Суровая нежность Маккарти Моника
«Оставь это в прошлом».
Поэтому он поцеловал ее и целовал до тех пор, пока уже не мог думать ни о чем другом, кроме сладкого вкуса ее губ и невероятного ощущения кожи, скользящей по коже.
Он прервал поцелуй, встал на колени рядом с ней и медленно стал стаскивать с нее одеяло, вбирая взглядом каждый открывающийся дюйм кремовой кожи.
Иисусе. Во рту у него пересохло. Он представлял это – черт, даже пытался сложить вместе те кусочки, которые ему удавалось увидеть одним глазком, – но ничто, ничто не подготовило его к той картине, которая предстала сейчас перед ним.
Грудь ее, увенчанная маленькими малиново-розовыми сосками, была высокой и округлой. Он взял один между пальцев, потому что они были слишком соблазнительны, чтобы удержаться. Покатал твердый кончик, мягко лаская, пока тот не затвердел еще сильнее.
Ему понравилось то, каким неровным сделалось ее дыхание.
Он опустил взгляд на живот, к тонкой талии и мягкому изгибу бедра. К потайному местечку между ног. К длинным красивым ногам и изящным стопам.
– Боже, какая ты красивая, – прохрипел он, осипший от желания.
Их взгляды встретились, и он увидел, что она расслабилась. Увидел, как она облегченно выдохнула.
– Ты тоже, – сказала она, скользя восхищенным взглядом по его широкой груди, рукам, ногам и – Господи, помоги! – по его мужскому достоинству.
Жар залил ей щеки, и она подняла взгляд, сообразив, на что именно глазела.
– Мне нравится, когда ты смотришь на меня, любовь моя, – хрипло проговорил он.
Глаза ее чуть расширились.
– Правда?
Он кивнул, потому что не мог уже ничего говорить.
Она окинула его еще одним, более смелым взглядом, а потом сделала то, что делал он с ней, – прикоснулась к нему. Очертила ладонями мускулы его плеч и рук, проверяя их силу легкими сжатиями. Он судорожно подергивался под ее пальцами.
– Твои руки твердые как камень. Ты намного мускулистее, чем раньше.
Он засмеялся.
– Надеюсь. У меня за плечами все-таки четыре года сражений.
– Что это?
Ее пальцы обвели отметину у него на руке. Такая же отметина была у всех Горных стражников: вздыбленный лев, символ шотландских королей, с опоясывающей руку крученой паутиной. Паук на страже должен был напоминать королю, что никогда нельзя сдаваться.
– Да так, ничего. – Он отнял ее руки от своего тела, схватив за запястья, и пригвоздил к кровати по обе стороны от головы.
Она изумленно ахнула.
Он навис над ней, заглянул в глаза.
– Ты собираешься задавать вопросы, Хелен, или хочешь, чтобы я занялся с тобой любовью?
Ответа он не ждал; чувственный блеск в ее глазах сказал ему все, что нужно.
Хелен с нежностью взирала на склонившегося над ней мужчину. Эта его грубоватая, физическая сторона была для нее внове. Он всегда был таким вежливым и мягким, таким благородным и сдержанным. Но сейчас в нем не осталось ничего благородного и сдержанного. Он выглядел свирепым и опасным, а мерцающие блики света даже придавали его лицу чуть-чуть порочности.
С прижатыми над головой руками она оказалась полностью в его власти. Она не могла пошевелиться, даже если б захотела. Но у нее и не было ни малейшего желания сопротивляться.
Он нравился ей таким. Земным. Властным. Чуточку грубоватым. Нравилось ощущать на себе тяжесть его тела, нравилось видеть, как бугрятся и перекатываются мускулы его широкой груди и рук в свете свечи, нравилось ощущать его силу.
Вместо угрозы это гарантировало ей чувство безопасности и защищенности. Хелен знала, что он никогда не причинит ей боли. Она закусила губу. По крайней мере она надеялась. Следовало признать, она чуточку нервничала из-за первого раза. Он крупный мужчина, а она… она не вполне уверена, подойдут ли они друг другу. Но успокаивала себя мыслью, что уж если женщины могут рожать детей, то и ее тело приспособится.
Теперь, вероятно, было не лучшее время вспоминать все те крики, которыми сопровождаются эти рождения.
К счастью, Магнус отвлек ее от этих пугающих мыслей на гораздо более приятные.
Он целовал ее губы, подбородок, шею. Языком и губами проложил трепетную дорожку к груди.
Да, да. Она ощутила внизу живота дрожь предвкушения.
Он взял ее груди в свои большие ладони, потирая твердыми мозолистыми пальцами каждый кончик. Это нежное прикосновение разослало по всему телу стрелы желания.
– Твоя грудь такая красивая. – Он оторвал взгляд от ее тела, чтоб заглянуть ей в глаза. – Такая мягкая и округлая. – Он продемонстрировал это нежным сжатием, заставившим ее выгнуться ему навстречу. – Безупречная молочная кожа, увенчанная двумя спелыми ягодками. – Он пожирал их взглядом из-под полуопущенных век. Горячая влага вдруг растеклась у нее между ног. – Не могу дождаться, когда попробую ее.
Внезапно она порадовалась, что он зажег свечу. Ведь теперь она может видеть его желание. От одного лишь взгляда на него ее бросало в жар и трепет. Воздух казался таким плотным и наполненным самой жизнью от нетерпеливого ожидания.
Она инстинктивно выгнула спину. Тихий вскрик сорвался с губ.
Он плотоядно улыбнулся.
– Да, сначала я буду целовать твою грудь. – Он опустил голову и взял один набухший сосок в зубы. Теплое влажное посасывание длилось лишь мгновение, прежде чем он отпустил ее. Одна рука скользнула вниз по животу. – Потом буду целовать тебя вот здесь. – Она резко втянула воздух, когда палец его коснулся теплой влажной расщелины. Как она могла думать, что он не страстный? Да он сама страсть. Чувственный и мужественный до крайности. – А потом, когда ты изольешь свои соки мне в рот, я заполню тебя своей плотью и заставлю кончить еще раз.
О Боже. Дрожь предвкушения прокатилась по ней от этих порочных слов. От греховного обещания в его голосе жар накатывал волна за волной.
И вот рот его на ее груди, язык посасывает и кружит до тех пор, пока острые иглы удовольствия не выстреливают ей в чрево. Но мысли ее уже устремляются к следующему обещанию.
Место между ног подергивается, увлажняется в ожидании. Она не может думать ни о чем другом. Его губы там.
Да. Нет. Скорее.
Магнус чувствовал, как тело ее дрожит от наслаждения. Ощущал прилив желания, бурлящий у нее в крови. Эти тихие чувственные стоны подгоняли его, а каждое прижатие бедер говорило, куда именно.
Ее неприкрытая чувственность, ее доверие смиряли и в то же время возбуждали его.
Он соскользнул вниз по ее телу, прокладывая дорожку поцелуев от груди через мягкую округлость живота к чреслам и, наконец, к нежной коже внутренней стороны бедра. Обхватив ее за попку, он интимно устроился у нее между ног и вскинул глаза, чтобы поймать ее взгляд.
Она наблюдала за ним с чувственной смесью неуверенности и нетерпения. Словно считала, что должна бы возразить, но не хотела. Он был рад, что она не возразила. Ему нравилась искренность ее страсти. Нравилось, что для нее это такое же удовольствие, как и для него.
– Я так давно мечтал об этом, – хрипло проговорил он.
– Правда?
Он кивнул.
– Не могу дождаться, когда попробую тебя.
Остатки ее неуверенности растаяли без следа, когда он прижался в нежнейшем поцелуе к шелковистой розовой плоти.
– Мм… – промычал он, лизнув ее языком. – Сладкая как мед.
Ощущение его рта – его языка – на ней было не похоже ни на что, что Хелен когда-либо себе представляла. Ее обдало жаркой волной нетерпеливого желания. Она будто плыла в каком-то горячем и влажном чувственном тумане.
Это были самые эротические в ее жизни мгновения – видеть его вот так. Видеть, как он делает это именно с ней. Тело ее задрожало. Она тихо застонала. Приподняла бедра, безмолвно моля его о большем.
И он дал ей больше. Поцеловал ее крепче. Его рот, прижимающийся к ней, ласкающий язык, шершавая челюсть, царапающая бедра… все это было слишком. Она заерзала от мысли о том, что сейчас произойдет. Почувствовала нарастающее наслаждение, напряжение, словно от туго закручиваемой спирали, внизу живота.
