Попаданец Сашка Максимов Альберт
— Ваше величество, в таком случае в войсках может быть недовольство. Заговорщики пользуются популярностью у части войска. Если мы и наследников казним, то… Лучше их лишить титулов и дворянства, а потом, спустя некоторое время этих теперь уже простолюдинов можно будет обратить в рабство и продать в Хаммий. Это будет хорошее для них наказание.
— Я согласен, мой граф.
— А их замки можно отдать верным вашему величеству людям.
— Хорошо. Но что делать с Ларском?
— Сейчас пока не до него. Но позже я сам лично займусь этой проблемой.
— Хорошо. Граф, у тебя всё?
— Ваше величество. Вопрос скорее личный, хотя даже личный вопрос для короля является вопросом государственным.
— Говори.
— Ваше величество, эта ужасная трагедия вас сильно подкосила. Но вы нужны стране. И у вас есть еще дочь, есть моя дорогая сестра и только что родился сын.
— Аньтила умирает…
— Будем надеяться на лучшее. Но вам нужны силы. Мой врач приготовил чудесное целебное средство. Я его пью и я полон сил.
— Пусть он приготовит и мне.
— Хорошо, ваше величество, я распоряжусь. А чтобы наглядно убедиться в его чудодейственности, дайте его вначале какому–нибудь человеку, больному от усталости. Пусть он принимает его, скажем, седьмицу. Я специально распоряжусь, чтобы приготовили большой флакон.
— Граф, я ведь понимаю твою щепетильность. Называй вещи своими именами. Ты ведь боишься, что я подумаю, что там может быть яд?
— Ваше величество?
— Эх, Тарен… После всего, что произошло ты единственный человек в королевстве, которому я безоговорочно верю. Поэтому можно обойтись и без пробы лекарства.
— И все–таки, ваше величество, я буду настаивать на своем. Во–первых, вы сами сможете убедиться в чудодейственности лекарства. А во–вторых, после разоблачения заговорщиков, у меня появится много новых врагов, которые будут разливать яд лжи по всему королевству. Пусть и они убедятся, что желаю вам только добра.
— Граф, я еще раз убедился в правильности своего мнения о тебе. Если моя Аньтила умрет, то только ты останешься из близких мне людей. И еще мои дети…
— Мои любимые племянники…
Возвратившись в свой дом, граф Тарен поднялся на второй этаж, запер за собой дверь и прошел в спальню на мужскую ее половину. В связи с недавними трагическими событиями Тарен отослал жену с детьми в свой родовой замок. Подойдя к внутренней стене, он нажал на неприметную планку и, ухватившись за крючки, рванул на себя стену, которая неожиданно довольно легко отошла, открыв небольшую комнату. Расположение ее было таким, что она находилась между двумя частями спальни и с торцевой части примыкала к лестнице. Обнаружить потайную комнату было практически невозможно. Разве что нужно было создать чертеж помещений второго этажа, а затем их все промерить.
В самом углу потайной комнаты на полу лежал весьма невзрачный большой мешок. Граф развязал его горловину, засунул руку внутрь и вытащил горсть сухих листьев. Хачху! Легендарный хачху! Двести лет назад его предок во время похода объединенных сил людей против гоблинов случайно обнаружил на склонах гоблинской горы небольшую полянку с этими растениями. Точнее, не он обнаружил, а его люди, которые преследовали несколько гоблинов и те за обещание их выпустить из окружения, показали место, где растет хачху. Пообещать, конечно, пообещали, но гоблинов, после того, как те вывели людей графа на полянку, все равно убили.
Пращуру Тарена пришлось убить большую часть своих людей, зато остались только верные и не болтливые. Раз в несколько лет его люди совершали поездки к той горе, к счастью, все пространство вокруг было безлюдным, а если и встречалось поблизости какое–нибудь маленькое поселение, оно безжалостно уничтожалось. Листья хачху ценились на вес золота. Точнее, на вес серебра, особенно в Хаммие. С той поры богатство таренских графов пошло в гору.
