Нежные щечки Кирино Нацуо
— Тоёкава-сан?
В памяти Касуми всплыла яркая картинка: семейство Тоёкава на фоне пронзительно-синего неба. Сын ведь, наверное, уже институт окончил. Интересно, он по-прежнему улыбается той своей полуулыбкой?
— Да. Бизнес у него по-прежнему идет хорошо, он влиятельный человек в определенных кругах. Сын устроился на работу в кооперативный банк «Синкин», волосы, говорят, пришлось отстричь. Тоёкава-сан, похоже, тоже все переживает: что же случилось с Юкой-тян? Для всех это такая травма!
— Да, я понимаю.
— Извините меня. Конечно, для вашей семьи это самое тяжелое испытание. А я тут такое говорю.
— Ничего. Кстати, как поживает жена Идзуми-сан?
— Все нормально. Вчера вот снова изъявила желание съездить в Саппоро посмотреть кино. Я ее отвозил. В декабре уж два года исполнится, как его нет. Как же время быстро бежит!
Масаёси Идзуми, пройдя через тяготы банкротства, в позапрошлом году покончил жизнь самоубийством в охотничьем угодье в Кусиро. Когда Касуми получила это известие, она вспомнила слова Идзуми, произнесенные им на прощание: «Я готов взять на себя ответственность за произошедшее». Считалось, что банкротство стало причиной его самоубийства, но Касуми иногда думала, не исчезновение ли Юки толкнуло его на этот шаг.
— Такое несчастье.
— Босс был очень ответственным человеком, — проникновенным голосом произнес Мидзусима.
Управление в дачном поселке сменилось, но Мидзусима продолжал работать в администрации. Желающих купить дома не находилось, и поселок превратился в «призрак», где только один дом, дом Идзуми, оставался жилым. Мидзусима фактически превратился в слугу Цутаэ, оставшейся без мужа. А возможно, он даже стал жить вместе с обворожительной вдовой?
— Тут такое дело… — запнулся Мидзусима. — Вы ведь сейчас будете звонить супруге Идзуми-сан?
— Да, я собиралась.
— Вы уж на меня не обижайтесь, — Мидзусима старался подобрать слова. — Тут такое дело, госпожа Цутаэ не очень себя хорошо чувствует. Могу я вас попросить не звонить ей больше?
— Что вы имеете в виду?
— Я буду со всей ответственностью продолжать поиски Юки-тян. Вы уж не трогайте, пожалуйста, госпожу Цутаэ.
— Неужели мои звонки так обременительны для нее?
— Да вы не подумайте чего. Госпожа очень уж переживает, чувствуя свою ответственность каждый раз, когда вы звоните.
— Я же просто узнать, нет ли чего нового.
— Я-то понимаю. Я до боли вас хорошо понимаю. Но ведь, знаете, бывают люди, когда им вот так звонишь каждый месяц в один и тот же день, они расстраиваются.
Цутаэ было наплевать на исчезновение Юки — вот в чем было дело. Касуми смутно понимала это, но сейчас почувствовала какое-то бессилие — будто соскальзывает в темное ущелье, где не за что уцепиться. Если так пойдет и дальше, Юка будет всеми забыта! Когда Касуми чувствовала, что другим нет дела до ее беды, одиночество, какое и словами не выразишь, становилось невыносимым.
— Извините меня, пожалуйста, — полным отчаяния голосом произнес Мидзусима, как будто пал ниц на том конце провода, моля о прощении. — Простите, что причинил вам боль.
— Нет, все нормально.
Простите. Но я… Я обязательно найду Юку-тян, будьте уверены. Кстати, вы планируете приехать в следующем месяце?
— Да, собираюсь.
Касуми взяла за правило каждый год в августе ездить на Хоккайдо.
— Понятно. Ну что ж, буду рад повидаться с вами.
Рад? Это что же получается? Будто она едет на какую-то увеселительную прогулку! Касуми не могла прогнать странное ощущение, какое бывает, когда тело не может избавиться от жара, — она никому не могла о нем сказать, и даже вздумай она сказать, ее бы не поняли: она чувствовала, что люди, оказавшиеся вовлеченными в историю исчезновения Юки, все как один хотели похоронить это происшествие в прошлом.
