Мы – мутанты Шакилов Александр

– Да потому что никто из вас не сообразил до сих пор, что дело неладно, раз по нам не стреляют! Мы ведь у самого пропускника! А там пулеметы! И тот парень, который нас преследует, который на черном «мустанге». Он – настоящий профи.

– Когда висишь над землей вниз башкой в только-только купленном армейском джипе, полном оружия массового уничтожения, Край, дело не просто неладно… – начал Орфей, а Турок за него закончил: – Дело просто… супернеладно! И потому отлично, что по нам больше не стреляют, и по фиг почему так! Бо я не люблю, когда во мне из нарезного хотят дырок насверлить! – А когда Турок сделал паузу для вздоха, Орфей перехватил инициативу, опередив Панка, который тоже намеревался что-то сказать: – И еще раз хочу тебе напомнить, Край. Если мы погибнем на Полигоне, ты не получишь свой гонорар, в сравнение с которым аванс – жалкая карманная мелочь школьника младших классов. И ты никогда не узнаешь, кто тебя подставил. Уясни наконец, твоя задача: сопроводить нас в определенный пункт, о котором я сообщу тебе, как только мы выберемся из этой передряги, а потом, когда мы… когда все будет закончено, вернуть нас живыми обратно за Стену. Иначе ты ни с чем и ни о чем, Край.

Я уж собрался мерзко осклабиться и выдать что-нибудь язвительное и провокационное, но тут заговорил-таки Панк. Вклинился, крашеный ублюдок, в беседу настоящих мужчин:

– Господа, я хотел бы обратить ваше внимание на то, что у нас на борту множество баллонов с очень опасным отравляющим веществом внутри. И в результате перестрелки их герметичность могла быть нарушена, а это значит…

Не договорив, Панк тяжело задышал через респиратор, наполовину закрывающий его лицо. Видать, решил, что так он сможет уберечься от заражения. Глупец! Если «Гремлин» сработает, даже один баллон из полусотни, заражены будут территории, сопоставимые размерами с нашим континентом. И никакие средства индивидуальной защиты никого не спасут, вся жизнь будет уничтожена.

В салоне сразу образовался вакуум звуков. Народ замер, обдумывая предположение Панка. Меня бы на их месте продрал мороз по коже, не знай я, что «Гремлином» в неактивированном состоянии – а он в таком виде жидкий – можно поить грудных детей и стариков без риска для их здоровья. Чтобы превратить этот вид БОВ в самое смертельное оружие на планете, нужен активатор – стержень определенного размера, отлитый из очень специфического сплава. Если не вставить такой стержень в приемник баллона с «Гремлином», никакого апокалипсиса не произойдет. «Пусть понервничают, – мстительно подумал я, – а то некоторые слишком много о себе возомнили». И не стал рассказывать парням, что нынче дырки в баллонах с «Гремлином» – это самое лучшее, что с нами может случиться.

– Турок, выруби уже движок, – потребовал я и, стерев с шеи кровь – натекло немного с ранки на ухе, куда меня достала пуля стрелка-брюнета, без труда выбрался из «Вепря» наружу.

При этом я даже не попытался открыть дверцу. Раз у моих спутников не получилось, то чем я лучше? Я просто отстегнул ремень безопасности и пролез в оконный проем. Главное было не порезаться о края разбитого стекла. Вы думаете, я сразу спрыгнул вниз, ведь пять метров – это плевая высота для настоящего мужчины? Плевая – да, но все-таки не прыгнул, а вот именно что плюнул. И комочек слюны замер в паре метров от меня в воздухе четко на уровне крыши «Вепря», повисел так секунду, может, чуть дольше, и с шипением и вспышкой испарился, как и не было. С уха капнуло вниз алым. Ситуация повторилась в точности, как и со слюной – фиксация и уничтожение после небольшого промедления.

Что ж, как и предполагалось, дело дрянь. Логично предположить, что у нас есть все шансы побывать в роли тех капель органики и исчезнуть без следа.

Я взглянул в сторону ворот. Ситуация там не изменилась, но кто может сказать, как долго будет происходить такое? Десантироваться на грешную землю Полигона с райских высот нужно как можно скорее. Я обосновался на днище и принялся осматривать окрестности под нами. А под нами пока что виднелась только травушка-муравушка. Самая обычная, ничем не примечательная.

– Что там, Край? – донесся из салона голос Орфея.

Долго парни вниз головой висеть не смогут. Значит, нужно их перевернуть. Я предпочел бы, чтоб они не шевелились, ибо хрен его знает, как поведет себя прибор, почуяв нашу возню, но… В то, что мы попали под воздействие прибора, я ничуть не сомневался. И то, что мы живы, – скорее счастливая случайность, чем наша заслуга.

На Полигоне вечерело, хотя по ту сторону Стены еще день в разгаре. Подул ветер, принеся смолистые запахи от соснового бора, до которого метров двести топкой, судя по блеску воды тут и там, местности. Должно быть много комаров здесь… Только вот ни один кровопийца надо мной не вился…

– Край, ты чего там заснул, что ли?

– Так, братишки, слушай мою команду. Вам следует аккуратно отстегнуться и перевернуться в нормальное положение. При этом особо важно следить за тем, чтоб ваши конечности и вы сами не выпали за пределы джипа! Это смертельно опасно. Повторяю…

Меня перебил Турок:

– Не надо повторять. Бо мы не менты.

– И не дергайтесь там сильно! И меня не отвлекайте!

Нужно было еще раз провести рекогносцировку, потому что я заметил кое-что интересное. Во-первых, хотя довольно сильно дул ветер, траву вообще не трепало! Во-вторых, я обнаружил неподалеку от джипа висящий в воздухе камень.