Сам Тарен эти листья не употреблял. Он прекрасно помнил историю своего рода, когда граф с двумя сыновьями из–за употребления этих листьев за несколько лет превратились в сумасшедших ничтожеств. Хорошо, что еще младший сын того графа был слишком мал, чтобы кормить его этой гадостью. Он и стал продолжателем рода, когда старшие члены его семьи быстро угасли.
Личный лекарь графа научился делать настойку из листьев хачху. Вот и сейчас ему предстояла эта работа. Граф отобрал довольно большую стопку сушеных листьев, положил их в глубокую чашку, с удовлетворением окинул стоящие в комнате небольшие сундучки с золотом и серебром, и с небольшим огорчением, проступившем на его лице, захлопнул дверцу потайной комнаты. Теперь всё снова смотрелось стеной мужской части спальни.
Чашку с листьями хачху граф отдал своему доверенному лекарю, приказав приготовить настой из листьев, но не слишком крепкий. Тарен не спешил ускорять события, да и не знал, как отреагирует организм короля на настой. Пока граф не разобрался со своими врагами, Френдиг ему очень и очень нужен. За ним Тарен как за каменной стеной, а с помощью настоя король станет еще более зависим от него. Листья хачху после продолжительного применения хорошо подавляли волю человека.
Через четыре дня умерла его сестра, королева Аньтила, а еще через день прибыл гонец от одного из ларских баронов. Тарен, не подавая вида, с облегчением вздохнул. На одной из стоянок орков среди одежды съеденных ими людей нашли и опознали куртку последнего ларского виконта. С ларской династией было покончено. Путь к короне Лоэрна стал намного ближе. Черный Герцог пока выполнял все свои обещания. Теперь главное: Ларск ни в коем случае не должен быть возвращен Лоэрну. Не доставало еще, чтобы в ларские графы пролез кто–нибудь из его противников в королевстве или и вовсе какой–нибудь ларский барон. Ведь по древнему закону в случае прекращении лоэрнской династии на трон должен сесть граф Ларска. И тогда вся его многоходовая работа обратится в пыль.
Конечно, он мог сам короноваться в Ларске, Френдиг сделает сейчас всё, что он пожелает. А после того, как начнет пить настой из хачку и того подавнее. Но тогда пришлось бы отказываться от Таренского графства. Самое богатое графство в королевстве достанется его кузену этому ничтожеству и слюнтяю Зеронту. Ну уж нет!
После похорон королевы вся знать Лоэрна останется на поминальный вечер. Тогда он и разберется с графом Сейкурским и виконтом Чавилом. А их прихлебатели из числа баронов? Они не опасны. Кто подвернется под руку, те тоже окажутся в его подвалах. А там его Март каждого разговорит. Признаются в любом преступлении. Разве что граф. Крепкий орешек. И слишком популярен. Как бы и в самом деле настоящего заговора не сделали. Нет, графа Бертьена опасно оставлять надолго в живых. Конечно, он тоже рано или поздно признается, Март из него все жилы вытащит, но заставит. Но во что тот превратится? А ведь на казнь они должны идти своим ходом.
Значит, так. Приглашаю от лица короля графа и виконта со всеми их семьями, графа по дороге мои люди убивают, обвинив его в попытке нападения на короля. Виконта отправляю к Марту. Конечно, не мешало отправить туда и кого–нибудь из его детишек. Когда палач займется его младшей дочкой, тот сразу же признается во всем. Но нельзя пока детей трогать. Вот после его казни, да и то не сразу.
