Серые земли Эдема Кривенко Евгений

8. Царевна-лебедь

Вот и последний файл…

Наступила северная весна. Снег сошёл, остался только в ложбинах по склонам сопок. Появилась первая зелень. В коридорах и столовой мне стали попадаться два азиатских лица — возможно, очередная делегация по линии коммерческих контактов Климы.

Один азиат, высокий и худой, неожиданно появился перед занятием и стеснительно попросил разрешения присутствовать. Довольно гладко представился по-русски:

— Ли Шэнь, из Китайской народной республики. Окончил МГУ, интересуюсь философией и вообще всем, связанным с Россией.

Занятый конспектами, я не обратил особого внимания и пожал плечами:

— Пожалуйста.

Сидел он тихо, вопросов не задавал.

Программа занятий подходила к концу, и я с радостью думал, что скоро срок контракта закончится, и я снова увижу Киру. А может, разрешат съездить на майские праздники? Я решился зайти к Климе: не отпустит ли хоть теперь на неделю? Клима заворочался в кресле как потревоженный медведь и проворчал, что подумает.

А вечером явился неожиданный гость.

Раздался звонок, я пошёл открывать, но вспомнил о визите Павла и прежде посмотрел в глазок. На тускло освещённой площадке стоял давешний китаец.

Я застыл в нерешительности, но тот видно заметил, что глазок потемнел, и поклонился.

— Можно поговорить с вами? — донеслось сквозь дверь.

Интересно, включилась ли камера Марата? Он сказал, что должна реагировать на каждое движение возле двери. Но тут мне стало стыдно: что я, как пуганая ворона, боюсь каждого куста? Впустил китайца, и тот ещё раз поклонился:

— Это опять я, Ли Шэнь. Прошу извинить за беспокойство…

Извинялся он так долго, уважительно называя меня по имени-отчеству, что я перебил:

— Зовите меня просто Андрей. — И поинтересовался: — Чем могу служить?

Ещё и китайцы на мою голову.

Ли Шэнь потоптался в тесной прихожей и достал из пакета то, что можно было ожидать заранее — бутылку в форме небольшого дракона. Да, хорошая репутация у русских в мире…

— Вот, — сказал он стеснительно. — В благодарность за лекцию по философии.

Молодец, и по-русски знает, и обычаи соблюдает. Но на душе у меня заскребли кошки, точно так когда-то явился Павел…

— Ну что же, проходите, — вздохнул я.

Ли Шэнь, больше не церемонясь, прошёл на кухню и водрузил дракона на стол, добавив ещё две картонных коробочки.

— Говядина в томатном соусе, — объяснил он. — Одно из любимых китайских блюд. Надеюсь, вам понравится.

Павел тоже притащил водку с сёмгой… Что же это со мной всё повторяется? Но, может быть, на этот раз допрашивать и убивать не будут? На всякий случай я пресёк робкую попытку китайца перейти в гостиную, и мы остались на кухне.

Ли Шэнь разлил по стаканам напиток (оказалась рисовая водка) и чокнулся, причём коснулся верхней частью своей рюмки ножки моей. Наверное, это должно было означать уважение.

— Кан пей! — произнёс он. — По-вашему это означает «пей до дна», а в дословном переводе с китайского — «чтобы река обмелела».

И у китайцев есть слово «пей»…

Водка показалась мне крепче нашей, и я закашлялся. Спохватившись, Ли Шэнь быстро открыл картонные коробки и даже предупредительно подал вилку, а то я стал было опасаться, что придётся есть палочками. Говядина оказалась острой и густо залитой кисло-сладким томатным соусом.

Довольно вкусно.

Но что-то продолжало беспокоить меня. Словно зверёк скрёбся в глубине памяти. И вдруг холодом дохнуло из сумерек за окном. Уходящая в ночь крымская яйла, отель и молодой китаец с докладом. Мой нынешний гость!.. Добрались-таки до меня.

— Как там поживает Сибил? — криво улыбнулся я.

Что-то мелькнуло в глазах собеседника, но разве прочитаешь мысли азиата? Лицо стало слегка озадаченным, китаец внимательно поглядел на меня:

— Мы встречались? Извините, но я не помню.