Похоже, инопланетный прибор, который я пока что не обнаружил, не любит земное притяжение и категорически отказывает в нем всем предметам, попавшим в зону поражения. Нашему джипу, к примеру. И еще… прибор прямо-таки ненавидит органику и, распознав ее, уничтожает. Мой плевок и капля крови – тому доказательством. И зона поражения прибора по высоте ограничивается пятью примерно метрами, а по площади – я опустил взгляд на аномальную траву – занимает столько поверхности, что нечего и надеяться, разбежавшись по днищу джипа, выпрыгнуть на безопасное теплое местечко. Кстати, может, трава – и есть прибор? Запросто. Вид у инопланетного мусора может быть самый экзотический и непредсказуемый.

– Ну что там, Край?

– Сидите тихо!

Камень. И джип… У меня в черепушке забрезжила одна мыслишка, надо только разобраться, что да как… Камень и джип. На одном месте. Зафиксированы в воздухе. И прибором не уничтожены. Камень… С третьего раза я попал в него плевком. И слюну, которую размазало по его поверхности, не уничтожило! А это значит…

Это значит, что теперь я знаю, что нужно предпринять для нашего спасения из ловушки!

По моему требованию Турок отдал мне ключи от машины, и тогда я по днищу прошел в тыл «Вепря» и открыл багажник. Пятая дверь медленно опустилась, упершись в ограничительный слой воздействия «травы». Самая для меня опора. Я встал на дверь багажника и осмотрел наш груз. Ни один баллон не пострадал. Многие были оцарапаны пулями, краска ободралась, обнажив металл, но ни одной дырки я не обнаружил. Вообще, конечно, логично, чтобы такую дрянь, как «Гремлин», хранили в очень надежной упаковке, способной выдержать хоть пожар, хоть погружение на океанское дно, хоть прямое попадание ядерной бомбы. Кстати, не будь наш багажник под завязку заполнен баллонами, не факт, что мы уцелели бы в перестрелке у пропускника.

Я взял ближайший баллон, помеченный знаком химической опасности, – как я уже говорил, баллон был удивительно легок для своих габаритов; что ж, тем лучше – бросил его за дверцу, и он – в горизонтальном положении, как я и надеялся! – завис примерно в полуметре от меня.

– Край, ты что делаешь? – За моими телодвижениями наблюдали все трое в джипе, но спросить осмелился лишь Турок. Панк с Орфеем, видать, решили, что я слишком сильно ударился головой при подъеме с переворотом нашей тачки, поэтому лучше Максимку Краевого не беспокоить, не досаждать расспросами.

– Братишка, а разве не видно?

Второй баллон я выбросил так, чтобы он занял свое место в кислородной атмосфере нашей планеты примерно в полуметре от первого. А следующую емкость с БОВ метнул чуть дальше, но на этот раз получилось менее точно.

– Не, Край, так не годится. Зачем ты разбрасываешься баллонами? – В голосе Орфея было меньше уверенности, чем во мне на первом свидании с прыщавой девчонкой с соседнего двора. А я, между прочим, считал ее прекраснейшим созданием на свете, а себя – распоследним чмом, так что мне было тогда из-за чего волноваться.

– А я их утилизирую, – безоговорочно заявил я. – Мы их зачем сюда привезли? Чтобы утилизировать. Вот я их…

Откровенно говоря, я бессовестно тянул время. Сказав «А», нужно сделать «Б», а потом героически совершить «В», и так до последней буквы алфавита, которая есть – буквально! – «Я» и должна первой шагнуть на дорогу, ведущую к спасению. Ну, или тут же погибнуть, уж как получится.

Не забыв об оружии и снаряге, Орфей выбрался на днище, и Турок с Панком последовали его примеру. У всех был крайне решительный вид. Такой решительный, что бородач даже навел на меня РПК и снял его с предохранителя.

Нереальность ситуации зашкаливала. Наш продырявленный пулями джип висит в воздухе вблизи от ворот, у которых полно вооруженных людей, я придумал, как нам выбраться из смертельной ловушки, а мне еще за это угрожают расправой?..

– Край, баллоны с БОВ мы привезли сюда вовсе не для того, – сообщил мне пренеприятное известие Турок. – Не для утилизации.

Панк поддакнул ему:

– Да, Край. Нам нужно оружие массового уничтожения. С ним мы сделаем один крохотный для нас шаг, но огромный – для всего человечества.

Если до этого момента я думал, что хуже, чем есть, быть не может, то крашеный дегенерат мгновенно убедил меня в обратном. Да он псих полнейший! Какие еще, м-мать, шаги?!

А хотя бы вот такие!

Троица дружно ахнула, когда я ступил на первый выброшенный мной в пустоту баллон, а потом, опираясь на него ногой, переступил дальше. И замер в таком положении над «травой» в пятью метрах подо мной. Размеры баллонов вполне позволяли комфортно на них стоять, если, конечно, вы настолько экстремал, что сможете получать удовольствие от того, что находитесь в неестественной для обитания среде, и у вас под пятками – сплошная смертельная опасность: и емкости с БОВ, и зона поражения прибора.

– Орфей, становитесь в цепь за мной, передавайте баллоны и продвигайтесь дальше, как я. И не пытайтесь поднять баллоны, которые я уже использовал. Погибнете. Только так выберемся. – Я переставил ногу на третий баллон и призывно выставил руки перед собой. Мол, давайте, товарищи, я жду ваших подношений.

Они колебались. Им не нравилось мое предложение, хотя они понимали, что только так мы спасемся. М-мать, да что ж они такое задумали, если ради чертового «Гремлина» готовы пожертвовать собой?! Неужели они хотят уничтожить нашу планету, сделать ее безлюдной?!