Френдиг настаивает на посажении на кол. Совсем из ума выжил. Этот виконт из очень древнего рода с кучей друзей и родственников, а вовсе не жена и дети какого–то солдата из черни. Казнь благородного должна быть благородной. Только через меч и никак иначе…
На поминальный ужин в большом королевском зале была приглашена только высшая знать Лоэрна. Почти все — графы, виконты. Все с семьями. Было несколько маркизов, чьи предки в свое время приехали в Лоэрн и присягнули на верность королю. Среди приглашенных оказалось и несколько баронов с семьями, которые смотрелись неким странным исключением. Тот, кто задумался над этим, обнаружил бы еще большую странность, все бароны были приверженцами графа Сейкурского. А если взгляд внимательного человека оглядел окрестности поминального пиршества, то он задумался бы еще крепче: вся охрана в этот вечер была из личной сотни графа Тарена. Конечно, Тарен как–никак шурин его величества и дядя новорожденного наследника престола, но где же люди самого короля?
Король за столом был мрачен, впрочем, это и понятно. Тарен, как всегда, бесстрастен. Поминальный пир продолжался недолго, хотя пили много — тон задавал король и отказываться поднимать кубок вслед за королем, было бы в высшей мере бестактно. Один только граф Тарен пил немного, хотя также, как и все, выпивал бокалы с вином до дна. Секрет заключался в виночерпиях, которые подливали королю в опустевший бокал вина не в полной мере, его шурину и вовсе чуть ли не на донышко, зато остальным гостям доставались полные бокалы, налитые до краев.
Наконец, Тарен наклонился к королю и что–то сказал ему на ухо, Френдиг встрепенулся, оглядел весь зал и сказал:
— Я благодарю всех здесь присутствующих за то, что они почтили память моей жены и сына, убитых заговорщиками. Но я вынужден расстаться с здесь присутствующими. Попрошу задержаться графа Бертьена и виконта Чавила. С их семьями. Могут остаться и их бароны.
Удивленные гости стали, кланяясь королю, покидать зал. Дождавшись, когда за последним из них закроется дверь, и выждав еще немного, дав времени на то, чтобы гости покинули замок, граф Тарен обратился к королю:
— Ваше величество!
— Да… хорошо… Негодяи! Мерзавцы! Убийцы! — взревел Френдиг. — Стража, взять их!
Люди личной сотни графа окружили небольшую кучку людей, большую часть которых составляли женщины и дети. В руках окруженных появились мечи. Но что могут сделать девять мечей против нескольких десятков врагов, давно приготовившихся к бою. К тому же на галерее королевского зала появились лучники, а гости, пришедшие на ужин, все были без кольчуг. Граф, виконт, три барона и четверо их взрослых детей понимали, что обречены.
— В чем нас обвиняют?
— Вначале сложите оружие. Рядом с вами женщины и дети. Некрасиво прикрываться ими.
— Мерзавец! Это твоих рук дело. Ты всегда нас ненавидел. И мы нашими женщинами не прикрываемся.
— Тогда тем более сложите оружие, иначе лучники в такой тесноте могут промазать.
— Хорошо, твоя взяла, негодяй. Но надолго ли?
По сигналу графа его люди стали принимать оружие у взятых в плен, всем стали вязать руки. Начали с мужчин, но графа Сейкурского почему–то игнорировали. Когда почти всех пленников связали, один из солдат графа Тарена незаметно для других толкнул Бертьена Сейкурского на двух стоявших рядом других солдат. Все трое упали. Но поднялись только двое: граф Бертьен лежал на полу, и из его груди вытекала небольшими струйками кровь.
— Он на нас напал!
— Это подстроено! — вскричал один из баронов, но по сигналу Тарена стоявший рядом солдат ударом кулака по голове оглушил преданного барона и тот без сознания упал на пол.
— Увезти их всех! И быстро!
Люди Тарена схватили пленников и грубо их вытолкали из зала. Туда же унесли и оглушенного барона.
— Ваше величество! Вы будете лично присутствовать при допросе?
— Да.
— Но, может быть, вначале мой Март их слегка разогреет, а пока вы немного отдохнете? Вам нужно набраться сил. Завтра мой лекарь принесет то самое чудодейственное снадобье. Мы его опробуем на одном из наших пленников.
Король кивнул головой, а граф продолжил:
— Моэрт!
