Гражданская война. Генеральная репетиция демократии Щербаков Алексей

Суровые финские парни

После Второй мировой войны о Финляндии у нас принято говорить либо хорошо, либо ничего. Перемена общественного строя ничего не изменила, разве что прибавилось либерального скулежа про маленькую, но гордую Финляндию, на которую в 1939 году подло напали злобные коммунисты. Да и вранья прибавилось. Но я, по свойственному мне цинизму, излагаю факты.

…Для начала стоит вспомнить, чем являлось в Российской империи Княжество Финляндское. Это было, по сути, государство в государстве. У него была собственная валюта и некоторое собственное самоуправление. Финские солдаты имели право служить на своей территории. Впрочем, те, кто желал, могли служить где угодно — чем, кстати, и воспользовался будущий маршал Маннергейм.

Российские законы работали на территории Финляндии как-то криво. Так что там существовало огромное количество разнообразных социалистов, и они по мере сил помогали русским товарищам. Прибавьте сюда Балтийский флот, основные силы которого всю войну простояли в Гельсинфорсе и особо не воевали. Матросы, придерживавшиеся анархо-коммунистических взглядов, тоже добавляли колорита.

С другой стороны, имелись и правые националисты, которых активно поддерживала Швеция, а впоследствии и Германия. В Финляндии существовала шведская диаспора — не слишком многочисленная, но влиятельная. В нее входили в основном представители элиты — которые, кстати, традиционно считали финнов быдлом. Тот же Карл Густав Маннергейм по национальности был шведом и до 1917 года по-фински не знал ни слова.

Все время, пока у власти находилось Временное правительство, между ним и финнами шли разборки на тему: «а сколько суверенитета нам надо». Гельсинфорс от Питера находится недалеко, так что в финской столице очень хорошо представляли, куда все катится. Поэтому обе стороны (красные и националисты) спешно наращивали силы, в том числе создавая вооруженные отряды.

К октябрю 1917 года в Финляндии имелось два крупных вооруженных формирования. С одной стороны — Красная Гвардия, с другой — шюцкор (охранные отряды), сторонники националистов. Впоследствии, по ассоциации с российскими событиями, их стали называть белофиннами, хотя они были настроены не проимперски, а совсем даже наоборот. Впрочем, левые тоже тянули на независимость — хотя, разумеется, они выступали за социалистическую Финляндию и за братский союз с русским пролетариатом. Поэтому в Социал-демократической партии Финляндии люди, близкие по взглядам к большевикам, уживались с более умеренными товарищами.

Веселье началось в октябре. На состоявшихся выборах в Сейм победили правые. В ответ, под впечатлением Октябрьского переворота, 13 ноября по новому стилю в стране началась всеобщая забастовка. Центром ее стал промышленный Гельсинфорс, где имелось много рабочих. Требования забастовщиков были как экономические (а какие могут быть экономические требования у рабочих), так и политические — финский вариант лозунга: «Вся власть Советам!»

Забастовкой дело не ограничилась. Красная Гвардия стала брать под контроль вокзалы, телефонные станции и все прочее, что полагается.

Однако на этот раз закончилось мирно. Сейм выполнил главное тогдашнее требование пролетариев всех стран — закон о восьмичасовом рабочем дне, плюс кое-что еще. В ответ Центральный революционный совет призвал рабочих прекратить забастовку.

6 декабря сейм провозгласил Финляндию независимым государством.

В Петрограде с этим согласились. 31 декабря Ленин подписал «Постановление Совета Народных Комиссаров о признании независимости Финляндской Республики». В документе говорилось:

«В ответ на обращение Финляндского Правительства о признании независимости Финляндской Республики Совет Народных Комиссаров в полном согласии с принципами права наций на самоопределение постановляет:

Войти в Центральный Исполнительный комитет с предложением: а) признать государственную независимость Финляндской Республики и б) организовать, по соглашению с Финляндским Правительством, особую Комиссию из представителей обеих сторон для разработки тех практических мероприятий, которые вытекают из отделения Финляндии от России».

Может возникнуть вопрос: почему Финляндию Ленин признал, а Украину — нет? Но это уже политика. Украинская Верховная Рада имела очень слабое влияние. С финским сеймом дело обстояло не так.

К тому же уже 10 января начались столкновения между Красной Гвардией и шюцкором. Зная большевиков, трудно поверить, что они тут были ни при чем. Было сформировано параллельное правительство — Совет народных уполномоченных (СНУ).

12 января во главе шюцкора стал Карл Густав Маннергейм.

И началась гражданская война. На стороне красных был юг Финляндии, где находились основные промышленные центры. За белофиннов (уж примем этот термин) выступил Север и центральная часть страны.

И вот тут-то проявилась еще одна закономерность всех гражданских войн. В них побеждает тот, кто идет до конца. А СНУ действовал достаточно вяло — как в деле социальных реформ, так и в чисто военном плане. Тем более что белофиннов стали откровенно поддерживать дождавшиеся своего часа шведы. Причем они начали нападать и на русские части.

«15 февраля 1918 года к острову Аланд подошел отряд шведских кораблей. Шведы предъявили русским войскам ультиматум — до 6 часов утра 18 февраля эвакуировать с Аланда все русские войска на шведских судах в Ревель. Все военное имущество оставить на месте, за исключением "одной винтовки на человека". Вмешательство русского консула в Швеции Вацлава Воровского не помогло. В конце концов военное имущество пришлось отдать шведам и белофиннам. Особую ценность в этом плане представляли береговые батареи Або-Аландской позиции».

(А. Широкорад)

После заключения Брестского мира шведов подвинули плечом немцы. 3 апреля они совершили вторжение в Финляндию. 12 марта начался еще один «Ледовый поход» времен Гражданской войны, на этот раз — военно-морской. Русские моряки в труднейших условиях вывели большинство кораблей в Кронштадт. Кстати, немцы были не против этого.

«Зато белофинны и в первую очередь сам Маннергейм делали все, чтобы захватить корабли в Гельсингфорсе, 29 марта "Ермак" вышел из Кронштадта в Гельсингфорс за новой партией кораблей. Однако он был обстрелян береговой батареей с острова Лавенсаари, которая накануне была захвачена белофиннами. Затем "Ермак" был атакован захваченным финнами ледоколом "Тармо". "Ермак" был вынужден вернуться в Кронштадт».

(А. Широкорад)

13 апреля финская гражданская война закончилась. Белофинны взяли Гельсинфорс. Разумеется, они начали разбираться с красными — но не только. Российские суда попросту захватывались, русских жителей Гельсинфорса откровенно выдавливали из Финляндии.

«По всей Финляндии белофинны расстреляли несколько сот русских офицеров, причем большинство из них скрывалось от красных финнов и радостно встретило "освободителей"».

