Наследник Эльтеррус Иар
– Мы вооружаем армии пятидесяти семи стран, – прокомментировал Каргин. – Разумеется, в первую очередь военные силы США и Европейского Содружества, куда, как мы надеемся, вступит и Россия. Для этих партнеров и союзников готовятся новые разработки, интеллектуальные боевые системы и высокоточное оружие. Вот, например…
Черная тень «Стеллса» промелькнула на экране, затем появился солдат-пехотинец в сверкающей броне, вспыхнула холодным голубым разрывом фризерная бомба, на фоне космической тьмы возник силуэт спутника с торчавшими тут и там ракетными боеголовками, сверкнул угловатый корпус «Шаттла», взмывшего с мыса Канаверал. Последним, как бы случайно, был показан экраноплан-истребитель «Шмель», подмонтированный Гальпериным к рекламному фильму. Его изображение появилось на пару секунд – машина стремительно промчалась над морской поверхностью, выскочила на берег и сшибла ракетой радарную установку на ближнем холме.
«Клюнут или нет? – подумал Каргин. – И кто клюнет? Кто в этом зале не газетчик, не штемп с телевидения, а человек из иных сфер?» Такой, вероятно, здесь имелся – ведь кто-то же приехал на «БМВ», дозволенном лишь высоким чиновникам!
Демонстрация закончилась, и тут же, отшвырнув сигару, резво поднялся Бак Флетчер.
– Не знаю, как к вам попала эта рекламная кассета… впрочем, в наши времена хакеры что угодно украдут и скопируют. Не знаю, вы где раздобыли черного с бруклинским акцентом… Не знаю, но постараюсь выяснить! А сейчас… Сейчас я сделаю важное заявление! – Он вскочил на стул и вскинул руки вверх. Зал ответил возбужденным гулом.
– Черным тебя обзывает, – сказал Перфильев Флинту. – Оскорбляет, гад! – Он начал подниматься, одновременно поворачиваясь в Каргину. – Что скажешь, Леха? Успокоить этого фраеристого педрилу?
– Ни в коем случае! – прошипел Каргин. – Если бы здесь не нашелся такой Бак Флетчер, пришлось бы его выдумывать или за деньги нанимать.
– Ты это о чем?
– О том, что он сейчас работает на нас. И совершенно бесплатно!
Флетчер яростно размахивал руками над головой.
– Слушайте, слушайте! Внимание! Сенсация! – Глотка у него была здоровая, да и акустика в зале не оставляла желать лучшего. – Я утверждаю, что эти люди – компания самозванцев и мошенников! – Белобрысый ткнул пальцем в сторону подиума. – В Штатах, да и во всем цивилизованном мире, известно, что Патрик Халлоран, владелец корпорации, трагически погиб в прошлом году, а вместе с ним был убит его наследник, президент «Халлоран Арминг Корпорейшн» Роберт Генри Паркер! Повторяю, это всем известно!
– Разумеется, – подтвердил Каргин. – Но это случилось в прошлом году, а теперь у нас год нынешний, и мистер Флетчер слегка отстал от жизни. Теперь президента зовут Алекс Керк, и он перед вами.
Рогов придвинул к себе микрофон.
– Информирую всех, дамы и господа, что документы, подтверждающие полномочия мистера Керка, равным образом как и наши, а также договор между ХАК и «Росвооружением», переданы в ВОПиОБ, то есть в министерство Военной Промышленности и Обороны Турана. Их подлинность бесспорна. Что же касается заявления мистера Флетчера, то оно представляется мне, если забыть про дипломатический язык, просто гнусной болтовней.
– Все ваши документы – подлог! – завопил белобрысый. – Уверен, их изготовили где-нибудь на границе между Украиной и Казахстаном! А потому – обмазать смолой и вывалять в перьях![26]
Половина публики замерла в оцепении и страхе, другая половина повскакала с мест, готовясь бить и крушить. Рослая дама из «Туран бишр» размахивала увесистой, окованной латунью сумочкой, корреспондент «Гарема» тянул из штанов ремень с тяжелой бляхой, что-то возбужденно лопотали французы, а турецкий журналист с глазами, налитыми кровью, шарил у пояса – видно, искал ятаган. Только телеоператоры с невозмутимым видом двигали камеры туда-сюда, примериваясь, как лучше запечатлеть назревающую драку.
Каргин склонился к микрофону.
– Суд Линча отменяется, господа! – Он повторил это на русском, английском, французском и, для убедительности, на испанском. – Вспомните, вас ожидает банкет на тридцать тысяч долларов, коньяк, шампанское, икра… Скандалисты и бузотеры этого не попробуют.
Напоминание о банкете слегка разрядило обстановку. Каргин, уже не ломая язык, продолжал на русском:
– Через несколько минут вы получите все доказательства моей реальности как президента «Халлоран Арминг Корпорейшн». Отчасти я согласен с мистером Флетчером – наших бумаг вы не проверяли и можете усомниться в их подлинности. Но я представлю другие документы… ровно две тысячи документов, которые вы можете унести с собой и тщательно исследовать.
– Какие именно? – осведомился Бак Флетчер, все еще не слезая со стула.
– Те, которые имеют хождение среди людей богатых и отличают их от всякой гопоты, – сказал Каргин, уставившись на белобрысого. – Сядьте, сэр, и успокойтесь! Это м о я пресс-конференция, и я вижу, что в зале есть журналисты, желающие задать вопрос. Прошу вас, мистер…
– Савельев, «Известия», Москва, – сообщил, поднимаясь, тучный пожилой мужчина в очках. – Хочу заметить, что не согласен с корреспондентом «Вашингтон Пост» и считаю, что мы наблюдаем не комедию, не клоунаду, а некое четко спланированное действо, цель и смысл которого пока ускользают от нашего понимания. Я бы выразился иначе – они непонятны большинству присутствующих, которых, как и Бака Флетчера, нельзя отнести к слишком проницательным умам. Я прав, мистер Керк?
Наконец-то! Каргин, нежно улыбаясь журналисту «Известий», вздохнул с облегчением и решил, что не все тут кретины.
Но вслух он сказал другое:
– Вы правы, сударь. Я далек от того, чтобы подозревать Бака Флетчера в излишней проницательности.
