Сновидения Билибин Виктор

– Нет, нет, нет! Погодите! Стойте! Я приведу мистера Джонса. Подождите!

– Ну ладно.

Шивиц выбежала, а Ева стала ждать, облокотившись на перила. Мысленно она дала Квилле не больше пяти секунд на то, чтобы вылезти из своей норки.

На деле хватило и трех.

– Вот это скандал! Похлеще любого сериала! Лихо вы ее с места сдули.

– В этом деле я спец.

– А что, у мистера Джонса пятки горят?

– Да.

– Он не мог никого убить. Он у нас такой праведник, все для других, для других…

– Убийство тоже совершается в отношении других.

– Да, но не в этом смысле, – парировала девочка. – Мисс Джонс, когда сегодня вернулась, так и кипела. Аж пар шел. Вся красная. И вызвала мистера Джонса к себе немедленно. А она отродясь так не делает. Потом они засели в кабинете и она как пошла разоряться – что-то в том духе, что вы навешиваете всякую хрень, чтобы всех их поиметь – ну, только она это красивыми словами говорила. А он все: ну, ну, тише, тише, но только не так, как в тот день, когда после вашего ухода – ну, когда они только узнали про эти убийства. Сегодня она рыдала, почему он и нес всю эту ахинею. Успокаивал, типа. А она… – Квилла приложила ладонь ко лбу тыльной стороной, воспроизведя классический жест отчаяния. – Ах бедняжки, ах бедные заблудшие души! И все в таком роде. А он все: ну, ну, Филли, успокойся, теперь их души упокоились с миром. Мы за это не отвечаем. Мы и так делаем все, что в наших силах… ля-ля, тополя… А та все слезами заливается. Тогда он: ну ладно, хватит, замолчи, не мешай думать. Ну… то есть он этого не говорил, но смысл был такой.

– А дальше?

– А потом… – Она резко выпрямилась и оглянулась. – Все, ухожу.

– Вот слух, а? – восхитилась Ева, видя, как Квилла исчезает буквально за секунду до того, как из коридора второго этажа раздался шумный возглас Филадельфии, сопровождаемой семенящей за ней Шивиц – ни дать ни взять, комнатная собачонка.

– Неслыханное дело!

– Да, а может стать еще более неслыханным, – огрызнулась Ева.

– Вы не имеете права вторгаться в наши частные помещения. Это травля, и я намерена связаться с нашим адвокатом.

– Да сколько угодно. А я свяжусь с руководством, получу ордер, а в ожидании ордера… Пибоди, ты, кажется, хотела звонить Надин Ферст? Вперед! Она с удовольствием покажет репортаж об этом деле в вечернем выпуске.

– Минуту!

– Только если минуту, – отрубила Ева. – Ваш брат является фигурантом дела о массовом убийстве, а никто не знает о его местонахождении. Вообще-то, Пибоди, давай-ка объявим Нэшвилла Джонса в розыск. Шли ориентировку.

– Что еще за ориентировку? – вскинулась Филадельфия. – Он что, преступник? Прекратите немедленно!

– Вы нам говорите, где он, – предложила Ева, – а мы не станем рассылать его физиономию всем постовым и патрульным Нью-Йорка.

– Я не знаю! Ради всего святого, он не докладывает мне о каждом своем шаге! Ему надо было уйти – он ушел.

– Он ушел после вашего возвращения с допроса, когда вы рассказали ему, о чем мы с вами говорили, и когда ему передали, что я хочу пригласить на допрос и его тоже. Чуешь душок, Пибоди?

– Еще какой!

– Он расстроился. Мы все расстроены. Пожалуйста, уйдите. – Филадельфия сделала жест, каким гоняют кур. – Вы мешаете нашим занятиям, мешаете проводить сеансы, мешаете, наконец, нашим воспитанникам. Уезжайте, а я позабочусь, чтобы он связался с вами, как только войдет в дверь.

– Не годится. Мне надо взглянуть на его жилье.

– Зачем? Что вы себе удумали? Что он тела там прячет?

– Показывайте. Пусть я окажусь не права.

– Это унизительно! – Однако она развернулась на каблуках, решительно шагнула к следующему пролету лестницы и начала подъем.

Несколько дверей были чуть приоткрыты. Ева так и видела прильнувшие к ним глаза и уши. Вот это скандал, как сказала бы Квилла.

Филадельфия достала из кармана магнитную карточку, провела по небольшому считывающему устройству, после чего ввела код.

– От воспитанников закрываетесь?

– Если их не искушать, они и не оступятся. – Она вошла в комнату. – Вот. Гостиная и кухня у нас общие.

Ева расценила квартиру как скромную, уютную, но уж никак не навороченную. По виду этого жилья никто бы не сказал, что они тратят деньги фонда на роскошества.

– У меня ванная, постель и жилая комната с этой стороны, а у Нэша – с той. Для уединения можно закрывать двери. Сейчас, как видите, они открыты – как и всегда.

– Вижу. – Ева шагнула на половину Нэша.

Филадельфия бросилась за ней.

– Только вещи его не трогайте!

– Тогда будьте рядом, следите за мной.

Раскрасневшаяся, с пылающими глазами, Филадельфия подбоченилась.

– Я потребую от вас письменных извинений. От вас обеих и от вашего начальства.

– Сейчас напишем.

В жилой комнате Нэша Джонса стояли два кресла, небольшой письменный стол с мини-компьютером, на стенах – пара недорогих картин, на полу – изношенный ковер.

Спальня была выдержана в спартанском духе. Простая кровать, еще одно небольшое кресло, комод с фотографией младшей сестры в обнимку с двумя братьями на фоне здания БВСМРЦ.

– Это его телефон? – спросила Ева, показав на комод.

– Что? Я… Ой, он телефон забыл! Так вот в чем дело! Когда Матушка мне сообщила о вашем приезде, я пыталась с ним связаться, но включилась голосовая почта. Оказывается, он телефон дома оставил.

– Хм-м. – Если телефон не при тебе, тебя по нему и не вычислят, подумала она. Оставь его лежать в спальне на комоде – и твое местонахождение никому не известно: пеленг-то невозможен.

– Посмотрите у него в шкафу.

– Ни в коем случае!

– Посмотрите у него в шкафу, – повторила Ева таким терпеливым тоном, какого, по ее мнению, эта особа не заслуживала, – все ли вещи на месте.

– Конечно, все вещи на месте! Это просто смешно. – Филадельфия с негодованием открыла узкий гардероб. – Вы ведете себя так, словно он сбежал или…

– Что он взял с собой?

– Я… я не говорила, что он что-то забрал.

– Это написано у вас на лице.

– Я никогда… Матушка, вы не могли бы спуститься, убедиться, что дети на занятиях? Пожалуйста, спуститесь вниз.

– Если я вам понадоблюсь – я у себя. – Шивиц одарила Еву неприязненным взглядом. – Вдруг что потребуется.

Филадельфия кивнула, затем подошла к креслу и опустилась в него.

– Должно быть, возникла какая-то срочность.

– Это все говорят. Что он забрал с собой?

– Я не уверена. Нет, не знаю. Просто… он держал в шкафу небольшой чемодан – как и я в своем. Для коротких поездок. Должно быть, его куда-то вызвали. Внезапно.

– И он подхватился и уехал, не сказав ничего ни вам, ни своей секретарше и даже не взяв телефона? – Как сказал бы Рорк, хорош лапшу вешать, подумалось Еве. – Вы же не глупая женщина. Он подался в бега. Пибоди, отсылай ориентировку.

– Да нет же, клянусь вам! Жизнью своей клянусь, он ничего плохого не делал! Он не мог!

– Где он держит наличность?

– Что?

– У каждого человека есть небольшая заначка, наличные деньги на черный день. Сейчас этот день настал, уж поверьте мне. Так где у него деньги лежат?

Поджав губы, Филадельфия встала, прошла к комоду и открыла левый верхний ящик. Она осторожно подняла несколько пар аккуратно сложенных носков, после чего безмолвно уставилась в глубь ящика.

– Их нет, – констатировала Ева.

– Он мог переложить. Обычно он держит здесь какую-то сумму наличными. Не понимаю. Он хороший человек! – Она повернулась, руки ее были сложены в молитвенном жесте. – Я это говорю не потому, что он мой брат. Я работаю с ним бок о бок изо дня в день. Я его прекрасно знаю. Он хороший человек!

– Куда он мог поехать?

– Не знаю. Просто ума не приложу.

– Куда вы уезжаете отдохнуть, когда хотите на несколько дней расслабиться?

– Господи, лейтенант, да мы уже пять лет как отпуска не брали. Если не шесть. Точно не помню. Мы оба уезжали ненадолго, но только по работе. У нас бывает что-то вроде конференций с похожими учреждениями, обмен опытом с коллегами.

– Нам нужен список мест, куда вы ездили на такие конференции. И еще я вас попрошу внимательно осмотреть квартиру. Мне надо знать, что он взял с собой.

– Этому должно быть какое-то объяснение. Наверняка это что-то невинное.

– Давайте не будем гадать, а составим список адресов. И еще мне нужно осмотреть бывшую комнату Делонны.

– Делонны? Делонны Джексон?

– Так точно. Я хочу увидеть комнату, где она жила, когда от вас ушла Шелби.

– Я… Боже, что у меня с головой… Не могу вспомнить. Матушка наверняка знает. Она точно вспомнит. Простите, у меня жутко разболелась голова. Позвольте, я выпью таблетку. У Нэша должны быть.

Она медленно вошла в небольшую ванную – одна душевая кабина – и открыла навесной шкафчик.

И разразилась рыданиями.

– Он забрал косметичку. Боже святый, Нэш, где же ты?

– Займись ею, Пибоди. А я схожу к Шивиц.

– Ясно. Мисс Джонс, давайте на минуту присядем. У меня есть таблетки. Мы с вами сядем, я принесу водички…

– Это какой-то абсурд. Все это лишено всякого смысла.

А вот и нет, подумала Ева, выходя за дверь. Смысл-то как раз тут очень большой.

Она отправила в Управление ориентировку, а затем огорошила Шивиц советом найти для начальницы успокоительного. Заняв ее такой гуманитарной миссией, Ева направилась к комнате, которую, по словам Шивиц, занимала когда-то Делонна Джексон.

Это была крохотная спаленка с двумя узкими койками и столь же узкими комодиками. Но она заметила, что жильцам позволялось внести в обстановку какие-то штрихи индивидуальности. Постеры известных музыкантов и групп, пара цветных подушек, мягкие игрушки. У каждой девочки на стене у кровати была небольшая консоль для мини-компьютера или планшетника, лампа и какие-то девчачьи побрякушки. Одна из обитательниц этой кельи заменила невыразительный белый абажур на своей лампе на другой, в фиолетовый горох.

Окно по-прежнему можно было открыть не более чем на девять дюймов. Но для миниатюрной, худенькой девочки этого было достаточно. А вот спуск…

Надо было проявить изрядную решимость, отметила Ева, оглядев стену: водосточных труб было раз-два и обчелся, на кирпичном фасаде виднелись всего несколько выступов, да и то весьма опасных.

Но картинка перед ее мысленным взором вырисовывалась. В точности как описала Лонна. Ночная мгла, стук сердца, руки и ноги дрожат, но цепляются за каждый выступ. Потом заключительный прыжок – с такой высоты, что колени и лодыжки заныли.

– Что еще за хрень?

Ева выпрямилась, закрыла окно и повернулась. В дверях стояла Квилла.

– Что?

Девочка усмехнулась.

– Как вы тут оказались? В этой комнате живут Ранда и Чу, они нормальные девчонки. А мою соседку взяли приемные родители. Ох и зануда была! Нимб прямо глаза слепил, до того святая. Достала! Мне нравится жить одной в комнате. Вот бы мне ее оставили! Так в чем дело-то?

– Ты когда-нибудь бываешь на занятиях? На консультациях?

– А то! Просто сейчас разброд и шатания – мисс Джонс не в себе, мистер Джонс и вовсе незнамо где, Матушка вообще в отключке… Вид-то делают, что все в порядке, но атмосфера, доложу, прямо-таки раскалена. Так в чем дело, вы мне скажете?

– Дело в том, что мы пытаемся найти мистера Джонса.

– Ну, здесь-то вы его точно не найдете. Он обычно следит за половиной, где парни живут, а мисс Джонс – за нашей. Как можно смотреть на голых людей не с такими пендюрками, как у тебя, вы что?! – Она воздела руки, широко открыла рот и сделала страшные глаза. – Скандал!

Еве подумалось, что этой девице надо оставить мысль о писательстве и податься в актрисы.

– Остальные сотрудники тоже это правило соблюдают?

– Все до единого, как штык. Бывает, кто-то из старших ребят и прошмыгнет без палева на нашу сторону перепихнуться, но для этого такие ухищрения нужны! Да еще чтоб подфартило. Ведь если мисс Джонс докопается, припряжет по полной. Поставит в самый отстойный наряд. Она почему-то считает, если человек будет занят, ему не до секса станет. Можно подумать… А если бы нечто подобное проделал кто-то из сотрудников – да она бы его растерзала, как лев ее братца. Нещадно!

– А ты знаешь историю этого брата?

– Да все знают. У нас в Тихой комнате даже что-то вроде мемориальной доски висит. Ну, в его честь, понимаете?

– В Тихой комнате?

– Они не говорят «церковь» или «часовня», но, по сути, это она и есть. – Она говорила и вышагивала по комнате, суя нос в вещи ее обитательниц. Поскольку Ева на ее месте вела бы себя точно так же, она никак не реагировала. – Рот на замок, никакой электроники. Ты должен сидеть и думать, или медитировать, или молиться. Кому что нравится. – Квилла сунула в карман чужую заколку.

– Положи на место, – только и сказала Ева.

Девица лишь пожала плечами, но вернула вещь на место.

– Короче, мистер Джонс никого не убивал, это сто пудов. Он сроду не ударит, не толкнет, даже не заорет. Когда облажаешься, он делает так.

Она изобразила строгий, осуждающий взгляд.

– Или вот так.

Теперь это было подчеркнутое терпение, переходящее в неодобрительную грусть.

– И говорит, типа: «Дорогая моя Квилла, быть может, тебе стоило бы двадцать минут побыть в Тихой комнате, подумать над своим поведением, как оно сказывается на тебе и на окружающих?» Мисс Джонс – та прямо скажет, знаете? У нее так: начнешь блажить – мигом сортиры чистить отправит. И это куда больше канает, вот что я вам скажу. Короче, он своими нотациями тебе мозг выносит, а она просто сунет в руки ведро или еще чего. Ведро еще не худший вариант. Так что он никого не убивал, тем более тех давнишних девчонок. Но дело мутное – это точно.

В нескольких фразах девчонка умудрилась очень живо описать нравы этого дома и особенности характера брата и сестры.

Еве оставалось лишь внимать этому потоку.

– Что именно – мутное?

– Да что-то. – Она вертелась перед висящим на стене зеркалом, принимая разные позы и меняя выражение лица, и явно любовалась собой. – С того дня, как вы у нас в первый раз побывали, он стал подолгу в Тихой комнате торчать, а еще больше – у себя. Дольше обычного. И стал много гулять. Однажды прошел пешком до самого старого здания. Оно было опечатано – там лента полицейская и все такое. Так он просто встал на той стороне и пялился на него через улицу. Не город, а дурдом сплошной.

– А ты откуда знаешь, что он туда ходил?

– А… Следила за ним. Если не тормозить, можно нырнуть в боковую дверь, когда машину со жратвой разгружают. Я не тормоз, и мне было интересно. И еще он много говорит по своей новой трубе, тихим таким голосом, что даже если прислушаться, все равно не разберешь.

– По какой такой новой трубе?

– Да он гулял как-то да и купил себе. А… отстой.

– Правда?

– Ага. Короче, дело мутное, но тех девах он не убивал, он же у нас святой. Думаю, он их жалеет, тем более что он кого-то из них знал.

– А это тебе откуда известно?

– Слышу – слушаю – знаю. – Она изобразила неуверенный пируэт. – Они с мисс Джонс и Матушкой на эту тему долго у нее в кабинете трындели. И орали. И он тоже! Ваще жесть! Они еще грозятся какие-то поминки замутить. Нас поголовно заставят присутствовать, хоть мы никого из них знать не знали, да и вообще они уже сто лет как умерли. Но это будет обязаловка, без вариантов.

Короче, я думаю, он с кем-то трахается на стороне, а на группах они нам втюхивают про здоровье, добропорядочность, что, если переспишь с кем без любви, типа, совесть потом задолбает, и что надо хранить верность тому, с кем трахаешься, а еще про высшую силу и прочую хренотень.

– Про Ииуса Христа.

– Кому-то, может, он и высшая сила, а кому-то – нет. – Квилла пожала плечами. – Тут они не заставляют. Короче, я думаю, ему сейчас по-настоящему поплохело, противоречивые чувства накатили, так что он небось отправился перетрахать всех, кому не лень, чтобы оттянуться, и тогда потом какое-то время не будет париться.

У Евы уже звенело в ушах. Когда девчонка умолкла, она стала думать, что все это было бы не лишено смысла – если бы не обстоятельства.

– Будем проверять, – сказала Ева, выбрав наиболее нейтральную формулировку.

– О’кей. Мне пора, а то меня хватятся.

Она удалилась, и комната внезапно стала больше, тише и просторнее. Ева выдохнула и присела на край одной из коек, чтобы перевести дух.

Ну и голова у этой девчонки, мысли крутятся, точно белка в колесе. Крутятся, крутятся, крутятся… Но, на самом деле она выдала важную информацию – если суметь отфильтровать ее от потока сознания и жаргонных словечек.

Она посидела еще, делая кое-какие заметки, пока факты снова не затерялись в этом сумбуре.

Ева вернулась в апартаменты Нэша, нашла Филадельфию на ее половине. Шивиц уговаривала ее допить успокоительное, а Пибоди стояла на страже.

– Лейтенант, я хочу перед вами извиниться за то, что так расклеилась. Обычно мне удается держать себя в руках.

– Ничего страшного. Мисс Джонс, я могу получить ордер и собираюсь поручить это своей напарнице. Прямо сейчас. Пибоди!

– Есть, шеф.

– Но все же будет лучше, если вы, под протокол, дадите нам с напарницей свое согласие на объявление вашего брата в розыск. А я хотела бы начать обыск в квартире. Я вызову еще сотрудников, с ордером, и они помогут мне обыскать все помещение.

Филадельфия побледнела еще сильнее и заговорила неуверенным шепотом:

– Вы хотите обыскать дом?

– Да, и независимо от вашего на то разрешения. Но с разрешением, конечно, будет проще.

– Мисс Джонс, вам надо связаться с вашим адвокатом! – встряла Шивиц.

– Нам тут скрывать нечего. – Филадельфия расправила плечи и похлопала Матушку по руке. – Я дам свое согласие и свяжусь с адвокатом.

– Мудрое решение, – похвалила Ева.

– Теперь, когда мысли у меня прояснились, я могу сказать, что Нэшу просто надо было какое-то время побыть одному, это совершенно очевидно. Побыть на расстоянии, все это переварить. Я знаю, какое сильное впечатление это произвело на меня, а он обычно держит все в себе, сохраняет уверенность – он же глава нашего дома. Думаю, ему просто понадобилось время, тем более что я была так возбуждена, когда вернулась после нашего с вами разговора. Он, должно быть, нашел какой-то тихий семинар – всегда ведь что-то происходит – и даст о себе знать, как только устроится. Он увидит, что оставил дома телефон, у кого-нибудь одолжит и сообщит, где он находится.

– Я уверена, что так и будет. – Теперь уже Шивиц ободряюще похлопала ее по руке.

– Вы не могли бы составить для лейтенанта Даллас список проводящихся в настоящий момент семинаров и конференций? А еще быстрее получится, если Матушка сама проверит, в каком именно Нэш на сегодня зарегистрирован, да, лейтенант?

– А лучше всего – сделать и то и другое. А мы с Пибоди пока начнем тут.

– Мне остаться?

– Как хотите.

– Я предпочла бы не видеть, как вы… роетесь в наших вещах. Я спущусь и буду у себя в кабинете, позвоню кое-каким друзьям, коллегам. Вдруг кто-то знает, какие у Нэша были планы. Мне станет намного легче, если я буду знать, где он находится, тогда все и прояснится.

– Отлично.

– Тогда я иду вниз. Матушка!

– Все будет хорошо. – Шивиц обхватила Филадельфию за талию и вывела из комнаты. – Вот увидите. Главное – верить, и все будет в порядке.

– Что это за успокоительное было, хотелось бы мне знать? – спросила Ева.

– Думаю, Шивиц туда коньячку плеснула. А Филадельфия, по-моему, сразу перешла в стадию отрицания. Вполне возможно, что она даже верит в то, что только что тут говорила, а все остальное просто отметает. Иначе ей слишком много с чем пришлось бы одновременно справляться, а справляться ей придется. Она так устроена. У нее полон дом трудных подростков, которых она должна держать в узде и утихомиривать, так что не справляться с проблемами ей нельзя.

– Теперь ей еще много с чем другим придется справляться. Вызови нам в помощь Бакстера с Трухартом, если они свободны. Участие Трухарта будет весьма кстати. И подключи патрульных – Кармайкла и еще кого-нибудь. Помещение немаленькое.

– Сделаю.

– А у меня тем временем появился бесценный свидетель, – объявила Ева, переходя в спальню Нэша Джонса. – Квилла. Тарахтит без остановки. По ее словам, дело мутное, – начала рассказывать Ева, принимаясь за обыск.

Осмотр небольшой спальни и скудных пожитков много времени не занял. Ева сделала для себя вывод, что мистер Джонс любит добротные ткани и обладает достаточной практичностью и бережливостью, чтобы отдавать обувь в починку.

– В мобильнике ничего необычного, – поделилась она с Пибоди, изучив список контактов и последние звонки. – Но, насколько я понимаю, какие-то из контактов совсем недавно были удалены. Доверим это электронщикам, вызывай их сюда. Они знают, как восстановить удаленные файлы, может, и контакты тоже.

– Макнаб уже едет вместе с Трухартом и Бакстером. Я так и поняла, что программист нам не помешает.

– Ты все правильно поняла.

– Знаешь, все, что я вижу, говорит об очень скромном образе жизни. – Пибоди стояла возле кровати и в очередной раз осматривала комнату. – Есть пачка презервативов – но засунута в дальний угол шкафчика в ванной, а не лежит в спальне в тумбочке. Здесь – никакого секса. Одежда вся из хорошей материи – она служит дольше. И кто-то штопает ему носки.

– Что делает?

– Зашивает дырки на пальцах, на пятках. Ну, знаешь, иногда снимаешь туфли – а на пальце или на заднике дырка? А ему их кто-то заштопал. Ну, зачинил то есть.

– То же самое с обувью. Спартанская жизнь, такая, где, судя по внешним признакам, деньги и собственность не играют особой роли и наличие нимба определяется не этим.

– Как, как?

– Это из Квиллиного лексикона. Ну… когда человек весь из себя такой добропорядочный. Таким ей Джонс видится. Может, хоть тайничок какой есть? – Уперев руки в бедра, она еще раз все осмотрела. – Да что-то не видать.

– Если ему было что спрятать, скорей уж он с собой бы забрал.

– Да. Оставил электронную книжку на тумбочке, диски. Все исключительно благочинное: какие-то романы, книги по психологии, по духовному воспитанию, по преодолению вредных зависимостей и повышению самооценки – одним словом, все вполне ожидаемое. Пошли дальше.

В гостиной тоже ничего особенного не обнаружилось. Музыкальные и видеодиски в большинстве были духовного и жизнеутверждающего толка и лишь самую малость разбавлены чем-то общечеловеческим.

На небольшой кухне только здоровая пища. Никакого алкоголя или припрятанных наркотиков. Даже заначки шоколадок и то нет.

– Привез ваш ордер, лейтенант, – доложил вошедший Бакстер. – И торжественно вручил некой Филадельфии Джонс. Здание полно ребятишек, делающих вид, что их достали фараоны, рыщущие по дому. Представляю, какое количество дури сейчас сливается в канализацию.

– Может быть, но вообще-то тут порядки строгие.

– Вот и посмотрим, какие у них строгие порядки. Твой горячий пончик, Пибоди, на первом этаже, уже своей электроникой занят.

– Он мне не горячий пончик. Он мой поджарый мачо, развратная секс-машина.

– Ну извини, глупость сморозил. Даллас, где хочешь, чтобы мы начали?

– С подвала. Со склада. С тех мест, которые могут использоваться как тайное укрытие. И оттуда двигайтесь вверх. А мы, наоборот, будем спускаться. Патрульные пусть на скорую руку обойдут жилые комнаты. Там меня особо ничто не интересует, но совсем не осмотреть их тоже нельзя.

– Подвал, значит. – Бакстер со вздохом посмотрел на Трухарта и, качая головой, перевел взгляд вниз. – Вот чувствовал, что надо переобуться.

– Радуйся, что я не заставляю тебя штопать носки.

– Что делать?

– Что слышал. Господи, это что, еда? – Она продолжала осматривать кухню. – Рисовые хлебцы с имбирным ароматом! Рисовые хлебцы – это не еда. За одно это их уже можно считать подозреваемыми во всяких злодеяниях. В подвал! – повторила она.

В квартире Джонсов так ничего и не нашли. Зато Ева узнала, что Филадельфия не так строга в выборе чтива и в своих музыкальных предпочтениях: у нее попадались и чисто развлекательные вещицы, и много чего современного.

Ева пометила это в своем блокноте.

Значит, она может обсуждать с ребятами кино, музыку и книги с большим знанием дела, чем ее брат, заключила для себя Ева.

У нее были и противозачаточные средства, в большом количестве – средства по уходу за кожей, небольшой тюбик тонального крема. Пара тюбиков губной помады, какие-то средства для волос и ресниц.

Ева с некоторым смущением призналась себе, что у нее самой всего этого больше.

Я же не виновата, подумала она, что он осыпает меня подарками.