Память о мечте (сборник) Озерова Ирина
- Давным-давно прекрасны были кони,
- Леса полны и ягод, и грибов,
- И чудо материнства на иконе,
- Как чудо гнезд на островах дубов.
- Кто выдумал за техникой в погоне
- Металл станков или бетон домов,
- Чтоб жизни коротать, как на перроне
- Ждать поездов, удобных, как гробов.
- Давным-давно… Но ведь уже тогда
- Рождались, как уродцы, города —
- К дню нынешнему вел нас день вчерашний.
- И в этом самом дальнем далеке,
- Не находя секрета в языке,
- Жизнь разрушалась Вавилонской башней.
Снег
- Снег, словно сон – неощутимы сны,
- И снега мы совсем не замечаем.
- Пораньше электричество включаем,
- Двойными стеклами защищены.
- И так до половодья, до весны
- В своей квартире, как в тюрьме, скучаем,
- И телевизор запиваем чаем,
- Двумерности программ подчинены.
- И времени меняет серебро
- На медяки мне автомат в метро,
- Проматывая скудное наследство.
- Лишь очень редкий, странный человек,
- Светлеет и сеется, видя снег,
- Как будто он сумел вернуться в детство.
Иллюзия
- За окном метет метель…
- Это в Антарктиде, что ли?!
- Я качаю колыбель…
- Так положено по роли!
- Перед Новым годом ель,
- Выросшую в чистом поле,
- Украшает канитель
- Будто бы по доброй воле.
- Мы спектакль играем все
- В доме около шоссе,
- В душном запахе бензина…
- Может быть, и домик наш
- Просто-напросто муляж —
- Выдумка из пластилина.
Помощь
- Я, звери, благодарна вам,
- Что вы в беде идете к нам,
- Забыв жестокие обиды.
- Всегда отыщется чудак
- И вам поможет просто так,
- От всей души, а не для вида.
- И вот олени на шоссе
- Перед машиной замирают,
- И не на взлетной полосе
- Разумно лебеди взлетают…
- Но щеки у меня в росе,
- Роса под жарки солнцем тает…
- Спасли немногих мы. Но все
- От нашей спеси вымирают.
Всемогущество
- Кто выдумал, что всемогущи люди?
- Все те же люди…
- Выдумкой гордясь,
- Большой Вселенной маленькие судьи
- Плетут законов вычурную вязь.
- В угоду самомненью и причуде
- Они с природой рвут за связью связь,
- Усердствуя то в ханжестве, то в блуде,
- От чистоты не отличая грязь.
- О, муравьиный труд лабораторий!
- В водовороте – щепочки теорий,
- Открытия сомнительная честь!
- Хоть люди судят о природе честно,
- Бестрепетной Вселенной неизвестно,
- Что у нее такие судьи есть!
Деревня
- Продаются избы за бесценок,
- Продается речка, лес густой.
- И хозяйки, бросив пятистенок,
- Городской довольны теснотой.
- И стремится, радуясь удаче,
- По проселку частных шин пунктир
- В модные бревенчатые дачи
- Из просторных городских квартир.
- Все закономерно и законно,
- Кроме странной праздности земли…
- Даже деревенские иконы
- В моду у безбожников вошли.
- За мешок картошки платят щедро,
- И взамен гимнастики пешком
- Ходят новоселы до райцентра
- За консервами и молоком.
- Только не парным, а порошковым,
- Как позавчерашний черствый хлеб.
- Больше места нет в хлеву коровам —
- Ведь в гараж преобразился хлев.
- Правда держат петуха покуда,
- Хоть петух не вовремя кричит, —
- Достоверной делает причуду
- И подчеркивает колорит.
- Видно, мир околдовали черти.
- И над одиноким колоском
- Бывшая деревня на мольберте
- Застывает масляным мазком.
Филателия
- Филателия – странная забава.
- Филателистам нынче нет числа.
- Тщеславие не отличишь от славы,
- А шлюха, словно девочка, чиста.
- В альбомах умещаются созвездья,
- А среди них вращается земля.
- Не ради добрых иль дурных известий
- Почтовые чернеют штемпеля.
- В прозрачной современной упаковке
- Преуспевают звери и цветы.
- Шедевры Лувра или Третьяковки —
- В бумагу превращенные холсты.
- Как временем, подернутые клеем,
- В альбомной аккуратной тесноте
- Служитель Бога рядом с Галилеем
- Обосновались на одном листе.
- Ты держишь мир при помощи пинцета,
- Ты держишь мир – и не дрожит рука,
- И новенькая. Пестрая планета
- Летит как мячик через все века.
- И острия Истории – не остры,
- И острые углы закруглены.
- Планеты круглой глянцевитый остов
- Размножен с указанием цены.
Карусель
- Город – огромный асфальтовый круг
- Под выцветающим куполом неба…
- Городу хочется зрелищ и хлеба,
- А не одних коммунальных услуг.
- О, этот ярмарочный балаган
- И деревянные лошади в мыле…
- Мы центробежной подвержены силе
- Так же, как встарь самодельным богам.
- Крутится круг. Неизбежен закон,
- Нас относящий к простору окраин…
- Глухо кремень ударяет о камень,
- И высекается микрорайон.
- Пятиэтажный унылый барак —
- Ноев ковчег городского потопа…
- В нем мы живем, словно в чреве Циклопа —
- Темном убежище вечных бродяг.
- Будьте добры, отведите метраж
- Под потолком двухметрового блока,
- Пусть модерновое наше барокко
- Входит неистово в новый вираж.
- Где же начало? Где над Арарат?
- Плуг деревянный готовит оратый…
- Крутится круг каруселью проклятой,
- Мчится вперед, возвращаясь назад.
«Ах, почему бессонны города…»
- Ах, почему бессонны города,
- Когда седьмые сны глядят деревни?!
- Стооких зданий серая гряда
- И у подножий – чахлые деревья.
- Они сюда случайно забрели,
- Они необычайно одиноки
- На круглых голых островках земли,
- Затерянных в асфальтовом потоке.
- Все камень, камень… Камень – я сама.
- Героев нет. Остались их музеи,
- Ми я для крупноблочного ярма
- Сама, согнувшись, подставляю шею…
Пустота
- Только пыль на чердаке —
- Рухлядь стала нынче в моде,
- Хоть совсем не время вроде
- Нам копаться в сундуке.
- Но отныне налегке
- Мы от прошлого уходим
- Вдоль по сумрачной погоде
- Лишь с купюрами в руке.
- Покупают все подряд —
- Вещи бабушкины – клад,
- И не будешь ты в накладе.
- Безымянна и чиста
- Нынче только пустота
- Остается где-то сзади.
Птицелов
- Кем станешь ты, случайный птицелов?
- Тюремщиком в навязчивой заботе,
- Иль хлебосолом, давшим корм и кров
- На долгий зимний перерыв в полете?
- Ах, птицы, запертые на засов!
- О чем вы в клетке весело поете,
- Оплачивая песнями без слов
- Все хлопоты о ненадежной плоти?
- Хозяин к вам уже давно привык,
- Вы человечий поняли язык,
- В глаза глядите преданно и добро…
- Но грянет птичий зов когда-нибудь,
- И вы о клетку разобьете грудь,
- Как сердце разбивается о ребра.
«О чем печально утки крячут…»
- О чем печально утки крячут
- Над озером в вечерний час?..
- Они почувствовали, значит,
- Ружья холодный круглый глаз.
- И, приподняв над камышами
- Свои тяжелые тела,
- Куда лететь – не знают сами —
- От наведенного ствола.
- Но выстрелив разящей дробью,
- Но дело выполнив свое,
- Как утка раненая, вздрогнет
- Победоносное ружье.
Нокаут
- Что это? Ринг?
- А может, эшафот?
- Качаются канаты.
- Все едино.
- Юпитеры,
- Судья.
- Толпа ревет.
- И мы вдвоем идем на середину.
- Босые ноги, влажный чернозем,
- Подснежники на вырубке старинной,
- Бумажный змей и деревянный дом
- Моей когда-то были серединой.
- Все справедливо.
- Кратко грянул гонг.
- Удар.
- Еще удар.
- Гудят перчатки.
- Скользящие перемещенья ног.
- Геометрический квадрат площадки.
- Иллюзия могущества… Испуг…
- Испуг… Иллюзия… И многократно
- Вычерчивался этот адски круг,
- Который только кажется квадратным.
- Все эти апперкоты и крюки
- Когда-нибудь в воспоминанья канут.
- Но чертят лампы странные круги.
- Мир повернулся
- И исчез…
- Нокаут.
- Неведома нам книга бытия.
- Но вот уже квадрат стремится к кругу,
- И вскинет не судья, а судия
- Поверженную, призрачную руку.
- Когда забрезжит светом темнота,
- И вверх взлетит победная перчатка,
- Соперники займут свои места.
- Какой дурак назвал победу сладкой?!
«Как примириться с мыслью странной…»
- Как примириться с мыслью странной,
- Что и во сне – не полетишь.
- Жизнь стала широкоэкранной,
- В ней мелочей не разглядишь!
- Кленовый лист упал в ладони —
- Но то не лист, а листопад.
- Минуты понесли, как кони,
- Им нет уже пути назад.
- О, это светопреставленье,
- Мысль, пулей бьющая в висок,
- И неизбежное движенье —
- Жизнь, уходящая в песок.
- Законы логики, законы,
- Изобретенные навек,
- В законы физики закован
- Закоченевший человек.
- И все миры давно открыты,
- И не тоскуешь ни о ком,
- И радиус земной орбиты
- Натянут жестким поводком.
- А я все домики рисую,
- Трубу и над трубою дым,
- И дождь в линеечку косую,
- И солнце круглое над ним!
Сонеты о машинах
I
- Изысканность рисунка перфораций
- Машинам уготовит пьедестал…
- Но электронный питекантроп стал
- Тупицей, не способным сомневаться.
- Хотя он знает, что творил Гораций, но кружит людям голову металл.
- И новым культом – культ машины стал:
- Лишь ей решать – нам нет нужды решаться.
- Во мне давно забытая латынь
- Кривой улыбки порождает стынь
- Крупицей золота в осколке рудном.
- Хотя сама латынь давно мертва,
- Но в сотне языков ее слова
- Остались в совершенствованье трудном.
II
- А кто сказал, что заключен прогресс
- В болтах, винтах, транзисторах и прочем?!
- Мы ярлыки к явленьям приторочим,
- Явлений смысл не понимая без…
- А может, это балуется бес,
- Игрушки пчелам выдавши рабочим?
- И мы играем, а потом пророчим, —
- Такой у нас, наверное, замес.
- А пчелы видят цвет и аромат,
- За каплей меда попросту летят,
- Потом нас медом потчуют пчелиным.
- Но совершенство шестигранных сот
- Прекрасно, как и первый наш урод,
- И поколенье первое машинам.
III
- Я машину научу… Научу —
- Лучше нашего слова выбирать,
- Даже в шахматы, как боги, играть,
- Если только захосу. Захочу!
- Мне все это по плечу? По плечу!
- И оставлю я машинную рать
- На земле мои дела продолжать,
- Если к звездам полечу. Полечу?
- Но задумаются горько они,
- На планете оставаясь одни,
- Кто им жизнь такую трудную дал?..
- Может, маленький и злой человек?
- Так не смог бы он придумать вовек!
- Их, наверно, Бог машин создавал.
Друзья
- Есть, на счастье, друзья у меня.
- Мы не видимся с ними подолгу…
- Но дошедши до черного дня,
- По любви мы живем – не по долгу.
- Как в набат, в телефоны звоня,
- Говорим непонятно и волгло,
- Ибо память о прошлом храня,
- По любви мы живем – не по долгу.
- И друзья мои слышат набат
- И приходят не ради наград,
- А, как водится, – буднично просто.
- И становится легче чуть-чуть
- Эта боль, источившая грудь,
- И друзья мне такие – по росту.
Тайна
- Веселое пятно на потолке…
- Но – говорят – он просто не побелен,
- А зайчик солнечный в моей руке
- Неощутим, бесплотен и бесцелен.
- Я угадала Моцарта в сверчке,
- Но он на сто Сальери был поделен.
- И я брела сквозь время налегке,
- Поскольку груз мой был в пути потерян.
- Уже давно побелен потолок.
- Но зайчик жив. Он выжить мне помог
- В наивном хитроумии эмоций.
- Сверчка не слышно на закате дня.
- Но по ночам есть тайна у меня:
- В моей душе готов проснуться Моцарт!
Больничные раздумья
- Неощутимая утрата —
- Старинной клятвы перевод…
- Я вспоминаю Гиппократа,
- Когда болезни час придет.
- И сострадание не свято,
- И все страшнее каждый год
- Звучит больничный стон палаты,
- Когда болезни час придет.
- Наверно заблуждались греки,
- Преуспевая без аптеки,
- Пред алтарем склоняясь ниц.
- Вступая с Гиппократом в сделки,
- На них работали сиделки
- И воскрешали без больниц.
Похоронный марш
- Еще нескоро оплывет свеча,
- Еще рассвет затеплится нескоро.
- Лишь сердце, похоронный марш стуча,
- Найдет неведомые переборы.
- Тогда мастеровитость палача
- Осуществит бескровность приговора,
- И не поможет знахарство врача,
- Увещеванья чьи-то и укоры.
- А, в сущности, что делали князья,
- Кого-то милуя или казня?
- Они присваивали Божье право.
- Но вот уже оплыли свечи слов…
- Я ощущаю холод кандалов
- В чужой толпе безлико и кроваво.