Если так, то следующий мой аргумент на них должен подействовать:

– Братишки, уверен, мы используем не все баллоны. А одного уже хватит, чтобы погибла половина мира.

– Тогда должно остаться два, – подтвердил мои наихудшие опасения Панк.

Пошушукавшись, – увы, я не расслышал ни слова – троица пришла в движение. Орфей подал мне следующую химически опасную емкость. Я швырнул ее перед собой и продвинулся дальше, бородач тотчас занял мою предыдущую позицию.

И дело пошло.

Орфею подавал баллоны Турок, следовавший за ним. Замыкал Панк. Этому пришлось бегать с баллонами туда и обратно, потому что мы удалились от джипа, и кому-то надо было это делать. Судя по уверенным движениям Панка, он совершенно не боялся высоты и привык находиться на волоске от гибели. Может, он таки из наших, из сталкеров?.. Чем дальше, тем больше мне не нравился этот парень. Я никак не мог его раскусить. Да кто он такой вообще, а?!

Кто бы он ни был, Панк так беззаботно порхал по нашей вымощенной «Гремлином» тропе, будто это было для него всего лишь легкой прогулкой, недостойной даже упоминания. А ведь с наших лиц стекали водопады пота – столь мы были сосредоточены и напряжены! Стремительно вечерело, то есть видимость лучше не становилась. Дул сильный ветер, что в нашем положении ничуть не помогало выжить. Мы тащили на себе кучу оружия и снаряги, что не прибавляло нашим движениям легкости. При неверной постановке каблук ботинка мог соскользнуть с цилиндрической поверхности… Честное слово, я лучше бы оказался под минометным обстрелом, чем согласился еще раз оказаться в нашем нынешнем положении!

Казалось, мы никогда не выберемся из зоны покрытия «травы».

Я то и дело оглядывался, с ужасом наблюдая, как в багажном отделении «Вепря» становится все меньше и меньше баллонов – ступенек нашей лестницы, ведущей к спасению. Что если я выбрал неверное направление? И если б мы пошли правее, то под нами уже не было бы «травы»? Даже если и так, исправить ошибку все равно было невозможно.

– Край, а что если мы двигаемся не в ту сторону? – Орфея терзали те же сомнения, что и меня.

– Не дрейфь, дружище! – подчеркнуто бодро выдал я, обернувшись к нему. – Дядя Максим выведет маленьких испуганных деток, куда надо. У дяди Максима чутье на такие дела. Тем более что мы уже на самом краю «травы».

Насчет «травы» я вовремя заметил. Правда, это могло ничего не значить, радиус действия мог быть больше, или остаточные какие-то явления, или подозрительная растительность внизу вообще не имела никакого отношения к прибору, или имела, но очень косвенное. А еще я заметил, что Панк притащил к нам за раз последние два баллона. От него один отправился к Турку, от Турка – к Орфею, от Орфея – ко мне.

Момент истины. Всего две «ступеньки», которые либо выведут нас из западни, либо… Никаких либо! Одна из «ступенек» уже отправилась в полет. Я намеренно бросил баллон чуть дальше, чем делал это на протяжении всего нашего пути от покинутого «Вепря».

И у меня сильнее заколотилось сердце.

Баллон завис в воздухе!

– Ничего страшного, – прохрипел я. – У нас есть еще один…

И тут случилось то, на что я уже и не надеялся. Замерший было баллон перевернулся в воздухе, будто прокатился чуть по гладкой поверхности, – и рухнул на поверхность земли, в нормальную уже траву, которая волновалась под напором ветра. Я почувствовал, что ноги мои дрожат, и, что если я прямо сейчас не потороплюсь, то они подогнутся, после чего я грохнусь с «лестницы», не дойдя до свободы какой-то метр.

– Первый – пошел! – крикнул я и, оттолкнувшись двумя ногами от последнего в ряду зависших баллонов, прыгнул вперед, надеясь оказаться внизу.

А я ведь мог неверно оценить расстояние. Сил моих дрожащих икроножных и бедренных мышц могло не хватить. Я мог зацепить край зоны поражения прибора…

Да мало ли что я мог?!

Главное – что сделал.

А сделал я следующее: самым прекрасным образом, не успев толком насладиться свободным падением, приземлился на две ноги и, отпружинив, завалился на бок. Ну а за мной по очереди воспарили птичками и приземлились очень даже умело Орфей, Турок и Панк. И опять меня крашеное чучело удивило, хлопнувшись наземь не как мешок с гнилой картошкой, но точно заправский десантник, да еще и с баллоном в лапках. Ясно, что у него опыта такого воз и маленькая тележка. Но все равно я уверен, что он в регулярных частях не служил, в зарубежных командировках людей не убивал.

– Господа, как раз два баллона и уцелело! – радостно объявил Панк. – Значит, не все еще потеряно!

Это «господа» резануло мне слух. У нас так если к кому-то обращаются, то разве что в шутку, подколоть ради. А Панк всерьез нас так называет. Челюсть даю, всерьез! Русский, что ли? В смысле, гражданин соседней империи? Впрочем, без разницы, хоть узбек-сомалиец, лишь бы под ногами не путался и работать не мешал.

Пока «господа» радовались нашему спасению, снизу вверх со стороны я смотрел на перевернутый джип и ряд емкостей с оружием массового поражения, зависших в воздухе. Эпическая картина, достойная кисти фламандца! Теперь-то уж точно никто не отберет баллоны у «травы», они тут на вечном приколе!

Кстати, с земли «трава» выглядела неестественной донельзя. Будто кто-то неловкий отлил каждую травинку из пластика, затем покрыл ярко-зеленой нитрокраской и в итоге «высадил» на довольно значительном по площади клочке суши.

Пока же я любовался максимально приближенными к нам пейзажами, мои работодатели наконец-то узрели то, что творилось у ворот. А ведь так там было с самого начала нашего визита на Полигон.

Они дружно, не сговариваясь, вскинули стволы и принялись стрелять. Я дал им выпустить пар, а потом рявкнул, что было сил:

– Прекратить огонь!

И с удовлетворением отметил, что меня тут же послушались. Сообразили, значит, что Макс Край тут главный, хоть он на зарплате и, вроде как, наемная рабочая скотинка.

– Господа, что там происходит?! – спросил Панк, будто сам не видел. – Край, ты ведь знаешь?

– Ничего такого, ради чего стоить тратить боеприпасы. Надо лишь чуток пораскинуть мозгами – и сами поймете. – Я вразвалочку двинул прямо к разверстой пасти ворот, за которыми было полно вооруженных людей, и минимум один из них – красавчик-брюнет – мечтал убить нас. – Не в прямом смысле пораскинуть… Просто примите очевидное. Не надо от него отказываться. Я скоро вернусь. А вам – занять оборону, смотреть в оба и не двигаться с места, что бы со мной ни случилось!

Никаких перебежек пригнувшись, я зашагал в полный рост. Орфей попытался было схватить меня за руку, но я, взглянув ему в глаза, явственно представил, что бью его в ребра прикладом АК, ребра с хрустом ломаются, и на этом заканчивается путешествие чудо-следопыта по Полигону – и он тут же отказался от своих намерений. Будь ты трижды инструктором-рукопашником Иностранного Легиона или 25-ой отдельной бригады ВДВ, не мешай Максимке Краевому исполнить задуманное. Я ведь не для форсу отправился к воротам так открыто. Во-первых, я экономил время, не используя ужимки скрытного передвижения по местности. Во-вторых, был уверен, что конкретно сейчас нам не угрожала бы опасность, будь с той стороны ворот хоть танковая дивизия. А в-третьих, хотел поближе рассмотреть черноволосого парня, который примчался за нами к Дворцу Спорта, а потом не побоялся напасть в одиночку у пропускника. Интуиция подсказывала мне, что мы еще с ним встретимся.

Дело в том, что створки ворот все еще были разведены, хотя ворота должно закрывать сразу по прохождении объектов в пределы Полигона или же по выходе из него – во избежание проникновения в наш мир существ, населяющих запретную зону. Так что одно уже это обстоятельство было очень неправильным.

И таких неправильностей было много.

Разве правильно, что у проема ворот встал – застыл! – брюнет, настойчиво нас преследовавший? В каждой руке он держал по автомату. И стволы его оружия изрыгали пламя и пули. Я отчетливо видел это пламя и эти пули и, прикинув траекторию, мог точно сказать: брюнет стрелял нам вслед. Черный «мустанг», поставленный поперек дороги, – удивительно, но машина была цела, царапины не в счет – отсек брюнета от бойцов пропускника. Те тоже замерли с оружием, направленным как в сторону джипа, так и на спортивную тачку и ее обладателя. А вон и майор-усач раскрыл рот в немом крике… Вся эта батальная панорама напоминала спецэффект из фантастического фильма, когда по мановению волшебной палочки режиссера камера облетает застывших в действии актеров-персонажей.

Вот только у нас тут не кино.

Не добрав пары метров до обильных туч пуль, зависших в воздухе перед и за проемом ворот, я остановился. Если так и будет продолжаться, то никаким врагам с той стороны Стены нас не достать, сколько бы они ни стреляли по-македонски и какие свирепые рожи ни корчили бы при этом.

Все потому, что нас разделял невидимый барьер.

Я улыбнулся, глядя в лицо брюнету.

И поднял правую руку с оттопыренным уже средним пальцем.

После чего повернулся и неспешно двинул к ожидающей меня троице, – ну точно ничем не обремененный мужчина на прогулке по дивным курортным местам. При этом я прямо-таки физически ощущал ту ненависть и ярость, которую выплескивал мне в спину неприятель – уж для этой дряни границ и барьеров никто и никогда не придумает, это за гранью передовых технологий, это вне пространства и времени.

– Край, есть мысли по поводу? – Турок перезарядил автомат.

– Ну вот на кой это надо было делать? – Орфей не понял моего юмора и цели прогулки к воротам.

Я подмигнул Панку:

– Эй, господин, пораскинул мозгами, или что там у тебя под петушиным гребнем?

Стремительно вечерело. Пока окончательно не стемнело, нам надо найти укрытие.

Или хотя бы убраться с открытой местности.

Черный «мустанг» мчался по улицам Вавилона. Стрелка спидометра ушла вправо и больше не вернулась.

Дым из трубки войны висел в салоне мутным туманом, он насквозь пропитал синтетическим наркотиком рельефные мышцы Вождя, промариновал его плоть и кожу, словно кусок свиного ошейка, забальзамировал вместе с волосами, как мертвеца, которому больше ничто не может угрожать, кроме бактерий, вызывающих гниение плоти.

Но дым никак не мог избавить Вождя от голоса матери, который настойчиво звучал в голове:

– Заткнись! Хватит! – В припадке бессильной ярости Вождь потерял самообладание и, вывернув резко руль, едва не сшиб с «зебры» пешеходного перехода молодую парочку, в обнимку переходившую дорогу. «Мустанг» резвым жеребцом перепрыгнул через бордюр и ободрал краску с крыла о столб светофора. Вождь утопил педаль газа, вернулся с тротуара на проезжую часть и рванул на красный. Плевать. Все равно машина испорчена…

Там, у пропускника Полигона, Вождь превзошел самого себя в искусстве войны.

Привезенные вместе с матерью духи ирокезов и родовиды здешних мест, доставшиеся Вождю от отца, были с ним в том бою, направляли его, дергали руками, заставляли послушное тренированное тело уворачиваться от пуль и хранили его тачку от фатальных повреждений. Они говорили с ним на языках предков, отдавали приказы, умоляли уничтожить кровника и обещали, что никто и ничто не сможет остановить Вождя.

Они ошиблись.

Они отступили, не сумев прорвать заслон Полигона.

Там, у разверстых ворот, Вождь почуял несокрушимую мощь огромного нечто, которое не было ни живым, ни мертвым, а просто было. Стена и прочее – жалкая попытка удержать Полигон, ограничить его. У муравья оказалось бы больше шансов на победу, брось он вызов человеку, чем у всех людей Земли вместе взятых – обуздать ту страшную силу. Она лишь зачем-то – пути Полигона неисповедимы? – позволила обитателям планеты самонадеянно решить, что они справились с ней с помощью нагромождения строительных материалов и огнестрельного оружия.

И то огромное нечто не пустило Вождя к себе и забрало его кровника, потому что жаждало появления Макса Края в своих пределах, хотело его сильнее, чем девственник мечтает оказаться в объятьях красотки с разворота журнала. Оно не желало ни с кем – тем более с человечишкой – делиться своей добычей!..

Тяжело дыша, чувствуя, как холодный пот течет по спине, Вождь свернул к обочине и заглушил мотор. Накатил страх, панический ужас.

Вождь никогда в жизни еще так не боялся.

Перед глазами всплыла картинка: он стреляет сразу из двух автоматов в неповоротливый армейский джип, до которого рукой подать. Грохот, сыплются горячие гильзы, но пули не долетают до джипа, они зависают в воздухе, будто так и надо, секунду, вторую, а потом джип, который уже успел проехать с полсотни метров по ту сторону ворот, вдруг исчезает. Был, ехал-спешил – и нет его. И тотчас пули будто вспомнили, что, вылетев из ствола, они должны продолжать движение – и умчались в пустоту, которая только что была куском металла и стекла на простреленных колесах. А в следующий миг Вождя швыряет за руль «мустанга», и машина рвет с места, и мчит прочь, и духи предков причитают вразнобой…

Вождю удалось их заткнуть только с помощью дыма. Но тогда вместо них в его голове заговорила мать…

И вот опять она затянула свою проклятую песню!

Неожиданно мать перебил голос Марго, впервые посетивший Вождя:

«Сразу попросил три бутылки перцовки. Сказал, чтобы перелить во фляги для дальнего похода. Я открыла бутылки и добавила в настойку того же яда, что и в мясо, только концентрированного. Выпьет хоть глоток – сразу сыграет в ящик».

Вождь ударил кулаком по рулю и радостно расхохотался. Точно! И как он забыл?! Яд, вот что взял с собой кровник Край на Полигон. Так пусть же Макса Края замучает жажда, и он побыстрее утолит ее!

Та Марго, которая жила теперь лишь как звук в черепе Вождя, засомневалась, едва не испортив впечатление от своей вести:

«Радость моя, я хотела отравить его… Сталкер умер бы… Но он… Он чувствует!»

Все, хватит. Вождь больше не будет слушать чужие голоса. Глупые женщины, что с них взять? Пусть говорят себе, пусть мелят языками, раз им так хочется, а он будет действовать. Если случится чудо, и Край выберется с Полигона живым, Вождь будет ждать его.

И тогда он вырежет кровнику сердце любимым ножом.

На ходу, не забывая внимательно смотреть себе под ноги, я снял со спины вещмешок, открыл. Коснулся пальцами любимой машинки Патрика, которую взял с собой. Это было глупо, это хоть и незначительный, но все-таки лишний вес, ненужная вещь, которая ну никак тут, на просторах Полигона, не пригодится. Но я не мог оставить игрушку дома! Просто не мог. Это же вещь моего сына!..

– Куда мы дальше двигаемся и что делаем, вы мне потом расскажете. А сейчас важно найти укрытие до наступления темноты. – Что-то я разволновался из-за игрушки, и чуть осип. Прокашлявшись, я достал из вещмешка флягу с перцовкой, одну из двух у меня сохранившихся. – А то тут по ночам такие твари шастают…

– Какие? – спросил Турок у меня за спиной с таким напряжением в голосе, будто он только обрадуется встрече с тварями всех мастей, размеров и лучше бы грозного вида.

– Ursus arctos, дружище. – Под ногами то и дело хлюпало. Мы шли к лесу, который был совсем рядом. Топали по заливному лугу, с которого еще не до конца сошла вода, или же по пересыхающему болоту. – Всего лишь навсего ursus arctos.

– Чего? – Турок, как и все мы, натянул на голову капюшон, из-за чего, возможно, не очень хорошо слышал.

– Того, Турок, того. Тебе надо чаще по ящику смотреть научно-популярные передачи. – Я неспроста помянул урсуса к ночи. Посторонившись чуть, показал на обнаруженные следы: очень широкие и глубокие, пятипалые, отлично различимые даже в полумраке. – Видишь, Турок?

Чудо-следопыт кивнул и высказался по поводу моей находки:

– Медведь тут прошел. И громадный, судя по длине отпечатков пальцев. Таких громадных не бывает. Мутант.