(А. Широкорад)

Вот так все начиналось. Но Маннергейм на этом не успокоился. Уже 15 марта 1918 года был утвержден так называемый «план Валлениуса». Фактически это была реализация идеи «Великая Финляндия». Финны претендовали на Кольский полуостров и Карелию, да и Петроград предполагалось превратить в «свободный город».

Сказано — сделано. Я уже рассказывал о первой попытке — атаке шюцкора на Петсамо (Печенгу). Тогда русским помогли англичане.

15 мая Маннергейм принимает решение об объявлении войны Советской России, с теми же целями — но опять не вышло. Помешала Германия. Немцам такой беспокойный союзник был не нужен. И это понятно: существовала опасность, что под влиянием финской агрессии большевиков сметут, и к власти придут сторонники продолжения войны с Германией. А это немцам было совершенно не нужно. Как уже говорилось, они все усилия сосредоточили на Западном фронте. Честно говоря, трудно представить, какие силы могли бы тогда всерьез воевать с Германией — но экспериментировать у немцев желания не было. Так что император Вильгельм II погрозил финнам пальчиком: дескать, что-то вы, детки, расшалились. Глядите у меня…

Ссориться с немцами Маннергейму было ни к чему. Да и без немецкой поддержки с Балтийским флотом им все одно не справиться. А красные ввели свои суда в Ладожское озеро и фактически его контролировали. В итоге Маннергейм вынужден был уйти в отставку — правда, ненадолго.

В 1919 году международная ситуация изменилась. После поражения в Мировой войне Германии стало уже ни до чего, и горячие финские парни спешно переориентировались на Антанту. Еще раньше, 12 декабря 1918 года, Маннергейм был избран регентом. (Дело в том, что в Финляндии всерьез задумывались о конституционной монархии.) И снова начались вялые боевые действия. Финны захватили Прозоровскую волость, но дальше не пошли.

Одновременно велись переговоры с генералом Юденичем, который, собственно, в то время еще ничего и никого не возглавлял. Существует миф, который разные авторы переписывают друг у друга: дескать, Маннергейм предложил Юденичу выставить 100-тысячную армию в обмен на признание независимости Финляндии. Правда, понималось это все так же — Финляндия плюс Карелия и Кольский полуостров. Якобы Юденич, верный идеям «единой и неделимой России», отказался…

Во-первых, очень сомнительно, что Маннергейм смог бы тогда выставить такую армию. Но самое главное — Юденич согласился!

«3 апреля Юденич согласился отдать Карелию, а Кольский полуостров обещал отдать после постройки прямого железнодорожного пути на Архангельск».

(А. Широкорад)

Наступление финны (так называемая Олонецкая добровольческая армия) начали 21 апреля 1919 года. Красных у них на пути практически не было, так что уже 23 числа они взяли Олонец[155], а 25-го подошли к поселку Пряжа, находящемуся в 25 километрах от Петрозаводска. Для красных дело запахло керосином. Напомню, что с севера именно в этот момент наступали англичане и белые.

Однако Петрозаводск финнам взять так и не удалось. Тем не менее они продолжали наступать в юго-западном направлении, отдельные их отряды переправились через Свирь. Бои продолжались около двух месяцев, но без особого успеха с обеих сторон. Все переменилось 24 июня, когда 7-я красная армия перешла в наступление вдоль Ладожского озера.

Большевики не стали ломиться в Олонец, где их с нетерпением ждали, а двинулись вдоль берега Ладожского озера на село Видлицу. Тогда это был приграничный населенный пункт, лежащий на восточном побережье озера, в котором финны создали главную базу снабжения. То есть это был классический удар по коммуникациям — тем более что красные в этом случае могли использовать такой фактор, как флот. Всего у них было шесть боевых судов, включая два эсминца, плюс четыре парохода с десантом. Кстати, один из десантировавшихся полков состоял из финнов-большевиков под командованием Э. А. Рахья. Понятно, что эти ребята сражались насмерть.

Ну а дальше пошла классика — сначала орудийный обстрел, потом высадка десанта. Тут подоспели и сухопутные части. В итоге белофинны покинули Видлицу и Олонец. Они решили поднакопить сил под Петрозаводском и осенью 1919 года снова попытаться его атаковать — но тут их тоже отбросили.

Красным осталось разобраться с так называемым «Северокарельским государством». Он было создано 21 июля 1919 года финнами и карельскими крестьянами, ориентирующимися на Финдяндию. Входили в него пять северных карельских волостей Архангельской губернии со столицей в селе Ухта (сейчас Калевала). Это государственное образование, понятное дело, признала одна Финляндия и даже выдала ему заем в сумме восьми миллионов финских марок. Но и с ними разобрались. Ухта была взята красными 18 мая 1920 года.

После этого стороны начали длинные и нудные переговоры. Таковыми они были потому, что сперва финны продолжали требовать Карелию. В конце концов, 14 октября 1920 года, был подписан Тартусский мир, в результате которого Финляндия сумела урвать кое-какие области на севере, в частности Печенгу. Но это было куда меньше, чем хотелось.

Маннергейм, который был одним из самых главных «ястребов», никак не мог успокоиться. Снова всплыла «проблема Ухты», где возродился «Карельский комитет», который обратился за помощью к Финляндии. В декабре 1921 года финские «лесные отряды» в количестве 5600 человек снова перешли границу. На этот раз они двинулись по глухомани — правда, не помогло, в феврале их снова вышибли. Трудно понять, чего хотел добиться Маннергейм. Создается впечатление, что он просто не мог остановиться…

Вот такая она была — «маленькая беззащитная Финляндия». Отступая от темы, стоит упомянуть еще об одном тиражируемом у нас подлом вранье. Дескать, во время Великой Отечественной войны Маннергейм всего лишь «взял свое» — территории, потерянные в результате Зимней войны (1939–1940), а после остановился. По собственному желанию.

Чтобы понять всю гнусность этой лжи, достаточно просто посмотреть по карте, где проходил финский фронт в 1941–1944 годах. Финны взяли Петрозаводск и стояли на Свири! Да и ее пытались перейти — только были отброшены. Вместе с немцами они пытались наступать и на Кольском полуострове — но в Заполярье пройти не сумели. Что же касается Карельского перешейка — то финны просто разбили лоб о Карельский укрепрайон…

Глава 23

Петлюра. Попытка играть в политику

Давно замечено, что нет ничего слаще борьбы за высокие идеалы (в том числе и национальные), и нет ничего горше, чем выйти победителем в этой борьбе. Оказавшись на вершине, ты вынужден решить те проблемы, которые не были решены твоими предшественниками, почему они и рухнули; ты вынужден отвечать за все, подвергаясь нападкам и ударам со всех сторон. Победив, ты вдруг лишаешься соратников, так как они поспешили незаметно «слинять», убоявшись ответственности или чувствуя свою несостоятельность.

(Ю. Финкельштейн)

Симон Петлюра на сегодняшний день является, пожалуй, самой политически ангажированной фигурой эпохи Гражданской войны. Украинские националисты бросились переписывать историю и искать собственных героев — вот тут Петлюра и пригодился. Неважно, что он проиграл все, что мог. Все равно из него лепят чуть ли не святого.