Онкоцентр
- Коридоры, коридоры —
- По окружности комфорт.
- Страха гордого затворы,
- Боль надежды – первый сорт.
- Но ведь это – исключенье,
- Странных судеб круговерть…
- Даже методы леченья
- Здесь подсказывает смерть.
- Добрый доктор! Почему же
- Вы избрали свой удел?!
- Коридоры кружат, кружат,
- Может, выберешься цел.
- Стерта разность интересов,
- Только боль и человек…
- Век невылеченных стрессов,
- Рака и инфаркта век.
- Путь прогресса – гордость мира,
- За гуманность этот мир…
- …Прежде честности рапиры
- Доверял любой турнир.
- А теперь наука, скальпель,
- И наркоз, как шум дождя…
- И бесчисленные скальпы
- Над вигвамом у вождя.
- Скоро хлынет дождь кровавый —
- Непонятный, проливной.
- Победители со славой
- Возвращаются домой.
- И забрало поднимает
- Эскулап в крови – росе…
- Он один не понимает
- То, что понимают все.
Страх
- Страх… На что он похож?
- На слезу?
- На церковное пение?
- На тифозную вошь?
- На предчувствие?
- На прозрение?
- Страх… Он глуп, глух и слеп,
- Искажает он время и зрение.
- Страх по сути нелеп,
- Как нелепо всегда невезение.
- Он не только слабых берет в полон,
- Просто сильный в него не верует,
- Потому и опасен он,
- Что никто его смысла не ведает.
- Страх…
- Не надо!
- Ведь это крах —
- Мысли высквозит,
- Сердце остудит.
- Для чего нам бессильный страх?
- Только люди его осудят.
- Не сжимайся, сердце, в комок
- И не бей о ребра с размаха!
- Страх еще никому не помог.
- Нет ничего
- Унизительней страха.
«Я боюсь пробуждений…»
- Я боюсь пробуждений,
- Когда светлосерый рассвет
- Давит в тонкие стекла
- Неотвратимостью лет.
- Я боюсь побуждений —
- Обманчиво-пестрой тщеты,
- В мире сделано столько,
- Что больше не сделаешь ты.
- Нужно снова подняться
- И снова посеять зерно,
- Чтобы в несколько зерен
- Смогло превратиться оно,
- Чтоб неверные пальцы
- Найти в себе силу смогли
- Разгадать, как он черен —
- Комочек родящей земли.
- Я боюсь этих всходов,
- Боюсь их, как снов наяву —
- Ведь до времени жатвы
- Я попросту не доживу,
- До столетних восходов,
- Когда понимаешь с утра,
- Что в ладони зажата
- Опять лишь крупица добра.
Не убий
- Иисус Христос скончался на кресте.
- О. ненадежность заповеди пятой!
- Веками в бронзе мучился распятый
- И воскресал под кистью на холсте.
- Но не дает житья один вопрос,
- И я неслышно подхожу к распятью.
- О. нарисованный Иисус Христос,
- Как мне без Бога жить, хочу понять я.
- Пред кем теперь колена преклоню,
- Кому свечу грошовую поставлю,
- Кого в беде бессильно прокляну,
- Кого в минуту радости восславлю?
- Добро, добро… Опасная стезя!
- Твои костры, твои кресты – несметны.
- Ты сам умрешь, умрут твои друзья,
- И только толкователи бессмертны.
- Бог в неисповедимости путей
- Впрок вылепил не личности, а лица
- И дал самоуверенность арийца
- Он глиняным поделкам всех мастей.
- Приказ, призыв, призвание – убей!
- А – НЕ УБИЙ – забытое, в завете…
- Мечтатели, художники и дети
- Немыслимых рисуют голубей.
- Безбожник превращается в попа,
- Над прочими случайно возвеличась,
- Но только в муках сотворится личность,
- И станет человечеством толпа.
«Уеду на перекладных…»
- Уеду на перекладных,
- Задам работу бренной плоти,
- Пусть дремлет в креслах откидных
- На реактивном самолете.
- Трясется на грузовике
- По допотопному проселку,
- Потом в вагоне, налегке,
- На верхнюю взлетает полку.
- Меня, как щепочку река,
- Всю жизнь несет слепое время.
- Гостиниц шумная тоска
- Стучит в висках, долбит мне темя.
- Бесплотная маячит цель
- На тонком острие смятенья…
- И все метель, метель, метель —
- Потоп и светопреставленье.
- Не помню, где была вчера,
- Не знаю, где я завтра буду.
- Пилоты, словно кучера,
- Готовы выполнить причуду.
- Четыре теплые стены
- Мираж рисует незнакомо,
- Не для меня возведены
- Защитные пределы дома.
- И я бегу по шпалам строк
- К тому глухому полустанку,
- Где пращуров высокий слог
- Сулит мне краткую стоянку.
- Остановлюсь, передохну,
- Смахну нечаянные слезы…
- И снова задавать начну
- Неразрешимые вопросы.
Логика жизни
- К чему тебе логика мысли,
- Коль сердце трепещет пока,
- И в небе хрустальном повисли
- Крахмальным бельем облака?
- Вино ли, нектар ли, кумыс ли
- Туманят, дурманят слегка,
- Пока превращаются листья
- В надгробную плоскость пенька.
- Утрачена радость. И разом
- Во тьме пробуждается разум,
- Чтоб выход открыл лабиринт.
- И поздно, так поздно, что рано
- Врачует смертельные раны
- Фантазии кипельный бинт.
Ремесленник
- Сапожник набивал набойки,
- И было все ему сруки.
- Стояли украшеньем стойки
- Игрушечные башмачки.
- Его клиенты были бойки —
- Шутя, сбивали каблуки.
- Но были украшеньем стойки
- Игрушечные башмачки.
- В сей месяц и сего числа
- Исчезла гордость ремесла,
- А выгода пошла на убыль.
- Суров конвейер волшебства,
- И стала забывать молва
- Секреты золушкиных туфель.
Монолог Бабы-Яги
- Забыла я рецепты колдовства,
- И, чуда не творя, скольжу я мимо,
- И даже приворотная трава
- Уже от прочих трав неотличима.
- Разношенная ступа мне тесна,
- Как туфли новые, И отчего-то
- Я ночи напролет сижу без сна,
- Гляжу, как пролетают самолеты.
- О, как удобен их стальной полет,
- Как мощен рев их в поднебесном мире…
- И что мне омут – есть водопровод
- В любой благоустроенной квартире.
- Я жить хочу на пятом этаже,
- Цветы растить не на земле, а в плошках,
- Мне слишком ветхой кажется уже
- Моя избушка на куриных ножках.
- Давным-давно не забредал ко мне
- Иван-царевич. Стал костер золою,
- И я, сгорев в его живом огне,
- Живу теперь не доброй и не злою,
- Я и сама не верю в чудеса,
- Я – тихая, обычная старуха.
- И сказками не колют мне глаза —
- Ни слуха обо мне теперь, ни духа.
- Но иногда в душе застонет бес,
- Но иногда привидится такое,
- Что до смерти захочется чудес
- И вовсе не захочется покоя!
Снегурочка
- Она жила, она была – Снегурка.
- Не знаю – где,
- Но знаю – где-нибудь.
- И ледяное сердце билось гулко.
- Ей ледяную разрывая грудь.
- Ей валенок к морозам не валяли
- И не вязали пуховой платок.
- С ней пани на гулянках не гуляли:
- Отпугивал Снегуркин холодок.
- Из голубого снега рукавицы,
- И голубые волосы до пят,
- И ледяные слезы на ресницах
- Солеными сосульками висят.
- Ее соседи, как могли, любили,
- Так деловито, буднично добры.
- Они для обогрева запалили
- Веселые сосновые костры.
- О, люди добрые, вы мне поверьте:
- Лишь миг один помедлив на ветру,
- Она рванулась к вам, а не в бессмертье,
- Легко шагнув к последнему костру.
Рыба
- Ухожу головою в омут.
- Разомкнулась, сомкнулась волна,
- И не женщина я, а омуль,
- И желанна мне глубина.
- Я плыву, раздвигая жабры,
- Я ищу свой рыбий народ,
- И в себя я вбираю жадно
- Из зеленой воды кислород.
- Я плыву, раздвигая водоросли,
- Смыслу здравому вопреки,
- Развеваются, словно волосы,
- По бокам моим плавники.
- Что меня ожидает? Не знаю…
- У меня рыбьих навыков нет.
- Я такая еще земная,
- Я несу в себе солнечный свет,
- Я стараюсь еще по-земному
- Чешую, как пальто, распахнуть.
- Но уже к неизвестному дому
- Мой невидимый тянется путь —
- Новых родичей острые лица
- И земных рыбаков невода…
- Никогда мне теперь не напиться,
- Если всюду – вода и вода.
- В глубину не проходит волненье,
- Ни любви, ни беды в глубине…
- И горчайшая сладость сомненья
- Исчезает бесследно во мне…
Емеля
- Успехи его отшумели.
- В сомнении он и в тоске
- Сидит, как на печке Емеля…
- А щука – в далекой реке,
- А щука – в другом поколенье,
- В другом измеренье плывет,
- И щучьего нету веленья,
- И он без веленья живет.
- Идет к государыне-рыбке,
- Кричит, надрываясь, во тьму.
- Но, видно, теперь за ошибки
- Придется платить самому.
- Ах, время! В муку перемелют
- Емелю его жернова.
- …Но чает, но чует Емеля,
- Что прежняя щука жива!
Сотворение мира
- Над первозданной зыбкостью болот,
- Где мошкара парит, как испаренья,
- Меня несет трудяга-вертолет,
- Как будто в самый первый день творенья.
- Я вглядываюсь в полотно земли…
- На нем художник, гениально-строгий,
- Рисует время, скрытое вдали,
- Штрихами санно-тракторной дороги.
- В ненастной немоте нелетных дней,
- Когда буксуют, что ни метр, колеса,
- И падают, лишенные корней,
- Порывом ветра сбитые березы,
- Прислушавшись, сумеешь различить
- Невиданные, чистые созвучья.
- Но их нельзя по нотам разучить,
- Таким напевам только жизнь научит.
- А вибробур врезается во тьму,
- Пласты времен соединяя вместе,
- И я теперь, наверно, не пойму,
- Где центр земли, а где ее предместье.
- О. вечного движенья маята —
- То океан, то вакуум под килем,
- Уходят люди в новые места,
- Подверженные центробежной силе.
- Они через снега и грязь идут,
- И Землю поступью своей вращают,
- Они самих себя находят тут,
- И сотворенье мира завершают.
«Попутный ветер в странствия велит…»
- Попутный ветер в странствия велит,
- Вперед плывет бумажный наш кораблик,
- И на фуражке капитанской крабик
- Воинственно клешнями шевелит.
- Пересекаем океан. Но вот
- Окончен со стихией поединок —
- Нас потопил космический ботинок
- Прославившейся фирмы скороход.
- И не было спасательных кругов,
- И канули мы, словно в лету, в воду.
- А впрочем, что за дело пешеходу
- До маленьких бумажных моряков?!
- Мы совершали заурядный рейс,
- Никто не вспомнит нас в стране бумажной,
- И не почтит наш экипаж отважный
- Ни вежливая скорбь, ни интерес.
- Удел всего непрочного таков.
- Но гордо мы не опускаем флаги, —
- Кусочек разлинованной бумаги
- Среди асфальтовых материков.
Финиш
- Эгоистична, добра ли —
- Вам доверять не хочу.
- В межгалактическом ралли
- Я одноместно лечу.
- В гиперпространстве едва ли
- Путь я себе облегчу.
- Риск – в стародавней опале
- Риску детей обучу.
- В вакууме, словно в зыби,
- Страшно единственной рыбе —
- Было б хоть два корабля!
- Не суетливым смятеньем,
- А человечьим терпеньем
- Встретит свой финиш Земля.
Движение
- Отмерьте мне хоть полчаса,
- Оставьте краткий миг хотя бы!
- О, благодатные леса,
- Как вами надышалась я бы.
- Ведь все еще хитра лиса,
- И курочки, как прежде, рябы…
- Еще касается роса
- Ступней простоволосой бабы.
- Куда – вперед или назад?
- На сей предмет различный взгляд.
- Пускай вода из крана льется!
- Но я, наверно, предпочту
- Тяжелых ведер простоту —
- Былую глубину колодца!
«Чтоб записать симфонию души…»
- Чтоб записать симфонию души,
- Немыслима условность нотных знаков,
- И почерк у людей неодинаков,
- И разной жесткости карандаши.
- Как выразить себя, себя найти?
- И что принять – октавы или кванты —
- Как меру исчисления таланта,
- Как верстовые столбики пути?
- Но равно Данте или Галилей
- Имели ключ от рая и от ада…
- И есть ли в жизни большая награда,
- Чем верность одержимости своей.
- Победы редки. Человек живет,
- Не думая о славе и карьере.
- Зачем ему бессмертие Сальери?
- Лишь времени он предъявляет счет,
- Не поднимая воспаленных век,
- Он формулы или поэмы пишет,
- Они ему как воздух или пища
- Нужны. И потому он – человек.
«Я хлеб в гречишный мед макала…»
- Я хлеб в гречишный мед макала,
- Присев, как у стола, у пня.
- И, как на бедного Макара,
- Валились шишки на меня.
- И пахло иглами – колюче,
- И сладко – дымом и листвой,
- И птицы, черные, как тучи,
- Сгущались в синеве лесной.
- Все было, как на самом деле —
- Хоть на неделю, хоть на год…
- Но только листья – не летели,
- Не насыщал гречишный мед,
- Была коротенькой тропинка,
- Беззвучным был пчелиный рой,
- И даже тонкая травинка
- Не гнулась под моей ногой.
- И шишки были невесомы,
- И неподвижна синь небес…
- Он был так ловко нарисован —
- Душистый мой сосновый лес,
- Что я, не угадав обмана,
- Присев у пня, как у стола,
- За два шага, за два тумана
- До леса так и не дошла!
Особый день
- Еще бывают чудеса
- На белом свете,
- По сто чудес за полчаса
- На всей планете.
- У смерти в кузнице коса —
- Не гибнут дети.
- Просохнет полночи слеза
- В таком рассвете.
- Я проявляю интерес —
- Побольше бы таких чудес.
- Поменьше страха.
- И синий, словно небосвод,
- Характер над землей взойдет —
- Взойдет из праха!
Чудеса
- Вот говорят, что нет чудес,
- И спорить я не буду.
- Но как прожить на свете без
- Хоть маленького чуда?!
- Велит спешить лукавый бес,
- Велит спешить повсюду!
- Как хорошо, что не исчез,
- Поддерживает Будда,
- Как паренек, под локоток…
- Но мир достаточно жесток,
- Своей наукой гордый.
- Не верю. Вырвалась. Иду.
- И сразу на свою беду
- В грязь удивленной мордой!
Голуби
- Я не видела этого города,
- Не увижу его никогда.
- По асфальту там ходят голуби.
- (Так похожи все города!)
- Им бросают хлебное крошево,
- Или просо, или пшено.
- А над ними – облако-кружево
- Прикрывает небо-окно.
- А над ними – другими птицами
- Дотемна кишит синева.
- Только к ним не идут с гостинцами,
- Не рифмуют с ними слова.
- Может, просто они не символы,
- Может, песня их не слышна,
- Может, просто пугает синяя,
- Непонятная вышина.
- Слышат птицы охотничьи выстрелы.
- Можно ранить их и добить.
- Но умеют жизнь свою выстрадать,
- Не с ладони прокорм добыть.
- Им известна радость парения
- И паденья безмолвный страх.
- Только им неизвестно сидение
- На подметенных площадях.
- Им всегда высоко, рискованно
- Жить! И так же вот – умирать.
- Быть живыми, не нарисованными,
- Крошки хлебные не подбирать.
- Я не видела этого города,
- Я и знать его не хочу!
- По асфальту ступают голуби…
- Ну, а я – над ними лечу!
«Светает…»
- Светает…
- Лампу погасить пора,
- Как шестьдесят свечей…
- Одно движенье —
- И вот уже сменилось освещенье
- Над странной вязью вечного пера.
- Какую легкость мне дает прогресс…
- Но я уже не думаю о чуде.
- От этой легкости теряют люди
- И к чудесам душевный интерес.
- Не пенье птиц – вращение колес
- Теперь в оркестре утра различаю.
- Не удивляюсь я, а изучаю
- Причины смеха и причины слез.
- К асфальтовому ровному шоссе
- Мне невозможно, как к земле, приникнуть.
- Так почему ж я не могу привыкнуть
- Вращаться, словно белка в колесе?!
- Орешки грызть, простую песню петь,
- Что вот, мол, день счастливый начинаю…
- Куда спешу всю жизнь, сама не знаю,
- Но вечно опасаюсь не успеть.
- Придумана жестокая игра,
- В которой мы послушны, словно пешки…
- Медлительно я привыкаю к спешке.
- Светает. Лампу погасить пора.
Бездна
- Передо мною открылась бездна,
- Сжалась в жалкий комочек плоть…
- Подскажите, будьте любезны,
- Как мне бездны зов побороть.
- Звезд простершаяся десница,
- Указующий луч, как перст…
- Неужели бездна боится
- Бесконечной бездны окрест?!
- Ведь галактика – лишь частица
- Тех, пока не познанных, мест.
- У вселенной – своя граница,
- А за ней – Голгофа и крест.
- Люди! Сядьте на свой насест.
«Есть дверь и есть замок в квартире…»
- Есть дверь и есть замок в квартире,
- И ты совсем один. А все ж
- В огромном мире, странном мире
- Ежесекундно ты живешь.
- И радио шумит, как примус, —
- Прибор давно минувших лет,
- И воздух обретает привкус
- Не только крепких сигарет.
- Он пахнет хлебом, хлевом, морем,
- Бензином, гарью иногда,
- Он пахнет ложью, пахнет горем…
- Пахнет – и сгинет без следа.
- Лечу по круговой орбите,
- Лечу с восходом на закат,
- И тесен мир, как общежитье,
- Где койки выстроились в ряд.
- Всего полметра иль полвека,
- Но мы – различные миры,
- И для другого человека
- Другие правила игры.
- Мы не ведем об этом речи,
- И, покидая отчий кров,
- Доверчиво идем навстречу
- Скитальцам из других миров.
«Словарь… А в нем слова, как в сотах…»
- Словарь… А в нем слова, как в сотах
- Пчелиный выстраданный мед…
- Ах, сколько надобно полетов,
- Чтоб их упрятать в переплет!
- Слова таинственны и святы —
- Сто тысяч чувств, сто тысяч лиц,
- И точные координаты
- На территории страниц.
- А мне всего одно найти бы,
- Ну, хоть не слово, только след…
- Слова безмолвствуют, как рыбы,
- Они известны сотни лет.
- Они давно в употребленьи —
- Из уст в уста, из уст в уста.
- И стерлось их первозначенье,
- И потускнела чистота.
- Ну, что мне делать? Пусто в горле,
- Нагая мысль меня томит…
- Но в сердце, как в кузнечном горне,
- Огонь неистово горит.
- Я старое расплавлю слово,
- Не доверяя словарям,
- Тебе на счастье, как подкову,
- Его когда-нибудь отдам.
«В пожарище, в мой сорок третий год…»
- В пожарище, в мой сорок третий год
- Войдете, ноги вытерев у входа,
- И пояснения экскурсовода
- Благоговейно впишете в блокнот…
- В люминисцентном свете я молчу,
- Передавая вам мое наследство —
- И самодельную коптилку детства
- И юности горящую свечу.
- К чему вам жизни беглый пересказ,
- Папье-маше в искусной панораме.
- Вы приговор нам вынесете сами,
- И нас самих поймете лучше нас.
«Вопрошаю тебя, о Боже!..»
- Вопрошаю тебя, о Боже!
- Почему дела мои плохи?
- Я сама – порожденье эпохи,
- Я во всем на эпоху похожа.
- Я и в том себе потакаю,
- Чтобы совести был неподсуден
- Равнодушный итог моих буден, —
- Эти будни я пропускаю.
- Кто движенье мое направил
- К невозможному ускоренью?
- Кто забыл про законы тренья,
- Узаконив игру без правил.
- Да и что за игра такая,
- Если нужно играть поневоле…
- Чтоб не выть по-бабьи от боли,
- Эти игры я пропускаю.
- О, фольга картонной короны
- И фольга моей веры, где вы?
- Я дошла от созвездия Девы
- До созвездия Скорпиона.
- Но кого же я упрекаю?
- Кто велел мне плыть по теченью?
- Горечь саморазоблаченья
- Осторожно я пропускаю.
- Вдовы плакали о кормильцах,
- О любви своей выли когда-то…
- В переулке вблизи Арбата
- Храм «Успения на могильцах»,
- К водостокам новым стекая,
- Слезы канут, не тронув храма…
- Чтобы впредь не изведать срама
- Эти слезы я пропускаю.
- На могильцах живу – и простила
- Мне земля и покой и усталость.
- Ничего за душой не осталось —
- Слишком многое я пропустила.
«Беззащитно мое семейство…»
- Беззащитно мое семейство,
- А его все мордует Бог…
- Он забыл мне выделить детство,
- А ошибку забыть не смог.
- Но себя обвинить не в силах,
- И задуматься не успев,
- Он теперь на всех моих милых
- Расточает свой Божий гнев.
- Изощренно мучает дочку,
- Мужу сердце когтями рвет…
- Не пора ли поставить точку
- И закрыть этот старый счет?
- Ах, фразер, демагог и практик!
- В нашей крови Твои персты…
- Но на свете столько галактик —
- Я не знаю, в которой Ты?
- Ни проклятия, ни молитвы
- Не тревожат Твоих ушей,
- Даже рифмы мои и ритмы
- Гонишь Ты от себя взашей.
- Не смутить ни криком, ни стоном
- Педантичного божества.
- Объясняешь Ты все законом
- Сохранения вещества.
- Ты молчишь. Значит, все в порядке.
- Зря я дую в мою дуду…
- Я не знаю Твоей разгадки
- И Тебя вовек не найду.
- Для чего Ты создал планету,
- Где беда, как душа, в судьбе…
- Может, скажешь мне по секрету
- Для чего мы – люди – Тебе?!
Дайте срок
- Жизнь затвержена, словно урок…
- Полустертое новой главою,
- Встанет прошлое, снова живое.
- Дайте срок!
- Слишком часто нам память не впрок…
- Вдруг забудутся все оправданья
- И откроется правда страданья —
- Дайте срок!
- Прилетят, словно сорок сорок,
- Сорок дней или сорок историй,
- Станет тесной душа для теорий —
- Дайте срок!
- Может, в миг этот щелкнет курок,
- Словно краткий сигнал излеченья,
- Или вырвется вздох облегченья…
- Дайте срок!
- Как регламент у времени строг!
- Как медлительность наша жестока!
- Вдруг уйти мне придется до срока?..
- Дайте срок!
Народные промыслы
- Вологодские кружева
- Оживут в узорах последних.
- Я имею на них права,
- Как прямой, упрямый наследник.
- Кисти палехских мастеров
- Сохраняют секреты цвета,
- Как секреты трав и цветов
- Сохраняет потомкам лето.
- Но осталась тень ремесла
- Этих древних, как мир, изделий.
- По закону сего числа
- Мастеров согнали в артели.
- По секрету из рода в род
- Доносили люди уменье,
- Но принес коллективный подход
- Коллективное вырожденье.
«Я знаю клинопись моей тревоги…»
- Я знаю клинопись моей тревоги
- Никем не расшифрована пока.
- Так быстротечна времени река,
- Историки медлительны, как боги.
- Прочтут. Меня при жизни осудить
- Им все равно, что оправдать посмертно.
- Они в тревоге роются посменно,
- Чтобы ее отменно осветить.
- А я ее в глазах моих несу:
- Смотрите, люди добрые, читайте,
- И непохожести мне не прощайте,
- Как чернокожему кольца в носу.
- Ну, что ж, исследуйте мою беду —
- Я вечно беззащитна перед вами.
- В чужую печку, с мокрыми дровами
- Свои глаза – сухие – я кладу.
«Неправда это все, неправда…»
- Неправда это все, неправда,
- Что нужен поводырь в пути.
- Когда хочу идти направо,
- Налево тянет он идти.
- Хочу бежать на плач кукушки,
- А он ведет меня, как всех,
- На канарейкины частушки
- И соловья счастливый смех.
- Неутомимей светофора
- Он зажигает красный свет —
- И нету на пути забора,
- А все равно дороги нет.
- Меняет он свои обличья
- Десятки раз в теченье дня…
- Он неприметен. Он обычен.
- Он добр.
- Он мучает меня!
Цирк в коммунальной квартире
- В квартире, словно в цирке шапито,
- И потолок, и стены слишком зыбки,
- И по белилам красные улыбки
- Рисует деликатное ничто.
- В синкопах эксцентрических кастрюль
- Преобладает кухонная тема,
- И гордо ноги удлиняют тело
- До сбивчивого уровня ходуль.
- Тарелками играя, как жонглер,
- Один актер в домашнем этом цирке
- Уже спешит к иллюзиону стирки
- И хищников выводит на ковер.
- А я одна под куполом кружусь,
- Отчаянно работаю без сетки,
- И желтый, любопытный глаз соседки
- Все жжет, все ждет – когда же я сорвусь.
- Сияют лампы в тысячу свечей,
- Взбесился на стене электросчетчик,
- Опять не приходил водопроводчик —
- Дробь капель вторит дерзости моей.
- Когда-нибудь не соберу костей!
Сны
- Мне никогда не снится Сатана,
- Но слишком часто снится мне Иуда,
- И я кричу, кричу, кричу, покуда
- Не выберусь из подземелья сна.
- Враг – это враг.
- Он нужен мне, как тень,
- Не только для сраженья – для сравненья.
- Но, чтобы не лишиться этой тени,
- Необходима ясность, нужен день.
- Я моему врагу всегда верна,
- Меня Иуда много больше мучит.
- Продаст. И мзды за это не получит —
- Теперь пошли другие времена.
- Брезгливо отстранит Иуду тот,
- Кому его предательство поможет.
- Страдает, но не предавать не может,
- Бессильно и бесплатно продает.
- Он запросто приходит в дом ко мне,
- То женщиной рядится, то мужчиной…
- Как различить лицо мне под личиной?
- Ведь он Иудой кажется во сне.
Женщины
- Родить и выкормить детей,
- Кричать от радости и боли…
- Среди немыслимых затей
- Сегодня баба в новой роли.
- С утра – ребенка в детский сад,
- В обтяжку брюки, сигарета…
- Клянусь, полсотни лет назад
- Казнили бы ее за это.
- А нынче, что ни говори,
- Идет походкой королевской —
- Не счесть теней Мари Кюри
- И копий Софьи Ковалевской.
- …Хотя на острие пера
- Несу и я мужское бремя,
- Желая женщинам добра,
- Былое вспоминаю время.
- Призвание – для единиц,
- А дети, муж и дом – для каждой.
- Не знают жнщины границ,
- Отвоевавши их однажды.
- О мать, творящая людей!
- Нет выше чуда, выше доли —
- Родить и выкормить детей,
- Кричать от радости и боли.
- Но народ уже привык,
- Сам собой поет язык:
- «Я и лошадь, я и бык,
- Я и баба, и мужик»…
Радуга
- Семицветная радуга —
- Триумфальная арка дождя!
- Не подскажут по радио,
- Где зажжешься ты, чуть погодя.
- Не расскажут синоптики,
- Как под радугой счастья пройти…
- Вдохновение оптики,
- Запрещенные людям пути.
- Но я слышала исстари,
- Что под радугой были следы —
- До последнего выстрела,
- Черной речки и прочей беды.
- Вдохновенье безжалостно —
- Столько в нем и труда, и суда.
- Но, прошу я, пожалуйста,
- Покажите дорогу туда.
- Чтоб кого-то обрадовал
- Выстрел – гром опоздавшей грозы,
- Чтобы вспыхнула радуга,
- Из моей начинаясь слезы.
Песочные часы
- Восславить я хочу песочные часы
- За то, что нет в них высшей фальши круга.
- Песчинки – это вечные весы,
- Чтоб людям не обманывать друг друга.
- О, острие отточенной косы!
- О, полумесяц в небесах досуга!
- В иллюзии твоей ночной красы
- Неведенья неясная услуга.
- Сплетенье многомудрых шестерен
- Нам возвещает времени закон,
- Нам обещает вечность без починки.
- А нынче электронное нутро
- Придумано особенно хитро…
- Но падают минут, как песчинки.
Перчатка
- В ажурной нищете перчатки нитяной
- На безымянном пальце след иголки.
- В ажурной пустоте у вышки нефтяной
- Минувшей жизни жидкие осколки.
- В привычной тесноте за блочною стеной
- Бессмертны синтетические елки.
- И в личной доброте коллективизм сквозной
- Захлопывает прочные защелки.
- Логичной простоте смятенья не понять…
- Я вовсе не хочу, чтоб шло движенье вспять.
- И выводы закончены в зачатке…
- Непобедимый век и человек смешной,
- Как штопка на моей перчатке нитяной,
- И как дуэль без брошенной перчатки.
Даты
- Равнозначных дней поленница
- Ровно сложена в года.
- Я пожизненная пленница
- Подневольного труда.
- И ничто не переменится
- Вплоть до Страшного Суда.
- Жизнь однажды перемелется —
- Но и это не беда!
- И плита моя надгробная
- Будет всем другим подобная —
- Вез особенных примет:
- Даты смерти и рождения,
- А меж них без снисхождения, —
- Прочерк вместо долгих лет!
Из старой тетради
I
- Закончен день. Нет, нам его не жаль,
- Всегда желанно будущее людям.
- И лунная дорожка манит вдаль,
- И завтра мы еще счастливей будем.
- А если нет? Сомнения невежд
- И нас, уверенных одолевают…
- Но крохотные зернышки надежд
- Существованье наше продлевают.
- Ведь не прожить нам миллионы лет,
- Закроем раньше страждущие вежды.
- Но лишь тогда появится ответ
- На наши суеверные надежды.
II
- Ты отпусти меня туда,
- Где невозможны города,
- Где над землей
- Струится вереска мгновенность.
- И только там, и лишь тогда
- Я не нарушу никогда
- И в обыденности возвышенную верность.
- Ты отпусти меня туда,
- Где только небо и вода,
- Где солнце жжет, где шторм ревет,
- Где ближе вечность.
- И только там, и лишь тогда
- Помогут радость и беда
- Мне обрести давно утраченную верность.
- Но ветхих истин невода,
- Как будто рыбку из пруда,
- На сушу душу волокут —
- В обыкновенность…
- Я говорю уныло: «Да!»,
- И исчезает без следа,
- Чуть обозначившись, утраченная верность.
III
- О смысле жизни размышлял философ,
- Не о бессмертье размышлял – о смерти,
- Когда на мертвой, выжженной планете
- Никто не сможет задавать вопросов.
Малеевские зарисовки
I
Березовый закат
- Закат разлит в лесу березовом,
- Среди ветвей оцепеневших,
- И по деревьям светло-розовым
- Мелькают тени первых леших.
- Здесь так реально все и призрачно,
- Таинственно и откровенно,
- То акварелями, то притчами
- Лес отзывается мгновенно.
- Здесь все – движенье и отсталость…
- Великой кажется пропажей,
- Что мало на земле осталось
- Таких березовых пейзажей.
- Как острова среди асфальта,
- Как память и как небылицы…
- Здесь белочка в рекордном сальто
- По розовым ветвям струится.
- Она уже почти ручная,
- Почти привыкшая к утратам.
- И нечисть прячется ночная,
- Боясь людей перед закатом.
II
Лесной рассвет
- Светло.
- Лучей не разглядишь.
- И, кажется, деревья – вечны.
- Часы рассвета быстротечны
- Над строем деревенских крыш.
- Еще нестроен птичий хор,
- Еще природа бестелесна,
- Сосны седеющий вихор
- Торчит меж зелени окрестной.
- Еще хранит Вертушено
- Бальзам из древнего колодца,
- Но все уже завершено.
- И ни во что не разовьется.
- В безликой блочности домов
- Давно затеряны избушки,
- И сладость крошечных садов
- Трепещет на весах старушки.
- Всех в люди вывела детей
- За грани этого рассвета.
- И вдоль малеевских аллей
- Идет по-стариковски лето.
III
Иллюстрации
- Природа, словно иллюстратор,
- Отыскивает верный тон.
- И каждый день – она новатор,
- Как здесь бывало испокон.
- Костер лучей в древесном чуде,
- Над ним скользящий ребус туч…
- То звери рыжие, то люди, —
- Их в небесах рисует луч.
- Но не остановить мгновенье,
- В машинах не запечатлеть.
- Один короткий час мгновенье
- Над старым домом будет тлеть.
- Неуловимость небосвода
- Оттенков бесконечный путь
- Творит художница природа
- И не жалеет их ничуть.
IV
Шатровая ель
- Ассиметрия старой ели…
- С дорожки глянь – как все, она,
- И ветви тяжело осели,
- И прикоснулась желтизна,
- Лишь в тайном ракурсе откроет
- Она серебряный шатер,
- И восхищение утроит
- Ее таинственный узор.
- Я понимаю: ели этой
- Не до уловок и идей…
- Зачем игру теней и света
- Она скрывает от людей?
- А может, в повороте странном
- Большая мысль заключена:
- Открой ее – тогда, как с равным
- С тобой заговорит она.
Неделя
Пятница
- Как долго тянется неделя!
- се кажется – не доживешь…
- Трамвайного движенья дрожь,
- Ледок под снегом на панели,
- И на вчерашний день похож
- Сегодняшний… А все иначе!
- И числа четко обознача,
- Плетется ожиданья ложь.
- Я все такая же: не плачу,
- Могу все так же спать и есть.
- Но день прошел. Осталось шесть.
- Как расточитель дни я трачу.
- Бывает сладкой даже лесть,
- Самообман – необходимым…
- Я встречусь в пятницу с любимым.
- Семь пятниц на неделе есть!
Суббота
- Готовы крылья для полета,
- Но надо мной нависла твердь.
- Две трети отберет работа,
- А для любви оставит треть.
- Я еду, но стою на месте,
- Стою на месте, но – лечу,
- Я одержима жаждой мести
- И всем вокруг добра хочу.
- А снег не бел сегодня – красен,
- Дубы не в инее – в огне…
- Сегодня мир предельно ясен.
- Все сложности его – во мне!
Воскресенье
- Тоски и нежности скрещенье,
- Сплав холода и теплоты,
- И снега белое круженье,
- И сосен синие кресты.
- Казалось, мир необитаем.
- Но воскресенье – день чудес,
- И тесно человечьим стаям,
- Слетевшимся в морозный лес.
- Я понимаю птичьи речи,
- Но речи – надоели мне!
- И небо валится на плечи
- В кричащей криком тишине.
- Все этим бредом, как обрядом,
- Переполняют краткость дня.
- А бесконечность – где-то рядом,
- И в ней пересеклась лыжня.
- Лишь за моей спиной суббота
- Неясным облачком плывет,
- И вновь предчувствие полета
- Самозабвенней, чем полет!
Понедельник
- Время – вредное излучение,
- От него излеченья нет.
- От гипотез, от изученья
- Не меняет свой ритм и цвет.
- Все – по графику, все по сете,
- Все – к зиме бредет от весны.
- И на Северный полюс смерти
- Стрелы стрелок устремлены.
- Правда, есть еще Южный полюс.
- Но для нас – только тот, один…
- В антимире, в снегу по пояс,
- Черно-белый бродит пингвин.
- Черно-белый… Исчезли краски,
- Растворились в бесцветном льду.
- Бьют часы. И по их указке
- В обесцвеченный мир бреду.
- Но хронометров всех точнее
- Измеренья души моей:
- Три оставшихся дня длиннее
- Четырех отлетевших дней!
Вторник
- Не хватит сил, и брызнут слезы,
- Как будто впрямь пришла беда…
- А вдруг заносы, вдруг морозы
- Застыть заставят поезда?!
- Исчезнут все аэродромы,
- Привычный мир, обжитый быт…
- Иль просто голосом знакомым
- Мне телефон не позвонит.
- А утром в пятницу утрата
- Утроит страх, что был во сне…
- Но деревянная лопата
- Дорожку расчищает мне,
- И я иду… Спасибо, дворник,
- За ремесло, за колдовство —
- Ты так расчистил этот вторник,
- Как будто не было его!
Среда
- Среда, средина, сердцевина,
- Мой день творенья, день шестой.
- Неужто чересчур густой
- Я плоти замесила глину?!
- Неужто разум мой померк,
- И мною овладело тело?!
- Я звезды зажигать хотела,
- А вспыхнул – жалкий фейерверк.
- Среди толпы, среди среды,
- Одарена уединеньем,
- Оглядываю с удивленьем
- Мои напрасные труды.
Четверг
- Десять детских дощатых горок,
- В парке санная карусель…
- Воздух был по-взрослому горек
- Все семь дней.
- Или семь недель?!
- Завершилась моя седьмица,
- День восьмой – журавль вдалеке.
- И сидит надежды синица
- На озябшей моей руке.
Три сонета о переводах
I
А. Ревичу
- Легко ль чужой язык перелагать?
- Не речь – настрой души неодинаков.
- Легко ль на плечи гордые поляков
- Российские рубахи надевать?
- Словарь славянский славен, словно рать,
- Но древний Суздаль не похож на Краков.
- Без всяких сроков и сановных знаков
- Легко ль дружину дружбы собирать?!
- Две стороны единого удела,
- Двойное торжество святого дела
- И тяжесть двуязычья для руки…
- О непосильный груз сердечной дани!
- И русский шлет ясновельможной пани
- В небытиё две страстные строки.
II
- Жизни собственной легка ль маета?
- Тесно в сердце, как в дорожной котомке.
- А быть может, не поймут ни черта
- После смерти эти люди – потомки.
- Ведь в мешке не покупают кота.
- А в столе, не то, что в книге, – потемки.
- И к плечам твоим приладит мечта
- Вместо крылышек бумажных – постромки.
- Только кто-нибудь потребует вдруг
- Твой восторг, твою любовь и недуг,
- Краткость слов твоих и строчек протяжность.
- И покажется обычной тогда
- Сладость горького от века труда,
- Невесомой биографии тяжесть.
III
- Кто по национальности Верлен?
- Сегодня, изменив язык и почерк,
- Как и его беспечный переводчик,
- Свершает он невиданный обмен.
- Какой обман – забвение и тлен!
- Гребет трудолюбивый перевозчик,
- Взрезают воды Стикса весла строчек,
- И мысль доносит память общих ген.
- И обретают общий ритм сердца,
- И вдруг привычность своего лица,
- Как в зеркале, в чужом лице находишь.
- Великому не надо доброты,
- К нему приникнув, вырастаешь ты:
- Творя себя, другого переводишь.
Мир вашему праху
- Мир вашему праху!
- Те, кто умер в своей постели,
- Те, чьи кости в земле истлели,
- Те, чью голову положили на плаху!
- Душам, отданным страху,
- В долгоживущем теле,
- Всем тем, что выжить сумели —
- Мир вашему праху!
- Вечность часто короче недели…
- Столько сделать все не успели!
- Мир вашему праху!
- Не оракул я и не знахарь…
- Воин, зодчий, палач и пахарь
- Мир вашему праху!
Мель
- Не милостыни – милости молю,
- Бессмысленно взывая к добрым людям.
- Мы слишком просто говорим: «Люблю»,
- Хоть знаем, что непостоянны будем.
- Но ближним я раздумывать велю —
- Тогда мы дальних, может, не осудим.
- Нам глубина нужна, как кораблю,
- Тогда и мы куда-нибудь прибудем.
- Но тем, кто правит, только канитель
- Промеривать, где глубина, где мель,
- Мужицкими холеными руками.
- А если мель – то ни к чему промер:
- История оставила пример,
- Как пользоваться можно бурлаками.
Земной рай
- Ах, рай земной! Прекрасная юдоль,
- Поскольку нет теперь иной юдоли.
- Но кто-то отдавил мою мозоль,
- И нет в аптеках средства от мозоли.
- Старались мыло запасти и соль,
- Когда старухи о беде мололи.
- Нет у меня беды. Есть только боль.
- Зато в аптеках средства нет от боли.
- А прокормиться можно бы пока:
- Есть хлеб и даже пачки молока,
- А иногда – глядишь – подбросят мяса.
- Коровушки не снизили удой…
- И все же, как перед большой бедой,
- Уже пора готовить нам припасы.
Цивилизация
- Муравьиных не счесть формаций,
- Но, эпохи в генах храня,
- Столько бывших цивилизаций
- Муравьи несут для меня.
- И для новеньких популяций,
- Муравьиных прав не тесня,
- На одной из безвестных станций
- Я отдам эстафету дня.
- Все проходит – фижмы и тульи…
- Но заметьте – мы строим ульи
- По подобию городов.
- И, когда воцарятся пчелы,
- Позабудут, как все учел он
- Этот пасечник – САВАОФ!
Старая большевичка
- Не книга жизни – только предисловье,
- Миг радости – и вечная печаль.
- Страницы первых глав пропахли кровью,
- Там, что ни строчка, – то свинец, то сталь.
- Но вновь кладет газеты к изголовью.
- Свинца вдохнет – и снова станет жаль,
- Что где-то, кто-то жертвует любовью,
- И вновь она с тревогой смотрит вдаль.
- И в даль грядущего, и в даль былого,
- Но ничего не переделать снова,
- Недаром стал всесилен человек.
- Все грезила о перестройке мира.
- Есть на Арбате у нее квартира —
- Арбата хватит ей на краткий век.
Оловянные солдатики
- Нет чинов и нет наград,
- Но мои команды святы.
- Так раскрашенных солдат
- Муштровала я когда-то.
- Песни петь учила в лад,
- Разъясняла, что им свято.
- И ходили на парад
- Оловянные солдаты.
- Пели бодро на параде,
- Что чужой земли ни пяди
- Получить мы не хотим.
- Шли мы оловянным маршем,
- И в цветном бездумье нашем
- Путь наш – неисповедим!
Присказка
- Может, плыть кораблю,
- Может, швартоваться,
- Может, говорить: «Люблю»,
- Может, притворяться.
- Может, жизнь загублю —
- Нет нужды стараться,
- Может быть, во хмелю
- Буду услаждаться.
- Может – да, может – нет,
- Невелик мой секрет,
- Несложна задача.
- Хмель, еда и табак —
- Не Земля, а кабак!
- Может, все иначе?!
«По Москве я блуждаю тенью…»
- По Москве я блуждаю тенью,
- Растеряв почему-то плоть…
- Но не в силах я внять смиренью —
- До сумы, до каторги вплоть.
- И за днем все теряю день я,
- И не могут меня смолоть
- Жернова могучего тренья, —
- В этом дух помогает хоть!
- Руки в стороны, ноги врозь!
- Спрячьте розги – пройдут насквозь.
- Что мне сделается, скаженной?!
- Сквозь людей прохожих иду,
- Вижу все на свою беду —
- Новостроящийся Блаженный!
Олимп
- Мне, в общем-то, не привыкать
- Все парадоксы объяснять
- Логичною причиной.
- Выкрикиваю в пустоту
- Я сумасшедшую мечту,
- Взываю: «Будь мужчиной!»
- Нет, не простил Олимп измен,
- Но исчезали боги
- И совершали свой обмен
- На новые чертоги.
- Дорога – кладезь перемен.
- Мне с каждым – по дороге.
- Коль новый бог придет взамен, —
- Я встану на дороге!
Странный проситель
- Мне, словно божества, – слова,
- Я не гожусь на роль просителя…
- И плещется бассейн «Москва»
- Там, где был храм Христа Спасителя.
- А ты, осмыслив мир едва,
- В себе провидишь победителя…
- И плещется бассейн «Москва»
- Там, где был храм Христа Спасителя.
- Теперь я скромно говорю,
- Что всем бассейн «Москва» дарю.
- (О, москвичи! Меня простите ли?)
- Но не отдам я никому
- Мою суму, мою тюрьму,
- Мой Китеж – ХРАМ ХРИСТА СПАСИТЕЛЯ.
Начало расплаты
- НЕ по щучьему веленью —
- По хотенью моему
- Всенародному терпенью —
- Всенародную суму.
- Нам привычно это тренье…
- Если терпишь – то забвенье
- Почему-то… Почему?!
- Я ни в чем не виновата,
- Для меня живое свято,
- И неведом мне азарт.
- Плохо в мамонтовой шкуре…
- Но сегодня в Байконуре
- Состоялся новый старт.
Музей вечности
- О бравой бренности на поле брани
- Я почему-то слов не нахожу.
- Ведь я всего лишь вечности служу,
- А вечность – не предмет для собиранья.
- Но, может, если приложить старанья,
- (Об этом умозрительно сужу,
- Хотя витриной умников ссужу), —
- Собрать удастся звездное сиянье.
- Всегда неполон будет каталог.
- Но честь тому, кто хоть отчасти смог
- Представить людям вечности частицу.
- Но чтоб не спятил этот гусь с ума,
- Я лучше объясню ему сама.
- Что вечность в вечности – не сохранится.
«Вычеркивали строчки черной тушью…»
- Вычеркивали строчки черной тушью,
- Как будто вырубали топором.
- И гром гремел. И был не слышен гром.
- И мне переворачивал он душу.
- И черной тушью белый лист пестрел,
- Как в честном поле частые могилы.
- Мы видели. Мы знали. И могли мы
- Воображать, что это не расстрел.
- А строй случайно уцелевших строк
- Иное обретал существованье,
- И лишь черновики хранились впрок,
- В надежде на посмертные изданья.
- Их оживят. И к ним проявят такт…
- Но запоздало возвращенье к жизни:
- В нелепом и смешном анахронизме
- Не боль души —
- литературный факт!
Главный цензор
- Главный цензор Российской Империи!
- Безоглядно сегодня вам верю я —
- Вам доверие возвращено.
- Рифмы – вздор. Но такими мерилами
- Вы измерены славянофилами,
- Что не верить вам просто грешно.
- О, свобода за строчками Тютчева!
- Разум в странствии, как пилигрим…
- Ты цензуре была не обучена,
- Презирала подделку и грим.
- Мы – наследники духа могучего —
- О величии прошлом грустим…
- Но не верим мы слабости случая —
- Новых тютчевых мы запретим!
«На родине – а все-таки в изгнанье…»
- На родине – а все-таки в изгнанье,
- Свободные – а все-таки рабы…
- Довольствуемся скудным подаяньем
- Привычной, узаконенной судьбы.
- Пришла пора спросить себя: готов ли
- Ты променять на творчество уют,
- И против внутренней работорговли
- Поднять незримый одинокий бунт?
- И совести горчайшее лекарство
- Недуг сомненья исцелит во мне…
- Любовь, рукомесло или бунтарство
- Со временем поднимутся в цене.
- Когда я справлюсь с этой долгой болью,
- Я простоту надежды обрету.
- Но как пока темно в моем подполье,
- И как борьба похожа на тщету!
- Я вышла бы в леса, на волю, к свету,
- Но нынче вырубаются леса.
- Бензином и соляркой пахнет лето
- И ядохимикатами – роса.
- К друзьям ушла бы… Но у них все то же —
- В оконной щели – нездоровый свет.
- Я помолилась Богу бы… Но – Боже! —
- В двадцатом веке даже Бога нет.
- На бесконечный спор с самой собою
- Себя я добровольно обреку.
- Знакомство и с тюрьмою и с сумою
- Нам на коротком выпало веку.
- И потому шепчу я утром: «Здравствуй
- Самой себе неведомая Русь!»
- Когда окончится эпоха рабства,
- Безвестно я на Родину вернусь.
Стихи Ирины Озеровой в переводе на английский язык Уолтера Мэя
Из книги «The Tender Muse», 1976 г.
Ballad on Don Quixote
- Poor Seor Cervantes is busy,
- He glances around in despair:
- The hero, once born of his vision,
- Is so often now taken on hire.
- Round departments he goes for a pittance,
- Though retirement long since he earned.
- And the writer makes out his quittance
- With mortally trembling hand.
- But the globe turns around on its spindle,
- And everyone begs for a loan:
- «Will you kindly lend me your windmill —
- As a Quixote I wish to be known!»
- From his lifetime in full requisition
- Deathless Quixote is tired out,
- They multiply him by division —
- But still Dulcinea doesn't count.
- The mythical windmills are weaker
- Than narcotics, politic tirades,
- And little Don Quixotes wander
- Through verse, like theatrical shades.
- While out of inertia hammers
- The firmament's spinning-wheel,
- The windmills have died out, like mammoths,
- And they've built no new ones, nor will.
- And my sword in its sheath is rusting,
- And there's no foolhardy attack…
- Put out by the motor-cars rushing,
- To the Zoo Rosinante's gone back.
- For knights there are reservations,
- Befitting the time and task.
- But still to poor Senor Cervantes,
- Like the others, I come and ask:
- «Will you kindly lend me your windmill —
- As a Quixote I wish to be known…»
- But that's just a trifle, so little,
- That to ask it is awkward, I own.
The Poet
- The candle to the half-way mark has guttered,
- But he's not noticed, pondering on his lines.
- Odd words, like some strange oaths, he's often muttered,
- And led them, ranged in rows, to future times.
- He's changed, for fountain-pen, the quill out-dated,
- No candle, but a bulb sees what he wrote;
- Himself he was tormented, good created,
- And fought against the bad. He was a poet.
- The editor, and his own wife, have tricked him,
- The censors everywhere false meaning sought.
- He chiseled out his words, like hieroglyphics
- Which the Egyptian slaves in stone have wrought.
- He died in bed, or underfoot was trodden —
- Here slain in duel, and there stabbed in the dark.
- He has been famous, and has been forgotten,
- But till this day his quill-pen still is squeaking,
- And till this day his candle still is gleaming
- And guttering only to the half-way mark.
Paradox
- The universe knows nothing of poor harvests.
- It's like a restless, ever-questing genius.
- How readily blaze the hydrogen candles harnessed,
- And gutter with the heavy wax of helium.
- O orbs, a myriad years you have been burning,
- And knowing-maybe not-of my existence;
- So distant, but so generous in your nursing,
- You poured upon me warmth and light insistent.
- Half-way towards the universe of mystery,
- Not sparing tired limbs, the earth I've trod.
- While still my time has not passed into history,
- As deathless and omnipotent as God.
- I make, unmake, and remake what is broken
- And, celebrating reason's triumph alone,
- The doors of cosmic mystery I open,
- As though they were the doors of my own home.
- …They give the order, and with infinite power
- The terrible star of hydrogen ignites,
- And changes to a communal grave that hour,
- A city pulsing with a million lives.
- A cry bursts forth of anguish and amazement
- Upon the verge of boundless empty gloom…
- The earth is entering on its dangerous age now,
- The earth brings forth most painful heavy blooms!
II
Избранные переводы
Из английской поэзии
(перевод с английского)
Филип Сидни
(1554–1586 гг.)
Сонеты
№ 7
- Когда природа очи создала
- Прекрасной Стеллы в блеске вдохновенья,
- Зачем она им черный цвет дала?
- Быть может, свет подчеркивая тенью?..
- Чтоб свет очей не ослепил чела,
- Единственное мудрое решенье
- Природа в черной трезвости нашла, —
- Контрастами оттачивая зренье.
- И чудо совершила простота,
- И красота отвергла суесловье,
- И звездами сияла чернота,
- Рожденная искусством и любовью.
- Прикрыв от смерти траурной фатой
- Всех тех, кто отдал кровь любви святой.
№ 9
- Храм добродетели природа возвела, —
- Мы видим в нем лицо прекрасной Стеллы;
- Фасад из алебастра нежно-белый,
- Из золота литого купола.
- Жемчужными замками заперла
- Она врата порфирные умело!
- А мы зовем щеками два крыла
- Ее живого мраморного тела.
- Сквозь два окна ее небесный взгляд
- Не может в мире отыскать сравненья
- С тем черным светом, что струит гагат,
- Всесильный, как земное притяженье.
- Сам Купидон гагат отшлифовал:
- Я – как соломинка, твой взгляд – как шквал.
№ 14
- Увы, нанес я другу много ран,
- Тому, кто людям дал огонь небесный,
- Чью грудь терзал свирепый Гриф над бездной,
- А я опустошал Любви колчан,
- Но горький, как ревень, ответ мне дан,
- И стала грудь для вздоха слишком тесной,
- В трясине грешных мыслей тонет честный
- Порыв души, и даже смерть – обман?
- Но если грех мне формирует нрав,
- Скрепляет правдой слово и деянье,
- Страшась позора, за позор воздав,
- Он верностью венчает воспитанье.
- И если грех Любви святое чудо,
- То я вовеки грешником пребуду.
№ 16
- Так создан я, что за собой влекли
- Меня красавицы, как самоцветы,
- Бурлящий дух мой попадал в тенеты,
- Которые Любовью нарекли.
- Но языки огня меня не жгли,
- Мне боли страсть не причиняла эта,
- И я решил, что неженки наветы
- На страсть из-за царапин навлекли.
- Я с этим львенком лишь играл, пока
- Мои глаза (на счастье, на беду ли?)
- Узрели Стеллу. Сломана строка,
- Ее глаза мой мир перевернули.
- Теперь с любовью мы накоротке —
- Она как яд в отравленном глотке.
№ 22
- На небосводе солнце посредине,
- Прекрасных близнецов покинув кров,
- Без шарфа белоснежных облаков,
- Обрушивает жар в своей гордыне,
- И всадницы прекрасные отныне,
- На ветер не бросая данных слов,
- В благословенной тени вееров
- Спешат укрыть ланит непрочный иней.
- И только Стелла, лишь она одна,
- Лицо, подобно солнцу, не скрывала,
- Беспечностью своей защищена,
- Она своих богатств не растеряла.
- В тот день красавиц много обгорело,
- Но солнце лишь поцеловало Стеллу.
№ 85
- Я вижу берег! Сердце, не спеши:
- Твой парус судну шаткому опасен…
- Порыв, рожденный радостью, прекрасен,
- Но он сулит крушение души.
- Так слабоумный лорд в ночной тиши
- Закон измыслит, что для всех ужасен,
- И людям, для которых путь был ясен,
- Укажет тропку, где обрыв в глуши.
- Свободу слугам предоставь своим,
- Пусть уши разуму доносят звуки,
- Лик красоты глазам необходим,
- Дыханью – аромат; пускай же руки
- Обнимут мир – с любовью и людьми,
- А ты – всю царственную дань возьми.
№ 93
- О провиденье, о провинность! Мне
- Не отыскать блаженства милосердья,
- Моя беда черна в своем усердье:
- Страдает Стелла по моей вине.
- Но истина (коль я не пал вдвойне)
- Свидетель мой, что не в игре со смертью,
- Не от беспечности над вечной твердью
- Шквал чувств оставил разум в стороне.
- Для оправданий слов не отыщу,
- Я повредил тебе (и жив при этом!).
- Пусть все простят, но сам я не прощу,
- И будет только боль на боль ответом.
- Все ссадины твои я залечу —
- Твоей слезою я кровоточу.
№ 105
- Она исчезла. Горю нет конца…
- Бесплотно и бесследно, как виденье.
- Иль зеркала воруют отраженья,
- Которые еще хранят сердца?
- Клянусь, я был невинней мудреца,
- Когда в невероятном ослепленье
- Все зеркала заставил в исступленье
- Служить свеченью одного лица…
- Но хватит плакать. Ожерелье слез
- Мне не вернет потерянного Бога.
- Будь проклят паж, который факел нес,
- Будь проклят кучер, проклята дорога.
- Ты поровну на всех проклятья раздели.
- Я трижды проклят сам за то, что был вдали.
№ 106
- О, боль разлуки – Стеллы нет со мной;
- О, ложь надежды лестной! С честным ликом
- Она лгала, что в этом месте диком
- Увижусь я со Стеллой неземной.
- Вот я стою один над крутизной,
- Страдание во мне созрело криком.
- Но в ослепленье жалком и великом
- Хочу молиться я тебе одной.
- Здесь вижу много я прекрасных дам,
- Плетущих кружева беседы нежной,
- Но в сердце им я заглянуть не дам,
- В их утешенье привкус неизбежный
- Целебной лжи, которая всегда
- Несет туда веселье, где беда.
№ 108
- Когда беда (кипя в моем огне)
- Прольет на грудь расплавленный свинец,
- До сердца доберется, наконец,
- Ты – свет единственный в моем окне.
- И снова в первозданной вышине
- К тебе лечу, как трепетный птенец,
- Но горе, как безжалостный ловец,
- Подстережет и свяжет крылья мне.
- И говорю я, голову склонив:
- Зачем слепому ясноликий Феб,
- Зачем глухому сладостный мотив,
- И мертвому зачем вода и хлеб?
- Ты в черный день – отрада мне всегда,
- А в радости лишь ты – моя беда.
Джордж Гордон Байрон
(1788-1824)
Из «Еврейских мелодий»
(1814-1815)
О, плачь о тех…
1
- О, плачь о тех, в чьем прахе Вавилон,
- Чьи храмы пусты, чья отчизна – сон!
- О смолкшей арфе Иудеи плачь:
- Там, где жил Бог, теперь живет палач.
2
- Где смоет Израиль с израненных ног
- Засохшую кровь бесконечных дорог?
- И где же напев Иудеи найти,
- Что вызовет трепет, забытый почти?
3
- Ноги в дороге избиты, измучена грудь;
- Где ты спасешься? Приют обретешь где-нибудь?
- Норы – для лис, а для ласточек – тысячи гнезд,
- Для человека – отчизна, а для Иудеи – погост.
Когда изнемогшие стынут сердца…
1
- Когда изнемогшие стынут сердца,
- Где дух совершает бессмертный полет?
- Он без лица, он без конца,
- Но он свой сумрачный прах отряхнет.
- Тогда, покинув телесный плен,
- Пойдет ли он по следу планет?
- Иль чьи-то глаза, сквозь забвенье и тлен,
- В пространство пошлют ему царственный свет?
2
- Мысль – вечна, безбрежна, сильна,
- Все видно невидимой ей,
- Все, все будет помнить она, —
- И землю, и небо над ней.
- Она в озаренье поймет
- Поблекнувших лет череду,
- И в памяти стершийся год
- Воскреснет в грядущем году.
3
- О дух! Увидит хаос он
- До заселения земли.
- Там, где рождался небосклон,
- Его дороги пролегли.
- Распад вселенной, смерть светил,
- Творенье времени и прах…
- Он в отрешенности забыл
- Про боль в расширенных зрачках.
4
- Любовь, надежды и невзгоды
- Дух видит без сердечной смуты,
- Века проходят, словно годы,
- А годы кратки, как минуты.
- Летит, бескрыл и бессердечен,
- Не существующий, а бывший.
- Без имени, без чувств – он вечен,
- И что такое смерть, – забывший.
Если б в сердце…
1
- Если б в сердце таилась неверия тень,
- Галилею покинул бы я в тот же день;
- Я бы, веру отвергнув, проклятие снял,
- Что над родом моим от начала начал.
2
- Если зло отступилось от нашей судьбы,
- Ты свободен и чист, – грешны только рабы.
- Если изгнанных небо отвергнет людей,
- Ты живи в своей вере, умру я в своей.
3
- Больше дал я за веру, чем можешь ты дать;
- Бог, даря тебе счастье, не может не знать,
- Держит он мое сердце, надежду мою;
- Ты – хранишь свою жизнь, я – Ему отдаю.
И дух предо мною прошел от иова
1
- И дух предо мною прошел. Я узрел
- Бессмертного лика бесславный удел.
- Все спят. Но в бессоннице передо мной
- Явился бесплотный он, словно сквозной,
- И дрогнула плоть вплоть до взмокших волос,
- Когда мой пришелец ночной произнес:
2
- «Прав человек иль Бог? И разве чище
- Вы, люди на духовном пепелище?
- Живущие в пыли, созданья праха,
- Вас червь переживет, не зная страха.
- Игра мгновенья, отблеск увяданья,
- Вас губит ночь, вас ослепляет знанье».
Стансы, написанные в дороге между Флоренцией и Пизой
1
- Молчи, что в веках имена величавы;
- Лишь дни нашей юности – дни нашей славы;
- Ведь мирт или плющ для меня драгоценней
- Всех лавров, венчающих гибель мгновений.
2
- К чему нам увенчивать старость короной?
- Цветок не воскреснет, росой окропленный!
- Венки уберите оттуда, где иней!
- В них слава – и только – с пустою гордыней.
3
- О, слава! Однажды тобой соблазненный,
- Тогда я прельстился не фразой стозвонной,
- А тем, что в глубинах любимого взгляда
- Безмолвно сияла любовь, как награда!
4
- Искал я в глазах у любимой признанье;
- Мгновенным и вечным казалось сиянье;
- Оно освещало судьбы моей главы —
- Узнал я любовь – воплощение славы.
Ну, что ж! Ты счастлива!
- Ну, что ж! Ты счастлива… Теперь
- И мне счастливым стать пора;
- Всем сердцем я хочу, поверь,
- Тебе, как прежде, лишь добра.
- Счастливчик муж – наносит он
- Мне боль удачливой судьбой;
- Но гнев – о, сердце! – исцелен
- Лишь тем, что он пленен тобой.
- Мне мог ребенок твой, шутя,
- Улыбкой сердце разорвать…
- Но я не мог винить дитя —
- Целуя сына, видел мать.
- Я видел мать, хотя отца
- Он мне напоминал сильней,
- Твои глаза с его лица
- Дарили свет любви моей.
- Прощай же, Мэри! Я уйду:
- Ты счастлива – к чему роптать?
- Но будем врозь, чтоб, на беду,
- Не стал бы я твоим опять.
- Я думал – время, гордость, стыд
- Остудят пыл минувших лет,
- Но если ты вблизи – горит
- Он – прежний и надежды нет.
- К спокойствию приговорен,
- Я снова чувствам властелин.
- Преступный трепет усмирен,
- И нерв не дрогнет ни один!
- Ты ищешь на лице моем
- Смятенья и смущенья знак;
- Сегодня лишь одно на нем —
- Отчаянья спокойный мрак.
- Прочь! Ухожу! Былой мечты
- Не захвачу с собою в путь.
- О, вечность Леты! Где же ты?
- Умри, душа, или забудь!
Роберт Грейвз
(1895–1985)
Мое имя и я
- Мне имя присвоил бесстрастный закон —
- Я пользуюсь им с тех пор
- И правом таким на него облечен,
- Что славу к нему приведу на поклон
- Иль навлеку позор.
- «Он – Роберт» – родители поняли вмиг,
- Вглядевшись в черты лица,
- А «Грейвз» – средь фамильных реликвий иных
- Досталось в наследство мне от родных
- Со стороны отца.
- «Ты – Роберт Грейвз, – повторял мне отец
- (Как пишется, не забудь), —
- Ведь имя поступков твоих образец,
- И с каждым – честный он или подлец —
- Безукоризнен будь».
- Хотя мое Я незаконно со мной,
- Готовое мне служить,
- Какой мне его закрепить ценой?
- Ведь ясно, что Я сгнию под землей,
- А Роберту Грейвзу жить.
- Отвергнуть его я никак не могу,
- Я с ним, как двойник, возник,
- Как личность, я звуков набор берегу,
- И кажется, держит меня в долгу
- Запись метрических книг.
- Имя спешу я направить вперед,
- Как моего посла,
- Который мне кров надежный найдет,
- Который и хлеб добудет, и мед
- Для моего стола.
- И все же, поймите, я вовсе не он,
- Ни плотью моей, ни умом,
- Ведь имя не знает, кто им наречен,
- В мире людей я гадать обречен
- И о себе, и о нем.
Метка
- Не угадав, что будет впредь,
- Ты, может, поспешишь стереть,
- Забыть о том,
- Как властным ртом
- У локтя, в перекрестье вен
- Клеймом я твой пометил плен.
- Но, опыт совершив такой,
- Найдешь ли ты покой?
- Ни от клинка, ни от клыка
- Отметин не было пока,
- Твоей руки живой атлас
- Ни сыпь не тронула, ни сглаз,
- И губ моих не виден след —
- У кожи тот же нежный цвет,
- Питает женственности кровь
- И кожу, и любовь.
- Ни пемзою, ни кислотой,
- Хоть ты до кости плоть отмой,
- Мой знак не сможешь смыть.
- Должна вовеки метка быть,
- Свидетельством любви гореть,
- Ее ничем нельзя, стереть,
- Затушевать или забыть —
- А лишь себя убить.
Кошки-принцессы
- Извращенная прихоть у кошек-принцесс,
- Даже у самых черных, черных, как уголь,
- Кроме юной луны, на каждой груди горящей,
- Коралловые языки, берилловые глаза, словно лампы,
- И лапы в галопе, как трижды три в девяти, —
- Извращенная прихоть, походя, отдаваться
- В правдоподобном любовном экстазе
- Бродячим дворовым котам с разодранными ушами,
- Которые ниже настолько обычных домашних котов,
- Насколько они их выше; а делают это назло,
- Разжигая ревность, – и не стыдятся ничуть
- Крупноголовых котят кроличье-серого цвета,
- С удовольствием их оставляя.
Назови этот брак удачным
- Назови этот брак удачным —
- Ведь никто под сомненье не ставил
- Его мужество, ее нежность,
- Совпадение их воззрений;
- Лишь один бездомный графолог
- Почему-то качал головою,
- Прозорливым оком сличая
- Начертанье букв у супругов.
- Хоть нечасто найдет поддержку
- Моногамная аксиома:
- Зуд в том месте, что ниже бедер,
- Отчуждать не обязано сердце, —
- Назови этот брак удачным:
- Хотя нет от него потомства,
- То, что этих двоих связало,
- Зримей несовпаденья их.
- Назови этот брак удачным:
- Ссор при людях не допускали
- И вели себя осторожно;
- А превратности их постели
- Никого не касались, покуда
- Не случилось нам, как присяжным,
- Выносить решенье по делу
- О взаимном самоубийстве.
Белая богиня
- Ее оскорбляют хитрец и святой,
- Когда середине верны золотой.
- Но мы, неразумные, ищем ее
- В далеких краях, где жилище ее.
- Как эхо, мы ищем ее, как мираж, —
- Превыше всего этот замысел наш.
- Мы ищем достоинство в том, чтоб уйти,
- Чтоб выгода догм нас не сбила с пути.
- Проходим мы там, где вулканы и льды,
- И там, где ее исчезают следы.
- Мы грезим, придя к неприступной скале,
- О белом ее, прокаженном челе,
- Глазах голубых и вишневых губах,
- Медовых – до бедер – ее волосах.
- Броженье весны в неокрепшем ростке
- Она завершит, словно Мать, в лепестке.
- Ей птицы поют о весенней поре.
- Но даже в суровом седом ноябре
- Мы жаждем увидеть среди темноты
- Живое свеченье ее наготы.
- Жестокость забыта, коварство не в счет…
- Не знаем, где молния жизнь пресечет.
Умерших воскрешать
- Умерших воскрешать
- Не колдовство – искусство.
- Не каждый мертвый – мертв:
- Подуй на уголек —
- Раздуешь жизни пламя.
- И оживет забытая беда,
- И зацветут засохшие надежды.
- Своим пером его освоив почерк,
- Естественно, как собственную, ставь
- Его автоматическую подпись.
- Хромай, коль он хромал,
- Как клялся он, клянись.
- Он черное носил – ходи лишь в черном,
- Подагрой он страдал —
- Страдай подагрой ты.
- Интимные безделицы копи —
- Перчатку, плащ, перо…
- Вокруг вещей привычных
- Построй привычный дом
- Для страшного жильца.
- Ему даруя жизнь, остерегайся
- Могильного пристанища его,
- Чтобы оно теперь не опустело.
- Завернутый в его истлевший саван,
- Сам место ты свободное займешь.
Латники на границе
- Готы, гунны, вандалы, исаурианские горцы,
- Римляне не по рожденью, а по случайности службы,
- Знаем мы все так мало (больше мы знать не хотим)
- О Метрополисе странном: о храмах его со свечами,
- Сенаторах-педерастах, облаченных в белые тоги,
- Спорах на ипподроме, кончающихся резней,
- О евнухах в пышных салонах.
- Здесь проходит граница, здесь наш бивак и место,
- Бобы для походной кухни, фураж для наших коней
- И тяжесть римских доспехов. Ну, хватит! Лишь тот из нас,
- Кто в сумасшедшей скачке, достав тетивой до уха,
- Вбивает тяжелые стрелы в чеканные латы персов,
- Пронзая насквозь доспехи, успех завершая копьем, —
- Лишь тот достоин почета, достоин нашей любви.
- Меч свой в ножны вложить властно велел Христос
- Святому Петру, когда стража их превзошла числом.
- Тогда и была дана Святому Петру возможность
- Словом поднять толпу, на помощь ее призвать.
- Петр нарушил обет и от Христа отрекся.
- У нас за случай такой – забрасывают камнями,
- А не возводят в сан…
- Ни веры, ни истины нет, ни святости в Церкви Петровой,
- А справедливости нет ни во дворце, ни в суде.
- Священнику все равно, что мы продолжаем дозором
- Посменно стоять на валу. Достаточно нам вместо Бога,
- Чтоб на хоругви дракон от ветра распахивал пасть.
- Сердце империи – мы, а не этот облупленный город:
- Гнилому дереву жизнь продлевает только кора.
Сельский особняк
- Этот дом старинный, столь известен
- Лепкой и великолепьем лестниц,
- Он высокомерием шелковиц
- Унижает все дома в округе.
- Прежде были у него владельцы:
- Был отец, наследник-сын и внук.
- Пережив последнего из рода,
- Дом теперь в пожизненной аренде.
- Не было намека на крушенье —
- Ни фамильных призраков, ни крыс,
- И в саду фруктовые деревья
- Зеленели стройными рядами.
- Спальня с очень низким потолком
- В эти годы не пугала спящих.
- Новым поколеньям неудобства
- Принесли бессонницы удушье.
- В чопорной почтенности гостиной
- Старые ирландские бокалы
- Были вдвое ярче, отражаясь
- В навощенной памяти стола.
- Временно обоями с цветами
- Здесь хозяйка приручила стены,
- Но благочестивый реставратор
- Серые панели обнажил.
- Дети старый дом до слез любили,
- Были многоцветны цветники,
- Под защитой полога супруги
- Долгой ночью радовали плоть.
- Хлам – на чердаке, в подвале – плесень,
- Не играют соки в старом дубе
- Прочных балок: если распилить,
- Как живое дерево, заплачут.
- …Парр почтенный прожил сто пять лет
- (Королю он так похвастал Карлу),
- Когда он покаялся публично
- В прелюбодеянии с потомком.
- Умер Парр, не умер особняк,
- И его жильцы переливают
- Юность в исторические вены,
- Не роняет черепицу крыша.
- Хоть покинул дом последний в роде,
- Разрывая давнее заклятье,
- Ставят к трапезе ему прибор
- И постель пустую на ночь греют.
- Не вернуть его к беседам праздным
- Над прудом с рисунком белых лилий,
- К ритуально-чинному застолью
- Генеалогических гостей.
- Этот дом лишь радостями детства
- Взрослого способен заманить,
- Но и в колыбели, и в могиле
- Он – приемыш на чужой земле.
- Ненависти нет у бунтаря,
- Радости былые не отверг он,
- А побег из мест не столь почтенных
- Не польстит тщеславию его.
- Он в себе несет недуг новейший:
- Благодарность с примесью досады,
- Унаследует он древний титул,
- Ибо некому продолжить род.
Витой полет
- Капустницы полет витой
- (Его идиотизм святой)
- Не изменить, ведь жизнь пройдет,
- Чтобы постичь прямой полет.
- Однако знать – не значит мочь!
- Она витает наугад
- К надежде, к Богу – и назад.
- Стриж – акробат, но даже он
- Таланта этого лишен.
Прометей
- К постели прикован я был своей,
- Всю ночь я бессильно метался в ней.
- Напрасный опять настает рассвет,
- Стервятник лучами его согрет.
- Я снова титан, потому что влюблен,
- К вечерней звезде иду на поклон,
- Но ненасытная птица опять
- Желает прочность любви испытать.
- Ты, ревность, клюв орошая в крови,
- Печень живую по-прежнему рви.
- Не улетай, хоть истерзан я весь:
- Та, что ко мне привлекла тебя, – здесь.
Симптомы любви
- Любовь – это всемирная мигрень,
- Цветным бельмом в глазу
- Она рассудок застит.
- Симптомы подлинной любви всегда —
- Суть ревность, худоба
- И вялость на рассвете.
- А признаки и призраки ее —
- Тревожно слушать стук,
- Ждать с нетерпеньем знака:
- Прикосновения любимых пальцев
- В вечерней комнате
- И пристально взгляда.
- Так наберись же мужества, влюбленный!
- Сумел бы ты принять такие муки
- Не из ее неповторимых рук?
Тезей и Ариадна
- На высокой резной постели входит в сон его
- Воспоминанье: вот она идет по тропинкам,
- По колючим морским ракушкам, между двух цветников душистых,
- По тенистой прохладе дерна, под раскидистым виноградом.
- Он вздыхает: «Оставшись в прошлом, среди бед моих и ошибок,
- Она призраком бродит в руинах по густым сорнякам лужаек».
- Но, однако, стоит, как прежде, царский дом вдалеке, за морем.
- Он от старости покосился, стал он ниже ровесниц-сосен.
- В этом доме впервые Тезею надоело ее постоянство.
- Ариадна уверенней ходит, чем ходила, когда чернела
- Его гнева близкая туча, грохотала грозой над нею,
- Когда сосны в предсмертных корчах на ветру беспощадном бились
- И цветы глядели свирепо обезумевшими глазами.
- С ним теперь покончены счеты. Никогда она снов не видит,
- Но о милости молит небо, призывает благословенье
- На места, где в его виденьях стало все травой и камнями.
- И сама Ариадна – царица, и друзья ее – благородны.
Песня о несообразности
- Даль бывает под рукой,
- К близкому – тропа длинна.
- Принесет любовь покой —
- Будет неверна.
- На отчаянный призыв
- Из глубин бездонных сна
- Отзовется, охладив
- Страсть твою она.
- Плеть и кровь согрела ночь,
- Днем – невинность холодна,
- Страсть и радость превозмочь
- Чистота должна.
- В чем же смысл? Глаза пусты,
- Призрачно-бедна
- Тень любви, призыв тщеты —
- Одинок в день свадьбы ты
- И она одна…
Заступничество в конце октября
- Как трудно умирает год; мороза нет,
- Мидас облокотился на золотой песок,
- Не слыша стонов камыша и волн.
- Еще крепка, душиста ежевика,
- И бабочками старый плющ цветет.
- Его ты пощади чуть-чуть, Старуха, —
- За чистоту надежд, за искреннюю страсть.
Благодарность за кошмар
- Его облики неисчислимы,
- Его сила ужасна,
- Мне неведомо имя его.
- Неделями, съежившись, он лежит,
- Подавая лишь изредка признаки жизни,
- Словно приступ странного совпаденья.
- Есть сытно, одеваться солидно, спать удобно
- И превращаться в достойного гражданина
- С долгосрочным кредитом в магазинах и кабаках —
- Так опасно! Я очень боялся, что этот патлатый дьявол
- Не согласится с моим соглашательством
- И устроит себе берлогу в чьем-то пустом животе.
- Но когда он внезапно взнуздает меня во сне, —
- «Все прекрасно!» – хриплю я и к лампе на ощупь тянусь
- Со вспотевшим лицом и грохочущим сердцем.
Остров яблок
- Хоть море до гор затопило залив,
- И хижины разнесло,
- Наш виноград на корню просолив,
- Хоть ярко луна и опасно плывет,
- И цикл у нее иной,
- Чем солнечный цикл, завершающий год,
- Хоть нет надежды добраться с тобой
- На остров яблок вдвоем,
- Но если не буду сражен я судьбой,
- Зачем мне бояться стихии твоей,
- И зеркала – полной луны,
- И части плода со священных ветвей?
Дверь
- Когда она вошла,
- Мне показалось, что не затворится вовеки дверь.
- Не затворила дверь – она, она —
- И в дом морская хлынула волна,
- И заплескалась – не сдержать теперь.
- Когда она ушла, улыбки свет
- Угас навечно —
- Всюду черный цвет,
- И закрывалась дверь за нею бесконечно,
- И моря больше нет.
Конец пьесы
- Настал конец игры, теперь уж навсегда,
- И мы, и прочие, хоть редко признаются,
- И нынче видят небеса, как встарь,
- С улыбкой веря в звездный плащ Марии.
- Хоть кажется, что жизнь, по-прежнему беспечна,
- Бездельничает средь цветов июньских,
- И пахнет резкой зеленью трава,
- А вера благостно нисходит с неба, —
- Все только призрак: зеркало и эхо
- Совмещены со зрением и звуком,
- Зов веры, прежней смелости лишенный,
- Звучит как жалоба слепца: «Я слеп!»
- Конец безделью, и роптать наивно,
- Как плакать о своих зубах молочных,
- Но ропщут многие и на коленях
- Взывают к непорочности Христа.
- Мы больше не мошенники, не лжем,
- Мы, наконец, не думаем, как прежде,
- Что, затаившись в каждом редколесье,
- Лев или тигр готовы нас сожрать.
- И страсть теперь не будет в ложной спеси
- Невинных втягивать в стыдливый танец
- От робкого касанья сквозь перчатку
- До исступленно стиснутой груди.
- Любовь, однако, выживет, зарубкой
- На плахе под секирой палача.
- И наших тел безглавым отраженьем,
- Как зеркало, нас память удивит.
Наставление преемнику Орфея
- Как только твой затмившийся рассудок
- Остудит тьма, припомни, человек,
- Что выстрадал ты здесь, в Самофракии,
- Что выстрадал.
- Когда минуешь реки царства мертвых,
- Чьи серные пары иссушат горло.
- Судилище предстанет пред тобой,
- Как чудо-зал из оникса и яшмы.
- Источник темный будет биться слева
- Под белой мощной сенью кипариса.
- Ты избегай его, ведь он – Забвенье,
- Хотя к нему спешит обычный люд,
- Ты избегай его.
- Потом увидишь справа тайный пруд,
- А в нем форель и золотые рыбки
- В тени орешника. Но Офион,
- Змей первобытный, прячется в ветвях,
- Показывая жало. Пруд священный
- Питается сочащейся водой. Пред ним бессонна стража.
- Спеши к пруду, он означает – Память.
- Спеши к пруду.
- Там стража строго спросит у тебя:
- «Ты кто? О чем ты хочешь вспоминать?
- Ты не страшишься жала Офиона?
- Ступай к источнику под кипарисом,
- Покинь наш пруд».
- Но ты ответишь: «Я иссох от жажды.
- Напиться дайте. Я дитя Земли,
- А также Неба, из Самофракии.
- Взгляните – на челе янтарный отблеск,
- Как видите, от Солнца я иду.
- Я чту ваш род, благословенный трижды,
- Царицы, трижды венчанной, дитя.
- И, за кровавые дела ответив,
- Был облачен я в мантию морскую
- И, как ребенок, канул в молоко.
- Напиться дайте – я горю от жажды.
- Напиться дайте».
- Но они в ответ: «Не утомил ли ты в дороге ноги?»
- Ты скажешь: «Ноги вынесли меня
- Из утомительного колеса движенья
- На колесо без спиц. О, Персефона!
- Напиться дайте!»
- Тогда они тебе плодов дадут
- И поведут тебя в орешник древний,
- Воскликнув: «Брат наш по бессмертной крови,
- Ты пей и помни про Самофракию!»
- Напьешься ты тогда.
- И освежит тебя глоток глубокий,
- Чтоб стать властителем непосвященных,
- Бесчисленных теней в утробе Ада,
- Стать рыцарем на мчащемся коне,
- Предсказывая из гробниц высоких,
- Где нимфы бережно водой медовой
- Твои змеиные омоют формы,
- Тогда напьешься ты.
Филип Ларкин
(1922–1985)
Иллюзии
Конечно, мне подмешали наркотик, да столько, что я не приходила в себя до следующего утра. Я ужаснулась, поняв, что меня погубили, и несколько дней была безутешна и плакала, словно ребенок, которого убивают или посылают к тебе.
Мейхью,
- Лондонский Труд и Лондонская Беднота
- Даль ко мне доносит горький вкус беды,
- Острый стебель в горле у тебя застрял,
- Солнечные блики, случая следы,
- Стук колес снаружи, отзвук суеты,
- Там, где Лондон свадебный на ином пути,
- Свет неоспоримый с трудной высоты
- Разъедает шрамы, извлекает стыд
- Из его укрытья; целый день почти,
- Как ножи в коробке, разум твой открыт.
- В трущобах лет ты похоронена. Не смею
- Тебя утешить. Что сказать смогу?
- В страданье – истина, и перед нею
- Любое понимание – пустяк.
- Тебе свое страдание важнее,
- Чем то, что жизнь перед другим в долгу —
- Насильником, что, млея и бледнея,
- Взбирается на нищенский чердак.
Сиднею Беше
- Ты держишь этой тонкой ноты дрожь,
- В ней Новый Орлеан, как отраженье,
- И слуха пробужденье в ней, и ложь.
- Квартету создано сооруженье
- Из ярусов, кадрилей и цветов,
- Любой здесь любит, чувствам не до шуток —
- Играй, глухой, ведь твой удел таков, —
- Для тех, кто слышит. Толпы проституток
- Вокруг, как тигры в цирке (но они
- Ценней рубинов), прихоть – их победа,
- Пока кивают знатоки в тени,
- Закутанные в личности, как в пледы.
- Мне этот звук сумел на душу лечь,
- Мой Полумесяц – Город возле моря,
- Где стала вдруг твоя понятна речь,
- Чтобы добро в овации вовлечь,
- Услышать ноту в партитуре горя.
«Куда б летело, сердце, ты…»
- Куда б летело, сердце, ты,
- Свободу получив?
- Подальше от земной тщеты,
- В заоблачный обрыв,
- Необитаемый? Теперь
- Через моря и города,
- Скажи, летело б ты куда?
- Я отворило бы засов,
- Бежать – моя мечта,
- Минуя западни лугов.
- Вся в мире красота —
- Залог потерь.
- Не отыскать, чтоб голову склонить, кровать
- И друга, чтоб обнять.
Зима
- Две лошади в поле,
- Два лебедя в речке,
- А ветер все резче,
- Пустырь им заполнен,
- Там чертополох,
- Как люди, продрог;
- Мои размышления – дети —
- Со взрослой тревожностью лиц;
- Вставать мы их учим
- Под небом текучим
- Из тайных гробниц.
- Контур лебедь полощет
- В зеркальной воде —
- Быть зиме, как беде.
- А вольная лошадь
- Грызет удила,
- Как любовь, что ушла,
- И – ах, им украсть помогла
- Мой спрятанный разум, —
- Не вернуть ни крупицы,
- Пока помню их лица,
- Что забудутся разом.
- Тогда пустошь застонет,
- Застанет людей врасплох,
- Они столпятся, как чертополох,
- Ветер их сжаться заставит,
- В бесплодном месте тесниться; Но чудо смотрит за ставни,
- Которыми скрыты лица,
- И находит здоровый росток,
- Который навеки застынет.
- Золотое зимнее солнце
- К вечной ясности не стремится.
Исцеление верой
- Женщины двигались длинной шеренгой, как в храм,
- Туда, где стоял он в очках без оправы, седой,
- В темном костюме и белой рубашке, святой.
- Распорядители их направляли к простертым рукам,
- Из которых забота живительной теплой водой
- Изливалась двадцать секунд. Ну’c? дорогое дитя,
- Что болит? – вопрошал его голос густой,
- И, немного помедлив, молитвой простой
- Он указывал Богу на чей-нибудь глаз и колено.
- Их головы объединялись; затем удалялись,
- Внезапно теряя мысли, одни брели молчаливо,
- Робко отбившись от стада, ожить не смея пока,
- Но другие все еще непреклонно
- Судорожно и крикливо
- Кликушествовали хрипло, словно лишась языка,
- Как будто в их душах дебил выпущен из-под замка,
- Чтобы, услышав голос, творить добро терпеливо.
- Только их этот голос возвысил издалека.
- Их речь нечестивых бесчестит, глаза выжимают стены,
- Громада неслышных ответов вещает им справедливо —
- Что болит! Усатые, в платьях с цветами, трясутся до дрожи,
- И все же – все болит. Здесь покоится в каждой
- Чувство жизни в крови, свое пониманье любви.
- Можно ближних любить, свое сердце тревожа,
- Можно даже потешиться жаждой,
- Лишь к тебе обращенной любви,
- Но ничто не поможет. Постоянная, нудная боль,
- Словно слезы оттаяли в зимнем жестоком пейзаже,
- Тает медленно в них – громче, голос зови,
- Говори Дорогое дитя, и все время на лжи не лови.
Дайте жилище детям
- На мягкой соломе, на блестках стекла
- Из хлама готовит постель им забота.
- Ни трав, ни земли, ни зимы, ни тепла
- Мам, дай поиграть нам хоть что-то.
- Живые игрушки исчезнут не в срок,
- Взрослея, мы их почему-то теряем.
- Коробка от туфель и старый совок…
- Мам, мы в похороны играем.
Сесил Дэй Льюис
(1904–1972)
Все ушло
- Вот море высохло. И бедность обнажилась:
- Песок и якорь ржавый, и стекло:
- Осадок прежних дней, когда светло
- Пробиться радость сквозь сорняк решилась.
- А море, как слепец или как свет жестокий,
- Прощало мне прозренье. Сорняки —
- Мои мгновенья, ум – солончаки,
- Бесплоден плоти голос одинокий.
- И время высохло, и призрачны приливы,
- Ловлю натужно воздуха глоток…
- Молю, чтобы вернулось море вспять,
- Опять пусть будет добродетель лжива.
- Нахлынь на мой иссушенный песок,
- Чтоб жизнь иль смерть мне как свободу дать!
Клен и сумах
- Клен и сумах вдвоем над осенью парят,
- Взгляни: их письмена так ярко заалели,
- За эти изжелта-багровые недели
- Из всех закатов ткут они себе наряд.
- Вам, листья, кровь дана от целой жизни года.
- Какой с востока плыл фламинговый восход!
- Какой закат стекал по кронам целый год,
- Чтоб в славу хрупкую одела вас природа.
- И человек, как лист, однажды упадет
- Снаружи пепельный, внутри кровоточащий.
- Осенний отсвет многоцветной чащи
- Немыслим в тупике, где он конец найдет.
- О, первозданный свет и небосклон в огне,
- За всех, кто обречен, кричите вы во мне.
Джордж Баркер
(р. 1913)
Летняя идиллия
- К исходу лета на сносях земля,
- От тяжести склоняет ветви книзу,
- Скрыв глубоко живую сладость соков,
- Она цветы выносит напоказ и золото,
- Усердно маскируя свой тайный сговор…
- Под покровом соков
- Покоится холодная зима,
- Покоится, произрастая, голод,
- Вмороженный в початки кукурузы.
- Под щедрым изобильем – обнищанье,
- И бедность, как богатство, клонит книзу
- Тугие ветви, и нужда – зерно.
- Их облачи в великолепье лета и вкось
- Проникни в кость, иль во владеньях
- Весны ты ими овладей; под грудью
- Пространство пустоты, как пустоцвет, как призрак
- Порочного цветка – размах нужды, ее давленье
- На зеницы духа, на существо
- Бездеятельных тел, давление
- На их передвиженье и на осуществление любви,
- Давление на жизнь, как в бездне моря,
- Становится порою нестерпимым,
- Хотя его обязаны стерпеть.
- Едва ослабит лето на мгновенье
- Давленье это, многие встают
- И плещутся в реке или под вечер
- Спешат к увеселеньям, как в крольчатник,
- Рассыпанные в парке, как бумажки,
- Купаются в поту, как комары,
- А позже блуду предаются в спешке,
- Гонимы сторожем и полицейским, они играют,
- Как и я, мечтая об отдыхе, достатке, чистоте.
- Сады, как начинающие шлюхи,
- Регалии сезона выставляют,
- Когда их овевает смутный запах,
- Манящий чистотой и красотой
- Мужчин, в кораллах светлых утонувших.
- Но только женщин обнажает лето —
- Снимает пиджаки и полуголых
- Мужчин пускает в лодках по реке,
- Влача их пальцы по воде тенистой;
- Они спешат покорно за рекой,
- Сквозь тени волн выслеживают руку,
- Которой незачем искать свой берег.
- Лицо в воде – как яблоко гнилое.
- Соборы и строительные фирмы
- С их появленьем рушатся. Все громче
- Бетховена играют, чтобы эхо
- Сумело в звуках утопить Уэльс,
- И ветер лета Средиземноморья
- Как лебедь, белоснежный лебедь плыл.
Джеффри Григсон
(р. 1905)
Апрель на сцене детства
- Встречая вновь едва знакомый разговор,
- И странный вырез листьев, и цветок сердечный,
- И туповатую сову спугнув, открыв плюща узор,
- И полдень задержав лучом на башне вечной, —
- Не в этом ли нетленно бытие? Как мне уговорить
- Все это стать единым? Но бомб правительственных громыханье
- Мне не позволит двери отворить
- В мой старый дом. Навеки я в изгнанье.
Идея мая
- Да, в первые шесть дней открытий мая
- Желто-зеленые под теплым ветром
- Обновы буков, путь единый выбирая,
- Разорваны небесным светом.
- У мая даже есть свои паденья…
- Коричневые свитки оплели
- Зеленые ростки объятьем тленья
- И медью падают на чернь земли.
- Но ни отступничество, ни святая вера,
- Ни смертный приговор, весне внимая,
- Не опровергнут ни листву под ветром,
- Ни плодотворную идею мая.
Алун Льюис
(1915–1944)
Прощай
- Итак, мы произносим: «Доброй ночи» —
- И, как любовники, идем опять,
- На самое последнее свиданье,
- Успев лишь вещи наскоро собрать.
- Последний шиллинг опустив за газ,
- Смотрю, как платье сбросила бесшумно,
- Потом боюсь спугнуть я шелест гребня,
- Листве осенней вторящий бездумно.
- Как будто бесконечность помню я,
- Как мумия, завернутый в молчанье,
- Я воду набираю питьевую. Ты говоришь:
- «Мы отдали гинею за комнату последнего свиданья».
- Затем: «Оставим мы любовникам другим
- Немного газа, пусть тепло лучится…»
- Лицо твое испуганно – вдали,
- Язык твой Вечных слов всегда боится.
- Мне поцелуями глаза закрыв,
- Смущаешься, как будто Бог ударил
- Дитя с его наивным, детским страхом.
- Мы бесполезность слез друг другу дарим.
- Но мы не отречемся от себя,
- Наш эгоизм не расстается с телом.
- Наш вздох – дыхание земли,
- Следы – навеки на сугробе белом.
- Мы создали Вселенную – наш дом,
- Мы сделали своим дыханьем ветер,
- Сердца в груди – опоры наслаждений.
- Перешагнем семь океанов смерти.
- Тела покуда воедино слиты.
- Когда ж уйдем мы в разные края,
- Ты сохранишь колечко, я – заплатку,
- Пришитую тобой, любовь моя.
Норманн Маккейг
(1910–1996)
Летняя ферма
- Соломинка, как молния ручная, в траву стекла;
- Другая, расписавшись на заборе, зажгла огонь зеленого стекла
- Воды в корыте лошадином. В сумрак синий
- Бредут, покачиваясь, девять уток по колее дух параллельных линий.
- Вот курица уставилась в ничто одним проникновенным круглым глазом
- И клюнула. С пустыни неба разом
- Упала ласточка, покинув вышину,
- Конюшню облетит – и вновь в голубизну.
- Лежу в прохладе девственной травы,
- Боясь того, что может мысль – увы —
- Прыжком кузнечика перенести меня
- В пространство странное невиданного дня.
- Сам под собой, как множество, стою,
- Нанизанный на время, но мою
- Могу я ферму, крышу сняв, скорбя,
- Внутри увидеть самого себя.
Шагая к Инверъюплейну
- Горя решеньями в благоуханной тьме,
- Иду я, мудрый,
- Но разгорается проблема утра.
- Дошел я до моста – на Стоер поворот.
- Меня возносит
- Проблема дерева – она решенья просит.
- Ли По в душе. Ополовинен ум.
- Сесть. Пить до дна,
- Покуда не опустится луна.
- Мой виски зажигается созвездьем. Мудрым быть
- Умеет каждый,
- В чем суть проблемы, я решил однажды.
- Коль вы не знаете ответов, знаю я,
- Рад вам помочь…
- Я щурюсь на луну, убрал бутылку прочь.
- Затем я вновь иду (еще так много тайн,
- Их разгадать бы смог!),
- Но мучает проблема стертых ног.
Поле боя у Инвернеса
- Здесь только мертвые тела лежат,
- потому что мечты наши не похоронишь.
- Вы не можете придавить погребальным камнем
- зловоние чести и верности,
- которое все еще отравляет воздух.
- Сколько трупов в землю легло
- с тех пор, как воздух прогнил в Куллодене.
Карл Сэнберг
(1878–1967)
Трава