В этот раз она знала, чего хочет. Она отдалась своим ощущениям и позволила им унести себя на самую вершину.
Тело ее застыло. Дрожь между ног на один краткий миг прекратилась. А потом все рассыпалось на одной горячей, долгой, судорожной волне. Она вскрикнула, когда наслаждение окатило ее с головы до ног.
Магнус не мог больше ждать. Ее чувственные вскрики распалили его до предела. Еще одна последняя ласка, и он расположился у нее между ног.
Она все еще содрогалась от удовольствия. Глаза ее были закрыты, губы приоткрыты, щеки пылали. Она была теплой, мягкой и влажной… восхитительно влажной для него.
«Моя. Всегда была моей. И будет впредь!»
Боже, как же он любит ее. Магнус закрыл глаза, откинул голову назад и погрузился в нее одним твердым толчком.
Тугая! Иисусе, какая тугая и…
Сопротивление?
Он потрясенно распахнул глаза, когда она вскрикнула. В этот раз не от наслаждения, но от боли.
Что за черт?
Словно почувствовав, что он собирается сделать, она обвила его ногами и приподняла бедра, не давая отстраниться.
– Не останавливайся, – прошептала она. – Пожалуйста, не останавливайся. Со мной все в порядке.
Их глаза встретились. Он не понимал. В голове роилось так много вопросов, но требования плоти были сильнее. Он был так близок к завершению, что не мог остановиться, даже если б захотел. Только не теперь, когда он уже в ее теле. Глубоко внутри ее. А его пульсирующая плоть окружена тугим влажным жаром.
Он опустился над ней и сделал толчок. На этот раз мягко, слегка вращая бедрами.
Она ахнула, глаза расширились. Да, вот так хорошо. Очень хорошо. Тело ее льнуло к нему как перчатка. Горячая, влажная перчатка. Лишая его разума, доводя до исступления.
Ощущения выстреливали по телу огненными стрелами, грозя спалить его дотла. Тело напряглось, желая продлить эту сладкую пытку. Выжать из этого столько удовольствия, сколько возможно.
Он приподнимался и опускался вновь, с каждым разом погружаясь все глубже.
– Господи, как же хорошо, – простонал он.
Это не было похоже ни на что, испытанное им раньше. Его страсть к ней была не только плотской, но и духовной, она шла из самого сердца. Она всецело поглощала его. Он чувствовал это каждый раз, когда смотрел на нее. Глаза глядят в глаза. Тело сливается с телом. Одно целое.
– Я так люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя. Всегда любила.
На мгновение, прижимая ее к себе, он заглянул ей в глаза и испытал истинное счастье.
Давление у основания позвоночника нарастало, и он понял: еще немного, и ему уже не удастся сдержать его. Ее слова любви звучали у него в ушах. Он стиснул зубы, борясь с желанием дать себе волю. Мышцы живота напряглись. Толчки ускорились. Но он хотел, чтобы она достигла кульминации вместе с ним.
Хелен задвигалась под ним, и он понял, что вот-вот получит то, чего так долго хотел, что оно уже близко.
Любит. Он сказал, что любит ее! Внутри ее вновь поднималась волна наслаждения по мере того, как его плоть все глубже и настойчивей проникала в нее, завладевая ею. Чувствовать его в себе, заполняющего, любящего ее, – это было обладание в своей самой примитивной форме. Притязание. Связь. Интимность, о которой она и мечтать не смела.
И это было так хорошо. Шок острой боли растворился в далеком воспоминании, когда тело ее согрелось и смягчилось, подстраиваясь под него.
С каждым толчком он подводил ее все ближе к краю обрыва. Она почувствовала, как участился пульс. Ощутила прокатившееся по ней предвкушение.
Глаза их встретились. Он казался таким мрачным, таким напряженным, и каждый мускул его был натянут как тетива лука, словно он борется с чем-то из последних сил.
Он ждет ее, сообразила Хелен, и любовь затопила ее сердце до краев.
Всплеск эмоций подтолкнул ее чуть дальше. Она так любит его, и то, что она чувствует, кульминация этой любви. Это момент, которого она ждала так долго. Хелен вскрикнула, когда наслаждение накрыло ее еще один раз.
Ему того и нужно было. Она почувствовала клокочущую в нем страсть. Ощутила всепоглощающую силу его любви. Что-то горячее вспыхнуло, взорвалось внутри ее, когда накал их обоюдной страсти достиг своего апогея.
На миг ей показалось, будто она перенеслась в другой мир, коснулась кусочка рая. Звезды. Солнца.
Тело его содрогнулось, задрожало в освобождении. Он вонзился в нее еще раз и, словно это лишило его последних сил, рухнул на нее.
Но не успела она как следует ощутить жар и тяжесть его тела, как он скатился на кровать.
Хелен была еще слишком размякшей от наслаждения, слишком тронутой тем, что только что произошло, и обессиленной, чтобы осознать, что что-то не так.
Но когда тело ее стало остывать от прохладного воздуха, когда дыхание замедлилось, когда буря страсти окончательно улеглась, на нее надвинулось болезненное ощущение тишины.
Она украдкой взглянула на него из-под ресниц. Он лежал на спине, глядя в потолок. Каменное выражение лица было под стать его молчанию.
Холодок недоброго предчувствия пробежал по обнаженной коже Хелен.
Он ведь должен что-нибудь сказать, не так ли? Обнять ее и сказать, как это было чудесно. Как сильно он любит ее.
Так почему же он молчит?
Магнус силился убедить себя, что это не имеет значения, но не мог. Она оказалась невинна. Девственница.
– Почему ты не сказала мне?
Хелен приподнялась на локте, чтобы посмотреть на него. Между бровей у нее залегла маленькая складочка.
– Я пару раз пыталась, но ты ясно дал понять, что не хочешь говорить об Уи… – Она осеклась. – О моем замужестве.
Он понимал, что она права, но не смог удержаться, чтоб не заметить с горечью:
– Не очень-то ты старалась.
Она вздрогнула.
– Возможно. Но что я должна была делать, выпалить за обедом: «И кстати, я девственница»? – Она вглядывалась в его лицо. – Я не думала, что это для тебя так важно.
– Не важно? – Он насмешливо фыркнул. Неужели она настолько наивна? Очевидно, да, если судить по ее простодушному взгляду. – Ты не думала, что мне может быть не все равно, что вы с Гордоном не консумировали ваш брак?
Ее щеки жарко запылали.
– Я полагала, что для тебя важна я, а не состояние моей девственности. Я же не спрашиваю у тебя, со сколькими женщинами ты переспал.
Если б он рассуждал здраво, то сообразил бы, что она права. В глубине души Магнус понимал, что несправедлив, но ничего не мог с собой поделать.
– Это не одно и то же.
Она выгнула бровь.
– Разве? В любом случае я думала, ты обрадуешься.
Он сжал губы. Одна часть его – та, которая была примитивным самцом, – радовалась. Вся эта страсть была для него, невинные отклики – естественное и инстинктивное отражение ее чувств к нему. Но это было еще и грубым напоминанием обо всем, что он отнял у своего друга. Сначала жизнь, а теперь еще и жену.
Вероятно, почувствовав его терзания, она попробовала объяснить:
– Когда Уильям пришел ко мне в комнату той ночью, он догадался о моих чувствах к тебе. Он предоставил мне выбор: прийти к нему в постель, не думая о другом мужчине, или добиваться аннулирования брака. Или, если это не удастся, развода.
А, черт. Магнус будто получил ножом в живот. Стараясь облегчить его вину, она только делала хуже. Знать, что друг готов был отказаться от жены ради него… Боже.
Магнус был так зол в тот день. Неужели злость сделала его невнимательным? Была ли его вина в том, что произошло? В самом глухом уголке сознания – в чем он никогда не признавался даже себе – сидел глубоко укоренившийся страх, что предостережение Маклауда было пророческим и что он мог что-то сделать, чтобы предотвратить беду.
– Я знала, что это рассердит мою семью, знала, что тебе, возможно, будет все равно, но и понимала также, что это несправедливо по отношению к Уильяму; я бы никогда не смогла любить его так, как он того заслуживает. Поэтому я решила добиваться аннулирования брака. Но я не успела дать свой ответ, он уехал. А потом… – Голос ее печально оборвался. – Потом, казалось, это уже не имело значения. Наверное, нехорошо было с моей стороны притворяться, но какой смысл был в том, чтобы устраивать скандал?
Никакого. Но она все равно должна была сказать ему.
– Для тебя это имело бы какое-то значение, Магнус? Ты считал бы свои чувства ко мне меньшим предательством, если б мой брак был подтвержден?
Он сердито сжал челюсти, понимая, что она права. Его терзал не ее брак с Гордоном, а то, что он сделал, чтобы покончить с ним.
Виноватый румянец окрасил щеки Хелен.
– И, должна признаться, мне нравилась та свобода, которую предоставляло вдовство. Ты же знаешь моих братьев.
Магнус скрипнул зубами. К несчастью, да.
Он смотрел на нее, пытаясь сдержать бурю бушующих в душе эмоций. Может, он и понимал ее резоны, но это не уменьшало его гнева. Чувства, что она что-то утаила от него. Ее лицо сливалось с тем, другим.
«Приглядывай за ней…» Он получил такой наказ.
Ему трудно стало дышать. Он должен выйти отсюда, пока не сказал что-то такое, о чем потом пожалеет. Пока в гневе не накинулся на нее за то, чего она не понимает. Конечно, не понимает, да и как же иначе? Он не может рассказать ей правду и увидеть ужас и отвращение в ее глазах. Этого он не вынесет.
Он думал, что сможет, но, наверное, глупо было даже пытаться. Ему никогда не забыть о прошлом. О том, что он сделал.
Но он ведь так любит ее.
Господи, он совсем запутался!
Скрип ворот во дворе внизу показался благословенной передышкой. Он спустил ноги с края кровати и начал набрасывать на себя одежду.
– Ты куда?
Нотка паники в ее голосе только усугубила его чувство вины. Сейчас он должен был держать ее в объятиях, наслаждаясь радостями супружеского счастья, а не испытывать непреодолимое желание сбежать.
– Скрипнули ворота, и, если не ошибаюсь, прибыли остальные.
Глаза ее расширились.
– Мой брат?
Он кивнул и пересек комнату, чтобы поднять ее одежду. Подав ей, сказал:
– Тебе лучше одеться и вернуться к себе.
Не хватало ему только еще больше осложнить свои отношения с Сазерлендом. Они и так хуже некуда.
Глава 26
Уильяму Сазерленду потребовалась неделя, чтобы принять правду, но у него было только несколько дней, чтобы решить, что с этим делать.
Мюриел может быть счастлива без него, но он никогда не будет счастлив без нее. Счастье не должно было играть в его жизни такую важную роль и, может, и не играло бы, если б он не встретил ее. Но он встретил и познал и счастье, и, как неизбежное следствие, несчастье.
Без первого он еще мог бы существовать, но не может продолжать находиться в бесконечном состоянии последнего.
Осознание, что она для него важнее всего на свете и что он заставил ее ненавидеть его, пугало до смерти. Он был настолько ослеплен страхом потерять ее, что не соображал, что делает. Иисусе, он чуть не овладел ею силой!
Он думал, что раз они вместе, все остальное не важно. Что малая толика любви лучше, чем ничего. Но он ошибся. Она заслуживает больше, чем половина жизни, чем та часть его, что он готов был ей отдать.
Она была права. Любовь без уважения – не любовь. Если он сделает ее своей любовницей, она будет думать, что недостойна большего. Как будто то, что сотворили с ней те подонки, сделало ее ущербной. Как он мог этого не понимать?
Его любви хватило, чтобы отпустить Мюриел, но достаточно ли он любит ее, чтобы вернуть? Он искал ответ в темных глубинах своего отчаяния. Как ему выполнить свой долг графа и быть с женщиной, которую он любит?
Но, быть может, он неправильно ставит вопрос. Возможно, надо спросить, как он сможет исполнять свой долг без нее?
Но нужен ли он еще ей?
Какой колючий сегодня ветер, думала Мюриел, спеша по узким переулкам Инвернесса. Стемнело час назад, и призрачная пелена тумана, спустившаяся на город вместе с ней, уже начинала сгущаться.
Это была ночь, от которой пробирал озноб даже самое храброе из сердец. Опасная ночь для одинокой женщины. Но она была не одна. Со времени ее возвращения в Инвернесс неделю назад лорд Генри каждый вечер провожал ее домой. Нет, не домой. Та комнатенка над сапожной мастерской никогда не будет домом. Она отогнала прочь приступ меланхолии и остановилась рядом со своим спутником.
– Вот мы и пришли, – проговорил он бодро. – В целости и сохранности.
Мюриел заглянула в его доброе лицо, освещенное мягким светом уличного факела, оставленного для нее сапожником. Лорд Генри – добрый человек. Умный, приятной наружности, прекрасный, опытный врач, у него впереди блестящее будущее. Он из тех мужчин, кто посвятил бы всю свою жизнь, пытаясь сделать ее счастливой. Она поступает глупо, что не дает ему шанса попробовать.
– Спасибо, – сказала она. – Я знаю, вам не по пути.
Он отмахнулся.
– Лишние несколько минут, не более. И я чувствую себя лучше, зная, что вы в безопасности. – Их глаза встретились, и Мюриел видела в них вопросы. Его нежные чувства к ней. Его обиду. Улыбка мужчины сникла. – Вы уверены, что не передумаете? Они, возможно, здесь старые, придирчивые и по-своему закоснелые, но зато вы делаете большие успехи. Во Франции легче не будет.
Во Франции будет много легче. Во Франции ей не придется удерживать себя от того, чтобы вернуться к нему. Во Франции не будет надежды. Во Франции она защитит себя от себя самой. Во Франции она исчезнет.
Она покачала головой.
– Я с детства мечтала о том, чтобы побывать на континенте. – Ложь легко срывалась с ее губ, ибо она сама уже почти поверила в нее. – Но если вы передумали насчет вашего предложения написать письмо своему другу в парижской гильдии, я пойму.
– Конечно же, нет. Им очень повезет, что вы окажетесь у них. – Он протянул руку, взял ее за подбородок и приподнял лицо к своему. Руки его были теплыми и сильными, но прикосновение не вызывало ничего… ни малейшей искорки. – Я не сдаюсь, Мюриел. Все оставшиеся дни до вашего отъезда я буду пытаться убедить вас изменить свое решение.
Она узнала выражение его глаз, и на мгновение ей показалось, что он поцелует ее. Но очевидно, он передумал, и ей не пришлось даже отстраняться.
Он отпустил ее подбородок.
– Спокойной ночи, Мюриел.
– Спокойной ночи, – ответила она, открыла дверь и проскользнула в дом. Девушка с облегчением прислонилась спиной к закрытой двери, радуясь, что наконец осталась одна.
Краем глаза она уловила промелькнувшую в свете свечи какую-то тень. Она вздрогнула, испуганно ойкнула, пока не узнала его.
Паника сменилась радостью. Предательской радостью. Сердце подпрыгнуло в груди, и ей пришлось силой вернуть его назад, в его холодный, твердый панцирь.
– Что ты здесь делаешь, Уилл? Кто тебя впустил?
Она остановилась. Ну конечно, его впустил сапожник. Кто ж откажет графу Сазерленду хоть в чем-то? Кроме нее. Ведь даже она собиралась принять его дьявольскую сделку. Каждую ночь она терзала себя воспоминаниями. Неужели это было бы так уж плохо? Они были бы вместе, разве это плохо?
Мюриел остановила себя. Это было бы ужасно. Она возненавидела бы и себя, и его.
– Кто был тот мужчина? – Он выступил из тени. Сердце Мюриел кольнуло. Он выглядел ужасно, словно не спал и не ел несколько дней. Словно прошедшие недели истерзали его так же, как и ее. – Кто он тебе? – пожелал знать он.
Мюриел рассердил его тон. Он напомнил ей о том, кто он есть. Властный, могущественный граф. Человек, не терпящий отказов.
Она ожидала гнева. Ожидала, что он схватит ее, станет требовать ответа. Но никак не ждала, что он внезапно весь как-то сникнет, проведет рукой по своим растрепанным волосам и посмотрит на нее так, словно она только что сообщила ему о смерти его лучшего друга.
– Ради Бога, скажи, что я не опоздал.
О чем он говорит?
– Не опоздал для чего?
– Убедить тебя вернуться со мной.
Она оцепенела от его слов.
Увидев ее реакцию, он чертыхнулся.
– Черт, я опять все порчу. – Он вновь пропустил волосы сквозь пальцы. Она никогда не видела его таким неуверенным и ощутила легкое беспокойство, но заставила себя подавить его. – Я нервничаю, когда ты стоишь. – Уилл? Нервничает? Глаза Мюриел расширились. Господи помилуй, да что с ним такое? Он указал на стул перед незажженной жаровней. – Пожалуйста, присядь.
Чувствуя, что ноги плохо держат ее, она без колебаний подчинилась. И в замешательстве смотрела, как он несколько раз прошелся туда-сюда по комнате, прежде чем вновь остановиться перед ней.
– Я не могу потерять тебя, Мюриел. Ты лучшее, что когда-либо происходило со мной. Ты для меня самый важный на свете человек. Я люблю тебя.
Он что, решил помучить ее? Какими бы прекрасными ни были его слова, она не может позволить себе слушать их. Но ледяной панцирь, в который она заковала свое сердце, готов был вот-вот треснуть.
– Чего ты хочешь, Уилл? – Она заглянула ему в глаза, но это было ошибкой. Почувствовав, как неодолимо тянет ее к нему, она резко отвернула голову. Она знала, чего он хочет, и холодно добавила: – Прошу тебя, говори, что собирался, и уходи.
Она опять вздрогнула, когда он опустился перед ней на колени. Взяв ее руку в свою, заставил посмотреть на него.
– Я могу исполнить свой долг или жениться на тебе. – Он помолчал. – Или сделать и то и другое.
Она замерла, не смея дышать, не смея надеяться.
– Мне не нужен наследник, он у меня уже есть.
Что он имеет в виду? Неужели у него есть внебрачный ребенок?
– Мой брат, – сказал он, вероятно, догадавшись о направлении ее мыслей. – Кеннет – мой наследник, и не вижу причин, почему так не может быть всегда. У него будут дети. А если нет, будут у Хелен. – Он скривился. – Хотя я очень надеюсь, что Монро удастся убедить ее выйти за него. Потому что скорее в аду расцветут тюльпаны, чем я увижу Маккея… – Он осекся и печально улыбнулся. – Об этом мы поговорим потом. Я просто пытаюсь сказать, что хочу, чтобы ты поехала домой вместе со мной. Хочу, чтоб ты стала моей женой.
Тиски, сжимавшие ее сердце, не выдержали, и оно неистово заколотилось в груди. Она смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова. Это что, какая-то жестокая шутка? Он ведь не может говорить это всерьез?
Он сжал ее руку, прочитав эту неуверенность.
– Пожалуйста, Мюриел, я знаю, у тебя есть все основания ненавидеть меня. То, что я сделал, непростительно. Тем более что я люблю тебя. Я не должен был вынуждать тебя возвращаться, не должен был вынуждать тебя… – Он смолк, охваченный чувством стыда.
Неужели это происходит на самом деле? Неужели могущественный граф Сазерленд стоит перед ней на коленях и просит выйти за него замуж?
– Страсть – не то, чего я хочу от тебя… ну, то есть не все, чего я хочу. Если я заставил тебя так думать, прости. Я люблю тебя. И хочу, чтоб ты была рядом со мной не только в спальне, но и в моей жизни. Знаю, что не заслуживаю этого, но все равно прошу. – Он сделал глубокий вдох. – Пожалуйста, прости меня и окажи мне великую честь, согласившись стать моей женой.
На протяжении всей его страстной речи Мюриел боролась с яростной волной эмоций. За все то время, что она знает его, он сказал ей всего несколько нежных слов, и услышать так много сразу было довольно ошеломляюще. Как бы ни хотелось ей уцепиться за его слова, боль, которую он причинил ей в эти последние месяцы, сделала ее осторожной.
– А как же король? Я думала, ты должен жениться на его сестре.
– Я не давал официального согласия на этот союз.
– А король об этом знает?
Он поморщился.
– Не уверен. Но это не важно. Я сделаю для короля все, что он попросит – кроме женитьбы на его сестре. Возможно, удастся убедить брата занять мое место.