— Да, ваша светлость.
Рядом возник ближний человек графа.
— Передай Марту, чтобы никто из его гостей не смел спать. И пусть их там погоняют. Они должны завтра днем валиться от усталости.
— Слушаюсь, ваша светлость.
На следующий день граф Тарен входил в покои короля. Тот с бледным лицом сидел полулежа на своем ложе.
— Ну, наконец–то, граф, мне пришлось слишком долго тебя ждать.
— Простите, ваше величество, но я все время был внизу. Заговорщики дали показания. Главой заговора был граф Сейкурский. Он же нанял убийцу, застрелившего вашего сына.
— Где он?
— Граф Сейкурский его убил в тот же день. Он хотел всё скрыть и посчитал, что наемный убийца может проболтаться.
— Кто этот убийца?
— Какой–то бродяга, без роду и племени. Граф обещал ему пять золотых. И потом убил.
— А остальные?
— Обычные заговорщики. Виконт Чавил был правой рукой заговора. Главным был граф. Именно он призвал Черного Герцога, руками которого он убил верного вашего слугу графа Ларского. После того, как заговорщики должны были убить вас, а потом меня, граф Сейкурский надел бы на себя корону. Это была их цель. Но, как вы помните, мне удалось поразить убийцу мечом и таким образом расстроить замыслы мятежников.
— Да, я знаю, чем я обязан. Я помню…
— Ваше величество, мой лекарь приготовил лекарство. Не желаете посмотреть его действие. Я выбрал пару членов семей заговорщиков.
— Мне нужно одеться.
— Я сейчас приглашу камергера, ваше величество.
Спустя час в подвал замка, где размещались узники, вошли король с графом. Тарен кивнул Моэрту, тот вышел и сразу же вернулся. За ним следом шла, сильно пошатываясь от усталости женщина, жена виконта Чавила. Идущий следом за ней солдат нес на руках девочку лет восьми–десяти.
— Ваше величество, у них была бессонная ночь. Девочка так устала, что не может стоять. Моэрт, дайте им лекарство.
— Ты нас хочешь отравить, негодяй!
— Ну что вы, виконтесса. Как можно! Нет, это не яд, а наоборот, чудодейственное лекарство.
Граф подошел к Моэрту, взял у него из рук ложку с настойкой и влил содержимое ложки девочке в рот. После чего приказал солдату положить ее на пол.
— И что дальше, Тарен?
— Немного терпения, ваше величество.
Через несколько минут девочка начала оживать. Голова ее поднялась.
— Малышка, ты можешь встать, — ласково сказал ей Тарен. В это время Моэрт вливал содержимое ложки виконтессе.
— Это чудо, — сказал король, видя, что еще совсем недавно девочка была настолько обессилена, что не могла двигаться, а теперь она как ни в чем не бывало, стояла и смотрела вокруг себя. А теперь и виконтесса явно ожила. — Я хочу его!
— Поднимемся наверх, ваше величество. Там вы и примете это чудотворное лекарство. Оно придаст вам сил. Ваше величество, у меня с собой опросные листы заговорщиков. Все восьмеро признались. Вы ведь помните, ваше величество, как они вчера схватились за мечи? К счастью, я поставил свою охрану. И лучников сверху. Иначе бы они, понимая, что разоблачены, бросились бы на вас. Этих негодяев нужно, конечно, казнить. Но казнь мечом, как и положено благородным. Тем более что убийство вашего сына дело рук графа Сейкурского. Остальные просто обычные заговорщики. А членов их семей следует лишить титулов и дворянства и выслать за пределы Лоэрна. Таким образом, вы покажете и свою твердую руку и в то же время выскажете милость к поверженным. А казнь можно назначить на завтрашнее утро. Внутри замка, сейчас после покушения на вас, королю не следует показываться в людных местах. Я еще не смог полностью поменять вашу охрану.
— Пусть будет так, Тарен. Но сейчас — лекарство!
Казнь заговорщиков произошла следующим утром тихо и без лишних глаз. Король Френдиг, граф Тарен со своим верным Моэртом — вот и все, кто смотрел, как восьмерым благородным людям королевства отрубили головы. Король в это утро был возбужден, сказывалось действие настойки. Проводив короля, Тарен вместе с Моэртом спустился в подвал, где своей участи ожидали полтора десятка членов семей казненных.
Граф сел в кресло, наполнил дорогим вином бокал и приказал ввести людей. Женщины, в том числе две старухи, дети от совсем малышки до шестнадцатилетнего юнца. Сейчас решалась их судьба. Граф потягивал вино и смаковал предстоящее действо. Полтора десятка глаз, ненавидящих и испуганных, усталых и с надеждой во взоре смотрели на него, вершителя их судьбы.
— Ну что, члены семей изменников? Долго я ждал этого часа. И дождался. Их всех сегодня казнили. Его величество король Френдиг хотел и вас туда же. Но я уговорил его сотворить милость. Поэтому наш всемилостивейший король своим указом лишил всех вас титулов и дворянского звания. Через час здесь будет жрец Храма Клятв и совершит обряд. Теперь вы чернь. Самая низшая и грязная чернь. И после совершения обряда вы будете высланы за пределы Лоэрна.
— Но я вернусь и отомщу! — коренастый черноволосый подросток с вызовом бросил слова Тарену.
— А, ты — Лайс? Бывший баронет Венсан? Это твой отец упал в обморок при аресте?
— Ты лжешь! Его ударили по голове после того, как он сказал, что убийство его светлости графа Сейкурского было подстроено!
— Тебе показалось, мальчик. И твой отец испугался и упал от страха в обморок. Он был трус.
— Ты лжешь! Мой отец самый храбрый! И я отомщу за него!
— Вот как? Гм. Что ж, я приму это к сведению. Отведите их обратно.
Когда за арестованными захлопнулась дверь, граф Тарен повернулся к Моэрту и сказал:
— Я вношу изменение в план. По–прежнему тайно ты вывозишь их к моему замку и продаешь большую часть хаммийцам. Не жадничай. Двух старух, которые им не нужны, отдаешь храмовникам. Пусть ими подавятся, — граф усмехнулся своей шутке. — А старших мальчишек отдашь не хаммийцам, а тоже храмовникам. Отдашь двух сыновей барона Фрастера, им шестнадцать и четырнадцать лет. Это сопляка Венсана, ему четырнадцать. И…, пожалуй, сына виконта Чавила.
— Но тому всего двенадцать лет.
— Зато он сын виконта.
— Но хаммийцы за сына виконта могут дать пять золотых. Да и за этих трех хорошо заплатят. Они же баронеты.
— Нет. Отдашь храмовникам. Эти уже большие. Остальных хаммийцы сумеют укротить. А этих… Особенно этого Венсана. Я не хочу рисковать. Они могут вернуться. Мне мстители не нужны. А от храмовников не возвращаются.
Глава 7
На следующее утро после неудачного налета на склад мясника, Сашка отказался идти с ватагой Ловкача, задержавшись в притоне. Когда безрукий (Сашка упорно не хотел его звать Обрубком) поплелся к котлу с остатками еды, Сашка его остановил, принялся рукой доставать из котла маленькие остатки подгорелого мяса — разве такой мелочью наешься? — и стал кормить мальчика с рук. Безрукий ел и хмурился. Когда со скудным завтраком было покончено, тот, взглянув в Сашкины глаза, спросил:
— Почему?
Сашка не стал уточнять вопрос, он его понял.
— Если сейчас у тебя появилась возможность вернуться в прошлое, пошел в рабы или снова бы?.. — Сашка посмотрел на обрубки рук.
Мальчишка скосил глаза в сторону и задумался.
— Не знаю… Я так устал… Мне часто снятся сны, когда я с руками… — Глаза у мальчишки заблестели. — Не знаю… Нет! — уже жестче ответил он. — Не пошел бы!
— А я бы не смог. Не смог бы так, как ты. Мне ведь предлагали пойти в рабы. В домашние рабы. Те, кто предлагал, хорошие люди, мне было бы хорошо, но… я отказался, а потом долго жалел. Но и у тебя не жизнь. Я бы повесился. А… без рук… Значит, утопился бы.
— Зачем я тебе? Такой вонючий.
— Да, пахнет от тебя…
— Я полгода не мылся. Как мыться? Моюсь только летом в городской речке. Прямо в одежде.
— А как ты… ну, это самое… без рук?
— Наловчился, спустить штаны еще можно, а вот одеть. Бывает, по часу натягиваю и культями затягиваю.
— А если пропустить веревку, которую натягивать на крючок?
— Какой крючок?
— Его можно приделать на уровне груди, а веревку из штанов на нее натягивать.
— Интересно…
— А остальные как моются?
— К прачке Магье ходят. Она берет по медянке с двух человек. А если воду не менять, то и с трех.
— А ты почему не ходишь? Денег нет?
— И денег тоже. Я ведь прошу милостыню. Кидают по одной–две монетки в день, бывает и вовсе прихожу с пустом. Но если и были деньги, кто со мной пойдет? Да и раздеться надо и одежду простирать.
Сашка посмотрел на угол, где спал мальчик.
— На полу, наверное, холодно?
— Я привык. Хоть там разрешают спать.
— А как тебя зовут?
— Обрубок.
— Нет, не эта кличка, а настоящее имя.
— Зачем тебе?
— Не хочу я так тебя называть.
Мальчик задумался, закусил губу и сказал:
— Ну, можешь, если хочешь, называй меня Дар.
— Что за дар?
— Меня так в детстве родители называли.
— А где они?
Серые глаза мальчишки потемнели.
— Умерли.
— Прости.
— За что? — удивился мальчик.
— Ну, напомнил тебе.
— Странный ты, Сашка. А сам–то откуда?
— Издалека.
— Это и понятно по твоему говору. А что за местность?
— Россия.
— Не слышал. Наверное, очень далеко?
Сашка кивнул головой.
— Не стоит тебе со мной связываться. Я здесь пария. Ведь если бы вчера ты на стреме не отличился, тебя снова бы избили. Я до сих пор понять не могу, почему вчера Ржавый не приказал. Ты же пошел против него. Сегодня вечером ты меня не корми. Второй раз добрым он не будет. Изобьют.
— Ну это посмотрим. Ты сейчас куда?
— Как обычно, чашку в зубы и милостыню просить.
— А другие мальчишки, ну, из других удач или просто мальчишки, тебя не грабят? Не отбирают деньги?
— Вначале было. Мне ведь лет пять назад руки отрубили. Тогда я был совсем маленьким, лет десять было…
— А сейчас тебе сколько?
— Пятнадцать.
— Пятнадцать? Мне всего тринадцать, а ты, извини, не выглядишь на пятнадцать.
— Да, не извиняйся. Я постоянно голодный. Утром крохи, да вечером кусок, откуда росту взяться?
— И так пять лет?
Дар кивнул.
— Знаешь, что. Пойдем сегодня со мной.
— Куда?
— Вначале купим тебе нормальную одежду, потом пойдем к этой вашей прачке.
— У меня нет денег.
— У меня есть.
— Мне тебе их не вернуть.
— И не надо.
— Тогда я буду должником, и ты можешь по закону составить на меня долговую рабскую запись.
— Ты что? — Сашка аж поперхнулся от возмущения, — никаких долгов не будет. Будем считать, что я куплю одежду для себя, а потом ее тебе отдам. Ведь может она мне не понравиться?
— Может, — согласился Дар.
— Тогда пошли.