Перед ней стоял Митихиро — она даже не заметила, когда он вернулся домой. Митихиро выглядел еще более поникшим, чем когда она видела его сегодня перед уходом из офиса. Митихиро было уже под пятьдесят. На его лице тяжелые трудовые будни оставили глубокие, нестираемые борозды. Его некогда стройное тело будто стало усыхать. К переживаниям о Юке в последнее время прибавились и проблемы на работе. Среди его клиентов не осталось таких, каким был когда-то Исияма, вечно расхваливавший его работу. Да и сам спрос на работу такого рода постепенно исчезал. Даже просто удержаться на плаву было сложно — многие подобные компании одна за другой уходили из бизнеса. Касуми поувольняла сотрудников, внедрила компьютеры, и одно время дела шли получше, но потом, после исчезновения Юки, стало ни до чего, и «тихая» реформа увяла, не успев начаться. Последний сотрудник компании уволился в этом году, и Митихиро работал в одиночку, перебиваясь мелкими заказами.
— С возвращением, — сказала Касуми, положив трубку. — Я тоже только недавно пришла.
— Тут неожиданно срочный заказ, сегодня вечером придется опять идти в офис.
Единственным способом выжить было, выступая субподрядчиком крупных компаний, браться за экстренные заказы. И большей частью такие заказы приходилось выполнять в ночное время, что не пользовалось популярностью среди молодежи.
— Ужас какой! Я бы пошла помочь, но мне сегодня вечером надо к Огате-сэнсэю.
— Опять?
Митихиро скривился, но Касуми сделала вид, что не заметила этого.
— Кстати, ты Исияме-сан позвонил? Сегодня одиннадцатое.
Обязанностью Митихиро было связываться с Исиямой и местной полицией.
— Сегодня утром позвонил. — Митихиро стоял с поникшей головой, будто придавленный какой-то тяжестью. — Позвонил, но никто не подошел.
— Ну, тогда я попробую дозвониться.
— Нет, не надо. Если честно, я тебе не говорил, но я уже несколько месяцев не могу с ним связаться. Думаю, он куда-то переехал.
Касуми не сводила с мужа глаз.
— А домашний телефон?
— Звонил, но последнее время там тоже никто не подходит. Мне неохота было разбираться, вот я и не говорил тебе правду.
Нужно было срочно связаться с Исиямой. Она знала, что не успокоится, пока не узнает, не случилось ли чего. Касуми нервно кусала ногти. Она знала о своей странной зацикленности на одиннадцатом числе, но, казалось, она не сможет двигаться вперед, пока все кусочки головоломки не встанут по местам.
— Наверное, переехал куда-то.
— И ты не знаешь, как с ним связаться?
— Угу.
И у кого мы теперь будем спрашивать про Юку?
— Да прекрати уже, — тихо огрызнулся Митихиро. — Давай оставим его в покое.
— Почему?
— Думаешь, ему приятно постоянно чувствовать, что его в чем-то обвиняют?
— Но ведь просто ответить на телефонный звонок ему ничего не стоит, правда? — непроизвольно повысила голос Касуми.
Риса, смотревшая в углу телевизор, не выдержав, вышла из комнаты. Касуми почувствовала, как оболочка лопнула и душа ее стала вытекать, будто сукровица из лопнувшего волдыря. Одиннадцатого числа оболочка рвалась особенно легко.
— Я позвонил Асануме. Он сказал, что новостей нет, — сменил тему Митихиро.
Асанума был полицейским из Энивы, ответственным за дело Юки.
— Он только и делает, что в гольф играет.
Митихиро горько усмехнулся, но Касуми, похоже, разозлилась не на шутку Она считала, что Асанума недостаточно ревностно занимается расследованием.
Из ванной послышался звук льющейся воды. Наверное, Митихиро решил освежиться перед тем, как вернуться обратно в офис. Воспользовавшись моментом, Касуми взяла трубку и нажала одну из кнопок быстрого набора номера. Это был рабочий телефон Исиямы. После исчезновения Юки Исияма ушел из рекламного агентства и стал заниматься закупками товаров для туризма и активного отдыха. Поговаривали, что дела у него идут хорошо. Касуми несколько раз набрала номер и каждый раз слышала одно и то же: «Набранный вами номер не используется». Она попробовала позвонить по домашнему телефону, но и там никто не подходил. Касуми почуяла неладное. Она заглянула в записную книжку и решительно набрала номер офиса Норико.
— Офис компании «К-дизайн».
Было уже начало девятого, но Норико сама подошла к телефону — видимо, работала сверхурочно.
— Норико-сан, это Касуми.
Это был их первый разговор после того, что произошло на Хоккайдо. Касуми почувствовала, как Норико затаила дыхание.
— А, Касуми-сан! Сколько лет, сколько зим. Как с Юкой-тян?
— Не нашли.
— Вот как. Жалость какая, — удрученно произнесла Норико.
На той стороне провода слышался оживленный разговор коллег Норико.
— А что случилось с Исиямой-сан? Сегодня одиннадцатое число, я ему позвонила, но никто не подходит.
— А, так вы не в курсе! — устало сказала Норико, понизив голос. — Мы развелись год назад.
— Я не знала, — оторопела Касуми.
— Так между вами все кончено? — шепотом, но без обиняков спросила Норико.
Касуми с горечью осознала, что развод сделал Норико жестче.
— Да. И я очень раскаиваюсь в том, что произошло.
— Ничего, ничего. Вам тоже нелегко после того, что случилось с Юкой.
Касуми промолчала. Последний довод Норико прозвучал так, будто она хотела сказать: «Теперь мы квиты». Касуми не была готова к тому, что озлобленность Норико прорвется по прошествии времени.
— И чем же занимается Исияма-сан?
— Он мне не звонит, так что я не в курсе. Думаю, нелегко ему со всеми его долгами.
— С долгами?
Естественно. С бизнесом у него в конечном итоге не заладилось. Я еще до того, как все это началось, получила дом в Мэгуро, но недавно мы оттуда переехали. Теперь и до школы, и до работы примерно одинаково по времени добираться.
Куда они переехали, Норико не уточнила. Касуми поблагодарила и повесила трубку. Тогда на лестнице перед дачей Исияма молил ее подождать, пока он все уладит. Вот, похоже, и уладил. Потерял работу, семью и сам исчез. Где он и что делает сейчас? Так же она думала и о Юке. Что случилось с этими двоими? Касуми вспомнила собственное чувство одиночества тем летом, четыре года назад.
— Кому звонила?
Перед ней в футболке и семейных трусах стоял с мокрой головой Митихиро.
— Жене Идзуми-сан, — соврала она.
— Ну и что она сказала?
Попросила больше не звонить, — только тут не соврала Касуми.
Не обращай внимания. Все привыкли.
— Привыкли? К чему привыкли? — Касуми подняла голову и уставилась на мужа.
Митихиро закурил и, выпуская дым, с иронией в голосе ответил:
— К ситуации. Не для всех же это так серьезно, как для нас. Вот и все. В этом мире всегда так. Давай прекращай каждый месяц всем подряд звонить.
— Почему?
— В этом году будет уже четыре года. Ты всех утомила своими звонками. Понятно же: если что-то случится, с нам и обязательно свяжутся. Поэтому давай прекратим эти звонки. И еще, я думаю, тебе же будет легче, если хоть немного примиришься с действительностью.
Касуми абсолютно не понимала, что Митихиро пытается сказать.
— По-моему, я примирилась с действительностью. С той действительностью, что Юки нет. Именно так я и живу, разве нет? Когда Юка исчезла, мне было так тяжело, что хотелось умереть. Разве то, что я еще жива, не доказывает, что я примирилась с действительностью?
— Но ведь мы не можем позволить себе умереть еще и потому, что есть Риса. И потому, что Юка пропала без вести. Так ведь? И пока мы не будем точно знать, жива она или нет, мы ведь не можем умереть. Разве не так?
— Так.
— Но это не значит, что мы по-настоящему живем. Ты ведь абсолютно уверена, что Юка жива. Поэтому никогда не сможешь смириться со своей судьбой. Другими словами, на самом деле ты не примирилась с действительностью. Ты живешь во сне. И если так будет продолжаться, этому никогда не будет конца. Нужно научиться терять надежду.
— Но ведь потерять надежду — значит признать, что наша девочка умерла?
Я понимаю, как тяжело это признать. И что теперь? Ты собираешься всю жизнь продолжать искать? — утомленно потер веки Митихиро. — Я, по правде сказать, немного устал. Мне жаль Юку, но иногда я думаю, что с этим ничего уже не поделаешь.
Ты что, сдался? — Касуми нахмурилась, чувствуя, что муж ее предал. Ее охватила глубокая печаль.
Митихиро с жалостью смотрел на изменившуюся в лице жену.
— В какой-то мере. Мы столько сил тратим, чтобы найти ее, и никаких результатов. Мне иногда даже кажется, что тут замешаны какие-то сверхъестественные силы. И к тому же, если ты будешь продолжать в том же духе, подумай, что будет со мной и Рисой. Пока ты живешь в своем сне, хватаясь за надежду, люди, живые люди вокруг тебя вынуждены постоянно страдать.
— О чем ты?
— Послушай, пора простить меня и Рису. И Исияму с его женой.
— Простить? — Касуми побледнела.
Митихиро продолжал:
— Ты никого не прощаешь. Никогда. Поэтому тебе так тяжело.
Я тебя не понимаю. Объясни, я тебя не понимаю!
— Ты не можешь мне простить, что я упустил Юку из виду и она в этот момент исчезла. Ты не можешь простить Рисе, что она именно в этот момент попросилась в туалет. Исияма виноват в том, что пригласил нас на дачу. Разве не так? — скороговоркой выпалил Митихиро, стоя с опущенной головой.
— Это не так, — отрезала Касуми.
Обвинения Митихиро были далеки от истины. Это ее собственный поступок и поступок Исиямы были непростительны. И вместе с тем их можно было простить. Поскольку то, что в глазах окружающих было предательством, для них было тем, ради чего они с Исиямой жили. Так что Касуми простила всех, включая саму себя.
Что значит «не так»? А, ладно, в другой раз поговорим. — Митихиро со вздохом вышел из комнаты.
Касуми столбом замерла посреди гостиной. И хотя комната была ярко освещена, ей казалось, что она дрейфует во мраке, беспомощная и одинокая. Даже Исияма, который раньше делил с ней все невзгоды, отдаляется от нее, уплывает в сторону берега.
После того как Митихиро снова ушел в офис, Касуми уложила Рису спать, а сама вышла из дома. Дождь еще продолжался. Она раскрыла зонт и зашагала по темному жилому кварталу. Прошла мимо аккуратных типовых домиков, через улицу, мимо старого многоквартирного муниципального дома. Наконец подошла к ветхому одноэтажному строению. На табличке надпись: «Огата». Касуми ходила к старцу Огате так часто, что им пришлось переехать из Накано в Мусасисакаи. Рядом с домом, втиснутый в узкое пространство, выпятил заднюю часть большой автобус, явно не новый и без колес. Дом был погружен в темноту, но в автобусе, подключенном к генератору, ярко горел голубоватый свет, как в торговых киосках по вечерам.
— Добрый вечер! — Касуми положила мокрый зонт на ступеньки автобуса и постучала в дверь.
На двери была наклеена пластиковая табличка, на ней фломастером написано: «Общество “Парадайз”».
— Кто там? — спросил мужской голос.
— Сэнсэй, это я, Мориваки.
— А, Касуми-сан, заходите-заходите.
Щуплого вида пожилой мужчина, ниже Касуми ростом, открыл складную дверь-гармошку. Все окна в автобусе были закрыты, и оттого внутри стояла духота. Вентилятор, покачиваясь из стороны в сторону, гонял по автобусу тепловатый воздух.
— Жарко, наверное. Пришлось окна задвинуть от комаров.
— Извините, сэнсэй, что беспокою в такое позднее время.
Касуми, озабоченно посмотрев на рукав футболки, промокший под дождем, зашла внутрь. У старика были посетители: две женщины средних лет, расположившись в углу автобуса, в тишине читали Библию. Касуми поклонилась женщинам и, поджав под себя ноги, присела перед стариком. Огата, в белой рубашке с отложным воротником и серых брюках, спокойно сидел на небольшой подушечке. Его скромный наряд оставался неизменным круглый год. Зимой он надевал куртку, протертую на локтях, или накидывал свалявшийся свитер. Огате было чуть за шестьдесят, взгляд проницательный, лицо моложавое.
— Сегодня ведь одиннадцатое. Что-нибудь случилось? — Огата помнил, что одиннадцатое число было важным для Касуми.
Касуми кивнула:
— Да так, по мелочам.
— Похоже, что-то не очень хорошее?
— Да. Исияма-сан развелся. Его жена сказала, что он весь в долгах и она не знает, где он.
— Исияма-сан? — переспросил Огата, будто не веря своим ушам. — Интересно, что случилось.
Огата был в курсе, ему Касуми рассказала о том, в чем не могла признаться даже мужу. И хотя Касуми не была христианкой, она ежедневно приходила к Огате за советом.
Видимо, после исчезновения Юки отношения у них с Норико не заладились.
— Это ведь именно то, чего тебе хотелось бы.
Нет, — покачала головой Касуми. — Я просто хотела, чтобы он вместе со мной искал Юку.
— Ну, это какой-то детский лепет.
Почему? — Касуми пристально посмотрела на своего собеседника.
— Ну будет, будет, — горько усмехнулся Огата и взял ее правую ладонь своими двумя, пытаясь успокоить. — И что же ты подумала, когда узнала об этом?
Несмотря на духоту в автобусе, ладони у старика не были потными. Касуми почувствовала покой от их мягкого прикосновения.
Все-таки развелись, подумала я, и мне стало ужасно грустно. Той, которой я была прежде, ни до чего не было дела, что бы ни случалось, но после того, как пропала Юка, я стала какой-то мягкотелой. Я стала не я. Это выше моих сил.
— Так это же естественно. — Огата поглаживал ее по тыльной стороне руки. — Так и должно быть. Человек слаб. Раньше ты была слишком сильной. И эта задумчивая, рассеянная Касуми, которая сейчас передо мной, нравится мне куда больше.
— Но мне она ненавистна.
— Пока ты будешь ненавидеть себя, настоящего счастья не жди, — уверенно заявил Огата.
— Тут уж ничего не поделаешь. Да, я себе ненавистна, — тоном избалованного ребенка повторила Касуми. — На самом деле ненавистна. Чуть что, отступаю. Не понимаю, что со мной случилось.
— Это потому, что ты столкнулась с бедой. — Огата серьезно заглянул Касуми в лицо. — С этим ничего не поделаешь. Чтобы тебе стать прежней, потребуется время.
— Сэнсэй, что же мне делать, чтобы обрести душевный покой? Я одиннадцатого числа весь день сама не своя.
— Что ты имеешь в виду?
— Все время думаю, как бы мне хотелось прожить тот день еще раз, не допустив ни единой промашки.
— Это невозможно. И что ты тогда делаешь? — засмеялся Огата. Стало видно, что у него не хватает нескольких передних зубов.
— Ничего. Так и проходит день, — запинаясь, объяснила Касуми, размышляя о своих несчастьях. Как же ей быть? Она не видела никакого выхода.
— Может, помолишься о чем-нибудь, чего ты хочешь. Чего ты хочешь?
— Найти Юку.
— А кроме этого?
— Хочу, чтобы на душе был покой. Мне ведь хорошо, только когда я говорю с вами, сэнсэй.
Огата нежно поглаживал Библию в черном переплете. Углы книги поистрепались от прикосновения человеческих рук. Касуми слушала дождь за окном, краем глаза косясь на книгу.
2
Порой воображение Касуми рисовало странные картины. Ей казалось, что Юка приняла какое-то другое обличье и когда-нибудь обязательно предстанет в нем перед Касуми. При этом Касуми была абсолютно уверена: в кого бы ни превратилась дочь, Касуми обязательно узнает ее. Будь она щенком, бредущим по обочине дороги, или бездомной кошкой на заборе, или пастушьей сумкой, что цветет на стройплощадках, — Касуми поймет, что это Юка. Даже если однажды Юка залетит в окошко прохладным утренним ветерком, Касуми и тогда ощутит ее присутствие. На большее Касуми не надеялась, но Юка так и не появилась.
Каждый год накануне одиннадцатого августа Касуми с Митихиро и Рисой ехали на Сикоцу. Останавливались в гостинице неподалеку от Идзумикё, бродили по горным тропам там, где исчезла Юка, искали в округе. Касуми ловила себя на мысли, что не знает, чего они ищут. Повзрослевшую Юку, бредущую по дороге? Или же ключ к разгадке? Или, может, следы того, что Юку кто-то похитил? Или же призрак Юки? Касуми искала все это одновременно. Пришлось даже отслеживать, звено за звеном, всю цепочку ее греха: бесчисленные свидания с Исиямой, их тайный уговор, то, что произошло между ними в гардеробной, то, что она знала о страданиях Норико, но не могла остановиться, презрение к Митихиро за его нечуткость.
Мысль о том, что Юка превратилась в нечто безмолвное, стала преследовать ее с прошлого лета. Случилось это, когда она шла от бывшей дачи Исиямы мимо развалин дома Тоёкавы и разглядывала лес. Может, Юка — этот милый клевер, или вон то молодое деревце магнолии, или заяц? В конце концов, она может быть даже этими утоптанными сухими комьями земли… Пытаясь сдержать участившееся сердцебиение, Касуми опустила глаза. Неподалеку шел Митихиро и с унылым видом наблюдал за женой, как та бредет по лесу и зовет дочку по имени. Они шли почти параллельно, он отвечал за дорогу, она — за лес.
— Ну что ты смотришь?
— Да так, все ли в порядке.
Касуми бросила на мужа злобный взгляд.
— Со мной-то все в порядке. Это ты, ты ищешь могилу нашей дочери!
— Могилу? — вдруг растерялся Митихиро и стал невидяще оглядываться по сторонам.
— Ты такой же, как Асанума. Думаете, Юку убили и закопали в этом лесу. У вас даже выражение глаз одинаковое. Ты, сам того не осознавая, ищешь ее могилу.
— Да у меня и в мыслях этого нет, — промямлил Митихиро.
— Да так это, так. Именно поэтому я для себя решила, что обязана искать ее живой. Пусть даже я буду единственным человеком, верящим, что она жива.
Слова будто застряли у Митихиро в горле, губы его шевелились, но он не произнес ни слова. Касуми повернулась к мужу спиной и направилась еще глубже в лесную чащу. Негодование переполняло ее душу. Пока есть надежда, что Юка жива, они, ее родители, не могут позволить себе умереть. И Юке, и им двоим было суждено скитаться в этой пустоте, пока все не разрешится между жизнью и смертью. Она не могла примириться с такой ужасной судьбой. Лучше даже сказать, не имела права примириться, думала Касуми. И разве их утерянные часики не потому все еще отсчитывают их общее время, что они продолжают их искать? Правда, Митихиро, похоже, сошел с дистанции.
Касуми всегда представляла себе, будто потеряла маленькие часики по имени Юка. Дети отсчитывают ход нашего времени. Мы считаем — первая неделя беременности, вторая недели беременности, через сорок недель ребенок появляется на свет, и жизнь родителей начинает отсчитываться его годами. Время, до отказа наполненное смыслом. Время, которое выветривается друг у друга из памяти. Всему этому отсчет ведут дети. Одни часики ее жизни были утеряны. Она понятия не имела, куда они подевались — ее часики по имени Юка. Касуми боялась, что ее собственный часовой механизм медленно приходил в негодность без этих часиков, которые раньше были его составляющей. Этого страха никому не под силу понять. Нет, пожалуй, есть один такой человек. Касуми верила, что Огата понимает ее чувства.
Шла вторая половина июля. Приближался день их четвертой поездки на Сикоцу. Касуми злилась на Митихиро, который и не думал пошевеливаться — начинать подготовку к отъезду.
— Ты собираешься заниматься билетами на самолет? Вдруг билетов не будет?
— Послушай, может, ты в этом году одна поедешь?
— Почему?
— Накладно это, да и бесполезно, как мне кажется.
Касуми понизила голос, чтобы не услышала Риса, читавшая мангу тут же на диване.
— Бесполезно? Ты говоришь так, будто Юка умерла.
— Да нет же! Но и ехать туда я больше не могу. Едешь, ничего не находишь, возвращаешься расстроенный. Мне невыносима даже мысль о том, что Юка пропала без вести в этом месте. Разве ты не чувствуешь то же самое?
— И для меня это испытание. Но у меня есть чувство долга перед нашей девочкой — что будет, если мы перестанем ездить?
— Я тебя понимаю. Помнишь, ты в прошлом году сказала, что я ищу могилу Юки. Я тогда для себя решил, что больше на Хоккайдо не поеду. Я ведь наверняка опять буду искать ее могилу. И это не потому, что мне хочется думать, будто она умерла. Я ужасно хочу, чтобы она была жива. И вдруг в какой-то момент замечаю, что непроизвольно начинаю искать ее могилу. Может быть, это знак, что пора заканчивать поиск. Мы должны растить Рису, мы должны продолжать жить. И поэтому я считаю, что нам лучше ждать Юку дома.
— Я места себе не нахожу, стоит мне подумать, что Юка где-то там на Хоккайдо одна-одинешенька.
— Понимаю… — Митихиро несколько раз кивнул. — Думать об этом тяжело. Но если она жива, должен быть хоть какой-то след. А никакого следа нет. Полиция ведь все это время продолжает поиск. И что? Ничего.
— Ты хочешь думать, что Юка умерла, и начать все заново, так? — Касуми ненавидела Митихиро за изменения, произошедшие в нем.
— Начать заново? — изумленно переспросил Митихиро. — Что начать заново? Я просто хочу с этим покончить! И сделать это сознательно. Я тебе уже говорил. Нужно научиться терять надежду!
— Почему?
— Если мы не сделаем это сознательно, то конца этому не будет. Так уж это работает.
— А Огата-сэнсэй говорит, что не надо так думать, — только начала Касуми, но в этот момент лицо у Митихиро исказилось, и он стал на чем свет стоит поносить Огату, давая волю своему негодованию.
— А, гадальщик. Я молчал — тебя жалел, но я и подумать не мог, что ты ему веришь!
— Сэнсэй не гадальщик, — тихо возразила Касуми. — Он просто религиозный человек. Я неверующая, а хожу к нему, потому что рада, что кто-то меня понимает.
— Я не против, чтобы ты ходила к нему. Я понимаю, что он тебя поддерживает, но все это стоит денег: частный сыщик, гадальщик — знаешь, сколько это нам стоило? Больше двух миллионов.
— Огата-сэнсэй денег не берет.
— Ну да, ну да. Зато ты носишь ему всякие подарки, делаешь пожертвования. И мы даже переехали сюда жить из-за него. Ты когда-нибудь задумывалась, каким тяжелым бременем ложится поиск Юки на наше будущее?
Бремя на будущее. Касуми больно задели слова мужа. Для Касуми «жить» и «искать Юку» были синонимами. Ждать ради чего-то в будущем, терпеть ради чего-то в будущем? Касуми не могла предвидеть будущее, готовиться к нему. И раньше не умела. Огата был важным для нее человеком, человеком, в котором нуждалась Касуми настоящая. Касуми ничего не ответила, и Митихиро сразу же бросился извиняться.
— Погорячился. Извини. Просто… ты вот когда-нибудь задумывалась, с каким ощущением живет Риса?
— Задумывалась. Мне ее жалко, ей многое приходится терпеть.
— Так если ты это понимаешь, перестань оглядываться в прошлое. Каждый год во время летних каникул мы ездим на Хоккайдо искать Юку. Ты считаешь это нормально, что свои каникулы Риса проводит таким образом? Не думала ли ты, что, может быть, стоит один раз отвезти ее куда-нибудь на море? Нам всем тяжело из-за того, что случилось с Юкой, и все же это не может длиться до бесконечности. И с работой у нас не клеится. Если так будет продолжаться, это нас погубит.
Не дожидаясь ответа, Митихиро вышел из гостиной проверить, как там Риса. Касуми в растрепанных чувствах осталась в комнате одна. Воздух в гостиной был теплым, застоявшимся.
Побег. Бывали дни, когда ей казалось, что Митихиро как пепельное море из ее детства. Исияма был чем-то ярким, блестящим в ее жизни, свидания с ним были ее побегом. Теперь Касуми была узницей клетки по имени Юка, и выбраться из нее никак не получалось.
В полночь Касуми направилась к автобусу Огаты. Свет внутри уже был потушен, но Касуми знала, что иногда Огата оставался спать внутри. Она громко постучала в дверь.
— Сэнсэй, это Мориваки.
— Сейчас, сейчас. Минуточку, — тут же ответил Огата.
Раздался щелчок — Огата включил генератор. Немного спустя зажегся свет. Открылась дверь, лицо мужчины было ярко освещено — он всматривался в темноту, пытаясь разглядеть Касуми. На нем была похожая на детскую пижама из жатого ситца, совсем не вязавшаяся с его обликом.
— Что случилось? — Огата суетливо надел очки и с беспокойством посмотрел на Касуми.
— Муж отказывается в этом году ехать на Сикоцу. Говорит, «без толку». Разве можно так говорить, «без толку»? — начала жаловаться Касуми, а про себя подумала: это вовсе не то, что она на самом деле хотела сказать. Фразы, слетающие с губ, рассеивались в воздухе. Ее попытки объяснить были тщетными.
— Ну-ну, не нервничайте. Проходите. Тут и поговорим, — пытался успокоить ее Огата, взял за руку и завел в автобус.
Читать бесплатно другие книги:
