Сновидения Билибин Виктор

– Вы пятнадцать лет успешно с этим справлялись, – вмешалась Ева.

Он обернулся и встретился с Евой взглядом, при этом глаза его моментально сделались ледяными.

– Нет, это не то, что вы думаете. Лучше нам подняться в зал заседаний. В моем кабинете нам всем не уместиться.

– Где Монтклер Джонс?

– Его комната на третьем этаже, в восточном крыле. – Филадельфия ахнула, и он опять повернулся к ней. – Прости меня. Нэш с ним. Если бы я только мог все объяснить… Лейтенант… Даллас, кажется?

– Так точно. Все объяснить – это хорошее начало. Пибоди, подежурь возле дверей Джонса.

– Они не сбегут, ни тот ни другой. Но все понятно. Охрана вас проводит, – добавил он, обращаясь к Пибоди.

Та в сопровождении охранника удалилась, а Ева вместе с Гиббонсом стала подниматься по лестнице.

– Сюда, пожалуйста. Нэш прибежал ко мне домой вчера вечером. Он был в состоянии глубокого волнения, можно сказать – в панике.

– Еще бы.

Гиббонс открыл дверь и жестом пригласил войти.

Это была скорее комната отдыха, чем зал заседаний. Хотя полагающийся по штату длинный стол тоже имелся. Гиббонс усадил Филадельфию на диван.

– Что вам предложить? Господи, руки ледяные! Может, чаю?

– Ничего не надо.

– Ты его все еще носишь, – тихо заметил он.

– Нет. – Она взглянула на кольцо, потом подняла глаза на своего давнего возлюбленного. – Я… Ой, Питер…

– Для тебя это тяжелая ситуация. Да и для всех нас. – Он сел с нею рядом, взял за руку, потом снова встретился глазами с Евой. – Начать придется с событий пятнадцатилетней давности. Мы тогда только-только начинали. Я присоединился к проекту, как только получил степень. Все эти годы мы с Нэшем поддерживали связь.

– Я об этом не знала.

– Мы с тобой оба успели побывать в браке, успели развестись. У тебя была своя жизнь, я пытался наладить свою. Нэш прибежал ко мне пятнадцать лет назад, потрясенный, в отчаянии. Сказал, что с Монти беда, что он пытался причинить вред одной из девочек из числа ваших подопечных и как будто даже не понял масштаб своего злодеяния. Девочка спасена, но он не может позволить Монти находиться рядом с детьми, а тому необходима серьезная психиатрическая помощь. Конечно, я согласился поместить его к себе на лечение. Еще Нэш решил, что ты, Филли, ничего не должна знать, тут мы поспорили, но он настоял на своем.

– Монтклер Джонс совершил по меньшей мере нападение, – вставила Ева. – Следовало ли оповестить полицию? Наверное. Но друг попросил меня помочь его брату. Я помог. Когда Монти у нас появился, он был как дитя. Но меня он вспомнил, и это облегчило задачу. Он был рад меня видеть и решил, что раз здесь я, то и ты, Филли, когда-нибудь его навестишь.

– Он всегда тебе очень симпатизировал, – сказала Филадельфия.

– Да, и это облегчило мне задачу, – повторил Питер. – Он боялся, что его ушлют в командировку, и не куда-нибудь, а в Африку. Его психическое и эмоциональное состояние в тот момент было очень неустойчивым.

– Как у нашей мамы, – вставила Филадельфия.

– Суицидальных наклонностей у него нет, – успокоил он. – И никогда не было, хотя мы поначалу принимали меры предосторожности. Я с ним решил работать не спеша. Он был покорным, старался во всем слушаться. Считал, если будет себя хорошо вести, его отпустят домой. Или вы с Нэшем сюда приедете. Когда я заводил разговор о том, что произошло, он говорил, что девочка была плохая, а он хотел ее очистить, смыть грехи, а чистая она могла бы остаться дома. И у них был бы свой дом.

– Да, только он ее чуть не утопил, – вставила Ева.

– В его восприятии, он ей помогал. Отмывал от грехов, давал ей жизнь – а не забирал. Его мать умерла во грехе. Так говорил ваш отец, Филли. Он в это верил.

– Я знаю. А я не верю. И не могу. Отец, тот – да.

– И внушил это Монти. И Монти считал, что может кончить так же – и тогда его выставят из дома.

– О боже! Мы так старались, чтобы он не чувствовал себя неприкаянным.

– Болезнь ему мешала. Я уже говорил Нэшу, что я думаю по поводу лечения, которое получали Монти и ваша мать. Мы потом еще это обсудим. Но в случае с Монти, стоило мне попытаться проникнуть в корень его болезни, он всякий раз приходил в возбуждение, так что порой мы были вынуждены пускать в ход седативные препараты. И вместо улучшения мы наблюдали ухудшение. Что бы я ни делал, что бы ни пробовал – до него невозможно было достучаться.

– Он убил двенадцать девочек, – перебила Ева. – Он никогда об этом не упоминал?

Гиббонс с выражением бессилия на лице покачал головой.

– Он говорил о ритуалах очищения, о доме, о том, чтобы никогда его не покидать. Теперь он уже давно о доме не говорит, поскольку думает, что его дом здесь. В ходе работы с ним стало ясно, что, если бы его отпустили, он снова взялся бы за это ритуальное очищение. Он видит в этом свое предназначение. Считает, он наконец осознал свою миссию – ведь у вас с Нэшем такая миссия есть. Спасать девочек, очищать их от грязи, от греха, давать им дом.

– Двенадцать! – повторила Ева.

– Я догадывался, что это могла быть не единственная попытка, но я не сумел проникнуть в его сознание, вытащить на поверхность то, что он сделал. И не сумел вызвать его на разговор о том, почему он избрал себе такую миссию, о ее сексуальных составляющих. Могу вас только заверить, что ни я, ни Нэш даже не подозревали, что он тогда застал его не за первым деянием, а за последним.

Я мог бы часами говорить с вами о его психике, разжевывать свое мнение о том, почему, как и зачем. И почему в его мозгу то, что он сделал, оказалось вытесненным и подавляемым. Могу вам только сказать, что он глубоко убежден, что делал то, что было необходимо и правильно, а брат его просто не понял, не поверил ему и вообще не верил в него, вот почему он не смог завершить свое дело. Он всего несколько лет как начал снова общаться с Нэшем, да и то не в полной мере.

– О его психике вы можете говорить с другими психотерапевтами. Он убил двенадцать девочек, пытался убить еще одну. И вместо того, чтобы предстать перед правосудием, он живет здесь, в комфорте, и не несет никакого наказания за свои преступления.

– Насчет наказания я бы с вами не согласился. Об убийствах мы не знали. А когда Нэш понял, что убийца – Монти, он сразу приехал сюда и все мне рассказал.

– И вы все равно не обратились в полицию.

– Мы собирались, а тут как раз вы. Нэш хотел немного побыть с братом, прежде чем отвезти его – в моем сопровождении – назад в Нью-Йорк и сдать вам.

Гиббонс опять взял Филадельфию за руку.

– Филли, вчера, когда Нэш ко мне приехал, это был совершенно убитый человек. Он понимал, что обязан сдать брата в полицию. Брата, которого вы оба так любите и за которого он считает себя в ответе. И еще он страдал от того, что тебе тоже предстоит узнать о том, что сделал Монти.

– Мне надо видеть их обоих.

– Да уж. Монти разволновался перед поездкой, перед возвращением в Нью-Йорк. Я дал ему лекарство. Лейтенант, в тюрьму он не пойдет. Ни один врач, ни один суд не признает его вменяемым. Но и свободным ему никогда не быть. И он никогда не узнает, что значит жить полноценной жизнью, влюбляться, иметь семью, работу, настоящий дом. Возможно, это и не правосудие в чистом виде, но это тоже наказание.

– Мне надо его видеть, – заявила Ева и решительно поднялась. – Мне надо с ним поговорить.

– Да, конечно.

– А я не могу… – начала было Филадельфия.

– Нет, не сейчас, – не дала договорить Ева.

– Лучше подождать, – успокоил Гиббонс. – Ему и так трудно свыкнуться с мыслью, что отсюда придется уехать. Но когда его будет забирать полиция, лучше, чтобы ты была рядом.

– Ну а чаю-то мы хоть попьем? – предложил Рорк, переглянувшись с Гиббонсом.

– Да, это хорошая мысль. Сейчас распоряжусь. Лейтенант, я вас к нему отведу.

Они вышли, стали подниматься по лестнице, и лишь тогда Ева заговорила:

– И за все эти годы он так ни разу и не признался вам, что убивал?

– Мне и в голову не приходило, что имели место какие-то убийства. Лейтенант, он вел себя абсолютно мирно. Покорно, как я уже говорил. Говорил о девочках – во множественном числе, – но мы решили, и в общем-то правильно, что он воспринимал их обобщенно. Плохие девочки, заблудшие девочки. И он их спасет. Он неадекватен, а прибавьте сюда еще воспитание… Но я уже сказал, в двух словах это не объяснить. Вы сами увидите, он не воспринимает их как умерших, для него они спасенные. Он не осознает, что он их убил. У него рассудок ребенка. Ему знакома такая эмоция, как гнев, но в данный момент он не проявляется. Здесь у него есть свои обязанности, установленный порядок, есть те, кто о нем заботится. Его не заставляют делать ничего такого, что ему, как он считает, не под силу.

Доктор остановился перед дверью в палату, где на часах стояла Пибоди.

– Вы позволите мне остаться с ним? И Нэшу тоже? Он тогда будет меньше нервничать.

– Давайте так договоримся: если начнете вмешиваться – выставлю за дверь.

Гиббонс кивнул и распахнул дверь.

Нэш Джонс стремительно поднялся, только что не вылетел из кресла, в котором сидел и наблюдал, как брат неторопливо складывает одежду в небольшой чемоданчик.

– Лейтенант, я…

Гиббонс покачал головой.

– Монти, к тебе гости.

– Я еду в путешествие.

Это был ребенок в облике взрослого мужчины. Мягкое, начинающее оплывать лицо под взъерошенными соломенными волосами было бледным. Взгляд – пустым и отрешенным.

– Я собираю вещи. Я сам умею.

– Мне надо задать вам несколько вопросов.

– Доктор Гиббонс задает вопросы.

– Я тоже.

– Вы доктор?

– Нет, я из полиции.

– Ой, с кем-то беда! – Он улыбнулся брату, словно произнес им одним известную хохму.

– Сейчас я зачитаю вам ваши права. Вы понимаете, что это такое?

– Иногда мне дают право начать с десерта, при условии, что я потом съем все остальное.

О боже, подумала Ева, но все же зачитала права.

– Вы поняли, что я сейчас говорила?

– Мне необязательно с вами говорить, если я не хочу.

– Все правильно. И вы можете потребовать адвоката прямо сейчас.

– У меня есть Нэш и доктор Гиббонс. Они умные. – Он аккуратно уложил в чемодан синий свитер. – Если как следует подумать, я тоже могу быть умным.

– Ладно. Я хочу поговорить с вами о том времени, когда вы жили в Нью-Йорке. Об Обители.

– Мне туда больше ходить нельзя. Это уже не мой дом. Мой дом теперь здесь.

– Да, но когда ваш дом был там, вы были знакомы с Шелби. Вы помните Шелби?

– Она плохая. Она сказала, что она мне друг, но она со мной плохо обошлась. Плохая, – проворчал Монти себе под нос. – Я хочу собирать вещи.

– Ты можешь собираться и разговаривать с лейтенантом Даллас, – мягко проговорил Гиббонс.

– Даллас – это город в Техасе. Это все знают. Я тоже город.

– Каким образом Шелби обошлась с вами плохо?

– С чего это я должен вам рассказывать? Нэш меня рассказать заставил. Он сказал, я должен рассказать, потому что он мой брат. А вы не мой брат.

– Ты должен рассказать ей то, что рассказывал мне. – Нэш, глотая слезы, положил руку брату на плечо.

– Ты разозлился. Я не люблю, когда ты злишься.

– Я разозлился там, в Нью-Йорке, много лет тому назад. Я был расстроен. Я не должен был так с тобой говорить. Но сегодня, когда мы разговаривали и ты рассказал мне о Шелби и остальных, я же не злился?

– Потому что мы Нэш и Монти. Братья навек.

– Почему вы раньше не рассказывали Нэшу о Шелби и других девочках? – спросила Ева.

– Он разозлился, вот я и не стал. Потом мне пришлось ехать сюда, но здесь есть Питер, и это хорошо. А потом я забыл. Здесь нет плохих девочек, и я забыл. Мне это уже даже не снится.

– Может, расскажете мне про Шелби? Что у вас случилось? – попросила Ева.

– Монти, ты можешь ей рассказать, – подбодрил Питер. – Она не рассердится.

– Шелби сказала, что она мне сделает хорошо, по-особенному. По секрету. Она сделала, но это плохо. Если я вам расскажу, у нее будут неприятности. Я не ябеда. – Он делано прикусил губу.

– Все в порядке. Вы можете рассказать. Что случилось с Шелби?

– Ничего. – Он поднял руки и поболтал ими в воздухе. – Ничего. Ничего. Она хотела остаться в Обители. Я тоже хотел, но Нэш и Филли сказали «нет». Но то, другое место не было моим домом, и мы с Шелби хотели остаться. Шелби сказала, мне тоже можно остаться, а потом она сказала, что нет, нельзя, потому что я глупый. А мне стало обидно. Она была плохая. Мы должны помогать плохим девочкам стать хорошими. Я помог ей стать хорошей. И ее подружке тоже. Я помогал девочкам делаться хорошими и оставаться дома. А сейчас я еду в путешествие.

– А как вы им помогали?

– Я не помню. – На его лице появился легкий оттенок лукавства, глаза забегали. – Я об этом не думаю.

– А мне кажется, думаете. Вы подсыпали им в питье снотворное. Вам нужно было, чтобы они вели себя тихо и не двигались.

– Мне пришлось. – Монти надул щеки, потом выпустил воздух. – Они не хотели понимать, что они плохие. Потом… Потом-то они поняли. Когда мы смыли с них все плохое. Я налил ванну, теплую, хорошую. В холодной воде неприятно. Я не хотел, чтобы они замерзли, одежду-то я с них снял. Я их не трогал! Честное слово! – Он перекрестился. – Но в ванне же нельзя быть одетым, так никогда дочиста не отмоешься. Я положил Шелби в теплую воду и стал молиться как полагается. Потом она очистилась и спокойно уснула… Я завернул ее. Как следует, аккуратно все сделал. А потом помог ее подружке. Потом я их обеих отнес вниз. Люди могли приходить и говорить, что им тут нельзя находиться, но я так все устроил, чтобы их никто не видел и они могли бы оставаться дома.

– Как устроили?

– Я умею строить, и я построил новую стенку, так что у них появилось потайное место. Как Клуб.

– Хорошо. – Ева ходила по комнате, потом сняла с полки плюшевую собачку. – Откуда это у вас?

– Это моя собака. Она потерялась. Я ее нашел. Она моя. Ее зовут Малыш.

– Раньше Малыш принадлежал кому-то другому.

– Может быть, но она о нем не заботилась. А я забочусь.

– Вы нашли Малыша. И нашли других плохих девочек.

– Когда вы миссионер, вы должны идти к грешникам и им помогать. Но не в Африке. Там страшно. Нэш, я не хочу в Африку!

– Ты и не поедешь.

– Зато я еду в путешествие. Мне надо собираться, – сказал он Еве.

– Да, пожалуйста. Собирайтесь в свое путешествие.