Одежду для Дара нашли быстро. В лавке старьевщика отыскались добротные башмаки с широкими пятками, крепкая рубашка, куртка, хоть и старенькая, но вполне надежная. Сложнее было подобрать штаны, но и эту проблему решили. Все это добро обошлось Сашке в двадцать шесть медяков. Еще два медяка Сашка заплатил за то, чтобы на грудь рубашки и куртки пришили по крюку, на которые можно было цеплять веревку, чтобы держались штаны. Купленную одежду скатали в сверток, и пошли к прачке мыться.
За один медяк прачка выделила мальчикам большой таз, нагрела воды, которую Сашка перетаскал к тазу, и ушла по своим делам.
— Мойся сначала ты, — сказал Дар.
Сашка не возражал, он был намного чище оборвыша. Сашка разделся и полез в таз. Вода обжигала.
— Откуда у тебя следы плетей? — неожиданно жестко спросил Дар.
Сашка перестал плескаться и посмотрел в глаза мальчишке:
— От плетей работорговца, — медленно и с расстановкой выговорил он.
— Так ты из рабов?
— Из рабов, — с вызовом ответил Сашка. — И что теперь?
Дар помолчал и ответил:
— Да, нет, ничего, просто я как–то удивился.
— Или запрезирал общаться с беглым рабом?
— Нет, что ты, — поспешно ответил Дар. — Так ты беглый?
— Меня взяли в плен какие–то люди вместе с орками. Отвезли в город, не этот, другой. Отдали работорговцу. Это, — Сашка кивнул головой в сторону спины, — от него подарочек. И потом отдали оркам–храмовникам для жертвоприношения. По дороге я сбежал.
— Вот это да! — восхищенно сказал Дар. — Ты просто молодец!
— Не я, а Овик. Это мой приятель. Я–то что, я — ничего. А вот он… Он всех развязал, руки свои спалил в костре, орка убил. Вот он был молодец. Потом его нашли и убили, а меня не нашли.
— А потом?
— Потом я шел, замерз. Меня подобрал рыцарь с оруженосцем. Дали вот эту одежду, денег дали.
— Хороший рыцарь попался.
— Ястред мне понравился.
— Ястред? — Дар удивленно переспросил.
— Ястред, — согласился Сашка. — А ты что, его знаешь?
— Нет, просто имя показалось знакомым. Нет, просто показалось.
— А одежда эта раньше была его оруженосца, Хелга.
— Как? Хелга? — вновь удивленно переспросил Дар.
— Слушай, что с тобой?
— Нет, ничего, просто твой рассказ необычный. Плен, рабство, побег…
— Ты что, мне не веришь?
— Да ты что, Сашка, я же совсем не это имел в виду. Верю, конечно, верю, просто история очень интересная.
Сашка вылез из таза.
— Теперь ты.
Дар умелым движением спустил штаны, вылез из рваных опорок, что были на ногах, а вот с рубашкой, точнее, тем, что когда–то раньше было рубашкой, оказалось сложнее. Сашка, уже одевшись, помог Дару снять рубашку. Снял и ахнул: настолько тело мальчика было худым и грязным. Прыщи, маленькие язвочки, кусочки коросты покрывали всю грудь и спину безрукого мальчика.
— Залезай, а я схожу за кипятком, тебя надо как следует отпарить.
Вода в тазу быстро стала черной, и Сашке пришлось несколько раз ее менять, заплатив прачке еще одну медянку. Но результат окупился: Дар стал если не чистым, то, по крайней мере, не грязным. На лице у него оказались веснушки. Надо же, а Сашка раньше принимал их за следы грязи. Одев Дару купленную одежду, Сашка с удовольствием посмотрел на собственную работу: Дар превратился из грязного оборвыша в обычного, по меркам этого мира, мальчишку. Только клеймо на лбу и культяпки рук портили картину.
— Осталось разобраться с твоим гребнем. Ни у кого таких волос нет, откуда у тебя такое чудо на голове?
— Мальчишки посмеялись. Сказали, что так больше видно, что я не раб. Вот и оставили гребень посередине, а с боков выбрили.
Читать бесплатно другие книги:
