зажгла свет.

Комната была роскошная — три высоких окна, на потолке изящная лепнина с венками и факелами. Но эти чистые линии безнадежно портили чудовищные кусты роз на обоях и тяжелые плюшевые портьеры малинового цвета с золотой бахромой и шнурами — точь-в-точь занавес в викторианском театре. Вся комната до последнего фута была забита мебелью — рядом теснились несочетаемые столы в стиле Буля[101] и шифоньеры красного дерева; на хрупких узорчатых этажерках громоздились немецкие мраморные и бронзовые скульптуры; лакированные ширмы, бюро в стиле Шератона,[102] китайские вазы, алебастровые светильники, стулья и диваны всех форм, цветов и эпох наползали друг на друга, как растения в джунглях, борющиеся за существование. Это была комната женщины без вкуса и чувства меры, женщины, которая ни от чего не отказывалась и ничего не упускала, для которой обладание стало единственной опорой в мире, где ничто не вечно.

— Завещание может лежать или здесь, или в спальне, — сказала мисс Бут. — Я схожу за ключами.

Она открыла дверь справа. За ней на цыпочках двинулась мисс Климпсон, сгорая от любопытства.

Спальня выглядела еще ужаснее, чем гостиная. Маленькая электрическая настольная лампа слабо освещала огромную позолоченную кровать под длинными складками розового парчового балдахина, который поддерживали толстые золотые купидоны. В полутьме, куда не проникали тусклые лучи, вырисовывались безобразные шкафы, гардеробы и высокие комоды. На маленьком резном туалетном столике помещался массивный трельяж, а в чудовищном псише[103] посредине комнаты смутно отражались темные нагромождения мебели.

Мисс Бут открыла среднюю дверь самого большого гардероба. Дверь со скрипом отворилась, и сильно пахнуло франжипаном.[104] Видимо, в комнате ничего не менялось с тех самых пор, когда хозяйку поразили паралич и немота.

Мисс Климпсон бесшумно подошла к кровати. Под влиянием инстинкта она двигалась с кошачьей осторожностью, хотя было очевидно, что обитательницу комнаты уже ничто не испугает и не удивит.