– Угу. – Двигаясь дальше, я отвинтил крышку фляги. И завинтил обратно. Потому что вспомнил передачку про косолапых и почувствовал себя обязанным донести до моих спутников увиденное на голубом экране. – Братишки, а ведь у нормальных медведей как раз сейчас гон! Уверен, представители местного вида тоже спариваются не зимой. Я по телеку видел… Короче говоря, чтобы завоевать расположение прелестницы, самцы сражаются, иногда – с летальным исходом.

– Ну и отлично. Пусть убивают друг дружку, а не нас, – послышалось из-за спины Турка. – Максим, а вы все-таки не ответили на мой вопрос. А мой петушиный гребень, к сожалению, так ничего и не раскинул.

Я едва не оскользнулся на мшистом бугорке. Надо же, на «вы» ко мне, зауважал, типа, гребенчатый, который взвалил на себя оба оставшихся у нас баллона, отказавшись даже от помощи чудо-следопытов, и теперь вот тащит. Такое дело стоит отметить, за это надо выпить! Я вновь отвинтил крышку фляги и уже поднес горлышко к губам, когда решил, что Панку надо бы ответить, поощрить как бы, заслужил ведь.

– Погони за нами не будет. Понял? Повезло нам очень. Вроде бы.

– Нет, не понял.

Я покачал головой. С какими интеллектуалами приходится иметь дело, а?!

– Ты, Край, спустись с небес на землю и нормально объясни, – высказал недовольство Орфей, замыкающий нашу скромную колонну. А он-то вроде ни хрена не дурак. Да уж, если бородач не сообразил, с каким явлением мы тут поимели дело, то остальным и подавно невдомек.

У-у, как же приятно пахнет перцовка!.. С сожалением я завинтил крышку фляги. Люблю, знаете ли, напитком наслаждаться. Не хочу впопыхах.

– Что ж, придется объяснить для тех, кто со мной в танке катался. – Уверен, после этих моих слов Орфей и Турок дружно ухмыльнулись, вспомнив, как мы втроем на особой бронетехнике проехали через всю Чернобыльскую зону отчуждения. – Да уж, парни, были времена… И куда все сгинуло?..

– Край, кончай ностальгировать, – Орфей безжалостно перебил поток моих интимных переживаний. – Давай по делу уже!

– У меня есть теория насчет Полигона и прочих подобных мест… – начал я и ускорился, ведь политинформацию можно провести в режиме «почти что бегом». Ночь могла наступить в любой момент, и потому очень хотелось достичь леса до того.

Ну а далее я изложил спутникам свою теорию насчет того, что Земля – всего лишь свалка.

К чести троицы никто не поспешил заявить, что я брежу, и ни разу никто меня не перебил. Поэтому я продолжил излагать основные постулаты, упомянув о том, что мусор на нашу бедную планету сбрасывают звездные цивилизации, настолько чуждые нам, что человеку разума не дано понять, на кой везти свои объедки за тридевять парсеков… Тут я ожидал услышать хмыканье, ну или хотя бы засечь обмен глумливыми взглядами. Но нет, меня не только слушали, – причем крайне внимательно! – но и воспринимали мои умозаключения всерьез. Однако! Вдохновившись, я продолжил изложение своей теории. Я провел аналогию с земным зверьем, живущим на поле, на которое вдруг приезжает мусоровоз и вываливает прямо на чью-то пушистую башку картофельные очистки и битые пивные бутылки. Какой лисичке такое понравится? Какой зайчик этому возрадуется? Но как они могут спасти свою родину? Как могут помешать нам, людям, превратить поле в зловонную кучу отходов?..

– Впрочем, это отдельный разговор, – оборвал я сам себя, почувствовав, что ухожу в сторону от заданной темы. – Оставим зайчиков в покое. А вот что касается нашей ситуации, то Землю регулярно посещают звездные мусоровозы, опорожняясь тут и там в строго отведенных местах. Пока что – в строго отведенных.

– Макс, а какое это все имеет отношение… – начал было Орфей.

– К тому, что случилось у ворот? – я закончил за него. – Непосредственное, дружище. Полигон не просто свалка мусора, но нечто более высоко организованное. Сравнить можно, к примеру, с мусорным контейнером, в который дрянь сбрасывают. А такие контейнеры в цивилизованных странах – и в аналогичных звездных системах – принято брезгливо прихлопывать крышками. Уловили? Зачем, думаете, так напрягаться? А чтобы меньше пахло, да зверье всякое не разносило отбросы с помойки!

Я замолчал, дав им возможность подумать и самостоятельно сделать выводы.

Первым заговорил Панк:

– Так значит… контейнер захлопнули крышкой? То есть мы теперь заперты на Полигоне?

– В точку! – я радостно подтвердил его самые худшие опасения.

– То есть, даже если мы захотим прервать миссию и вернуться, то не сможем это делать? – вот и у Турка включился-таки мозг.

– Да, дружище, да! – Мне захотелось схватить его за руку и пожать сильно-сильно. Шутка. Обойдется без моих ласковых прикосновений. – Соль в том, что крышки бывают разные. И та, которая захлопнула Полигон, не только пространственная, но и временная. Для нас время мира снаружи как бы остановилось.

– Но если контейнер накрыли крышкой, то, получается, в ближайшее время мусор на Полигон выбрасывать не будут? – Орфей присоединился-таки к клубу умников.

– Да! Тоже так считаю! – Я обернулся к нему, хлопнул его по плечу и с удивлением понял, что хочу обнять его. Я вообще чувствовал прилив бодрости, мне было хорошо, и полумрак был просто задорным таким, примерным, и товарищи со мной были просто отличные, и мы вместе великолепно просто проводим время в великолепном месте, где все идеально, ну да в нашем мире только так и бывает, только так есть, было и будет!

Я с воодушевлением смотрел на то, как неуверенность покидает лица моих друзей, в которых я души не чаю, с которыми мечтаю быть рядом, идти с ними к светлому будущему и радоваться жизни, потому что жизнь – прекрасна и удивительна, а на всякие там трагичные мелочи вообще не стоит размениваться, не стоит портить себе из-за них настроение! Тоже еще надумал – раз погибли жена и сын, так прямо все для тебя, Край, закончилось? Нет уж, дружище Край, все только начинается! Полигон – вот где все начинается! И отлично, что начинается!..

И тут – какой приятный сюрприз! – я заметил эту штуковину.

Она лежала метрах в пяти от нас.

Эта замечательная вещь была похожа на… Секунду, а то и дольше, я подыскивал подходящую аналогию… Похожа на милейшую мягкую игрушку! Не на мишку или ослика, а на нечто сшитое – хотя швов не наблюдалось – из светло-серой ткани по лекалам странной, но приятной для глаза формы, заполненное силиконом или поролоном так, что оно получилось расширенным в передней части и суженным в задней, которая оканчивалась эдаким симпатичным темно-серым раструбом. И две темно-серые впадины виднелись по бокам вещицы, а вдоль нее протянулись… ребра жесткости? Иначе назвать эти закругленные образования я не мог.

И самое замечательное было то, что это не просто какая-то вещь лежала на земле, а самый настоящий прибор обустроился там, ожидая жертву! Вот его-то воздействие и стало причиной нашего приятно радостного настроения!

Поэтому, не теряя больше драгоценного времени, – каждая секунда могла стать последней для моего помутненного прибором сознания – я вскинул «калаш» и жахнул очередью.

Пулями «мягкую игрушку» буквально порвало в клочья, и ошметки швырнуло в стороны с такой силой, будто внутри прибора детонировал заряд с незначительным, но ощутимым тротиловым эквивалентом. Причем ощутимым настолько, что меня будто бы толкнуло в грудь и оторвало мои стопы от земли, а затем уронило на горизонталь в паре метров от того места, где только что стоял. Остальные тоже не удержались на ногах.

Не разлеживаясь, я тут же вскочил и брезгливо сбросил с себя с десяток «лоскутов», которые, цепляясь за снарягу и одежду, извивались на мне, точно черви. Я тщательно втоптал их в землю. Орфей с Турком и Панк без указаний на то последовали моему примеру.

Лишь только после того, как мы избавились от последних доказательств недавнего существования прибора, прозвучал вопрос бородача:

– Что это было, Край?

Я нехотя ответил:

– Прибор.

Не люблю кликать лихо, пока оно тихо, и упоминать всуе. И да, если хотите, считайте меня суеверным…

– Что-что? – Орфея, похоже, контузило или же серные пробки забили ему слуховые отверстия.

Пришлось сообщить подробности:

– Мы попали под воздействие прибора. Из-за него мы так странно себя вели. Воодушевление, отличное настроение, море по колено… У вас ведь были такие же симптомы, верно?

Дружно кивнули. Неуверенно, но дружно. Мы ж теперь одна команда, вместе весело шагать… м-да… От недавней эйфории не осталось и следа. Наоборот – накатила апатия. Стало муторно внутри, а снаружи – серо и неприглядно. Захотелось сесть, и сидеть так, не шевелясь, пока не сдохну. А лучше шлепнуться на пятую точку, приставить к виску ствол и…

– Сильный он очень, прибор этот, – Панк про-явил солидарность моим суицидальным настроениям. – И опасный. После него жить не хочется.

– Это ты еще опасных не видел! – разозлился на него я. – Скажи спасибо, что мы не влетели в зону поражения «казановы»!

Он отшатнулся, почувствовав мой агрессивный настрой.

Я же продолжил напирать:

– Под «казановой» такие чудеса начались бы, что я просто отказываюсь об этом говорить и даже думать!

Я лукавил, потому как не мог не думать о том, что случилось бы, обнаружься у нас на пути подобие противопехотной мины, не окрашенное в хаки и без взрывчатого вещества внутри, да еще и похожее на стилизованное сердечко – прям хоть сейчас празднуй день святого Валентина. Как сейчас почувствовал пережитое как-то на Полигоне: сердце молотит, дыхание тяжелое, скверное, и будто тычут между лопаток оголенным проводом под напряжением. И при этом охватывает меня такая животная страсть, что теряю дар речи и все человеческое…

Взглянув на Орфея, я содрогнулся. Потому что отчетливо представил, как он срывает с себя одежду и отбрасывает оружие – а именно так он поступил бы под воздействием «казановы» – и проявляет ко мне или же к Панку с Турком половые чувства. И мы тоже…

Бр-р! Ладно еще мы с женой покуролесили из-за сволочного прибора, но групповуху с тремя мужиками я не пережил бы!

– Слушай, Край, может, привал? Сколько уже идем. Пожрать бы, – предложил «капитан» Турок, которому по рангу положено сопеть в две дырочки респиратора и молчать в тряпочку своих погон.

– Нам нужно добраться до леса, – отрезал я, – а то придется ночевать на этом болотистом лугу.

– Бо кранты нам всем, – кивнул Турок и подмигнул мне. Глазки, значит, мне глазки строит, да? А ведь это забавно, учитывая, что глаза щекастого защищены тактическими очками. – Я-то, Край, уяснил, я-то понятливый. Но лучше бы с крантами разобраться наконец и навсегда. Ну да нам все ж не впервой, выдюжим.

– А вам, Максим, не кажется, что мы слишком долго идем к лесу, который находится от нас на расстоянии всего-то… ничего? – присоединился к беседе Панк. – И все никак не темнеет.

Небось утомился тащить на себе баллоны с БОВ «Гремлин», какими бы легкими они ни были, вот и хочет пересидеть, расслабить ножки? Правда, это не отменяло того, что таки казалось. И что Панк был прав.

Мы шли уже больше часа, а не приблизились к лесу ни на шаг. И вечерний полумрак все таким же оставался, не спеша обратиться ночной мглой. Казалось, оранжевый полукруг солнца вечно будет выступать над горизонтом. Глаза наши уже приспособились к такому освещению, я уже без труда различал кочки у себя под ногами, следы медведя вон высмотрел…

И тут солнце вдруг резко ухнуло в никуда. Сглазил Панк!

И наступила… не ночь, нет.

Это нельзя было назвать ночью. Потому в этом времени местных суток не было ни луны, ни звезд, не было вообще намека на какое-либо освещение свыше. Да что там небеса с их сияньем! Тут, на Земле, не было больше самой жизни! Мы точно перестали существовать, как и все вокруг нас!

Мало того, что я ни фикуса не видел, – то есть вообще ни хрена, будто мне разом вырвали глаза и выжгли глазные нервы, – так я еще оглох. Не слышал даже собственного дыхания. Хотел закричать, позвать на помощь, но не смог!

И это было страшно, отупляюще страшно, страшно до боли, страшно, страшно, страшно!..

А потом вспышка, от глобальности которой меня распирало и рвало на части, чтобы было из чего заново сложить, будто детский конструктор, попутно доводя до безумия и возвращая в трезвую память, а затем вновь разрывая в лоскуты, и опять возвращая к жизни, и так цикл за циклом, и в обратную сторону…

Не знаю, как по ту сторону Стены, а тут у нас погибла и родилась вселенная.

Всего-то.

И возникла Земля, и на ее поверхности образовался нарыв Полигона, возомнивший себя центром мироздания, отвергающий законы природы. А уж следом на поверхности «центра» воскресли, обрели себя мы, четверо жалких людишек, проникших туда, где быть нельзя и невозможно, где не только человеку, но и всякой земной твари быть противоестественно.

– Край, а что случилось вообще? – прошептал Орфей.

– А разве непонятно? – глубокомысленно ответил я и тут же пояснил ответ: – А хрен его знает. Надеюсь, этого больше не повторится, пока мы на Полигоне. Чертовщина какая-то. Перезагрузка Матрицы, блин…

Миг небытия – вечность? – отменил ночь, и враз наступило утро. Заодно оказалось, что мы миновали луг-болото, каким-то чудесным образом перенеслись через него, и теперь замерли на краю леса. Сосны здесь были все кривые, будто их кто-то пнул, они поддались, выгнулись буквой «С» у самого основания, да так и остались, в нормальное свое состояние не вернулись. И были они все какие-то серые, кора с них тут и там облезла, на ветках жалко топорщились отдельные желтые иголки вперемешку с еще зелеными. Я прислушался: ничего – ни стука дятла, ни шелеста ветерка в редких островках пожухлой травы. А еще пахло тут вовсе не хвоей, а рябиновым цветом. Точно так же несет от трупа, который пролежал на жаре пару недель.

Мне здесь сразу не понравилось, да и Орфей с Турком заметно напряглись. Один только Панк беззаботно топтался на месте. Гребенчатый вел себя так, будто ничего сверхъестественного не случилось, и вообще он каждый день перемещается в пространстве, будучи отрезанным от привычной реальности временным барьером инопланетян. Вот так вот взваливает на горб пару баллонов с БОВ, способным уничтожить весь мир, – и перемещается себе! Баллоны он, кстати, поставил на землю и, ожидая моего решения по поводу дальнейших действий, наклонился, чтобы сорвать травинку и, стянув респиратор, сунуть ее себе в рот, чего я, конечно, никак не мог ему позволить. Еще отравится, дурак! Без лишних церемоний я перехватил его руку в запястье и сдавил так, что пальцы его тут же разжались, травинка выпала.

– Да что вы себе… – начал он.

Я не дал ему договорить:

– Респиратор надень, идиот. И не снимай, пока я не разрешу, если жизнь дорога. И не смей в рот всякую дрянь совать.

Отпустив третьего, я отошел от него и снял со спины вещмешок. Пора было кое-что прояснить…

Был бы у гребенчатого мозг в черепе, а не опилки, не годные даже на ДСП, он сообразил бы, что я спас ему шкуру. Увы, Макс Край имеет привычку слишком хорошо думать о людях, того не заслуживающих.

– Да я тебя… – растирая запястье, Панк двинул на меня.

Быстро же он позабыл о вежливости и манерах.

– Делай, как сказали. Забыл, зачем мы тут? – встав у него на пути, буркнул Орфей, и Панк тут же сник.

Мы вошли в лес, и на краю первой же поляны я скомандовал привал. Все сели, а Турок еще и залег за поваленным стволом. На дереве слева довольно высоко была ободрана кора. Так медведи-самцы, встав на зад-ние лапы, помечают границы своей территории. И вот, значит, неподалеку от такого «пограничного столба» мы остановились.

– Вставай, – буркнул Орфей и, когда Турок поднялся, показал рукой: – Ты оттуда, а я – там.

И они, на ходу расстегивая штаны, двинули каждый на свою исходную, достигнув которой принялись поливать мочой землю через относительно небольшие, примерно равные промежутки – и все это орошение в радиусе метров десяти от нашего лагеря.

– Что они делают?! – изумился Панк. – Они что, с ума сошли?..