– Я имел ввиду не это, мистер Керк… Или совсем не Керк? Ваш русский за последние пять минут значительно улучшился… – Савельев погладил объемистый живот со свисавшим на него магнитофоном. – В фильме, показанном нам, в самых последних кадрах, промелькнула одна картинка, некий любопытный артефакт, вызвавший споры между Тураном и Россией. Не сомневаюсь, вы действительно сотрудник ХАК, и по справкам, наведенным мной в Москве, договор между вашей корпорацией и «Росвооружением» вовсе не относится к разряду газетных «уток». Вы явились сюда, чтобы поставить точку в споре, который я упомянул? А все остальное – дымовая завеса?
«Ловок! – восхищенно подумал Каргин. – Вопрос задал, а так, что никому ничего не понятно. На прямой ответ не надеется, но за реакцией следит в четыре глаза!»
Он притворился смущенным, махнул рукой Гальперину – мол, прячь скорее диск! – и, припомнив десяток слов на языке байя, сообщил Савельеву, что река Мбари[27] сильно обмелела, и охота на крокодилов будет, вероятно, удачной.
– Простите, не понял! – произнес корреспондент, снова раскрыл рот, но в это мгновение в зале появился Балабин, а за ним – Дима и Слава, тащившие накрытый скатертью детский резиновый бассейн.
– Ставьте перед первым рядом, – распорядился Каргин, оглядывая возбужденную публику. – Вот сюда, сюда… и скатерть снимите… Дамы и господа, мои документы прибыли! Две тысячи стодолларовых купюр, ровно двести тысяч баксов, которые моя корпорация, желая поддержать свободную прессу, дарит вам! Этот дар лучшее доказательство нашего могущества и богатства, более веский, чем любые другие документы, а потому… – Он ни секунду смолк, потом махнул рукой: – Но к чему лишние речи? Налетай, братва!
– Пятнадцать лет по федеральному законодательству! – тряся щеками, прохрипел Бак Флетчер. – Деньги-то фальшивые!
– Не хотите, не берите, – усмехнулся Каргин. – Но подлинность ведь так легко проверить… в любом банке, в любом обменном пункте…
Какой-то миг в зале царила ошеломленная тишина. Затем корреспондент «Гарема» отшвырнул с дороги даму из «Туран бишр», сбил наземь журналиста из «Аргументов и фактов», перепрыгнул через него, с хищным рычанием ринулся к бассейну и запустил обе пятерни в груду соблазнительных бумажек. За ним бросились исламисты, коммунисты и евразийцы, следом – турки и китайцы, телеоператоры и режиссеры, штат корпунктов «Таймс», «Вашингтон Пост» и «Нью-Йорк Геральд», ассистенты, помощники и прихлебатели. Над бассейном мгновенно взвился фонтан из вспорхнувших банкнотов; шурша и шелестя, они разлетались по залу, и в этом серо-зеленоватом облаке мелькали руки со скрюченными пальцами, шляпы, тюбетейки и перекошенные физиономии, да свистела, нанося меткие удары, сумка Гульбахар Ибрагимказиевой. Каргин продолжал говорить, и его усиленный микрофонами голос перекрывал крики, стоны, визг и алчные вопли.
– Берите, дамы и господа, берите! Двести тысяч долларов для нас мелочь, примерно один процент от ежедневного оборота корпорации. Такую сумму мы зарабатываем каждые двенадцать минут, днем и ночью, в Африке, Азии, Европе и обеих Америках. Берите, хватайте! Это всего лишь наши представительские расходы… Мистер «Гарем»! Не стоит пихать доллары в рот, оставьте место для шашлыков и осетрины… А вы, господа из «Туран гази», вспомните, что аллах жадных не любит! И пропустите к кормушке мадам Гульбахар!
– Надеюсь, босс, вы знаете, что делаете, – сказал Генри Флинт, провожая тоскливым взглядом каждую бумажку, исчезавшую в чужом кармане. – Я не то что бы против, однако…
Перфильев толкнул его локтем в бок:
– Не спорь с боссом, Гена, и не критикуй! Кто с начальством спорит, тому папаху не носить!
Одна из сентенций майора Толпыго, который сам до полковничьей папахи не дослужился, мелькнуло у Каргина в голове. Он глядел на схватку, что развернулась у его ног, и думал о том, как просто выяснить сущность и характер человека. Поставь его перед грудой богатств и скажи: хватай, сколько хочешь! И все тайное, скрытое, тщательно спрятанное за манерами, воспитанием, образованием тут же сметет преграды и выплеснет мутной волной. Дед сказал бы: хочешь продать на миллиард, купи сенатора за сотню тысяч! Сенатора, политика, журналиста – все равно…
Он испытал мгновенный всплеск удивления, подумав о Халлоране как о деде. Возможно, это означало новый этап в их отношениях? Проблеск родственной связи, той генетической преемственности, которая рождает сходные мысли и реакции у предков и потомков? Каргин не успел обдумать эту идею, как в зале послышался голос Савельева. Корреспондент «Известий», пиджак которого изрядно оттопырился, стоял у одного из микрофонов, разбросанных по залу.
– Надеюсь, мы вас не разорили, мистер Керк?
– Бог с вами, господин Савельев! В хранилище Первого президентского у меня сумка лежит… не помню, сколько там, два миллиона или три…
Их краткий диалог прогрохотал в помещении, заставив очнутся публику, столпившуюся у бассейна.
– Это ты зря признался, парень, – пробормотал Перфильев.
– Думаю, не зря. – Наклонившись к микрофону, Каргин произнес: – Вижу, наш подарок воспринят вами с энтузиазмом и, кажется, оценен и поделен. Теперь вас ждут столы в банкетном зале, где тамадой будет мистер Рогов, мой юридический поверенный. Позвольте также напомнить, что в холле еще работает обменный пункт, и все желающие могут заняться проверкой валюты. Вперед, гости дорогие! Халява плиз, господа!
Толпа хлынула к выходу, а за ней – Флинт и Рогов в сопровождении переводчика. Ребята Балабина помогали Гальперину снимать экран, а сам прапорщик взялся за компьютер, чтобы перетащить его обратно в офис.
– Пойдем и напьемся? – спросил Перфильев.
– Нет. День уж больно суматошный, и я устал. Прогуляюсь с полчаса, и в номер.
– Ну, как знаешь… А я пойду! – Влад поднялся, провожая пристальным взглядом спину Бака Флетчера. Карманы журналиста были полны, из левого даже свешивалась пара купюр.
– Ты, Влад, его не очень, – предупредил Каргин. – Брехло ведь! Пустое брехло, и только!
– Не могу стерпеть, когда у человека задница вместо лица, должен врезать, – отозвался Перфильев. – Неудержимый душевный порыв, Алексей.
С этими словами он спрыгнул с подиума и устремился вслед за корреспондентом «Вашингтон пост». Пожав плечами, Каргин направился в холл, где три десятка гостей осаждали обменник, ускользнул от самых упорных, ринувшихся к нему с микрофонами, бормоча: «Ноу комментс, бойз энд герлз, ноу, и никаких гвоздей…» – и выскользнул на улицу.
«БМВ» у подъезда отеля уже не было, зато появился роскошный черный «ландкрузер». Полюбовавшись на него, Каргин направился по Рустам-авеню к площади Независимости, поглядел на фонтаны, дворцы, цветники и сборище из сотни фанатов и клакеров[28] перед резиденцией Курбанова. Оттуда доносились выкрики, песни и слова молитв – народ, ликуя, изливал на туран-башу свою безмерную любовь.
Он повернул обратно, миновал Багдадскую улицу, где на углу стояло здание Первого президентского банка, затем Тегеранскую со Вторым президентским и департаментом финансов, Стамбульскую, где за прочными решетками и постами автоматчиков высилось министерство ВОПиОБ, прошел мимо отелей «Кизыл» и «Аул» и нескольких злачных местечек с экзотическими названиями – «Жайлау», «Копетдаг», «Демалыс», «Самал», пересек Бухарскую улицу, а за ней – Ташкентскую, занятую посольствами крупных и мелких держав, поглядел на вывески многочисленных баров, ресторанов-ханэ, бутиков и сувенирных лавок и, наконец, очутился на Самаркандской улице, около майдана Евразии и «Достыка». «Достык» оказался солидным заведением: пятнадцать зеркальных окошек по фасаду, в простенках – фрески наподобие персидских миниатюр, у входа – трое вышибал-швейцаров в чалмах и халатах, демонстративно подпоясанных черными поясами.
Стемнело, и над городом раскатился протяжный вопль муэдзинов. Яркие южные звезды стали загораться в небесах, с предгорий налетел прохладных живительный ветерок, где-то журчала вода в невидимом арыке, и доносился с проспекта тихий шелест шин. Девять вечера, детское время, подумал Каргин, а на площадях и улицах почти безлюдно… Зато в ресторанах и барах жизнь кипела и била ключом: виднелись за окнами нарядные женщины с солидными упитанными спутниками, скользили меж столов, вздымая подносы, официанты в бешметах и стройные полуголые официантки, шумные компании ели и пили, то и дело разражаясь хохотом, в темных углах тискали девиц, нюхали с бережно развернутых бумажек, или, сблизив головы, торговались, передвигая с одной стороны стола на другую пухлые конверты. Еще, прогулявшись вдоль фасада, Каргин разглядел отдельный кабинет, где с узкоглазым мужчиной, похожим на японца, пировали трое местных, а перед ними выплясывала танец живота светловолосая девушка, потом – обширный зал со стойкой бара; зал был интимно полуосвещен, и потому разглядеть, кто смешивает коктейли и разливает коньяк не представлялось возможным.
– Входы, ага! – сказал один из швейцаров, безошибочно распознав в Каргине русского. – Входы, вэсэлыс! Всо ест: плов, водка, травка, дэвушки! Ай, какие дэвушки! – Он закатил глаза.
– Денег нет, – ответил Каргин.
– Нэт? Зачэм тада в Армут приэхал? К нам бэз дэнег не ездат!
– Завтра приду. Товар привез, сдам его, получу деньги и приду.
– Давай, давай, ага! Будэш доволен! – Швейцар стукнул себя кулаком в грудь. – Будэш, клянусь аллахом! Вахид тебе плохого нэ пасавэтует!
Кивнув, Каргин не спеша отправился в гостиницу, проскользнул через двор, мимо дремавшего черного «ЗИМа», поднялся по лестнице на свой этаж, пожелал спокойной ночи Дмитрию, стоявшему на часах, вошел в номер, разделся и сел на кровать. Тяжело ему как-то сделалось, словно события этого дня, странствие в горы, схватка с бандитами, встречи со старым Ниязом и бравым полковником Азером, а больше всего – лицедейство на пресс-конференции – в общем, все это навалилось ему на душу, стиснуло тяжким грузом и хоть раздавить не смогло, но в зеленую тоску вогнало. Ласточке нужно позвонить, решил он, ласточке и родителям… Рука уже потянулась к трубке, но тут телефон очнулся сам и испустил пронзительную трель.
– Кто? – мрачным тоном спросил Каргин.
– Будьте добры, мистера Алекса Керка. – Говорили по-русски, но с заметным акцентом уроженца Средней Азии.
– Керк аппарата. Слушаю.
– С вами, ага, говорят из канцелярии министерства Военной Промышленности и Обороны. Минбаши Айвар Сабитов, адьютант сардара Таймазова, светлого эмира министра.
– Я отдыхаю и деловых переговоров не веду, – отрезал Каргин. – Свяжитесь утром с моим офисом, с Роговым или Флинтом. Желаю спокойной ночи, минбаши.
– Подождите, почтенный ага, не кладите трубку! – заторопился адьютант. – Я беспокою вас по поручению Чингиза Мамедовича. Светлый эмир министр приглашает вас к себе на чашку чая, и встреча будет не деловой, а личной – завтра, в любое удобное вам время. Только вас одного, без делегации.
– Вы понимаете, с кем говорите, минбаши? – зловещим тоном вымолвил Каргин. – Я не имею привычки гулять в одиночестве, без своего секретаря, шофера и трех охранников.
– Тысяча извинений, мистер Керк! Вы меня неправильно поняли – о техническом персонале речь не идет. Разумеется, вас могут сопровождать ваши люди, но чай со светлым эмиром министром вы будете пить наедине. Тет-а-тет! Когда вы желаете осчастливить нас своим посещением?
– Ну, скажем, часика в четыре, – небрежно протянул Каргин. – Или лучше так: между четырьмя и пятью, но не позже шести. Светлого эмира, министра и сардара это устроит?
– Вполне. Стамбульская улица, десять, мистер Керк. И пусть ваш путь будет усыпан розами.
Положив трубку, Каргин довольно усмехнулся. Клюнуло! Кто там болтается на крючке пока неясно, но надо думать не плотва, раз вставили шило светлому эмиру! Ишь, засуетился!
Он встал, открыл шкаф, где за одеждой было спрятано оружие, взятое сегодня с боя, вытащил автомат, перенес к столу и, закрыв глаза, разобрал его и снова собрал. Потом сделал то же самое, засек время и убедился, что норматив перевыполнен. Это окончательно успокоило Каргина; он щелкнул несколько раз предохранителем, сунул «калашников» в шкаф, связался с Краснодаром, послушал щебет ласточки, передал отцу привет от Азера и сказал, что у него все о'кей. Затем лег в кровать и смежил веки.
Сон его был глубок, и никакие сновидения его не тревожили.
Интермедия. Ксения
Удачный день. Была в «Достыке», украшала свидание местных деловых с каким-то бизнесменом из Японии. Деловые сняли зальчик, расписанный под гарем персидского шаха: кусты роз между увитых плющем павильончиков, лани и олени с кроткими глазами, бассейн с фонтанами, а у бассейна – нагие девушки: одна поет, другая играет на флейте, а остальные пляшут. Красиво! Ксения тоже плясала – танец живота, фламенко и еще один испанский, с кастаньетами. Японцу понравилось. Не старый японец, лет сорока, а выглядит еще моложе. Возраст свой он Ксении на пальцах показал и попросил перевести, что восхищен русскими девушками, и что жены у него нет. Ну, это уже лишнее. Есть жена, нет жены… Какое ей, Ксении, дело?
Когда приехали в «Тулпар» и в номер поднялись, он был с ней очень нежен, шептал на английском и по-своему какие-то слова, которых Ксения не понимала, а по-русски знал только одно ласковое – дологая. Ну, и то хорошо… Рассчитался щедро, не скупясь, но не долларами, а таньга и иенами. Керим, получивший свое с деловых, скривил губы, но иены взял, прикинул курс, довольно осклабился и оставил ей таньга. Потом, опять усмехнувшись, сказал, что завтра-послезавтра отправит Ксению, Иру, Зойку и Веруню в горы отдохнуть. Не только, правда, отдохнуть, а еще и поработать на уважаемого человека, эмира, который настоящей крепостью владеет и городком Кара-Суук. Тихое место, отдаленное, и потому эмиру скучно. А сам он еще молодой и сильный, так что четыре наташки будут ему в самый раз, на ночь хватит, а то и на две.
Ксения выслушала и пожала плечами. Сегодня японец, завтра – эмир, послезавтра – араб или турок из чеченских наймитов, а там кто-нибудь другой… Не все ли равно?
- Сверху мокро, снизу грязно,
- Посредине безобразно,
- Посреди моя душа,
- А за душою – ни гроша.
Глава 7
Ата-Армут, 11 мая, утро,
день, вечер
Утром тучи надвинулись с гор и хлынул яростный весенний ливень. Небо потемнело, тяжелые капли дождя забарабанили в оконные стекла, потоки воды с шипением обрушились на землю, прибивая пыль, смывая ее с крыш и стен домов, с мостовых и тротуаров, с деревьев и пугливо замерших у обочин машин. Забурлили арыки, сверкнула молния, в небесах грохнуло, и Каргин проснулся. Проснулся легко, чувствуя себя отдохнувшим и переполненным энергией, словно буйство небесных стихий поделилось с ним своей силой и мощью.
Он вышел в гостиную. Перфильев уже поднялся, залез в душевую, возился там и что-то напевал впол-голоса – видимо, и у него настроение было отличным. Каргин помахал руками для разминки, поприседал, сделал мостик, потом включил телевизор и сел в позу лотоса.
Передавали последние известия, на три четверти посвященные деяниям туран-баши. Выглядел он импозантно – благообразный пожилой мужчина со смуглым, еще не обрюзгшим лицом, снежной сединой и мудрым отеческим взглядом. Его демонстрировали во всех ракурсах и позах, в самых различных обстоятельствах: речь президента в Курултае, президент на заседании в Диван-ханэ, президент открывает выставку художественной конской упряжи и сбруи, президент с народом, президент среди доблестных туранских воинов, президент с послами зарубежных держав. В заключение – президент на фестивале, где некая черноволосая девица, сверкая огненными взорами, читала посвященные ему стихи. Стихи были на русском – вероятно, для местных поэтов не являлось тайной, что с родным языком у президента проблемы.
- О великий туран-баши, Отец Народа!
- О тебе говорят во всех странах и землях,
- Мудрость твоя восторгает людей,
- И славят тебя за горами и за океанами,
- И даже на звездах преклоняются перед тобой!
– Со звездами ты, подруга, слегка перехватила, – пробормотал Каргин и уже собрался выключить телевизор, как на экране появилась его собственная физиономия, потом – переполненный конференц-зал интеротеля «Тулпар», свалка около резиновой емкости, фонтанирующей купюрами, сумочка мадам Ибрагимказиевой, с грозным посвистом разрезающая воздух, и Бак Флетчер, воздевший руки к потолку. Следом пошли сцены на банкете: обильный, даже роскошный стол, крупным планом – армянский коньяк и бутылки французского шампанского, Рогов с рюмкой – поднимает тост, бурные аплодисменты присутствующих, и, в завершение, опять Бак Флетчер, с огромным синяком на скуле и разбитой в кровь губой.
– Хрм!.. – раздалось за спиной Каргина. Он обернулся – Влад Перфильев, потирая ссадину на кулаке, благодушно взирал на экран. В его глазах светилось удовлетворение – такое, какое приносит человеку чувство выполненного долга.
– Что-то у меня аппетит разыгрался, – сказал он, облачаясь в джинсы. – Двигаем завтракать?
– Через пять минут, – ответил Каргин. – Я тоже хочу ополоснуться.
За столом, где собрались все, кроме дежурившего у их апартаментов Славы, он проинформировал о предстоящем визите к светлому эмиру и распорядился, чтобы Флинт, Рогов, Перфильев и Сергеев были после завтрака в офисе. Дождь к тому времени немного утих, но тучи по-прежнему плыли над городом, то погромыхивая, то озаряясь блеском молний. Дверь в лоджию оставили открытой, и в комнате пахло свежим грозовым воздухом.
– Завтра я его найду, – сказал Сергеев. – Сегодня не обещаю, но завтра найду непременно. Преподнесу на блюдечке с голубой каемочкой.
– Трудное дело? – осведомился Каргин.
– Не слишком. В лучшие времена в Армуте и окрестностях миллион проживал, ну а теперь, когда сбежали инородцы, осталось много меньше. Русских тысяч двенадцать-пятнадцать, и большинство на виду.
– Может, этот тип не русский, а хохол, – возразил Перфильев. – Или еврей либо этнический немец.
– Не имеет значения. Для местной полиции все они русские, так как родной язык выше этнической принадлежности. Предмет наших поисков – русский и, судя по описанию Фазли Юмашева, человек интеллигентный – очевидно, инженер, раз знаком с Барышниковым. Я бы предположил, что он из тех сотрудников КБ, которые исчезли из Челябинска, а это значит, что он, вероятнее всего, завербовался и трудится теперь на «Мартыныче». К этому мы имеем словесный портрет и нескольких остро нуждающихся феррашей… Семьи у них многодетные, средства нужны детишкам на молочишко, а в главном ферраш-управлении есть какая-никакая, а картотека. Мне обещали, что сегодня до нее доберутся, выдоят и извлекут всех подходящих фигурантов.
Похоже, Сергеев времени зря не теряет, решил Каргин, с удовольствием втягивая свежий прохладный воздух. Потом поинтересовался:
– Гальперин знаком с людьми, пропавшими из Челябинска? Вы спрашивали его?
– Разумеется, шеф. Всех ренегатов он не знает, но самых выдающихся не позабыл. Их четверо: Кузин и Петренко, оба – конструкторы, специалист по автоматике Ростоцкий, последний – Шаров, технолог-прочнист. Думаю, один из них и есть та личность, с которой встречались Барышников и Прохоров. – Бывший подполковник моргнул, уставился серыми острыми глазками в Каргина и напомнил: – Кстати, Алексей Николаевич… вы собирались лично заняться той барменшшей из «Достыка»…
– Провел первую рекогносцировку, – отрапортовал Каргин. – Сегодня, после рандеву со светлым эмиром Чингизом Мамедовичем, намечена разведка боем.
– Ты там не очень-то разведывай, мы все-таки мужики женатые, – буркнул Перфильев. – Генку бы послать… Натуральный штатник, холостой, и цвет экзотический… Да вот по-русски плохо балакает.
– Справлюсь, – успокоил приятеля Каргин и начал давать вводную: Перфильеву – сидеть в офисе, координировать движение боечастей; Рогову – обставить пошикарнее визит к министру ВОПиОБ; Флинту с переводчиком – звонить в газеты и журналы, съездить, если возникнет надобность, и подогреть интерес к минувшей конференции. Щедро подогреть, дабы в статьях отметили величие и силу ХАК, а также ее загадочную цель в Туране. Словом, чем больше шумихи и домыслов, тем лучше.
– Насчет визита, – сказал Рогов. – Ехать тут двести метров, однако для имиджа нужен эскорт. Мотоциклистов найму из феррашей, шестерых, чтоб трое спереди, трое сзади. Хватит столько?
– Дюжину наймите, – приказал Каргин. – Теперь о наших секьюрити: Слава – на дежурстве, Диму и Рудика я возьму с собой, а Балабин пусть охраняет Сергеева. Мало ли что… Кто предупрежден, тот вооружен.
– Гальперину что делать? – спросил Влад, вступая в обязанности координатора.
– Со мной поедет. Будет изображать моего секретаря, подарок эмиру-сардару потащит. Тот турецкий ятаган, что в сейфе. – Бросив взгляд на сейф, Каргин вспомнил, что денег в нем осталось немного, и осведомился: – Аренда в Первом президентском на кого оформлена?
– На две персоны, на меня и мистера Сергеева, – отозвался Генри Флинт. – С одновременным доступом.
– Тогда прежде всего съездим в банк, в хранилище. Тысяч семьсот-восемьсот возьмем, хватит на первое время.
– Большие деньги, и ты вчера про них всей местной общественности звякнул, – заметил Перфильев. – Ребята пусть с вами поедут и «калаши» положат под сидения.
– Само собой, – кивнул Каргин. – Ну, расходимся, и за дело!
Первый президентский располагался на Багдадской улице, некогда имени Чапаева, и занимал здание бывшего республиканского Внешторгбанка. В былые годы сюда ходила элитная публика, партхозактив, гостивший в заграницах, и также личности попроще, нефтяники, геологи, строители, которым выпала удача потрудиться в братских африканских и азиатских странах. Каждый, сообразно заслугам, получал валютный сертификат с полосой того или иного цвета и мчался отовариваться в «Березку», прямо напротив банка, где висели импортные шубы, стояли пылесосы, плейеры и видаки, сверкали белой эмалью стиральные машины «Бош» и «Сименс» и прочая финско-шведско-немецкая техника. Теперь на месте «Березки» был магазин собачье-кошачьих кормов, но с банком, если не считать хозяев и вывески, таких радикальных перемен не наблюдалось. Стены по-прежнему были прочны, решетки надежны, дубовая мебель массивна, а стражи – бдительны.
После проверки документов, занявшей сорок минут, Флинта с Сергеевым, а при них – Каргина, проводили за три двери в глухую подвальную камеру. Здесь висела яркая лампа и находился стол, где клиенты могли распаковать или сложить хранимое имущество, а по трем стенам тянулись до самого потолка сейфы с номерами от первого до сто шестидесятого. Были сейфы крохотные, для драгоценностей, были маленькие, для важных бумаг, были побольше, рассчитанные на сумку либо чемодан, а были и такие, куда удалось бы спрятать труп в большом старинном сундуке. Осмотревшись, Каргин одобрительно кивнул и решил, что его подозрения насчет Первого президентского, пожалуй, безосновательны. Все тут выглядело очень солидным, надежным и по-советски капитальным, ничем не уступая хранилищам американских и швейцарских банков.
Служащий, сопровождавший их, еще раз сверил номер, открыл своим ключом первый замок в ячейке 42 и вышел, притворив за собой стальную дверь. Лицо Флинта стало сосредоточенным, как у любого американца, имеющего дело с большими деньгами; он выпятил нижнюю губу, пошарил в кармане, вытащил ключ, вставил в паз и повернул. Сергеев, словно тень, копирующая движения Флинта, произвел все те же операции.
Сейф щелкнул, дверца распахнулась. Сумки с деньгами в сейфе не было. Вместо нее лежала газета. Каргин вытащил ее, развернул и убедился, что это издание на японском языке.
– Что за дьявол? – произнес Генри Флинт и попытался засунуть голову в ячейку.
– Не дьявол, – спокойно отреагировал Сергеев, – а чьи-то ловкие пальчики, шаловливые ручки и быстрые ножки. Думаю, из самого верхнего эшелона местных руководителей. У кого еще свободный доступ ко всем ключам и сейфам? Только у хозяев-банкиров.
К темным щекам Флинта прихлынула кровь, пальцы сжались в кулаки.
– Подонки! Азиатская мафия! Фак их сорок четыре раза! – рявкнул он. – Возвращаемся к машине, хватаем оружие и берем банк! Я охрану положу, шеф – кассиров, а парни пусть мешки выносят!
– Зачем нам мешки с таньга? – рассудительно заметил Каргин, похлопывая по ладони японской газетой. – Ты, Генри, не заводись. Этот случай американскому уму непостижим, тут мы должны разбираться – те, кто родом с постсоветского пространства. – Он повернулся к Сергееву и перешел на русский: – Полагаете, тут президентский племяш потрудился? Как там его?..
– Курбанов Нури Дамирович, – подсказал отставной кагэбэшник. – Нет, я решительно так не считаю, Алексей Николаевич. Во-первых, трусоват, во-вторых, отнюдь не беден, а в-третьих, его вообще в Армуте нет. По моим сведениям он сейчас в Антибе, под Ниццей. На яхте катается или ласкает местных одалисок. А вот его полномочный заместитель…
– Кто таков?
Сергеев поднял глаза к бетонному потолку.
– Ильяс Гарифович Алекперов, точный возраст не знаю – где-то за сорок или около, институтский друг Нури Курбанова, пользуется его доверием. Исполнительный директор Первого президентского. Хитер, ловок, беспринципен, нагловат, имеет обширные связи. Среди щелкоперов, которых вы вчера созвали, наверняка есть его дружки-приятели.
– Ясно, – промолвил Каргин и кивнул на распахнутый сейф. – Закрывайте! Идем наверх и делаем вид, что ничего не случилось.
Миновав три бронированные двери, они поднялись в вестибюль. Здесь дежурили три стража с автоматами, четвертый маячил у входа в операционный зал, а пятый – на лестнице, что вела на верхние этажи, к кабинетам руководства. Наверняка в одном из них сидел сейчас хитрый и беспринципный Ильяс Гафурович, потирал шаловливые ручки и думал о том, как ловко он облапошил «Халлоран Арминг Корпорейшн» вкупе с ее российскими партнерами. Скрипнув зубами, Каргин сделал шаг к лестнице, но остановился.
– Пойдем разбираться? – с надеждой спросил Генри Флинт и стиснул огромные кулаки.
– Не сейчас.
Каргин сунул в карман японскую газету и направился к автомобилю. По дороге он думал о том, что не пробыл в Армуте и трех дней, а его уже пытались похитить, обвинили в мошенничестве, а затем ограбили. Масса неприятностей, даже если не вспоминать о пропавших Косте Прохорове и Барышникове! Сплошные экстраординарные ситуации! И они, разумеется, требовали адекватных мер, тоже экстраординарных.
Вернувшись в отель, он поднялся к себе, прикинул, что в Калифорнии сейчас поздний вечер, с минуту колебался, потом решил, что президент имеет право потревожить вице-президента в любое время дня и ночи. Хоть с бабы снять, или с горшка, или намыленного из ванны вытащить! Такая уж вице-президентская доля, размышлял Каргин, соединяясь со штаб-квартирой ХАК.
Дежурный оператор был на месте и глядел на него как положено – так, как смотрит служака-сержант на полководца-маршала. Сержантов Каргин уважал (помнились ему слова Толпыго, что сержант человеку лучший товарищ и друг), и потому он скупо улыбнулся, а затем велел отыскать коммодора Шона Дугласа Мэлори – быстро, срочно и без промедлений.
Мэлори, к счастью, был не в постели, а в бодрствующем состоянии. Голый череп его сверкал, лицо сияло, и выглядел он так, будто не Каргин к нему явился, а Санта Клаус с новогодним даром: «мерседес», а в нем блондинка и мешок с брильянтами.
– Чем заняты? – спросил Каргин.
– Не могу сказать, сынок, что в данный момент забочусь о росте активов «Халлоран Арминг Корпорейшн». Вечеринка у нас с супругой. Она с дамами пьет лимонад, а сражаюсь в бридж с джентльменами… Не без успеха, должен заметить!
Кажется, коммодор был слегка навеселе.
– Есть проблема, сэр. Скажите, у нас имеются люди на юге Франции?
Улыбка исчезла с лица Мэлори. Секунда, и взгляд его сделался острым, точно зрачки превратились в пару стальных гвоздей.
– У нас, мой мальчик, есть люди на юге и севере Франции, в пустыне Сахаре и даже на Огненной Земле. В Туране только наших маловато – ты и твоя команда. Что необходимо сделать?
– Разыскать в Антибе, что под Ниццей, Нури Курбанова, туранского подданного, племянника туран-баши. Разыскать, подвесить над бассейном с крокодилами, сделать видеозапись и отослать мне по сети. Можно не церемониться – чем больше синяков и ссадин, стонов и воплей, тем лучше. Запись должна быть у меня через сутки.
– Сделаем, – сказал Мэлори. – Этот… как его?.. Курбанофф?.. сильно тебе досадил? Плюнул в стакан с выпивкой?
– Хуже, значительно хуже. Он – банкир, и покусился на наши деньги.
– О! Это непростительная ошибка! – разом посуровев, промолвил коммодор. – Не уверен, найдутся ли в Ницце крокодилы, но дюжину гадюк гарантирую!
Он исчез с экрана.
– Что за работник! Цены нет! – со вздохом сожаления сказал Каргин. – Жаль только, что мерзавец.
Он поглядел на часы, выяснил, что уже половина второго, поднял трубку и велел подавать ланч. Откушал неторопливо, съел салат, выпил кофе с булочкой. Постоял в лоджии, посмотрел, как ветер разгоняет тучи, разбрасывая их по бирюзовому небу, полюбовался на омытый ливнем город. Отметил, что давешний черный «ландкрузер» опять у подъезда – значит, не репортерский, а кому-то из постояльцев принадлежит. Прошел в офис, к Перфильеву, вытащил из сейфа «Бэрримор» турецкий ятаган в ножнах с золотой инкрустацией, обсудил с Владом его недостатки сравнительно с саблей и мачете, вызвал Юрия Гальперина и велел завернуть эту игрушку в заранее приготовленный кусок парчи. Вернулся к себе, переоделся и решил, что можно ехать к светлому эмиру.
Шесть мотоциклистов-феррашей впереди, шесть – позади, все в черной коже и черных, лаково блестящих шлемах… Плюс полицейская машина с сиреной и мигалками. Плюс зажженные фары. Плюс трубный рев: «Освободить дорогу! К обочине! Всем к обочине!»
В грохоте, звоне и блеске огней процессия подкатила к зданию бывшего горкома партии, ныне – министерства ВОПиОБ. Ворота меж прочных железных решеток раздвинулись, стражи взяли на караул, «ЗИМ» величественно развернулся у портика с мощными квадратными колоннами, выскочил Дмитрий и распахнул дверцу. Каргин вышел и, в сопровождении секретаря и двух своих секьюрити, проследовал в просторный вестибюль. Тут висели четыре портрета туран-баши, высилось его изваяние в полный рост, а рядом – государственный бунчук Турана: древко с перекладиной, с которой свешиваются девять черных конских хвостов. Каргин, уважавший древние традиции, отдал бунчуку салют и был препровожден толпой министерских чиновников и штабистов в пестрых мундирах на третий этаж, к кабинету светлого эмира.
Коридор, выстланный ковровой дорожкой, был длинным и широким. Времени как раз хватило, чтобы восстановить в памяти информацию, полученную от Сергеева: Таймазов Чингиз Мамедович, сорока трех лет, служил на мелких должностях в Москве, в генштабе, боевым опытом не обременен, зато известен как ловкий политик. Брат супруги туран-баши, считается его возможным преемником… Что еще? Слабости: любит женщин, коллекционирует холодное оружие…
Свита Каргина осталась в приемной размером с волейбольную площадку. Осанистый черноусый полковник – видимо, тот самый минбаши Айвар Сабитов – быстро провел его через кабинет с огромным письменным столом к дальней двери. За ней было что-то вроде предбанника с дюжиной кресел и еще одна дверь; адьютант открыл ее, громко выкрикнул: «Мистер Алекс Керк к светлому эмиру министру, сардару!» – и согнулся в поклоне. Каргин вошел.
Вероятно, это была личная комната отдыха: тут находились мягкие диваны, низкий столик с коньяком и фруктами, украшенный бутылками бар и резной палисандровый шкафчик. На одной стене были развешаны старинные мечи, сабли, шпаги, кинжалы и кортики, на другой – цветные фотографии женщин в количестве двенадцати. Все красивые, молодые, восточного и европейского типа, брюнетки, блондинки, шатенки, одна – рыжая. В простенке между окон висело большое полотно, писаное маслом: туран-баши и темноволосая женщина лет сорока на фоне цветущих жасминовых кустов. Под этой картиной в щедро позолоченной раме замер мускулистый молодец в шароварах и безрукавке.
Министр, облаченный не в мундир, а по-домашнему, в халат – поднялся с дивана около столика. У Таймазова было красивое восточное лицо, в чертах которого проглядывало сходство с изображенной на картине женщиной: бархатные черные глаза, тонкий нос с горбинкой, яркие губы, широковатые скулы. Портил его взгляд – исподлобья, с прищуром, словно у купца, оценивающего товар и соображающего, как сбить на него цену.
– Рад видеть вас, драгоценный ага! – Широкий жест в сторону дивана. – Я слышал, ага свободно говорит по-русски? Переводчик нам не нужен?
– Нет, светлый эмир. – Каргин сел, закинул ногу на ногу и поглядел на мускулистого молодца. – Если этот парень переводчик, отправьте его отдыхать.
– Булат не переводчик, он – моя тень, лучший в Туране воин, – сообщил Таймазов. – При нем можно говорить свободно. Верный человек, преданный.
– Большая редкость в нынешние дни. – сказал Каргин, посмотрев на стол с французским коньяком «Курвуазье», тяжелыми гроздьями винограда, персиками и грушами в хрустальных вазах. – Кажется, меня приглашали на чай?
– Чай – понятие растяжимое, – откликнулся хозяин. – Ну, по обычаю северного соседа… за знакомство…
Они выпили. Коньяк был хорош, мягок и ароматен. Каргин заметил, как затрепетали ноздри у мускулистого телохранителя, и перевел глаза на стену, увешанную оружием.
– Моя скромная коллекция, – пояснил Таймазов. – А это, – он усмехнулся, обозрев фотографии женщин, – тоже коллекция, но другая. Мой пышный цветничок… Увы! Такие шалости уже в прошлом.
Каргин подмигнул рыжей девице.
– Это вы зря, сардар. Вы мужчина хоть куда!
– В том-то и вопрос – куда, – с деланным сожалением вздохнул Чингиз Мамедович. Его взгляд обратился к семейному портрету курбан-баши, затем к потолку. – Если туда, на самый верх, жениться нужно – главе государства неприлично быть холостяком. Сестра уже и невесту подыскала…
Намекает на свои наследные права, отметил Каргин. Впрочем, беседа развивалась непринужденно, и вторая рюмка «Курвуазье» прошла без помех. Опрокинув ее, Таймазов сладко причмокнул и, закусив персиком, произнес:
– Ну, к делу, драгоценный ага! Встреча у нас без галстуков, но дело есть дело. Я понял так, что вы на нас в обиде? Пресс-конференцию созвали, шум устроили, деньги пишущей братии швыряли… А зря, зря! Для ваших денег найдется лучшее применение.
Каргин небрежно помахал рукой.
– У меня их много. Считайте, что я заплатил за удовольствие видеть вас. – Он приподнял бровь и добавил: – Чего никак не могли добиться мои сотрудники.
– Восток спешки не любит, – возразил Таймазов. – Верительные грамоты и документы, представленные в мое министерство, должны быть проверены, информация изучена моими подчиненными, и предварительные решения положены сюда. – Он раскрыл ладонь. – К тому же мы так далеки от вашего континента… Откуда нам знать, что такое ХАК? Пришлось справляться у нашего посла в Вашингтоне.
– Насчет меня тоже справились? – полюбопытствовал Каргин.
– Конечно, дорогой ага! Кроме военной промышленности и армии мне подчиняются таможенная и пограничная службы, которые сообщили, что в страну въехал российский гражданин Каргин Алексей Николаевич. И вдруг он созывает журналистов и объявляет себя Алексом Керком, американским миллиардером! Что я должен думать, мой драгоценный?
– У меня двойное подданство. Как гражданину России мне не требуется виза. – Каргин отщипнул виноградину, прожевал и спросил: – Так что же положили вам на ладонь ваши подчиненные, сардар? Проблема ведь простая: «Шмели» с технической документацией должны отправиться в Челябинск, завод перепрофилирован, на что моя корпорация готова выделить кое-какие средства. Скажем, миллионов сто или двести, но при условии, что нам достанется контрольный пакет. Если этого мало…
Таймазов покачал головой.