Я передёрнул плечами:

— Прошлогодний Крым, семинар, ваш доклад о вариантах будущего. Кстати, довольно неплохой.

— А, — протянул Ли Шэнь. — Вспоминаю, но только семинар. Простите меня за плохую память, никак не могу вспомнить вас.

Что ж, довольно правдоподобно.

— Я пробыл недолго, — принуждённо улыбнулся я. — Пришлось э… уехать.

Ли Шэнь наморщил лоб:

— Ещё раз извините. Всё равно, я мог быть внимательнее. А про Сибил, к сожалению, ничего не знаю. Мы простились, и больше я с этим фондом не переписывался… Поделюсь информацией — мне посоветовали не иметь с ним дело. Что-то нечисто.

— Кто посоветовал? — полюбопытствовал я. Меня-то никто не опекал.

Но Ли Шэнь только широко улыбнулся и развёл руками. Мол, и рад бы, но…

Ну что же. Возможно, он и в самом деле не связан с организацией Сибил — мало ли в семинарах участвовало молодых учёных из разных стран? Тоже польстился на бесплатный сыр.

Всё же на сердце было тяжело, и я налил ещё по одной.

Выпили, заодно я обучил китайца русскому присловью: «между первой и второй промежуток небольшой». Постепенно разговорились. Ли Шэнь служил переводчиком (меня опять передёрнуло) при боссе, который представлял крупную китайскую фирму по производству плазменных телевизоров и прочей электроники. Небольшой состав делегации Ли Шэнь объяснил конфиденциальностью переговоров:

— Вы, русские, порой разрабатываете уникальные вещи, американцам такие и не снились. Всего-то не хватает умения организовать производство и рекламу.

Уже и китайцы нас учат.

— Желания не хватает, — хмуро пробормотал я. — Наши якобы бизнесмены предпочитают гнать сырую нефть за границу. А кто к трубе не сумел пристроиться, торгует лесом-кругляком и металлоломом. Будут они капиталы в современное производство вкладывать!

Не очень патриотично, но наболело.

Ли Шэнь поцокал языком:

— Жаль. Значит, надо заинтересовать их в этом. Наш великий Дэн Сяопин…

И пошёл рассказывать про свободные экономические зоны, привлечение иностранного капитала и стимулирование собственных промышленников.

Я слушал без энтузиазма.

— У нас наверху шушера с крысиными мозгами и одной мыслью, как бы урвать побольше. Где им до вашего Дэн Сяопина.

Ли Шэнь вздрогнул и даже пугливо оглянулся. Я и забыл, что у них там не особая демократия.

— У нас говорить можно всё, — горько сказал я. — Вот только сделать ничего не дадут. Нашим властям на Россию давно наплевать.

Ли Шэнь совсем смешался, так что пришлось налить по третьей.

— Вы всё ещё социализм строите? — спросил я, прожевав мясо.

Ли Шэнь вежливо улыбнулся:

— Это далёкая перспектива. Сначала нужно догнать Запад. Я очень надеюсь на сотрудничество наших стран. У вас, например, мы купили технологию, которая позволит повысить надёжность электронных схем. А в Сибири могли бы совместно разрабатывать месторождения полезных ископаемых.

«Пусти козла в огород, — подумал я. — Мигом всю Сибирь оттяпаете. Вон сколько вас, и народ до чёрта трудолюбивый. А у нас…».

Но про козла говорить не стал, ещё обидится. Поговорили о китайском пути строительства социализма, и Ли Шэнь откланялся. Вполне мирно, в отличие от Павла. Связывать и допрашивать меня, похоже, не собирался.

И всё-таки на следующий день я рассказал о визите Марату. Тот слушал, полузакрыв глаза:

— Китайцы прямой угрозы не представляют. Скорее всего, тебя навестили, чтобы сформировать хорошие личные отношения — «дух дружбы», есть у них такое понятие. Возможно, со временем попытаются перетянуть на работу в свою фирму. Ты всё-таки поосторожнее, но больше из-за Климы — тот боится, что его секреты выдашь. Ты для него какой-то непонятный, не то, что Роман. Философ, одним словом. Ну что, продолжим занятия?

Словно не услышал, что я видел этого китайца на семинаре Сибил. К чему бы это? Не хочет вмешиваться или подождёт, пока меня снова начнут убивать?.. Хотя скорее всего, он прав и мне нечего опасаться Ли Шэня. Такой же бедный вчерашний студент, как и я…

Снова стрельба, разминка, снаряды… Во время передышки Марат вернулся к любимой теме, про себя я мстительно называл её «философией рукоприкладства».

— Ты заметил, что я не учу тебя боевым искусствам? Они слишком скованы правилами и утратили ориентацию на реальный бой. А даже обычная уличная драка — это бой без правил, когда используются самые коварные уловки. Так что правило здесь — никаких правил! Чем больше «подлянок» ты применишь, тем лучше. В одной неглупой книжке даётся совет вообразить себя крысой, которую загнали в угол, чтобы убить. Ну и поступай, как загнанная в угол крыса. Например, тебя свалили на землю?.. Если нет ножа, вцепись в яйца нападающего и хорошенько крутани, чтобы завыл от боли. Мигом утратит к тебе интерес.

После этого теоретического вступления Марат стал описывать этапы боя. Первый — оценка врага и ситуации. Второй — завязка…

— Тут важно хоть чем-то вооружиться. Классик марксизма Фридрих Энгельс правильно писал: человек отличается от обезьяны тем, что умеет не только применять орудия, но и создавать их…

Марат с ухмылкой глянул на меня, проверяя, какой эффект произвела его философская эрудиция. Я изобразил на лице восхищение, авось мордовать станет меньше.

— Оружием может быть что угодно, — продолжал довольный Марат. — Вот мы тренировались с разбитой бутылкой, но кроме неё сойдёт осколок оконного стекла, кусок кирпича, ржавый гвоздь, лопата — короче, всё что угодно. Сумеешь пустить с их помощью кровь, и многие от тебя сразу отстанут. Почаще думай, каким из окружающих предметов ты сможешь воспользоваться в качестве оружия. Ходи по институту и представляй…

Вскоре удобный случай представился. Насупившись, Клима не разрешил уехать на праздники. Мол, и так скоро срок моего контракта закончится. Вспомнив совет Марата, я живо представил, как хватаю со стола ножницы и втыкаю раскрытыми лезвиями в шею Климы, прямо над узлом галстука. Не забыть потренироваться в быстром открывании…

Подействовало успокаивающе, а на физиономии Климы появилась неуверенность, и он слегка отодвинулся.

Весь май я промаялся. Северная природа просыпалась от зимнего сна: бежали ручьи, зеленели первые листья, ночь стала прозрачной и короткой. А я подолгу не мог заснуть, ворочался и думал о Кире.

Однажды наводил порядок в кладовке, и за ружьём для подводной охоты наткнулся на резиновые сапоги. Попробовал надеть, оказались лишь чуть велики, так что решил прогуляться по лесу. На месте бывшей лыжни оказалась едва заметная тропка, по её извивам я поднялся на холм. Как и зимой, шумели сосны, но теперь в лицо бил свежий тёплый ветер. Из-за сопки, через которую зимой пытался перевалить, блестела полоса морского залива. Налево она расширялась в тусклое серебряное пространство.

Белое море. Гиперборея, откуда ушли на юг арийские племена, оставив по берегам загадочные каменные спирали.

Я долго сидел на камне в компании сопок и бескрайнего неба, потягивая пиво. Когда пиво кончилось, ещё немного посидел и пошёл вниз. Скрылся за деревьями серебряный простор моря, отступило ввысь небо.

Ненадолго мы приближаемся к любви, ненадолго приближаемся к небу. А потом всегда спускаемся вниз.

Китайцы задержались в институте, и меня ещё несколько раз навещал Ли Шэнь. Приносил блюда китайской кухни и подолгу сидел, рассказывая о разных уголках своей родины.

Описывал Куньлунь: жёлтые горные хребты с серпантинами гравийных дорог, ирреально мерцающие снега и ледники на самых высоких вершинах, массивные стены буддистского монастыря в пустынном ущелье… Но тут почему-то осёкся, в глазах промелькнул испуг. Сразу перешёл к рассказу о южных островах — с рощами пальм и голубым простором Тихого океана за ослепительно-белыми пляжами.

И мне хотелось туда: к синим волнам, пальмам и сияющему голубому небу. Полежать бы на белом песке рядом с Кирой… Но по окну стекал дождь, а над лесом уныло тянулись серые облака.

Роман снова безвылазно торчал в лаборатории, но меня туда не пускал. Мавр сделал своё дело, мавр может уйти.

Ну и пусть, мне остался месяц…

Финал наступил неожиданно. Всё в нашем мире заканчивается неожиданно — и иначе, чем мы предполагали.

Я сидел в своей квартире, уныло глядя на зеленеющие склоны сопок. Занятия окончились, ребята уехали сдавать экзамены в Петрозаводский университет. Когда вернутся, моя миссия будет закончена. Я рассчитаюсь, упакую чемодан и наконец-то поеду к Кире…

Моя жизнь радикально изменилась за одну минуту.

Прозвучали странные аккорды, словно вдали торжественно и вместе с тем печально запели охотничьи рога (слышал в какой-то симфонии). В окне стало темнеть, сопки таяли в сумраке, напоследок вспыхивая изумрудно-зелёными склонами. Небо почернело, в нём зажглась фиолетовая дуга.

Солнечное затмение?

Что-то произошло с глазами, я никак не мог сфокусировать взгляд. А когда, наконец, смог видеть, то пейзаж за окном полностью изменился.

Собственно, окна больше не было. Да и стены тоже.

Половину комнаты словно обрезало, и передо мной открылся хмурый простор моря. Небо из дневного превратилось в вечернее — с тяжёлыми облаками над багровой полосой зари. Серых пятиэтажек института не стало — вдаль протянулся тёмный берег, где на скалах таинственно тлели красноватые отсветы. Я ощутил порыв свежего ветра и запах водорослей…

Багровая полоса быстро гасла, и вдруг на её месте вспыхнул изумрудно-зелёный луч. Наполовину охватил горизонт, словно фантастическая диадема, и… застыл.

А затем я увидел ту, для кого он возник столь царственным украшением.

Не один я странствовал по странным мирам. Снова мне открылось то, что когда-то видел полубезумный художник.

Женщина в платье, похожем на лебединое оперение, стояла то ли на берегу, то ли на тёмной воде — ног не было видно. И лицо я видел неясно: серебряный венец на голове то жемчужно мерцал, то вспыхивал зелёными искрами, и это затуманивало черты. Я понял только, что оно прекрасно, а потом огромные чёрные глаза уже не отпускали меня.

Машинально я встал.

Послышался голос, и я не понял: пришёл со стороны моря, или зазвучал у меня в голове?

— Привет тебе, путник на тёмной дороге. Вот ты и достиг развилки пути.

— Кто… вы? — с трудом выговорил я. Бешено застучало сердце.

— Говори мне «ты», — тихо раздалось в ответ. — Мало верных среди людей, и всё же друзья предают реже.

Я сглотнул:

— Но я не знаю… тебя.

Никогда не встречал такой красоты. Лишь один художник когда-то увидел и попытался изобразить на холсте загадочный облик, но вскоре сошёл с ума. Да на иконах можно увидеть столь таинственные и прекрасные женские лики. Впрочем, чем религия отличается от живописи? Всё это лишь неумелые наброски той грандиозной реальности, уголки которой и я посетил.

— Моё имя не может быть называемо, — словно ветер пропел над зыбью моря. — По крайней мере, пока. Просто говори мне «ты».

Ничего себе! Я с трудом подавил желание стать на колени. Хорошо ещё, что вспомнил Ницше: «Все вещи крещены у истока вечности и по ту сторону добра и зла». Раз уж оказался у истоков вечности, то забудь привычки раба.

— Зачем… ты явилась? — выдавил я.

Белая пена расцветала на прибрежных камнях, со мной словно разговаривал ветер.

— Мне нужен помощник и друг из твоего времени и пространства.

Я машинально отметил, что слово «помощник» она произнесла первым. Всё-таки женщина.

— Как я могу помочь? — горько спросил я. — Я живу в стране, которая потеряла себя. Планета быстро меняется, и Россия вскоре может исчезнуть с карты мира.

Ответ пришёл неожиданно ясный, слова холодом входили в мозг.

— Ты близко подошёл к пониманию, но не додумал. Для каждой страны и народа есть замысел. Иногда — внести новый фрагмент мирового узора. Иногда — ввести новый организующий принцип для всего человечества. Россия была создана столь беспримерно обширной, чтобы произвести синтез мировых Начал. Поэтому одним краем она примыкает к Китаю и Японии, другим должна была коснуться Индии, третьим вышла к мусульманскому миру, а четвёртым открылась Западу. Она мыслилась как страна-ключ к будущему всего мира. Но замысел был осознан немногими, а потом извращён. Сейчас возникла угроза победы лишь одного из Начал, а это означает гибель планеты. Мы не допустим этого — хотят люди или нет, мир будет изменён. Если понадобится, то через очистительное пламя. Но мы давно покинули Землю, и нам нужны союзники.

Как говорится, клин клином вышибают. У меня даже столбняк прошёл, настолько ошеломила неожиданная лекция по политологии. Так что не удержался и вставил:

— Или наёмники. У нас это обычное дело.

В ответе прозвучала грусть, и моё сердце сжалось.

— Потому я и хочу быть на «ты». Ты не наёмник. Можешь стать другом, а можешь отказаться. Ставки слишком высоки.

Наконец-то я сумел оторвать взгляд от её глаз и перевести на зелёный луч. Он не мерк, изумрудной дугой обтекая горизонт. Моё сердце то начинало отчаянно биться, то сжималось в тоске.

— Ты говоришь об очистительном пламени. Неужели будет война?

В ответе просквозил холодок:

— Люди не желают понять, что необходима гармония Начал. То одни, то другие пытаются устроить мир по-своему, а это неизбежно ведёт к войнам. Но мы не хотим, чтобы уже сейчас случился Армагеддон. Поэтому я и пришла к тебе.

Словно льдом сковало корни волос. «Вот ты и достиг развилки пути», — вспомнил я. Между Кирой и разлукой. Между собакой и волком. Между Лилит и… кем?

А ведь мне даже не пришлось ничего делать. Хотя Ли Шэнь как-то сказал: «Сиди на крыльце, и рано или поздно мимо пронесут труп твоего врага». Похоже, имея в виду Америку.

Но теперь выбор придётся сделать. Я до крови закусил губу и наконец решился.

— У меня есть одно условие, — хрипло выговорил я. — Пусть даже буду считаться наёмником. Я не хочу разлучаться с Кирой. Хотя бы весь мир погиб в пламени. Я знаю, что ты можешь…

Словно ветер подул с моря, неожиданно ласково пошевелив мои волосы.

— В моей власти пространство и время, — тихо прозвучало в ответ. — И ваш мир не погибнет, и условие принято. И я по-прежнему буду считать тебя другом.

— Я буду служить тебе, — страшная усталость навалилась на меня. — Пусть я не знаю, как. И всё равно, сколько времени.

— Помни, что слово сказано, — словно прохладные пальцы пробежали у меня в голове. — А срок не такой уж долгий. Спустя несколько часов начнётся очередная великая битва. А ещё через некоторое время неизбежно наступит Армагеддон. Я освобожу тебя от слова, когда он закончится.

Я потерял способность удивляться и глупо спросил:

— А когда он начнётся?

— Через столетие или два. Неясно, какой вариант осуществится.

Тут я всё-таки удивился:

— Я проживу два столетия?

Молчание в ответ. А потом словно шорох снежинок, еле слышный и грустный:

— Ты должен знать, что на этом пути легко погибнуть. Всё равно ты увидишь Киру — слово Владык незыблемо, даже если рухнет мир. Но тогда вы встретитесь под стенами Исейона. Умершие не возвращаются в этом эоне, разве что в виде призраков. И твоя служба на этом закончится.

Да уж. Спасибо, что предупредила.

— А что я должен делать?

— О многих вещах ты узнаешь позднее. И научишься многому тоже. Пока важно одно, ты должен оставить Землю и отправиться в Сад — это мой мир. Сейчас ты видишь один из его уголков. Я уверена, что Кира последует за тобой… — Тут чудесная гостья слегка улыбнулась, и будто жемчужный свет замерцал на воде. — Проблема в том, что в Сад нельзя попасть напрямую, он четырехмерен, и вы не сможете существовать там. Лишь по окраинам у него три измерения, но чтобы добраться туда, нужно пройти через особый мир — Мир между мирами. Попасть в него несложно, он сдвинут относительно вашего во времени, и некоторые догадливые люди проникали туда. В этом мире надо идти день или два по направлению к солнцу, оно там неподвижно, пока тебя не подхватит поток времени Сада… Вторая проблема в том, что этот мир открыт для каждого и может случиться всё. Там равны Владыки и люди, и это будет твоё первое испытание — просто дойти…

Зря не дослушал, слишком поторопился с вопросом:

— Кто-то ещё пойдёт через этот мир?

На этот раз послышался будто ласковый шелест берёз:

— Я открою двери для части людей. Тех, кто будет нужен в изменившемся мире, а здесь могут погибнуть. Для них откроется путь в страну тихих сумерек, где солнце вечно садится и не может сесть, у вас её называют Китеж-град. Но твоя дорога лежит в другую сторону, в направлении солнца.

— А война?.. — начал я.

Незнакомка поднесла палец к губам, и перстень таинственно замерцал зелёным.

— Война — не моё дело, — донеслось с вечернего моря. — О планах и сроках с тобой поговорят другие. А пока… остаётся одно. Подойди ближе, но не пересекай границы миров, твоё сердце остановится мгновенно. Протяни руку над гранью, и пролей каплю крови на почву моего мира. У Владык незыблемо слово, но у людей прочно лишь основанное на крови.

Читал про такое. Что же, классический способ подписания контракта. Я поискал глазами что-нибудь острое.

— Нет! — женщина подняла руку к волосам под серебристой короной. — Только протяни руку.

Я сделал пару шагов, и голова закружилась. Совсем близко на камнях распускались пенные цветы, но одновременно казалось, что они расцветают в бездне. Я протянул руку ладонью вверх и почувствовал, как кожу закололи ледяные иголки, рука сразу онемела.

А женщина вынула из волос серебряную шпильку и посмотрела мне прямо в глаза…

Я не могу описать этот взгляд — он был как чёрная молния. Словно отдёрнулась завеса в некий сверкающий мир… Но тотчас всё погасло, я покачнулся и ощутил боль в пальце.

Моргнул и поглядел.

Капля крови набухла на кончике пальца, помедлила и сорвалась. Проплыла в воздухе, коснулась камня и превратилась в облачко розоватого пара, которое сразу развеял порыв холодного ветра.

— Я освобождаю тебя от зла, — тихо прозвенело в ушах. — Ты свободен. И ты дал слово.

Женщина отступила, поднимая руку, и вложила шпильку обратно в волосы. На миг я отчётливо увидел лицо — оно было несказанно прекрасно и немного грустно. В следующий миг у меня перехватило дыхание — она как лебедь заскользила к багровеющим скалам.

— До свидания, — услышал я. — Не печалься на тёмной дороге…

Зелёный луч погас, накатила тьма. Снова фиолетовая дуга промелькнула в небе. Скачком возникла из небытия стена комнаты.

Окно почему-то осталось чёрным.

Я отвернулся, чувствуя лёгкую тошноту и усталость. Сходить за бутылкой пива?

Не скоро доведётся снова его попробовать. Я застыл в полуобороте.

Или не все гости разошлись, или этот только явился — за столом сидел старый знакомый. Он поставил меч вертикально, будто крест, и обхватил пальцами рукоять.

Александр!

— Здравствуй, — вежливо произнёс он, но кланяться на сей раз не стал. Я мимолётно отметил, что в этот раз обратился ко мне на «ты».

Выглядел он так же: худое обветренное лицо, чёрная бородка, пронзительный взгляд из-под густых бровей. Только одежда как будто другая, не похожая на монашеское одеяние.