Суровая нежность Маккарти Моника
– А они снялись отсюда не так давно, – заметил Макгрегор, присаживаясь рядом с кучкой дров, присыпанных землей. – Зола еще теплая.
Они обыскали местность, но хотя разбойники и не старались скрыть своего присутствия, они не расщедрились оставить что-нибудь, что помогло бы их опознать.
– Думаешь, это те самые люди? – спросил Фрейзер.
Магнус угрюмо кивнул.
– Слишком уж по времени совпадает.
– Кто бы они ни были, похоже, ты их спугнул, – сказал Сазерленд, указав на отпечатки лошадиных копыт на земле, ведущие через лес на север.
Все это ему очень не нравилось. Если б это были разбойники или какой-нибудь странствующий военный отряд, для них логичнее было бы устроить лагерь поближе к дороге. А если это не разбойники, то кто тогда, черт побери?
Магнус и остальные проследовали по следам вокруг озера на запад, до главной дороги на Дингуолл, и только потом наконец вернулись в лагерь. Кто бы ни были те воины, они, похоже, уже давно скрылись.
Первые робкие лучи рассвета прорезались сквозь туман над озером, и лагерь уже начинал пробуждаться. У них было пару часов, чтобы поспать, прежде чем надо будет грузить повозки для очередного дня пути.
Но Магнусу не спалось. Он не мог избавиться от тревожного чувства, что что-то не так.
Несколько часов спустя, когда кавалькада приближалась к дальнему краю Лох-Гласкарноха, Магнус получил подтверждение своим опасениям.
С вершины холма Бен-Лиат-Мор, откуда обозревал дорогу, он заметил блеск металла на солнце. Скрытно, со знанием дела, на достаточном расстоянии, чтоб не быть обнаруженными, их преследовали.
Глава 20
Уильям Сазерленд из Морея был одним из самых могущественных вельмож в Шотландии. Сколько он себя помнил, люди всегда со всех ног кидались исполнять его распоряжения. Он вождь, черт побери. Граф. Глава одного из самых древних кланов. Грозный, внушающий страх воин. Но ему на каждом шагу бросала вызов женщина, которая не должна была ничего для него значить.
Ему вообще не надо было обращать внимания на хорошенькую дочку врачевателя. Поначалу он и не обращал. Мюриел, когда приехала в Данробин, была похожа на бесплотный дух, а он в свои двадцать один год был слишком молод и горд, чтоб замечать какую-то девчонку на шесть лет младше его. Но она избегала графа, и это задело гордость и любопытство Уильяма. Он присмотрелся получше и увидел не бледную тень, а раненую, с истерзанной душой девушку, которая украла у него сердце, да так и не отдала.
Она была так ужасно ранима. Он не знал, чего поначалу хотел. Быть может, помочь? Сделать что-нибудь, чтоб она не была такой печальной? Но ему никогда не забыть тот день, когда она доверила ему свою тайну. Когда он услышал о кошмаре изнасилования…
В его душе как будто что-то прорвалось. На волю вырвались эмоции, которые уже невозможно было удержать. Он отдал бы все, лишь бы только забрать у нее эту боль. Ему хотелось утешать ее, защищать и убить негодяев, которые посмеют ее обидеть. Но больше всего не хотелось никогда ее отпускать.
Графы не влюбляются, пропади все пропадом. У него есть долг.
Он метался по маленькой Солнечной комнате, натягивая невидимые цепи. Отшвырнув в сторону вино, которое принес ему один из слуг, он схватился за виски. Опустошив добрую половину кувшина в свой кубок, он встал перед очагом и стал глядеть в огонь, запретив себе подходить к окну, чтобы посмотреть, подчинится ли она его приказу прийти в этот раз.
Уильям одним махом опрокинул в себя огненный янтарный напиток, как будто это был всего лишь разбавленный водой эль, но он был слишком зол, слишком выбит из колеи и доведен до крайности, чтоб рассуждать здраво. Какого дьявола она хочет от него?
Он не понимал ее. С тех пор как она вернулась несколько недель назад, он перепробовал все, что только смог придумать, чтоб убедить ее остаться с ним. Он осыпал ее подарками: драгоценности, шелка для платьев, превосходная посуда – богатства, которые позволили бы ей жить в роскоши до конца жизни. Но она отослала назад их все до единого.
Он думал, что если привезет ее назад в Данробин, она увидит, как он скучал по ней – и как она скучала по нему. Что самое важное для них – это быть вместе. Но она избегала его, отказывалась приближаться к замку и сидела в этой своей чертовой хибаре. Ему надо было сжечь ее дотла, тогда ей пришлось бы волей-неволей прийти к нему.
Даже когда он вынужден был подчиниться Брюсу, его гордости не был нанесен такой удар. Он же поехал за ней в Инвернесс, черт возьми. И если потребуется, поедет снова.
Несколько дней тому назад он приказал ей прийти в Большой зал на пир. Она подчинилась, но едва удостоила его взгляда. Когда он заставил ее говорить с ним, она вежливо отвечала «милорд» и вообще обращалась с ним так, словно он ничего для нее не значит.
Придя в ярость, он попробовал заставить ее ревновать, заигрывая с Джоанной, служанкой, с которой имел глупость спать несколько лет назад. Но безразличие Мюриел к его поступкам посеяло у него в душе панику. Позже тем вечером он послал за ней под предлогом, что у него болит голова, и она прислала лекарство… с Джоанной.
Поделом было бы Мюриел, если б он переспал с девкой. Та была совсем не прочь. Но он не мог так обидеть Мюриел, как бы она ни заслуживала этого за такое открытое пренебрежение.
Уилл даже мысли не допускал, что она больше не любит его. Что, вынудив ее вернуться, он совершил ошибку. Она просто упрямится, вот и все. Но время идет, остается всего неделя, а он уже не знает, что еще придумать.
Он замер, услышав стук в дверь.
– Войдите, – крикнул он, собравшись с духом.
Дверь открылась, и он чуть не испустил вздох облегчения. Его бы уже не удивило, если б она опять прислала Джоанну, но в комнату вошла Мюриел.
Боже, какая она красивая. Такая хрупкая на вид, но в ней безошибочно чувствуется внутренняя сила, что всегда притягивало его. Длинные и волнистые белокурые волосы, фарфоровая кожа, светло-голубые глаза, точеные, совершенные черты и… безразличие во взгляде.
Он ощутил какой-то странный толчок в груди, не просто тоскливого желания, но страха. В душе стал затягиваться узел все туже и туже, покуда не достиг предела, готовый вот-вот порваться. Он не может быть настолько безразличен ей, он этого не позволит.
Она взглянула на кувшин у него в руке – что, черт побери, случилось с его кубком? Во взгляде не было неодобрения, но он все равно его почувствовал.
Внезапно он ощутил себя голым и незащищенным. Как будто она сорвала с него маску грозного, неприступного графа и увидела неуверенность и отчаяние, которые он пытался утопить в вине. Он оттолкнул прочь кубок, раздраженный своей слабостью. Он сильнее ее, черт побери. Это она нуждается в нем.
– Вы хотели видеть меня, милорд?
– Проклятье, Мюриел, прекрати называть меня милордом.
Она безучастно взглянула на него.
– А как бы вы хотели, чтоб я вас называла?
Он пересек комнату и захлопнул за ней дверь, сжав кулаки от злости.
– Как называла меня всегда: Уилл. Уильям. – «Любимый».
Его швыряло, как корабль в шторм, но она лишь пожала плечами, как будто ей до него нет никакого дела.
– Что ж, хорошо. Зачем вы посылали за мной, Уильям?
Этот холодный, бесстрастный тон всколыхнул новую волну паники у него в крови. Он схватил ее за руку и вынудил посмотреть на себя, борясь с порывом встряхнуть как следует, чтоб привести в чувство.
– Прекрати, Мюриел. Зачем ты так со мной обращаешься? К чему так упрямишься?
Чуть заметная насмешливая улыбка приподняла уголки ее губ.
– А ты полагал, что, привезя меня сюда, заставишь передумать? Что сможешь подчинить меня своей воле? Раздавить меня в своем железном кулаке, как делаешь со всеми, кто не подчиняется тебе?
– Нет, черт побери. – Но именно так он и думал. Он отпустил ее, взъерошил руками волосы. – Я хочу, чтоб ты была со мной. Я люблю тебя, Мюриел. Если я б мог жениться на тебе, то сделал бы это. Я просто пытаюсь найти наилучший выход из этой ужасной ситуации. Ты никогда ни в чем не будешь нуждаться. Я буду обращаться с тобой как с королевой. Буду любить тебя так, как если б ты была моей женой.
– Да вот только я не буду твоей женой, – отозвалась она равнодушно, игнорируя эмоции, которые он, казалось, не мог сдержать. – Если бы ты действительно любил меня, Уильям, то не просил бы об этом. Я могу простить тебя за то, как ты должен поступить, так неужели ты не можешь оказать мне такое же уважение? – Он ничего не ответил. Ему нечего было сказать. – Что, по-твоему, я буду чувствовать, когда ты женишься и приведешь в дом жену?
Он ощутил искорку надежды.
– Так тебя это беспокоит? Я бы никогда не поступил так с тобой. Тебе никогда не придется видеть ее. Я поселю тебя в другом замке.
– Понятно. – Она притворилась, что обдумывает его слова. – Как ты предусмотрителен. Как хорошо ты все это спланировал! Похоже, ты подумал обо всем. Это очень хорошее предложение, и, я уверена, мне бы следовало пожалеть о своем отказе. Но я через неделю намерена вернуться в Инвернесс, и что бы ты ни говорил, какими бы богатствами ни искушал меня, я не передумаю.
Он поверил ей. Поверил, будь она неладна. Ярость заклокотала в крови, делая его полубезумным.
Нет, вы только посмотрите на нее! Она же маленькая и тоненькая как тростинка. Да он может одной рукой переломить ее пополам. Она не сильнее, чем он, дьявол забери все на свете, не сильнее! А он ничего не может с ней поделать.
Рот его вытянулся в жестоком подобии улыбки.
– А если тебе ни к чему будет возвращаться в Инвернесс? Что тогда, Мюриел? Одно мое слово, и Росс откажет тебе в покровительстве. Долго ли врачи Инвернесса позволят тебе обучаться у них в гильдии без него?
Но она даже бровью не повела в ответ на его жестокую угрозу. Эти длинные, густые, трепетные, как у лани, ресницы, такие мягкие, словно крылья бабочки, даже не дрогнули. Он вспомнил, как они веерами лежали на щеках, когда он обнимал ее.
– Вряд ли долго, – тихо отозвалась она. – Но и это не заставит меня передумать. Найдется какое-нибудь место, где нужен целитель, куда не дотянется рука могущественного графа Сазерленда. Даже если придется уехать в Англию, я найду место, чтоб начать новую жизнь.
Она ненавидит англичан с тех самых пор, как солдаты изнасиловали ее. Когда он узнал, что произошло, то лично позаботился о том, чтобы отыскать их всех и покарать. Ему не повезло только однажды – один из подонков погиб в сражении раньше, чем он нашел его. И то, что она скорее отправится в Англию, чем останется с ним…
– Ты шутишь. – Но он боялся, что нет. Он чувствовал, что теряет почву под ногами, словно мир – его мир – летит куда-то в тартарары, а он не в силах это остановить. Он надвигался на нее, пока она не уперлась спиной в дверь. – Я не отпущу тебя.
Их глаза встретились. Он не мог думать о том, как она смотрит на него, ибо боялся, это будет означать, что он потерял ее. Но как могли голубые глаза внезапно сделаться такими черными?
Он ненавидел себя за то, что делает – загоняет ее в угол, используя преимущество в физической силе, – но зашел уже слишком далеко, чтоб остановиться. Это сражение, которое он не проиграет – не может проиграть.
Она тоже видела это. В одном долгом взгляде, который сотряс его сильнее, чем любой удар меча, он увидел в ее глазах нечто новое.
Он победил… о Боже, он победил.
Но потом какое-то странное выражение промелькнуло у нее на лице. Оно заставило его ощутить первый проблеск тревоги.
– Что ж, ладно, Уилл. Я дам тебе то, что ты хочешь.
Он медленно, настороженно отступил, словно наблюдал за свернутой в кольца змеей, которая только притворяется спящей.
– Ты остаешься?
Она сострадательно улыбнулась.
– А разве ты именно этого хочешь? У меня создалось впечатление, что ты желаешь от меня кое-чего еще.
Она расстегнула пояс пледа, который носила на плечах, и позволила ему свалиться на пол. Потом стала развязывать шнуровку платья.
Он был так ошеломлен, что только когда и кетль упал бесформенной кучей рядом с пледом, до него дошло, что она имела в виду. Сердце заколотилось. Во рту вдруг пересохло, когда он увидел ее, стоящую перед ним в одной тонкой рубашке, чулках и мягких кожаных туфлях. О Боже… Что происходит?
– Мюриел… – Голос его осип, когда она приподняла подол, чтобы спустить чулки и снять башмаки, обнажив кусочек кремовой, гладкой кожи вначале одной изящной ножки, затем другой.
Она выгнула бровь в насмешливом вызове на бесстрастном лице.
– Разве это не то, чего ты хочешь, Уилл? Разве не это ты мне предлагал? Я отдаю тебе свое тело, а ты даешь мне все, чего я ни пожелаю, правильно? Что ж, начнем немедля. Покажи мне. Быть может, тебе удастся убедить меня, что чуда твоей плотской любви будет достаточно?
Ему показалось, что мир покачнулся, как человеку, ступившему с корабля на землю после долгого морского плаванья. Он чувствовал себя неустойчиво. Странно. Как будто что-то происходило не так. Что-то и было не так, но Уилл оказался слишком ослеплен, чтобы увидеть. Он не видел ничего, кроме любимой женщины, стоящей перед ним полуобнаженной, отдающейся ему.
Кровь в жилах вскипела. Он так давно этого хотел.
Она двинулась к нему. Обвила за шею и грудью коснулась его груди.
– Тебе придется простить меня. Я уже давно этим не занималась.
Ему в сердце будто нож вонзился. Грубое напоминание о том, что с ней случилось, ожгло грудь. Он не должен этого делать. Это неправильно.
– Не надо, Мюриел. – Его руки взметнулись наперед, чтоб оттолкнуть ее. Она была такой тоненькой, что он почти мог обхватить ее талию двумя руками.
Но она не дала ему остановиться.
– Почему? – И пробежала ладонью вниз по груди, по тугим мышцам живота к выпуклости у него между ног. Он тихо вскрикнул, почувствовав вес накрывшей его ладошки.
Ему хотелось заплакать от удовольствия, так хорошо это было.
Она вновь прильнула к нему, потираясь изящным телом о его. Жар заполыхал внутри, кожа натянулась, как будто ему вдруг в ней стало тесно.
– Ты желаешь меня. И можешь меня получить. Я отдаюсь тебе. Никаких обязательств, никаких условий, как ты и хотел.
Перед этим мягким, соблазнительным предложением устоять оказалось невозможно. Он стиснул ее в объятиях и накрыл рот своим, упиваясь ощущением каждого дюйма ее восхитительного тела. Почувствовал скольжение ее языка по своему и сказал себе, что все в порядке.
Но смутное ощущение беспокойства просочилось сквозь туман желания. Она отвечала ему, но без того накала, без той настойчивости, что были раньше. Она всегда целовала его так, будто никак не могла насытиться им. Но сейчас… сейчас было по-другому.
Он сунул ей руку в волосы и обхватил за голову, еще теснее прижимая к себе, углубляя поцелуй. Он заставит хотеть его так, как он хочет ее.
Все будет хорошо. Он знает, что доставит ей наслаждение.
Его ладони пробежали по спине, выпуклостям таза, попке. Но даже тонкой ткани, что разделяла их, было слишком много. Ему хотелось прикоснуться к ней. Почувствовать ее кожу на своей. Заставить ее стонать.
Но она не стонала. Не издавала тех тихих, сладких вздохов. Не таяла на нем, стискивая его руки и вонзаясь пальцами так, словно от этого зависит ее жизнь.
В отчаянии он обхватил ее зад, прижимая еще теснее, и начал покачиваться. Вначале медленно, потом ускоряя темп по мере того, как росло его желание, и почувствовал, что она начала отвечать. Бедра ее завращались вместе с ним, отыскав идеальный ритм.
Черт побери, он столько лет жил как чертов монах.
Наконец до него донеслись ее тихие стоны, которые он так жаждал услышать. Он поцеловал ее крепче, чувствуя, как она уступает этой буре чувств между ними. Обхватил грудь ладонью, ощутил, как сосок напрягся между пальцами, и испустил глубокий гортанный стон мужского удовлетворения, когда она выгнулась навстречу его руке.
Кровь бешено стучала в висках. Плоть разбухла еще сильнее от сознания, что она почти готова для него. От сознания, что через несколько минут он окажется внутри ее.
Он оторвался, заглянул ей в глаза, мягко прислонил спиной к столу и начал поднимать подол рубашки. В этот раз она не собиралась его останавливать.
Она выглядела в точности так, как в его мечтах: щеки раскраснелись, губы припухшие и чуть приоткрытые, волосы прелестно растрепаны. Но что-то было не так. Глаза… ее глаза…
Ох, Иисусе.
Она отдается ему, но не хочет его. Он ей даже не нравится. То, что она испытывает, не любовь, это похоть.
Это осознание кулаком ясности прорвалось сквозь пелену страсти. Эта их близость, этот последний шаг ничего не изменит. Он не докажет, что им суждено быть вместе. Не заставит ее передумать. Она лишь возненавидит его еще больше.
Она была права. Он пытается принудить ее, подчинить своей воле. Но эта женщина, которая столько пережила, сильнее его. Что же ему делать?
Он оттолкнул ее, согнувшись пополам, словно получил удар в живот. В эту минуту, когда она давала ему то, чего он хочет – думал, что хочет, – Уилл понял, что хочет вовсе не этого. А то, чего хочет, он потерял.
Он хочет вернуть ее, ту девушку, которая смотрела на него с любовью в глазах. Которая заставляла его чувствовать себя самым важным для нее человеком на свете. Которая доверяла ему настолько, чтоб отдать свое сердце и тело, которое больше никогда не должно было желать мужских прикосновений.
Как он мог сотворить такое с ней? Ведь он же любит ее.
Что ж, пора начинать вести себя соответственно.
– Уходи, – прохрипел он. От отвращения к себе в горле встал ком. – Возвращайся в Инвернесс. Мне вообще не следовало привозить тебя сюда. Я… Боже, прости.
Она больше не взглянула на него. Собрала с пола свою одежду, быстро набросила ее на себя и ушла не оглянувшись.
А его любви хватило на то, чтоб ее отпустить.
Глава 21
У Хелен было предостаточно времени, чтобы поразмыслить обо всем, что произошло. В течение длинной, почти бессонной ночи, пока ждала благополучного возвращения Магнуса с Кеннетом (хоть ни один из них и не заслуживал ее беспокойства), и еще более длинного и гораздо более напряженного дня пути она ни о чем другом и думать не могла. С разбитым сердцем так бывает.
Она думала, что у них с Магнусом мог бы быть шанс. Что он стал мягче по отношению к ней – к ним, – но это лишь только потому, что дал обещание Уильяму.
Или не только?
Стоило боли от обиды немного притупиться, она начала задаваться вопросом, а действительно ли дело только в этом? Возможно, поначалу так и было, но как быть с тем, что произошло в лесу? Быть может, Магнусу нравится думать, что он просто защищает ее, но его обещание Уильяму не имеет никакого отношения к той страсти, которая вспыхнула между ними.
И выражение его глаз, когда меч брата чуть не рассек ее пополам…
Он любит ее, она уверена в этом, но что-то связывает его. То ли все дело в его принадлежности к легендарному летучему отряду (она до сих пор не могла поверить, что тот парень, который когда-то бегал за ней по лесу, теперь один из самых грозных воинов в христианском мире), то ли в ее семье и вражде, то ли в ее замужестве и его чувстве преданности другу, то ли во всем этом вместе, она не знала. Но была намерена узнать.
Все преодолимо, особенно если они по-настоящему любят друг друга. Ей просто надо заставить этого твердолобого упрямца осознать это.
Легче сказать, чем сделать. Он не избегал ее открыто, но с течением дня становилось все яснее, что его беспокоит еще что-то помимо их черепашьей скорости передвижения. Была в нем какая-то настороженная напряженность, которой она никогда прежде не замечала. Впервые она увидела в нем того воина, каким он был: грозного, жесткого бесстрастного и полностью сосредоточенного на своих обязанностях. Странно было видеть эту его сторону, частью которой она никогда не была.
День уже перевалил за середину, когда они с Макгрегором галопом прискакали к тому месту, где королевский кортеж сделал короткую остановку на берегу Лох-Гласкарноха. Хелен сразу поняла: что-то случилось. Мужчины тут же отвели в сторону короля и нескольких высокопоставленных членов его свиты, включая ее брата и Дональда, для какого-то, судя по всему, напряженного разговора.
По тому, как помрачнело лицо короля, она поняла, что новости, которые они принесли, скверные. А когда взгляд брата метнулся туда, где она сидела на берегу и ела хлеб с сыром, Хелен испугалась, что это имеет какое-то отношение к ней.
Хотела бы она слышать, о чем они говорят, но было ясно, что между ними идет какой-то спор. Что неудивительно, когда с одной стороны ее брат и Дональд а с другой – Магнус.
Терпеливое ожидание не входило в число ее добродетелей. Она уже собралась начать незаметно подбираться к мужчинам, когда они разошлись и Магнус зашагал в ее сторону.
Глаза их встретились, и как бы он ни пытался скрыть свою тревогу, она все равно ее разглядела.
Сердце защемило. Как бы ни была велика ее обида, как бы ни хотелось поговорить о вчерашнем вечере, было ясно, что с этим придется подождать.
Она поднялась ему навстречу и положила ладонь на руку, словно могла как-то облегчить его ношу. Прикосновение к нему, стремление почувствовать эту инстинктивную связь казалось самой естественной вещью на свете. И так было всегда.
– Что случилось? – спросила она.
– Нас преследуют.
Она оцепенела.
– Кто?
Он покачал головой, лицо помрачнело.
– Не знаю, но намерен узнать.
Она боялась, что ей не понравится ответ на ее следующий вопрос, но все равно задала его:
– И что мы будем делать?
Улыбка приподняла уголки его губ.
– Ждать их.
– То есть как это – ждать? И почему ты как будто предвкушаешь это?
Лицо его закаменело.
– Предвкушаю, потому что мне не нравится, когда угрожают кому-то, кого я… – Он остановил себя, потом добавил: – За кого я отвечаю.
Она сглотнула. Неужели он собирался сказать «люблю»?
– Значит, им нужна я?
– Не знаю. Это может быть просто шайка мятежников, но я не собираюсь рисковать ни тобой, ни кем-то еще. Сегодня вечером мы устроим им ловушку. На дальнем конце озера есть одно идеальное место – лощина, где дороги сужаются, с одной стороны лес, а с другой – озеро. Как только они въедут в нее, мы их окружим.
Звучало опасно, как бы легко ни пытался он это представить.
– Но сколько их? И сколько человек будет у вас?
А вдруг что-то пойдет не так?
– Об этом не беспокойся. Вы с королем будете в полной безопасности…
– Я? Не о себе я беспокоюсь, а о тебе.
Он удивленно покачал головой.
– Я знаю, что делаю, Хелен. Проделывал это уже не раз.
– А не лучше было бы послать за помощью?
– Оглянись – помощи нет на много миль вокруг. – Лицо его вновь ожесточилось. – Надо признать, что, кто бы они ни были, место было ими выбрано с умом. Мы еще слишком далеко от Лох-Брум, чтоб отправить за поддержкой, и уже слишком далеко от Данрейта, чтобы попытаться вернуться. Либо они хорошо знают эти горы, либо им чертовски повезло.
– Разве тебя это не беспокоит?
– Еще как, потому-то я и осторожен.
– Устроить ловушку, чтоб неожиданно напасть на невесть сколько воинов – это, по-твоему, осторожность?
Он усмехнулся.
– Обычным было бы взять с собой горстку людей и отправиться навстречу им немедля, за что и выступали твой брат и Монро, поэтому я и осторожен.
Хелен побледнела.
– Пожалуй, мне лучше не знать, что означает «обычно».
Выражение его лица изменилось.
– Возможно, не стоило брать тебя с собой. Если б я знал… – Он смолк. – Я подумал, что тебе безопаснее будет со мной, чем в Данробине.
– Так и есть, – твердо сказала она. – Если они преследуют меня, я предпочитаю быть здесь, с тобой, чем дома. Не могу же я все время сидеть взаперти.
– Почему?
Святое небо, он серьезно?
– Я не собираюсь всю жизнь прятаться, Магнус, даже если это убережет меня от опасности.
Их глаза встретились, и спустя мгновенье он кивнул.
– Твой брат, Монро и еще несколько человек останутся охранять тебя и остальных.
Из примерно шести десятков человек, составляющих путешествующую свиту, было, возможно, с дюжину рыцарей и дюжины три вооруженных всадников, остальные сопровождающие и слуги. Им еще повезло. Обычно королевская свита включает больше слуг, но они путешествуют с большой долей вооруженных людей.
– А король? – спросила она.
– Он останется с вами.
Хелен взглянула на Брюса и увидела на его лице то же выражение, что было у Магнуса минуту назад.
– А он об этом знает?
Магнус состроил гримасу.
– Пока нет. – Он с надеждой поглядел на нее. – Быть может, ты придумаешь причину?
– Ха! – хмыкнула она. – Боюсь, тебе придется самому.
– Я это запомню, – сказал он, сложив руки на груди. Она резко втянула воздух, не в силах отвести глаз от внушительной демонстрации мускулов.
Чувства внезапно обострились. Так много оставалось несказанного, так много оставалось несделанного.
– Будь осторожен, – мягко попросила она.
Ему хотелось поцеловать ее, она это видела. Возможно, он бы и поцеловал, если б они не стояли посреди лагеря. Но единственное, что он мог сделать, – это опустить руки и кивнуть:
– Буду.
Он зашагал было прочь, но через пару шагов обернулся.
– Будь готова, Хелен. Ты можешь нам понадобиться.
Хелен поняла. Мужчин могут ранить. Она кивнула и ответила, как он:
– Буду.
Она даст ему сделать свою работу, а когда придет время, сделает свою. Но пожалуйста, пожалуйста, пусть он будет цел и невредим.
– Мне это не нравится, – тихо проворчал Макгрегор.
– Мне тоже, – отозвался Магнус. Они вдвоем как можно дальше проползли на животе по темному склону холма, с которого ринутся в нападение. Внизу лежала лесистая лощина, где склон встречался с дальним краем озера перед тем, как расшириться в ущелье Дирри-Мор. Там ждали остальные.
Магнус хорошо выбрал место для нападения, воспользовавшись знанием местности, чтоб выгодно расположить десять взятых с собой человек, даже если их окажется меньше. Но, судя по разведданным Фрейзера, их силы примерно равны. Дорога здесь узкая; как только враги ступят на нее, то сразу будут окружены людьми Магнуса на склоне и бежать им будет некуда, разве только в озеро. Но где же они?
– Они уже должны были быть здесь. Фрейзер сказал, они всего в нескольких милях.
– Я ни черта не вижу из-за этого проклятого тумана, – проворчал Макгрегор. – Мне было бы куда спокойнее, если б с нами был Странник.
Артур Кэмпбелл, Странник, славился не только своими разведывательными способностями, но и сверхъестественным чутьем, которое не раз помогало им избегать крайне опасных ситуаций. А их теперешняя ситуация явно из этого числа.
Магнус преуменьшил серьезность положения в разговоре с Хелен, но если и было какое место на их пути, где он не хотел бы оказаться застигнутым и защищать пятьдесят человек от нападения, то как раз вот этот участок дороги. За много миль от помощи, в самом сердце гор, их так же легко сцапать, как он надеется сцапать преследователей.
– Мне было бы гораздо спокойнее, если б вся команда была с нами, – согласился Магнус.
И хотя он тщательно отбирал людей, которых взял с собой, они не Горная стража. Они даже не лучшие десять из того, что у него есть. Он не мог рисковать, оставляя Хелен и остальных под негодной защитой. Именно так он в конце концов и убедил короля, одного из лучших рыцарей в христианском мире, остаться с Сазерлендом и Монро. В иных обстоятельствах Магнус бы только приветствовал меч Брюса. Но Брюс теперь король, и его нужно защищать. Его роль изменилась, но Брюс слишком долго держал в руках меч, чтоб с готовностью отложить его, даже ради королевства. А поскольку его королева и единственный наследник в настоящее время в английской тюрьме, ему необходимо проявлять осторожность.
Магнус терпеть не мог разделять силы, пусть даже на короткое время, но выбора у него не было. Это лучшая возможность уменьшить угрозу с наименьшими потерями. Какая ирония, что именно то, что давало Горной страже преимущество над англичанами, было использовано против него: величина и неспособность королевской свиты быстро маневрировать. Он не сомневался, что они одержали бы верх, если б на них напали, но было бы гораздо труднее защитить Хелен и короля. А так он может быть уверен в их безопасности.
– Что-то тут не так, – сказал он, вглядываясь в непроницаемую тьму и туман. – Нам надо проверить…
Свирепый военный клич взорвал тишину ночи.
Магнус выругался. Вскочив на ноги, он схватился за свой молот. Макгрегор тоже чертыхнулся и выхватил меч – его лук был бы бесполезен в ближнем бою, – сообразив, как и Магнус, что их внезапная атака только что полетела к чертям собачьим.
Это на них напали, причем сзади.
Они с Макгрегором со всех ног бросились туда, где ждали остальные. Сражение уже шло вовсю.
С первого взгляда Магнус не особенно встревожился, насчитав лишь горстку людей. Но это было до того, как он заметил четверых своих вооруженных всадников на земле. Если у них и было численное преимущество, то оно исчезло в открытой атаке. И все равно число его не беспокоило. Они с Макгрегором стоят шестерых и не со столькими справлялись.
Но когда упал еще один из его людей, на этот раз рыцарь, Магнус понял, что одолеть внезапно напавших врагов может оказаться не так легко.
– Что за черт? – бросил Макгрегор и, не тратя попусту времени, сразу бросился в гущу сражения.