– Дело не в том, мало или много. Мы рассматриваем этот вопрос шире, мой бриллиантовый ага: как и на что перепрофилировать. Компот из груш, а также бляхи и папахи нас решительно не устраивают. Ни нашу державу, ни наших возможных партнеров и ваших конкурентов, весьма заинтересованных в изделии «Манас».
– Нет никакого «Манаса», мой изумрудный эмир, есть «Шмель», российская собственность, в которой ХАК имеет свою долю, – твердо промолвил Каргин.
Чингиз Мамедович, скрестив руки, откинулся на диванную подушку. Его прищуренные глаза были непроницаемы.
– Так мы далеко не уедет, мистер Керк. Собственность, может, и российская, но мы-то в Туране! Опять же, где она, эта собственность, кто ее видел? Есть мнение, что три экраноплана из установочной серии были уничтожены, взорваны или разбиты кувалдой, когда русские дивизии покидали Туран. Кстати, техдокументацию сожгли.
– Цена вопроса? – нахмурившись, осведомился Каргин.
– Ну-у… – Взгляд Таймазова блуждал по миловидным женским личикам. – ХАК мощная корпорация, влиятельная, богатая… Подумайте, что в ваших силах предложить… Поддержку некоторым лицам, когда дело дойдет до президентских выборов… в будущем, конечно, не сейчас. А в данный момент – совместное производство «Манасов» на паритетных началах с ХАК, но без России. Мы предоставляем территорию, промышленную базу, рабочие руки, ваша корпорация – финансирование и техническую помощь. – Светлый эмир потянулся к бутылке и разлил по третьей. – Как видите, я с вами откровенен, мой ага. Я скажу даже больше: предложенный мной проект, во всех его частях, настоящих и будущих, обсуждался и с другими лицами.
– С кем конкретно?
– Список весьма обширен, – произнес Чингиз Мамедович с уклончивой улыбкой. – Персы, арабы, турки, пакистанцы… разумеется, Китай и Индия… Аргентинцы, потерпев поражение от Англии, тоже проявляют интерес. Так что насчет паритетных начал?
– Вариант неприемлем, – произнес Каргин.
– Сорок процентов продукции будут ваши.
– Вариант неприемлем.
– Пятьдесят процентов!
– Вариант неприемлем.
– Хорошо, шестьдесят процентов и контрольный пакет!
– Вариант неприемлем.
Сардар печально вздохнул.
– Вы очень жестко ведете переговоры, мистер Керк. И я, кажется, понимаю, в чем ваша проблема: как говорят социологи, вы не можете себя позиционировать. Кто вы, мой драгоценный ага: миллиардер из Штатов или капитан в отставке из России?
И об этом знает, презерватив ходячий! – подумал Каргин, ощущая приступ ярости. Вспышка была внезапной и потому трудно контролируемой; на миг он представил, как сворачивает шею светлому эмиру, как хрустят, ломаясь, позвонки, кривится рот, и струйки смешанной с кровью слюны стекают по подбородку. Зрелище было сладостным, вполне в духе капитана Керка из роты «гепардов», но тот Керк остался в прошлых временах, где-то между заирскими джунглями, пылающей Боснией и окровавленным островом Иннисфри. Здесь был другой человек, глава огромной корпорации, и оружие у него было другим.
Каргин поднял рюмку, отхлебнул и сказал:
– За ваше здоровье, Чингиз Мамедович, и за ваши надежды и успехи на политическом поприще! За вашу семью, за сестру Нестан-хатун, за уважаемого зятя, за брата его Дамира Саидовича и племянников Нури и Саида! – Он подумал о том, что творят сейчас с этим Нури подручные коммодора, усмехнулся и добавил: – Как говорится на Востоке, пусть в садах ваших судеб всегда цветут розы счастья!
При упоминании брата и племянников туран-баши лицо у Таймазова потемнело и перекосилось. Однако он выпил и что-то хотел сказать, но Каргин не собирался выпускать из рук инициативу.
– Желаете знать причину моей несговорчивости? Я имею данные о том, что «Шмель» – или «Манас», если угодно – не может быть использован в боевых условиях без системы ДМУО, то есть без вспомогательной автоматики. Так что вы мне, собственно, предлагаете, сардар? Пустую консервную банку на воздушной подушке?
Щеки министра обрели прежний цвет. Он словно воспрянул духом, хитро прищурился и с уверенным видом заявил:
– Это наши проблемы, ага. Не сомневайтесь, пустыми банками не торгуем – в каждой будет грушевый компот!
Вот это номер! – мелькнуло у Каргина в голове. Стараясь не выдать своего волнения, он прикрыл глаза и равнодушным тоном произнес:
– Я обдумаю ваши предложения, светлый эмир. Разумеется, после встречи с туран-башой. Не сочтите за обиду, но мне нужны гарантии на самом высшем уровне.
С минуту Таймазов размышлял, а Каргин приглядывался к его телохранителю. Крепкий мужик, накаченный, и стоит, как монумент, бровью не дрогнет… А как у нас с реакцией? Если, к примеру, взять фруктовый ножик, чтобы ткнуть эмира в глаз – успеет допрыгнуть?
– Хорошо, – сказал наконец Чингиз Мамедович, – я устрою вам рандеву с президентом. Постарайтесь утихомирить прессу, не созывайте больше конференций, не швыряйте денег нищим крысам, а встречу я вам устрою. В самом скором времени и, разумеется, неофициальную.
– Моя благодарность не имеет границ, – сказал Каргин, надкусил грушу и повернулся к телохранителю. – Моего секретаря сюда! Быстро!
Мускулистый, дождавшись хозяйского кивка, вышел и тут же возвратился с Гальпериным. Тот бросил на Таймазова угрюмый взгляд, но Каргин уже поднялся, заслонил инженера, выхватил у него из рук завернутый в парчу ятаган и прошипел: «Через левое плечо – шагом марш!» Затем шагнул к светлому эмиру.
– Небольшой знак нашего внимания, Чингиз Мамедович…
Ткань упала, сверкнули алые рубины на ножнах и рукояти, выскользнул из плена изогнутый клинок, и сардар расплылся в довольной улыбке.
– Вы знаете, чем меня осчастливить!
Читать бесплатно другие книги:
