Реставраторы миров (сборник) Трищенко Сергей

Пистолет

Жургч выстрелил. Пуля, напоминающая сдвоенную крест-накрест клешню краба, вылетела из ствола и вонзилась в самое аппетитное и мягкое для неё место человека – в живот. Тотчас же крестообразные челюсти раскрылись и принялись пожирать живую плоть, быстро пережёвывая и проглатывая.

Поражённый пулей несчастный закричал. Жургч бесстрастно следил за агонией жертвы, поглаживая ствол пистолета.

Пистолет попал к нему совсем недавно. Жургч нашел его под кустом и взял себе, привлечённый сначала необычностью формы, а затем покорённый неожиданным действием выстрела.

Жургч недолго задумывался, пуская пистолет в ход при любом удобном случае. Более того, вскоре он принялся использовать пистолет и при разрешении небольших конфликтов, где вполне можно обойтись зуботычиной – например, если кто-то наступал ему на ногу.

Жургч сначала немного удивлялся собственной возросшей агрессивности, но затем успокоился, привыкнув наслаждаться полученной властью. Сам ли Жургч дошёл до такой мысли, или она была внушена ему пистолетом – не имело значения.

Жертва перестала дёргаться: пуля в беспрестанном пережёвывании дошла до жизненно важных центров и прекратила агонию человека. Но продолжила двигаться и жевать.

Жургч повернулся, спрятал пистолет и ушёл. Ему стало неинтересно. А раньше обычно досматривал до конца: пуля, постепенно увеличиваясь в размерах, сжирала жертву без остатка и замирала, распухшая, постепенно окукливаясь. Впрочем, это протекало достаточно медленно, и было не столь зрелищно, как сам выстрел.

Поэтому Жургч никогда не видел, как пуля, превратившись в блестящее металлическое яйцо-куколку, медленно вызревает, постепенно меняя цвет от серебристо-блестящего до матово-чёрного.

И как потом лопается застаревшая кожура, и на месте бывшей металлической куколки остаётся лежать новенький блестящий пистолет, немного необычной формы, у которого на конце стола торчит первая пуля, напоминающая сдвоенную крест-накрест клешню краба, а ещё двенадцать точно таких же пуль теснятся, дозревая, в магазине пистолетной рукоятки.

Так они размножались.

Великий завоеватель

– Да-а, – Великий Завоеватель пнул левой ногой то, что осталось от космического корабля, и огляделся.

– Ну и дыра! Похоже, на всей планете не найдётся и завалящего городишки, сплошная сельская местность.

Ещё при облете он обратил внимание на отсутствие крупных поселений. Сердце подсказывало, что не стоит связываться с такой дрянной планетишкой, но Великий Завоеватель привык во всём подчиняться собственной стальной воле и не слушать ничьих советов, будь это даже его собственное сердце. Тем более что у сердца не имелось никаких веских аргументов, одно лишь неявное предчувствие. И вот – пожалуйста.

Но Великий Завоеватель не унывал. В конце концов, овладеть целой планетой, пусть и сельскохозяйственной, тоже немало: продовольствие ценилось во все века, без него не может обойтись никто. А если планета сельскохозяйственная, то её легче завоевать: что смогут сделать селяне с вилами да косами против современного супероружия? А оно, в отличие от корабля, сохранилось нетронутым, потому что было Абсолютным: неразрушимым, неуничтожимым, с неиссякаемым боезапасом, и прочее, и прочее, и прочее. Если бы у Великого Завоевателя не имелось такого оружия, он бы не рискнул начинать завоевание, но с оружием… Оружие и сделало его Великим.

Ему покорились уже четыреста сорок две планеты, но он не задержался ни на одной: всюду оставляя наместников, он отправлялся в путь сразу после того, как все жители приносили ему клятву верности. И всегда отправлялся один. Как ни упрашивали его появляющиеся словно ниоткуда почитатели и прихлебатели – из бывших врагов! – как ни ползали перед ним на коленях, Великий Завоеватель был неумолим: он боялся, что кто-нибудь из них сможет овладеть секретом Абсолютного Оружия, свергнуть его и занять его место.

Такое было вполне вероятно: история знает подобные случаи. Знал их и Великий Завоеватель. Он не исключал возможности и того, что сам, «прикипев душой» к какому-нибудь проходимцу, раскроет тому секрет Абсолютного Оружия. А это означало потерю всего, чего он успел добиться. Поэтому и путешествовал и завоевывал новые миры один.

И вот теперь космический корабль его подвёл.

«Но, кто знает? – мелькнула в голове у Великого Завоевателя внезапная догадка. – Не может ли быть так, что жители планеты обладают каким-либо особым оружием, позволяющим ломать чужие корабли при посадке?»

Великий Завоеватель был очень подозрительным и очень умным. В его мозгу рождались сотни разнообразных мыслей, порою противоречивых, но он всегда мог отобрать из них те, что соответствовали действительности. Не сразу, конечно, со временем, но мог.

И вот теперь ему следовало проверить новую догадку – разумеется, решив попутно вопрос завоевания планеты. Но они были связаны между собой, поэтому решать и проверять следовало совместно. Великий Завоеватель гордился способностью делать несколько дел одновременно. Такой особенностью отличались все великие люди, Великий Завоеватель знал это и радовался ещё одному подтверждению своей принадлежности к великим людям.

Со стороны деревни показалась процессия. Великий Завоеватель специально посадил корабль поближе к населенному пункту, дабы не пришлось идти слишком далеко, завоевывая.

– Приветствуем тебя, пришелец со звёзд! – обратился к Великому Завоевателю старейшина с длинной белой бородой.

– О! Так вы знаете о межзвёздных полётах? – удивился Великий Завоеватель. – Тем лучше! Значит, сюда прилетают космические корабли?

– Не часто, – поклонился старейшина. – Они уважают нашу свободу. Мы обеспечиваем себя всем необходимым, и потому не испытываем надобности в торговле. Но у нас остались их подарки, которыми некоторые торговцы пытались соблазнить нас. Ты можешь осмотреть их и взять всё, что захочешь. Ты тоже торговец?

– Нет! – прорычал Великий Завоеватель. – Я – завоеватель!

– А что это? – спросил старейшина.

Великий Завоеватель запнулся. Он попытался сформулировать определение завоевателя, и не смог. До сих пор ничего подобного от него не требовалось: люди сначала в панике разбегались, а потом сдавались в плен, либо хватались за оружие, а потом сдавались. Бывало и так, что сразу сдавались – из тех, до кого успела дойти его слава, слава Великого Завоевателя! Но эта деревня, похоже, ничего не знает.

Видя, что Великий Завоеватель затрудняется ответить, старейшина решил помочь ему:

– Что ты собираешься делать? Торговать? Или осматривать нашу планету? Но на ней нет красивых видов… то есть нам они кажутся красивыми, но прилетавшие сюда и называвшиеся туристами, улетели разочарованными… На нашей планете также нет никаких полезных ископаемых, кроме железа. Так нам сказали ис… исследователи, которые тоже побывали на нашей…

– Отставить! – рявкнул Великий Завоеватель. – Завоеватель – это тот, кто захватывает планеты и заставляет жителей подчиняться себе!

Старейшина опечалился.

– Боюсь, мы ничем не сможем тебе помочь. Мы никому не подчиняемся, мы свободны.

– Но у вас есть какая-то власть? – удивился Великий Завоеватель.

Старейшина покачал головой.

– Нет. Но мы знаем, что это такое. Нам рассказывали пришельцы. Это когда один человек не хочет или не может что-то делать сам и поэтому приказывает другому? Но почему он не может сделать сам? Он что, больной? У нас ничего подобного нет. Если кому-то нужна помощь, он приходит и просит, и ему помогают. Но приказывать? Зачем?

– Когда приказываешь, можно не работать, – усмехаясь, пояснил Великий Завоеватель.

– Но это же скучно! – удивился старейшина. – Чем же заниматься, если не работать?

– Неужели у вас никогда не бывает праздников? – в свою очередь удивился Великий Завоеватель.

– Праздники? Конечно, бывают! Рождение ребёнка, свадьба, сбор урожая – всё это праздники. Мы веселимся от души! Если ты останешься у нас, то увидишь…

– Конечно, останусь, – усмехнулся Великий Завоеватель. – Потому что я прибыл с планеты, где любят власть и не любят работать!

– Если ты не хочешь работать, – пожал плечами старейшина, – мы могли бы кормить тебя. Пожалуйста, ты можешь ничего не делать. Ты можешь ходить вокруг и смотреть… или сидеть на одном месте и заниматься тем, что тебе нравится. Может, тебе нужны женщины? Пожалуйста: любая из наших женщин будет рада разделить с тобой ложе.

– И мужья не будут возражать? – с ухмылкой спросил Великий Завоеватель.

– Но ты же гость, – спокойно отвечал старейшина. – И потом: у нас много незамужних женщин. У тебя может быть своя женщина, и не одна. Зачем тебе чужие?

– Мне вообще не надо женщин! – оборвал его Великий Завоеватель. Настроение его портилось, как свежепойманная рыба.

– Если тебе нужны одурманивающие травы, – продолжал старейшина.

– Мне не нужны травы! – рявкнул Великий Завоеватель. – Мне нужна власть! Она одурманивает лучше любой травы.

– Подумай, – мягко произнёс старейшина, – может быть, тебе нравится что-то ещё?

– Мне нравится приказывать людям! – прорычал Великий Завоеватель.

– Но у нас некому приказывать! Все и так знают своё дело: пекари пекут хлеб, рыбаки ловят рыбу…

– А я хочу, чтобы все делали то, что я скажу! – прорычал Великий Завоеватель. – Если я захочу, у вас пекари начнут ловить рыбу, а рыбаки печь хлеб!

– Но они этого не умеют, – пожал плечами старейшина.

– Научатся!

– Но зачем это нужно? Если у нас уже есть и пекари, и рыбаки?

– Потому что я так хочу! – отрезал Великий Завоеватель. Он решил, что пришла пора начать завоевание и предъявить требования. – А ещё я хочу, чтобы вы всю пищу принесли ко мне, а я сам буду распределять, кому сколько положено. Впоследствии назначу на эту должность кого-нибудь, возможно и тебя, – он кивнул старейшине.

– Но я же говорил тебе, что пищи у нас хватает на всех. Хватит и тебе, не беспокойся.

– Дело не в беспокойстве, а в том, что самое ценное в жизни – это пища. И когда у людей отбираешь еду, то они рано или поздно со всем соглашаются, – улыбаясь, пояснил Великий Завоеватель.

– Мы ничего тебе не принесём! – сердито сказал старейшина. – Ты не сможешь ничего распределить! Ты не можешь управлять самим собой, как же тебе управлять другими? Человек должен уметь управлять собой!

– Ах, так вы мне не верите! – возмутился Великий Завоеватель. – Кто не подчинится мне, тот умрёт!

И в подтверждении своих слов он направил ствол Абсолютного Оружия на стоящего с краю жителя деревни и нажал на спуск. Житель исчез в столбе пламени, а через мгновение пропал и столб.

– А-а, так ты хочешь, чтобы мы все умерли? – с видимым облегчением произнёс старейшина. Лицо его разгладилось и просветлело. Точно так же просветлели и лица всей делегации, до того сосредоточенно размышляющие: что нужно новому пришельцу. Теперь всё встало на свои места.

Они повернулись и пошли прочь.

– Мне не нужна ваша смерть! Мне нужно, чтобы вы мне подчинялись! – закричал Великий Завоеватель им вслед.

– Мы не можем никому подчиняться, – через плечо ответил старейшина.

– Подумайте хорошенько! – крикнул Великий Завоеватель, но не получил никакого ответа.

На следующий день Великий Завоеватель, оглядывая в бинокль деревню, заметил на кладбище небольшое шевеление. Подойдя поближе, он обнаружил, что все жители, от мала до велика, роют могилы.

– Что вы делаете? – удивился он.

– Готовимся к смерти, – спокойно сказал старейшина.

– Зачем вам умирать? Выполняйте всё, что я скажу – и живите.

– Один человек не может решать за всех, – ответил старейшина. – Зачем тебе нужна такая нагрузка? Пусть каждый думает сам за себя.

– Ты ничего не понимаешь, – усмехнулся Великий Завоеватель. – В том-то и заключается суть любого завоевания, чтобы подчинить всех воле одного.

– А потом, когда ты умрёшь? – спросил старец, заглянув Великому Завоевателю прямо в глаза. – Чью волю нам выполнять?

– Так далеко я не заглядываю, – отмахнулся Великий Завоеватель.

– Зачем делать великие дела, если срок их существования невелик? Великое дело должно существовать века.

– Великое – это то, о чём будут говорить века, – возразил Великий Завоеватель.

– Но тебя тогда не будет. Разве ты об этом услышишь? Ты даже не будешь знать, будут ли говорить о тебе, или забудут завтра же.

– Лучше всего люди помнят великих злодеев.

– Значит, ты – великий злодей?

– Можешь считать и так.

– Вот поэтому мы и собираемся умереть. Для нас проще умереть, чем подчиниться. Но если ты передумаешь, мы останемся жить.

Великий Завоеватель задумался.

Остаться одному, без власти, среди людей, которые будут кормить его из милости? Видеть укоризненные взгляды? Ждать, когда прилетит какой-нибудь корабль и подберёт его? Стоп. Ждать он может и один, без них. Пусть умирают! Не может быть, чтобы они так легко согласились уйти из жизни. До сих пор ни одно из живых существ добровольно не отказывалось от жизни. В ногах ползали, умоляли – но хотели жить. Эти не будут исключением.

– Я хочу повелевать вами! – провозгласил Великий Завоеватель.

– Что ж, – вздохнул старейшина. – Ты не оставил нам выбора.

И жители деревни принялись один за другим опускаться в приготовленные ими могилы. Улёгшись, они дергали за рычаг, и странная конструкция, назначение которой было первоначально непонятно Великому Завоевателю, освобождала массу земли, мгновенно заполняющую могилу.

Миг – и перед Великим Завоевателем возвысился ряд одинаковых земляных холмиков.

– Будьте вы все прокляты! – прошипел Великий Завоеватель, а затем, обезумев от охватившей его ярости, принялся поливать огнём Абсолютного Оружия кладбище, стараясь сравнять его с землей.

Через несколько мгновений всю поверхность бывшего кладбища покрывала медленно остывающая стекловидная корка.

Великий Завоеватель отправился по планете, на поиски других деревень. Но всюду он встречал ровные ряды могил.

«Как они узнали? – думал Великий Завоеватель. – Я ведь здесь не был!»

Когда через много-много лет на планету прилетел космический корабль – из тех, которые никогда не бывали на ней и не знали, что жители её превыше всего ценят свободу, – то экипаж обнаружил на всей планете одного-единственного жителя, безумного человека, который охотился на мелких зверьков, убивал их и поедал сырыми…

Ответственный за мир

Его назначили Ответственным за мир. Он не хотел этого: желал творить самостоятельно. Но что поделаешь, не могут сразу после окончания института доверить создание нового мира – неизвестно ещё, что получится. В курсовых вроде всё выходило как следует, но то лабораторные условия, а что будет в реальных?

Сначала надо поработать Ответственным, показать, чему тебя научили, как ты усвоил полученные знания, сможешь ли вывести Разумный Мир на твёрдую дорогу к процветанию (не путать с зацветанием!), а потом можно приниматься и за самостоятельную работу – твори, сколько душе угодно – в рамках необходимого, разумеется, и в соответствии с генпланом, типовым проектом и сметой.

А то вдруг тебе захочется новый мир создать, а на этом месте предусматривалось транспортную магистраль в другую галактику проложить, что тогда? Что-нибудь сносить придётся. И хорошо если разумных существ в новом мире нет, а то им вроде как Страшный суд начнется.

Вообще работа Ответственного давала большой практический результат: прошедшие через неё меньше совершали ошибок. Ну и теряли немного горячности – поработай-ка несколько миллионов лет на исправлении чужой эволюции – захочется ли самому экспериментировать? Особенно если знаешь, что и в твой мир обязательно назначат Ответственного, и он будет исправлять все твои огрехи, которые ты хотел выдать за новое слово в миротворчестве.

Так что все рассуждения о метановых цивилизациях и сернокислотных океанах, в которых плещутся счастливые гуманоиды, абсолютно не имеют реальной почвы, и являются студенческим байками, фольклором из цикла «Смешные случаи на уроках».

Мир устроен несколько более скучно, чем нам хотелось бы, зато нет беспокойства, что, летя куда-нибудь в другую галактику, попутно попадёшь в облако антивещества. Хорошее антивещество на дороге не валяется!

Разумеется, есть экспериментаторы, которые готовы всю жизнь просидеть над своим миром, поддерживая равновесие, боясь отойти даже на пару минут перекусить или поодеколониться, ибо тогда не разберёшь, что же было сотворено, а что появилось спонтанно, в результате случайных флуктуаций и артефактов?

Но речь не о них. Если есть хороший аналог, зачем придумывать нежизнеспособные экспериментальные схемы? Что, это науку двигает? Не двигает это науку. Разве дело – создать цивилизацию на кремниевой основе, а потом удивляться: «Чего они все, как каменные?»

Можно, можно сделать и на кремниевой, но кто, кроме самого творца, согласится сидеть рядом с ней и постоянно вдыхать в глиняные чудовища жизнь? И самому создателю это скоро надоест. Особой ценности такие эксперименты не имеют.

Но даже если Жизнь создана вполне жизнеспособная, могущая самовоспроизводиться, хлопот с ней много. Тут вступают в силу другие факторы.

Трудно с самого начала предусмотреть всё заранее, что-нибудь да упустишь. То эксцентриситет орбиты превысишь, а слишком большая эллипсность ещё никого до добра не доводила: разве это жизнь, если она вынуждена прозябать во время длиннющей зимы, затем сгорать (не от стыда – от стыда Творец сгорает) во время не менее длиннющего лета?

Или расстояние до светила… тоже некий оптимум должен быть. А тектоническая активность – захочешь, чтобы вулканы скорее отдали содержащиеся в магматических породах газы, а они так заизвергаются, что не остановишь. Да это всё лежит на поверхности – не рассматривая, например, случаи, когда жизнь создана в системе двойных солнц – а во Вселенной в основном такие и встречаются.

Но это легко различимое, видимое простым глазом. А как быть с продолжительностью митоза? Или постоянством генезиса? Мутантными способностями организма? Это всплывает в процессе эксплуатации мира и, как правило, в самый неподходящий момент.

А в институте таким тонкостям не обучали, или обучали, но ознакомительно – всего за пять лет не дашь, при любом желании. К тому же многое ещё не исследовано.

Вот и приходится исправлять с виду как будто новенький и хороший мир. А как исправлять? Наскоком не получается, пробовали. Создавали как-то службу мировых Инспекторов.

Прибудет Инспектор на планету, в недавно созданный мир, посмотрит, покрутится, увидит отклонения от проекта, исправит – и полетел дальше. А мир продолжает развиваться дальше, с незамеченными отклонениями. Глядишь – накапливаются новые изменения, да в таком количестве и такие, что от первоначального замысла почти ничего не остаётся. Опять исправлять надо.

А в мире уже разумная жизнь появилась. Это если её нет проще: сделал пару катаклизмов, перетряхнул климат, изменил ось наклона планеты – неприятно, да ничего, неразумные существа переживут. А если кто-то и вымрет, не выдержит пертурбаций, тоже ничего страшного – можно создать других, более совершенных. А если разум уже есть? Тогда большая осторожность требуется.

Хорошо, когда на планете учёные появились – они всегда объяснят, почему всё вдруг началось и потом так же неожиданно кончилось. Скажем, введут новую константу. Объяснять гораздо легче, чем творить самому.

А если нет учёных? Обязательно неразумные сограждане выдумают бога-творца. И попробуй потом объясни – если застанут тебя на месте преступления, то бишь творения-исправления – что ты не бог-творец, а всего-навсего Инспектор? Ведь не поверят. По воде ходишь? Хожу. Камень, который поднять не можешь, сотворишь? Сотворю. Ну а как насчет того, чтобы пятью хлебами и двумя рыбами накормить семь тысяч человек? Со всем нашим удовольствием: помещаем икринки в инкубатор ускоренного развития и через пару минут на каждого будет по три рыбы, а если они атлантические селёдки, то и по пять. И никто не поверит, что это является миллионолетним плодом развития твоей цивилизации и твоей тренировки, а не недоеданием в детстве и недосыпанием в юности.

Вот и пришлось от службы Инспекторов отказаться. Ввели вместо новую штатную единицу – Ответственный за мир – и утвердили должностную инструкцию, согласно которой должен жить Ответственный на планете до тех пор, пока не выведет образовавшийся разум на дорогу к будущему и не доведёт до такого места, с которого назад уже не вернёшься, а в сторону свернуть – совесть не позволяет. Смог сделать – пожалуйста, получай диплом с квалификацией мастера-творца и твори новые миры самостоятельно, но строго по проекту…

Вот и назначили нашего недавнего выпускника МИИТа – мирового института инженеров-творцов – Ответственным за мир.

Ничего мир попался – не лучше и не хуже других – обычный, каких много. Строительного мусору, правда, многовато в окрестностях навалено, но это тоже как обычно. И с благоустройством туговато.

Но новый Ответственный творчески подошёл к мусору – соорудил из него пояс астероидов, сделав запас материала для детского технического творчества будущих разумных существ – когда те захотят соорудить что-нибудь полезное, запустил пару комет – для зарождения астрономии на ранней стадии развития цивилизации. А остальные пылинки, которые попались по дороге, организовал в метеорные рои, дабы услаждать взор влюблённых падающими звёздами.

Сделал это и заскучал поначалу – мир-то на периферии Галактики попался, никаких развлечений на много световых лет вокруг. А покидать нельзя: вдруг что случится?

Правда, вскоре веселее стало, эволюция началась. Забулькал первичный бульон, в меру посоленный, заплавали комочки протоплазмы. И Ответственный таким же комочком плавал – правило есть: принимать Ответственному форму, которая соответствует господствующему виду.

А то бывало раньше: сидит на берегу первичного океанного бульона человек во фраке и цилиндре и камушки бросает – для ускорения эволюции. Любой, кто посетит планету, сразу поймёт, что дело нечисто, и захочет вмешаться. Потом не оправдаешься. Примут за творца и навесят всю ответственность. Лучше протоплазмой плавать.

Поплавал так Ответственный, поплавал и на сушу подался. А то у него от воды, пусть и тёплой, насморк развиваться стал, а для насморка время ещё не пришло, лекарств не придумали. Глядя на Ответственного, и другие существа на сушу потянулись: личный пример много значит.

На суше скучать не приходилось – знай подталкивай эволюцию то с одной стороны, то с другой, чтоб она, лентяйка и лежебока, на месте не замерла. Ну, по эволюции у него всегда пятерки были. С динозаврами только немного ошибся – думал, смогут они претендовать на венец творения. Но разве такой громадный венец на голове удержится? Пришлось пересматривать взгляды.

Началась цивилизация, а с нею неизбежные трудности. Хотя Ответственного предупреждали, собственные впечатления были очень неприятными. Он-то думал, что направить людей на нужный путь будет так же легко, как справиться с динозаврами. Но если там помогло небольшое увеличение поля тяготения, то тут наскоком не удавалось. Ответственный пытался становиться во главе государств и таким образом вести народ к светлому будущему, путём реформ, но, пав несколько раз от руки наёмных убийц, отказался от подобного плана, решив пойти по пути постепенных изменений.

Сейчас он работал на большом автомобильном заводе в крупном городе одной из стран Северного полушария – по местному обозначению. Он всегда находился там, где его присутствие могло принести наибольшую пользу, где, как он чувствовал, было опаснее всего, где вмешательство становилось наиболее необходимым. Раз он решил изменять в первую очередь сознание людей, то работа предстоит большая: сознание сопротивляется изменениям, потому что не хочет терять самостоятельность.

Он стоял у заводского забора, за которым возвышались не дымившие сегодня трубы, ждал товарищей и думал о постепенном накоплении изменений.

Посмотрел на солнце, прищурившись, убрал два самых крупных пятна, и, заметив подходящую колонну, поправил под мышкой свёрнутый транспарант, шагнул в общие ряды: шла демонстрация в поддержку мира.

Через много лет

Читать только имеющим чувство юмора!

Они были членами «Слава КПСС!». Так называлась их партия, но почему она так называлась, не помнил никто. Но это была настоящая, большая партия – их количество ровно в десять раз превышало то минимальное число членов, которое должно быть в первичной организации. Так было написано в старинной потрёпанной малоформатной книжке, начало и конец которой оказались оборванными, да и из середины тоже кто-то выдрал отдельные листки.

Но всё же она была руководством к действию и все мероприятия они старались проводить, сообразуясь с ней. Кое-кто уже начал называть книжонку просто Святой Книгой.

Книгу они нашли не очень давно, в подвале полуразрушенного дома, развалины которого стали их штаб-квартирой. Не потому он стал штаб-квартирой, что там нашли книгу, а просто надо было где-то собираться, а другие развалины давно заселили, и за них пришлось бы основательно подраться.

Это же место почему-то считалось у жителей города проклятым, сюда мало кто заходил – разве что такие же юные отщепенцы-горлопаны, как они. Но они пришли сюда первыми, и поэтому присвоили себе право владения развалинами.

Но их партия создавалась не на пустом месте – книга являлась лишь подтверждением их убеждений, которые, в свою очередь, базировались на старинных преданиях, передаваемых изустно из поколения в поколение. Так, они помнили, что у истоков партии стоял какой-то Лысый, который создал весь мир за семь или за десять дней – ещё, говорят, была такая книга – «10 дней, которые потрясли мир». От неё, правда, осталась всего одна обложка, но это не умаляло её исторической ценности, так как становилось известно Творца имя: Джон Рид.

Творец создал мир, а от мира затем отколись Польша, Финляндия, Исламистан и Украина. Было у него Волитбюро, состоящее из двенадцати апостолов, но один из них предал Вождя, и он их всех за это расстрелял.

Бытовало ещё мнение, что Лысый создал – или разделил, тут мнения расходились – всего одно государство, но зато нового типа, или новых типов, которые не захотели в нём жить и начали перестраивать.

Те же страны, что откололись, сделали это потому, что не хотели сеять кукурузу, а хотели жевать готовую «Кукуруку», обрывки обёрток которой часто валяются под ногами. Осталась не расколотой одна страна, которую с тех пор называли просто – Страна. Или Странна – потому что не смогла найти себе подходящего названия, а также флага, герба и гимна, которые бы всех устраивали.

Но разногласие в названиях появилось, скорее всего, потому, что некоторые из устных рассказчиков заикаются, а другие – нет. Но поскольку ни те, ни другие не умеют ни читать, ни писать, возникло две ветви ереси, из которых одна считала, что живет в Стране, а вторая, что в Странне.

Нашим ребятам повезло: они читать ещё умели – приобрели эту способность по наследству, в результате спонтанных мутаций, а сохранить отчасти помогла Книга, и они на ней поклялись и дальше передавать знание своим детям и внукам, если те случайно появятся в октябре.

Партийной работы у них находилось достаточно много: они собирали обрывки бумаги, на которой можно писать, и вели Историю Партии, которую называли Летопись, потому что зимой в развалинах становилось холодно и невозможно писать. Их партия заслуживала своей Истории – она ведь была самой массовой, самой организованной, и её истоки уходили куда-то в далёкое-далёкое прошлое, когда по дремучим лесам доисторической Европы бродили призраки и мамонты. Или призраки мамонтов – тут тоже имелись разногласия.

И потому они тщательно собирали и записывали все древние мифы и предания, относящиеся к их Партии и к Стране: и о Неделе Трёх Съездов, и о Генеральном Секретаре, и о Красной Шапочке.

Они верили, что пройдут годы – и их Партия вновь станет народом, как бывало раньше. Пройдёт тысячелетний период разрухи, начатый Лысым, люди вернутся на поля, фабрики и заводы, построят новые дома, перестанут спорить в парламенте – они не знали, что обозначают все эти слова, но так говорили предки, и они запомнили всё дословно и твердо верили, что так и будет.