Этой тенденции противостоят еврейские авторы, у которых Петлюра предстает главным организатором погромов.

Между тем дело обстоит куда забавнее. Петлюра пытался играть в политику, как это принято в мирное время — блокироваться с одним против другого, потом с другим против третьего. Но на Гражданской войне такие номера не проходили.

Национальные социалисты

Семен Васильевич Петлюра принадлежит к «поколению 1905 года» — то есть тех, кто начал активную политическую деятельность в начале XX века. Он был на год младше Сталина и являлся ровесником Троцкого. Забавно, что Петлюра, как и Сталин, учился в духовной семинарии. Разница в том, что будущего вождя народов выгнали с четвертого курса тифлисской семинарии, а будущего вождя «незалежников» — с шестого курса полтавской. Причина отчисления была одинаковой — увлечение революционными идеями, которых оба товарища набрались именно в «альма матер».

Кстати, в тифлисской семинарии учился и видный большевик Анастас Микоян. Интересными были местами эти учебные заведения…

…Симон Петлюра (он предпочитал именовать себя на французский лад) начал свою политическую деятельность в Радикальной украинской партии (РУП). В идеологии этой организации сочетались социалистические лозунги и идеи украинской автономии. В среде студентов и интеллигенции были популярны и более радикальные идеи, например манифест «Самостийна Украина» Николая Михновского. Там имелись лозунги, широко озвученные гораздо позже: «Украина — для украинцев», «Украина — от Вислы до Каспия», «кровавая борьба против москалей», «сохранение и несмешиваемость украинской крови»…

Но для подобных закидонов время еще не пришло.

Что же касается РУП, то она в 1905 году растворилась в Украинской социал-демократической рабочей партии (УСДРП). К общеимперской РСДРП эта структура не имела никакого отношения. Точнее, попыталась иметь, да не вышло. В 1906 году в Стокгольме состоялся IV съезд РСДРП, на котором произошло формальное «примирение» большевиков и меньшевиков. Там были и ребята из УСДРП, которые захотели вступить в партию коллективным членом, на условии, что только они «представляют интересы украинского пролетариата». Но эсдеки на такие дела смотрели косо. Им хватало головной боли от еврейского Бунда.

Кстати, одновременно с УСДРП была создана Украинская партия социалистов-революционеров (УПСР). Тоже независимая от знакомых всем эсеров. Обе эти организации отличались именно повышенным вниманием к национальному вопросу.

И РУП, и УСДРП являлись типично интеллигентскими болтологическими структурами, так что Петлюра, хоть и имел неприятности с властями — но не такие, чтобы оказаться в Сибири. До 1917 года он занимался в основном легальной журналистикой.

Тут стоит отметить два момента. 1904–1905 годы Петлюра провел во Львове. Это был очень интересный город. Львов находился на территории Австро-Венгрии (а до этого принадлежал Польше) — то есть от Украины он был исторически оторван. Но именно оттуда шли (да и идут) наиболее радикальные националистические идеи. Тут процветал уже национализм в чистом виде, без всяких социалистических уклонов. Разумеется, австрийские власти, как это водится между добрыми соседями, все эти кружки и тусовки негласно поддерживали. Кое-каких светлых идей Петлюра во Львове, разумеется, набрался.

…Ну и, конечно, масоны — как же без них? На Украине их было больше, чем в России, — так уж сложилось. Но и тут ни о каком масонском единстве речи не шло. Интересен национальный состав украинских масонов. Русские там составляли до 40 %, украинцы — более 35 %, поляки и евреи — по 10 %, другие национальности — около 5 %. Так что одни ложи были проимперскими, другие тянули на независимость. Однако лично Петлюре масоны очень помогли. После начала Первой мировой войны именно благодаря масонским связям он оказался не на фронте, а в «земгусарах». Сначала он был уполномоченным «Земгора» по 3-й армии, затем — помощником главного интенданта фронтовых поставок продовольствия от «Земгора» на Западном фронте. Кстати, эти должности очень неплохо оплачивались.

О Центральной Раде я уже говорил. Напомню, что, как и Временное правительство, это был самопровозглашенный орган. Лидерство там захватили уже знакомые нам УСДРП, УПСР, плюс к ним еще две организации — Украинская партия социалистов-самостийников (УПСС) и Украинская партия Социалистов-федералистов (УПСФ). Различия между этими партиями обнаружить очень непросто. Общего было гораздо больше…

«Элита Центральной Рады формировалась по признакам «сознательных украинцев», которые были крайне политизированы и подменяли само этническое понятие «украинец» личностными политическими, преимущественно социалистическими, установками: Так, Винниченко писал, что «все украинство» можно разделить на три группы: «малороссов» — что полностью русифицировались и «пропали» для «украинского дела»; «хохлов», которые сохранили только внешние признаки украинского народа; и «свидомых (сознательных) украинцев», что не только сохранили язык и внешние признаки украинства, но и участвуют в политической борьбе на стороне социалистических партий.

Главными принципами формирования новой элиты из «сознательных украинцев» стали: украинское происхождение, к тому же желательно происхождение из третьего сословия, интеллигентная профессия, партийная принадлежность к одной из украинских партий (УСДРП, УПСР, УПСФ, УПСС), к земствам или к тайным масонским ложам, знание украинского языка, оппозиционность к имперской власти в прошлом — не заангажированность в царских структурах управления».

(В. Савченко)

В отличие от Петрограда, в Киеве существовало три «центра притяжения» — националисты-социалисты, которые были умеренно левыми, большевики и «державно» настроенные круги, будущие белые. Собственно, именно «державники» подавили большевистское выступление в ноябре — а плодами воспользовалась Центральная Рада.

Что же касается Петлюры, то в июне 1917 года он вошел в состав Центральной Рады как делегат от Украинского Генерального военного комитета. Хотя военным он не был — но вот вошел… В октябре Симон Петлюра стал секретарем (министром) военных дел.

Вот что пишет о его деятельности на этом посту В. Винниченко, глава Генерального секретариата Украинской национальной республики (УНР), фактически — первое лицо в ней. Он являлся не только политическим врагом Петлюры, но и лично его терпеть не мог. Но тем не менее…

«Не видя, не желая видеть действительных причин наших неуспехов, наши руководящие партии стали искать их в персоналиях. Гнев пал на генерального секретаря военных дел С. Петлюру. Социал-демократическая фракция Центральной Рады подвергла его деятельность суровой критике. Его обвиняли и в любви к парадам, и в любви к внешним эффектам, в неспособности к организаторской работе, в необразованности в военных делах, в метаниях и саморекламе… Однако понятно, что обвинение, будто бы Петлюра наиболее виноват в наших неудачах, не является справедливым… Когда б на месте С. Петлюры был самый гениальный человек, он так же не смог бы ничего сделать потому, что переломить наши неудачи было не под силу одному человеку. И это подтвердилось очень хорошо, когда социал-демократическая фракция отозвала из правительства С. Петлюру… Не в личностях было дело. Если бы ожил Александр Македонский или Наполеон и захотел помочь Центральной Раде и Генеральному секретариату, то и это не помогло бы…»

О событиях конца 1917-го — начала 1918 года я уже рассказывал. Стоит упомянуть, что при попытках обороны Киева Петлюра выдвинулся, так сказать, явочным порядком. Он хоть что-то пытался делать — сколачивал какие-то войсковые части, пробовал организовать оборону… Интересно, что именно тогда сторонники УHP получили стойкое прозвище: «петлюровцы» — хотя формально Петлюра отнюдь не был самым главным.

Имя ему сделала… большевистская пропаганда. То ли потому, что он был более деятелен, а следовательно, заметен. То ли просто фамилия подходящая[156]. Не «винниченковцами» же называть националистов…

Собственно, кто, кроме специалистов, сегодня помнит, что такое УНР? А вот слово «петлюровец» знают все.

Странные игры

27 января 1918 года красный главком Муравьев телеграфировал Ленину: «Остатки войск Рады отступили на Житомир, где Петлюра и Порш вербуют из гимназистов дружину, но, конечно, мы не придаем этому значения. Я приказал частям 7-й армии перерезать путь отступления. Остатки Рады пробираются в Австрию…»

Муравьев выдавал желаемое за действительное. Он вообще был своеобразным товарищем, как и многие левые эсеры.

«Я приказал артиллерии бить по высотным и богатым дворцам, по церквям и попам… Я сжег большой дом Грушевского[157], и он на протяжении трех суток пылал ярким пламенем…»

Вот так. Красиво излагал — а что делает противник, узнать не удосужился…

На самом-то деле петлюровцы (будем уж называть так) особо далеко не ушли. Они отступили примерно на 25 километров на запад от города. Большую часть войск распустили, оставив лишь самых надежных. Осталось 1500 человек, которые двинулись на Житомир.

Тем временем, 27 января 1918 года, в Брест-Литовске был подписан мир между Германией и УНР. А уже 31-го украинская делегация, по инициативе «незалежных» эсеров, фактические пригласила в республику немцев. Те и двинулись на украинскую территорию 19 февраля.

Петлюра был против этого. Он ориентировался на Антанту, а в 1917 году являлся твердым сторонником «войны до победного конца». Тем не менее петлюровцы, находясь фактически в авангарде австро-немецких войск, выбили красных из Киева.

«29 февраля в киевском пригороде Святошино Петлюру уже встречали члены городской Думы: Рафес (представитель Бунда) и Чикаленко (украинский социал-демократ). Поздравив Петлюру с победой, Рафес поднял "болезненный" еврейский вопрос. Дело в том, что во время отступления солдаты-республиканцы обижали и убивали отдельных евреев в Сарнах, Коростене, Бердичеве, Бородянке. Солдаты обвиняли евреев в помощи "красным" войскам и в участии в восстании на киевском Подоле, вымещая злобу на ни в чем не повинных евреях волынских местечек. Рафес просил Петлюру не допускать в Киеве "подобных эксцессов". Петлюра пообещал ввести свои войска в Киев не через еврейский Подол, а через украинский пригород Куреневку. Вместе с тем атаман предупредил, что не может полностью гарантировать еврейскому населению Киева, что проявлений антисемитизма среди солдат не будет».

(В. Савченко)

Сложилась странная ситуация. Немцы и австрийцы растекались по Украине. Власть фактически перешла к немецкому оккупационному командованию. 18 марта им была дана директива, по которой немецкие военные командиры могли издавать любые приказы по охране спокойствия в крае и обеспечению безопасности военных.

Но впереди немцев шли войска Рады.

«…Все в Малороссии прекрасно знали, что украинское войско — это действительно миф, сочиненный для удовольствия "щирых" украинских шовинистов, так как нельзя же серьезно называть войском появившиеся впереди немцев кучки глупых людей в шапках со свесившимися на спину красными шлыками, в театральных костюмах, в каких щеголяли в исторических пьесах из жизни старой Малороссии корифеи малорусской сцены Кропивницкий или Тобилевич-Садовский, и в широких поясах, из-за которых торчали чуть ли не аршинные кривые кинжалы. Появление украинских гайдамаков — это была шутовская интермедия в тяжкой кровавой драме мировой войны и "русской" революции, но никоим образом не один из ее важных актов».

(А. Царинный)

Тем не менее Верховная Рада и Совет министров УНР продолжали заседать, дискутировать, принимать какие-то решения… Годовщину провозглашения Центральной Рады отметили с большой помпой. На 12 мая планировали созвать Учредительное собрание.

А немцы… Как утверждал сменивший Винниченко А. Голубович, «приход немцев — это просто бескорыстная помощь дружеской державы».

Не упускали украинские руководители и возможности немножко нажиться и поворовать. Изымаемое у крестьян продовольствие, которое требовалось поставлять немцам, растаскивалось на всех уровнях.

Оккупантам вся эта демократия очень быстро надоела. 28 апреля, при полной поддержке немцев, произошел переворот.

«К зданию Центральной Рады подъехали немецкий броневик и несколько тачанок с пулеметами и немецкими солдатами. Пулеметы были направлены на двери и окна Центральной Рады, а в само здание проникли около полусотни немецких солдат. В зал заседаний, держа винтовки наизготовку, ворвались двадцать солдат и лейтенант, который скомандовал депутатам: "Именем немецкого правительства приказываю всем… руки вверх!"

Опешивший Грушевский, который вел заседание, пытался было возразить офицеру: «Тут глава я и призываю вас к порядку! Я протестую!»

Но немец резко отрезал: «Теперь я распоряжаюсь, а не вы! Поднимите все руки! Нам нужно арестовать Ткаченко, Жуковского, Любинского, Гаевского. Все собравшиеся тут должны мне выдать все личное оружие. Иначе они будут строго наказаны!»

(В. Савченко)

К власти пришел генерал Скоропадский, «избранный» гетманом. Он фактически стал возвращать порядки, существовавшие до Февраля 1917 года. Благо, кроме немецких штыков, гетман опирался на так называемый «Союз земельных собственников», объединявший крупных землевладельцев, и на Союз представителей промышленности, торговли, финансов, сельского хозяйства.

Что же касается Петлюры, то он еще в марте был вышиблен из правительства и перебрался на пост главы земства. Переворот он воспринял отрицательно, но…

Скоропадский впоследствии вспоминал о Петлюре: «в то время у нас отношения были хорошие», «его политические убеждения не крайние настолько, что мне приходило даже в голову привлечь его в правительство, если бы украинцы не отказались на первых порах пойти в правительство, может быть, это и состоялось бы…»

Однако Петлюра в своем земстве по-мелкому фрондировал. Это никому особо не мешало, поскольку являлось обычным сотрясением воздуха — хотя есть сведения, что он входил в существовавшую в Киеве подпольную организацию. Однако мы уже видели, что далеко не всегда подпольные организации делали хоть что-то, кроме болтовни.

Однако из-за начавшейся атаманщины немцы чувствовали себя очень неуютно. К тому же они были свято убеждены, что восстания организованы агентами Антанты. Дисциплинированные немецкие мозги просто не могли переварить: как это так — бунтовать против власти? В Великую Отечественную войну, кстати, было то же самое…

27 июля 1918 года Петлюру на всякий случай арестовали.

Может быть, его подержали б немного для острастки и выпустили — но 30 июля левым эсером Б. М. Донским был убит главнокомандующий группы армий «Киев», фактический глава оккупированных областей Украины генерал-фельдмаршал фон Эйхгорн. Петлюра тут был ни при чем, это российские левые эсеры начали претворять в жизнь свой план «партизанской войны». Тем не менее немцы решили — пусть лучше товарищ Петлюра посидит. Оно как-то надежнее…

Революции в Австрии и Германии резко поменяли всю картину. Немцы ушли не сразу, однако украинские дела их решительно перестали интересовать. Тем более что на местах и австрийская, и германская армия разваливались. Войска подчинялись командованию, когда хотели, каждый конкретный командир строил свои отношения с населением и различными местными властями по собственному разумению.

Скоропадский чувствовал себя как человек, из-под которого выдернули стул. Своих войск у него было не слишком много, а надежных — еще меньше. Что же касается популярности у населения, то она равнялась даже не нулю, а представляла собой отрицательную величину.

Тогда гетман решил сменить политическую ориентацию. 14 ноября он подписал «Грамоту» (манифест), в которой заявлял о своем желании отстаивать «давнее могущество и силу Всероссийской державы».

Как видим, Скоропадский вилял. Он не выступал прямо в поддержку белогвардейцев — те находились далеко, их силы тогда не были известны. Поэтому он заговорил о Всероссийской Федерации, то есть — и нашим, и вашим. Это имело некоторый успех — в Киеве и в других городах стали формироваться отряды из офицеров (в Киеве их сидело несколько тысяч).

Однако в целом затея не удалась. Скоропадскому не слишком верили. Большинство противников «самостийников» рассчитывали кто на Деникина, кто на большевиков.

Триумф и поражение

Петлюра, освобожденный из тюрьмы 11 ноября, тоже не сидел сложа руки. Надо сказать, что отсидка ему очень помогла. Теперь он имел репутацию «жертвы режима». А националисты между тем готовили восстание против Скоропадского — и Петлюра тут же включился в работу.

Восстание началось 16 ноября в Белой Церкви. Видную роль в нем сыграл полковник сечевых стрельцов В. А. Коновалец — тот самый, впоследствии известный как создатель ОУН.

Стоит рассказать о том, кто такие сечевые стрельцы. Это были части австрийской армии, сформированные из жителей Галиции. Часть, которой командовал Коновалец, была создана в 1917 году из пленных «сечевиков». При гетмане их было разоружили, но потом Скоропадский, желая иметь собственные войска, дал разрешение на повторное формирование. К моменту восстания их насчитывалось, по разным сведениям, от 900 до 2000 человек. Впоследствии сечевые стрельцы оставались самой боеспособной воинской частью УНР.

Восставшие провозгласили, что власть переходит к Директории, во главе которой встали Петлюра и Винниченко. Немцы на это никак не прореагировали.

«Немецкий нейтралитет во время восстания Петлюры не объяснялся ни сочувствием повстанцам, ни (как некоторые говорили) злокозненным желанием оставить на Украине хаос и тем повредить Антанте… У истощенной, уставшей и разочаровавшейся германской армии не было ни малейшей охоты проливать кровь ни за, ни против гетмана. Ей хотелось возвратиться поскорее домой: в этом заключалась вся ее политическая платформа».

(А. Гольденвейзер)

… Итак, Петлюра, имея, по разным сведениям, от 1500 до 2500 человек, двинулся на Киев. Его поддержали железнодорожники, предоставив вагоны. Не потому, что путейцы очень сочувствовали идее независимости Украины — просто гетман всем смертельно надоел.

Согласитесь, не такое уж большое воинство. Но и у Скоропадского с войсками было негусто. Он мог бросить против петлюровцев свою личную охрану, «сердюков» — 700 штыков, бронепоезд и офицерскую дружину под командованием генерала князя Святополк-Мирского — 570 штыков и сабель.

Первый бой состоялся 18 ноября. Святополк-Мирский оказался исключительно бездарным командиром, без всякого толка подставил офицеров под пулеметный огонь, из-за чего они понесли большие потери. «Сердюки» вообще не рвались сражаться, а кое-кто перебежал к Петлюре.

После этого неудачного боя гетман объявил мобилизацию офицеров — но она не принесла особой радости. В Киеве офицеров имелось около 10 тысяч человек. Явилось пять тысяч. Из них около двух тысяч, как это было принято, заняли боевые посты в разных штабах и управлениях. Скоропадский вспоминал:

«На фронте считалось по спискам 9 тысяч человек, а на самом деле было всего 800».

Кстати, именно в одном из этих офицерских формирований сражался герой булгаковской «Белой гвардии» поручик Виктор Мышлаевский. Булгаков описывал все очень точно. Отчаянная ругань поручика по поводу начальства вполне оправдана — на фронте царил полный хаос. Тем не менее петлюровцев удалось задержать на некоторое время. Боевые действия против Киева приняли вялотекущий характер.

…Тем временем на сторону Петлюры стали переходить разнообразные находившиеся в провинции гетманские части, а также отряды крестьян-повстанцев. Но дело-то было в том, что далеко не все, кто встал на сторону Директории, разделяли идеи ее лидеров — народ был против Скоропадского, и только. Так, к Петлюре присоединился атаман Зеленый (Н. И. Терпило) с отрядом в 500 человек. Отряд был сформирован «общими» эсерами, а что нужно было лично Зеленому — вообще не очень понятно.

Так или иначе, к середине декабря под Киевом у Петлюры было 30 тысяч штыков и сабель при 48 пушках и 170 пулеметах.

14 декабря Киев был взят сечевыми стрельцами. Скоропадский бежал. Точнее, экс-гетман некоторое время скрывался в городе — и Петлюра знал, где именно, но дал ему возможность скрыться. Главному атаману (такой титул имел теперь Петлюра) так было выгоднее.

На остальной Украине все прошло еще легче.

Но встал вопрос: а дальше-то что? Ясно, что: «Запад нам поможет». Петлюра стал налаживать контакты с Антантой.

«К Антанте, вернее к ее представителям, что съехались в румынский город Яссы в середине ноября 1918-го, была послана тайная миссия Директории. Представители Антанты, не предполагая, как будут развиваться события дальше, фантазировали на тему Украины, сея надежду у дипломатов Директории. Украине обещали даже передать «австрийские владения» — Галичину, Буковину, Закарпатье, в обмен на выступление против немецких войск до прихода кораблей с антантовским десантом в черноморские порты. Представители Антанты, убеждая посланцев Директории в своей заинтересованности проблемами Украины, требовали список возможного правительства УНР для взаимных консультаций, еще до его учреждения. Но надежды на «интерес» Антанты оказались преждевременными».

(В. Савченко)

Пока что Англия и Франция не определились четко — кому и насколько помогать. Они обещали помощь белым, обещали Петлюре, обещали и Польше, которая в то время занимала резко враждебную позицию по отношению к УНР…

Правда, потом ситуация несколько изменилась. Деникинская разведка (глава — В. Шульгин) сообщала в Екатеринодар, что в Одессе наметилось «сближение французов с украинцами», проявился «курс на украинцев». Точнее, был взят курс на создание Южнорусского краевого правительства, которое бы контролировали французы. По приказу французского командования была прекращена антиукраинская пропаганда в Одессе.

Между тем положение в «незалежном государстве» сложилось не ахти… Фактически петлюровцы контролировали только города — да и в городах творилось черт знает что. К неизбежной неразберихе, сопутствующей установлению новой власти, прибавились еще и проблемы, связанные с националистической идеологией.

Вот что творилось в конце 1918 года в Екатеринодаре:

«…В учреждениях, управляемых петлюровцами, господствовала полная бестолковщина. Одно учреждение не подозревало о существовании другого; каждое ведомство в отдельности непосредственно сносилось с Киевом. Ежедневно публиковались приказы о мобилизации, которые в тот же вечер отменялись. Так, по крайней мере, раз пять объявлялась мобилизация студенчества и ни разу не приводилась в исполнение. Из учреждений были изгнаны все служащие, не владевшие "украинской мовой"».

(Г. Игренев)

В Киеве же деятельность незалежников свелась к пышным мероприятиям и к прочей показухе. К примеру, согласно приказу Коновальца в три дня все вывески в городе следовало заменить на украинские.

Однако хуже всего было то, что петлюровская армия, не успев создаться, тут же посыпалась. Атаман Зеленый поссорился с Петлюрой еще при взятии Киева — потому как атаман не желал никому подчиняться. В феврале 1919 года переметнулся к красным атаман Григорьев. Как известно, Григорьев впоследствии восстал и против большевиков — но петлюровцам было от этого не легче…

Но и это не все.

«С конца ноября 1918-го у лидеров Директории начинается затяжной конфликт с полковником Болбочаном, который стал за какие-то две недели восстания не только руководителем самой сильной военной формации Директории, но и реальным, практически независимым "правителем-диктатором" всей Левобережной Украины. В его частях игнорировали приказы Директории и продолжали носить "старорежимные" погоны, присутствовало чинопочитание… Болбочан думал притянуть в армию всех бывших генералов и офицеров из гетманского войска, простив все их "грехи" в отношении революции. Болбочан активно "лез в политику", пытаясь на контролируемой им территории установить свои порядки, которые не особенно сочетались с "революционным курсом" Директории.

Так, Болбочан запретил созыв рабочих Советов в Харькове, разогнал рабочее собрание и арестовал президиум, состоящий в основном из меньшевиков. Эти диктаторские действия, не имеющие ничего общего с программой Директории, вызвали широкие рабочие протесты и всеобщую забастовку в Харькове. По приказу Болбочана были арестованы рабочие-железнодорожники, также выступавшие за создание Советов, несколько активистов-рабочих было расстреляно. Даже съезд Крестьянского союза (Селянской спилки) Полтавщины чем-то не угодил Болбочану и был разогнан.

Во владениях Болбочана практически перестали действовать законы Директории, а "порядки" были больше похожи на военную диктатуру Деникина, только с примесью "национального колорита". Такой политикой Болбочан настроил против себя большинство полтавских и харьковских эсеров, эсдеков, "незалежных" эсдеков, "боротьбистов", но главное, против Болбочана выступили крестьянские массы. На Полтавщине в начале января 1919-го вспыхнуло настоящие крестьянское восстание против режима Болбочана».

(В. Савченко)

Если говорить об идеологии, то лидеры УНР попали в «вилку». Националистическая и социалистическая составляющие как-то не очень сочетались. И это понятно. Националистическая идея, особенно в многонациональном государстве, требует «сплочения нации». Социализм в то время по определению был «заряжен» на социальные конфликты. Не обязательно на революцию, но тем не менее… А что делать, если гад-эксплуататор тоже украинец? Между тем поддержка Верховной Рады была обусловлена прежде всего социальными преобразованиями, а не «жовто-блакитным прапором».

Винниченко приходилось выкручиваться:

«У нас нет ни украинских панов, ни украинских буржуев. Наш народ един — он эксплуатированный труженик. Наш социальный враг является еще и врагом национальным!»

Согласитесь, тут уже демагогия чистой воды.

Это были две «сосны», в которых запутались петлюровцы. Забегая вперед: после появилась и третья. Пытаясь удержаться, националисты стали обращаться за помощью к иностранцам, к той же Польше, что привело в итоге к предательству той самой национальной идеи…

В общем и целом власть Директории оказалась призрачной. В январе Украинская Красная Армия перешла в наступление и без особых трудностей очищала Украину от петлюровцев. Мобилизованные в армию УНР крестьяне разбегались или переходили на сторону красных.

2 февраля, после трехдневного боя под Броварами, Киев был взят. Директория бежала в Винницу.

«Теперь мы выгнанные из Киева, заплеванные сами собой… Теперь мы не имеем ни доверия, ни порыва, ни веры в себя. Навезенные из Киева чиновники пьянствуют, безобразничают, позорят нас. Приходится давать приказы, чтобы их за пьянство ловили, арестовывали и пороли шомполами…»

(В. Винниченко)

Погромы есть погромы

Тема это скользкая. Но обойти ее никак нельзя.

Как известно, громили евреев представители всех армий и бандформирований, воевавших на Украинской земле. А почему? Еврейские авторы обычно приводят какие-то чуть ли не мистические объяснения. Из них выходит, что первыми словами украинского младенца были не «мамо» и «батька», а «бей жидiв».

На самом-то деле причины — чисто экономические.

В Российской империи теоретически существовал свободный рынок сельхозпродукции. Крестьянин, заплатив налоги, мог продавать излишки урожая там, где хотел. Но теория очень часто расходится с практикой. В самом деле: допустим, живущий под Бердичевым справный хозяин Павло или Тарас решил что-то продать. И куда ему ехать на своих лошадях? Не в Киев ведь и не в Одессу. Он ехал в ближайший город, где был рынок. А там его встречали перекупщики…

Автор этой книги — криминальный журналист по профессии. И я прекрасно знаю, как это происходит в наше время. Не мытьем, так катаньем на рынке заставят продать товар оптом по той цене, которую назначат перекупщики. Сегодня этим занимаются в большинстве этнические кавказские группировки. А тогда на Украине были группировки еврейские. Они держали 93 % торговли зерном, и методы у перекупщиков, как и теперь, были разные. Опять же — ростовщиками на украинских землях тоже были евреи. Так что претензии к ним наросли большие.

В Западной Украине, как и в Западной Белоруссии, была еще одна тонкость. Там существовало множество крупных поместий, принадлежавших польским аристократам. Ясновельможные паны не снисходили до того, чтобы заниматься таким низким делом, как сельское хозяйство. Но деньги-то требовались! Паны полагались на управляющих, а они были… Вы поняли. И ведь любой управляющий имением работал так, чтобы и хозяину поступали деньги, и чтобы себя не обидеть. Троцкий, который был сыном управляющего крупным поместьем, рассказывает в своих воспоминаниях, что он слышал от крестьян за своей спиной о своих соплеменниках….

В Гражданскую войну этими настроениями, разумеется, воспользовалась и разнообразная сволочь — а ее хватало во всех армиях. Грабить евреев было вроде как и «святое дело».

Это, так сказать, общий для всех исторический фон. Но вот реагировали различные силы на погромы по-разному. Красные за них просто-напросто расстреливали — и со свойственной им непосредственностью широко оповещали об этом в печати. Например, в 1920 году, после знакомого нам «буденновского бунта», было расстреляно около 400 конармейцев. Обвинение — организация погромов. Неважно, было ли это главной причиной репрессий или нет. Но о данном факте всех широко оповестили, так что другие хорошо задумались.

То же самое, с поправкой на «народное правосудие», происходило и у Махно. Махновцы, как и красные, увлеченно грабили «буржуев», не разбираясь в национальности. Не более и не менее того.

С ВСЮР было интереснее. Деникинскую верхушку вдохновителями погромов назвать никак нельзя — но вот, например, генерал Шкуро против них ничего не имел. Руководство белых, как всегда, действовало исключительно лицемерно. Деникин издавал многочисленные приказы, запрещающие еврейские погромы, — хотя прекрасно знал, что эти приказы останутся неисполненными, потому что наказывать своих белые очень не любили. Корпоративная солидарность оказалась выше здравого смысла. Ну, а раз так, то все на эти приказы плевать хотели.

Но вернемся к Петлюре. Лично он антисемитом не был. Тем более что Петлюра заигрывал с Антантой — а тут требовалось выглядеть приличным человеком. Но… Мало ли кем был он сам! Это большевики, в конце концов, сумели создать армию, более-менее похожую на регулярную. У Петлюры это так и не получилось. Его боевые части всегда были формированиями, которые он не слишком контролировал. Даже наиболее боеспособные сечевые стрельцы подчинялись в первую очередь Коновальцу — а он был парнем специфическим. Идеология ОУН, которую он впоследствии создал и возглавил, абсолютно ничем не отличалась от нацизма.

Да и вообще петлюровская идеология была очень туманной. Тем более что телевидения тогда не существовало. Это теперь можно втюхать людям по «ящику» любой бред, а тогда подавляющее большинство населения Украины составляли крестьяне, которые не очень-то верили «измам».

«В петлюровской армии, малоорганизованной и недисциплинированной, защищавшей неведомо кого и неведомо что, было лишь две силы, удерживавшие от полного развала и самоликвидации: авторитет Головного атамана и возможность пограбить».

(Ю. Финкельштейн)

Впрочем, не всегда погромы случались из-за грабежа. Бывали и идейные причины.

15 февраля в городе Проскурове (Хмельницком) и его окрестностях началась резня евреев, организованная по прямому приказу атамана запорожской казацкой бригады Семосенко. За несколько дней погрома было убито более тысячи человек. Поводом стала состоявшаяся до этого в городе попытка большевистского переворота — которая провалилась, потому что население красных не поддержало, ни украинское, ни еврейское (евреев в городе было около половины). Но какая разница?

«Солдаты-гайдамаки были вновь сконцентрированы на вокзале. В городе происходили аресты, а на вокзале были сервированы столы для угощения гайдамаков. Атаман Семосенко, на этот раз в полном согласии с Киверчуком, вступил в исполнение обязанностей начальника гарнизона. Свое вступление он ознаменовал пышным угощением гайдамаков и казаков и за обедом угостил их водкой и коньяком. По окончании трапезы он обратился к гайдамакам с речью, в которой обрисовал тяжкое положение Украины, понесенные ими труды на поле сражения и отметил, что самыми опасными врагами украинского народа и казаков являются жиды, которых необходимо вырезать для спасения Украины и самих себя. Он потребовал от казаков присяги в том, что они выполнят свою священную обязанность и вырежут еврейское население, но при этом они также должны поклясться, что они жидовского добра грабить не будут.

Рассыпавшиеся по еврейским улицам казаки группами от 5 до 15 чел. с совершенно спокойными лицами входили в дома, вынимали шашки и начали резать бывших в доме евреев, не различая ни возраста, ни пола. Они убивали стариков, женщин и даже грудных детей. Они, впрочем, не только резали, но наносили также колотые раны штыками. К огнестрельному оружию они прибегали лишь в том случае, когда отдельным лицам удавалось вырваться на улицу. Тогда им вдогонку посылалась пуля.

Когда весть о начавшейся резне распространилась среди евреев, они начали прятаться по чердакам и погребам, но казаки их с чердаков стаскивали вниз и убивали. В погреба же они бросали ручные гранаты. По словам того же свидетеля Шенкмана, казаки убили на улице около дома его младшего брата, а затем ворвались в дом и раскололи череп его матери. Прочие члены семьи спрятались под кроватями, но когда его маленький братишка увидел смерть матери, он вылез из-под кровати и стал целовать ее труп. Казаки начали рубить ребенка. Тогда старик-отец не вытерпел и также вылез из-под кровати, и один из казаков убил его двумя выстрелами. Затем они подошли к кроватям и начали колоть лежащих под ними. Сам он случайно уцелел.

Надо помнить, что гайдамакам была обещана в Проскурове кровавая потеха над евреями в продолжение трех дней. Но опыт первого, субботнего дня, очевидно, превзошел ожидания самого Семосенко и Киверчука. Решено было поэтому в Проскурове резню приостановить. Но в то же время гайдамаки, отведав еврейской крови, разохотились и проявили волю к дальнейшей резне. Не так-то легко, по-видимому, было их остановить…»

(Доклад уполномоченного Отдела помощи погромленным при Российском обществе Красного Креста на Украине А. И. Гиллерсона, 16 февраля 1919 года.)

Это самый знаменитый случай. Но вообще-то их было множество.

Правительство УНР вроде бы отмежевывалось от подобных действий. 10 апреля 1919 года начальник Главного управления войск Украинской Народной Республики наказной атаман Мельник издал приказ: «Всех, кто только будет проводить погромную агитацию между казаками, задержать и немедленно предать чрезвычайному суду».

17 июня 1919 года Петлюра направил телеграмму коменданту тыла:

«…Приказываю провокаторов немедленно расстреливать, уведомив об этом население. В таких случаях необходимо проявлять твердость и решительность, расправляясь с провокаторами по законам военного времени».

Правительство УНР выделило 20 миллионов гривен в помощь еврейскому населению, пострадавшему от погромов.

Именно на основе этих телеграмм апологеты Петлюры утверждают, что он был против погромов. Да только вот ведь какое дело: приказы-то отдавались — но к ответственности не был привлечен никто. Ни атаман Семосенко, ни даже кто-либо из его помощников, которых можно было бы зачислить в стрелочники. Причина здесь очень проста. Петлюра не мог позволить себе ссориться со своими «полевыми командирами». Он прекрасно помнил атаманов Григорьева и Зеленого. Другие тоже могли в любой момент переметнуться к кому-нибудь (благо выбор имелся) или перейти в «свободное плавание».

Заметим, что от красных разные командиры тоже неоднократно откалывались или перебегали к противнику. Но у большевиков хватало сил и решимости гнуть свою линию.

Между молотом и наковальней

После ухода из Киева под контролем Петлюры оставалась фактически территория одной губернии. Но не было бы счастья, да несчастье помогло — он наконец-то смог наплевать как на Директорию, так и на всех остальных политиков. Справляться с полевыми командирами от этого легче не стало, но хотя бы меньше болтунов путалось под ногами.

Петлюра направил странам Антанты ноту о вступлении Украинской республики в «общую борьбу против большевизма до победы». Целью этой борьбы он считал «сохранение нашей независимости».

Французы были не против. Но только вот украинскую независимость они представляли по-своему…

«Еще 17 февраля Петлюра направил декларацию французскому командованию в Одессу, в которой просил помощи у Антанты "для освобождения нашей украинской нации и восстановления украинского государства". Через 11 дней пришел французский ответ, в котором командующий д'Ансельм заявлял "правительству украинской зоны" о своей готовности предоставить помощь УНР при условии отставки из Директории Петлюры и Андриевского и принятии руководством УНР таких условий, как: контроль Франции над финансами и железными дорогами Украины, подчинение украинских войск общему командованию Антанты, подписание общего военного договора между Антантой, Деникиным и Директорией, назначение новых членов Директории только с одобрения французов. При выполнении этих условий французы обещали украинцам "устроить" союз с Польшей, Румынией, военную и материальную помощь, помощь в признании украинской делегации на мирных переговорах в Париже».

(В. Савченко)

Если такое называется «независимостью», то что же тогда колония?

Впрочем, вскоре все это стало неактуальным. 6 апреля Одесса была взята красными (точнее, Григорьевым), и французские колониальные игрища накрылись.

В середине марта петлюровцы даже предприняли контрнаступление — и удачное. Красным удалось остановить их в 30 километрах от Киева. Однако ничего путного из этого не вышло. Как часто бывало на Гражданской войне: стремительный прорыв, контрудар врага — и столь же стремительное отступление.

27 марта Антонов-Овсеенко телеграфировал главкому: «…нами прорван центр противника, захвачены 5 штабов дивизий, штаб корпуса, 200 орудий, 100 бомбометов, до 1000 пулеметов, оторванный правый фланг противника почти окружен…»

Красные снова двинули. Петлюровская армия оказалась расколотой. Штабы и часть сил находились в Ровно, другая часть перешла на территорию Галиции.

С Галицией вообще было интересно. Так называлась бывшая территория Великого княжества Литовского, которая до 1918 года находилась под властью Австро-Венгрии. С распадом австрийской империи в восточной Галиции (территория сегодняшних Ивано-Франковской, Львовской и Тернопольской областей Украины) начались разборки между поляками и украинцами. Итогом было провозглашение 13 ноября 1918 года во Львове Западноукраинской народной республики (ЗУНР). Президентом ее стал Е. Е. Петрушевич. Тогда же у нового государственного образования появились и вооруженные силы — так называемая Украинская Галицкая армия (УГА), основой которой послужил австрийский корпус сечевых стрельцов. Забавно, что в момент создания республики правительство ЗУНР контролировало менее половины своей столицы. Дело в том, что большинство населения Львова составляли поляки, а они ЗУНР в гробу видали. Через неделю подоспели польские войска — и руководство ЗУНР бежало в Тернополь.

1 декабря 1918 года два украинских государства подписали договор об объединении. Петрушевич вошел в состав киевской Директории.

Однако на деле объединение было чисто формальным. Галицкая армия находилась на остатках своей территории. Ей приходилось воевать с поляками.

В апреле 1919 года отношения Петрушевича и Петлюры испортились. Дело в том, что, несмотря на критическое положение УНР, в ней кипели политические страсти. Петлюру пытались сместить, а лидер ЗУНР заговор поддерживал. Головному атаману удалось разобраться с путчистами, но легче от этого не стало, потому как подоспели поляки, которые сильно врезали петлюровцам. (Поляки и войска УНР соприкасались севернее Галиции.) А красные в это время подсуетились и захватили Ровно.

В июне петлюровцы были вынужден уйти на территорию ЗУНР, от которой, впрочем, тоже мало что осталось по причине наступления поляков.

«…Пришло "вагонное" существование, шатания по станциям, местечкам, без прибежища, без порядка, без войска, без территории и с врагами со всех сторон. Были моменты, когда под властью украинского атаманско-"социалистического" правительства было только несколько верст железной дороги, занятой правительственными вагонами, в которых жили правительство, партии, чиновники и "войско". Что-то похожее на цыганский табор… Директория живет в вагонах, вокруг которых горы нечистот, мусора, грязи. Министры ругаются, грызутся, жалуются, арестовывают друг друга. Войска нет, только одни штабы и атаманы во главе с "Головным атаманом" — "балериной". Этот смешной, вредный для нашего движения человек не остановится ни перед чем, покуда есть хоть пядь территории и два-три человека, перед которыми он может грациозно позировать, тогда он чувствует себя при деле».

(В. Винниченко)

Недаром красноармейцы пели частушку:

Страницы: «« ... 1516171819202122 »»

Читать бесплатно другие книги:

«Однажды я вслед за моей собакой вышел в гречишный клин, нисколько мне не принадлежащий. В любезном ...
«…На другой день Дерябин зазвал к себе трех соседских парнишек, рассказал, кто такой был Николашка.–...
Экспедиция капитана Скотта к Южному полюсу погибла в страшных буранах, разразившихся в Антарктике ве...
«Она словно медлила перед тем, как постареть всерьез, и с приветливым видом все держалась. Теперь не...
«Летом и осенью – речь идет о восемнадцатом годе – Армавир несколько раз переходил из рук в руки.Пов...
«…На околице деревни мне встретилась торопливая чистенькая старушка. Она тащила на веревке дымчатую ...