Люди перестанут, наконец, есть крыс и друг друга, не будет больше изматывающих стычек с другими партиями – например, с вульгарной партией «Больных камешков» или «Роллинг Стоунз», которая больше походила на тайное общество, члены которого узнавали друг друга по условному знаку – верчению указательным пальцем у виска. Целыми днями они только и занимались, что сбором круглых окатанных камешков, которые называли «васька», да ещё кусочков металла, в которых проделывали дырки, чтобы носить на шее. Они поклонялись древнему богу «Хэви метал» и, входя в экстаз, постоянно бормотали: «Хэви, хэви, хэви метал. Метал, метал, метал-хэви. Хэви-метал, хэви-метал, метал, метал, метал – хэви». И так далее, пока не впадали в полную прострацию.

А в остальном они были такие же, как все нормальные люди: голые, грязные, питающиеся всякими отбросами, да иногда – бесплатным супом из зелёных полевых кухонь, на которых было написано «US Army». Все называли эти кухни «гамнитарной помощью».

И, словно бесценную реликвию, бережно хранили они потрёпанную красную ленту материи, которую другие давно пустили бы на набедренные повязки. На ленте было написано золотом название их Партии: «Слава КПСС!»

Флюгера и ветры

Я, тёплый апрельский ветерок, прилетел в город флюгеров. Что и видеть ветру, как не крыши? – в первую очередь. Это потом опустишься пониже, поколышешь занавески на окне, заглянешь внутрь, взъерошишь перья греющимся на солнышке воробьям, дунешь в нос зажмурящейся кошке, погладишь по щёчкам какого-нибудь карапуза…

Но это потом, потом. А сейчас, пока подлетаешь к городу, видишь прежде всего крыши. Крыши и флюгера. Много-много флюгеров на крышах. И ты понимаешь, что прежде всего они встречают тебя. Ты им нужен. Без тебя они – ничто, они для того и созданы, чтобы указывать твоё направление. Будто ты и без того не знаешь, откуда дуешь. Нет, каждый упрямо указывает на то место, откуда, по его мнению, ты прилетел, как будто ты не можешь изменить направление, завернуть за угол и напасть на флюгер с другой стороны, чтобы он испуганно обернулся.

Но он тут же радостно улыбнётся, будто узнал тебя и с готовностью укажет твоё новое направление. И тогда ты с горечью понимаешь, что ему всё равно, какой ветер прилетит – холодный северный, жаркий южный или ты, ласковый апрельский ветерок.

Правда, есть и другие флюгера, их почему-то называют испорченными. Они всегда показывают одно и то же направление, упрямо смотрят в одну сторону и не желают поворачиваться, какой бы силой ты ни пытался их повернуть. Тогда они скрипят недовольно, что уж им-то доподлинно известно, откуда именно следует дуть ветру, и что никакого другого направления они не признают. Но уж когда ты заходишь именно с того направления, на какое они указывают – тогда они прямо преображаются. И начинают говорить, как это важно: стоять на своём и никогда не менять выбранного направления. И хорошо, если флюгера указывают на тёплые южные края, думаешь ты, все-таки те ветры не так вредны людям, потому что ты знаешь, как люди горбятся и гнутся под холодными, пронизывающими и промозглыми скверными северными ветрами.

Но флюгера ли в том виноваты? Может быть, ветра, долго дующие с севера и приносящие сырость, обездвижили их и заставили всегда смотреть в их сторону?

Но ты недолго задумываешься над этим, глядя на угрюмо уставившиеся на север флюгера, ты летишь к своим, к тем, которые всегда смотрят в твою сторону. Ты думаешь о них, видишь их, подлетаешь к ним и теплеешь ещё больше.

– Дождались, мои милые друзья! – говоришь ты и ласково гладишь их жестяные щёки. И флюгера тоже улыбаются, они рады твоему прилёту и тебе хочется дуть ещё и ещё, сильнее и сильнее… но так, чтобы не сделать друзьям плохо. Не всегда ведь удаётся подлететь именно с той стороны, что следует – бывают небольшие отклонения, а флюгера недовольно ворчат, что, мол, опять ты свернул с правильного пути. Приходится исправляться, изменять направление. Без них иногда я бы и не знал, откуда дунул в самый первый раз.

А ещё есть другие, дикие флюгера, которые хотя и вращаются вокруг оси, но никогда не указывают правильное направление ветра. Они или смотрят упрямо куда-то вбок, отворачиваются от тебя, когда ты хочешь взглянуть им в лицо, рыскают из стороны в сторону, виляют, юлят и никогда не останавливаются. Напрасно люди смотрят на такие флюгера – по ним нельзя определить, откуда ветер дует.

Они все разные, эти флюгера.

Но и мы, ветры, тоже очень разные. И мы тоже меняемся – и сами по себе, и друг с другом, потому что одному трудно: устаёшь дуть всё время с одной стороны, и тогда ты стихаешь, и на твоё место приходит другой.

И так без конца.

Шесть страшных минут

Питер посмотрел на часы. 6:59. Пора вставать. Но ещё минуточку можно понежиться. Если он открыл глаза в начале смены цифр. В противном случае отдыхать придётся поменьше.

Так и есть: часы замигали, и на табло выскочило число 660.

Питер, собиравшийся было потянуться, замер: этого не может быть! И двоеточие между часами и минутами исчезло.

«Может, я ещё сплю?» – подумал Питер, пока ни о чём не беспокоясь.

Он всё ещё находился под влиянием сна, который, как полагал, явился результатом вчерашней проповеди в кирхе. Питер был материалистом, однако в церковь хаживал. Вчера как раз был один из таких дней. Пастор долго и пространно рассказывал о враге рода человеческого, о печати дьявола – числе 666.

И сон поэтому Питеру снился соответствующий: адские огни – почему-то прямо на Пиккадилли, раскалённые сковородки на проезжей части, орды снующих по тротуару чертей с вилами наперевес, толпы стенающих грешников. И, похоже, сон начинал сбываться.

Питер ощутил лёгкую тревогу, хотя в вещие сны никогда не верил.

661. Питер протёр глаза в безутешной надежде проснуться, но, ударившись локтем об угол тумбочки и скривившись от боли, понял: это не сон.

Оставалась слабая мысль, что испортились часы, но… как это могло случиться? Питер работал в фирме, производящей именно эти часы, и знал, что в кристалле памяти на первой и третьей позициях просто-напросто нет и не может быть цифры 6!

Но если бы он не знал об этом, изменения действительности явственно намекали, что часы ни при чём: стены комнаты закачались и озарились далёкими всполохами красного пламени. Но и сполохи пока можно списать на обострившееся восприятие Питера: цифры на часах горели красным, и, соответственно, бросали отсвет на окружающее. А вот запах серы, внезапно возникший в воздухе? Откуда бы взяться ему? Перегоревшие микросхемы пахнут иначе. К сердцу Питера подступил страх.

Озираясь вокруг, Питер не заметил, как проскочила цифра 2, и впился в циферблат: если после «тройки» сразу загорится «пять», то часы испортились: появилась невозможная шестерка, перестали выпрыгивать прочие чётные цифры.

Но с пугающей неумолимостью на табло возникло сначала 664, а затем и 665.

Все это время Питер, казалось, не дышал.

Кровавые огни на стенах разгорались всё сильнее. Откуда-то снизу послышался звон сковородок и отдалённые раскаты утробного смеха. Адского смеха.

666. Питер потерял сознание.

Когда он вновь открыл глаза, часы высвечивали 667.

Питер несколько секунд недоумевающе смотрел на часы, потом расхохотался. Так вот в чем дело! Они все-таки испортились!

Чертыхнувшись, он схватил подушку и запустил ею в проклятый прибор.

Горящие огни погасли. И мрак охватил его…

Никто ведь не знает, что придёт вслед за Князем Тьмы.

«Жизнь после жизни»

Он устремился вперёд по длинному и тёмному тоннелю.

«Ну вот, а я никогда не верил в это», – мелькнула мысль.

Движение стен скорее угадывалось, чем замечалось.

«Говорят, в эти моменты перед глазами проносится вся жизнь», – новая мысль сменила старую. Но вспоминалось (или представлялось?) почему-то совсем иное: кипящие котлы, раскалённые брызги, отсветы красноватого пламени. Может, это воспоминание о будущем, и впереди его ожидает… ад? Или он когда-то проходил через него? Считается ведь, что время закольцовано, и каждый по многу раз неизбежно повторяет своё существование. А как же ожидающий впереди свет? Или это отсвет адского пламени? Семь кругов ада… Семь их, или гораздо больше?

Он попытался вспомнить, но вспоминать не хотелось, что-то мешало, и он вновь сосредоточился на созерцании проносящихся мимо стен. И стены эти когда-то были… Столько информации вокруг, скоро перестанешь разбирать, где твои воспоминания, а где чужие. Вот эти стены – что за ними? Об этом никто и никогда не думает. Во всяком случае, ни в одном из рассказов о жизни после жизни, или жизни после смерти никто не задумывался: что за стенами тоннеля? Все сообщают лишь о появляющемся впереди свете, о том, что он постепенно разгорается и приближается…

О! Так и есть: впереди появилось слабое свечение, по мере приближения всё усиливающееся и усиливающееся.

Что ж, скоро он всё узнает сам…

Свет впереди разгорался всё сильнее, и, постепенно замедляя ход, поезд с неисправным прожектором въехал на станцию метро.

Асфальтовые рыбы

Страницы: «« « 23456789 » »»